Король устало спускался по каменным ступеням.

Король давно сбился со счета, запнувшись где-то на второй тысяче.

Он шел, лаская рукой шершавые стены узкого коридора, лестницы, ведущей вниз.

Впереди мерно колыхался факел гнома. Сзади пыхтел и спотыкался шут.

Иногда, оглядываясь на поворотах, Денхольм ловил взглядом глаза замыкавшего шествие проводника, становившиеся с каждым новым пролетом все теплее и спокойнее. И почти забывал тот покорно-горький отблеск ведомой на бойню скотины, что родился в старческих зрачках на восточном склоне Сторожевых гор.

Проводник был с ними. Живой и невредимый. И ничего страшного из-за глупой выходки короля, дани родовому упрямству, не случилось.

Ступени спешили сорваться в пропасть, в самое сердце гор, обрываясь и петляя в узких проломах. И гулкое эхо доносило ворчание и кряхтенье сердитого Торни.

За каких-то два часа они добрались до двери. Но воспрянувших духом короля и шута ждало разочарование: назвав какое-то заклинание-пароль, гном толкнул створку, гордо прошествовал мимо вытянувшегося часового и продолжил спуск.

Вторую дверь, побольше и понаряднее первой, путешественники восприняли более спокойно, и взгляд на ступени не вызвал головокружения и протеста.

Третья дверь стала всего лишь досадной помехой на пути в подземную бесконечность.

Странным было то, что неимоверная толща горы над их головами почти не давала о себе знать, не давила, не угнетала. И не было полуобморочного состояния впечатлительной души от осознания возможности обвала. Напротив, сердце билось ровно, и разум вновь и вновь соглашался с проводником, всю дорогу твердившим: нет в Мире Хейвьяра места спокойнее, чем владения гномов.

Отшлифованный камень стен сменила четкая и суровая резьба.

Теперь они шли сквозь одну бесконечную битву, окруженные грохотом баллист, свистом стрел, звоном клинков, обреченные видеть оскаленные в последнем смертном крике лица, но не слышать оглохшими ушами хрипов и стонов умирающих воинов. Неслись кони, жарко дыша окровавленными мордами, трубили военные трубы, мерно и гулко грохотали походные барабаны Кастов, Держателей Равенства Весов.

Внезапно рев битвы сменился нетерпеливым, волнительным ожиданием предстоящей сечи. Два войска в боевых порядках, расставленных рукой умелого полководца, стояли друг напротив друга, полные азарта драки, неверия в смерть. Веры в свою правоту и победу! Трепетали штандарты, струились по ветру знамена, фыркали лошади.

И путники были подобны вождям, делающим последний смотр своим войскам, одобряющим славной и гордой речью готовых умереть за правое дело.

Тишина ласкала будущих смертников. И стоял в отдалении Шестирукий Бог, вольно раскинув угольную черноту Крыльев, вознеся к небу два темных, как провалы памяти, меча. Стоял и ждал обильного приношения, напряженно всматриваясь в даль, ища вековечную свою соперницу, Старуху с паучьим липким взглядом…

А потом бесчисленных воинов, боевых коней, богато украшенные колесницы сменило поле, простое поле спелой пшеницы, гнущейся под тяжестью налитых колосьев. Высились седые горы, взявшие под крыло покатые крыши домов небольшой деревеньки, и трубы выпускали в Небо жертвенные дымки с запахом свежевыпеченного хлеба… И стоял в отдалении прекрасный город, окруженный волшебным садом, белокаменный город, словно наполненный перезвоном хрустальных колокольцев. И танцевали над пшеницей дивные девушки, изогнувшись и воздев к небу тонкие прозрачные руки. И мерно стучали молоты в открытой кузне… А рядом с кузней отчаянно спорили, преисполнясь злобы и праведного гнева, коренастый Каст и дивный эльф, бранились с перекошенными лицами, готовые руками впиться друг другу в горло!

Король шел вниз и словно плыл по свернувшемуся, как молоко на солнце, времени, плыл назад, в прошлое, плыл к истокам… Он попытался представить себе увиденное наоборот, будто поднимаясь к вершинам. Спор. Два войска, жаждущие крови. Битва…

А дальше? Тишина. Гладкая полировка. Пустота. А потом и вовсе шершавость необработанного камня…

— Эй-Эй передает, — прошептал сзади шут, — что это работа великого гномьего Мастера Торка, и изображает она историю войны некогда дружных между собой эльфов Эастеля и гномов Двуглавка. Он говорит, что истоки той войны покрыты плесенью давности. И теперь Касты утверждают, что началась она из-за просроченного платежа за доспех, а Дивный Народ грешит на фальшивый камень в ожерелье.

— Красиво! И жутко…

— Еще бы! — откликнулся впереди идущий Торни. — Мастер Торк потратил на барельефы двадцать восемь лет и три дня. И умер прямо на лестнице, успев лишь отшлифовать участок стены под новые работы. После его смерти так никто и не решился продолжить эпопею, а учеников он не имел, все недосуг было!

Девятая дверь отворилась легко и непринужденно, едва они успели подойти.

Красивая дверь в три гномьих роста, украшенная кованым серебром и самоцветами.

За дверью ждала, сверкая огнями и остриями сталагмитов, огромная зала. За дверью бряцал оружием малый дивизион караульной стражи, выстроившийся в две шеренги.

Забеспокоившийся король остановился, борясь с нестерпимым желанием на всякий случай схватиться за меч, оглянулся на проводника.

В ответ на беспокойный взгляд старик ответил тихим воем и изобразил зубную боль вкупе с головной. Но глаза его по-прежнему лучились теплотой. Глаза его сияли и смеялись. Блудный сын возвращался домой, и заботливые родичи готовили торжественную встречу.

Невольно чеканя шаг, они проследовали за избавившимся от обгоревшего факела Торни вдоль почетного караула, точно по узкому мосту, по острию меча, не в силах свернуть и уклониться от обряда.

Бесконечной была анфилада сменяющих друг друга зал, вспыхивающих при их приближении разноцветными огнями. Бесконечным был строй малого дивизиона, касты воинов, смыкавших за ними шеренги, перестраиваясь в девять ритуальных рядов, словно подталкивая в спину вернувшегося из загула Эаркаста, попросту Безбородого на языке хозяев Горы. Эйви-Эйви отшучивался, дружелюбно переругиваясь с передней шеренгой, и король, не знавший языка, с удовольствием улавливал по-мальчишечьи счастливые интонации вечно сварливого старика.

Старика, отвергнутого людьми.

Старика, вернувшегося домой.

Впереди метнулся ввысь свет многочисленных светильников, скользнул вдоль мраморных стен, повис над головами, переплетаясь с гулом голосов, заигрывая с серебристо-серой пылью в верхних галереях…

Они вступили в поистине огромную залу, потолок которой терялся, заслоненный вспышкой световых проходов. И не ощутили под ногами пола.

Навес прочного крестообразного моста держал их над пропастью, и шеренги лучших бойцов подземного царства словно упреждали любопытство неосторожных, заслоняя спинами изящные, но хрупкие перильца.

Торни остановил их рукой, а сам спокойно и уверенно дошагал почти до самого круга площади, повисшей на стальных опорах креста, где возглавил левую шеренгу воинов, любовно оглаживая бороду и прижимая к груди обнаженный топор.

Почетный караул неторопливо разместился по ярусу галереи, огибавшей пропасть.

Король, прищурившись, поднял голову и насчитал еще девять галерей, одну над другой, смыкавшихся наподобие конуса. В галереях толпились, возбужденно крича и размахивая руками, принарядившиеся по случаю праздника Касты.

Эй-Эй улыбнулся и помахал им посохом.

— Это Коллирег, господин, — взволнованно пояснил старик, — Зал Моста Обрядов. Мы находимся внутри высочайшей вершины Сторожевых гор, Калторны. В далекие, почти забытые времена здесь текли потоки лавы взбудораженного вулкана. Потом вулкан уснул. Прошли века, и его сон стал смертью. Вечность заглянула в незрячие глаза великана, полные радужных грез, и поселилась в них, убивая желание жить. Гномы расчистили окаменевшие потоки Крови Гор, окольцевали внутренность вулкана цепями галерей. В центральном круге построили мосты и площадь. Книзу пропасть опять сужается, и те девять галерей, что под нами, словно отражают верхние ярусы.

На круг площади вступили девять длиннобородых гномов в богатых одеждах с посохами вместо топоров. Остались стоять на кромке, напротив людей, величавые, полные достоинства и властного дружелюбия.

— Девять старейшин, — шептал проводник. — В Элроне все гномьи государства считаются вассальными по отношению к Светлому Королю, Потомку Итани. Поэтому, хотя их и принято называть царствами, здесь нет Верховного Правителя, как в других горах.

— Фэй туар грени хоэ эйверс! — в один голос провозгласили старейшины.

И эхо традиционного приветствия гулко загудело, заметалось по галереям.

Король наморщил лоб, не зная, что ответить, и вопросительно взглянул на проводника. Но вместо Эйви-Эйви ответил Торни. Преклонив колено, сердитый гном еле слышно пробормотал что-то себе под нос. Старейшины изумленно вскинули густые брови и обменялись выразительными и, увы, не слишком обрадованными взглядами.

— Фэй туар грени мо тано! — с улыбкой возвестил старик, словно остужая раскалившийся горн недоверия. И, не переставая улыбаться, пробормотал одними губами: — Ну же, Торни! Вспомни!

Словно услышав призыв побратима, гном кинул на них напряженный взгляд, потом вновь заговорил, уткнувшись носом в сталь навесного моста.

Старейшины опять переглянулись, на этот раз с пониманием и постепенно возвращающимся дружелюбием.

— Сначала побратим пояснил им, что вы не знаете языка, — зашипел Эй-Эй, — и Девять разгневались, не понимая, каким образом чужаки, недостойные быть Друзьями Гномов, проникли на Священную Церемонию. Потом умница Торни напряг содержимое своей бесценной бороды и вспомнил, что вы — Посланники Светлого Короля. И все стало на свои места.

— Мы рады приветствовать наших драгоценных гостей! — перешли на язык Элроны смилостивившиеся старцы, пристукивая посохами. — И втройне рады возвращению нашего сына, достойнейшего среди людей, мудрейшего среди гномов. Гора потускнела и состарилась без тебя, Эаркаст!

— Мои дороги вне Горы были покрыты пылью печали и утрат!

— Как долго ты шел домой, сын Кастов! Клянусь киркою Кователя, твои морщины разгладятся от тепла наших сердец и наших горнов! Твоя старость переплавится в молодость, как морщинистая руда перетекает в идеально гладкую форму творения!

Вздохнувший с облегчением король, не скрывая интереса разглядывал Правителей подгорного Царства. Борода каждого выделялась среди прочих бород своей длиной и густотой, а также фиолетовым цветом, цветом Государства-Стража, Священной Элроны. У каждого девять ритуальных косиц были заплетены аккуратными традиционными колосьями и унизаны драгоценными камнями. Каждый носил на груди знак своего Старшинства и единственную серьгу в ухе, оттягивающую мочку и полностью повторяющую нагрудный символ.

Говорившего гнома украшало ожерелье из переплетенных медных нитей, отяжеленных стальной тележкой, выполненной старательно и точно, с большим усердием. Тележка в ухе была наполнена тускло посверкивающими негранеными алмазами и изумрудами.

— Это Хорм, — словно подсмотрев за Денхольмом, тихо пояснил Эй-Эй, — Старшина Рудокопов и Камнедобытчиков. За ним следом — Старм, Старшина Гранильщиков и Гравировщиков.

— Мы рады твоему возвращению, Эаркаст, да подарят тебе милостивые Боги бороду длинную, как Путь, которым ты идешь! Лучший камень из богатого Пятого Яруса не засияет без огранки, и блеск сына Кастов пока тускл и неразумен. Но ты вернулся, и да воссияют твоя душа и твое мастерство всеми огненными гранями!

Этот гном носил тяжелую золотую цепь, отягощенную единственным изумрудом небывалой огранки, сверкающим и переливающимся, как сполохи солнца в молодой листве. И серьга в ухе вторила сиянием зеленой искры Цейр-Касторота.

— Твоя седина бликом зеркала отражает невзгоды твоей Дороги, Эаркаст! Но как из седой массы разгоряченного стекла появляется радужная оболочка замысла, твои беды расплавятся и примут форму, избавленную от страданий!

— Это Грольт, Старейшина Стекольщиков. Его эмблема — верх совершенства: хрустальный шар, заключенный в стеклянную оболочку тоньше мыльного пузыря. И вместо цепи — перевитые стеклянные нити. В его касту также входят Ищущие Секреты камня, а еще все местные лекари. — Старик чуть заметно шевелил губами, и король придвинулся плотнее, чтобы лучше слышать. — Дальше — Сейт, Старшина Механиков, самый мудрый и самый оригинальный гном Сторожек.

— Часы жизни Горы сбились, перепутали минуты после твоего ухода, Эаркаст. Разладились все механизмы, в которых не хватало длинного винта. Твое возвращение подобно хорошей смазке, мой друг. Я искренне рад тебя видеть!

Эмблема Сейта была сложна не то что для понимания, для описания! Странное сплетение колес, в которых зачем-то прорезали дыры и сделали зубцы, схожие с горными вершинами. Воистину великой мудростью должен обладать гном, чтобы заведовать всеми чудесами подгорного царства!

— Мне ли говорить, как я рад тебя видеть, сын Кастов, изобретший новый способ закалки! Тебя трудно сравнить с Топором, ты скорее Клинок, вспоровший серую ткань наших будней!

— Этот крепыш с топориком на шее — Гейд, Старейшина Оружейников, весьма почитаемый в Горе гном, под его началом трудится наш Торни. За Гейдом — Шторн. Его эмблема тоже сложна: девять сплетенных из золотой нити шаров, один в другом, подвешенные на тончайших цепочках! Он стал Старшиной Ювелиров уже на моей памяти, победив в честном поединке самого Хорна Серебряное Кружево! Всей Горой выбирали победителя. Пятьдесят три части голосов против сорока семи!

— Даже неграненый камень нуждается в хорошей оправе! Поверь мне, мой мальчик, Гора — лучшая оправа для Каста. Даже если его зовут Эаркаст!

— А вон тот, рядом с ювелиром? — Санди умел подбираться незаметно, а уж по части подслушивания ему не было равных. — Ну этот, с алмазным перышком?

— Это не алмаз, — терпеливо пояснил Эйви-Эйви, — это заключенный в кварцевую оболочку графит. Старки, Старейшина Хранителей Слова, Глава местных поэтов. Однажды по пьяни я его переговорил, а потом проиграл на официальном состязании, позорно проиграл, на пятом слове, поскольку пришел безбожно трезвым. С тех пор он смотрит косо, будто одолжение делает, — думает, я поддался!

— А вот дальше почему-то Ганви… — Старик непонимающе дернул щекой при виде сурового на вид гнома, украшенного тонко выделанным пергаментным свитком. — Неужели за эти три года ушел в камень Сарр, мой Учитель? Меня ведь обучал обычаям, вдалбливая трудно выговариваемую историю Рода и боевых заслуг новоприобретенных предков не кто-нибудь, а сам Старейшина Хранителей Знаний.

— Хочу напомнить присутствующим, что бесценный Неграненый Алмаз Сторожек возвращается уже в восьмой раз. И, как подсказывает логика событий, должен будет вернуться в девятый. В девятый раз мы примем тебя, бродяга безбородый, по ритуалу Большого Церемониала, так и знай! И больше никуда не отпустим!

— А последний? — отвлек от тревожных мыслей король. — Со странной штукой на шее?

— Это не штука, — обиделся Эй-Эй, — это кастет , Кулак Бородатых! Знаменитый кастет Мастера Эшви, Старейшины Воинов. Старику давно за триста, а его кулак по-прежнему валит честолюбивую молодежь. Между прочим, это отец отца Торни…

— В смысле — дед?

— Хорошо, господин «просто Санди», — покорно закивал Эйви-Эйви, — пусть будет дед. Но у Кастов другой счет. Отец, отец отца, отец отцов, роккенди, эккенди, эшккенди, свеккенди, арккенди, векта (Начало). И плох тот гном, что не может с ходу назвать девять колен своего Рода, имена своих предков и их наиболее славные дела. Гномы из касты Хранителей Знаний перечисляют предков всех родов вплоть до основателей, вплоть до Начала Начал.

— Я не стану точить острие словес по поводу твоего возвращения, мой мальчик. Я рад, что ты дома, сын сына, я рад твоему примирению с Торни.

— Кстати, о Торни, — вновь подал голос король. — Он оружейник, ведь так? А стоит среди воинов!

— Торни в свое время совершил ужасную глупость, — с еле приметным налетом грусти ответил проводник. — С таким-то, как вы выражаетесь, дедом он по праву считался лучшим бойцом Горы и возглавлял левую фалангу. А потом взял и сменил касту, ушел в оружейники. Ни с того ни с сего. И путного ответа от него добиться не смогли. Но место в строю осталось за ним, ведь претендент по-прежнему должен победить его в честном поединке, а хотел бы я посмотреть на того Каста, что одолеет Торни!

— Считаешь, сглупил сердитый гном? — хихикнул шут, смазывая торжественность встречи.

— Все мы рады твоему возвращению! — Голоса Старейшин слились в могучий выдох, от которого дрогнули, казалось, нерушимые своды.

— Я и сам ему рад! — просто ответил Эйви-Эйви, складываясь пополам в земном поклоне. — Каждый из вас наполнил мой разум знаниями, как наполняют водой опустошенный кувшин, а тело приучил творить прекрасное. Вы от щедроты душ своих подарили мне новую жизнь, сотканную из понимания и любви. Вы подарили мне Дом, ничего не потребовав взамен. И уходя, я оставляю слишком много, чтобы считать все то, что происходит за пределами ваших благословенных Гор, жизнью, достойной упоминания. Поверьте мне, дорогие учителя мои и родичи: если бы я мог НЕ ИДТИ, я бы не ступил ни шагу за ваши кованые Ворота!

— Мы слышим тебя, Эаркаст, — ответил за всех старый Эшви. — Мы знаем, по КАКОЙ Дороге ты идешь, мы знаем, как ТРУДНО НЕ ИДТИ по такой Дороге. Оттого втройне сильна наша радость, если Путь приводит тебя к Воротам в царство Сторожек.

И Старейшины ответили поклонами на поклон, метя пол площади своими холеными бородами. Гномы на верхних и нижних галереях зашумели и застучали топорищами по перилам, одобряя и подтверждая все выше сказанное. Судя по отдельным выкрикам, Касты получали почти физическое удовольствие от проводимого обряда.

— Как ты сказал? — шепотом изумился Эй-Эй. — Сердитый?

— Ну, — замялся Санди, — ведь он все время сердится и бранится!

— Его последнее имя так и переводится, — усмехнулся старик. — Сердящийся, ворчливый!

— Последнее?

— Пятое, если быть точным.

— Сколько же всего имен у Бородатых?

— Странный вопрос, — пожал плечами Эй-Эй, в то время как на площадь вывели пятерых гномов с едва наметившимися бородами, и король не сразу понял, что это не молодняк, а вполне взрослые, сформировавшиеся девушки. — Девять, разумеется. Первое имя дается при рождении, и им владеют родители. Вторым именем нарекают через сорок пять лет, при введении в Род, и оно принадлежит всем родичам. Третье — еще через сорок пять лет — при вступлении в возраст Выбора Пути, ну а следующие за ним почти все принадлежат обществу. Кроме четвертого, которым нарекает Учитель и которым владеет безраздельно. При братании Торни подарил мне свое Второе Имя. Я, хорошенько прикинув и подсчитав, ответил ему тем же.

Девушки на площади замерли, в притворном смущении потупив очи. Должно быть, они были хороши на непритязательные взгляды гномов, но человеческое естество мешало королю трезво взглянуть в их лица. Оно орало, что бородатых женщин впору в цирке показывать, а не выставлять, словно кобылиц на продажу.

— Это еще кто? — снова хихикнул шут.

— Не смейся, — сурово одернул проводник. — Это радость родов, счастье Горы. Красавицы, еще не выбравшие себе суженых. Девушек не стали бы мучить ради меня, но строка ритуала предписывает показать Незамужних Вернувшемуся в Дом, прельстить красотою, заарканить, связать канатами брака. Семейному гному зазорно оставлять жену и шастать по миру бродячей крысой!

Гулкий восхищенный шепот длинным шлейфом тянулся следом за прелестницами. Всего пять девушек на армию неженатых гномов! При таком богатстве выбора поневоле начнешь придираться!

Не оттого ли красавицы тайком бросали в сторону безбородого дылды, хоть и названного Неграненым Алмазом, испуганные взгляды. Только не меня, только не меня! — казалось, кричали подведенные графитовой пастой глаза.

Впрочем, не все девицы отводили взоры, тая мольбу и пытаясь скрыть красоту. Одна, самая бойкая, смотрела прямо и чуть кокетливо, лукаво улыбаясь и подмигивая.

— Да, — уныло протянул беспощадный Санди, — ты и тут успехом у женщин похвастаться не можешь!

— Я привык, — кротко ответил Эйви-Эйви.

— Не грусти, Эй! — подтолкнул его король. — Посмотри, как стреляет глазками вон та милашка! По-моему, сбрить ей бороду — так очень симпатичная мордашка получится!

— Ты только ей не говори! — фыркнул старик. — Это Токли, сестра Торни. Ну и моя, само собой. Плутовка знает, что уж ей-то брак ни в коем разе не грозит, вот и хорошится перед остальными.

— А одна-то, погляди! — зашипел шут. — Да она же с Торни глаз не сводит! Точно-точно!

— Флеки, — грустно подтвердил проводник. — Бедная хорошенькая Флеки.

— Да неужели же эта сердитая пустая башка от своего счастья откажется?! — возмутился король, подозревая, каких немалых трудов стоит завоевать сердце такой вот красотки.

— Счастье уже сыграло с ним злую шутку, — разом помрачнел Эй-Эй, почти не глядя на священный танец, не слушая призывный звон браслетов с колокольцами. — Да я же рассказывал вам, господин!

Король ожесточенно замотал головой, пытаясь разгрести ворох всего того, что успел наговорить за время пути проводник. Санди разобрался в этой груде быстрее:

— Так Торни — тот самый гном, чья невеста погибла в лавине?! Тот самый, что проклял тебя? И после этого вы — братья?!

— Одно другому не мешает. Сначала проклял сгоряча, потом пожалел о сорвавшемся слове. А с тех самых пор все колдуньи и гадалки, будто сговорившись, твердят мне одно и то же мерзкое пророчество…

Девушки оттанцевали и были награждены бурными аплодисментами восторженных зрителей. Пестрой стайкой, звеня браслетами и сверкая огнями самоцветов, кинулись прелестницы врассыпную по перекрестьям моста. Лишь печальная Флеки задержалась перед непроницаемым и суровым Торни, но сестра Сердитого Гнома ухватила ее за запястье, увлекая за собой.

Старейшины снова склонили головы и поинтересовались, не пал ли на какую из красавиц выбор Вернувшегося. Просто так поинтересовались, на всякий случай, не надеясь на утвердительный ответ.

— Да, — спокойно и уверенно ответил старик.

И зашумело, перекатываясь, море гномьего удивления.

— Да, — повторил Эйви-Эйви, и голос его, серебряный голос менестреля, взлетел под самые своды и опустился вниз пронзая сердце Горы, — все прекраснее становится юная Флеки, чистая и прозрачная, словно капля сапфира.

В молчании встретили его слова Старейшины, не зная, что сказать, не смея верить своему счастью. Поднял голову хмурый Торни, уже не сердитый, а попросту удивленный и растерянный настолько, что забыл прикрыть упавшую челюсть.

Король и шут немногим от него отличались, борясь с искушением вылить ведро холодной воды на голову безумца.

— Всех затмевает своей красотой синеглазая дочь Рода Фаргов, — преклонил колено Эй-Эй, — но не может Идущий Между взять в жены даже лучшую среди Богинь. Не должен. Ибо нет конца его Пути в мире живых желаний.

Старейшины разом перестали ликовать и удивляться. Выражение их лиц будто впитало в себя кислоту всех лимонов Мира. Выбрал и отказался. Поиграл, будто у голодного миску риса отнял! Не будет пышной, богатой свадьбы, не породнятся два славных Рода, как давно мечталось их предкам. Ибо не МОЖЕТ Идущий Между остановиться!

Но на всякий случай вернули Флеки, сумевшую покорить сердце самого Эаркаста. В подземном мире последнее слово в сердечных вопросах всегда остается за женщиной. И если мужчина не может остаться, почему бы девице не уйти вслед за избранником? Ушла же Эариэль следом за Итани!

— Нет, — тихо, но твердо ответила синеглазая красавица, кинув тоскующий взор на Торни.

И Фарги обреченно вздохнули. Снова «нет»! В который раз «нет»! Самому Эаркасту — «нет»! Упрямая девчонка! Но в то же время, горделиво выпятив груди, другим родам: видали! Знай наших: сам Алмаз Неграненый сватался!

Девушку отпустили, проводив печальными взглядами.

А Старейшины расступились, приглашая проводника на четвертый мост перекрестья.

Эйви-Эйви кивнул королю и шагнул в образовавшийся проем. Двинувшимся следом Денхольму и Санди загородил дорогу мрачный Торни:

— Вы должны остаться здесь. Вы не Касты и тем более не Вернувшиеся, чтобы кланяться Пресветлой. И вы пока не Гости, чтобы просто взять и уйти. Для приема гостей существует другой Ритуал.

И в этот момент приговора усталым ногам король полностью прочувствовал давешний жест проводника, всю гамму ощущений зубной боли вкупе с головной. И кивнул гному с обреченной покорностью.

Им предстояло простоять еще одну Церемонию, к вящей радости собравшихся на галереях Кастов.

Откровенно говоря, все то, что произошло после ухода проводника, запомнилось редкими обрывками, всплывая на девственной глади озера забвения одинокими листьями кувшинок.

Славословия сливались в одну нескончаемую речь, а наиболее ярким событием Церемонии представились два мягких и удобных кресла, принесенных по просьбе заботливого Торни. Смутно помнилось, что Сердитый гном весь Ритуал Приема Гостей истуканом простоял за их спинами, подсказывая нужные ответы, поклоны, жесты. Король изощрялся в плетении словесных кружев, витийствовал не хуже любого Каста, но мысли его бродили далеко, и почему-то казалось, что он вовсе не гость Сторожевых гор, что он сидит в собственном дворце на троне слоновой кости и принимает посольство. Если бы не Торни, Денхольм неизбежно сбился бы на покровительственно-величавый тон, привычный ему с детства. Тон, с которым не расставался во время приемов его брат Йоркхельд. Тон Владыки Государства-Стража, самого большого и мощного королевства на суше Хармм. Но когда он начинал изучать свои ногти и принимать скучающие позы, бессовестный гном щипал его чуть ниже поясницы, заставляя нервно елозить и подпрыгивать.

Судя по реакции благодарных зрителей, слабые попытки изобразить благостного монарха прошли незамеченными, а прочие ответы радовали слух своей толковостью и верным построением фраз, что было оценено по достоинству мастерами ковки стиха и шлифовки граней разговора. Наградой стараниям короля, вспотевшего от натуги воспоминаний прочитанных в детстве книг, была сравнительно краткая речь Эшви. Отец отца Торни и Эаркаста брал гостей под покровительство Рода Хермов и объявлял начало Девятидневного Круга. Гномы одобрительно загудели, застучали топорами и ногами.

— Что значит «Девятидневный Круг»? — тихо спросил у Торни шут.

Сил короля хватило лишь на то, чтобы повернуть голову и уставиться на гнома с прямо-таки неприличным любопытством. После трехчасового словесного поноса язык прилипал к нёбу и пить хотелось смертельно.

— Отец отца мудр, — несколько неопределенно ответил Сердитый гном, — мудр и хитер. Он понял, что вы не просто гости, что вы — ведомые Эаркастом. Без вас он не уйдет, а вы теперь не сможете выйти из Горы как минимум девять дней Круга, ибо одной лишь попыткой нанесете смертельное оскорбление нашему Роду. Вам стоит встать и раскланяться. Вот так, хотя можно было и пониже. А теперь следуйте за мной. Думаю, Токли и мать позаботились о том, чтобы накрыли стол побогаче.

Король и шут честно повторили поклон и, поддерживая друг друга, устало побрели следом за Торни. Сосредоточившись на процессе ходьбы — крайне тяжелом занятии для онемевших нижних конечностей, — они почти не замечали величественных и прекрасных зал, равнодушно взирая на бесподобные статуи и игру неотделенных от породы, но тщательно отшлифованных самоцветов. Они просто шли, им мерещились сытный ужин и мягкие постели.

В своих мечтаниях они пропустили переход от стремящихся в поднебесье сводов, не сразу сообразив, что невольно пригибают головы, стараясь не задеть потолки коридоров. Не слишком низкие, в два гномьих роста, но для не самых малорослых Людей Мира — прямо-таки на пределе. Короля и шута вели в жилую часть Горы, в родовое крыло Хермов.

Многочисленные комнаты сменялись мастерскими, производили неизгладимое впечатление поистине гигантские кладовые и сокровищницы, холодили спины ледяные языки погребов. Поражали раздольем кухни с огромными жаровнями по центру, на которых постоянно что-то шкворчало и кипело в прокорм плодовитому и богатому роду, весьма почтенному в Горе. Ибо двое из потомков Херма в данный момент носили эмблемы Старейшин, возглавляя касты Воинов и Ювелиров, ибо множество баллад было сложено о подвигах Хермов, сумевших выжить даже в горниле Войны Магии, уничтожившей почти все население Сторожек.

И снова комнаты, спальни, гостиные, длиннющий обеденный зал, способный вместить все семейство, включая самых отдаленных родичей. Библиотека: пять рядов богато украшенных стеллажей — роскошь, доступная далеко не всякому Роду. Ну да что вы, любезнейшие! Ведь сам Сарр, мудрейший Сарр женат на дочери Рода Хермов! И шесть сыновей Рода недаром корпели в пыли Хранилища Знаний, тонкими кисточками выводя списки со старинных преданий! Да и среди благородных, отважных предков было много сказителей и летописцев, не ленившихся оставлять манускрипты во славу собственного Рода!

Бездушные и покорные, брели мимо всего этого великолепия король и шут. Сладостное видение, подсмотренное в одной из приоткрытых спален застилало им взоры: кровать, достойная тролля! застеленная свежайшими простынями! набитые птичьим пухом подушки! Сказка, волшебная греза!

Но вот их втолкнули в последнюю дверь, и их взорам открылась небольшая, уютная гостиная, где за кружкой винца и нехитрой закуской коротали время нестарый еще гном и блаженно вытянувший ноги Эйви-Эйви.

— Отец отца объявил Девятидневный Круг! — еще с порога заявил Торни, подошел к сидящим, хлопнул по плечу названого братца, цепляя с блюда кусок холодной баранины. — Мне вот интересно, Эаркаст, ты будешь ругать старика или спасибо скажешь?

— Я ему ноги целовать стану! — горячо и растроганно заверил проводник, отправляя в рот горсть засахаренных в меду орехов.

— Да вы входите, дорогие гости, не стесняйтесь! — пророкотал степенный гном, отставляя в сторону кружку, размерами больше напоминавшую жбан. — Сегодня я за хозяина. Отец моего отца Тирт с утра не в духе, в сон его клонит. А папаша Эшви пошел сопляков посохом гонять, тех самых, что перед вами парадным половиком расстилались. Меня зовут Гарт, я отец этих двух шалопаев. Вот Эаркаст с ходу поклялся Святым именем Кователя, что вы для него — что родные братья. И, следовательно, принимать мы вас должны так же, как его самого, то есть попросту и без всяких церемоний. Соврал, наверное, но слово сказано, а с Кователем пусть он сам разбирается. — Хозяин огладил густую холеную бороду и гулко расхохотался. — Да ты посмотри, сынок, они же тебе сейчас земно кланяться начнут!

— Могли бы и поклониться хоть разок, — проворчал старик, хитро подмигивая Денхольму, — спины не сломаются. Сколько раз я их из беды за вихры вытаскивал, ну да этот-то случай почище будет! А так бы на каждый день Круга: подъем — ритуал, завтрак — ритуал, по нужде сходить — и то ритуал! Свихнулись бы, наверное, люди ведь, не Касты!

— И потому, дорогие гости, у вас сейчас три пути вместо одного-единственного: в ванную, в спальню, в столовую. С чего начнете?

Король привыкал дышать заново, понемногу воскресая от пережитого ужаса и сменившего его облегчения. Говорить в таком состоянии было трудно, но, по счастью, шут сохранил завидное присутствие духа и сумел ответить довольно бодро:

— Спасибо радушным хозяевам! Меня зовут Санди, его вот, — хлопнул он по плечу короля, — Денни Хольмером кличут. И думается мне, что сначала мы помоемся, потом поедим, а потом завалимся спать дня этак на три!

— Выбор, достойный солидного мужа, — важно кивнул головой Гарт, пряча улыбку в холеной бороде. — Вода давно согрета, о гордость благородных родителей. Мой блудный сын проводит вас, я полагаю. Ему и самому, судя по запашку, не мешает почистить свои скудные пегие перышки! — . и ласково потрепал по загривку почтительно склонившегося долговязого «сыночка».

— Чего это ты блудный-то? — заинтересовался шут по дороге к блаженной чистоте. — Блудил, что ли, много?

— Скорее уж блуждал, — ухмыльнулся проводник, распахивая дверь ванной комнаты. — Или заблуждался. Блуждающий по дорогам сын Гор. Заблудшая в потемках ложных истин душа Каста… Выбирайте, что вам больше понравится!

Ванная комната! Святилище и гордость любого Рода. Услада утомленного тела, идол рудокопов и оружейников, шлифовальщиков и стекольщиков. Победа разума, позволяющая механикам отмыть от смазки засаленные черные руки. И смыть боевой пот натренировавшимся воинам. И даже отчистить от библиотечной пыли и чернил бороды летописцев и хранителей слова!

Они мылись долго и с наслаждением, удивляясь мимолетно странному переплетению труб с хитроумным названием «Водопроводно-отопительная система. Объект Сторожки-Хермы. Старший мастер Свени», как было указано на украшенной завитушками стальной табличке. Еще ряд табличек различного цвета с преобладанием красного предвещали многие беды и упреждали желания, достойные сумасшедших: «Не курить! Возможно скопление газа!», «Не сверлить, труба — пять уардов!», «Вытирайте ноги!», «Уходя, сначала погаси топку, а потом заверни воду!», «Экономьте масло светильников!» Особенно поражала воображение огромная надпись, сделанная прямо на стене: «Гном! Помни: в ванной комнате нельзя читать даже с металлических пластинок! Опасно для жизни!»

— И ничего смешного, — ожесточенно отдраивая пятки камнем пемзы, пояснил Эйви-Эйви. — Однажды один краткобородый недоросль зачитался допоздна, греясь в теплой водичке, и уснул прямо в ванне. Причем навеки, поскольку захлебнулся. Мало того, что сам камнем на дно ушел, как щенок беспутный, так еще и полкрыла затопил, бездельник. Не наш был, из Рода Марколов, но все-таки! Ведь Хермы всегда славились любовью к знаниям.

Через два часа блаженство и покой были грубо прерваны стуком в дверь. Сквозь неразборчивые и ставшие уже привычными ругательства Сердитого Гнома прорвалось краткое, но соблазнительное сообщение о том, что чистые полотенца лежат на полке в прихожей, а все остальное семейство, свободное на данный момент от срочной работы, давно пускает слюни у обильно накрытого стола.

Если что-то и могло заставить короля встать, отрывая священную пятую точку опоры от нагретого мрамора, так это призыв к обеду. Наперегонки с Санди он бросился за полотенцами и был приятно удивлен, обнаружив на той же полке чистую, добротную одежу вместо собственных штопаных обносков. Высушив отросшие за долгий путь вихры и напялив несколько тесноватые и аккуратно подшитые по длине штаны и куртку, он понял, что подлецом будет, если не преклонит колено перед хлопотливыми и заботливыми мастерицами Рода.

— И когда они все успели? — растерянно поинтересовался Санди у синих изразцов, украшавших стены.

Ответом был оскорбленно-возмущенный вопль Эй-Эя:

— Могли бы и у меня спросить для начала! Торни!

— Между прочим, это не я сообщил отцу, что они тебе — родные братья! — донесся из-за соседней двери сварливый баритон Сердитого Гнома. — А настоящему Касту, сам знаешь, для брата одежды не жаль!

— Так это твое, что ли? — изумленно заморгал шут. — Да забирай обратно, что мы, звери, с человека исподнее снимать! — и запрыгал, с трудом вытряхиваясь из узких штанов.

— А! — махнул рукой проводник, неожиданно мрачнея. — Носите на здоровье! Все равно мне пока велико, отъедаться восьмидневок придется. А потом уже вряд ли понадобится…

— Вы идете или как? — Торни превзошел самого себя, вложив в простую фразу массу ругательных оттенков. — Или решили извести на «нет» весь наш Род, уморив его голодом?

В ответ Эйви-Эйви гордо распахнул дверь мощным пинком ноги, едва не расквасив нос топтавшемуся у порога побратиму. Но Торни недаром слыл одним из лучших воинов подземного царства и успел увернуться, разражаясь новым потоком ругательств.

Малая столовая Рода Хермов поражала исполинскими размерами, а семейство — плодовитостью. За огромным столом разместилось никак не меньше полусотни родичей, галдящих от умеренного любопытства и намеков оскорбленных желудков. Как успел объяснить по дороге Торни, в Зале торжественных приемов пищи собралось чуть меньше половины Хермов, что являлось неплохим показателем популярности Гостей Рода. Ибо далеко не каждый Каст может запросто бросить любимое дело и примчаться по первому зову, будь ты хоть трижды Старейшиной. А если учесть, что дальних родственников на данное мероприятие не звали вовсе, самомнение новоприобретенных друзей должно было расцвести махровым цветом.

Но короля и шута подобное количество народу малость пришибло, они скромно кивали на приветственные крики, кланялись, заслышав в общем гвалте свои имена, и даже не старались запомнить перечисляемые назвища присутствующих, подаривших еще двадцать минут ожидания животам, сведенным тоской по горячему.

Но вот с представлениями было покончено, и галдеж усилился: каждый из Кастов стремился первым осчастливить пришельцев каким-нибудь вопросом или приветственной тирадой. В безумной какофонии возгласов сохранил присутствие духа только Эйви-Эйви. Старик схватил своих подопечных за шкирки и дотащил до главенствующего стола. Надавил на шеи, заставляя поклониться хозяевам и усадил на низенькие скамеечки, вроде тех, на которые кладут протянутые к камину ноги. Гномы дружно и восторженно завопили, усаживаясь в добротные высокие кресла с удобными спинками, король им желчно позавидовал, но смирился, увидев, как долговязый Эй-Эй попросту скрещивает длинные ноги, прочно прилепляясь к пушистому коврику, постеленному на полу.

Обведя взглядом прогибающийся под снедью стол, Денхольм заметил три пустующих места.

— Глава Рода Тирт, — прошептал все замечающий проводник, — отец отцов, решил, что появление в Горе людей и мое возвращение не стоят того, чтоб покидать уютное кресло. А старый Эшви не придет, пока всю дурь не выбьет из юнцов, что от возбуждения сегодня перепутали строй. Третье кресло для его жены, Самми, вынужденной дожидаться строгого мужа.

Но вот гам немного утих, а потом и вовсе смолк, едва поднялся Гарт, радушный весельчак, принимавший их от имени всего Рода. Он бросил мимолетный взор на приунывших гостей, хитро подмигнул королю, пряча в бороде усмешку, и с самым серьезным видом призвал гномов к краткости, желая присутствующим занять рты аппетитной бараниной, более подобающей случаю, чем длинные ожерелья из перлов их премудрости и красноречия. После тирады, выпаленной на одном дыхании, хозяин сел и приступил к трапезе. Выждав пять почтительных минут, мужественно выслушивая одобрительное кряканье и хруст разгрызаемых костей, остальные родичи с радостным оживлением принялись разорять нагромождение блюд, кастрюлек и горшочков. Изредка то один, то второй вставали с заздравным кубком в руке и произносили речи, как успел заметить на редкость наблюдательный шут, краткие для словообильных Кастов. Король невероятным усилием воли отрывался от процесса жевания и, внимая, улыбался с намеком на понимание, покорный воле Эйви-Эйви, немилосердно пинавшего его под столом.

— Вам бы головы пеплом дерева Ваги посыпать, — шипел проводник, вгрызаясь остатками зубов в баранью ногу, — да обойти меня пятью кругами, чествуя как Спасителя! Пока вы подыхали на Гостевом Ритуале, я успел обежать всех приглашенных и каждому Касту (заметьте, каждому!) предложил не расточать чудеса своей велеречивости. Поскольку в дороге только тем и занимался, что вдалбливал в ваши непутевые головы лучшие изречения достойнейшего из Бородатых, не называя, правда, имени скромного и благородного родича! Что стоит только кратко намекнуть, и вы поймете, какая бездна мудрости скрывается за длинной, что Путь к Небесам, бородой, и возблагодарите своих Светлых Богов за счастье лицезреть достойнейшего из мужей, сокровищницу знаний и ткача истинных шедевров словесных гобеленов! А потому улыбайтесь, господин мой! И кивайте с благодарным пониманием! Если бы не я, остаться вам голодными: негоже слушать речи с набитым ртом и отвлекаться на недостойную пищу!

— Во излагает-то! — восхитился шут. — Самих Кастов, шельмец, переплюнул! А говорили: гномы! Мастера словес! Слов на ветер не бросают! А тут сплошное словоплетство!

— Не передергивай! — строго осадил Эй-Эй. — Верное слово гномы ценят больше, чем совершенно отшлифованный камень. И обычно их речи кратки и емки. Другое дело ритуалы, церемонии: без богатого кружева речей они стали бы скучны. А тут еще и говорить пришлось по-человечески. Не гномы разбрасываются словами, будто ненужным шлаком, люди. На вескасте моя речь уложилась в две короткие строчки. И была раскритикована Мастером Сарром как слишком длинная и сложная для понимания.

— Так он жив, этот твой Мастер Сарр? А ты переживал, что в Камень ушел учитель! — искренне порадовался за проводника король.

— Вон он сидит, — еле заметно кивнул Торни на степенного, белого, как снежные вершины, сухощавого Каста с глазами, смотрящими за грани этого Мира. — Что ему сделается, хотел бы я знать! И нас еще переживет, если захочет. Просто надоело старику развлекать народ Церемониями. Так и заявил: зрителем, мол, быть интереснее! И добровольно Эмблему сыну передал. А она Эаркастова по праву, между прочим!

— Перестань, побратим, — сморщился проводник. — Ты ведь знаешь прекрасно: я бы ее не принял.

— Знаю, — кивнул Сердитый гном. — Все знают. Но знать мало, нужно получить твой официальный отказ, а уж потом подыскивать замену. Не я составлял правила, и не мне одному поступок Сарра кажется верхом неуважения.

— Сарр — мой Учитель! — отрезал Эй-Эй, на вкус короля, слишком сурово. — Он — один из старейших Кастов Горы, а я — его недостойный ученик. На правах Учителя он волен делать со мной все, что пожелает: захочет — огреет посохом, а лишит наследования — закона и в этом не преступит!

Белый, как Покрывало Пресветлой Эариэль, старец вскинул голову и глянул неожиданно остро на чрезмерно повысившего голос ученика, в чьих волосах навеки застряли клочья туманов Итани. Проводник смолк и покаянно склонил голову. Но глядевший не моргая король успел уловить отблеск удовлетворения в зрачках серых, изумительно светлых глаз Гнома.

Торни ожесточенно зажевал, выливая свой гнев на бараньи ребрышки.

А Денхольм вернулся к своим обязанностям, выслушивая очередной панегирик и с любопытством оглядывая собравшихся за столом.

Утолившие первый голод гномы ели степенно, не забыв обвязать бесценные бороды хлопковыми салфетками, защищавшими от жира и острых соусов. Что поразило короля по-настоящему, так это обилие столовых предметов, настоящие дивизионы ложек, ножей и странных двузубых штуковин, именуемых вилками. Поначалу он растерялся до такой степени, что решил умереть голодным, захлебнувшись собственной слюной, лишь бы не уронить чести рода Людского. Но вскоре с облегчением заметил, что хитроумный и изворотливый шут вовсю уплетает экзотические гномьи блюда, подглядывая за проводником и сидящим напротив Торни. И мысленно улыбнулся, вспомнив свое удивление при виде безродного бродяги, ловко управляющегося с ножом в далеком трактире на подступах к Эрингару.

Соседние с ними кресла занимали наиболее почитаемые родичи основной ветви Хермов, и Сарр в эти ряды попал исключительно благодаря своей жене Холли, младшей сестре Главы Рода. Далее, ближе к двери, ведущей на кухню, располагались менее именитые и, как правило, более молодые Хермы, где при нормальном раскладе полагалось сидеть и Торни с Эаркастом. Но гостей принимал их отец, и наследники Рода получили право поглощать пищу вместе с Гартом за главенствующим столом.

Молодежь сидела возле самой двери, но перемены блюд получала в последнюю очередь, покорно принимая далеко не лучшие куски. Еще на Церемонии король успел отметить пристрастие наиболее смелых представителей нового поколения к ярким цветам — зеленым, оранжевым, алым, — в которые окрашивали не впечатляющие длиной бороды. Особо отъявленные модники добавляли подчеркивающие короткие плащи (к красной бороде — зеленую накидку и наоборот). И потому, вспоминая режущую глаз пестроту, с благодарным пониманием и симпатией разглядывал натуральную окраску главных украшений Кастов, не оскорбленную чуждым природе оттенком.

Как объяснил проводник, старики Рода учили простоте и скромности и держали в строгости молодняк. Лишь в парадных случаях сквозь пальцы глядели на ленты и украшения из драгоценных камней. Среди Хермов имела успех пословица: «Не Каст украшает бороду, а борода — Каста». И даже Старейшины с явной неохотой опускали тщательно заплетенные косы в чан с фиолетовой краской.

Вскоре король понял, что не в состоянии больше есть, пить и слушать хвалебные речи. Глаза закрывались сами собой, голова беспрестанно клонилась к костлявому плечу Эйви-Эйви. Он бы непременно уткнулся носом в тарелку, но умница Гарт, бесподобный и внимательный хозяин, снова подмигнул, дружелюбно и понимающе.

И встал, объявляя, что утомленные дальним переходом гости отправляются в опочивальню, а Кастам пора приниматься за оставленную работу.

Большинство гномов, как ни странно, приняло намек с радостью и торопливо сорвалось с мест, кланяясь и говоря подобающие случаю речи чуть ли не на бегу. Они отдали дань уважению Рода, они утолили голод и любопытство, ублажили слух гостей нектаром своего красноречия. А теперь их ожидало любимое дело, труд, который был тяжел, но не в тягость, труд, приносящий наслаждение.

Зала мигом опустела, остались лишь краткобородые недоросли, смачно доедающие остатки богатой трапезы. Достойные юнцы пересели поближе, прихватив свои тарелки, и теперь с воодушевлением грызли куски, обойденные вниманием привередливых старших.

Гарт смотрел на них с умилением и скрытой нежностью.

Самые молодые, вечно голодные растущие организмы. Дерзкие в своем неведении, готовые изумить весь Мир, но пока не решившие чем. Еще не принявшие Четвертого Имени, имени, которым нарекал Мастер, еще не выбравшие Пути. Надежда Рода Хермов.

— Проводи гостей, Эаркаст, — с улыбкой посоветовал хозяин блудному сыну. — А потом, если хочешь, присоединяйся к молодежи. Твоего аппетита, насколько я знаю, хватит, чтобы им всем бороды утереть!

Торни фыркнул в кулак, а король неожиданно подумал, что быть отцом уже состарившегося человека в два раза выше тебя — дело, наверное, непростое.

Гарт словно читал в его душе, потому как открыто расхохотался:

— Зато место для экзекуции гораздо ближе: наклоняться не надо!

Эйви-Эйви улыбнулся в ответ, преклонил перед названым отцом колени и подтолкнул к выходу из залы своих подопечных.

— Если ноги плохо держат, я могу и донести, а, господин?

Но король лишь растерянно развел руками, падая на пол,

засыпая на ходу. И уже во сне понимая, что по-гномьи сильные руки успели подхватить и устроить как можно удобнее на костлявом предплечье. Что он летит по воздуху, тает, испаряется, подобно утреннему туману…

И ему снилось, будто сам Йоххи несет его на руках где-то далеко от земли, и манящие звезды становятся все ближе и ближе…