Глава 1

Между двух огней

Утром на работу Лариса собиралась особенно тщательно. Перебрала все костюмы, висевшие в шкафу, барахла у нее, благодаря маминому французскому поклоннику, предостаточно. Раньше, когда Ларисе было восемнадцать — двадцать, она обожала облачаться в новые тряпки, увлекалась экспериментированием, подбирая порой жуткие цветовые сочетания (для мамы это называлось «я ищу свой стиль») и страстно любила ходить по заграничным магазинам, конечно, когда представлялась такая возможность. Истинное наслаждение — копаться в куче шмоток на распродаже в каком-нибудь большом универмаге и вдруг найти брюки, о которых мечтала полгода, или купальник в диких розочках, особенно модных в этом сезоне. А когда Лариса в первый раз попала в Лондон, — у Жанны Сергеевны были гастроли, и ей разрешили взять с собой дочь, — она открыла для себя прелесть магазинов «секонд-хенд». Их «секонд-хэнды» — совсем не то, что стали практиковать сейчас в Москве. У нас это — разновидность плохой комиссионки, груды поношенного барахла. Там процесс покупки напоминал работу старателя-золотоискателя: как они среди песка находят крупицы золота, так и ты можешь найти среди некондиционных блузок и юбок пиджак от «Армани», совсем новый и по смешной цене. Подлинным Ларисиным триумфом стала покупка роскошного черного брючного костюма от Джанфранко Ферре всего за сто фунтов. В «Галерее Лафайет» в Париже такой костюмчик обошелся бы раз в десять дороже.

Но это все в прошлом. Уже много лет Лариса занималась собой только по инерции, и, если бы не Жерар, ее гардероб составляли бы джинсы, футболки и свитера. Жерар по старой памяти продолжал поставлять ей вещи от Лафайета.

На улице сегодня было не то что тепло — просто жарко. Поборов искушение облачиться в белое полотняное платье, — белый цвет ей, конечно, идет, но от московской пыли к вечеру платье утратит свою первозданную свежесть и превратится в жеваную тряпку с серыми разводами, — Лариса в результате выбрала скромный костюмчик цвета молодой листвы: короткая юбка и короткий же приталенный жакет. Материал — лен с вискозой, значит, есть шанс сохранить отглаженную четкость линий до того момента, когда она предстанет пред Андреевы очи. Потом, покопавшись на полке, взяла в руки заветную оранжевую коробку, фирменную коробку знаменитого магазина «Гермес», и достала из нее шелковый платок с бело-зеленым рисунком. Небрежно повязанный вокруг шеи, он замечательно сочетался с выбранным Ларисой костюмом.

По летней жаре косметика требовалась минимальная: чуть тронуть веки золотистыми тенями, губы — нежно-розовой помадой… Зато много хлопот доставили волосы. Сначала Лариса решила оставить их распущенными, потом вспомнила, что Андрею нравилось, когда она заплетала французскую косу — волосы вплетаются прядями прямо от затылка. Обычно она сооружала эту прическу без труда, но сегодня, как назло, прядки никак не хотели распределяться ровно и коса получалась кривоватой. С четвертого раза наконец удалось добиться желаемого результата. Сунув ноги в новые белые туфельки, Лариса в последний раз критически оглядела себя в зеркале с головы до пят. Костюм сидит почти идеально, волосы аккуратно причесаны, золотые каплевидные сережки, тонкая длинная цепочка на шее и шелковый платок от «Гермеса» — очень уместные штрихи, придающие внешности непринужденную элегантность. И ноги в этих туфельках смотрятся замечательно стройными. Пожалуй, физиономия чуть бледновата, но тут уж ничего не поделаешь.

Выйдя из подъезда, Лариса остановилась, проверяя, не забыла ли ключи от своего рабочего сейфа. Вроде бы она положила их в боковой кармашек сумки, тот, что на «молнии»…

Неожиданно кто-то сзади тронул ее за плечо:

— Лариса!

Она вздрогнула, обернулась — и не поверила собственным глазам. Владик Максимов здесь, у ее подъезда, в половине десятого утра?! Лариса моргнула, потом провела рукой по лбу, у нее что, галлюцинации начались на нервной почве? Но Владик был вполне реален, смотрел на нее во все глаза и глупо улыбался.

— Что… Что ты здесь делаешь? — севшим от неожиданности голосом спросила Лариса.

— Жду тебя.

Лариса откашлялась, прочищая голосовые связки, и потом уже довольно спокойно поинтересовалась:

— Зачем?

Владик пожал плечами:

— Просто так.

Лариса смотрела на него все еще слегка обескураженно:

— Не понимаю…

Нет, все-таки Владик у ее подъезда — глупость какая-то! Бессмыслица. Такая же бессмыслица, как… Как если бы ей предложили съесть на завтрак квашеную капусту и запить ее кофе. От этого совершенно дурацкого, непонятно как пришедшего в голову сравнения Лариса чуть не рассмеялась. Вот ведь женщина, все сведет к кулинарии!

Заметив ее улыбку, Владик приободрился.

— Куда ты идешь? — спросил он.

Лариса про себя усмехнулась — куда еще можно идти в полдесятого утра? Разумеется, на работу. Но вслух этого не произнесла.

— Так куда?

Он заступил ей дорогу. Лариса нахмурилась:

— Такие вопросы женщинам не задают.

— Но я просто подумал, может, провожу… — Владик растерялся. — Можно?

— А если я собираюсь далеко за город?

— Все равно. Времени у меня навалом. Ну так можно?

— Нет. — Лариса сделала попытку обойти его с фланга, но тротуар был нешироким, справа — газончик, а слева — оставшаяся от вчерашнего дождя громадная лужа. — Слушай, пропусти меня, пожалуйста. Мне не хотелось бы испачкать туфли.

— Почему ты не хочешь, чтобы я тебя проводил?

— Потому что не хочу.

Владик заглянул ей в лицо:

— Что с тобой?

— Ничего. Ты меня пустишь или нет?

Владик сделал было движение в сторону газончика, но задержался и вдруг спросил:

— А если я на крышу залезу?

Она изумленно посмотрела на него:

— Зачем?

— Ни за чем. Просто — залезу.

— Как? Здесь даже пожарной лестницы нет.

— А я по водосточной трубе.

Абсурд какой-то… Нашел чем угрожать, залезет на крышу по водосточной трубе…

— Лезь…

Лариса пожала плечами, аккуратно обошла все еще стоящего на дороге Владика и направилась к метро. Пройдя метров десять, услышала оклик:

— Лариса!

Она не оглянулась.

— Лариса! Я же сказал, что залезу.

Она не выдержала, бросила быстрый взгляд через плечо и бегом кинулась обратно. Владик, подтягиваясь на руках, добрался уже до второго этажа. Две заинтересовавшиеся старушки на другой стороне улицы остановились и наблюдали его восхождение. Ну все, промелькнуло у Ларисы в голове, уже начала собираться толпа. Через пару минут к старушкам присоединятся молодые мамаши, выгуливающие отпрысков в соседней песочнице, потом подбредут местные алкаши… Даже если этот идиот не свалится, то станет развлечением для всей улицы и запросто может угодить в милицию.

— Спускайся! Спускайся быстрее! — закричала она.

— А ты разрешишь тебя проводить? — Владик завис у карниза, разделяющего второй и третий этажи.

Лариса поморщилась:

— Ты спустишься или нет?

— А ты разрешишь тебя проводить или нет? — повторил Владик. — Если нет — не спущусь.

Старушки перешли через дорогу и стояли чуть поодаль, с жадным любопытством разглядывая Ларису. Одна другой негромко сказала, кивнув в Ларисину сторону:

— Небось хахаль ейный. Поссорились небось, вот и выкаблучивается.

— Что-то молоденький больно, — засомневалась другая. — Она-то уж не школьница, не-ет! Может, сестра его старшая?

— Какая сестра! Да и не старше она его вовсе. Они сейчас разоденутся как большие, косметику всякую на себя намажут, не поймешь, то ли ей пятнадцать, то ли все двадцать пять. Говорю вам, хахаль!

Старушки, совсем не стесняясь присутствия Ларисы, принялись обсуждать варианты.

— Так разрешишь? — опять спросил сверху Владик.

— Слезай!

Лариса была зла как никогда.

— Разрешишь?

— Да, черт побери!

— Обещаешь? — не унимался этот горе-верхолаз.

Пришлось подтвердить:

— Обещаю!

Не прошло и минуты, как Владик был на земле. Бесплатный спектакль закончился, и разочарованные старушки засеменили по своим пенсионно-магазинным делам. Владик посмотрел им вслед и рассмеялся:

— Цирк сгорел, и клоуны разбежались.

— Одного клоуна я сейчас вижу перед собой, — ядовито процедила Лариса.

— Да ладно, — слегка смутился Владик. — А что делать, если тебя по-другому не проймешь?

— Ничего, — Лариса бросила взгляд на часы и охнула: — Пошли скорее, горе мое. Иначе я опоздаю на работу.

По дороге к метро они не разговаривали — какой уж разговор на бегу. Однако и дальше беседа решительно не клеилась. Владик несколько раз пытался развить то одну, то другую тему, но Лариса была слишком занята своими мыслями, чтобы создать хотя бы видимость заинтересованности. Честно говоря, она не то что не слушала Владика, но и почти не замечала его присутствия.

Уже стоя перед дверью «Орбиты» на Спиридоновке, Владик сказал так небрежно, как будто это подразумевалось само собой:

— Вечером я подожду тебя?

— Что? — она вздрогнула и словно очнулась.

— Я подожду тебя здесь вечером? — полувопросительно-полуутвердительно повторил он.

Вот тут она действительно испугалась:

— Нет, ни в коем случае!

Владик ревниво-встревоженно посмотрел ей в лицо:

— У тебя что, свидание назначено?

— Да нет, какое там свидание! — Нужно срочно что-то придумать, чтобы этот дурачок действительно не притащился вечером в «Орбиту» — Просто я, вероятно, буду работать допоздна…

— Прекрасно, — перебил он ее, — я принесу тебе бутерброды из «Макдоналдса»!

— Я не ем ни чизбургеров, ни гамбургеров.

— Хорошо, можно купить пирожки в «Русском бистро». Хочешь?

— Нет. И вообще, мне будет неудобно, если ты появишься в офисе. У нас так не принято.

— Что «не принято»?

— Частные дела в рабочее время.

— Но…

— Я сказала — нет! — Лариса раздраженно повысила голос. — Нет, и все. Не ставь меня в дурацкое положение.

Владик упрямо прикусил губу. Видно было, что он обиделся, но затеи своей не оставил. Еще выкинет сейчас что-нибудь похожее на утреннее происшествие! Второй такой сцены она не выдержит… Поэтому Лариса постаралась взять себя в руки и примирительно сказала:

— Сегодня приходить не надо, а вот завтра утром можешь снова проводить меня на работу. Если, конечно, у тебя нет других дел…

— Завтра? — сразу расцвел Владик. — Конечно, нет. Конечно, я провожу. Может быть, завтра у тебя и вечер освободится?

— Там посмотрим, — уклончиво сказала она. — Ну ладно, до завтра. Мне давно пора идти.

Она послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью. Владик постоял у «Орбиты» еще с минуту, а потом медленно пошел в сторону площади Восстания. По его лицу бродила глупо-счастливая улыбка. Она сказала «до завтра»! Завтра он снова ее увидит! А может быть… Все может быть! Господи, как еще долго, долго, долго жить до следующего утра!

Лариса старалась не думать о том, что ей предстоит вечером, потому что иначе у нее весь день пошел бы насмарку. Но чем ближе придвигались стрелки часов к шести, тем труднее ей было сдерживать себя. В пять она, наконец, сдалась: закрылась в своем крохотном кабинетике, достала сигареты и откинулась в кресле, стараясь хоть немного расслабиться, унять нервную дрожь в руках и ногах и мысленно подготовиться к встрече с Андреем. Она должна быть спокойной и уверенной в себе. Ничего особенного не происходит и не произойдет, они просто сходят куда-нибудь поужинать, поговорят и расстанутся. И больше встречаться не будут. Не будут, не будут, не будут… А почему не будут? Может быть…

Ладно, не надо загадывать. Что случится, то случится. Главное — чтобы сегодняшний вечер прошел достойно…

Когда Лариса вышла из офиса, она была близка к обморочному состоянию. От страха и волнения сосало под ложечкой, и в желудке образовалась противная тянущая пустота. Словно она не на свидание шла, а на Голгофу. Однако внешне все обстояло благополучно: по Спиридоновке двигалась уверенная в себе блондинка, светло-зеленый костюм выглядел так, словно его только что тщательно отутюжили, стройные загорелые ноги, открытые юбкой выше колен, легко ступали по нагретому солнцем тротуару, и золотистая коса покачивалась в такт шагам. Завернув за угол, она сразу увидела машину Андрея, синюю «Ауди». Передняя дверца была приоткрыта, и Лариса быстро скользнула на место рядом с водителем. Андрей сразу включил зажигание, и машина плавно двинулась по направлению к Садовому. Все произошло так непринужденно и обыденно, словно он каждый день встречал ее после работы и она давно к этому привыкла. После непродолжительного молчания Лариса небрежно спросила:

— А куда мы, собственно, направляемся?

Андрей улыбнулся:

— В одно симпатичное место. Тебе оно понравится.

— Я же заказывала «Гамбринус»!

— Это лучше.

Вот и разговаривают они легко и просто, внешне совершенно не напрягаясь. Интересно…

«Симпатичным местом» оказался маленький ресторанчик-погребок, вход в него был замаскирован под обычную подвальную дверь и находился во дворе сталинского дома на Остоженке. Не было ни рекламы, ни яркой вывески на доме, вообще никаких опознавательных знаков, лишь на самой двери красовалась деревянная табличка с загадочной надписью «У Руслана».

Андрей припарковал машину на маленькой дворовой стоянке, вышел сам и, обойдя «ауди», галантно помог выбраться из машины Ларисе.

Двор был достаточно грязный, неухоженный и какой-то пустой. Посреди торчали сломанные железные качели — у них возились девочки лет десяти, да в отдалении у песочницы сидели две бабульки, пасущие малолетних внуков. Зато у подвальной двери стоял мрачного вида молодой человек и исподлобья разглядывал вновь прибывших. Наткнувшись на взгляд этой небритой личности, Лариса в изумлении остановилась:

— Куда ты меня привез? Это что, подпольная «малина»? А Руслан, он что… Подожди, забыла, как же это называется на воровском жаргоне? Шеф?

— Ты хочешь сказать пахан? — Андрей невозмутимо закрыл дверцу машины и включил сигнализацию. — Пошли.

— Не пойду! — шутливо уперлась Лариса. — Я честная девушка и не намерена так рисковать репутацией. Сначала скажи, кто такой Руслан.

— Богатырь.

— Какой богатырь?

— Муж Людмилы.

Видя, что Лариса все еще никак не сообразит что к чему, Андрей рассмеялся:

— Ты сказку Пушкина «Руслан и Людмила», надеюсь, еще не совсем забыла?

— При чем здесь Пушкин?

— При том, что этот ресторанный Руслан — тот самый. Это просто название такое, понимаешь? Никакого реального Руслана не существует.

— А тогда почему, если это обычный ресторан, здесь так странно? Ни вывески, ничего.

— Потому что это не обычный, а клубный ресторан. Сюда пускают только по карточкам клуба «Дазн».

— «Дюжина»? То есть двенадцать… Почему двенадцать?

— Потому что это количество действительных членов клуба.

— И ты его действительный член?

— Слушай, может, хватит пререкаться под дверью?

— Я просто хочу все выяснить заранее, — Лариса не удержалась от подковырки: — Чтобы ты не втравил меня в какое-нибудь сомнительное мероприятие.

— Ты мне не доверяешь?

— Нет.

Андрей криво усмехнулся:

— Спасибо за откровенность. Ну, теперь убедилась, что все в порядке?

— Более или менее.

— Отлично, — Андрей легонько подтолкнул ее к двери. — Если не возражаешь, дальнейшие разъяснения я тебе предоставлю уже в кафе, сидя за столиком.

Внутри было уютно и очень респектабельно. Обстановка в «Руслане» оказалась совсем не псевдо-древнерусская, как можно было ожидать по названию, а скорее в духе средневековой Голландии. Спустившись по узкой винтовой лестнице, они оказались в небольшом зальчике. Высокий потолок, светлые побеленные стены и полки с начищенной медной посудой, гравюры, на которых изображены сцены охоты, а также декоративная, но очень напоминающая настоящую, печь из красного кирпича и пол, выложенный каменными плитами, — все это вызывало в памяти картины Стена, Терборха и Питера де Хоха.

Низкие деревянные столики и стулья с высокими спинками отлично вписывались в интерьер. Столиков было немного, всего десять — двенадцать. А посетителей — и того меньше: в дальнем углу сидели и мирно беседовали два пожилых господина, не обратившие на Ларису и Андрея никакого внимания.

Не успели они сесть, как к ним подлетел официант в черном смокинге. Вежливо поздоровавшись с Ларисой и назвав Андрея уважительно по имени-отчеству, он положил перед ними меню в солидной красной кожаной папке. Но не ушел, а остался стоять, предупредительно наклонив голову.

Лариса открыла папку, не останавливаясь на холодных и горячих закусках, быстро просмотрела карту вин и сказала:

— Я хочу «Божоле». А остальное — ты знаешь, что я люблю. Если еще не забыл.

— Бутылку «Божоле», мясной салат и бифштекс с жареной картошкой. Бифштекс не слишком прожаренный, но и не с кровью. Ну а мне — как всегда.

Выждав, пока официант удалился, Лариса повернулась к Андрею и ехидно заметила:

— Надо же, не забыл!

— А ты решила устроить мне проверку? — усмехнулся он. — Так знай — я помню все.

Проговаривая эти слова, он пристально смотрел на Ларису. Она почувствовала, что краснеет, сделала вид, что не замечает его взгляда, и тут же перевела разговор на другое:

— Я вижу, ты здесь завсегдатай?

Он пожал плечами:

— Обедаю иногда. Здесь очень хорошо готовят. Впрочем, сама скоро убедишься. Твой любимый бифштекс делают на заказ, как пожелаешь. Особенно хорошо здешнему повару удаются супы. Жаль, что ты их не любишь.

— Да уж, никаких супов! Никакой зелени, никаких салатов из свежих и отварных овощей! Мамочка всю жизнь пичкала меня тем, что полезно, и продолжает делать это до сих пор. Так что, вырвавшись на свободу, я ем только то, что прямой дорогой ведет в могилу. Мясо, пирожные и жареную картошку. И майонез, и соус «чили». Жиры, холестерин и… Что там еще?

Андрей смотрел на нее, явно забавляясь:

— Наверное, сахар, — предположил он. — «Белая смерть». И еще соль.

— Да, и они тоже, — Лариса совсем развеселившись, взмахнула рукой. — Всякие солености и копчености. То, что вредно организму. Дома мне этого не дадут, так хоть в ресторане оторвусь.

— Давай тогда закажем еще маринованные патиссоны. И огурцы с помидорами. И черемшу. Как?

— Согласна.

Официант принес бутылку красного вина, откупорил ее и налил немного в бокал Андрея. Тот попробовал и одобрил. Через минуту были поданы и заказанные блюда: Ларисе — мясной салат, а Андрею — ассорти из свежих овощей.

Беседа как-то не клеилась. Хотя поначалу Андрей держался вполне непринужденно, теперь, оказавшись перед необходимостью заговорить о поводе для встречи, он явно растерялся и не знал, с чего начать. А Лариса помогать ему не собиралась. Вернее, она не могла это сделать — ей было попросту страшно. Слишком долго она ждала и представляла себе эту встречу. А теперь все еще осложнилось этим дурацким романом с Владиком…

Но молчание не могло продолжаться вечно. В поисках темы для разговора Лариса окинула взглядом почти пустой зал и сказала, понизив голос:

— Смешно!

— Что? — вскинулся Андрей. — Что ты нашла во мне смешного?

— Да я не о тебе!

Лариса чуть заметно кивнула в сторону сидящего за дальним столиком господина лет шестидесяти. На господине была ярко-желтая летняя рубашка, а вокруг шеи повязан пестрый шелковый платок. От этого лицо его казалось особенно старым, морщинистым и обрюзгшим, а маленькие глазки — тусклыми и словно бы совсем бесцветными.

— Как только люди не понимают, что в таком возрасте носить столь яркие тряпки просто неприлично!

Андрей покачал головой:

— Ты слишком строга. Между прочим, к твоему сведению, это Василий Янин. Он тоже «один из дюжины». Член клуба.

— Василий Янин? А кто это?

— Не знаешь? Торговый дом «Янина», актуальные модели верхней одежды. Реклама по всей Москве висит.

— Неужели?

— Да.

Лариса недоуменно пожала плечами:

— Ну, тем хуже. Это его не оправдывает. Если его фирма руководствуется его личным вкусом, то рано или поздно вылетит в трубу. Он, когда из дома выходит, на себя в зеркало смотрит?

Андрей рассмеялся:

— А ты злая стала. Раньше в тебе этого не было.

— Было, ты просто не помнишь.

— Я уже сказал тебе — я помню все, — он опять попытался поймать Ларисин взгляд. И снова она опустила ресницы:

— Так что же с Яниным?

— В зеркало-то он смотрит, — после небольшой паузы продолжил Андрей, — но себя реального не видит. Пойми, часто свой возраст люди просто не ощущают.

— Как это «не ощущают»?

Андрей внимательно и задумчиво посмотрел на нее, потом медленно проговорил:

— Не хотелось бы тебе напоминать, но мне уже перевалило за сорок…

— Ну и что? — не поняла она.

— Тебе это не кажется глубокой старостью? В твои двадцать с небольшим?

Лариса вдруг невпопад подумала, что Андрей и в этом не похож на других. Да ни один мужчина не стал бы напоминать женщине о том, что он ее намного старше.

— Во-первых, «двадцать с небольшим» — это ты мне льстишь. А во-вторых — нет, не кажется. И мне странно, что ты вообще об этом заговорил, — она подцепила на вилку кусочек жареной картошки и отправила в рот, — вкусно! И почему ты отказываешься от такой вкуснятины?

— Да все потому же.

— Не поняла?

— Надо быть в форме. У меня же нет мамы, которая готовит исключительно полезные вещи.

— При чем здесь это?

Недоумение с Ларисиного лица не исчезло.

Андрей усмехнулся:

— Так уж и быть, открою тебе страшную тайну: мужчины боятся стареть даже больше, чем женщины.

— Ну уж!

— Точно-точно.

— И ты тоже?

— И я.

Он смотрел на нее и улыбался. Но улыбка была какой-то излишне напряженной, словно он чего-то ждал от нее. Лариса не заметила бы этого, если бы не знала его так хорошо. Она положила ладонь на его руку и мягко сказала:

— Поверь, ты нисколько за это время не изменился. Честное слово.

В точку попала, именно эти слова Андрей и хотел услышать. Напряженность исчезла, улыбка стала естественной. Лариса поняла и внезапно ощутила прилив нежности и жалости. Господи, да он же как ребенок! Мучается от выдуманных страхов и хочет, чтобы его успокоили. Вот нашел себе проблему — приближающаяся старость! Глупый, милый, родной… Она посмотрела ему в лицо, и вдруг все изменилось. Их глаза в первый раз за вечер встретились открыто — зрачки в зрачки. Ее рука лежала на его руке… Не отрывая взгляда, он медленно накрыл ее ладонь второй рукой. От прикосновения по телу Ларисы словно пробежал электрический разряд. С этой минуты уже все было предрешено…

Десерт они есть не стали. Андрей вынул бумажник, положил на стол зеленую купюру, и они покинули гостеприимный Русланов кров.

Машина минут пять плутала по переулкам, потом выехала на Садовое и почти сразу за Смоленской опять свернула. Андрей остановился у старого семиэтажного дома, вышел из машины и помог выйти Ларисе.

— Куда мы приехали? — спросила она, и собственный голос показался ей чужим.

— Ко мне, — Андрей не смотрел на нее. — Я здесь снимаю квартиру, что-то вроде рабочего кабинета.

Больше Лариса ничего спрашивать не стала.

В лифте они еще кое-как сдерживались. Но стоило переступить порог квартиры — они бросились друг к другу и застыли, обнявшись. Потом его губы нашли ее губы, и весь мир полетел в тартарары…

Случилось то, что должно было случиться. Потом они лежали рядом, счастливые и опустошенные.

— Как у тебя сердце бьется…

Лариса провела пальцем по его груди и улыбнулась:

— У тебя тоже.

Андрей поймал эту тонкую руку — кожа была такой нежной, что сквозь нее виднелись хрупкие голубые жилки — и поднес к своему лицу.

— Какая красивая…

Он медленно целовал ее пальцы, поочередно, начиная с мизинца, а потом прижался губами к теплой ладошке. Она счастливо вздохнула:

— Господи, если бы это продолжалось вечно!

Вырвавшееся так некстати слово отрезвило ее. Вечно! Как будто прошлое ничему ее не научило. Имея дело с Андреем, говорить не то что о вечности, а хоть о каком-то постоянстве — величайшая нелепость.

Непонятно как, но он почувствовал перемену в ее настроении, придвинулся ближе и притянул ее к себе:

— Что такое? Что-нибудь не так?

— Все так, — она не отодвинулась, но и не обняла его в ответ. — Все так. Так, как всегда.

Вероятно, она не смогла скрыть горечь, которой с самого начала была приправлена эта встреча, — для нее, но, видно, не для него. Он встревоженно приподнялся на локте и заглянул ей в лицо:

— Не понял… Всегда? Что ты имеешь в виду?

— Как всегда — значит, как всегда. Как тогда.

Они лежали рядом — такие близкие и в то же время уже разделенные невидимой пропастью. Прошлое и связывало, и разделяло их.

Помедлив еще немного, Лариса мягко высвободилась из рук Андрея и села на постели:

— Ну что ж, мне, кажется, пора.

Тревога из его глаз не исчезла:

— Так скоро? Куда ты торопишься?

Она улыбнулась ласково и как-то натянуто:

— У меня еще запланированы на сегодня кое-какие дела.

На самом деле ей хотелось уйти первой, только чтобы не поймать взгляд Андрея, украдкой брошенный на часы. Раньше с ним рядом она совершенно теряла чувство времени, а вот он о времени никогда не забывал. Ближе к вечеру он все чаще и чаще поглядывал на часы, а если Лариса не понимала намека, он начинал торопиться и комкать свидание, чтобы успеть домой к ужину.

Но сейчас Андрей явно не хотел ее отпускать. По крайней мере отпускать одну.

— Подожди немного, — он тоже стал одеваться. — Я отвезу тебя.

Всю дорогу до Ларисиного дома они молчали. Остановив машину у подъезда, Андрей вышел вслед за ней. Она удивилась:

— Ты что?

Не отвечая, он подошел ближе, обнял ее и поцеловал, нежно и бережно. Потом спросил:

— Когда я тебя снова увижу?

Лариса покачала головой:

— Не знаю…

— Завтра? Ох, нет, завтра я не могу…

Ну вот, опять, опять! Этого Лариса и боялась. Опять началась та проклятая жизнь, в которой основное место занимает не она, а другая женщина.

— И я завтра не могу, — быстро сказала Лариса. Сказала, чтобы дать ему почувствовать — у нее тоже есть свои дела, и с ними придется считаться. Лишь после этого вспомнила, что завтра она действительно не может: приезжает Жерар с детьми.

— А послезавтра? — спросил Андрей.

— Может быть.

— Может быть?

— Позвони мне, хорошо?

Лариса быстро высвободилась из его рук и скрылась в подъезде. В голове вместо мыслей — полный сумбур. Одно она знала твердо — этот раз не единственный. К сожалению или к счастью, она не сможет противиться искушению, и снова все завертится по порочному кругу. Лариса это знала, но ничего не могла с собой поделать.

 

Глава 2

Девушки всегда найдут общий язык

Лариса в первый раз попала в софитель «Ирис». Конечно, место для строительства отеля международного уровня было выбрано крайне неудачно: по ее — и не только по ее — мнению, в Москве нет района хуже, чем Бескудниково. Правда, Коровинское шоссе не совсем Бескудниково, но по виду — то же самое. Хрущобы, новостройки и минимум зелени. Говорят, в Нью-Йорке за вид из окон берут дополнительную плату, и немалую. Если бы американские правила ввели в Москве, номера в «Ирисе» стоили бы сказочно дешево. Почти помойка под окнами мало кого может вдохновить. Но внутри «Ирис» вполне отвечал международным стандартам: просторный полукруглый холл, ярусы балконов — своеобразные открытые коридоры, в которые выходят двери номеров — несколько пальм в кадках, и с балконов кое-где свисает нечто вроде крупного плюща. И все это — в благородной коричнево-бежевой гамме.

В лифте Лариса в последний раз придирчиво оглядела мать и осталась вполне довольна осмотром. Для своих сорока восьми Жанна Сергеевна выглядела превосходно. Фигура у нее вполне, хотя, конечно, на чей-то вкус она, может быть, несколько полновата, но Ларису и — главное — Жерара фигура Жанны Сергеевны более чем устраивала. И слава богу, подумала Лариса, что мать не напоминает сушеную воблу, как Людмила Гурченко. Сегодня они вдвоем развернули бешеную деятельность: полдня перетряхивали гардероб, выбирая для Жанны Сергеевны подходящий туалет. Остановились, наконец, на сером шелковом костюме: узкая юбка, свободный пиджак до середины бедер, лацканы и манжеты отделаны серым атласом. Нитка морского жемчуга и белые жемчужные серьги дополняли туалет. Потом Лариса приложила массу усилий, занимаясь лицом матери. Ей хотелось, чтобы макияж Жанны Сергеевны был безупречен. Мать сначала слабо сопротивлялась, уверяя, что она привыкла краситься сама, потом сдалась. В результате Лариса по всем правилам — по картинке из журнала «Харперс Базар» — соорудила модный в этом сезоне макияж «Эсти Лаудер»: бледно-розовое и бледно-голубое, цвета, очень подходящие и к типу лица Жанны Сергеевны, и к выбранному костюму.

Последний штрих (по мере осмотра, но не по важности): Лариса посмотрела вниз — право же, ноги у ее матери не хуже, чем у нее самой. И туфли выбраны удачно, — открытые, позволяющие полюбоваться высоким подъемом, и каблук умеренно модный и не слишком высокий.

Жанна Сергеевна поймала взгляд дочери.

— Ну как? — тревожно спросила она.

Лариса сжала ее руку:

— Ты сегодня самая красивая.

— Правда?

— Точно-точно. Не волнуйся, все будет хорошо.

Однако это было легче сказать, чем сделать. Жанна Сергеевна и припомнить не могла, когда в последний раз так нервничала и волновалась.

Лифт остановился на третьем этаже. Оставалось сделать всего несколько шагов по коридору…

Дверь открыл Жерар. Лариса сразу отметила, что выглядит он превосходно. Жерар был подтянут и спортивен. Шевелюра, правда, слегка поредела, но до лысины еще далеко. Одет он был в светлые летние брюки и синюю хлопковую рубашку, подчеркивающую загар и синеву глаз. Вообще Ларисе показалось, что Жерар помолодел лет на десять-пятнадцать. «А ему идет быть вдовцом», — цинично подумала она.

Жерар приобнял ее за плечи и поцеловал в обе щеки:

— Здравствуй, Лоретта! Ты опять повзрослела.

Эту фраза входила в ритуал, Жерар всегда произносил ее при первой встрече. Но сейчас Жерар произнес свое традиционное приветствие почти машинально. Глаза его смотрели мимо Ларисы, через ее плечо, на Жанну Сергеевну. Смущенная, она держалась за Ларисиной спиной, словно боялась встречи с любимым. По правде говоря, действительно боялась: ведь теперь их отношения неизбежно должны перейти в другое качество, и она стала… ну да, невестой, как бы это смешно ни звучало. В ее-то возрасте — и вдруг невеста! Ох, как же непредсказуема жизнь!.. Кроме того, Жанну Сергеевну сильно пугала предстоящая встреча с пасынком и падчерицей.

Жерар шагнул к ней и взял ее руки в свои:

— Здравствуй.

Она потянулась ему навстречу, словно бессознательно искала защиту. Он нежно и осторожно поцеловал ее в висок, инстинктом любящего угадав ее страх, и тихо сказал:

— Все хорошо. Они славные ребята. Пойдем в комнату, они вас ждут.

Но Жанна Сергеевна замешкалась, и первой в гостиную вошла Лариса.

У окна, прямо напротив нее, стояла высокая стройная девушка в белой вязаной кофточке и черной короткой юбке. Она стояла против света, и лица было не разглядеть. Очень коротко подстриженные темные волосы, чуть широковатые прямые плечи, узкие бедра и стройные ноги — вот, собственно, и все, что отметила про себя Лариса. Девушка в свою очередь пристально и не смущаясь разглядывала вошедшую. Она молчала, и в ее молчании Лариса не уловила ни доброжелательности, ни враждебности. Девушка ее просто изучала.

Молчал и молодой человек, сидевший в кресле напротив и наискосок от девушки. Лариса перевела взгляд — свет падал на его лицо, круглое и невыразительное — и сразу поставила диагноз: «рохля». Поймав Ларисин взгляд, молодой человек тут же вскочил и даже сделал было движение навстречу, но нерешительно застыл на месте. Он был невысокий, скорее худой, чем толстый, и в то же время какой-то рыхлый — бывают же такие сочетания. Словно у него совсем мышц не было…

— Ну же, Люк, смелее! — раздался за Ларисиной спиной голос Жерара. — Как вы уже догадались, это Лора. Лоретта, этот робкий молодой человек мой сын Люк. А это — жест в сторону девушки у окна — моя дочь Николь.

Голос у девушки оказался на редкость располагающим, низким, чуть хрипловатым, с контральтовыми модуляциями.

— Очень приятно, — сказала она и шагнула вперед. — Я рада, что мы познакомились.

Изменив положение, она, наконец, позволила Ларисе разглядеть себя в подробностях. Широкий лоб, чуть скуласта, темные — синие? карие? — широко расставленные глаза, чуть коротковатый прямой носик, впадинки на щеках и выразительный крупный рот. Красивая. Даже не просто красивая, а, что называется, породистая. Мимо такой женщины ни один мужчина не пройдет.

Лариса улыбнулась:

— Мне тоже очень приятно.

— А вот и мадам Жанна.

Жерар обнимал Ларисину маму за плечи. Это был жест не защиты, а скорее поддержки.

Вот тут в комнате возникла напряженная тишина. Жанна Сергеевна первая сделала несколько шагов навстречу Николь, инстинктом угадав в ней лидера.

— Здравствуйте, — она протянула руку.

Несколько секунд рука висела в воздухе. Николь как будто колебалась. А может быть, Ларисе это только показалось?

— Здравствуйте, — Николь взяла руку ее матери, сердечно пожала и улыбнулась искренне и открыто.

По комнате словно пронесся вздох облегчения. Лариса незаметно взглянула на Жерара: чуть заметная жесткая морщинка у него на лбу исчезла, и лицевые мышцы, наконец, расслабились. Он с признательностью посмотрел на дочь.

— А вы, конечно, Люк. — Жанна Сергеевна шагнула к молодому человеку, так и стоявшему возле своего кресла.

— Да, — Люк покраснел и опустил глаза. — Очень рад…

Однако в его голосе большой радости не чувствовалось, скорее растерянность.

— Ну, теперь, когда вы все познакомились, мы можем спуститься в ресторан и пообедать, — весело сказал Жерар. — Честно говоря, от волнения я изрядно проголодался.

За обедом обстановка совсем разрядилась. Николь и Лариса мгновенно подружились, найдя массу общих интересов — от тряпок до путешествий. Жерар и Жанна Сергеевна все еще переживали встречу и свое новое положение. Они с удовольствием смотрели на Ларису и Николь, но чаще — друг на друга. Один Люк чувствовал себя не в своей тарелке, хотя его отец и будущая мачеха делали все, чтоб его расшевелить.

Как-то незаметно выяснилось, что Николь приехала в Москву не только на экскурсию, но и с деловыми целями.

— Мне бы хотелось, — объяснила она Ларисе и Жанне Сергеевне, — познакомиться со здешними художниками, посмотреть галереи… А может быть, если повезет, договориться где-нибудь насчет своей выставки…

— Николь очень талантлива, — поддержал Жерар. — Если бы она не гналась так упорно за модой…

— Ну папа, — поморщилась Николь.

— Знаю, знаю, у меня старомодные вкусы.

Лариса вдруг подумала об Олеге. В конце концов, надо учиться быть современной и меркантильной. Какую-то пользу из этого несчастного романа она может извлечь? Если уж не для себя, то хоть для своей будущей родственницы.

— Знаешь что, — предложила она, — у меня есть приятель, художник. Давай я для начала познакомлю тебя с ним.

— Правда? — обрадовалась Николь. — Это было бы чудесно. А когда?

— Да хоть сейчас. Он живет в центре, на Маяковке, — пояснила Лариса и тут же сообразила, что Николь это название мало о чем говорит. — В общем, отсюда это, конечно, далековато, но за час доберемся. Даже меньше чем за час, если удастся поймать машину. Позвоню ему, если он дома, сейчас и поедем.

Лариса быстро отщелкала кнопки на своем мобильном телефоне. К счастью, Олег был дома и даже, похоже, обрадовался неожиданным гостям.

— А Люк? Ты пойдешь с нами? — поинтересовалась Лариса.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Люк. — У меня тоже есть одно деловое поручение.

— Да? — обидно удивилась Николь. — У тебя? И какое же?

— Мне нужно передать кое-какие бумаги, и я хотел бы сделать это сегодня до шести. Вот по этому адресу, — Люк достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул визитку и протянул ее Ларисе: — Вы подскажете, как туда лучше добраться?

— Идите, — вмешалась Жанна Сергеевна. — А я Люку все подробно объясню.

До Маяковки они добрались минут за сорок пять. Олег их уже ждал. Лариса подозревала — не столько ее, сколько обещанную художницу-француженку. С одной Ларисой он бы вряд ли согласился так, с ходу, встретиться, обязательно нашел бы какую-нибудь отговорку.

Языкового барьера, к счастью, не возникло. И Николь, и Лариса вполне прилично владели основными европейскими языками, а Олег худо-бедно знал английский — на уровне среднего ученика московской спецшколы.

Разумеется, Олег сразу провел девушек в свою роскошную гостиную-столовую-залу со старинным буфетом, антикварным столом и роялем.

Николь медленно прошлась по комнате, оглядывая картины на стенах, потом остановилась перед роялем, открыла его и взяла произвольный аккорд.

— Он сильно расстроен, — предупредил Олег.

— Слышу, — Николь усмехнулась. — Похоже, что он расстроен не сильно, а безнадежно. А ведь хороший был инструмент. И вообще, у тебя здесь красиво.

— Эта мебель пережила две мировые войны, — сказал Олег.

Лариса усмехнулась. Фраза была его коронным номером, в свое время она ее тоже слышала. Олег всегда так говорил приходящим в гости девушкам, и эффект был неизменным. Сразу появлялся некий флер загадочности, окружающий обладателя древностей и редкостей. «А возможно, — вдруг подумала Лариса, — в хорошеньких головках возникали туманные мечты о фамильных бриллиантах, — ведь у богатого наследника где-то должны быть фамильные драгоценности, не только же мебель ему оставили в наследство? И юная прелестница с московской окраины представляла себе кольцо с рубином или сапфиром, которое Олег наденет ей на палец после загса». Однако, насколько Лариса знала, до загса Олега удалось дотащить всего лишь раз, и ничем хорошим это не кончилось. Кстати, если бы девушки наводили справки, то выяснили бы, что бывшая Олегова жена никакого кольца, кроме обручального, в подарок не получила, в этом-то Лариса была уверена почти на сто процентов.

На Николь коронная Олегова фраза, разумеется, должного впечатления не произвела. На этот раз Олег не учел, что старинной мебелью девушку, выросшую в старинном замке, не удивишь, а фамильных драгоценностей у нее и своих хватает. Впрочем, таких подробностей о Николь Олег пока не знал.

— Девушки, наверное, хотят кофе? — галантно осведомился он.

Николь улыбнулась:

— Не откажусь.

— Вы какой предпочитаете — шоколадный, ореховый?

И опять Ларисе стало смешно. Боже, как все повторяется в этом мире! Когда она в первый раз пришла в гости к Олегу, он вел себя точно так же. И кофе тоже предлагал ей на выбор. Зато потом он уже никогда не спрашивал, что она предпочитает. К сожалению, Олеговой галантности хватало только на один раз.

— Обычный, — вежливо сказала Николь. — Только покрепче, если можно.

Когда Олег удалился на кухню, она повернулась к Ларисе и спросила:

— Это твой бойфренд?

— Нет, — честно ответила Лариса. — То есть когда-то что-то между нами было, но все кончилось. Теперь он мне просто приятель.

— А-а…

Что она хотела сказать этим неопределенным звуком?

Олег вернулся через несколько минут, неся на серебряном подносе серебряный же кофейник, от которого исходил упоительный аромат. Кофейник был водружен на антикварный стол, вслед за ним появились изящные маленькие чашечки и пузатая сахарница с кусковым сахаром. Из сахарницы торчали маленькие серебряные же щипчики.

Олег сделал рукой широкий приглашающий жест:

— Прошу.

Николь мило улыбнулась:

— Может быть, за кофе ты посмотришь одну вещь? Я тут кое-что принесла.

Она достала из сумки небольшую папку и протянула Олегу. Когда тот раскрыл ее, Лариса увидела пачку фотографий и заинтересовалась:

— Это твои работы?

Николь кивнула.

— По мере просмотра отдавай мне, пожалуйста, — попросила Лариса и повернулась к Николь: — Можно?

— Конечно, — согласилась та.

Фотографии показались Ларисе, мягко говоря, странными. Иногда просто непонятно было, что на них изображено. Николь в основном работала с двумя цветами, черным и белым, и некоторые снимки вызывали у Ларисы ассоциации просто с россыпью черных клякс по белому фону.

Однако у Олега работы Николь вызвали совсем противоположную реакцию.

— Великолепно! — сказал он, вертя перед глазами снимок, на котором было изображено нечто вроде железнодорожных рельсов, сложенных в неровные штабеля. — Какая экспрессия! Статика, фиксирующая движение!

Китайская грамота, да и только. Ларисе вдруг вспомнилось то место из «Собаки Баскервилей», где сэра Генри просят высказать свое мнение о фамильных портретах. Он тогда честно признался, что в серьезной живописи ничего не понимает. «Вот коровка там или бычок — другое дело…» Лариса сейчас явно оказалась в положении сэра Генри. Слава богу, что ее мнение никто не спрашивает…

Но не тут-то было.

— А ты ничего не скажешь? — повернулся к ней Олег.

— Да, — спохватилась Николь. — Как тебе?

Лариса замялась и не нашла ничего лучше, как ответить словами персонажа Конан Дойла:

— Я же в этом ничего не понимаю. Вообще, в современном искусстве я жуткая невежда, Олег подтвердит. Вот если бы ты снимала портреты или пейзажи, тогда имело бы смысл меня спрашивать.

— У меня есть пейзажи, — Николь покопалась в сумке, достала небольшой конверт и протянула Ларисе: — Вот здесь, только немного.

Лариса с сомнением взяла, заранее внутренне пугаясь того, что ей предстоит увидеть. И напрасно. Это действительно было здорово! Фотографии на этот раз оказались цветными, но все равно доминировали один или два цвета. Жутко-багровый закат над морем — красный и черный, крупно снятый фрагмент полевой травы — желтый и зеленый… А вот — искривленный древесный ствол в луче света между темными купами кипарисов…

— Здорово! — искренне восхитилась Лариса. — А портреты ты не делаешь?

Николь пожала плечами:

— Практически нет.

— Портреты — совершенно отдельная история, — авторитетно заявил Олег. — Говорят, можно сделать снимок человеческой души, при определенных технических условиях на нем проступает аура. Не зря же экстрасенсы по фотографиям ищут пропавших людей, бабки и всякие целительницы по ней привораживают, отвораживают, кодируют, снимают и насылают порчу, — Олег, видимо, решил блеснуть красноречием перед зарубежной гостьей. — Кстати, я знаю один реальный случай. Одна моя приятельница протирала пыль и случайно уронила паспарту с фотографией своей младшей сестренки. Стекло разбилось, и из-за картона выпал снимок неизвестной маленькой девочки, лежащей в гробу. Моя приятельница — дама впечатлительная, она тут же потащила свою сестру сначала к экстрасенсу, а потом к бабке изгонять бесов народными средствами. И на вопрос, какой вред может нанести кусок бумаги взрослой сознательной девушке, малограмотная ворожея ответила потрясающей фразой: «Ты, милая, теперь не в пространстве, а в моменте…»

— Очень интересно, — практичная Николь вежливо выслушала страшную историю, рассказанную на плохом английском, и вернулась к реальности: — Но вообще-то я не фотограф, хотя и участвовала пару раз в нашем фестивале…

— Ты имеешь в виду «Фотографические встречи в Арли»? — уточнил Олег.

— Ну да. Это старейший французский фотофестиваль, — пояснила Николь, заметив недоумевающий Ларисин взгляд. — Так вот, если бы я занималась фотографией как таковой, имело бы смысл установить контакт с московским Домом фотографии. Но я делаю комбинированные художественные проекты. И если бы вы помогли мне наладить связи с московскими галерейщиками… Если у вас есть такие возможности…

— Конечно! — воскликнул Олег. — Москва, в сущности, маленький город. К нему подходит поговорка: «Не мир тесен, а прослойка тонка». Если ты знаком хоть с кем-то из художественной тусовки, считай, что знаком со всеми. А я действительно знаком почти со всеми.

— Вообще-то, — сказала Николь, — меня интересует галерея «Арт-Фэнтези». Еще, возможно, «Дар», «Оптима» и «Нью сьют».

Лариса изумленно взглянула на нее. Оказывается, Николь к визиту в Москву неплохо подготовилась. Даже названия здешних галерей разузнала.

— «Арт-Фэнтези»? — обрадовался Олег. — Ириша? О, Ириша очень милая женщина.

— Вы с ней тоже знакомы?

— Конечно!

— И вы могли бы меня с ней познакомить?

— Думаю, да. Помнишь, — Олег повернулся к Ларисе, не участвовавшей в разговоре, — мы с тобой были там месяца три назад вместе с Антуфьевым?

— Честно говоря, смутно, — пожала плечами Лариса. — Это где-то на Чистых прудах?

— Ты путаешь. На Чистых прудах «Оптима», а «Арт-Фэнтези» на Полянке, — недовольно сказал Олег. — Странно, что ты не помнишь. По-моему, я тебя тогда даже познакомил с Ириной.

Лариса еле сдержала скептическую улыбку. Ни с кем он ее никогда не знакомил, ну да ладно. Олега, кажется, задевало, что Лариса никак не реагирует на его распускание хвоста перед Николь. Но притворяться она не станет, даже для того, чтобы доставить ему удовольствие.

— Я верю, — вполне искренне улыбнулась она. — Я буду рада, если у Николь что-то выгорит.

— Тогда не будем откладывать дело в долгий ящик, — Олег раскрыл лежащую на столе толстую телефонную книжку, снял трубку и стал набирать номер. — Сейчас я попробую позвонить Ирише… Алло? Здравствуйте, это Олег Былинский. Вы меня помните?..

Лариса незаметно вздохнула. Вот весь он в этом. Говорил о хозяйке «Арт-Фэнтези» так, словно она его близкая подруга, а на самом деле они на «вы», и еще неизвестно, помнит она его или нет. Любит Олег пыль в глаза пускать… Слава богу, Николь по-русски не понимает, а то Ларисе стало бы стыдно. Но «Ириша» Олега, видимо, вспомнила. Он быстро и четко изложил суть дела, выслушал ответ, повесил трубку и повернулся к девушкам:

— Все в порядке. Мы можем подъехать в «Арт-Фэнтези» прямо сейчас, нас ждут.

— А не поздно? — спросила Лариса.

— Семь часов, в самый раз. Редкая удача — сегодня там как раз пустой вечер.

— Что ж, — Николь отставила пустую кофейную чашечку и встала из-за стола, — я готова.

Ларисе совсем не хотелось тащиться в эту «Арт-Фэнтези» вместе с ними. Мать сегодня останется у Жерара, и ее ждали пустая квартира и благословенное одиночество. Ей просто необходимо было остаться одной и не торопясь разобраться в себе, в своих чувствах и мыслях. Но нехорошо бросать Николь на произвол судьбы в первый же вечер.

Лариса быстро допила кофе и поднялась вслед за Николь:

— Ну что ж, пошли.

Сегодняшний вечер в галерее явно не обещал события: у дверей было тихо и спокойно, никто не курил на крылечке, поблизости не наблюдалось ни кричаще размалеванных девиц, ни молодых людей непонятно какого пола — непременных участников поставангардных и постмодернистских хеппенингов. Однако галерея была открыта, хотя и пуста. Два-три явно случайных посетителя слонялись по залу, с удивлением обозревая невероятные коллажи из газетно-журнальных вырезок шестидесятых-семидесятых годов в сочетании с горами натуральных опилок на полу, из которых кое-где торчали палки с ржавыми гвоздями и пустые водочные бутылки. Композиция называлась «Развитие национального характера от Никиты до Бориса». Имя автора Ларисе ничего не говорило — некто Александр Витальевич Пухов. Однако она быстро сообразила: то, что автор был проименован по имени-отчеству, свидетельствовало не о его солидном возрасте, а о принадлежности постмодернистским кругам. Там это считалось высшим шиком.

Олег галантно пропустил своих спутниц вперед. Николь осмотрелась по сторонам, и ее брови удивленно взлетели вверх. Она прошлась вдоль стены, остановилась перед самой большой кучей опилок и повернулась к Олегу:

— Интересно… Это что, выражает русский менталитет?

— В самую точку, — усмехнулся Олег. — Основы нашей жизни: водка, дача и газеты.

«Ах, значит, опилки — это строительство дачи, — догадалась Лариса. — Наверное, так». Но уточнять не стала.

Николь с десяток раз щелкнула фотоаппаратом, увековечивая газетно-опилочное безобразие.

Олег повернулся к Ларисе:

— Ну как? Ничего себе прикол?

Лариса неопределенно пожала плечами. По правде сказать, она в хеппенингах не разбиралась и разбираться не хотела. Сейчас на какой только ерунде деньги не делают!

— Понятно, — усмехнулся Олег. — Ладно, пошли познакомимся с хозяйкой.

Вот уж чего Ларисе совсем не хотелось. Еще, не дай бог, придется высказываться по поводу увиденного в зале, говорить комплименты или что-то умное, что может сойти за комплименты. Нет уж, увольте, пусть Олег с Николь, как специалисты, проделают это без нее!

— Вы идите, а я здесь посижу, — поспешно предложила она.

В уголке скромно притулились журнальный столик и пара кресел. На столике лежали яркие журналы, вроде бы старые «Огоньки». Вопреки ее ожиданиям, Олег настаивать не стал:

— Как хочешь.

Он взял Николь под локоток и повел по узкой железной лестнице на второй этаж.

На столике действительно лежали старые «Огоньки» времен Виталия Коротича — конца восьмидесятых. Лариса задумчиво листала глянцевые страницы, машинально читая броские разоблачительные заголовки. Боже, как давно это было! И каким смелым казалось… И где сейчас авторы этого «смелого» «Огонька»? «Иных уж нет, а те далече…» Впрочем, про одного из этих авторов она точно знает, и где он, и что с ним…

Лариса быстро перебрала журналы — ну надо же, вот тот самый номер! Точно такой же есть и у нее, до сих пор хранится в ящике стола вместе с клеенчатой тетрадкой-дневником. Подарил ей этот номер когда-то Андрей. Там напечатана его статья с броским заголовком «В сумерках Третьего рейха», а над статьей — надпись: «Самой дорогой для меня женщине». Да, во времена этой статьи он был еще историком и философом, а не коммерсантом. Связи нацистской идеологии с древними восточными культами — тогдашнее любимое Андреево увлечение, можно сказать, его конек. И когда он этого «конька» оседлывал, Лариса могла слушать его часами. Интересно, а сейчас он продолжает этим заниматься хоть на досуге? Да нет, вряд ли, у него, скорее всего, и досуга-то никакого нет.

Лариса открыла номер на нужной странице. Текст, помещавшийся на этих двух листочках, она знала наизусть, могла свободно цитировать с любого места. И все равно стала машинально перечитывать. Жаль, что здесь нет фотографии Андрея. Ведь в других журналах перед статьями часто печатают фотографии авторов, а вот в «Огоньке» нет…

— Что это тебя так заинтересовало?

Олег стоял рядом и заглядывал ей через плечо. Лариса от неожиданности вздрогнула и рефлекторно захлопнула журнал.

— Ничего особенного. Просто смотрю.

— Да, смешные времена были, — Олег взял номер из ее рук и небрежно пролистал. — Социализм с человеческим лицом. Все равно не лицо, а харя какая-то получилась.

— Ну ладно, — Лариса с трудом выбралась из глубин кресла. — Вы уже закончили свои дела? А где Николь?

— Беседует с хозяйкой. Кажется, следующая выставка в этом модном вертепе будет ее.

— Как? Так скоро? Разве так бывает? Я думала, здесь очередь на полгода вперед.

— Ну, конечно, не совсем следующая. Через месяц галерея все равно закроется на каникулы. А вот в конце сентября — вполне реально. Она откроет следующий сезон. Между прочим, персональная выставка на открытии — это очень престижно. Телевидение, рецензии в прессе и все такое.

— Что ж, я за нее рада.

Ларисе действительно было приятно, что Николь получила то, что хотела. Славная она, эта француженка, ее новоявленная сводная сестричка. И Лариса ей, кажется, тоже нравится. Похоже, что они с Николь на самом деле смогут подружиться.

Ее размышления прервал Олег:

— Слушай, Лора, а почему ты мне не позвонила сразу, как приехала?

Лариса пожала плечами:

— Да как-то не случилось. Повода не было.

— Хм… И давно ли тебе стал требоваться повод? — усмехнулся Олег.

— А давно ли ты стал ждать моих звонков? — отпарировала Лариса.

Такого Олег явно не ожидал. Он с изумлением уставился на нее. И куда только делась ее обычная вялая покорность судьбе? Неужели снулая рыбка превратилась в молодую зубастую щучку? И откуда такие метаморфозы?

— Слушай, давай сейчас проводим твою француженку в «Ирис» и вернемся ко мне.

Лариса посмотрела на него в упор:

— Зачем?

— Странный вопрос.

— Да нет, зачем тебе это надо? — с нажимом на местоимении «тебе» спросила она.

— Я по тебе соскучился.

Но сказал Олег это как-то совсем неубедительно. Впрочем, Лариса и не думала ему верить.

— Нет.

Видно было, что Олега ее отказ неприятно поразил. Но больше он ничего не успел сказать.

— Долго ждали?

Николь быстро сбежала по ступенькам. Папки с фотографиями у нее в руках уже не было. Лариса улыбнулась ей навстречу:

— Все в порядке?

— Да. Эта галерейщица, она очень милая. И хорошо говорит по-английски, — Николь посмотрела на Олега. — Спасибо, что устроил мне такое прекрасное знакомство. А через два дня я буду знакомиться дальше.

— Через два дня?

— Здесь будет большая тусовка, — пояснил Олег. — Автор представляет свои работы. То, что ты видишь сейчас, только прелюдия к хеппенингу. По задумке нужны еще и живые персонажи.

— Что?

— Эти кресла ведь не для гостей поставлены. И «Огоньки» не зря лежат.

— А зачем?

— Потом все сама увидишь.

— Что, мне еще нужно будет сюда идти? — испугалась Лариса. — А без меня вы не обойдетесь?

Олег пожал плечами:

— В принципе, конечно, на аркане тебя никто не потащит.

— Ты не хочешь идти? — искренне огорчилась Николь. — Почему? Это же так интересно! И потом, я могу что-то не понять, а ты мне объяснишь.

Лариса улыбнулась:

— Но ведь и Олег может объяснить, и даже лучше меня.

— С удовольствием! — Олег, дурачась, даже ножкой шаркнул, как благовоспитанный мальчик.

— Но мне бы хотелось… — Николь не договорила, обиженно взмахнув ресницами, словно маленькая девочка, не получившая обещанную игрушку.

— Я обещаю присматривать за вами, мадемуазель. Обещаю, что глаз с вас не спущу.

Олег говорил горячо и убедительно, но Николь продолжала молчать и дуться.

Лариса посмотрела в ее расстроенное лицо — Все-таки Николь — гостья, здесь все для нее чужое, нехорошо бросать ее на малознакомого мужика, — и покорно кивнула:

— Ладно. Если мое присутствие доставит тебе удовольствие, то я, конечно, пойду.

 

Глава 3

Слишком много мужчин

Первое, что увидела Лариса, выйдя на следующее утро из подъезда, была высокая худощавая фигура Владика. Он опять, как в прошлый раз, заступил ей дорогу:

— А я тебя жду. Приезжал вчера, прождал до двенадцати, ты так и не появилась. Почему ты вчера не была на работе?

Лариса развернулась так резко, что чуть не сбила его с ног:

— Зачем?

— Что? — оторопел Владик.

— Зачем ты это делаешь?

Вероятно, вид у Ларисы был такой разъяренный, что Владик стал плохо соображать:

— Что?

— Зачем все эти встречи-проводы?

Он смотрел на нее обиженно-недоуменно:

— Но мы же договорились…

Усилием воли Ларисе удалось подавить вспышку раздражения. Она подошла к Владику почти вплотную и взялась за лацканы его куртки:

— Послушай, Влад, давай расставим все по своим местам. То, что произошло между нами на Мадейре, произошло случайно.

— Но…

— Рассматривай это как обычный курортный роман, каких у тебя еще много будет.

Владик побледнел. Даже не побледнел, а выражаясь языком старинных романов, стал белым как полотно.

— Что ты такое говоришь?

— Владичка, милый, — как можно убедительнее сказала Лариса, — я старше тебя почти на десять лет. Я всегда буду слишком стара для тебя.

Владик упрямо качнул головой:

— Нет. Не будешь.

— Мне лучше знать.

Он попытался заглянуть ей в глаза:

— Но ведь тогда, на острове… Подожди… Ты помнишь последний вечер? Ведь ты тогда…

О Господи, что же она наделала? Как объяснить этому мальчику, что ею двигало только чувство мести? Мести и… и любви к его отцу! Нет, об этом не только он — никто никогда не узнает! Ей самой хочется забыть об этом как можно скорее — так стремятся скорее забыть дурные сны — выкинуть все из памяти раз и навсегда! И больше всего на свете Ларисе сейчас хотелось, чтобы Владик навсегда исчез с ее глаз. Однако она все еще старалась быть терпеливой.

— Ну да, — медленно сказала она, — очарование южной ночи, близость океана, романтика и все такое действуют на любую женщину.

— Ты не любая.

— В этом смысле я такая же, как все. Пойми, я просто поддалась минутному порыву.

Владик, сдвинув брови, смотрел на нее:

— Я тебе не верю.

— Придется поверить, — Ларисино терпение было на исходе. — Придется, потому что это правда.

Лицо Владика исказилось от боли, и он выдохнул свой последний аргумент:

— Но я люблю тебя!

Тут терпение лопнуло. Лариса потеряла контроль над собой и сорвалась:

— Да! — закричала она. — Да! Но я-то тебя не люблю! Пойми, наконец, не люблю!

Оттолкнула его и быстро пошла к метро. На полпути оглянулась: Владик все еще стоял у подъезда — долговязая, нелепо застывшая мальчишеская фигура. Мгновенная жалость шевельнулась в ней и тут же умерла. «Слава богу, — подумала Лариса, — что он за мной не увязался».

Этот день в «Орбите» получился сумасшедшим. С утра Лариса вместе с шефом ездила на переговоры, потом принимала клиентов у себя. А после обеда Леночка завалила ее кучей макулатуры, которую необходимо было просмотреть и либо завизировать, либо вернуть на доработку.

Погрузившись в работу с головой, Лариса не видела и не слышала ничего вокруг, хотя дверь в ее крошечный кабинетик была открыта и мимо нее то и дело сновали люди. Однако каким-то краешком сознания она уловила свое имя, произнесенное в предбаннике, и через секунду Леночка крикнула:

— Лариса Владимировна, к вам пришли.

Лариса подняла голову от бумаг и увидела перед собой Олега. Он стоял и улыбался, как будто приходить к ней в офис было его обычным занятием.

— Привет.

— Привет, — Лариса изумленно смотрела на него. — Что ты здесь делаешь?

— Зашел за тобой.

— С чего это вдруг? — Лариса отложила карандаш, подперла подбородок рукой и пристально посмотрела на Олега.

— Захотелось. Подумал, что это странно — ты работаешь в двух шагах от моего дома, а я у тебя в офисе ни разу не был, — Олег с интересом осматривал Ларисин кабинет. — С тех пор, как занимался оформлением вашего интерьера. Надо же взглянуть на свою работу, так сказать, в жизни.

— Ну и как? — насмешливо спросила Лариса. — Нравится?

Олег провел пальцем по полке с документацией:

— Напрасно ты поставила сюда керамику. Не вяжется по стилю.

— А мне нравится.

— Раз нравится, пусть стоит, — покладисто согласился Олег. — Главное, чтобы ты себя чувствовала здесь комфортно…

Он подошел сзади и обнял ее за плечи:

— Лора…

Она отстранилась — не резко, но вполне заметно:

— Оставь. На работе это как-то неуместно.

Он усмехнулся:

— А не на работе?

Лариса, не отвечая, раскрыла толстую папку и принялась быстро просматривать бумаги, делая на страницах пометки карандашом. Олег усмехнулся:

— Может, оторвешься от дел на пять минут и все-таки пообщаешься со мной?

Лариса подняла на него глаза:

— Извини, но у меня действительно сегодня тяжелый день.

Олег скрестил руки на груди:

— Почему ты вчера не захотела остаться у меня?

— Не захотела, и все, — Лариса мельком взглянула на Олега и снова уткнулась в бумаги. Вот отношения выяснять ей совсем не хотелось.

Он усмехнулся, но усмешка получилась кривоватой:

— Значит, все?

Лариса вздохнула. Видно, объяснения все-таки не избежать. Она опять отодвинула папку и решительно сказала:

— Все.

Олег по-прежнему стоял над ней в позе обвинителя. Лицо у него стало обиженным:

— Не понимаю. До сих пор тебя все устраивало…

Лариса устало посмотрела на него:

— А с чего ты взял, что меня все устраивало?

— Но ты же ничего не говорила…

Вот тут она разозлилась:

— А ты спрашивал? Ты все делал так, как тебе удобно. А мне предоставил либо приноравливаться к тебе, либо уйти. Пока я хотела, я приноравливалась. Теперь мне это надоело, и я ухожу. Все просто и понятно.

Олег недовольно поморщился:

— Ну зачем так грубо? Я думал, между нами было что-то…

— Что? — Лариса раздраженно пожала плечами. — И что же такое между нами было?

— Я думал…

Олег запнулся, и Лариса перешла в наступление:

— Не знаешь, что сказать? Не стесняйся. Давай, наконец, назовем вещи своими именами. То, что у нас было, не имело никакого отношения к любви, даже отдаленно ее не напоминало. Мы просто проводили вместе время. Спасались — ты от скуки, а я от одиночества.

От такого натиска он растерялся, но всего лишь на секунду. Потом язвительно сказал:

— А теперь у тебя для спасения от одиночества появился кто-то другой?

— Тебя это, во всяком случае, не касается.

Лариса окончательно захлопнула папку и встала, давая понять, что разговор окончен. Но Олег не собирался уходить. Он внимательно посмотрел на нее и констатировал:

— Значит, появился, — по его губам поползла язвительная усмешка. — Что ж, надеюсь, на этот раз тебе больше повезет, и ты получишь то, что хочешь.

Однако по его лицу что-то незаметно было, что он действительно желает Ларисе счастья. И эту кривую усмешку уж никак нельзя было назвать доброжелательной. Олег открыл было рот, чтобы добавить еще что-то к своему пожеланию, но не успел: дверь распахнулась и в кабинет вошел Андрей.

«Плохое кино», — подумала Лариса и почувствовала прилив дурноты, как в самолете, когда он набирает высоту. Она опустилась в кресло и на секунду закрыла глаза, героически пытаясь взять себя в руки и справиться с ситуацией.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Андрей. — Лариса Владимировна, вы заняты? Я не знал.

— Нет, все в порядке, Андрей Ростиславович, — Лариса тоже улыбнулась, вежливо и холодно, и повернулась к Олегу: — Мы ведь с вами уже все обсудили?

Олег изобразил нечто вроде поклона:

— Надеюсь, все. Но если у меня возникнут вопросы, я вам еще позвоню.

Он подхватил со стула свою куртку и вышел, не оглядываясь и не прощаясь. Андрей проводил его взглядом, подождал, пока закроется дверь, и повернулся к Ларисе:

— Ну, и кто это был?

— Так, — Лариса небрежно пожала плечами, — небольшой деловой разговор.

— Деловой?

Лариса улыбнулась, вышла из-за стола и подошла к Андрею вплотную. Приподнявшись на цыпочки, легко коснулась губами его щеки:

— Здравствуй. Твой приход, — приятная неожиданность. Что-нибудь произошло?

— Да нет. Зашел просто так. Подумал, может быть, мы с тобой поедем куда-нибудь поужинать, когда ты освободишься. Тебе еще долго?

Вообще-то у Ларисы дел было невпроворот, но что-то в тоне Андрея ее обеспокоило. В конце концов, дела подождут до завтра. Приедет на работу раньше и досмотрит эту документацию…

Лариса ласково улыбнулась:

— Я уже освободилась.

Андрей, однако, на ее улыбку не ответил.

Лариса сложила бумаги на столе аккуратной стопкой, выключила компьютер, вынула из него дискету и бросила в сумочку. Потом взглянула в зеркало, поправила прядь волос над ухом и повернулась к Андрею:

— Ну все, я готова. Пошли?

На этот раз Андрей привел ее во вполне обычное заведение. Лариса мимо этого ресторана проходила каждый раз, когда шла с работы и на работу, так что даже машиной воспользоваться не пришлось.

Вообще таких ресторанов, как «Пингвин», сейчас по Москве много расплодилось. Зеркальные двери с золотыми ручками, два пыльных искусственных фикуса, зеленая ковровая дорожка и здоровенный лоб-охранник у входа. Внутри — интимный полумрак, длинноногие блондинистые официантки, свечи на столиках и стены, отделанные под мореный дуб. Меню стандартное, а цены запредельные. Одним словом, обычное заведение для скромных банковских служащих и прочих коммерческих работников.

Нельзя сказать, чтобы этот ужин удался на славу. Ларисе все время казалось, что между ней и Андреем возникла какая-то отчужденность, причем исходило это не от нее, а от него. Кроме того, они натолкнулись на знакомых Андрея: супружескую пару, сидевшую за одним из соседних столиков. Он — пожилой самодовольный тип в очках (у Ларисы было смутное подозрение, что она эту физиономию видела на экране телевизора), она — высокая рыжая дама, холеная, как породистая лошадь. Когда тип в очках окликнул Андрея, Ларисе захотелось сквозь землю провалиться. Она внутренне съежилась, ожидая импровизированного вранья и готовясь разыгрывать роль делового партнера. Надо же Андрею как-то объяснить свой ужин с девушкой, ведь эти знакомые могут знать и его жену. Да наверняка знают!

И вот тут Андрей ее удивил. Вранья не последовало, он вообще ни слова не сказал в свое оправдание. Мало того, он держался так, словно Лариса — его законная жена и нет ничего естественнее их совместного ужина. Андрей и Лариса пересели за столик к Мезенцевым (услышав фамилию, Лариса, наконец, вспомнила: Мезенцев был одним из лидеров оппозиционной политической партии, правда, весьма малочисленной). Мило пообщавшись с полчаса, доев ужин и выпив бутылку сухого вина за знакомство, пары распрощались, весьма довольные друг другом, и Лариса со своим спутником покинула это славное заведение.

Когда машина подъехала к Смоленской и свернула в переулок, Лариса удивленно взглянула на Андрея. Он проигнорировал этот взгляд, пристально изучая обстановку на дороге. Лицо у него было мрачнее тучи. Лариса усмехнулась, пытаясь подавить возникшее чувство тревоги. Тем не менее она ничего не сказала и сделала вид, что все идет как надо.

Андрей припарковал машину у уже знакомого подъезда. Вышел и распахнул перед Ларисой дверцу:

— Ты идешь?

В подъезде, пока они ждали лифт, Лариса придвинулась к нему вплотную и погладила по плечу. Он не отодвинулся, но и не ответил на эту робкую ласку.

Они вошли в квартиру. Андрей помог Ларисе снять пиджак и сразу прошел на кухню. Через пару минут он вернулся, держа в одной руке бутылку с «Бифитером», а в другой — два стакана.

Лариса скинула туфли и забралась с ногами на низкую тахту. Она ожидала, что Андрей сядет рядом, но он прошел через всю комнату и остановился у окна. На Ларису он не смотрел, и это показалось ей странным.

— Что-нибудь не так? — поинтересовалась она.

Вместо ответа он спросил:

— Хочешь джина? Правда, льда нет, но он только что из холодильника.

И голос у него был какой-то холодно-отстраненный.

— Содовой тоже нет?

— Извини, не позаботился.

Какая муха его укусила? Лариса решила делать вид, что ничего не замечает.

— Тогда нет, — спокойно сказала она. — Джин без содовой я не пью.

— А я, пожалуй, выпью.

— Ты же за рулем.

— Плевать.

Андрей щедро плеснул себе в стакан неразбавленного «Бифитера» и поставил бутылку на подоконник. К тахте, на которой сидела Лариса, он по-прежнему не приближался. Она сидела и ждала. В конце концов, скажет же он, что случилось.

Долго ждать не пришлось. Аккуратно поставив опустошенный стакан рядом с бутылкой, Андрей повернулся к ней и мрачно спросил:

— Так кто это был у тебя в офисе?

— Когда?

— Когда я за тобой зашел!

Она сначала даже не поняла, о чем речь. Потом сообразила и сразу почувствовала себя страшно усталой. Похоже, ее ждет сцена ревности. Ну за что, за что ей все это? Да еще так сразу, в один день — сначала Владик, потом Олег, теперь Андрей… Почему она все время должна оправдываться, что-то доказывать, в чем-то убеждать… Однако она сдержалась и постаралась ответить как можно спокойнее:

— Олег. Мой знакомый.

— Только знакомый?.

Тут Лариса возмутилась:

— Послушай, а тебе какое дело? Ты вообще не имеешь права задавать мне такие вопросы!

Андрей последнюю фразу пропустил мимо ушей:

— Так что, действительно только знакомый? Не похоже.

— На что это «не похоже»?

— Слишком откровенно он на тебя смотрит. Ты с ним спала?

Лариса внутренне подобралась:

— А даже если и так. Тебя это не касается!

По лицу Андрея словно тень пробежала:

— Касается, и даже очень. Потому что…

— Что «потому что»? — Лариса перешла в наступление. — Ведь не думал же ты, что я восемь лет прожила, блюдя чистоту и невинность? Да и ради кого мне все это стоило хранить? Ради чужого мужа?

— Если бы ты действительно любила меня…

— А может быть, не «если бы», а именно поэтому? Потому, что я любила тебя, жить без тебя не могла, а жить надо было?

— И ты позволяла другим… — Андрей поморщился, как от боли, и провел по лицу рукой. — Боже, я как подумаю, что до тебя дотрагивались чужие руки…

— Милый мой, — глухо сказала Лариса, — милый мой, я же не спрашиваю, что ты по ночам делаешь со своей женой. Вряд ли вы говорите о погоде.

— Это другое!

— Да?! Почему же, объясни!

— Это не имеет никакого значения! Я всегда думал о тебе! А ты… Как же ты могла!

— Да какое право ты имеешь меня осуждать! — Лариса даже задохнулась. — Ты!.. Ты же…

— Я любил тебя! И люблю!

— И поэтому бросил меня на произвол судьбы? Иди, любимая, иди на все четыре стороны! Я, конечно, люблю тебя, но в моей жизни для тебя места нет! Иди и живи как хочешь! Вот я как хотела, так и жила!

Он молчал, лишь желваки ходили ходуном, а на шее вздулись вены. Он все еще пытался сдержаться. Но Лариса ничего не замечала. Она подскочила к нему и вцепилась в рубашку:

— Что, нечем крыть?

Терпение Андрея, и так бывшее на пределе, лопнуло. Он схватил ее за руки и начал трясти. Лицо его исказилось от гнева:

— Зачем? Зачем ты мне все это говоришь?

Весь Ларисин запал как-то сразу прошел. Она обмякла в его руках, тело сделалось словно ватным.

— Мне… мне плохо…

Вероятно, сказалось напряжение последних нескольких дней. Кажется, на несколько секунд Лариса потеряла сознание, потому что потом она обнаружила себя лежащей на тахте и над ней — испуганное лицо Андрея.

— Что с тобой?

В голове все еще слегка шумело. Она слабо улыбнулась, пытаясь преодолеть этот неясный шум:

— Думаю, ничего страшного. Просто не надо больше на меня кричать. Никогда.

— Не буду, — серьезно сказал он.

— Обещаешь?

— Да.

В его глазах было столько нежности и тревоги, что ее сердце дрогнуло. Лариса взяла его руку и приложила к своей щеке. Его ладонь была такой теплой, такой надежной. Он чуть вздрогнул от этого прикосновения и напрягся, не решаясь продолжить ласку, ожидая слова, знака… И тогда она сказала:

— Иди ко мне.

 

Глава 4

Жена обо всем узнает последней. Но все-таки узнает

Тугие струи горячей воды прекрасно массировали уставшее тело. Ирина щедро плеснула в ладонь душистого геля для душа и с наслаждением принялась втирать его в мокрую кожу. Гель она купила два часа назад здесь же, в клубе. Предполагалось, что это китайское средство из морских водорослей консервирует женскую красоту на неопределенное время. Конечно, рекламным проспектам доверять нельзя, но ощущения от геля действительно приятные — словно теплый ток разбегается по телу…

— Ну как, хорошо потренировалась?

Рита Мезенцева встала под соседний душ и тоже принялась священнодействовать.

— Ничего себе, — отозвалась Ирина. — Все мышцы болят.

— Просто нужно чаще заходить в клуб, — сказала Рита. — Я вот мучаю себя тренажерами три раза в неделю. А чтобы тебя, дорогая, сюда вытащить, нужно приложить неимоверные усилия. Так нельзя. При мужиках я этого ни за что не скажу, но, знаешь, в нашем возрасте регулярные тренировки — не роскошь, а насущная необходимость. Смотри, у тебя уже и целлюлит появился.

— Где? — Ирина выгнулась, пытаясь рассмотреть свое тело ниже поясницы.

— Шучу. Пока нет, но может. Кстати, ты бы договорилась с Шуриком насчет массажа. Когда ты проходила курс в последний раз?

— Не помню. Что-то около года назад…

— Уже пора повторить. И еще, со следующей недели здесь будут делать эленис.

— Это что такое?

— Отстала, подруга. Эленис — гениальное достижение современной косметологии. Сначала тебя долго гладят такими специальными маленькими щеточками, а потом делают ароматерапевтический точечный массаж шиатсу. — Рита энергично растирала тело противоцеллюлитным массажером. — Считается, что эта техника позволяет добиться равновесия тела, мыслей и эмоций. Впрочем, Шурика эленис не отменяет.

— Думаешь? — Ирина выключила воду и закуталась в полотенце. — Я жду тебя в раздевалке.

На самом деле словечко «раздевалка» Ирина использовала по привычке. В клубе «Эвита» это место называлось «комнатой для переодевания». Вообще этот дорогой спортивный клуб был любимым местом времяпрепровождения Ирининых приятельниц. Здесь они встречались, обменивались сплетнями и новостями, даже заключали сделки. Отличный тренажерный зал, салон красоты, работавший на натуральных препаратах американской фирмы «Аведа», знаменитый на всю Москву массажист Шурик, руки которого творили чудеса, сауна с бассейном и прочие прелести позволяли сочетать приятное с полезным.

Через полчаса Ирина с Ритой спустились в небольшое кафе-бар здесь же, при клубе. Спиртного в кафе не подавали, и курение не то чтобы запрещалось, но считалось дурным тоном. Все-таки «Эвита» — спортивно-оздоровительное заведение. Дамы взяли по коктейлю «Флорида» (смесь ягодно-апельсиново-лимонного сока со льдом и ни капли алкоголя) и по чашечке кофе и устроились за одним из столиков перед большим, во всю стену, окном.

Ирина решила первой разговор не начинать. В конце концов, это была Риткина инициатива. Если ей так уж необходимо Ирине что-то сообщить, пусть сделает это тогда, когда сочтет нужным. Ирина не сомневалась, что Ритка припасла для нее какую-нибудь гадость, и приготовилась встретить возможный удар с прилично-светским безразличием на лице.

Однако Рита не торопилась сообщать свою новость. Она подцепила соломинкой кусочек льда, улыбнулась и спросила как бы между прочим:

— Кстати, ты не пробовала еще у нас в салоне новый лифтинг?

— Нет, — Ирина тоже улыбнулась. — Ты же знаешь, больше всего на свете я боюсь зубных врачей и хирургов. Даже хирургов-косметологов.

— А зря. Подтяжка — процедура для женщины в определенном возрасте естественная.

Ну да, подумала Ирина, Ритка уже успела испытать это на себе. Вот только забыла, простую подтяжку она делала или комбинированную? Если комбинированную — значит, морщины убирали не только с нижней части лица, но и с век, и со лба. Интересно, а сколько Ритке на самом деле лет? Выглядит на двадцать восемь, ну, в крайнем случае, на тридцать. Может быть, действительно стоит попробовать?

— Что за новый лифтинг?

— Как раз для тебя — лифтинг лица без хирургического вмешательства. Сочетание электроволн с естественными биотоками тела, мышцы лица и шеи стимулируются на вытягивание и сжатие. Знаешь, это такое чудо, за один раз морщинки у глаз совершенно разглаживаются. — Рита критическим взглядом окинула лицо приятельницы: — Извини, но, по-моему, это то, что тебе сейчас нужно. Выглядишь ты не лучшим образом.

Тоже один из Риткиных излюбленных способов ухудшения настроения подругам — говорить гадости под видом заботы об их здоровье. Ирина пожала плечами:

— Работа требует жертв. Здоровым мой образ жизни не назовешь. А сейчас особенно — Эдик Константинов предложил грандиозный проект, а это требует колоссальной подготовки…

— Да ты что! Константинов? Как же ты на него вышла?

— Никак. Не я на него вышла, а он на меня…

«Вот так! — Ирина с удовольствием отметила тень ревнивой зависти, пробежавшую по Ритиному лицу. — Вот так! Надеюсь, ты вспомнила, что я — хозяйка модной арт-галерее и сама по себе кое-что значу, а ты — всего лишь жена своего мужа».

Но Рита быстро справилась с собой и продолжила поучения:

— Дорогая моя, здоровый образ жизни — недостижимый идеал. Я понимаю, работа, дела, ну и все остальное… Ты же знаешь, я тоже совсем не люблю себе в чем-либо отказывать…

Да уж, это Ирина прекрасно знала. Рита была завсегдатаем престижных тусовок, приемов, ночных клубов, играла в казино, любила вино и мужчин. И при этом ухитрялась сохранять имидж хорошей жены — Ритин муж делал политическую карьеру, а жена политика должна быть (или казаться) безупречной. Ритке это пока удавалось.

— Ты же знаешь мой принцип: если вечером позволила себе расслабиться, утром — немедленно в «Эвиту». Тренажеры, массаж, — и ты снова в порядке. Готова к новым подвигам.

Рита откинулась на спинку кресла, выпрямилась и положила ногу на ногу, словно для того, чтобы продемонстрировать, в какой она прекрасной форме. Ирина оценила Ритины усилия: безупречное лицо, безупречная стрижка, безупречные ноги, открытые мини-юбкой чуть ли не до середины бедер. Безупречные руки с безупречным маникюром. Ни одной заметной морщинки на лице, ни грамма лишнего жира на талии. Просто картинка из «Космополитена». Интересно, какой камень за пазухой держит для нее эта картинка? И когда, наконец, она его предъявит? Прелюдия сыграна, можно переходить к основному действию.

Рита не разочаровала Ирину. Выдержав паузу, она спросила без всякого подхода и перехода:

— Между прочим, тебе известно, что у твоего мужа роман?

Удар попал в цель. Ирина и предположить не могла, что речь пойдет об Андрее. Она ожидала чего угодно: намеков на своего последнего любовника (уже, кстати, отставленного), обсуждения того злосчастного вечера, когда Ирина при Риткином муже позволила себе расслабиться больше, чем нужно, — словом, чего угодно, но не того, что Ритка так откровенно полезет в ее семейные дела. Однако Ирина все-таки не доставила Рите удовольствия и не выдала своей растерянности. Она улыбнулась как можно равнодушнее и пожала плечами:

— Роман? Какая ерунда!

Но в глубине души что-то царапало и царапало. Конечно, она давно уже подозревала о девочках, периодически посещавших постель ее мужа, но не хотела, чтобы об этом догадывались и другие. Особенно ее светские приятельницы — этим гарпиям всегда хочется попить чужой кровушки. И ладно бы только между собой обсуждали, но ведь и ей начнут сочувствие выражать. Ирина знала, что многие из ее так называемых «подруг» пытались подкатиться к Андрею, но безрезультатно. Конечно, не такой он дурак, чтобы связываться с вампиршами вроде Ритки, как бы хорошо они ни выглядели.

— Какая ерунда, — повторила Ирина и еще раз презрительно улыбнулась. — Роман? Глупости! Наверное, кто-нибудь случайно встретил его в обществе молоденькой секретарши, кстати, у него сейчас просто очаровательная секретарша, жена нашего старого приятеля, а ты уже вообразила невесть что. Это и есть твой страшный «серьезный разговор»?

Иринино лицо было вполне безмятежным, но Риту не проведешь. Она прекрасно поняла, что задела приятельницу за живое.

— Я говорю не о секретарше и не о референточках, — невозмутимо сказала она. — Дорогая, таким женщинам, как мы, восемнадцати- и даже двадцатилетние дурочки не страшны. Наших мужчин они не уведут. Самые опасные соперницы — женщины от двадцати восьми до тридцати двух. Между прочим, у русского классика Чехова есть рассказик, где он сравнивает женщин с алкогольными напитками. Двадцать восемь по его градации — высший сорт, коньяк с лимоном. А мы с тобой, по Чехову, — уже пиво завода «Вена», пенимся, но не пьяним. Чудак, правда? — Рита пожала плечами, словно поражаясь глупости классика. — Хотя что с него взять, он жил в прошлом веке. А в наше время сорок — как раз самый расцвет.

Ирине казалось, что Рита нарочно пустилась в отвлеченные рассуждения, чтобы поиграть у нее на нервах. Но тревоги никак не выдала: сидела, спокойно прихлебывая коктейль маленькими глотками. Рита выдержала паузу и, так и не дождавшись вопроса, сказала сама:

— Так вот, о женщинах от двадцати восьми до тридцати двух. Боюсь, что соперница у тебя именно такая. Муж твой просто голову от нее потерял, даже поглупел. Странно, что ты еще этого не заметила.

— Если бы было так, как ты говоришь, я бы как раз заметила. Значит, все сильно преувеличено, — отпарировала Ирина.

Рита вскинула тонкие, аккуратно подведенные брови:

— А что, тебя совсем не интересует, кто она?

— Ну и кто же?

— По-моему, переводчица. Уж не знаю, где он ее подцепил, может быть, на каких-нибудь переговорах. Кстати, очень неглупа, очень.

Тут Ирина не выдержала:

— Интересно, а ты-то откуда знаешь? Ты видела ее?

Наконец-то Рита смогла сполна насладиться своим положением владелицы ценной информации:

— Представь, да. Поэтому могу судить о ней вполне объективно. И скажу тебе, дорогая — это не девушка-однодневка. У нее не только ноги красивые, но и голова соображает. Интеллектуальный коэффициент не ниже ста восемнадцати.

— Ты что, с ней говорила?

— Да.

— Как ее зовут?

— Лариса. Фамилии, к сожалению, не знаю. Высокая блондинка, прекрасно смотрится, — тут Рита не удержалась от колкости, — рядом с твоим мужем.

Она замолчала, наблюдая, какой эффект произвели ее слова. Ирина изо всех сил старалась сохранять спокойствие.

— И где же это произошло? — ровным голосом спросила она.

— Что?

— Ну, где вы все пересеклись?

— Очень просто. Вчера мы с Пусиком пошли поужинать в один симпатичный ресторанчик, «Пингвин» — может, знаешь? Он принадлежит Никите Ветрову, у Пусика там золотая карта.

Ирина машинально кивнула. Никита Ветров — бывший рок-музыкант, ныне преуспевающий бизнесмен, кормил в своем ресторане друзей в кредит, по карте. Золотая карта предполагала всевозможные скидки, поэтому расчетливая Ритка посещала «Пингвин» с завидной регулярностью.

— Ну так вот, в «Пингвине» мы их и встретили, — продолжила Рита свою сагу. — Надо сказать, я твоего Андрея заметила не сразу, а вот на нее тут же обратила внимание. Очень эффектная и одета со вкусом. Вроде бы ничего особенного, светло-лиловый костюмчик — пиджак на двух пуговицах и узкие брючки, но хороший стиль сразу видно. Костюмчик-то от Жозефа! И сумка к нему от Кати Спад. А часы хоть и не Картье, но Кристофл — тоже не так плохо…

Ирина болезненно поморщилась. Рита дорвалась до тряпок и теперь не остановится, пока не перечислит все детали туалета этой треклятой блондинки. Так увлеклась, что даже вышла из роли сочувствующей подруги.

— …В общем, девушка явно не бедствует, — подвела, наконец, Рита итог и замолчала, утомившись столь длинной речью.

Ирина подождала немного, но Ритка молча потягивала свою «Флориду», опять забавляясь игрой на Ирининых нервах. Мол, если хочешь еще что-нибудь узнать — спрашивай сама, а предпочитаешь не вдаваться в подробности — тоже твое дело.

— Ну хорошо, а когда ты с ней поговорить успела, — поколебавшись, все-таки сказала Ирина. Конечно, она предпочитала бы вообще не заводить этот разговор. В конце концов, то, что мы не знаем, для нас как бы и не существует. Но раз уж начали… Начав, нужно идти до конца, врага нужно знать в лицо. Пусть уж Ритка выложит все, что знает.

— А мы подсели к ним за столик. Знаешь, я бы этого делать не стала, но Пусику надо было что-то срочно обсудить… Ты же его знаешь, когда речь идет о делах, его совершенно не заботят приличия. Так вот, когда Пусик его окликнул, твой муж абсолютно не смутился. Познакомил нас с этой Ларисой, как будто так и надо. И она тоже…

— Что «тоже»?

— Ну, вела себя абсолютно естественно. А потом Пусик и твой муж примерно минут двадцать говорили о своем, а мы с очаровательной Ларисой были предоставлены друг другу.

— И о чем же вы беседовали?

— Обо всем понемногу. Обсудили новую оперу и театр Фоменко, она, кстати, была у Фоменко на последней премьере, потом поговорили о разном женском. Между прочим, она посоветовала, где можно достать настоящий платок от «Гермеса» по сносной цене.

— И из этого ты вывела ее интеллектуальный индекс?

— Ну, знаешь, шила в мешке не утаишь. Умную женщину видно, даже если она в данный момент говорит исключительно о тряпках.

— Ну хорошо, а с чего ты взяла, что у них с Андреем… — Ирина запнулась, — близкие отношения? Их вполне могут связывать только дела.

Рита язвительно улыбнулась:

— Милая моя, ведь всегда видно, спят мужчина и женщина друг с другом или нет. Так вот, скажу тебе абсолютно точно: они друг с другом спят. И это не просто сексуальная интрижка, это серьезно. Да они и не особенно скрывали свои чувства! Твой муж смотрит на эту Ларису как на какое-то высшее существо. Очень, очень романтично…

Рита помолчала немного, а потом выпустила последнюю стрелу:

— Кстати, на премьере у Фоменко они были вместе.

Ирина вынуждена была поставить стакан на столик, иначе бы Ритка заметила, как сильно у нее дрожат руки.

Вообще-то во второй половине дня Ирине надо было быть в галерее, но после Риткиных откровений она чувствовала себя такой разбитой, что отправилась домой.

Громадная двухэтажная квартира показалась ей неуютной и какой-то холодной. Андрей, конечно, раньше девяти вечера не придет, Владика тоже где-то носит. Конечно, мальчик уже взрослый, у него своя жизнь, и родителям в ней отводится довольно мало места. Впрочем, это даже хорошо, что Владика нет…

Бросив сумку со спортивными принадлежностями в холле, Ирина бесцельно прошлась по квартире, заглянула на кухню — есть совсем не хотелось, да особенно и нечего, — постояла в кабинете мужа и наконец устроилась на диване в гостиной. Полумрак этой сумеречной комнаты располагал к размышлениям. А Ирине было о чем подумать.

Любит ли она Андрея? Глупый вопрос. После стольких лет брака о любви уже никто не говорит.

Другое дело — хочет ли она с ним расстаться. В этом Ирина была уверена — нет, нет и нет! Развод означал для нее крах всей налаженной, отрегулированной, удобной жизни. Во-первых, не будучи мужем, Андрей вряд ли будет давать ей деньги на ее детище — «Арт-Фэнтези». Если он женится второй раз, новая жена просто не позволит ему потакать капризам своей предшественницы. А без регулярных финансовых вливаний галерея быстро зачахнет. Хоть Ирина и утверждала, что «Арт-Фэнтези» вполне самоокупаема, в глубине души она прекрасно сознавала, что это только видимость. В наше время чисто художественное предприятие просто не может самостоятельно существовать.

Во-вторых, развод означает потерю статуса. Одно дело — быть женой преуспевающего бизнесмена, и совсем другое — разведенной женщиной, рассчитывающей только на себя. Конечно, есть немало дамочек-феминисток, которые принципиально не принимают ни от кого поддержки, но Ирина к таким не относилась. У настоящей женщины, у умной женщины, считала она, всегда должен быть мужчина, который может о ней позаботиться. А искать нового мужчину в ее возрасте хлопотно, да еще неизвестно, найдешь ли столь удобный вариант.

Нет, ни о каком разводе не может быть и речи!

Но, подумала вдруг Ирина, если Андрей действительно захочет развестись, она вряд ли сможет ему помешать. Главный козырь — сын — теперь уже не действовал. Квартира? Андрей спокойно может купить себе еще одну. А что еще? Чем она располагает, чтобы сохранить его за собой?

В голову ничего не приходило. Ирина даже пожалела о благословенном времени парткомов и профкомов, когда достаточно было пригрозить муку заявлением в соответствующий орган, чтобы удержать в лоне семьи. «Аморалка» отнюдь не способствовала карьерному росту. А теперь всем все пофигу — хоть каждый месяц переженивайся, общественность в личные дела не вмешивается… Идиоты!

Почувствовав, что от этих мыслей она впадает в состояние тихой паники, Ирина открыла бар и плеснула себе в стакан приличную порцию «Джонни Уокера». Пригубила, поморщилась, — неразбавленное виски слегка обожгло горло. Сделала еще глоток — внутри разлилось привычное и приятное тепло. Все-таки спиртное — лучший способ успокоить взвинченные нервы.

Устроившись в кресле с «Джонни», она попыталась расслабиться и хорошенько обмозговать ситуацию с разных сторон. «Итак, Андрей неуязвим. А значит… Значит, нужно действовать по-другому. В конце концов, любовный треугольник имеет не две, а три стороны. И если Андрей неуязвим, можно попробовать нейтрализовать соперницу. Причем нейтрализовать любыми средствами, на войне как на войне. А для этого нужно… Хорошая мысль!»

Ирина кинулась к телефону и лихорадочно стала набирать Ритин номер. Занято, занято… Сколько можно трепаться! А вот, наконец! Услышав ленивое Риткино «Алло», Ирина без всяких предисловий выпалила:

— Я хочу сама посмотреть на нее. Ты можешь мне это устроить?

Ритка сразу поняла, о чем речь.

— Не зна-аю, — протянула она. — Надо подумать.

 

Глава 5

Изнанка светской жизни

Вернисаж в «Арт-Фэнтези» был похож на все другие вернисажи. Разве что ВИПов — очень важных персон — на нем было меньше, чем полагается. Но это не потому, что «Арт-Фэнтези» котировалась ниже, чем, например, «Дар» или (в свое время) «Реджина». Просто июнь — не самый удачный месяц, тусовка разъезжается по круизам и гастролям. Но зато почти все оставшиеся в Москве светские львы и львицы присутствовали на этом вечере. Еще у входа Лариса сразу заметила дочь знаменитого в семидесятые годы актера Алису Вехову, прославившуюся тем, что первый муж увековечил ее имя в сценарии культового фильма, второй снял в скандальном клипе, а третий (вроде бы не муж, а только бойфренд) в настоящий момент раскручивал ее как поп-звезду. Наверное, поэтому Алиса стояла рядом с Миком Славянским, музыкальным критиком и законодателем музыкальной моды. В жизни Мик был еще импозантнее, чем на телеэкране: легкий летний пиджак ловко сидел на его высокой представительной фигуре, но галстука по случаю жары не наблюдалось и верхние пуговички рубашки под пиджаком были вольно расстегнуты. Однако эта вольность ничуть не портила общего впечатления томного аристократизма — Мик словно источал некие флюиды, заставляющие окружающих сразу и безоговорочно признавать его превосходство.

Чуть в стороне, но близко к Мику отирался ведущий попсовой программы на ТВ-6 Вахтанг Аришвили — так шакалы бегают за тигром. В мире искусств Вахтанг был мелкой сошкой, «шестеркой», его основное назначение — «гнать волну», то есть поднимать шум, когда скажут и против кого скажут. Вахтанг сменил имидж: вместо свисающих до пояса светлых слипшихся патл он коротко постригся и теперь бритым затылком, яркой рубашкой и золотым медальоном, болтающимся на груди, здорово напоминал владельца кооперативного киоска.

Народу было довольно много, но Олег, однако, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Поздоровался за руку с каким-то типом в вышитой косоворотке, расцеловался с яркими девицами синтетического вида, потом долго хлопал по спине длинноволосого малого в черном, восклицая при этом: «Старик, сколько лет!» Малый был немедленно представлен Ларисе и Николь и оказался Александром Бартеневым, довольно известным художником-примитивистом. У примитивиста с Николь тут же завязалась оживленная беседа, и они отошли в сторонку, словно забыв о существовании Ларисы и Олега. Впрочем, это типично для тусовки: долгий разговор противоречит законам общения, рассчитанного на скольжение по паркету, рокировку собеседников и невесомый «смол ток». Николь и Бартенев проговорят минут пять, а потом он передаст ее другим собеседникам. Хотя Николь никого здесь не знает, скучать ей не придется — и на минуту в покое не оставят. Она француженка, и в этом все дело. Отечественные творческие личности всегда вьются вокруг заграницы. Чем черт не шутит, думает каждый из них, а вдруг эта дамочка при случае замолвит за меня словечко где надо и удастся «слупить» какой-нибудь грант или организовать выставку или хотя бы съездить на халяву в Париж…

Ирина фланировала между гостей, улыбаясь мужчинам, целуясь с дамами, принимая приветствия и комплименты, стараясь каждому сказать что-то приятное. Безупречно причесанная, безупречно накрашенная, в элегантном вишневом костюме и с лучезарной улыбкой на губах, она казалась воплощением идеала светской женщины.

К ней подошла Рита Мезенцева, разумеется, Рита не пропускала ни одного мало-мальски заметного вернисажа в «Арт-Фэнтези». После душевного поцелуя и радостных восклицаний она наклонилась к Ирине и, понизив голос, сказала:

— Это невероятно, но она здесь.

Ирина сразу поняла, о ком говорит Рита, но на лице ее ничего не отразилось. По-прежнему мило улыбаясь, она поправила рукой свою безупречную прическу и спросила:

— Где?

— Посмотри чуть налево, ближе к выходу. Блондинка в белом, рядом во-он с тем квадратным молодым человеком с хвостиком.

Ирина незаметно взглянула в ту сторону. Очевидно, под «молодым человеком с хвостиком» подразумевался Олег Былинский, художник, приведший к ней позавчера ту француженку.

— Видишь?

— Да. Спасибо, что показала.

Рита смотрела на Ирину с жадным любопытством:

— И что ты собираешься делать?

— Посмотрим, — уклонилась та от ответа, — сейчас, во всяком случае, ничего.

— Ну что, — сказал Олег, — пойдем посмотрим, где здесь шампанское дают?

— Пойдем, — Лариса хотела взять его под руку, но он ловко уклонился.

Шампанское выносили на подносах и ставили на низкие овальные столики в углах зала. Поскольку вечеринка только начиналась, принесенные фужеры сразу разбирали и столики быстро пустели. Правда, ненадолго, всего на минуту-другую, до следующего появления официанта. В очередной «разнос» Олег успел-таки ухватить фужер себе и Ларисе.

— Держи! По-моему, это «Брют». У Иришки всегда все по первому классу.

Лариса небрежно приняла фужер и сразу отпила глоток. Вообще-то она знала, что шампанское на приемах подают совсем не для того, чтобы его пили. Просто с бокалом в руках удобнее позировать фотографу. И потом, как написал один хороший журналист, «пузырьки шампанского воплощают игристую прозрачность бытия, состоящего из чистого удовольствия». «Ну, положим, — подумала Лариса, — чистое удовольствие — это иллюзия для стороннего наблюдателя». Люди вокруг нее не отдыхали, а работали, неустанно работали на свой имидж. Но самой Ларисе от этой вечеринки ничего не нужно, и фотографы ее снимать не собираются. А шампанское — хоть какая-то компенсация за бездарно потраченный вечер. Уж это-то маленькое удовольствие она сегодня непременно получит.

Лариса обернулась к Олегу, хотела спросить, кто во-он та личность непонятного пола с фуражкой на голове, но не успела и рта раскрыть. Олег, не обращая на нее внимания, сосредоточенно искал глазами кого-то в толпе. Видимо, нашел, потому что лицо его просветлело, он тронул Ларису за локоть:

— Извини, пожалуйста, мне нужно кое-что обсудить вон с тем человеком.

Сказал и, даже не дожидаясь ответа, стал лавировать по направлению к толстому пожилому господину в белом костюме. Приглядевшись, Лариса с удивлением узнала Василия Янина — того самого, из ресторана «Руслан», члена клуба «Дазн». Ого, какие люди заходят на постмодернистские хеппенинги!

Она понаблюдала, как Олег беседовал с Яниным, разговор был недолгим, Янин отмахнулся от Олега, как от надоедливой мухи. Но потом Олег вместо того, чтобы вернуться к ней, подошел к одной компании, потом к другой, и Лариса в конце концов потеряла его из виду.

Поняв, что осталась одна, Лариса в первый момент почувствовала себя довольно неуютно. На таких тусовках все обычно друг друга знают, мужчины приветливо и громко здороваются, дамы преувеличенно радуются встрече и непременно демонстративно целуются. Народ собирается кучками и группками, и гости томно фланируют от одной кучки к другой. Одиночка, случайно попавший на тусовку и не обладающий разменной монетой кивков и улыбок, ощущает себя чужим на празднике жизни. Олег мог бы хоть в этот вечер побыть джентльменом», — с досадой подумала Лариса. Понятно, что его исчезновение — маленькая и недостойная месть за позавчерашнее, за то, что она отказалась продолжать их нелепые отношения. Что ж, для нее не новость, что Олег самолюбив, обидчив и мнителен, как женщина. И так же мстителен, большой пакости, конечно, устраивать не будет, но по мелочам насолит. Вот сейчас и подвернулся подходящий случай.

— Очень рада вас видеть. Спасибо, что пришли.

Олег, польщенный таким подчеркнутым вниманием хозяйки вечера, галантно склонился к Ирининой руке:

— Вы, как всегда, совершенно очаровательны.

— Как вам Пухов?

— Неподражаем.

— А что это, — поинтересовалась Ирина, — я не вижу вашей протеже?

— Николь? О, она сразу стала нарасхват. Вы не ошиблись, решив устроить ей выставку.

Ирина взмахнула накрашенными ресницами:

— Ну, ничего еще твердо не решено… Можно задать вам нескромный вопрос?

— Да ради бога!

— Николь — ваша подруга?

Олег неопределенно улыбнулся, явно довольный этим предположением:

— Ну…

— Вижу, вы времени зря не теряете, — лукаво погрозила пальчиком Ирина. — И француженка, и сюда пришли с красивой женщиной. Кстати, я ее, по-моему, не знаю. Кто она?

— Лариса? Просто моя приятельница. Кстати, с Николь меня познакомила именно она. Николь — Ларисина сводная сестра по отцу.

— Да что вы говорите! Как интересно… — Ирина опустила глаза и загадочно улыбнулась.

Подойдя к столику с напитками, Лариса взяла себе бокал шампанского и огляделась в надежде, что увидит хоть одно лицо, знакомое не по телеэкрану. Нет, никого…

В группке, стихийно образовавшейся в двух шагах от Ларисы, обсуждали животрепещущие новости моды. Лариса прислушалась: говорили о показе последней коллекции японки Комаки Моримото, восходящей звезды «от кутюр». Она уловила имя Моримото, и ей стало интересно. Лариса случайно видела репортаж с этого показа: модели показались ей отчасти забавными, но в основном нелепыми.

— Вроде бы ее вещи есть в бутике «Житройс» на Манежной, но я еще не видела, — призналась брюнетка в мешковатом балахоне, вероятно, обозначающем вечернее платье.

— И много потеряла. Прелесть что такое! — восхитилась другая девица, как две капли воды похожая на первую, в почти таком же балахоне, но не брюнетка, а рыжая. — Девиз — не помню, как это звучит в оригинале — что-то вроде «Долби»… Так называется какая-то рептилия. И коллекция у нее под девизом этой рептилии, можно сказать, в ее честь.

Молодой человек гомосексуального вида томно заметил:

— Дорогая моя, «Долби» — это название звукосистемы.

— Ну, не важно, — отмахнулась девица. — Главное — отказ от привычного и безоговорочное принятие нового. Как змея сбрасывает кожу. Женщина должна быть женщиной, поэтому — решительный отказ от стиля «унисекс».

— Вот и хорошо, — ядовито сказала хорошенькая миниатюрная женщина. На ней было отлично сшитое светлое платье для коктейлей. — А то сейчас со спины не поймешь, мальчик перед тобой или девочка.

Женщина метнула в сторону молодого человека быстрый взгляд и добавила:

— Да и с лица иногда тоже…

— Вот-вот, и мужики этим недовольны, — подхватила брюнетка в балахоне. — А миром все-таки правят мужики. И миром моды, в конце концов, тоже.

— Ну уж нет, — не согласилась рыжая. — Ведь кутюрье-то ориентируются на женщин, стараются им угодить…

— А женщины стараются угодить мужикам. Вот и получается — женская мода создается для того, чтобы мужики получали удовольствие.

— Ну так они его и получают, — рыжая вернулась к первоначальному предмету обсуждения. — Знаешь, у Моримото все модели очень секси. Гипюр, кружева, натуральный шелк и бархат. И обязательно хотя бы одна супердорогая вещь: бриллиантовые сережки, или кольцо, или колье. Но тут тоже важно чувствовать меру.

— От последней детали мужики особенно придут в восторг, — скептически заметила дама в платье для коктейлей. — За бриллианты-то платить придется им. Впрочем, как и за все остальное.

— А вот тут ты не права, — авторитетно сказала брюнетка. — Современная женщина сама покупает себе одежду. На деловые костюмы брать деньги у мужика просто неприлично. Так поступают содержанки и домохозяйки, а они сейчас не котируются. От мужчины же настоящая женщина принимает в подарок либо роскошные мелочи — супердорогое белье и украшения — либо автомобиль, коттедж за городом, Рождество в Лондоне и Новый год на Сейшельских островах, ну и прочие тому подобные вещи.

— А шуба? — опять съехидничала дама. — Шиншилла или норка относятся к роскошным мелочам или проходят по категории автомобиля?

— Дарить шубу — это банально. Раньше сказали бы — это слишком по-купечески. Перефразирую — слишком по-новорусски.

Дама пожала плечами:

— Ну а я не столь утонченна, и, если бы мой друг подарил мне шиншилловый палантин, я не сочла бы это дурным тоном.

— А я так и на норку согласна, — усмехнулась рыжая. — Я не столь передовая…

Ларисе надоело слушать эти норково-шиншилловые откровения, и она потихоньку переместилась к другой группе. Здесь обсуждали что-то вроде международных новостей.

— Слышали? — воскликнул низенький коротышка с аккуратной кругленькой лысиной на затылке. — До чего народ дошел! В Голландии издали чистую газету. Я тоже так хочу. А то требуют сто строк в каждый номер, вот и отдувайся.

— Как это — чистую? — недоумевающе спросила девушка в белой рубашке и джинсах. Черты лица у нее были чуть монголоидные, и на глаза спадала длинная косая челка. Лариса вспомнила, что видела эту девушку в «Акулах пера» — вроде бы она из «Московского комсомольца», и имя у нее какое-то странное…

— Очень просто, — весело сказал коротышка. — Два чистых газетных листа, без единой строчки.

— А название?

— Нет. Даже цена не проставлена.

— Какая прелесть! — воскликнула девушка и с чисто женской непосредственностью поинтересовалась: — А сколько же она стоит?

— Один доллар.

— И покупают?

— Еще как!

— В наш век стрессов… — авторитетно сказал небритый молодой человек в бесформенном свитере крупной вязки («И как ему не жарко», — подумала Лариса), — в наш век стрессов это очень полезное мероприятие. Если бы люди могли прожить хотя бы день без новостей, этот день продлил бы им жизнь на год.

Коротышка беспечно махнул рукой:

— Да фиг с ними, со стрессами. На самом деле просто работать неохота. Я понял это еще в девяносто первом, когда был первый путч и ГКЧП. После того как все кончилось, в редакции закатили грандиозную пьянку. И вот посреди всеобщего ликования меня вдруг осенило: елки-палки, это ж какая малина кончилась! Да этот путч — как маленький отпуск. Позавчера я встал — пошел на митинг, за свободу бороться, вчера — опять на митинг, при святом деле. Весело, шумно, девушки на тебя как на героя смотрят! А вот завтра встану — и никакого веселья, никаких девушек, изволь садиться к компьютеру и выдавать положенное количество строк.

Костлявая блондинка, похожая на скаковую лошадь, кокетливо погрозила длинным худым пальцем:

— Ты, Юрочка, известный лентяй.

— А я и не отрекаюсь, — легко согласился коротышка, — лентяй. Надо эту идею с пустой газетой продать нашему главному. Да что там продать — подарить, всучить насильно!

Коротышка был Ларисе очень симпатичен, и она уже приготовилась слушать, о чем он будет говорить дальше, как вдруг кто-то тронул ее за плечо:

— Здравствуйте.

Неужели у нее здесь тоже отыскались знакомые? Лариса обернулась: перед ней стояла высокая худощавая брюнетка. Суперкороткая стрижка, дымчатые очки в пол-лица, маленькое платье стрейч винного цвета. Полные губы брюнетки были накрашены ярко-красной помадой, такого же оттенка лак покрывал длинные острые ногти.

— Вы меня не узнаете?

Лариса смотрела на нее, вежливо улыбаясь:

— Простите, нет.

Брюнетка сдернула очки:

— А теперь?

Лариса вгляделась пристальнее — бог мой, это же та самая мадам из «Пингвина»! Только тогда она была не брюнеткой, а золотистой шатенкой, и без очков. Их знакомили, они даже чуть-чуть поболтали… Как же ее зовут?

Лариса чуть покраснела и неуверенно спросила:

— Вы Рита, если не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, не ошибаетесь, — рассмеялась Рита, демонстрируя крупные белые зубы. — Понимаю ваше замешательство, при нашей первой встрече я была другой масти.

— О, вы сейчас выглядите ничуть не хуже!

— Ну уж, рассказывайте! Черный цвет, конечно, не совсем мой, но что делать! Страсть к переменам меня погубит! Сегодня утром решила поэкспериментировать, и вот результат!

Рита фамильярно взяла Ларису за руку и повлекла к столику с шампанским.

— Вы здесь одна?

— Нет, с приятелем.

— С Андреем Ростиславовичем?

— Нет, не с ним.

— Ах, так… — Рита отпила маленький глоток, — Кстати, странно, что Максимова нет здесь. Вы не знаете почему?

Лариса недоумевающе взглянула на собеседницу:

— А почему Андрей Ростиславович должен здесь быть?

— Как это «почему»! Ведь «Арт-Фэнтези» фактически принадлежит ему.

На Ларисином лице отразилось такое искреннее изумление, что Рита могла быть довольна произведенным эффектом.

— Вы не знали?

— Нет. Я вообще и предположить не могла, что Максимов имеет хоть какое-то отношение к… ну, к художественному миру.

— Он сам — нет.

— Тогда как же… — Лариса запнулась на полуслове. Мысль, вдруг пришедшая ей в голову, была до того абсурдной, что просто не могла оказаться правдой.

— Хозяйка галереи — его жена, — прощебетала Рита.

У Ларисы ноги подкосились. Однако невероятным усилием воли ей удалось сохранить на лице выражение спокойного интереса.

— Да?

— А он вам разве не говорил? — Рита явно наслаждалась возникшей ситуацией.

— Нет. Просто, вероятно, к слову не пришлось, У нас деловые отношения.

В Ритиной улыбке можно было явно прочитать: «Как же! Так я тебе и поверила!» Однако вслух она проговорила:

— Жаль, жаль. А хотите, я вас сейчас представлю? Ирина — очень милая женщина, между прочим, моя хорошая приятельница, — Рита огляделась по сторонам: — Куда она подевалась? Может быть, в другом зале? Пойдемте посмотрим.

Она опять потянула Ларису за руку, но та мягко и решительно высвободилась:

— Спасибо… Но я сюда пришла с другом и потеряла его из виду. Мне нужно найти его и сказать пару слов.

Отделавшись от Риты, Лариса постаралась поскорее под прикрытием чужих спин пробраться к выходу.

Конечно, она не стала искать Олега. Напоследок быстро обежала глазами зал в поисках Николь, ее тоже не нашла, повернулась и вышла на улицу. У нее просто сил не было дольше здесь находиться.

Если бы Лариса знала, что в это же время наверху разыгрывалась сцена, имеющая к ней самое непосредственное отношение…

Кабинет хозяйки галереи был небольшим, но весьма изящным. Светлая комната, в которой были все необходимые офисные принадлежности — компьютер, факс, ксерокс и тому подобное, — но которая не выглядела так бездушно-казенно, как офисы бизнесменов, состряпанные по западному образцу. Отпечаток личности владелицы кабинета лежал на всем его убранстве. А владелица явно была склонна к эклектике и эпатажу. По крайней мере именно так расценивала Николь коллекцию слоников и ярко раскрашенных свиней-копилок на полке.

Ирина откинулась в кресле и положила ногу на ногу. На свою собеседницу она не смотрела, целиком сосредоточившись на игре бликов в бокале с красным вином.

Николь прошлась по комнате, остановилась перед полкой, на которой рядком выстроились семь мраморных слоников, один меньше другого, и раскрашенная свинья-копилка:

— Какая прелесть! Интересно, а сейчас у вас можно достать такие вещи?

— С трудом, — вежливо улыбнулась Ирина. — В шестидесятые-семидесятые они продавались на любом рынке.

— Мода — великий пожиратель обыденности, — Николь взяла в руки старшего слоника и, разглядывая, поставила его себе на ладонь. — Странно, — только вчера вещь казалась тебе лишней и ненужной, а сегодня она входит в моду и тут же становится недоступной и желанной. Нужно сбыть неходовой товар — сделайте так, чтобы он вошел в моду. А не можете сделать — ждите. Через десятилетие мода сама за ним вернется.

— Интересно, — протянула Ирина. — Это ваша мысль или прочитали у великих?

Николь рассмеялась, блеснув великолепными зубами:

— Для великих это слишком банально.

Она поставила слоника на место, повернулась и пристально посмотрела на Ирину. Веселье с ее лица как будто губкой стерли, оно стало жестким и напряженным:

— Послушайте, давайте говорить начистоту. Вы ведь пригласили меня сюда не для того, чтобы выслушивать наблюдения о моде и времени?

Ирина отставила бокал и выпрямилась:

— Нет.

Взгляды двух женщин скрестились, как блестящие клинки фехтовальщиков. Поединок начался.

— Для чего же тогда? — медленно спросила Николь.

— Мы с вами договорились о вашей возможной выставке в конце сентября, ведь так? — Ирина умело подчеркнула голосом слово «возможной».

Николь кивнула, давая понять, что уловила намек и ждет продолжения.

— Я могу гарантировать вам освещение выставки в прессе и на телевидении.

Николь пожала плечами:

— Для меня важен сам факт персональной выставки в Москве и наличие буклета. Что же касается остального… Извините, но во Франции не читают вашу прессу и не смотрят ваше телевидение.

— Хорошо. Безусловно, буклет будет издан на отличной бумаге и с качественной полиграфией. Кроме того, можно дать статью о вас и о вашем творчестве в международный информационный вестник «Женщина и культура». Он поступает во все страны Западной Европы и в Штаты. Материалы о культурной жизни России готовит в него моя добрая приятельница. Как вам такая идея?

— Я буду вам очень благодарна, — сказала Николь. — Однако, очевидно, моя благодарность должна будет выразиться не только в словах, но и в каких-то более осязаемых формах?

Ирина улыбнулась:

— Вы имеете в виду деньги для меня лично? Я взяток не беру. — Заметив, как брови Николь иронично поползли вверх, Ирина спокойно пояснила: — Не потому, что считаю взятки безнравственными, а потому, что мне это ни к чему. Вам, может быть, неизвестно, что галерею «Арт-Фэнтези» финансирует мой муж?

— Нет. Мне это неизвестно, — так же спокойно ответила Николь. Потом выдержала паузу и спросила: — Так чего же вы хотите?

— Ваша сводная сестра, — Ирина снова взяла бокал с вином. — Вы хорошо ее знаете?

— Не очень. Только то, что рассказывал мой отец. С ней лично я познакомилась совсем недавно.

— И как? Она вам понравилась?

— Милая девушка, — дипломатично сказала Николь.

— Милая, — недобро усмехнулась Ирина. — Вы, случайно, не знаете, какие у нее планы на будущее? Она не собирается перебраться во Францию насовсем?

— Насколько я знаю, нет. Да и зачем? У нее здесь хорошая работа, мать оставит ей квартиру, не бог весть что, но, по российским меркам, говорят, вполне приличную… Кроме того, мне показалось, у нее в Москве есть мужчина.

— Подумаешь, — передернулась Ирина. — Мужчина — не якорь. Сегодня один мужчина в Москве, завтра — другой в Париже. В Париже-то лучше.

Николь пожала плечами:

— Но если мужчину в Москве она любит, то вряд ли согласится променять его даже на парижанина.

Ирина передернулась еще заметнее:

— С чего вы взяли, что любит? Она вам говорила?..

— Нет, — Николь быстро взглянула на собеседницу. В этом взгляде словно искра промелькнула, — я повторяю — мне так показалось. Возможно, я ошиблась.

Она выжидательно смотрела на Ирину. Однако та молчала, разглядывая на свет рубиновую жидкость. Потом произнесла словно нехотя:

— Я бы хотела, чтобы эта девушка исчезла из Москвы.

— Исчезла?

— Ну, даже если она и не собирается навсегда во Францию, погостить-то она к вам непременно поедет?

Николь кивнула.

— Скоро?

— Мы планировали уехать из Москвы вместе через пять дней. Потом мадам Жанна останется во Франции, а Лора через пару недель вернется обратно.

— Но ведь за две недели многое может случиться. Она может захотеть усовершенствовать свой французский и поступить в лингвистическую школу. Может отправиться путешествовать по провинции. Может, наконец, влюбиться…

Лариса сделала многозначительную паузу, выжидательно глядя на Николь. Но Николь покачала головой и скептически улыбнулась:

— …и впоследствии выйти замуж за француза? Маловероятно.

— Почему же?

Николь пожала плечами:

— Это раньше европейцы охотно женились на ваших соотечественницах. Теперь мода на русских жен прошла — они капризны, ленивы и склонны к истерикам. А, кстати, во Франции вообще эта мода никогда особенно не процветала.

Ирина вздохнула:

— Жаль. Но ведь замужество — не единственный возможный способ.

— Да? — вежливо спросила Николь.

— У вас ведь много друзей? — помолчав, ответила вопросом на вопрос Ирина.

— Много.

— И у вашего брата, надеюсь, тоже. И вы, конечно, захотите ее с ними познакомить.

Ирина словно размышляла вслух.

— Все может быть, — обронила Николь. Ее глаза неопределенно блуждали по комнате.

— И вы могли бы попросить кого-нибудь из своих друзей слегка поухаживать за вашей новой сестренкой, — Ирина поставила, наконец, бокал с вином на столик и выпрямилась. — Она в чужой стране, мало того, вошла в чужую семью… В таком положении любая женщина с радостью примет опеку мужчины. А вы, в свою очередь, могли бы одному из них намекнуть…

— Мне кажется, Лора достаточно привлекательна, чтобы вызвать интерес у мужчин просто так, без всякого дополнительного намека с моей стороны…

— …намекнуть, что с ней можно не церемониться.

Теперь Ирина смотрела Николь прямо в глаза. Губы ее сузились в тонкую линию, а лицо исказилось от долго сдерживаемой ненависти. На миг светская дама превратилась в разъяренную тигрицу, готовую к прыжку. Николь с любопытством наблюдала за этой метаморфозой. Сама она по-прежнему была холодна и сдержанна. Не отводя взгляда от горящих Ирининых глаз, она негромко, но твердо спросила:

— Так чего именно вы хотите?

— Я хочу, — процедила Ирина, — чтобы она навсегда осталась во Франции. Но, если этого не произойдет, я хочу, чтобы она была безнадежно скомпрометирована. И чтобы у меня были веские доказательства ее… ну, скажем так, недостойного поведения.

Ирина на секунду опустила ресницы, а когда снова подняла их, ее лицо вновь стало непроницаемым. Так на секунду открывается печная дверка, позволяя увидеть пламя. Дверка захлопнулась — и снова о бушующем огне можно только догадываться.

— Может быть, я хочу слишком многого? — холодно спросила она.

— Почему? — вполне натурально удивилась Николь. — Ваше желание реально и осуществимо. Только давайте сформулируем точнее. Во-первых, вы хотите, чтобы моя сводная сестра не вернулась в Москву. Я не знаю, зачем вам это надо, и не хочу знать. Назовем это вашим капризом. Во-вторых, если она все-таки вернется, за ней вслед должен прибыть некий пакет с пикантными фотографиями или другими доказательствами ее… — Николь усмехнулась, — как вы изящно выразились, «недостойного поведения». Я правильно вас поняла?

Ирина молча кивнула.

— Так вот, — продолжила Николь, — ваши желания мне ясны. А что вы предлагаете мне взамен?

Ирина пару минут помолчала, словно прикидывая в уме свои возможности.

— Во-первых, чисто финансовая выгода — все расходы по вашей персональной выставке в Москве галерея возьмет на себя.

Николь смотрела на нее спокойно и почти равнодушно:

— Спасибо, возможно, я это приму. Хотя вообще-то я вполне платежеспособна. А во-вторых?

— Во-вторых, большая статья в международном культурном бюллетене и обещанная статья в «Женщине и культуре».

— Прекрасно. А в-третьих?

Ирина подняла брови:

— Разве этого мало?

Николь подняла глаза к потолку:

— Как сказать. Конечно, ваши предложения приятны', но не… как бы выразиться поточнее?.. Не необходимы для меня.

— Чего же вы хотите?

Николь прошлась по комнате, снова остановилась перед полкой со слониками:

— Нет, все-таки они прелестны! — Потом повернулась к Ирине и посмотрела на нее в упор: — Я слышала, вы в хороших отношениях с Энтони Андерсом?

— Мы знакомы, — сдержанно сказала Ирина.

— Мне нужна выставка у него в галерее.

— Мы знакомы не настолько хорошо.

— Вот как? А я слышала — достаточно для того, чтобы он… м-м… ну, скажем так, прислушался к вашему мнению.

— Вы так считаете?

— Мало того, я в этом уверена.

Ирине с трудом удалось удержать на своем лице выражение холодного безразличия. Удар был нанесен мастерски, ниже пояса. Ох, ну и штучка эта француженка! Интересно, откуда она узнала?.. Самой Ирине крайне неприятно было вспоминать ту историю. Энтони Андерс, весьма влиятельная личность в европейском художественном мире, владелец галерей в Париже, Лондоне, Риме и Вене, навестил в прошлом году и российскую столицу. В его честь в «Арт-Фэнтези» закатили грандиозный прием. Андрея тогда в Москве не было, и Ирина, почувствовав себя совсем свободной, пустилась во все тяжкие. Она стала любовницей Андерса. Он увез ее в какой-то загородный дом, кажется, даже наркотики ей давал, — иначе она не могла объяснить, почему пошла на подобные штуки. Энтони любил нетрадиционный секс — у Ирины до сих пор начинаются приступы тошноты при мысли о том, что он с ней проделывал… Уезжая, Андерс сказал, что, если Ирине что-либо от него понадобится, он постарается выполнить ее просьбу. В благодарность за доставленное удовольствие…

Ирина вздохнула:

— Хорошо, я вам это устрою.

Николь улыбнулась и кивнула:

— Отлично. Значит, нашу сделку можно считать состоявшейся. Потому что это сделка, не так ли?

Ирина дипломатично улыбнулась, но ничего не ответила.

— Итак, — продолжила Николь, — когда я услышу известия от Андерса?

— Думаю, через пару недель.

— Вот номер моего факса, — Николь положила на стол визитку. — Через пару недель я буду в Париже.

Ирина встала:

— Очень приятно было с вами побеседовать. А теперь мне необходимо вернуться к гостям.

— Прекрасно. Я тоже пойду вниз, — усмешка Николь была неподражаема, — вниз, к своей дорогой Лоре.

 

Глава 6

Идеальная жена

Придя домой в одиннадцатом часу вечера, Андрей даже ужинать не стал: принял душ и сразу завалился в халате на свой любимый кабинетный диван. Ирины, конечно, не было дома, Владик — у себя наверху. В другой день он бы прошел к сыну поболтать о том о сем, но сегодня даже сына видеть не хотелось. Вечером они с Ларисой не встретились — у него было заседание совета директоров, у нее тоже какие-то семейные дела. Некстати черт принес этих ее французских родственников! Ларису Андрею ни с кем делить не хотелось. Весь день он занимался делами, что-то решал, с кем-то спорил, куда-то ехал, а на самом деле ждал, когда можно будет, наконец, остаться одному и хоть подумать о ней, вспомнить то, что между ними произошло, каждое ее слово, каждый жест, каждое движение… Он перебирал в памяти часы, минуты, даже отдельные мгновения встречи с ней, как скупой рыцарь перебирает золото в тяжелых кованых сундуках.

В последние дни Андрей жил как во сне. Словно невидимая машина времени неведомо как перенесла его на восемь лет назад, и снова вернулось чувство легкости, счастья и полета, какое он до этого испытал только раз — в свой первый вечер с Ларисой. Но тогда, восемь лет назад, это чувство быстро заглушили другие «важные» (впрочем, тогда они действительно были для него важными) соображения: карьера, деньги, невозможность отказаться от налаженного существования, а главное — маленький Владик. Положение «воскресного папочки» его решительно не устраивало. Кроме того, влюбленный, как и пьяный, не способен ни к какой работе, а работа значила для Андрея очень много. Но пьяный, тот по крайней мере накачивается водкой, а влюбленный? Бровки, подбородочек, прядка волос надо лбом — чепуха, да и только! В общем, можно сказать, что он силой воли подавил в себе любовь. Ерунда, что это считается невозможным! Очень даже возможно, и способов тьма. Цинизм — одно из лучших лекарств от любви. В конце концов, все можно опошлить. И через пару-тройку месяцев он уже спокойно думал о Ларисе: «И чем она так уж сильно отличается от остальных? Гигиенические прокладки небось, как все, в аптеке покупает…» А ведь она действительно любила его, от мужа ради него ушла. И потом еще та история… Ох, какой же он был тогда глупец и подлец!

Сейчас Андрей сам себе напоминал пчелу, летевшую на цветок и вдруг запутавшуюся в паутине. И бьется она там, и бьется, и бьется… Цветок рядом, а — не достать! Но он же не пчела! Он сумеет найти выход.

А ведь выход существует — взять и жениться на Ларисе. В конце концов, уж сейчас-то этому ничто не мешает…

Эта простая мысль вдруг так поразила его, что он чуть не подскочил на диване. Все вдруг стало на свои места. Конечно! Им надо пожениться, и как можно скорее!

Дверь в кабинет приоткрылась:

— Андрюша, ты дома?

Он приподнялся на локте и изумленно уставился на жену:

— Это ты?

А он даже никакого шума в холле не слышал, так был занят своими мыслями.

— А что ты так удивился? — Ирина аккуратно закрыла дверь. — Я, кажется, здесь живу. Как будто возвращаться к себе домой не естественно.

Она стояла у порога, — красивая женщина в шелковом вечернем платье, — подобранные к затылку волосы открывают высокую шею, влажные губы полуоткрыты, веки полуопущены, в ушах поблескивают бриллианты… Просто кадр из фильма Федерико Феллини «Сладкая жизнь»! В определенном смысле, подумал Андрей, его жену вполне можно отнести к категории селфмейдмен. Вернее, селфмейдвумен. Он годами наблюдал, как Ирина творила, лепила, ваяла свою внешность. То, что он видит теперь — эта загадочная зрелая красота — не дар матушки-природы, а результат гигантских, просто титанических усилий.

— Разве возвращаться к себе домой так уж неестественно? — повторила Ирина.

— Для тебя неестественно возвращаться так рано, — насмешливо сказал он. — Сегодня ведь, если не ошибаюсь, у тебя в галерее вернисаж?

— Да, не ошибаешься, — Ирина сделала от двери несколько шагов и присела на краешек дивана. Ее рука легла совсем близко, одно движение — и она могла бы коснуться Андреева лица.

Андрей чуть отодвинулся и бросил выразительный взгляд на настенные часы:

— Половина первого. Странно…

— Что тебе странно?

Чтобы освободить ей место на диване, Андрею пришлось сменить лежачее положение на сидячее.

— Так что тебе странно? — промурлыкала Ирина.

— Да так. Что, тусовка не удалась?

— Почему? Все прошло великолепно.

Ирина уселась поудобнее, облокотившись на спинку и закинув ногу на ногу. Поза была выбрана удачно, — она незаметно бросила взгляд на свое отражение в стекле книжного шкафа и осталась весьма довольна. В полумраке комнаты она выглядела просто великолепно. Полумрак вообще идет женщине, когда ей за тридцать.

Высокий разрез, доходящий почти до середины бедра, открывал круглые колени, которые (она знала) всегда действовали на ее мужа возбуждающе. Жакет Ирина оставила в холле, и вечернее платье на тоненьких бретельках позволяло продемонстрировать плечи и грудь со всей возможной откровенностью. А полуодетая женщина всегда выглядит соблазнительнее, чем раздетая. Конечно, прелести жены после стольких лет супружества давно потеряли для мужа сладкий вкус новизны, но от этого хуже не стали. Сама Ирина считала, что красотой декольте она вполне может посоперничать с любой голливудской дивой. Даже Элизабет Тейлор сто очков вперед даст.

Она протянула руку — длинные холеные пальцы с безупречным маникюром погладили Андрея по щеке. На безымянном пальце блеснуло тонкое золотое кольцо с тремя маленькими бриллиантиками — подарок мужа на десятилетие свадьбы. Это кольцо Ирина обычно не носила, считая недостаточно импозантным для своего нынешнего положения.

Он досадливо поморщился и отстранился.

— Милый, что с тобой? — Ирина опустила руку и посмотрела на мужа ласково-недоуменно.

Андрей замялся: а не сказать ли ей сейчас все как есть? Но потом все-таки решил, что время для разговора не самое подходящее.

— Ничего. Я просто устал.

— Так давай я помогу тебе расслабиться.

Ирина придвинулась ближе и склонилась к нему, обволакивая сладким запахом пряных духов.

Андрей поморщился. Конечно, дорогие духи — непременный атрибут уверенной в себе женщины, но зачем же выливать на себя полфлакона? Если бы ему напомнили, что еще полгода назад этот запах действовал на него безотказно, вызывая к жизни нормальные мужские инстинкты, он бы сильно удивился.

— Так лучше? — Пальцы жены расстегивали пуговицы у него на груди. Прохладная Иринина ладонь скользнула под рубашку и принялась поглаживать грудь.

Он перехватил ее руку и отстранился. Она недоуменно посмотрела на него и мягко сказала:

— Если ты не хочешь, я не настаиваю. Просто я хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Не надо.

Андрей встал и отошел к окну. В самом деле, а почему бы не поговорить с ней обо всем прямо сейчас? Зачем откладывать? Решение созрело и окрепло…

Ирина осталась сидеть на диване в прежней позе, конечно, ситуация пока складывалась не совсем так, как она рассчитывала, но Ирина не слишком расстраивалась. Все равно в конце концов она заставит Андрея играть по ее сценарию, как, собственно, и было всю жизнь. Однако она слегка надула губы и сделала обиженное лицо, ясно давая понять, что ожидала от мужа совсем других действий. Но маневры прошли незамеченными, Андрей, отвернувшись, смотрел на темное стекло окна.

— Ты так и будешь там стоять? — невинно поинтересовалась Ирина спустя две-три минуты.

Он обернулся:

— Нам надо поговорить.

Выражение его лица Ирине решительно не понравилось, и она тут же сменила тактику. Встала с дивана, соблазнительно потянулась и томно сказала:

— Не сейчас. Я устала и пойду спать.

Сделала два шага к двери, обернулась и уронила через плечо:

— Если все-таки надумаешь, приходи ко мне.

Однако выйти Ирина не успела: Андрей быстро пересек комнату и преградил ей дорогу:

— Нам надо поговорить именно сейчас.

Он взял ее за руку, подвел к дивану и усадил на прежнее место. У Ирины засосало под ложечкой и по спине побежал неприятный холодок. Кажется, она догадывается, о чем именно он хочет говорить…

— Тебе не кажется, что наша с тобой совместная жизнь давно потеряла смысл?

— Нет. Не кажется. — Ирина разгладила платье на коленях и спокойно посмотрела в лицо мужу. — По-моему, мы с тобой живем вполне нормально. Даже хорошо.

— По-твоему, — тут Андрей не выдержал и сказал то, что говорить не собирался: — А обо мне ты когда-нибудь думала? Хоть когда-нибудь?

— Я всю жизнь только и делаю, что думаю о тебе, — тихо и даже ласково ответила Ирина. — Разве ты забыл? Я оставила работу и пятнадцать лет сидела дома, убирала, стирала, готовила — делала все, чтобы ты спокойно мог заниматься своими делами, чтобы у тебя был, как это говорят, надежный тыл. Потому что жизнь, Андрюша, война. А как хорошо на фронте ни сражайся, если тебя не обеспечат всем необходимым, много не навоюешь. На фронте без крепкого тыла не побеждают.

Андрей понял ее мысль: Ирина откровенно намекала на свои заслуги и на то, что он ей многим обязан. То есть, как всегда, пыталась в своих интересах поставить все с ног на голову. И откуда только у нее берутся логика и дар убеждения, когда нужно получить желаемое?

Но на Андрея Иринины рассуждения большого впечатления не произвели. Он скептически усмехнулся:

— А я почему-то всегда считал, что ты и замуж за меня вышла, чтобы иметь возможность не работать. Ты же сама хотела тогда сидеть дома. — Он прошелся по комнате и остановился перед диваном, на котором сидела жена. — Послушай, не надо строить из себя жертву. Ведь если честно — ты всегда делала только то, что хотела. Пока хотела — сидела дома. Надоело — завела себе «Арт-Фэнтези» в качестве развлечения. Эти твои разговоры о необходимости заботиться обо мне, о тыле — одни пустые отговорки.

Ирина словно не услышала. Она смотрела на мужа все так же ясно и улыбалась все так же ласково.

— Милый, но я же действительно заботилась о тебе. А потом, разве тебе не нравилось надевать утром чистые выглаженные рубашки и костюмы, не думая о том, откуда это все берется? Разве не нравилось приходить всегда в чистую квартиру, к накрытому столу? А смогла бы я все это делать, если бы работала восемь часов в день? И Владик тоже требовал немалых забот. Так что, как ни крути, а получается, что это ты жил как хотел, а я жила так, как тебе было удобно.

Андрей вдруг разозлился — зачем позволил втянуть себя в эту нелепую дискуссию?

— Когда ты выходила за меня замуж, — сердито сказал он, — ты рассчитывала получить нормальный дом, достаточно денег и возможность делать то, что тебе нравится. Думаю, что я оправдал твои ожидания. Ты получила даже больше, чем рассчитывала. Ты даже сделала неплохую карьеру. И сейчас — подумай сама — для дальнейшего процветания я тебе уже не нужен.

Ирина обиженно посмотрела на мужа:

— Можно подумать, что ты нужен был мне только как средство для процветания…

— Разве нет?

— Ну, знаешь!..

— Ладно, давай оставим этот дурацкий спор, — Андрей глубоко вздохнул и, наконец, сказал то, что собирался: — Я хочу, чтобы мы разошлись.

Он ожидал чего угодно: слез, упреков, скандала, истерики… Вместо этого обида с Ирининого лица исчезла, она уселась поудобнее и спокойно сказала:

— А я нет.

— Что? — опешил он.

— Если я правильно тебя поняла, ты говоришь, что хочешь развестись.

— Да.

— А я не хочу.

— Как?

Ирина пожала плечами:

— Очень просто. Зачем нам разводиться? Хотя я понимаю, откуда ветер дует. Тебе понравилась какая-нибудь девушка…

— Прекрати!

— Не перебивай. Возможно, ты даже влюбился в нее. Поверь, это пройдет. Ведь раньше ты тоже влюблялся, и все проходило… — она усмехнулась. — Я, разумеется, не дура и давно догадывалась о твоих романах, но смотрела на это сквозь пальцы. Девушки преходящи, жена неизменна. Думаю, ты в отношении меня действовал точно так же.

Она встала, подошла к нему вплотную и ласково погладила по плечу:

— Андрюша, дорогой мой, мы же прекрасная пара, и мы совсем неплохо живем. И потом, Владик…

Ее глаза были совсем близко. То, что Андрей увидел в них, лишило его последних иллюзий. Ни тени понимания, ни тени любви… Ирина цинично и расчетливо удерживала свое, то, что считала своим. На него, на его чувства ей было глубоко наплевать. Он сбросил ее руку с плеча:

— Хоть сыном-то не прикрывайся! Владик вырос, и у него теперь своя жизнь.

— Ладно, предположим. Хотя наш развод все равно будет для него ударом.

— И все-таки он необходим, — Андрей решил сказать все до конца. — Я люблю другую женщину. Не влюбился, а люблю, если ты только способна понять разницу.

— Ах, даже так? Седина в голову, бес в ребро? Но я же ничего не имею против! Можешь встречаться с ней, только потихоньку… Я понимаю, что в твоем возрасте нужна новизна сексуальных ощущений…

— Заткнись! — грубо оборвал ее Андрей. — Что ты об этом знаешь! Что ты вообще знаешь о любви.

Ирина насмешливо прищурилась:

— Тогда, может быть, объяснишь мне, какой смысл ты вкладываешь в это слово?

В этой сцене она явно лучше владела собой. Спасибо Рите, было время морально подготовиться.

— Бесполезно. Тебе бесполезно что-либо объяснять.

— Такая бестолковая, что не пойму? Но скажи хоть, в кого ты так влюбился? Имя у нее есть?

— Тебе его знать необязательно.

Ирина издевательски вздохнула и подняла глаза к потолку:

— Наверное, какое-нибудь совсем неземное создание.

— Во всем — полная твоя противоположность.

— Ах, вот как? Как же ты с ней будешь жить?

— Я люблю ее. И уважаю. И еще… В отличие от тебя, она мне интересна. Чисто по-человечески интересна, если ты способна понять, что это такое.

— Способна, способна, — сказала Ирина. — Только, знаешь, мне всегда казалось глубоко порочным утверждение, что люди должны жить вместе только до тех пор, пока им друг с другом интересно. Тогда вообще браки не длились бы дольше года. Брак держится не на человеческом интересе. И уж совсем не на любви. И даже, как это ни печально, не на дружбе и уважении. Брак держится на взаимном удобстве. И удобнее меня тебе жены не найти. Такой же заботливой, понимающей и нетребовательной.

— Заботливой? — с издевкой переспросил Андрей.

— Согласна, в последнее время я вела себя не очень хорошо. Но ведь все можно исправить. В конце концов, «Арт-Фэнтези» — налаженное предприятие, и теперь я могу уделять ему меньше времени и чаще бывать дома. Кстати, мы давно не отдыхали вместе. Как ты смотришь на то, чтобы поехать куда-нибудь недельки на две развеяться? Например, в Скандинавию. Снимем маленький коттеджик где-нибудь в Норвегии, во фьордах, будем гулять по берегу…

Андрей обескураженно смотрел на нее:

— Ты думаешь, что говоришь? Какие фьорды?

— Не хочешь в Скандинавию? — улыбнулась Ирина как ни в чем не бывало. — Можно придумать что-нибудь еще. Кстати, мне почему-то кажется, что вдвоем мы не будем скучать…

Ирина сделала многозначительную паузу, но Андрей молчал. Поведение жены у него просто в голове не укладывалось. Не дождавшись ответа, Ирина улыбнулась:

— Молчание — знак согласия. Андрюша, о каком разводе можно говорить, если у нас с тобой даже с сексом все в порядке. Ты же хочешь меня, как женщина я тебя все еще интересую, не спорь, я ведь знаю. А после стольких лет совместной жизни это что-нибудь да значит, согласись.

Андрей провел рукой по лицу, словно желая стереть происходящее. Этот разговор напоминал диалог персонажей из пьесы абсурда.

— Ты ненормальная? — с надеждой спросил он.

— Я в порядке, — твердо сказала Ирина. — Просто я люблю тебя и не хочу потерять. Поэтому и пытаюсь втолковать тебе: ни о каком разводе не может быть и речи.

Тут Андрей окончательно разозлился. Он шагнул к двери и распахнул ее настежь:

— Не думаю, что ты в силах мне помешать. А теперь иди, пожалуйста, к себе. Я устал.

На пороге Ирина обернулась и пристально посмотрела на мужа:

— И все-таки хорошенько подумай, прежде чем сделаешь решительный шаг.

Дверь с треском захлопнулась. Последнее слово все-таки осталось за ней.

 

Глава 7

Несовпадения

Следующим днем после вернисажа была пятница. В преддверии выходных работать никому не хотелось. Шеф отбыл куда-то по делам, Леночка вяло тюкала на компьютере, к Ларисе должен был прийти человек из Питера, но встречу отложили на следующую неделю. А со следующей недели она уходит в отпуск, и пусть Станислав сам принимает питерского коллегу…

Но часов в одиннадцать в «Орбиту» заявились неожиданные посетители. Николь оказалась в Ларисином кабинетике, опередив Леночкино неизменное «Лариса Владимировна, к вам!». Вслед за Николь вошел Люк, и сразу стало тесно: на троих эта комната явно не была рассчитана.

Николь весело огляделась по сторонам:

— Вот ты где работаешь! Миленький кабинетик. Только жарко очень. У вас что, не работает кондиционер?

— Недавно сломался, — кивнула Лариса. Она обрадовалась их приходу. — Как вы меня нашли?

— Жанна объяснила как доехать. А мы все равно собирались все утро гулять по Москве, вот и решили зайти посмотреть, где ты работаешь. Кстати, мы с Люком решили на пару дней съездить в Санкт-Петербург. Уже забронировали отель и купили билеты на сегодняшний вечер. Ты не знаешь, «Невский палас» — это прилично?

— Вполне. Но почему вы меня не попросили сделать вам билеты и отель. Я же, как-никак, в турфирме работаю.

— Да брось, все можно уладить по телефону.

Лариса про себя усмехнулась. Во Франции, конечно, да, а вот в России… Вслух она спросила:

— Эта поездка, насколько я понимаю, импровизация?

— Ну да. Сегодня утром я решила, что Москвы с меня хватит. Билеты в Париж у нас на следующую среду, так что время до вторника можно провести в вашей северной столице. Тем более что там есть на что посмотреть. И Люка Петербург интересует гораздо больше Москвы. Правда, Люк?

Люк кивнул.

— Замечательная идея! — Ларисе отъезд Николь и Люка тоже был на руку. Освобожденная от обязанности развлекать своих новоявленных родственников, она могла провести с Андреем все оставшиеся до отъезда дни. Вернее, вечера. — А у меня как раз отменилась одна встреча, можем сходить попить кофе в спокойной обстановке. Здесь рядом есть летнее кафе, на Патриарших, прямо на улице. А то — сами видите, у меня здесь не разместиться. Пошли?

— Пошли, — легко согласилась Николь. — Только лучше не кофе, а пиво, по такой-то жаре.

Люк за все это время так и не произнес ни слова. Он не то чтобы смущался, нет, просто как будто ленился разговаривать. Стоял и апатично смотрел в окно, думая о чем-то своем, — словно он был и здесь, и не здесь.

— А куда ты вчера подевалась? — поинтересовалась Николь, когда они уже сидели под ярким желто-красным зонтиком и потягивали «Туборг» из высоких пупырчатых кружек (причем Николь и Лариса пили пиво, а Люк заказал минеральную воду). — Мы с Олегом хватились, а тебя и след простыл.

Лариса чуть покраснела:

— Я просто не очень люблю такие сборища. В тусовку не вхожа, знакомых там нет, вот и чувствую себя на этих вечеринках лишней и никому не нужной.

Николь понимающе закивала:

— Понимаю, понимаю. У нас, кстати, Люк такой же. С детства не любит вечеринки. Но у него это издержки классического образования.

— Да? — Лариса в первый раз посмотрела на Люка с интересом. — Вы учились в закрытой школе?

Люк кивнул:

— В Сен-Жермене, в школе для мальчиков мсье Леборака. Внешне там все как и сто лет назад. Пятьдесят учеников, общие спальни, подъем в пять сорок пять, отбой в девять тридцать. Утренняя молитва, и потом весь день классы. Для разнообразия занятия перемежаются спортивными играми.

— Бедняжка! — со смехом перебила Николь. — И так целых десять лет, с шести до шестнадцати! Я бы умерла. Единственная женщина — мадам Леборак, а единственное развлечение — воскресная месса. Вот поэтому Люк у нас и получился таким религиозным.

— Вы католик? — спросила Лариса.

— Католик. Хотя вообще-то наша семья традиционно принадлежала к протестантской церкви. Де Бовильеры — младшая ветвь герцогов Ла Треймулей…

— Да, — кивнула Лариса, — мне Жерар рассказывал. Но ведь потом ваши предки перешли в католичество?

— Поздно, — с сожалением сказала Николь. — Только в конце семнадцатого века. И имели массу неприятностей из-за своего упрямства.

— Зато сохранили родовую честь, — тихо сказал Люк.

— А, — отмахнулась Николь, — какие глупости! Честь сохранили, но потеряли и земли, и деньги. Дошло до того, что к девятнадцатому веку де Бовильеры были почти разорены. Оставался только фамильный замок — руины тринадцатого века, настоятельно требующий ремонта. И если бы не один наш предприимчивый предок, неизвестно, где бы мы все сейчас были.

— Какой предок? — заинтересовалась Лариса.

— А, так отец не поведал вам эту историю? Граф Антуан де Бовильер наплевал на предрассудки и перешел на сторону Наполеона. Потом он женился на дочери богатого нотариуса, старой и некрасивой. Войны и женитьба позволили поправить денежные дела семьи. А потом у него хватило ума вовремя отказаться от своего покровителя и выступить на стороне Луи Филиппа.

— В каждой семье есть своя паршивая овца, — тихо заметил Люк.

Но Николь услышала и немедленно отреагировала:

— А я считаю, что мы должны быть ему благодарны. Если бы он заботился о таких пустяках, как чистота крови, мы бы и на свет не появились. И потом, чистоту крови он все-таки сохранил.

— Как?

Николь усмехнулась:

— Во времена Реставрации первая графиня скончалась, оставив безутешному супругу кругленькую сумму в наличности и в американских ценных бумагах. Через год граф де Бовильер женился на мадемуазель Анриетте д’Арманьяк, младшей дочери маркиза д’Арманьяка. Анриетта была молода, хороша собой и родила Антуану четверых детей.

— А с первой графиней у них детей не было?

— Конечно, не было. Антуан, как человек практичный, заботился о будущем…

Впоследствии, обдумывая этот разговор, Лариса пришла к выводу, что у ее матери будут проблемы с Люком. Невооруженным глазом заметно, что он очень трепетно относится к своей родословной. Вряд ли ему понравилось, что генеалогическое древо де Бовильеров будет осквернено безродной русской дамочкой. И вообще он какой-то странный. А вот с Николь, похоже, никаких трудностей не возникнет. Сводная сестра нравилась Ларисе с каждым днем все больше и больше.

…У Ларисы явно сегодня был день неожиданностей и встреч. После того как она проводила Николь и Люка до особняка Рябушинского (то есть до музея Горького) — Николь непременно должна была осмотреть знаменитую лестницу в виде волны — и вернулась на работу, почти сразу позвонил Андрей:

— Позвони маме, — объявил он не терпящим возражений тоном, — и скажи, что сегодня ты домой не придешь.

— Интересно, — протянула Лариса. — А где же я, по-твоему, буду ночевать? Под мостом или на вокзале?

— Ну, ночлег я тебе обеспечу, — загадочно сказал Андрей. — Обещаю. Ты веришь мне?

Лариса счастливо рассмеялась:

— Как ни странно, да.

Ах, как она раньше любила, когда Андрей устраивал ей поездки сюрпризом! Восемь лет назад вот так же неожиданно он прямо из университета, после занятий, увез Ларису в Суздаль и Владимир. Они летали на выходные в Питер, ездили в Новгород… Похоже, что и сейчас ее ожидает нечто подобное.

Ровно в шесть синяя «Ауди» стояла у подъезда «Орбиты». Опустившись на мягкое кожаное сиденье, Лариса первым делом поинтересовалась:

— Ну, так куда мы едем?

На Андрее была хлопковая бежевая рубашка с погонами, клапанами и накладными карманами и черные джинсы: наряд явно не для официальных встреч.

— Может быть, ты сначала поздороваешься со мной как положено? — поинтересовался он.

Лариса небрежно подставила щеку для поцелуя, но Андрей взял ее лицо в ладони, развернул к себе и нежно поцеловал в полуоткрытые губы.

Впечатление от поцелуя было настолько сильным, что должно было пройти несколько минут, прежде чем Лариса снова смогла говорить. А как только смогла, сразу повторила свой вопрос:

— Куда же мы все-таки едем?

На мгновение она даже заподозрила, что никакой поездки не состоится: «Ауди» двигалась по Садовому в направлении Смоленской площади. Может, Андрей просто решил провести эту ночь вместе с ней в своей «подпольной» квартире? Да нет, на него не похоже… И точно — не доезжая до Смоленской, свернули на Кутузовский.

— Так куда мы едем? — в третий раз, уже начиная сердиться, спросила Лариса.

Андрей понял, что дольше испытывать ее терпение не стоит, и сказал:

— Мы едем в мой загородный дом.

Лариса даже присвистнула:

— Ого! Как романтично!

В голосе Андрея явно звучали нотки гордости собой:

— А ты как думала? Загородный дом входит в стандартный набор благополучного и процветающего бизнесмена.

— Вилла с бассейном, сауной, камином и зимним садом? — насмешливо спросила Лариса. Ей захотелось немножко сбить с него спесь. — А как насчет юной горничной, подающей по утрам кофе в постель?

— Без горничной, бассейна и зимнего сада, — невозмутимо сказал Андрей. — Там, где был запланирован зимний сад, я велел устроить бильярдную. Люблю время от времени покатать шары.

— А в партнеры, разумеется, приглашаешь нужных людей? — опять поддела его Лариса.

Но радужное настроение Андрея испортить было не так-то просто.

— Бывает, что и нужных, — покладисто согласился он. — Но чаще режемся с сыном. Владик весь в меня, тоже любит бильярд. Кстати, так наловчился, что запросто меня делает.

При упоминании о Владике Ларисе сразу сделалось нехорошо. А Андрей продолжал, ничего не замечая:

— Он уже совсем взрослый. И когда успел вырасти? Я как-то и не заметил… Красивый парень, правда? Он тебе понравился?

— Ну…

— Что, неужели не понравился? Мне показалось, на Мадейре вы почти подружились, разве нет?

— Собственно, не столько с ним, сколько с Аллой, — уклонилась Лариса от ответа.

Андрей улыбнулся:

— Хорошая девочка. Знаешь, никак не пойму, влюблен в нее Владька или нет? У них сейчас все по-другому. Я в его возрасте ходил с девочками в кино и на танцы, а они все по каким-то кинологическим клубам шляются или в лаборатории на факультете сидят. Впрочем, пусть лучше там, чем на арбатской тусовке или в каком-нибудь ночном клубе, — Андрей бросил на Ларису быстрый взгляд: — Ты не находишь, что я стал брюзгой?

Если бы даже он специально хотел испортить Ларисе настроение, ничего лучше бы не придумал.

— Нет, — она старалась, чтобы голос не выдал ее состояния. — Брюзгой ты не стал. Только не понимаю, к чему ты вообще завел этот разговор.

— А что?

Он еще спрашивает! Лариса нехорошо усмехнулась и ядовито заметила:

— Позволь тебе напомнить, что к твоей семье я не имею отношения и милые домашние подробности из жизни твоего сына меня не умиляют.

Но Андрей начисто проигнорировал яд в ее голосе.

— И все-таки я рад, что вы друг другу понравились, — благодушно сказал он. — Это сразу снимает кучу осложнений.

С чего он взял, что Владик ей понравился? Лариса вздохнула: Андрей верен себе. Как всегда, он воспринимает не то, что ему говорят, а то, что он хочет услышать…

— Осложнений? — машинально повторила она.

Он загадочно улыбнулся:

— Потом узнаешь.

— Что я должна узнать? — забеспокоилась Лариса.

— Всему свое время.

Машина выехала на Минское шоссе. Кольцевая осталась позади, и по обеим сторонам дороги тянулась лесополоса.

— Далеко еще? — поинтересовалась Лариса.

— Нет. Сразу за Перхушково. Еще минут двадцать.

Минут десять они ехали молча. Потом Андрей вдруг сказал ни с того ни с сего:

— А хотя, возможно, это все-таки любовь…

Лариса удивленно взглянула на него:

— Ты о чем?

— О Владике и Алле. Ты как думаешь?

Опять двадцать пять! И что он все время возвращается к этой теме?

— Не знаю, — сказала Лариса как можно сдержаннее, стараясь скрыть раздражение.

— А я был бы даже рад, если бы они поженились. Рановато, правда, но лучше девушку он вряд ли найдет. Признаться, я с умыслом отправил их вдвоем отдыхать. Знаешь, море, солнце, старинные городки, вся эта романтика… И, кажется, подействовало. Владька после возвращения не ходит, а будто летает…

Ларису охватила паника. Что сказал бы Андрей, если бы знал, что причина Владиковых «полетов во сне и наяву» вовсе не Алла, а она сама! Нет, только не это. Она готова признаться в чем угодно, готова даже наговорить на себя с три короба, лишь бы утаить от Андрея события на Мадейре, особенно последний вечер. Да он никогда ее не простит, если узнает, что она сознательно влюбила в себя его сына и потом бросила. Да он будет считать ее последней дрянью, и правильно, и правильно! Нет, про историю с Владиком Андрей узнать не должен. Никогда.

Лариса открыла сумочку, покопалась в ней. Так и есть, пачка «Вог» осталась на работе.

— Дай мне, пожалуйста, сигарету, если у тебя есть, — Лариса старалась говорить спокойно, но голос не слишком повиновался.

Андрей, оторвав взгляд от дороги, встревоженно посмотрел на нее:

— Что с тобой? Ты же вроде не куришь.

— Курю, только редко. Вот видишь, даже сигарет с собой не оказалось.

— Возьми там, в «бардачке». У меня, кажется, лежит там что-то для гостей.

В бардачке нашлась пачка «Парламента». Лариса стала ее распечатывать и тут только заметила, как сильно у нее дрожат руки. Поскорее вытащив сигарету, она прикурила, опустила оконное стекло до конца, глубоко затянулась и выпустила дым в окно.

— Что, получила? — насмешливо поинтересовался Андрей, когда Лариса зашлась в приступе кашля.

— Ты прав, — Лариса смяла сигарету в пепельнице. — И кто придумал, что курение успокаивает нервы?

Снаружи Андреева «вилла» вовсе не выглядела так уж роскошно. Обычный дом, правда, большой, но без всяких прибамбасов и прибамбасиков вроде башенок, наружных винтовых лесенок, пристроечек и шпилей, которыми любят украшать свои загородные обиталища новые русские. Дом был выстроен на самом краю дачного поселка, сразу за ним начинался лес. Садового участка тоже не было, то есть не было садового участка в обычном понимании москвича-дачника. Никаких грядок, посадок, парников. Даже цветочных клумб не было, лишь перед крыльцом росли цветные ромашки, Лариса попыталась вспомнить, как они называются по-научному, вроде бы гербера? Еще на окультуренность участка намекали пара жасминовых кустов под окнами, сирень и барбарис, настоятельно требовавший купирования. А на остальном пространстве росли нормальные березы, дубы и осины. Если бы не забор, казалось бы, что дом стоит в лесу. Впрочем, забор почти скрывал разросшийся дикий шиповник.

Немного повозившись с замком, Андрей широко распахнул перед Ларисой тяжелую дубовую дверь:

— Прошу!

Лариса вошла на террасу и огляделась. Обстановка этой большой — метров двадцать пять, не меньше — комнаты напомнила ей об американских вестернах. Словно она попала в штат Техас, в ковбойский домик одного из героев рассказа О’Генри. Деревянные некрашеные стены, на одной из них — небольшой пестро-полосатый шерстяной ковер (индейский? мексиканский?), на двух других развешано что-то вроде предметов конской упряжи; деревянный стол и плетеные кресла-качалки, деревянные же полки с посудой. Даже холодильник был (или казался) деревянным. Лариса насмешливо прищурилась на все это великолепие:

— Миленько!

— Это все, что ты мне скажешь?

Лариса пару раз хлопнула ресницами и невинно спросила:

— И давно ли ты заделался любителем верховой езды?

Андрей понял насмешку и чуть покраснел:

— Дань мальчишескому увлечению. Мне всегда хотелось иметь такой дом.

— Да не оправдывайся, — рассмеялась Лариса. — Здесь действительно здорово.

Она бросилась в ближайшее кресло и качнулась пару раз взад-вперед:

— Ух, как здорово!

Андрей стоял, привалившись спиной к дверному косяку, и смотрел на нее. Выражение лица у него было глупо-счастливым. Покачавшись всласть, Лариса встала и прошлась вдоль стен, разглядывая лошадиные декорации. Потом повернулась к своему возлюбленному:

— Стыдно признаться в таком прозаическом желании, но я голодная. Найдется ли в этом роскошном доме хоть три корочки хлеба?

Андрей хлопнул себя по лбу:

— Какой же я дурак! Подожди, я сейчас!

Мгновение — и он исчез в дверях. Лариса выглянула в окно: Андрей вытащил из багажника огромную сумку, в такой сумке мог бы поместиться даже копченый слон.

— Вот, — сказал он, через секунду водружая сумку на стол. — Кажется, я захватил все, что надо для ужина. Надеюсь только, что ничего не испортилось.

— Сейчас посмотрим, — Лариса расстегнула сумочную «молнию». — А ты иди пока, поставь машину в гараж.

Пока Андрей покорно исполнял то, что она велела, Лариса разобрала сумку. Такое впечатление, что он собирался на пикник с кучей гостей. Две бутылки шампанского, две бутылки рейнского белого и одна — ее любимого «Божоле». Куда столько спиртного? В самом большом свертке оказались фрукты: бананы, груши, абрикосы, киви и здоровущий ананас. В отдельной аккуратной корзиночке лежала поздняя черешня, красная и желтая. Далее из сумки были последовательно вынуты: копченая курица, обычный желтый сыр, сыр «Дор-блю», батон хлеба под названием «Ароматный», ветчина со специями, три маленькие баночки горчицы (с травами, с неразмолотыми зернами и с кориандром), большая бутыль кетчупа, консервированный язык, банка маринованных огурчиков и банка соленых маслят, кулебяка и круглый пирог с курагой… М-да, припасов хватило бы для экспедиции к Северному полюсу! А это что? Лариса развернула последний пакет. Ну надо же! Севрюга горячего копчения, нежная, белая с желтыми прожилочками, — уже сто лет такой не ела!

— Ну как, угодил?

Андрей от двери с удовольствием наблюдал, как на Ларисином лице последовательно сменяли друг друга чувства изумления и восхищения.

— Здорово! — весело сказала она, отправляя в рот маленький кусочек севрюги. — Давай скорее есть!

— Подожди. Я тебе сначала дом покажу.

Андрей подошел и обнял ее за плечи. Лариса чуть повернула голову, потерлась щекой о его плечо и промурлыкала:

— Ах, да! Покажи мне скорее свой несравненный дом!

Андрей вздохнул. Все было как раньше. И раньше от перепадов ее настроения у него просто дух захватывало. Лариса легко и без усилий переходила от насмешливого веселья к ласковой обольстительности. За какие-то доли секунды девчонка-чертенок превращалась в соблазнительную женщину. Правда, благодаря этим перепадам иногда возникали бурные ссоры, но за ними обычно следовали та-акие примирения, что Андрей в общем-то и против ссор не возражал.

Он не выдержал — притянул ее к себе, зарылся лицом в мягкие пушистые волосы, пахнущие лесом и солнцем… Она обняла его, прижалась всем телом. Голова у него закружилась, словно какой-то вихрь налетел и смел реальность теплого летнего дня. Реальными были только руки, обнимавшие его, только мягкие губы, покрывавшие короткими поцелуями его лицо и шею, только эти сияющие глаза перед его глазами, так близко-близко… И тогда он сам наклонился и поцеловал ее в губы. Лариса покачивалась в руках Андрея, охваченная внезапной страстью, которая передалась от него к ней, — или от нее к нему? Поцелуй продолжался целую вечность, и Лариса слабела от желания, горячившего кровь. Такое же желание — она знала — сжигало и его. Губы не отрывались от губ долго-долго… Потом Андрей прошептал что-то невнятное, руки его сжимали ее все крепче, крепче… Позабыв обо всем, Лариса бесстыдно прижималась к нему, погрузив пальцы в его волосы и чуть-чуть царапая его. В ответ он только стонал от наслаждения. Их руки, губы, тела, ощущения слились воедино под действием неподвластной им силы. Так простояли они несколько минут, пока Андрей не подхватил ее на руки и не понес наверх, в спальню, как дикий зверь уносит в нору свою добычу.

Владик выскочил из вагона на платформу и уныло огляделся. Дачники, дачники, дачники, и все груженные тяжелой поклажей. Бесконечные сумки-тележки, рассада в ящиках, какие-то саженцы… И сейчас вся эта толпа покатится по асфальтовой дорожке к поселку. Идти в толпе Владику не хотелось, и он решил сделать крюк по лесу. Шесть вечера, уже седьмой, а солнце все еще высоко, просвечивает сквозь листву, путается в ветвях высоких кустов бузины и волчьих ягод, и стволы высоких сосен кажутся от него не коричневыми, а золотыми. Владик шел не торопясь, насвистывая мелодию из «Вестсайдской истории» и сшибая палкой с кустов капельки, оставшиеся после утреннего дождя. Несмотря на отличную погоду, настроение у него было далеко не радужное.

После того утреннего разговора с Ларисой он был сам не свой. Сначала боль была так сильна, что заглушала все остальные мысли и чувства. Потом Владик словно опомнился: да нет, что-то здесь не так, он явно чего-то недопонял. Он, конечно, плохо знал женщин, но уже усвоил, что они часто говорят сгоряча, необдуманно, и нельзя воспринимать их слова слишком серьезно. Даже если судить по его собственной семье. Хоть родители и воображают, что Владик глухой и слепой и никогда не слышит, как они ругаются, — а он на самом деле старался не прислушиваться — кое-что доносилось и до его «второго этажа». Его родная матушка иногда несет такое, что уши вянут и в трубочки сворачиваются. Отец же в таких случаях пропускал ее слова мимо ушей. А отец всегда знает, что делает, знает, как надо поступать. Отцу Владик верил безоговорочно и во всем старался походить на него. Наверное, и в данном случае отец прав. Самая мудрая тактика в отношениях с женщинами — не обращать внимания на их истерические припадки.

А все-таки какая муха Ларису укусила? Владик действительно не мог поверить, что Лариса на самом деле думает то, что говорит. То, что произошло между ними в тот последний вечер на Мадейре, не могло быть просто притворством. Нельзя, нельзя же так притворяться! И потом, она не такая. Она не лживая и не корыстная. Просто она была взвинчена, у нее, наверное, действительно было плохое настроение, может быть, что-то случилось дома или на работе, а она сорвала зло на нем, на Владике, и теперь сама жалеет о происшедшем.

Однако, даже если его выводы верны, — а сейчас Владик был почти уверен, что они верны, — все равно лучше в ближайшие два-три дня Ларисе на глаза не показываться. Выдержать характер. Пусть помучается, вспоминая, что она ему наговорила.

Но в городе выдерживать характер было чрезвычайно трудно. Дома не сиделось, никого из друзей видеть не хотелось. Если Владик выходил погулять, ноги словно сами несли его к Патриаршим, туда, где он в первый раз увидел Ларису, туда, где он мог в любой момент случайно встретить ее снова. И почти не было сил преодолевать искушение и не ехать утром на Богородскую, к ее дурацкой хрущобе-пятиэтажке… Владик злился, но ничего поделать с собой не мог. Прямо наваждение какое-то!

Промучившись таким образом до середины дня, Владик решил рвануть на дачу. Дом стоит пустой, и выходные он там скоротает вполне прилично. Посмотрит видео, послушает музыку, приведет мысли в порядок, да и вообще успокоится. А в понедельник можно будет снова встретить Ларису утром у подъезда. Оставив родителям записку, чтоб не волновались, он прихватил с собой пару банок пива, кассету с «Властелином колец» и через час уже шагал по узкой лесной тропинке к отцовской «загородной резиденции».

Замка на калитке не было, и Владик сразу насторожился. Странно… Мать сегодня в своей обожаемой галерее, отцу тоже не до дачи, — утром сам жаловался, что завален работой, задержится допоздна, а может, даже ночевать не придет. Если бы отец дал кому-то из друзей ключи, то предупредил бы, он всегда предупреждает… Неужели к ним кто-то залез?

Владик взбежал на крыльцо — и входная дверь тоже полуоткрыта. На террасе никого, хотя на столе стоит сумка и грудой вывалены продукты… А вот и вино, несколько бутылок. Значит, отец все же дал кому-то ключи… Владик разочарованно вздохнул. Ну что ж, придется убираться восвояси. Он уже хотел было повернуться и уйти, но потом все же решил осмотреть дом. Просто так, на всякий случай. Что-то в этой ситуации его настораживало. Во-первых, то, что отец не предупреждал о гостях, а во-вторых, где же они, эти гости? Машины перед домом нет, но это ни о чем не говорит, машина может быть в гараже. Продукты лежат кучей на столе, даже в холодильник их переложить не удосужились. А больше нигде никаких человеческих следов. Странно…

На цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума, Владик прошел в дом. Заглянул в отцовский кабинет — никого. В кухню, в гостиную, в бильярдную — тоже ни души. И тихо. Хотя… Владик прислушался: вроде бы какие-то звуки доносятся со второго этажа. Все так же стараясь не шуметь, он осторожно двинулся по лестнице наверх.

На втором этаже находились три спальни. Их двери выходили в маленький коридор, в конце которого, прямо у лестницы, стояло огромное зеркало-трюмо с мутноватым от времени стеклом. Это зеркало — антикварное приобретение Ирины десятилетней давности — в московскую квартиру никак не вписывалось, вот и сослали его на дачу. В зеркале отражался и сам коридор, и двери спален, и сама спальня, когда дверь была открыта. То, что увидел Владик в старом стекле, заставило его застыть на последней ступеньке. Секунду-другую он стоял, словно пригвожденный к месту, а потом, уже не заботясь о производимом шуме, быстро сбежал вниз и, хлопнув дверью, выскочил наружу. Ноги сами понесли его обратно к станции. Впрочем, ему было наплевать, куда идти, лишь бы подальше, подальше и от этого треклятого дома, и от тех, кто в нем сейчас был.

 

Глава 8

За все надо платить

Услышав на лестнице шум, Лариса оттолкнула Андрея и быстро села на постели:

— Что там такое?

— Где? — он еще не пришел в себя, смотрел на нее затуманенными счастливыми глазами, слушал — и не слышал.

— Там, внизу, — Лариса действительно встревожилась. — Слышишь?

— Да где?

Звук шагов, и потом хлопнула входная дверь.

— Ну? Неужели не слышал?

Андрей тоже вскочил и стал быстро натягивать джинсы:

— Да. Что бы это могло быть?

— Сходи, пожалуйста, посмотри.

Лариса тоже потянулась было за одеждой, но Андрей остановил ее:

— Подожди, не торопись. Может, это так, пустяки.

Лариса улыбнулась, отложила платье и кивнула:

— Хорошо. Я жду.

Через пару минут Андрей вернулся в комнату. Вид у него был немного сконфуженный:

— Наверное, заходил кто-то из соседей, — словно оправдываясь, сказал он. — Не понимаю, что им понадобилось.

— Да, нехорошо получилось, — сказала Лариса со сдавленным смешком. — Застукали тебя за непристойным занятием. Тебя, такого солидного, такого женатого…

— Сейчас я тебе покажу, какой я солидный, — прорычал Андрей, одним прыжком оказавшись на постели и повалив Ларису на подушки.

— Пусти! Пусти, сумасшедший!

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Лариса отбивалась всерьез. Жертва после весьма недолгого сопротивления с удовольствием сдалась на милость победителя…

А потом Лариса, вероятно, заснула. По крайней мере когда она открыла глаза, за окном уже были сумерки, в свете которых комната казалась таинственной и какой-то нереальной. Тут она разглядела, какая это была красивая комната, отделанная совершенно в другом стиле, чем терраса. Стены здесь были выкрашены белой краской, а занавески и покрывало на широченной кровати (теперь небрежно сброшенное на пол) были ярко-синими. Ковер тоже был синим, с красным геометрическим орнаментом, а по всей комнате валялись красные и желтые подушки, — в полном беспорядке, так, как они их раскидали. Лариса подняла взгляд вверх — на стене над кроватью висел абстрактный натюрморт, тоже красно-сине-желтый.

Андрей с интересом наблюдал за ней. Поняв, что осмотр закончен, спросил:

— Ну и как?

— Ты меня удивил, — сказала Лариса. — Вот уж не думала, что ты можешь меня удивить!

— Почему?

— Слишком… — Лариса запнулась, подыскивая нужное слово, — слишком экзотично.

— Тебе не нравится? — огорчился он.

— Да нет, почему же… — Лариса сама не могла понять, нравится ей это или нет, поэтому быстро перевела разговор на другую тему: — Я, кажется, спала?

— Всего минут двадцать, — улыбнулся Андрей. — Ну, может, полчаса, не больше.

— А ты что делал в это время?

— Смотрел на тебя.

За этими словами последовал поцелуй, такой нежный, что чуть было не повлек за собой и все остальное. Но Лариса вовремя отстранилась:

— Нет, давай отложим это на потом.

Андрей хитро взглянул на нее:

— Как скажешь, я готов в любое время. А чем ты хочешь заняться сейчас?

Лариса потянулась:

— Слушай, есть-то как хочется! Слона бы съела! А ты не голоден?

— Еще как!

— Так чего же мы сидим? — Лариса быстро вскочила и огляделась по сторонам в поисках платья. — Что бы мне надеть?

Андрей улыбнулся и насмешливо протянул:

— Ну-у, это, конечно, проблема… — он подошел к встроенному шкафу, порылся там: — Это вот не подойдет?

В Ларису полетела голубая мужская рубашка.

— Отлично. — Лариса прижала рубашку к груди. — А теперь еще один вопрос: душ здесь есть?

— Обижаешь! Я новый русский или не новый русский? У меня и сауна есть, я же тебе говорил. Хочешь в сауну?

— Давай будем скромнее. Я хочу в душ, а потом есть.

— Тогда пойдем вниз. И еда, и вода внизу.

Андрей не преувеличивал: ванная комната в этом доме действительно вполне удовлетворила бы даже нового русского. Тоже отделанная деревом (очевидно, как и все помещения на первом этаже), с ванной и кабинкой для душа. Однако от Ларисиного внимательного взгляда не укрылось, что парфюмерии здесь почти не было, а то, что было, предназначалось исключительно для мужчины. Но и мыло, и даже шампунь нашлись.

Когда Лариса снова появилась на террасе с мокрыми волосами, в мужской рубашке, едва доходившей до середины бедер, она выглядела не на свои двадцать восемь, а едва на восемнадцать. Андрей восхищенно присвистнул:

— У меня что, в душе живая вода течет? Ты стала почти совсем красавицей.

— Почти совсем? — возмутилась Лариса. — Почему это «почти»? Ничего себе комплиментик!

— Потому что… — Андрей зашел ей за спину, на мгновение поднял руки, что-то щелкнуло, и он тут же отступил на шаг. — Ну вот, теперь ты практически неотразима.

Лариса положила руку на шею и ощупала тонкое золотое колье, холодившее кожу. Потом огляделась в поисках зеркала, подбежала к своей сумке, так и валявшейся на террасе, достала пудреницу и впилась глазами в свое отражение:

— Какая прелесть! А что это за камень?

— Аквамарин. Это сейчас он фиолетовый, а при дневном свете голубой.

Лариса, растерянно улыбаясь, перевела взгляд на него:

— Андрюша, ну зачем…

— Затем, — он подошел, обнял ее, поцеловал сначала в лоб, в виски, потом наклонился и коснулся губами ямочки на шее, где лежал фиолетовый камень, — затем. Чтобы ты этот день навсегда запомнила.

Спустя пятнадцать минут Лариса, облаченная только в Андрееву рубашку и аквамариновое колье, стояла у стола на террасе и колдовала над разделочной доской. Андрей был на подсобных работах: доставал посуду, накрывал на стол, подавал, убирал, — словом, делал то же, что делает для повара поваренок.

Стол получился роскошным. За окнами уже совсем стемнело, и пришлось зажечь верхний свет. Однако лампа в плетеном белом плафоне показалась обоим слишком яркой. Андрей недовольно поморщился:

— Давно ведь собирался повесить бра.

Лариса вдруг вспомнила ужины с Олегом, вернее, одну неизменную деталь этих ужинов.

— Слушай, а свечи у тебя есть?

Андрей хлопнул себя по лбу:

— Ну почему я такой идиот! Конечно, есть! — Он вскочил и полез на полку. — Здесь, кажется… Черт, нет! Ну, значит, вон там…

В поисках свечей Андрей обследовал почти все предметы меблировки вплоть до холодильника. Они нашлись, наконец, в маленьком деревянном шкафчике в углу. Держа находку в руках, Андрей растерянно оглядывался, примеряясь, во что их можно поставить. Выглядел он при этом и трогательно, и смешно.

— А я, кажется, видела в соседней комнате подсвечники, — вдруг вспомнила Лариса. — Пойду принесу.

Два медных подсвечника действительно стояли в кабинете Андрея на стеллаже с книгами. А рядом с ними стояло еще кое-что, чего Лариса сразу не заметила…

Андрей подождал минуту-другую, Лариса не появлялась.

— Лора! — позвал он. — Куда ты пропала?

Не дождавшись ответа, он недоуменно пожал плечами и отправился на поиски. Обнаружил он ее почти сразу: Лариса стояла посреди кабинета, и в руках у нее была фотография: Андрей, Ирина и Владик. Андрей и Ирина сидели, обнявшись, на верхних ступеньках крыльца, а Владик притулился на нижней, у ног родителей. Здесь он выглядел совсем мальчишкой… Обычная семейная фотография, на которой все смеются и кажутся счастливыми. Фотографировали года три назад, когда заканчивали строить дом. Ну да, приезжал Иринин приятель-фотограф, снимок нужен был Ирине для какой-то рекламной акции. Глядя на этот снимок, Лариса словно застыла.

— Лора, — снова тихо позвал он. — Ты что, Лора?

Она подняла на него глаза, огромные, ставшие вдруг отчужденными. От недавнего веселья и беззаботности не осталось и следа.

— Что?

Андрей осторожно потянул фотографию из ее рук, но Ларисины пальцы словно окаменели. Тогда он мягко разогнул их один за другим, вытащил злополучный снимок и небрежно бросил его обратно на полку. Лариса очнулась, качнула головой и попробовала улыбнуться:

— Извини.

— Лора…

— Глупо, глупо, — она отвернулась, прошлась по комнате и села на низкий диван, стоящий в углу кабинета.

— Действительно, глупо, — мягко сказал Андрей. — Что ты так расстроилась?

Она взглянула на него:

— А ты не понимаешь?

— Лора, — терпеливо сказал Андрей, — это же только снимок. Простой клочок бумаги, ничего не значащий…

Она покачала головой:

— Это ты сейчас так говоришь. На самом деле мы оба знаем — это не «клочок бумаги». Это часть твоей жизни, Андрюша. Большая часть твоей жизни, которая прошла без меня. И ничего тут не поделаешь.

Он подошел и сел рядом, обняв ее за плечи:

— Но зато впереди у нас много времени, которое мы можем провести вместе. Я…

Андрей подумал, что самое время рассказать Ларисе о своих дальнейших планах, но не успел и рта раскрыть. Резким движением она высвободилась из его рук и вскочила:

— Что ты? Ты постараешься возместить мне эти годы? Будешь проводить со мной все время, которое останется от работы и семейных обязанностей? Будешь тратить на меня деньги, дарить мне подарки? — Лариса нервно нащупала рукой колье, рванула его вниз. Замочек сломался, и украшение упало на пол, с глухим стуком ударившись о пол. — Мне не нужно от тебя ни денег, ни подарков! Ты ведь даже не понимаешь, как это обидно и оскорбительно!

— Но ведь, Лора…

— Что — Лора? Что?

— Выслушай меня…

Он попытался обнять ее, успокоить, но Лариса опять вырвалась. От резкого движения головы заколка отскочила, и не просохшие еще волосы рассыпались по плечам.

— Выслушать? А что ты мне можешь сказать?

На Ларису вдруг нахлынули старые обиды. А она-то, дурочка, забылась, почувствовала себя счастливой! Это призрачное счастье, которое не то что завтра кончится, нет, которое существует только в ее воображении. Мужчины! И Андрей, и все остальные — для них всех она была просто игрушкой. Чем недоступнее, тем желаннее. А как только они понимают, что получили игрушку в свое полное владение, сразу теряют к ней интерес и вспоминают о более важных вещах: о карьере, о работе, о семье, наконец… А бедная игрушка пусть живет дальше как хочет.

— Откуда вы все взялись? Ведь много, много лет я была одна! Много, много лет меня никто не любил! Вы все снисходили ко мне, вам было со мной скучно, у вас всегда находились свои мужские дела! А я пропадала, пропадала… — Голос ее сорвался, она снова опустилась на диван и судорожно прижала руки к груди. Светлые волосы слипшимися мокрыми прядями жалко свисали по обеим сторонам поднятого вверх лица. Он присел рядом, протянул руку к ее щеке:

— Лора…

Она отстранилась:

— Господи, как я устала. Ну зачем вы все меня мучаете?

Это прозвучало так по-детски жалобно, что у Андрея защемило сердце. В эту минуту он готов был сделать для нее что угодно, лишь бы утешить, успокоить… И он сказал, повинуясь наитию:

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она смотрела прямо перед собой и молчала. Андрей осторожно протянул руку и коснулся ее волос:

— Лора, Лорочка, тебе будет легче, если я уйду?

— Не знаю. Я уже ничего не знаю.

Уголки ее губ скорбно опустились вниз. Он взял ее руки в свои ладони — она отдала их, покорно и безжизненно. Через пару минут она снова заговорила, и голос тоже был безжизненным и ровным:

— Я любила тебя, любила все время. Ждала, когда ты придешь ко мне насовсем. Понимаешь, я была уверена, что рано или поздно ты придешь. Потому что и ты любил меня, я знаю, что любил. А вот сейчас ты пришел, а я не могу с тобой быть. Я не могу… не могу простить, как ты со мной обошелся. Так странно… Понимаешь, мне казалось, ты придешь — и все будет хорошо. А оказывается, дело не в тебе, а во мне.

Он слушал, не перебивая и стараясь понять. Лариса облизнула ставшие вдруг сухими губы:

— Эта ваша семейная фотография… Ведь дело не в ней, она просто вернула меня к реальности. Сейчас я вспоминаю разные мелочи, которые тогда, восемь лет назад, мне казались незначительными… Ты никогда не оставался со мной надолго. Даже когда у тебя было время, ты все равно стремился уйти…

— Да! — не выдержал он. — Потому что я боялся — если промедлю еще немного, у меня просто не будет сил от тебя оторваться…

В ее взгляде, наконец, блеснула какая-то живая искра:

— Это правда?

— Да.

Она на секунду сжала его руку:

— Почему ты мне этого никогда не говорил?

— Потому что я сам себе в этом не признавался. Я боялся.

— Чего же, Господи, чего?

Андрей болезненно поморщился:

— Понимаешь, тогда все так запуталось… И Владик…

Лариса разжала пальцы, глаза ее снова стали пустыми и холодными:

— Вечно Владик!

— Лора, у тебя нет детей, поэтому ты не представляешь…

Этим напоминанием он только усугубил ее отчаяние. Лариса гневно повернулась к нему:

— Да? А может быть, ты вспомнишь, по чьей вине у меня нет детей? Может быть, ты вспомнишь, что сказал мне, когда я…

Он вздрогнул, хотел что-то сказать, но она не дала:

— Не надо было вообще сообщать тебе о своей беременности. Но я была дурой, честной дурой! Я считала, что это такое же твое дело, как и мое! Ты говоришь, что пожертвовал всем ради ребенка? Но ведь тот ребенок тоже был твой!

— Он еще не родился.

— Потому что ты этого не хотел!

— Ты сгущаешь краски. Конечно, я понимаю, в тебе говорит обида… — он запнулся, инстинктивно почувствовав, что опять сказал что-то не то.

Лариса смотрела на него так, словно он ее ударил.

— Обида? Как у тебя все просто! Впрочем, ты прав — и обида тоже.

Она встала и прошлась по комнате. Андрей настороженно следил за ее движениями. Он чувствовал себя как узник в ожидании приговора.

— Но сейчас я хочу все исправить. Если ты простишь меня… Сейчас я могу быть с тобой, только с тобой, — он глубоко вздохнул и сказал: — Я хочу развестись и жениться на тебе.

Но эти слова не произвели того эффекта, на который он рассчитывал. Лариса посмотрела на него, и глаза ее по-прежнему были холодны и пусты.

— Если бы я услышала это тогда, восемь лет назад, я бы, наверное, с ума сошла от счастья. А сейчас… Поздно.

— Ну почему? — это не укладывалось у него в голове. — Ведь всего час назад все было в порядке! Нам с тобой было хорошо, и…

— Это так… Вроде сна. Не на самом деле…

— Не понимаю, — медленно сказал он.

Лариса вздохнула:

— И не поймешь. Я не выйду за тебя замуж, Андрюша.

— Почему? — сдавленным голосом спросил он.

Она улыбнулась, печально и безнадежно:

— Поздно.

Он начинал злиться, но изо всех сил старался оставаться терпеливым:

— Я не понимаю. Теперь нам же ничего не мешает…

— Мешает. Я не могу.

— Что?

— Не ты — я не могу с тобой быть, — тихо повторила она. — Я даже не знала, что обида до сих пор не прошла. Когда у нас все началось снова… Все наши последние встречи меня все время что-то угнетало. А увидев этот снимок, я вдруг поняла… Себя поняла, понимаешь? Все встало на свои места. Просто каждый раз, когда я вижу тебя, когда ты ко мне прикасаешься, я невольно, неосознанно вспоминаю твои тогдашние слова, и мне больно. И хочется причинить такую же боль тебе… А что же за жизнь у нас с тобой тогда получится?

Он горько усмехнулся:

— Поверь, мне сейчас ничуть не легче.

— Верю, — тихо сказала она. — Верю, но это ничего не меняет.

— Что же нам теперь делать?

— Не знаю, — она устало опустила голову. — Наверное, расстаться. Ты же видишь, мы все равно не можем быть вместе. Только окончательно измучаем друг друга. Любая мелочь будет напоминать мне, что… Будет вызывать такие вот сцены.

Они сидели рядом на диване, совсем близко, и оба знали, какая пропасть пролегла между ними.

Совсем стемнело, и слабенькая полоска света, пробивавшаяся с террасы в кабинет, не могла рассеять темноту.

— Может быть, все-таки пойдем поужинаем? — нерешительно спросил Андрей.

Лариса невесело усмехнулась:

— Какая уж тут еда. Отвези меня, пожалуйста, домой.

— Прямо сейчас?

— Да.

Он взглянул на светящиеся стрелки наручных часов:

— Уже поздно, почти час ночи. Может быть, Все-таки останешься? Хотя бы до утра…

— Я хочу домой, — бесцветным от усталости голосом сказала Лариса.

Когда после тряски в пригородной электричке и давки в метро Владик наконец добрался до дома, стрелки часов уже подходили к восьми.

Матери не было. Он прошел к себе наверх, закрыл дверь и бросился на диван лицом вниз. Хотя занавески были задернуты, солнечный свет все равно проникал через светлую ткань, даже в углах не оставляя спасительного полумрака. В июне дни в Москве долгие, сумерки настанут только часа через два… Если бы он ослеп! Зачем ему солнце и лето, если все кругом — вранье, сплошное вранье! Иллюзия. Все только притворяется хорошим, только кажется. И люди, и сама природа. Везде обман, ни на что нельзя полагаться. Солнечные лучи ласкают тело, а потом у забывшего осторожность человека появляются страшные ожоги, и кожа вздувается пузырями и облезает, и приходит боль, страшная боль…

За окном слышались раздражающие звуки стройки, — какая-то компания купила соседний дом и начала переоборудовать его под свои нужды. Компания, видно, торопилась: строители работали с раннего утра до позднего вечера, почти без перерывов. Обычно он пропускал эти звуки мимо сознания, а теперь стук и лязг словно впивались в его мозг, крутили и вытягивали, и невозможно было выносить это дольше… Он протянул руку, нащупал валявшийся на полу рядом с диваном плеер и швырнул его в окно. Звякнуло разбитое стекло, посыпались осколки. Но облегчения этот жест не принес.

Боль нарастала. Это была уже почти физическая боль, невыносимо саднило в груди, ком подкатывал к горлу и стало трудно дышать.

Владик поднялся, двигаясь как сомнамбула, спустился вниз. Работы на стройке вдруг прекратились. В неожиданно наступившей тишине казалось, что каждый звук — даже звук шагов — усиливается, эхом отдаваясь в громадной пустой квартире.

Владик прошел на кухню. В раковине скопились немытые с завтрака тарелки, на плите — засохшие пятна убежавшего кофе. Всякими модными кухонными прибамбасами пользовалась мать, а отец не любил кофеварку и делал себе кофе по утрам в старенькой медной джезве. При мысли об отце лицо Владика болезненно скривилось, как от удара…

Это было не то чтобы твердое и сознательное решение — просто хоть какой-то выход. Владик, двигаясь совершенно механически, открыл кухонный шкафчик и достал оттуда небольшой нож с черной пластмассовой ручкой. Обычно этот нож использовали для резки сыра, колбасы и прочих продуктов, которые принято подавать тонкими ломтиками. Надавил пальцем на острие — тут же выступила кровь. Впрочем, можно было и не пробовать, в их доме ножи всегда были безупречно заточены, за этим следил отец. Почему-то считается, что, если в доме живет настоящий мужчина, он не потерпит тупых ножей. Его отец — настоящий мужчина, и всегда был таким. Внезапно перед глазами встало лицо отца, каким он увидел его в то мгновение в зеркале, — животное, грубое лицо, оскал хищника, не собирающегося упускать свою добычу… Как все это противно!

Владик, все еще сжимая в руке нож, пошел в ванную. Там он разделся, аккуратно сложив свою одежду на крышку корзины для белья, включил краны и стал наблюдать, как сильная струя воды бьет по мрамору ванны. Когда дно покрылось водой примерно на глубину ладони, он забрался в ванну и вытянулся, стараясь расслабиться.

Сейчас он боли не чувствовал. Нет, она не прошла, просто стала какой-то привычной; а может быть, он так притерпелся, что она стала частью его существа. Им овладело тупое равнодушие ко всему на свете. Когда вода заполнила ванну почти до краев, Владик закрыл краны, взял нож и надрезал свою руку у запястья. Струя крови расплывалась, смешиваясь с водой, теряла ярко-алый цвет и становилась как будто грязной. Он наблюдал, как течет его кровь, спокойно, даже отстраненно. Подождать еще немного, совсем немного, чуть-чуть, — и все, наконец, закончится…

За всю дорогу до Москвы Андрей и Лариса не сказали друг другу почти ни слова. Она сидела рядом, вжавшись в мягкие кожаные подушки, так тихо, что он даже дыхания ее не слышал. Словно не живая женщина сидела рядом, а бесплотный дух, привидение. Впрочем, и бледна она была как привидение. Или это только казалось в неверном свете уличных фонарей?

Машина остановилась перед Ларисиным подъездом. Она взяла свою сумку и, не поднимая головы, даже не взглянув на своего спутника, распахнула дверцу, собираясь выйти. Тут Андрей не выдержал. Он схватил ее за руку — может быть, грубо, но сейчас ему было не до приличий:

— Лора, ты с ума сошла! Мы оба с ума сошли! Что мы делаем? Зачем?

Она, все так же не поднимая глаз, попыталась выдернуть руку, но пальцы Андрея держали крепко.

— Зачем, черт побери? — гневно повторил он. — Зачем ты уходишь? Это же глупо!

— Нет, — она говорила тихо, но твердо. — Это правильно. Это единственный выход из… из этого тупика.

— Но почему, почему?

Лариса наклонилась и посмотрела Андрею в глаза:

— Говорят, что прошлое человека определяет его будущее. Но иногда бывает так, что прошлое перечеркивает будущее, — голос ее сорвался. — И не мучай меня больше, пожалуйста, не мучай! Оставь меня навсегда, навсегда!

Она выдернула руку, быстро выбралась из машины и скрылась в подъезде.

После ее ухода он еще некоторое время сидел в машине, стиснув руками руль и глядя прямо перед собой. С Андреем произошло то, чего с ним еще никогда в жизни не случалось: он совершенно растерялся. Ведь именно сейчас все могло бы наладиться, все могло бы быть так хорошо! Дурацкий вопрос «почему», на который он так и не получил ответа, стучал в висках и отдавался тупой болью в затылке. Да, восемь лет назад он поступил подло. Когда Лариса сказала ему о своей беременности, он настоял на аборте. Но иного выхода не было! И потом… Тогда он еще не понимал, как сильно он ее любит, как она ему нужна. Что же, теперь всю жизнь он должен расплачиваться за это непонимание? Ведь у них могут быть еще дети!

Пошел дождь, сначала слабый, потом все сильнее и сильнее. В этом месяце дожди шли по ночам, а днем стояла изнуряющая жара. Почти машинально Андрей включил «дворники». Это движение словно вернуло его к жизни. Однако не может же он простоять здесь всю ночь! Утро вечера мудренее, может быть, завтра все наладится и прояснится! Андрей повернул ключ зажигания, и через пять минут машина уже неслась по пустому проспекту. Он ехал домой.

«Скорая» стояла на повороте с бульвара, у самого въезда в переулок. «К кому бы это?» — подумал Андрей, припарковывая неподалеку свою «ауди». Он захлопнул дверцу, включил сигнализацию и только шагнул по направлению к подъезду, как навстречу ему два молоденьких санитара вынесли носилки, на которых лежал Владик, с закрытыми глазами, белый как мел. Рядом шел третий санитар с капельницей в высоко поднятой руке. Андрей застыл, а потом рванулся вперед:

— Что?! Что с ним?

Санитар отстранил его свободной рукой:

— Отойдите, не мешайте.

— Что с ним? Это мой сын!

— Смотреть лучше за сыном надо, папаша.

— Он… жив?

— Пока да.

— Андрюша! — Ирина, которую он сразу даже не заметил, бросилась к нему, прижалась всем телом, содрогаясь от рыданий. — Андрюша! Где же ты был?

Потом все смешалось: как он ехал за машиной «Скорой помощи», а рядом всхлипывала Ирина, как они сидели вдвоем в приемном покое, ожидая приговора врачей…

Ему казалось, что за одни короткие сутки он прожил большую часть своей жизни.