Когда мы пришли домой, мама уже приготовила розетки с вареньем, подрезала бутербродов и убрала обглоданные куриные кости. Мама — человек такой, глаз-алмаз, она сразу заметила, что кого-то не хватает, а кто-то явно новый в нашей компании:

— Что-то быстро наигрались. Мишка, у тебя ещё один гость?

— Да, мам. Его родители опоздали, и мы встретились с ними во дворе. Это… Боря, они недавно в наш район переехали, поэтому не сразу наш дом нашли. И в классе он у нас недавно. Но мы с ним уже… друзья, да.

Папа стоял рядом, потупив глаза. Он ещё не оправился от шока, поэтому с одного бока его поддерживал Серёгин, а с другого — мой приятель Женька Вощин.

— А где же папа? — спросила мама, оглядывая нашу компанию.

— Папа? А папа… А папу на работу вызвали! Позвонили и вызвали, — соврал я.

— В воскресенье? Зачем?

— Его в командировку срочно отправляют.

Какую-то там конференцию проводить. Дней на пять, как минимум.

— Да? — Мама верить в эту историю, похоже, не собиралась.

— Да. — Я и глазом не моргнул.

— А что же он даже домой-то не зашёл? Как же он в командировку поедет без вещей? И позвонить бы тоже мог…

— Мам, ты нашего папу не знаешь? Он же обо всём сразу забывает! И позвонить забыл. Он так от этой командировки офонарел, что, может, даже и забыл, что телефон у него в кармане лежит. Ему позвонили, он нас до подъезда довёл и сразу на остановку побежал.

— Но вещи-то, вещи… — мама растерянно развела руками, — рубашку сменную, носки чистые…

— Мам, я один раз был у папы на работе и видел там… сумку. — Папу надо было спасать, и фантазия понесла меня в дальние дали. Даже папа немного пришёл в себя и с изумлением смотрел на меня, ушам своим не веря, сколько неправды за пять минут выскочило из уст его любимого сына. — А в сумке у него и пена для бритья, и бритва, и зубная щётка — ну, всё на случай непредвиденных командировок. Как у военных «тревожный чемоданчик».

— Да? А я даже и не знала об этом. Он мне никогда не говорил. И потом, какие могут быть у филологов непредвиденные командировки? Ну, ладно, — спохватилась мама и бодро заявила: — Потом с папой разберёмся. У нас же день рождения сегодня! Как он мог, — продолжила она вполголоса, качая головой, — в день рождения сына… какая-то командировка… ну, вот пусть только объявится…

— Ты слышал? — дёрнул меня за рукав папа-мальчик. — «Пусть только объявится»… Как я могу объявиться нашей маме в таком виде? Мишка, что делать-то теперь будем?

— Папа, вот только давай без истерик, — сказал я. — Иди в комнату и сиди, думай, как тебя обратно папой сделать. Да, и первым делом маме позвони… Нет, лучше эсэмэску отправь, а то голос у тебя теперь тоже мальчиковый.

— Что, и голос тоже? — Папа испуганно зажал рот ладонью.

— Ну, для твоего нынешнего… облика вполне сойдёт. Отправь маме сообщение, успокой её, извинись, что пришлось срочно покинуть, пообещай отзвониться, как устроишься…

— Что писать? — спросил папа.

— Пиши: «Еду в Монголию на конференцию по русскому языку»…

— Почему в Монголию?

— Ну, вдруг твоё повзросление затянется, а из Монголии ехать дольше. Это тебе не в Чесоткине материалы для спецкурса по этнолингвистике собирать.

Соседний город Чесоткин был просто каким-то кладезем материала по этнолингвистике. Папа ездил туда каждое лето и, возвращаясь оттуда, с восторгом рассказывал, что в Чесоткине даже ругаются какой-то особой руганью. Но до Чесоткина всего-то пара часов езды на рейсовом автобусе.

— Опять же, — продолжил я, — из Монголии сильно не назвонишься, международный роуминг. И можно будет телефон отключить, а то ведь мама сейчас посуду домоет, гостей проводит и начнёт тебе названивать.

— И то правда, — сообразил папа и начал сообщение нащелкивать.

Праздновать уже больше не хотелось. Я взял со своих приятелей страшную клятву никому о случившемся сегодня во дворе не рассказывать. Все поклялись и стали звонить своим родителям, чтобы они их поскорее домой забирали.

— Миш, а почему ребята уже расходятся? — спросила мама, которая снова решила позвать нас к столу. — Вы поссорились, что ли? У меня ещё вон сколько всего вкусненького наготовлено… Ой, телефон! — И мама пошла к себе в комнату, услышав, что её телефончик песенкой уведомил о входящем сообщении. — Мишка, это от папки! Представляешь, его в Монголию отправляют! За столько лет первая загранкомандировка! Сейчас я ему ответ напишу, пусть мне монгольскую шапку из войлока привезёт, я в ней в баню буду ходить. А тебе, Мишук, чего привезти?

— Кошму и плётку из сыромятной кожи, как у Чингисхана. — Я мрачно смотрел на дверь своей комнаты, за которой сидел срочно командированный в Монголию папа.

— Хотя… — Мама всё ещё не верила в столь внезапную командировку. — Всё равно чертовщина какая-то… Он бы мне сказал. Ну, ладно, раз все ушли, зови своего нового друга Борю, он ведь позже всех пришёл, даже торта не ел. Зови-зови, что ещё за новости! — потребовала мама. — Человек, может быть, голодный, а ты его кормить не хочешь.

Папа присел за стол с краешка, смотрел в свою тарелку, краснел, пыхтел и на вопросы мамы отвечал, как умственно отсталый. Он даже верхнюю пуговичку на рубашке застегнул и волосы на бочок пригладил, снял очки и теперь щурился, чтобы мама в нём никаких папиных черт не распознала.

— Миша сказал, что вы недавно переехали в наш район…

— Да.

— Откуда?

— Из… Чесоткина.

— Родители чем занимаются?

— Они пенсионеры.

— Что ты говоришь… А дети у вас ещё в семье есть?

— Нету.

— Ты поздний ребёнок?

— Нет, не очень.

— Ясно. А чем ты, Боря, увлекаешься?

— В данный момент — тортом. — И папа распилил пополам кусок торта чайной ложечкой.

— А какой твой любимый предмет в школе?

— Я все люблю.

— А вот Мишка только историю, — вздохнула мама, — на биологию ему, к примеру, глубоко наплевать, одни тройки поэтому.

— Я его выпорю, — вдруг совершенно серьёзно сказал папа.

Я от такого неожиданного заявления даже чаем поперхнулся.

— Нет, Боря, зачем же сразу «выпорю». Драться нехорошо.

— Тогда поговорю по-мужски.

— По-мужски пускай с ним папа поговорит, а ты по-дружески…

Да когда же эта мама от нас отвяжется! Но мама и не думала отвязываться.

— Боренька, а за тобой родители когда придут? Уже девятый час, — ласково спросила мама, когда Боренька доедал шестой кусок торта.

Повисла пауза. Боренька замер над тарелкой с набитыми щеками.

— Мам, а Боря сегодня будет ночевать у нас, — сказал я, отодвигая тарелку.

— Миш, ты бы хоть предупреждал меня, что ли…

— Вот я и предупреждаю. В Чесоткине школа, сама понимаешь, не очень, не чета нашей. Программы разные. А учителя какие? У нас одна завуч — математический монстр! Физик — новатор, физрук — чемпион района по гиревому спорту и быстрым шашкам. А там что? Борька там отличником был, а здесь за неделю до троек скатился. Мы с друзьями взяли над ним шефство — каждый из нас по одному предмету будет его подтягивать. Это нас классная попросила. Я вот как раз по истории его сегодня и подтяну.

— А, ну раз так… — смирилась мама. — Хорошее дело. А твои родители, Боря? Они знают?

— Мы им уже позвонили, — сказал я. — Они не возражают.

— Точно? — усомнилась мама. — Может быть, я им тоже позвоню?

— Нет-нет-нет! — замахал испуганно руками папа Боря. — Они уже спать легли! Не надо им звонить! Они у меня старенькие! Ещё разволнуются, потом до утра не уснут!

Бабушка Маша и дедушка Серёжа, папины родители, действительно были уже очень старенькими. Вот бы они удивились, если бы мама им сейчас позвонила и спросила: «А можно, Боря у нас сегодня останется?» Боря, если что, с нами живёт последние лет пятнадцать. Ну и мама не такая дурочка, чтобы голос своей свекрови по телефону не узнать.

— Тогда что вы здесь рассиживаетесь? — сказала мама. — Время позднее, когда вы собираетесь свою историю подтягивать? Ещё пара часов вам на занятия, а потом отбой, спать, на боковую, мальчики.

— Я и не знал, — сказал папа, когда мы вернулись в мою комнату, — что мой сын — такой врун… Я думал, что воспитываю кристально честного ребёнка…

— А я такой и есть, — ответил я. — Но в обычной жизни. А у нас тут из ряда вон выходящий случай. Прямо мистика какая-то, Гарри Поттер! Нет, я бы мог, конечно, сказать об этом маме всю правду… Но, сам представь, что бы тут началось. Мама бы сказала, что это дурацкая и несмешная шутка, тебя бы вот в таком виде немедленно выставила за дверь, как только гости бы разошлись. Начала бы твоих родителей разыскивать, в полицию звонить, чтобы тебя домой сопроводили… Давай, раз всё по-честному, не поздно ещё признаться! Телефон полиции? Ноль-два. Ты бы там честно рассказал про свою жабу-рабу, и тебя бы быстренько отправили в детское отделение областной психоневрологической больницы. А мне отец, между прочим, нужен! Нормальный, а не какой-то… такой!

— Я понял, — сказал вдруг папа после тягостного получасового молчания, — и осознал. Это мне наказание. За то, что я вёл себя, как… не как отец, в общем. Мне даже в кино с сыном сходить было некогда! И чем же, интересно, таким я был занят? На собрание к сыну в школу мне трудно было прийти! Научил ли я своего сына гвоздь вбивать? Не научил! А давно ли я разговаривал с сыном по душам? Знаю ли я о его душевных переживаниях? Не знаю! — Папа повернул ко мне голову, и в глазах его заблестели слёзы. — Эх, Мишка, прости отца своего, дурака старого! Вон как, видишь, меня наказывают! Чтобы сам, значит, на своей шкуре почувствовал, как детям нынешним нелегко приходится…

— Пап, да ты чего? — Я даже опешил от такого накала страстей и глубины покаяния в папином голосе. — Да вобьём мы ещё этот гвоздь сто раз! Ты это… Ты только не расстраивайся! Я и не обижаюсь вовсе. Не надо так переживать, пап, мы что-нибудь обязательно придумаем. Утро вечера мудрёнее, или как там в твоём фольклоре говорят? Ложись-ка ты лучше спать.

Я принёс из кладовки спальник, и мама ещё выдала нам толстое ватное одеяло и подушку. Расстелил всё это на полу и приготовился уже нырнуть в спальный мешок, но папа меня остановил:

— Нет, Михаил, позволь, я лягу на полу! Я старше, не спорь…

— Пап, но ты же в некотором роде мой гость, а гостю полагается самое лучшее место.

— Нет, я лягу на полу, а то ещё простудишься! — настаивал папа.

— Короче, Боря, — сказал я тут голосом твёрдым и упрямым и сам этому удивился, — покомандовал мной, и пока хватит. Когда обратно повзрослеешь, тогда — пожалуйста. А сейчас тут никто не старше и не главнее. Спи давай! — прикрикнул я на отца.

— Да как ты смеешь, на отца в таком тоне… — зашипел обиженно папа из своего угла.

— В зеркало на себя посмотри, — ответил я, заворачиваясь в спальник. — Отец… Спокойной ночи… Боря.

«Вообще, — подумал я, засыпая, — Борька-то меня похудее будет. Будет бузить, мигом ему наваляю. Не посмотрю, что отец».