На этот раз они выбрались к Альбе пораньше, но пришли все равно поздно, когда на стволы сосен лег красный отсвет заката.
По дороге зашли за спичками, и вдруг невдалеке от магазина на поперечной улице видят: Немек!
Оба остановились как вкопанные. Немек… в Зеленой Седловине? Не в Болгарии?..
У Немека реакция была быстрей. Увидев школьных товарищей, он повернул на сто восемьдесят градусов и дал стрекача.
Опомнившись, ребята припустили за ним.
— Немек! Немек, подожди!
— Куда ты? Стой!
Расстояние между Немеком и друзьями быстро сокращалось. За спиной уже слышался их топот, и Немек остановился, тяжело дыша. Остановились и его преследователи.
— Сума…сшедший, — еле переводя дух, проговорил Марцин.
— Ты что, спятил? — вторил другу Костик.
— Я… испугался… — чистосердечно признался Немек.
— Испугался? Не узнал, что ли?
— Потому и испугался, что узнал. Вы ведь в лагере под Оленьей Горкой должны быть, а это далеко отсюда…
— Болгария от Зеленой Седловины еще дальше, — нашелся Костик. — Значит, не поехал?..
— Не поехал, — тихо повторил Немек, глядя в сторону. — Места не хватило… знакомые отчима вместо меня поехали…
Марцин, смекнув, в чем дело, перевел разговор на другое:
— А здорово, что ты здесь! Покажи, где живешь? Будешь приходить к нам? Знаешь, что меня не взяли в лагерь? В последний момент. Испугались, как бы я чего не выкинул, А Костик с вокзала сбежал, и Собирай пошлет открытку его маме; она не знает, что Костик здесь да еще вдобавок со мной. Я у дедушки живу, он мне не родной, дальний родственник, но все равно — мировой старикан!
Они остановились возле красивых кованых ворот. В глубине стоял одноэтажный дом из песчаника, крашенный в розовый цвет. От ворот вела к крыльцу посыпанная гравием дорожка, по бокам обложенная камнями. В небольшом садике на клумбах цвело множество мелких алых розочек.
— Вот тут я и живу… У маминой знакомой, — пояснил Немек.
— А хорошо тебе живется? — с сомнением спросили ребята.
— Ничего… скучновато только. Никого, кроме этой женщины.
Но, как бы в опровержение его слов, из-за дома вышел на дорожку огромный павлин, волоча хвост по гравию. Остановился, подняв голову, с важностью посмотрел на мальчиков и так же важно удалился. Хвост у него был облезлый.
Условясь, что завтра после обеда Немек зайдет к ним, и купив спички, они помчались к Альбе.
Еще издали увидели они дым от костра и открытые двери повозки. Проходя мимо, Костик с любопытством заглянул внутрь: у стены лапник, покрытый рваным одеялом. Коробки какие-то. На гвозде — рюкзак. Вот и все.
Альба, держа на коленях котелок, выскребал ложкой остатки супа. Видно было, что он злится.
— Попозже прийти не могли?
— Слушай, Альба, мы Немека Бартовича встретили. Ну, парня одного из нашего класса, понимаешь? — затараторил Марцин.
— Подумаешь, парень из класса! Давно не видались, — пожал плечами Альба.
— Виделись-то недавно, но, понимаешь, он в Болгарию собирался на машине…
— И черепаху обещал мне привезти, — добавил Костик.
— …и вдруг — он тут! Мы увидели его и прямо остолбенели. А он — деру!.. Мы — за ним, еле догнали. Оказывается, он испугался. Смехота, верно?
— Соврал, вот и испугался! — сказал Альба.
— Нет, он не такой, он врать не станет, — защищал Немека Костик. — Он вообще неразговорчивый… Ему стыдно… Надули его.
— Кто же его надул?
— Отчим, наверно, — предположил Костик.
— Вместо Немека его знакомые поехали. Двух отцов иметь — все равно, что ни одного.
— У него два отца? — удивился Альба.
— Родной ушел, а второй с ними живет. Небось один на другого сваливает, из-за этого и получился у Немека прокол…
— И у меня с черепахой прокол, — с грустью констатировал Костик.
— А твой отец?
— Мой давно умер. Я его почти и не помню. Меня мама воспитывает, одна… Хотя Алиция утверждает, будто тоже принимает участие в моем воспитании.
— Алиция?
— Это его взрослая сестра, она уже работает, — пояснил Марцин.
Альба все у них выпытывал. О родителях, о братьях и сестрах.
Мальчики не находили в этом ничего странного: познакомились они недавно, он ничего не знает о них, вот и расспрашивает.
Но когда Марцин поинтересовался насчет его родителей, Альба быстро встал, налил в котелок воды, повесил над догоравшим костром, подложил шишек и сказал:
— Ну и задаст вам дедушка! Ни ужина, ни спичек, а солнце-то зашло!
Мальчики вскочили как встрепанные. Заболтались у костра и позабыли обо всем.
— Альба, приходи завтра после обеда. Немек тоже будет. Он мяч принесет. Придешь?
— Немек? — переспросил Альба. — Это что за имя?
— Немезий. Не слыхал? Есть в календаре. Придешь?
— Посмотрим, — ответил Альба.
— О своих предках ни словом не обмолвился, — говорил Костик по дороге. — Может, сбежал?
— А из нас все вытянул. О моем отце — слышал? — дважды заставил повторить… Кто он, что тут делает? И куда же он денется зимой?..
* * *
Немек пришел в сопровождении пожилой полной женщины, которая отважилась, несмотря на жару, проделать довольно большой путь от своего дома до Центральной улицы.
Бобик, почуяв чужих, залился лаем и стал рваться на цепи.
При виде незнакомой женщины ребята оробели, не зная, что сказать.
— Нашел-таки! — обрадовался Немек. — Это товарищи мои, Марцин и Костик.
— Чего вы стоите как истуканы! — промолвила довольно нелюбезно одетая в черное женщина. — Надо сказать: «Добрый день!» — и поклониться.
— Добрый день! — сказали мальчики, как по команде, и вежливо поклонились.
— У кого вы здесь живете?
— У дедушки.
— Дедушки? Это мне ровным счетом ничего не говорит. Как его фамилия?
— Дзевалтовский.
— Дзевалтовский! — обрадовалась пожилая женщина. — Помню, как же! Мы знакомы были в первые послевоенные годы, он в местном Совете работал и всем тут заправлял. Такой энергичный, отзывчивый, добрый человек! Он дома?
— Дома, но у него глаза больные, и он днем из темной комнаты не выходит.
— Что ты говоришь?! — огорчилась гостья. — Кто же за ним ухаживает?
— Мы! — с гордостью заявил Марцин. — Мы с Костиком.
— Как же вы управляетесь одни, без женщины?
— Да так… — пробормотал Марцин; он чуть было не брякнул: «Отлично!» — но, спохватись вовремя, прикусил язык.
— Ступай к дедушке, — распоряжалась гостья, — скажи, пришла Виктория Кулешина и спроси, можно ли к нему на минутку.
Марцин побежал в дом, а пожилая дама, оглядев чисто подметенный двор, сказала Немеку:
— Теперь я за тебя спокойна, Немечек. У пана Дзевалтовского дурные мальчики жить не могут.
— Дедушка просит вас войти, — вернувшись, сказал Марцин и шаркнул ногой.
— Проведи меня, — велела пожилая дама.
Марцин послушно исполнил ее приказание. Костик покачал головой.
— Ну Марцин и шаркун!
— Она это любит, — сказал Немек. — Хорошо, что она знакома с вашим дедушкой, а то бы ни за что меня не пускала. Целый день в саду торчать в обществе павлина — со скуки сдохнешь!
— Да, подложили тебе свинью, ничего не скажешь, — посочувствовал Костик.
— Со мной еще один мальчик должен был жить, — поспешил прибавить Немек, — но они позвонили, что он не приедет.
— Так у нее телефон есть? А телевизор?
— Нету. Она сказала: только через мой труп.
Марцин выбежал в сад с тарелкой. Дедушке хотелось угостить гостью клубникой.
— А сами-то вы что делаете по целым дням? — допытывался Немек. — Не скучно?
— Нам скучать некогда. До обеда хозяйством занимаемся, работаем в саду. А через день в садоводческое хозяйство ходим. Жалко, мяча нет. Нас четверо теперь, можно в футбол поиграть.
— У меня есть футбольный мяч. А кто четвертый?
— Парень один. Наверняка понравится тебе. Приноси завтра мяч.
Но вот их четверо, и мяч есть, а играть негде.
Выход нашел Альба, предложив погонять мяч на базарной площади.
Между Центральной улицей и Длинной, там, где кончались дома, огородили забором большое пространство, и по средам и субботам там был рынок. По бокам врыли длинные столы с навесами, и торговки раскладывали на них масло, творог, сметану, фрукты и грибы. Овощи сваливали прямо на землю или продавали с телег. На домашнюю птицу жалко было смотреть: со связанными ногами и — что хуже — крыльями, лежала она навалом на вытоптанной траве. К двенадцати часам торговля обычно заканчивалась. И когда мальчики прибежали после обеда, площадь была чисто подметена, а сор собран в мусорный ящик.
В первый раз Альба опоздал и, когда пришел, троица была уже в сборе. Процедив, как обычно, сквозь зубы: «Привет!» — он покосился на Немека и спросил:
— Так, значит, тебя Немеком зовут?
— Да, — отвечал Немек.
И не поймешь, только что они познакомились или уже встречались раньше.
Лучшего места для футбола не придумаешь! Просторно, земля утрамбована, и от домов далеко. Кричи сколько влезет, никому не мешает.
Любителей футбола прибавлялось с каждым днем и с каждым часом. Откуда ни возьмись, появлялись все новые болельщики и незаметно включались в игру. Через неделю составились две команды.
В тот самый день, как Немек прибежал с мячом, он заодно принес длинную, крепкую, хотя нетолстую цепь и швырнул ее на ступеньки террасы.
Марцин с Костиком переглянулись: откуда он разнюхал, что им для тренировки воли нужна цепь? Или он тоже?..
— Не слишком ли тонка? — спросил Марцин, представив себе, как трудно чистить мелкие звенья.
— Зато крепкая. Пани Виктория для вашего Бобика дала, когда узнала, как он мучается на короткой цепи. У нее тоже была собака, да сдохла.
— Значит, это для Бобика! Вот здорово!
И, не откладывая дела в долгий ящик, к великой радости Бобика увеличили ему жизненное пространство.
Однажды, устав гонять мяч, они вернулись вчетвером, набросились на клубнику, и, когда ушли Немек с Альбой, Марцин сказал:
— Время летит так быстро, оглянуться не успеем — лето кончится! Когда же мы волю будем закалять?
— Если б не Немек, я бы и не вспомнил об этом, — чистосердечно признался Костик. — А что поделаешь, если нет подходящей цепи.
— А, цепь не по тебе, — заподозрил Марцин Костика в отступничестве. — «Нет подходящей цепи»! — передразнил он. — Нет — значит, надо искать! Сегодня же у дедушки спрошу. В запертом чулане на чердаке хлама всякого полно. Я в щелочку заглядывал. Может, и цепь найдется.
— Цепь? — задумался дедушка на минуту. — Должна где-то быть. В прежние времена, когда у нас большая семья была, мы корову держали. И она паслась на длинной цепи. Но та цепь слишком толста, для Бобика не годится. Вообще не нужно ему больше цепь удлинять. И еще хочу вам сказать: не нравится мне ваше самоуправство! Да! — И он стукнул палкой об пол.
Мальчики не на шутку струхнули.
— Потому что… потому что… дедушка, — запинаясь, проговорил Костик, который по настоянию старика тоже так его называл, — цепь была для него слишком коротка.
— Но если ты против, мы… опять можем ее укоротить, — предложил Марцин, желая исправить оплошность.
— Цепь действительно была коротка, и хорошо, что стала подлинней. Но не мешало бы разрешение у меня спросить. Запомните раз и навсегда. А теперь выкладывайте: зачем вам цепь?
Марцин молчал, Костик тоже, как бы спрашивая друг друга взглядом через стол: сказать или нет?..
— Не хотите говорить — дело ваше! — опять стукнул старик палкой об пол, задетый их недоверием. — Но пока не узнаю, зачем вам цепь, вы ее не получите. За недоверие тем же вам и отплачу.
— Дедушка! — Марцин понял: надо сказать правду, это лучший выход. — Мы не потому, что не доверяем… мы боимся, ты смеяться будешь.
— Почему ж не посмеяться, если это забавное что-нибудь. Ну говори!
Марцин рассказывал, а Костик вставлял время от времени слово или кивал головой — вот каким образом сообщили они о своем решении чистить цепь для твердости характера. Так что цепь нужна длинная, толстая, чтобы чистить изо дня в день до блеска звено за звеном.
Дедушка молча выслушал, подергивая мочку левого уха, будто оно у него чесалось, и переводя темные стекла очков с одного на другого.
Марцин кончил. Они ждали, что скажет дедушка.
— Цепь… Ну, что ж, попробуйте… Попробуйте… — Тон у старика был серьезный. — Поищите днем на чердаке. Попробуйте. Но запомните… — встал он, высокий, большой, с гривой поредевших седых волос. — Запомните: лжи я не потерплю. Спокойной ночи!
* * *
Подходящая цепь нашлась: толстая, с крупными звеньями, в самый раз для них. И заржавевшая основательно — было над чем попотеть. Малость только коротковата: девять метров всего! Они нарочно измерили.
— Мало! — изрек Марцин. — По четыре с половиной метра на брата! Чепуха на постном масле.
— Да брось ты! — Костик более трезво смотрел на вещи. — И этого за глаза довольно!
Перед тем как ему уйти на работу, они приготовили тертый кирпич, песок, выгребли из печки золу. А после обеда устроились под соснами, поставив возле консервные банки с порошками, и принялись за дело. Цепь посередине перевязали тряпочкой, чтобы знать, кто первый справится со своей половиной.
Чего только они не перепробовали! И сухой тряпкой терли, и смачивали ее водой, и плевали на нее. Золу мешали с песком, песок с тертым кирпичом. С разрешения дедушки Марцин даже приготовил смесь из растительного масла с уксусом. Но дело подвигалось туго.
Альба, увидев их, покатился со смеху — до того они чумазые были! Ни дать ни взять, трубочисты!
— На кой вам эта цепь?
— Да так… в порядок привести, — отвечали они уклончиво.
Посвящать Альбу в свою тайну не хотелось.
— Дедушка, что ли, велел? — спросил Альба. — Советую вам как-нибудь отвертеться. Глупее занятия не придумаешь: не успеете вычистить, опять заржавеет, и так без конца.
Немек при виде их перепугался.
— Не мучайтесь! — посочувствовал он. — На будущей неделе привезу специальную жидкость из Варшавы: окунете — и ржавчины как не бывало!
Но пока она была — да какая! После часа работы звено, которое чистил Марцин, слегка заблестело снаружи, но забраться внутрь, хоть лопни, не удавалось. У Костика звено было усеяно ржавыми раковинами, совсем как его лицо — веснушками.
— К чертям собачьим! На сегодня хватит, — первым не выдержал Марцин и швырнул на траву свой конец.
— А с меня на сегодня и — навсегда! Пойду воду согрею. Под колонкой мы до завтра не отмоемся. — Костик встал, вытер тряпкой руки, отряхнул брюки и прибавил: — Дедушка умный, недаром он сказал: «Попробуйте!» Вот я попробовал — и сдаюсь.