Раньше Михал не задумывался о том, как он выглядит. Это девчонки интересуются тряпками и без конца говорят о платьях, кофточках, пальто. Главное — чтобы одежда была удобна: зимой в ней должно быть тепло, а летом легко и не жарко. Никогда ему и в голову не приходило, что он одет необычно, хуже того — смешно. Если бы он надел цилиндр, или шубу наизнанку, или женское платье, как ряженые на карнавале, вот это было бы смешно! А нормальная одежда разве может быть смешной?

Возвращаясь из кухни, он остановился в передней перед трюмо — остатком прежней роскоши семейства Шафранцев.

Не раз, проходя мимо этого зеркала, Михал мельком глядел на себя и всегда видел лишь свою сияющую белозубую улыбку. Теперь он остановился перед пыльным и щербатым трюмо, чтобы основательней рассмотреть себя при свете тусклой, висящей под самым потолком лампочки.

Он увидел крепкого, коренастого паренька — ватные плечи пиджака делали его несколько неуклюжим. Штаны немного широковаты. Ну и что? Что в этом смешного?

Но то, что он другим казался смешным, все равно не давало ему покоя.

До большой перемены он не замечал, что делается в классе. Его мысли были заняты другим, он вырабатывал план действий: как быстрей и лучше «сменить кожу». Прежде всего нужно было задобрить дядю.

Во-первых, извиниться перед старухой Шафранец. До сих пор на все уговоры дяди он отвечал коротким: нет! Теперь он извинится.

Во-вторых, дядя любит узнавать об успехах Михала в учебе. Тут поможет Витек.

Потом все должно пойти как по маслу.

К концу уроков Михал опять пришел в хорошее настроение. Он то и дело внушал себе: выйдет, обязательно выйдет!

Со старушкой он разделался легко. Когда Михал шел в кухню греть обед, он встретил пани Леонтину. Видя, что она направляется к дверям, он сразу заговорил:

— Пожалуйста, подождите минуточку… Я хочу извиниться… Я вел себя как свинья. Больше я никогда ничего не скажу про этот грязный стол, даже если вы на него вывалите всю сковородку с яичницей. Даже не пикну. Провалиться мне на месте!

Пани Леонтина смотрела на мальчика с таким изумлением и испугом, что глаза у нее округлились.

— Как же так?… Значит?… — начала старушка.

Но Михалу было некогда: на огне стояла кастрюлька с гороховым супом, нужно было помешивать, чтобы горох не пригорал.

— …значит, я перед вами извинился, и точка. У вас чайник кипит. Снять?

Старушка сняла чайник и, качая головой, точно собиралась сказать: «Ну и дела!» — удалилась. Но Михал в блаженном состоянии от исполненного долга этого даже не заметил.

Когда механик вернулся после работы домой и входил в комнату, он услышал, как Витек громко сказал Михалу:

— Разве я один завидую твоим пятеркам? — и замолчал, уставившись на Михала.

— Э-э-э… подумаешь, велика важность — пятерки! — отмахнулся Михал.

— Для тебя, конечно, ерунда… а много у нас в классе таких способных, как ты?

— О чем это вы? — поинтересовался Черник, стягивая через голову свитер. — О чем это вы говорите?

— Вот Михал говорит…

— Да брось ты, — слабо запротестовал Михал.

— Тебе, конечно, брось! Ты способный! Пятерка за пятеркой галопом скачут.

— Если б я не занимался…

— Само собой разумеется, что ты занимаешься… — быстро подхватил Витек, будто отвечал вызубренный урок. Вдруг он вскочил: — Я пойду. Совсем забыл, мне мама велела пойти в магазин.

— Видишь, Михал, — сказал довольный механик, разминая пальцами сигарету, — из тебя толк выйдет, человеком будешь.

— Что мне видеть? — Михал встал на свету у окна. — Лучше вы на меня посмотрите.

— А что мне на тебя смотреть? Не видал я тебя?

— Чучело я огородное, вот кто! — выпалил с досадой Михал. — О пятерках Витек трубит, а о том, что вся школа надо мной смеется, умалчивает.

— Смеется? Почему? — Черник был крайне удивлен. Он подошел к племяннику и снова спросил: — Почему?

— Потому что я похож на клоуна! Что это за штаны? Болтаются, как девчачья юбка. А пиджак у меня ватой набит, я в нем выгляжу, как горбатый.

— Хм!.. Вполне приличный костюм… Может, не совсем модный.

— Я тоже за модой не гонюсь, а эти столичные пижоны делают из меня посмешище. Только и слышу «ха-ха-ха» да «хи-хи-хи»! Хватит с меня! Лучше поеду домой. Если мама не купит мне новую одежду, чтобы было в чем в школу ходить, я устроюсь куда-нибудь на завод. На заводе не так смотрят на одежду, ведь верно, а?

— Верно, — подтвердил озадаченный Черник. — Молодежь любит приодеться, щегольнуть модными вещами, а взрослые… Правда, теперь и взрослые тоже носят брюки поуже и пиджак без таких плечей… Но зачем тебе ехать домой? Дело это мужское. Садись, обсудим, что и где можно тебе купить.

Стратегический план Михала увенчался полным успехом. На другой день Михал шагал в школу в новой, с иголочки одежде. Темно-синяя куртка, надетая поверх серого свитера, прекрасно гармонировала с воротником цветной клетчатой рубашки. А черные «техасы» были такие узкие, что навевали мысль о том, как их, вероятно, трудно надеть. Довершали этот великолепный туалет новые черные туфли.

Преображение, разумеется, сразу заметили. Ребята сдержанно одобрили наряд, а девчонки, которых, вероятно, подговорили Гражина с Данкой, окружили Михала на перемене и хором прокричали:

— Чудо-юдо Рыба-кит!

Михал опешил от неожиданности и даже растерялся, но ничуть не обиделся. Казалось, он даже обрадовался этому знаку внимания.

Витек тоже одобрил новый наряд.

— Классно! Тебе идет! — сказал он с искренним восторгом. — Значит, дядька не пожадничал: раскошелился.

— А что ему жадничать? — Михал пожал плечами. — Напишу матери, она все деньги вернет. Лучше уж тратиться на одежду, чем на водку. А то нет? А старый костюм мне пригодится для работы дома. Сказать честно, мне и в нем было неплохо, но чтобы девки надо мной потешались? От кошки рожки!

— Откуда ты знаешь, что девки? — удивился Витек.

— Ребятам все эти моды до лампочки.

— Не скажи. Хростецкий и Збышек Вихан тоже любят пофасонить. Не замечал?

— Ну, замечал, — отмахнулся с презрением Михал. — Пижоны! Я могу одной рукой обоих уложить.

Но когда после уроков в вестибюле Ендрек и Збышек подошли к Михалу, чтобы поближе рассмотреть его шикарные брюки, Михал с удовольствием сообщил им, сколько они стоят и где куплены.

Витек как раз в это время съезжал по перилам со второго этажа. Он был уже у самого финиша, как вдруг растянулся во всю длину, и вдобавок со страшным грохотом, потому что уронил портфель с книгами.

А все из-за какого-то первоклашки, который бежал по коридору и угодил прямо под ноги Витеку. Оба они катались по полу, пытаясь подняться, и снова падали. Откуда ни возьмись, выскочил еще один мальчонка и, решив, что его товарища бьют, бросился на помощь и стал молотить кулаками бедного Витека.

— Так ему! Всыпь еще, еще! — подзадоривал малыша развеселившийся Збышек.

Михал стоял в стороне и умирал от смеха. Он продолжал хохотать даже тогда, когда Витек поднялся и, не оглядываясь, поплелся домой, затаив обиду на друга.

Обед Михал ел без всякого удовольствия, хотя еще час назад у мальчика текли слюнки при одной только мысли о горячем борще с грудинкой.

А все из-за Витека. Из-за этого глупого Витека, который — это было видно по всему — на него обиделся. За что? Подумаешь, посмеяться нельзя!

Но на душе у Михала было нехорошо. Он был недоволен собой. А это такое чувство, будто у тебя ноет зуб: вроде и боль-то не сильная, но ни о чем другом думать не можешь…

Надо было найти какой-то повод к примирению. И Михал придумал: он сводит Витека в кино на свои деньги. В кинотеатре «Здрове» как раз идет прекрасный фильм. Да, лучшего пути к примирению и не придумаешь…

Михал постучал к Петровским. Дома был один Геня; он сидел на полу и старательно строил из кубиков пирамиду.

— Витека нет, папы нет, мамы нет, — выпалил он одним духом, продолжая заниматься своим делом.

— Витек с родителями ушел? — спросил разочарованный Михал.

— Нет. Он с Агнешкой.

— С Агнешкой! У учительницы? — В голосе Михала прозвучало неподдельное удивление.

— На кухне. Агнешка будет с ним заниматься, — пояснил Геня. — Она это делает лучше тебя. Нашему папе нельзя нервничать. И маме нельзя. Им это вредно. Витеку нельзя оставаться на второй год в пятом… Наша мама не такая богатая, как твоя.

— И кто же это придумал? Агнешка? — спросил Михал с иронией, которой Геня не заметил.

— Нет, не Агнешка, а все. Я же говорю — все.

— А про мою маму, что она богатая, тоже все придумали?

— Не знаю.

— А кто придумал, что Агнешка лучше меня объясняет? Это уж наверняка она!

— Она сказала, что будет учительницей и умеет объяснять. Наша учительница тоже нам все объясняет…

Михал вышел, с досадой хлопнув дверью. В коридоре он помедлил, потом решительно направился в кухню.

Дни становились длинней. И Михалу, привыкшему делать уроки при свете лампы, странной показалась кухня, освещенная лучами заходящего солнца. Витек и Агнешка сидели за столом, а на подоконнике сидела Кисуля.

Михал решил ничему не удивляться.

— Привет зубрилам! — сказал он весело. — Витек, собирайся. У меня два билета на «Благородного пирата».

У Витека загорелись глаза, но он тут же взял себя в руки.

— Не могу. Математика.

— Плюнь ты на нее, спишешь потом у меня.

— Михал, — вмешалась Агнешка, — не приставай к нему! Витеку надо заниматься. Иди сам в кино, раз ты можешь себе такое позволить!

— Могу, потому что у меня мама богатая, да? Это ты хотела сказать? Работала бы ты столько, сколько моя мама, у тебя бы давно горб вырос! — выпалил он залпом.

Агнешка и Витек посмотрели на него с изумлением.

— Никто про твою маму ничего не говорит, — спокойно ответила девочка, гладя Кисулю, которая, испугавшись крика, спрыгнула с подоконника на стол, а со стола — прямо на колени к Агнешке.

— Я знаю, кто что говорит! — продолжал Михал. — Думаешь, не понял, почему ты сказала «можешь себе позволить»?

— Я имела в виду, если ты сделал уроки. Витек еще не сделал, и у него нет времени ходить в кино.

— Поздравляю! Нашел себе няньку! — с издевкой произнес Михал. — Ну, так идешь или нет?

Витек, не глядя на Михала, ответил:

— Нет.

Фильм был великолепный! Ох и глупый, ох и глупый этот Витек! Не пошел на «Благородного пирата» из-за какой-то математики! Ну, не дурак ли он после этого?

За ужином, не удержавшись, Михал стал рассказывать дяде о головокружительных подвигах пирата. Мальчик так энергично размахивал руками, что нечаянно смахнул со стола хлеб.

— А почему Витек с тобой не пошел, — спросил Черник, — или Агнешка?

— Что же я, с девчонкой пойду? — возмутился Михал. — А Витек зубрила!.. Только сидит и зубрит, и зубрит…

— Я слышал, Агнешка ему что-то объясняла на кухне. Очень славная девчушка. Такая вежливая, обходительная. Пани Анеле она тоже очень нравится…

«Ну вот, она и дядьку сумела обворожить! — подумал Михал, уписывая один кусок хлеба за другим. — Что же говорить о Витеке? Но ведь предостерегал я его! Предупреждал! Ох, и хитрая она бестия!»

Последнее время Михалу не везло. А ведь поначалу, когда он приехал в Варшаву, все так удачно складывалось. Все к нему хорошо относились. Он подружился с Витеком. Они вместе гуляли по городу, разговаривали о всякой всячине… А сейчас будто кто-то сглазил, как сказала бы мама. Шафранцы его терпеть не могут. Медсестра тоже недолюбливает. Об учительнице и говорить нечего. И Петровские косо поглядывают на него, когда он заходит к Витеку. А все из-за этой ехидины — Агнешки! Во всем она виновата! Даже Витек и тот стал его чураться…

До сих пор у Михала не было настоящих друзей. Так уж получилось. В Лодзи, бывало, он придет из школы и работает до позднего вечера. Уроки он готовил как попало. Читал он редко. Иногда, если были деньги, шел в кино, а если не было, любил постоять у кинотеатра, послушать, что рассказывают зрители, выходя из зала, после сеанса. Иногда он шел за кем-нибудь и слушал, слушал, а потом дома перед мамой и малышами разыгрывал все, что слышал на улице. Смеху бывало!

Здесь все по-другому — только школа да школа. Одуреть можно! Он думал, что Витек будет ему настоящим другом, а тут — полюбуйтесь добрые люди! — Агнешка прибрала его к рукам!

Ну, посмотрим еще, чья возьмет! Всякому терпению есть предел. Надо Витека образумить. И ей нос утереть!..

На кухне, к великому разочарованию Михала, сидела одна Агнешка.

— Что, все долбишь?

— Много задали на завтра и карту надо начертить.

— Ну, и Витеку башку нагрузить, а туда хоть лопатой нагружай — не нагрузишь. И охота тебе!..

— Почему лопатой? Он смекалистый. Просто у него запущен материал, а в математике, знаешь, стоит немного пропустить — и ничего не соображаешь.

— Как не знать, — подтвердил Михал, а сам подумал: «Обвела его вокруг пальца. А этот осел дал себя околпачить». — Если бы он был смекалистый, он бы мигом все схватывал.

— А ты мигом все схватываешь?

— Я-то? Не слыхала разве? У меня по математике одни пятерки!

— По математике! А по другим предметам?

— По другим тоже неплохо. Двоек, во всяком случае, нет, хотя я не зубрю, как некоторые. Мне долбить ни к чему. Я всегда соображу, как ответить урок. А для этого нужна смекалка! Ясно? — Он постучал пальцем по темени.

— Значит, двойка по литературе будет для тебя как гром среди ясного неба? — с язвительностью полюбопытствовала Агнешка.

— Двойка по литературе? — удивился Михал. — Какая двойка? Нет у меня никакой двойки.

— Нет, есть! Просто ты об этом еще не знаешь. Я бы тебе не говорила, но уж больно ты расхвастался. Тетя влепила тебе пару за сочинение. Так что есть у тебя два распрекрасных балла. Завтра сам увидишь. Тетя сказала, что ты слишком много себе позволяешь. Она даже расстроилась из-за тебя.

— Дура она, твоя тетя! Поберегла бы свои нервы, а то так и в ящик сыграть недолго!..

Агнешка поднялась. Одной рукой она сгребла со стола учебники с тетрадями, другой подхватила сидящую на подоконнике Кисулю и молча ушла из кухни.

В тот вечер Михал допоздна сидел один при свете лампы. Хотя на столе были разложены его тетради и книги, сильно бы ошибся тот, кто решил бы, что мальчик занимается.

Он думал. И не просто думал, а строил всевозможные планы. Витека надо любыми силами вырвать из-под влияния Агнешки. Для начала надо будет уверить Витека, что от дружбы с Агнешкой он ничего не выгадает, а наоборот, прогадает, потому что она девчонка и в настоящих мужских делах ровно ничего не смыслит. Вторым делом надо убедить всех остальных, что Агнешка вовсе не такая милая и добрая, а лишь ловко притворяется такой… да, именно притворяется.

Михал понимал, что убедить всех будет нелегко, но действовать решил немедленно.

Проходя мимо портьеры, он произнес достаточно громко, чтобы его могла услышать пани Леонтина:

— Кисуля, что ты тут вертишься? Не собираешься ли ты слопать еще и канарейку?…