В одной руке у матери была сетка, растянутая чуть не до пола, в другой — битком набитая сумка.
Открыв дверь, Марцин подхватил сетку и стал выгружать покупки на кухонный стол.
— Еле дотащила, — с трудом перевела дух мать, присев на табуретку. — Отличную грудинку купила, а на ужин, к приезду отца, будут сосиски.
— Ура! — закричал Марцин.
— Только за хлебом придется сбегать кому-нибудь, мне просто некуда было положить, да и поздно уже.
— Я сбегаю! — с готовностью вызвался Марцин, перехватив в тот же миг насмешливый взгляд старшего брата.
— Что я слышу? — Мать была приятно удивлена и встревожена. — Почему это вы сегодня не препираетесь друг с другом? Что-нибудь случилось?
— На все свои причины. Сейчас ты узнаешь, какой у тебя предприимчивый сынок…
Продолжение Марцин уже не слышал. Сломя голову летел он с сумкой вниз по лестнице.
«И это называется старший брат! — с горечью подумалось ему. — Старший брат, который помочь должен, посоветовать… Даже если младший брат провинился, долг старшего защитить, выручить, поддержать…»
Во дворе ему попался навстречу запыхавшийся, потный, но счастливый Петрик.
— Ты где носился? — свирепо накинулся он на малыша, забыв о том, как старший брат должен относиться к младшему. — Почему так долго пропадал? Вот погоди, скажу маме, она тебе всыплет — да так, что три дня уроки стоя будешь делать.
— Ведь сегодня суббота… — оправдывался растерявшийся Петрик. — Ребята разбежались кто куда. Вишневский помог разыскать. Если бы не он…
— Подписали?
— Подписали и сказали: в другой раз на эту удочку не попадутся. А Вишневский велел тебе передать, что жук — это не животное. Он у отца спрашивал.
— Дурак твой Вишневский с отцом своим в придачу. А сейчас — марш домой! А маме скажешь, мы играли в цирк и вход был бесплатный.
— Но…
— Никаких «но»! По пятьдесят грошей взяли с рыла и по пятьдесят вернули. Сколько у нас осталось, по-твоему? Шиш с маслом! Один мини-крокодил десять злотых стоил! Представляешь? Мы по доброте, из хорошего отношения к вам… Пускай, думаем, посмотрят первоклашки, как выглядит палатка изнутри. Не посмотрели, скажешь?
— Посмотрели.
— Ну вот, Петричек, иди домой и скажи: никаких денег… и вообще… сам знаешь. Можешь себе ножик взять, ну тот, со сломанным лезвием. Он на подоконнике лежит.
— Насовсем?! — обрадовался Петрик и помчался домой.
Когда Марцин вернулся из булочной, мать раскатывала тесто для лапши. И по ее лицу Марцин сразу догадался: ей все известно. На этот раз она на него не кричала, а только тихо упрекала, отчего ему было нисколечко не легче. Напротив, это грозило затянуться до бесконечности. Она не повторяла, как обычно, «с ума можно сойти», а говорила примерно так: «Ты меня в гроб вгонишь. Запомни, в моей смерти виноват будешь ты. И горько об этом пожалеешь. Но будет уже поздно».
— Мамочка, ну что я такого сделал?
— Ты сам прекрасно знаешь.
— Это была шутка!
— Ничего себе шутка! Деньги выманивать у маленьких детей!
— Просто опупеть можно! Один говорит «выманивать», другой «выцыганивать», третий — «вымогать»…
— А кто про вымогательство говорил?
— Не все ли равно? И чего не придумают!
— Говори сейчас же! — замахнулась на него скалкой мать. — Кто это сказал?
— Ну, учительница, она с нами разговаривала.
— С тобой и еще с кем?
— С товарищем… С Костиком.
— Что-то мне этот Костик не нравится. А палатка у вас откуда?
— Это его палатка… Костика.
— А кто его родители?
— Отца у него нет, мама машинисткой работает…
— И покупает сыну такие дорогие вещи?
— Мама… Он выиграл палатку.
— Как, он в карты играет?! С ума можно сойти! — Это восклицание означало перелом в мамином настроении. — С кем ты якшаешься? А директор знает, что вы в карты играете? Дед твоего отца заядлый картежник был, все состояние проиграл, тебе это известно? Семью по миру пустил!
Она опять замахнулась скалкой.
— Костик не в карты ее выиграл, а на конкурсе. На читательском конкурсе. Надо было о прочитанных книжках написать. Он написал и получил приз — палатку.
— А ты как написал?
— Я вообще не писал. Ведь это необязательно.
— Ну да. В этом ты весь! Без понукания и принуждения ни на что дельное не способен. А глупости разные придумывать вроде цирка, тут ты первый! И в кого только ты такой уродился!
Мать стала резать тесто с такой быстротой и ожесточением, что Марцин испугался, как бы она себе не отчекрыжила палец, но все обошлось благополучно. Видно, у нее большой опыт по этой части.
— Вот приедет отец… — Она не договорила: раздался звонок в дверь.
— Неужели отец? Так рано? Марцин, помой поскорей редиску!
Петрик открыл дверь. Но это был не отец, а их дальний родственник, Стефан Дзевалтовский. Весело, как с равным, поздоровался он с Вацеком, хотя был намного старше.
Мать, вытирая руки, вышла в переднюю и пригласила гостя в комнату. Марцин поздоровался и вернулся на кухню, довольный, что приход гостя положил конец неприятному разговору.
Стефан со стариком отцом жили в Зеленой Седловине под Варшавой. У них был большой дом с садом, и Марцин с братьями и матерью несколько лет подряд проводили там каникулы. По субботам приезжал отец, и они с Вацеком работали в саду. Но, видно, занятия садоводством Вацека не вдохновляли, и на это лето он наотрез отказался туда ехать. Хотя, по словам мамы, более дешевого и приятного отдыха не придумаешь.
Из семерых детей Дзевалтовского только младший, Стефан, не был еще женат. Остальные давно пообзавелись семьями и детьми. У Дзевалтовского было много внуков, некоторые уже в возрасте Вацека, и как-то так повелось, что в семье все его называли дедушкой.
Дедушка держится молодцом, рассказывал Стефан, и все бы хорошо, если б не глаза. Вот и сегодня он приехал, чтобы ускорить визит у знаменитого окулиста, с которым мать жила когда-то в общежитии и с тех пор поддерживала дружеские отношения.
— На одном глазу у него катаракта, уже давно пора оперировать.
«Катаракта? — думал Марцин. — Что еще за штука? В прошлом году про катакомбы проходили». От этих размышлений его отвлек разговор в комнате.
— Мальчики могли бы пожить в этом году у нас. В начале лета Елена с ребятами приедет. У Марцина товарищ был бы: сын Елены — его ровесник. И дедушка будет рад. Очень тоскует он с тех пор, как на пенсию ушел. А теперь еще из-за глаз почти из дома не выходит.
— Спасибо, Стефан. Но Вацек в этом году на турбазу уезжает в Закопа́не, Петрика я в дом отдыха с собой беру, а Марцин в лагерь со школой поедет.
— Жалко. Я думал, Марцин поживет у нас. Приезжайте тюльпанами хотя бы полюбоваться: такого множества цветов, такой красоты я просто не припомню.
— Спасибо. А что касается Марцина, можешь не жалеть. С ним так трудно… Совсем отбился от рук… Юзек вечно в разъездах. И на уме у него только сахарная свекла. Боюсь, он с плохой компанией связался.
— Юзеф?
Стефан был потрясен.
— Нет, не Юзеф. Юзеф на это не способен и времени у него нет на такие глупости. Марцин! Все даю себе слово взяться за него и все некогда…
— Солянка! — громко позвал кто-то со двора. — Солянка!
Марцин подскочил к окну и замахал руками, подзывая Чушку поближе.
— Чего орешь?
— Приходи ко мне. В пять — «Бонанца».
— Ну да? — Марцин от радости чуть не вывалился из окна. — А предки твои?
— Порядок! Будь спок.
— Подожди, у мамы спрошусь…
Редиска вымыта и почищена. В кухне прибрано, за хлебом он сходил. Что еще? Газета? За газетой пусть Петрик сбегает.
— Мамочка, извини, пожалуйста, товарищ приглашает меня телевизор посмотреть. Сегодня будут показывать научно-популярный фильм. Чисто познавательный.
— «Бонанца» сегодня в пять часов, — со вздохом вырвалось у Петрика. — И мне тоже хочется посмотреть!
— Ах, «Бонанца»! Это, по-твоему, познавательный фильм? — с иронией спросила мать.
— Познавательный в том смысле, что в нем говорится об отваге, о чести, о чувстве товарищества, — вступился за Марцина Стефан. — Ясно, если бы не приключения, он не пользовался бы таким успехом. Отпусти его, Марыся, этот фильм только в его возрасте и смотреть.
— Знал бы ты, Стефан… Я не могу…
— Ну разреши, Марыся. В неделю-то раз.
— Мамочка, редиску я помыл. А ты заметила, как в кухне чисто? Я сегодня…
— Ты? Я думала, Вацек…
— Да разве Вацек догадался бы кладовку разобрать. Мамочка, можно?
— Ну так и быть. Ступай! — сдалась мать. — Только смотри не возвращайся поздно. — Когда Марцин уже попрощался со Стефаном, поблагодарив его взглядом, и отворил входную дверь, мать крикнула вслед: — Как фамилия твоего товарища?
— Чушка.
— Чушка?
— Ну, Чушкелевич! Мам, он во дворе меня ждет.
— Ученик Вацека? Видно, порядочные люди: о сыне заботятся о своем. Ну, хорошо, иди!
У Чушки был недовольный вид: ему надоело ждать.
Они быстро зашагали в сторону Новогродской улицы.
— Слушай, а твоя мама меня не выставит? — спросил Марцин.
— Нет. Она в Прушков уезжает на именины.
— А отец дома?
Марцину очень хотелось посмотреть «Бонанцу», но при воспоминании о здоровенных ручищах и зычном голосе Чушкиного отца ему сделалось не по себе.
— Они вместе едут. И вообще, не дрейфь, мама уже не сердится. Знаешь, директор — мировой мужик! Он ей такое загнул…
— Ну?!
— Она еще раз к нему ходила. Обиделась, что меня прозвали Чушкой. Я столько лет не обижаюсь, а она раз услышала и — пожалуйста! Но директор ей растолковал…
— Что же он сказал?
— Что его в школе тоже никогда по фамилии не называли, всегда Кобылой или Кобылкой. И ничего нельзя было с этим поделать. С отцом его та же история была. И в университете иначе не называли, как Кобылой. Идет он однажды по Маршалковской, а навстречу солидный какой-то дядечка. И вдруг заорал на всю улицу: «Кобыла, ты?» «Я», — говорит наш директор. Даже прохожие остановились и обернулись, а тот как ни в чем не бывало обнял нашего директора и облобызал. Оказывается, они учились вместе. Мама рассказывала папе, я слышал.
— Потеха! — рассмеялся Марцин, представив себе эту сцену. — Во потеха, — повторил он.
— И мама с папой тоже смеялись. А знаешь, твой брат математикой со мной будет заниматься. Какой он?
— Скала!
— Такой неприступный?
— Ничем не проймешь! От него пощады не жди. Говорю, не человек, а скала! Тебе не позавидуешь. А Костика ты не позвал смотреть телевизор?
— Хотел, пошел даже к нему. Но дома у них, похоже, скандал. Из-за двери крик; ругается кто-то тонким, писклявым голоском… Ну, я и потопал обратно.
— Это Алиция, наверно, его сестра. Интересно, почему скандалы чаще всего бывают по субботам? Ты как думаешь, Чушка? — Голос был у Марцина грустный: вспомнился предстоящий разговор с отцом. — И зачем только люди жизнь себе портят? Уж лучше бы откладывали неприятные разговоры на понедельник.
— Нет, на понедельник нельзя! Мама говорит: понедельник — тяжелый день.
Еще на лестнице донеслись до них истошные крики:
— Святая мадонна! Куда запонки подевались! Томек, ты не брал папиных запонок? Мы опаздываем!
* * *
После «Бонанцы» Чушка предложил Марцину остаться: родителей нет, можно фильм для взрослых посмотреть. Но Марцин боялся, как бы мама не рассердилась. И потом, он все равно не остался бы, лучше сбегать к Костику, узнать, за что ему попало. Неужели тоже за цирк? Если с отцом все сойдет, надо забежать к нему завтра утром. Но заранее ни в чем нельзя быть уверенным: отец может в наказание дома оставить. Лишь бы свекла не подкачала! Если на свекольном фронте прорыв, тогда хорошего не жди!
Дверь открыл Петрик и в общих чертах обрисовал ситуацию: приехал отец и принимает ванну. На ужин сосиски и рис под соусом. Соус — пальчики оближешь! «Не веришь, сам попробуй!» Марцин попробовал, соус действительно оказался вкусным.
— А Вацек?
— В кино пошел. С девчонкой.
— Ты откуда знаешь?
— Сам сказал. Мама ему денег дала.
— Прямо так и сказал?
— Ну, не прямо. Сказал, условился с одноклассницей, и попросил маму одолжить ему денег.
— Ага, теперь понятно… — произнес Марцин вслух, а про себя подумал: «Понятно, почему Вацек не испугался, когда я сказал, что Костик с девчонкой его видел». — А как мама? Обо мне был разговор?
— Со Стефаном. Но он сказал, чтобы она не огорчалась. Ну она и перестала. А когда я вернулся, они чай пили. Потом Шелестина пришла и тоже села пить чай.
— Елки-палки! Мама, наверно, устала?
— Нет, потому что скоро папа приехал, и гости ушли. А мама сказала: «Какие деликатные люди!» Марцин, что такое «деликатные»?
— Папа рассказывал о свекле?
— Может, и рассказывал, я не слышал. О «Бонанце» все время думал. Меня пани Краевская пригласила по телевизору посмотреть, — с гордостью заявил он.
Марцин пожал плечами, словно желая сказать: ну что может понять в этом фильме этакий сопляк? Пустая трата времени!
Тут из кухни вышла мама.
— Пришел? — спросила она удивленно; голос у нее был ласковый. — Помоги на стол накрыть.
Сказала отцу или после ужина скажет? Наверно, не до того было. Сначала Стефан, потом Шелестина, потом приехал отец.
Но на всякий пожарный случай Марцин из кожи вон лез, лишь бы угодить матери. Поставил стаканы на поднос, протерев предварительно предназначенным для этого полотенцем, которое даже висело на отдельном крючке. Как будто не все равно, каким полотенцем стаканы вытирать! Но раз у мамы такая причуда…
Отец вышел из ванной распаренный, пахнущий мылом и спросил у мамы, можно ли ему в порядке исключения поужинать в халате? Все равно, дескать, завалюсь сейчас спать, так как устал смертельно. Но по его сияющему лицу нельзя было этого сказать. С Марцином он поздоровался приветливо.
«Значит, еще не знает!»
— Так и быть, разрешаю в виде исключения. Ради премии, — прибавила мама, внося блюдо с сосисками и соус.
— Папа премию получил?! — обрадовался Марцин.
— Не получил, но через несколько дней получит. Может, еще до первого числа.
— Ой, папочка, как хорошо! — воскликнул Марцин. — Ты ведь помнишь, первого День ребенка?
— Что ты говоришь? — притворился удивленным отец. — А я и забыл! Какой вкусный соус! Мальчики, я вам от всей души желаю, чтобы ваши жены готовили так же вкусно, как мама. Посмотрите, какой рис рассыпчатый, каждая крупинка отдельно. Это настоящее искусство!
Выходит, причиной хорошего настроения отца и маминой снисходительности была премия. Может, она на радостях вообще обо всем позабыла?..
Но когда за ужином отец спросил, что слышно в школе и какие он получил отметки, и посмотрел при этом на него испытующе, у Марцина душа ушла в пятки. Значит, отцу все известно.
После ужина, прихватив с собой недопитый стакан чаю, отец ушел в спальню. А Марцин в надежде, что гроза миновала, помогал матери убирать со стола.
— Марцин, поди-ка сюда! — послышалось вдруг из спальни, и, когда Марцин вошел, отец велел ему затворить дверь.
С той самой минуты, как Петрик сообщил ему, что Вацек все знает, Марцин готовился к разговору с отцом. Что разговора не избежать, он понимал. Одно дело объясняться с Вацеком, даже с мамой, — ей, главное, дать выговориться и не перечить, а другое — с отцом. От него так просто не отвертишься, и в тех редких случаях, когда доходило до разбирательства, хочешь не хочешь, приходилось выкладывать все начистоту.
Но Марцин не хотел сдаваться и приготовился возражать, оправдываться, темнить и изворачиваться: отец ему одно, он — другое. Отец — так, а он — этак. Даже, казалось, целиком поглощенный судьбой самого симпатичного из Картрайтов, толстяка Госса, он ловил себя на том, что придумывает ответы на возможные вопросы отца. По дороге домой сердце у него замирало от страха. В курсе отец или нет? — терялся в догадках Марцин. А вдруг произошло чудо и отец ничего не знает? Но на случай, если мама ему все-таки сказала, он был наготове, как будто ему предстояло отвечать вызубренный урок. Но едва остался с глазу на глаз с отцом, у него все вылетело из головы.
— Зачем тебе понадобились деньги? — спросил отец напрямик.
И Марцин, неожиданно для самого себя, выложил все, как есть. Как проспорил и первый, и второй раз, как задолжал Костику и учительница дала им взаймы. Словом, чистосердечно во всем признался. А кончил, даже страшно стало: как отнесется к этому отец? И какое его ждет наказание?
— Первым делом отдашь долг учительнице. Она — хороший, достойный уважения человек. Не потому, что дала вам в долг, а потому, что от позора спасла. Понимаешь?
Марцин кивнул.
— Спорить на деньги или на то, что покупается за деньги, нельзя. Это все равно, что в азартные игры играть. К чему это приводит, ты, наверно, знаешь. И вообще, не в деньгах счастье… Не маленький уже, сам должен понимать. Зарабатывать деньги никому не возбраняется, но зарабатывать надо честно. Хочешь деньги иметь, работай больше и лучше! Но жульничество, очковтирательство, махинации разные всегда у меня вызывали отвращение, и хотелось бы, чтобы мои дети так же к этому относились. — Отец помолчал и сказал: — Дай пиджак.
Из внутреннего кармана вынул он тощий бумажник, покопался, извлек двадцать злотых.
— Это предназначалось тебе к Дню ребенка. Возьми, расплатись со всеми долгами. И обещай никогда не устраивать ничего похожего на этот ваш цирк.
Марцин кинулся ему на шею.