Вскоре состоялся матч «Зеленая Седловина» — «Варшава». Выиграла, разумеется, столичная команда. Марцин был упоен победой и недоумевал, почему Костик не разделяет его восторга.
— А чему радоваться? Обыграть — дело нехитрое. Вот если бы сперва поднатаскать их, тогда еще неизвестно, кто кого.
У Марцина сразу испортилось настроение, и до самого ужина он не проронил ни слова: понимал, что товарищ прав.
На другой день, когда обе команды собрались на базарной площади, Марцин отозвал своих ребят в сторону и торопливо, словно боясь, как бы его Костик не опередил, объявил, что надо изменить тактику.
— Наши противники — горе-игроки! Это же ясно! От такой игры никакого удовлетворения не получаешь. Давайте обучим их, а? Мы с Костиком…
Альба прищурился и перебил:
— Ты, Марцин, чокнутый! То ржавую цепь чистишь, то курсы повышения квалификации хочешь устроить. Смотри, проваландаешься с ними и не заметишь, как за твоими прожектами каникулы пройдут.
— Нет, почему же? — поддержал Марцина Немек. — Они способные ребята. Видели, как Яник вчера пасовал?
— Ну, один Яник, — упорствовал Альба. — Они понятия не имеют о том, что такое защита.
— Ты всегда на настоящем стадионе играл, а они нет, — заметил Немек.
— Надо их обучить, — коротко резюмировал Костик.
Итак, вместо «Варшавы» и «Зеленой Седловины» образовались две новые команды: «Голубые», названные так по голубой рубашке вратаря Альбы, и «Черные» — Марцин, вратарь другой команды, донашивал после Вацека черную водолазку.
Были еще, правда, «Зеленые» — постоянные жители Зеленой Седловины. Называли их так еще и потому, что были они совсем неопытные — «зеленые» футболисты. «Зеленых» распределили поровну между командами, предупредив, чур, не обижаться, если будут кричать: «Зеленых на мыло!» В их обязанность входило ставить ворота — втыкать в землю четыре колышка — и убирать их после игры.
Зато учили их играть по всем правилам. Готовили из них полузащитников, нападающих и вратарей.
* * *
Как-то вечером дедушка велел положить цепь на место. Нечего ей понапрасну в траве валяться — от росы заржавеет еще больше.
Пришлось Марцину признаться, что опыт не удался. Видно, не так-то просто волю закалять.
— Все это глупости. Чтобы сильный характер выработать, люди нужны, а не ржавое железо! — сказал старик.
«Что это значит?» — недоумевал Марцин.
Но Костик кивнул понимающе и, чтобы не ударить лицом в грязь, Марцин не стал спрашивать. Думал, думал, но так и лег спать, ни до чего не додумавшись. И позабыл в тот вечер спустить Бобика с цепи.
* * *
А ночью с огорода украли помидоры. Самые лучшие, которые уже начали краснеть. Мальчики крепко спали, а дедушка слышал лай Бобика, но не встал: Бобик лаял обыкновенно на каждого прохожего. Марцин почувствовал себя виноватым.
Но в последнее время они так увлеклись футболом, что забыли обо всем на свете. Футбол поглотил их целиком. Немек оказался прав: «зеленые» с каждым днем играли лучше и лучше.
Наверное, вор забрался в огород под утро, когда сон особенно крепок. И потом, как бы он орудовал в темноте? Не фонариком же себе светил? Или рвал помидоры при лунном свете?
Нет, случись это ночью, они бы услышали, потому что как раз проснулись и некоторое время не спали.
Марцина разбудили стоны, доносившиеся с дивана, где спал Костик.
Он вскочил. «Может, крыжовника объелся и живот заболел», — мелькнуло у него в уме.
— Костик! Что с тобой? — зашептал он, нагнувшись к его голове, которая при свете луны четко вырисовывалась на белой подушке.
Костик открыл глаза и перестал стонать.
— Что? Что случилось? — спросил он спросонья.
— Ничего. Ты стонал, и я подумал: не заболел ли?.. Мне стало страшно…
— Ой, Марцин, — вздохнул Костик с облегчением, — мне снилось… Хорошо, что это сон…
— Что тебе приснилось?
Марцин присел рядом на диван.
— Скочелёва!.. Она гналась за мной и кричала: «Ты сбежал из лагеря, но я все равно тебя поймаю!» Я мчусь на всех парах, но она догоняет меня, и все из-за проклятого чемодана…
— А ты бросил бы его!
— Скажешь тоже! Мама мне показала бы, где раки зимуют! Мало того, что из лагеря удрал, еще чемодан потерял…
— Тсс! Дедушка проснется!.. — с беспокойством покосился Марцин на приоткрытую дверь в другую комнату.
Скоро они заснули и не просыпались до самого утра.
* * *
К счастью, огород не сильно пострадал от ночного налета. Дедушка надел свои самые темные очки и вышел посмотреть, как обстоит дело.
— Хорошо, хоть кусты целы, значит, без помидоров не останемся. Посмотрите, нет ли следов у забора.
Следы они обнаружили у ворот: над ними не было колючей проволоки, протянутой поверху забора. На влажной земле четко отпечатались большие подошвы с рисунком в клетку.
Дедушка послал их к соседке попросить, чтобы вечером ее сын натянул проволоку и над воротами.
Завтракали они молча и без аппетита.
Ничего непоправимого как будто не произошло, но настроение было препоганое.
— А этот четвертый кто такой? — неожиданно спросил дедушка.
— Четвертый? Дедушка, ты Альбу подозреваешь? — растерялся Марцин.
— Вас двое. Третий — Немек. Его я знаю, он всегда заходит поздороваться, а когда пани Виктория едет в Варшаву, спрашивает, не нужно ли чего привезти. А вот про четвертого — он несколько раз к нам приходил — вы мне ничего не говорили, — с упреком сказал старик.
Мальчикам стало стыдно.
— Это Альба. Его полное имя — Альбин, — объяснял Костик. — Он немного чудной…
— Живет на Лесной, там, где начинаются незастроенные участки, — подмигнул Костику Марцин.
— Ты сказал «чудной», что это значит? — обратился дедушка к Костику.
— Он нас обо всем выспрашивает, да, Марцин? О родителях, о братьях, о сестре…
— Да, — подтвердил Марцин. — Стоит нам пойти куда-нибудь вместе или присесть отдохнуть, сразу же начинает допытываться: «У меня сегодня на обед грибной суп. А твоя мама что готовит на обед? А по воскресеньям? А твои любимые блюда готовит?» Или: «Ты любишь в кино ходить? С кем? С отцом? Он с тобой разговаривает о картине? А деньги на кино дает? Часто?»
— Или вдруг спрашивает, — вмешался Костик, — «У тебя мама высокая? А глаза у нее какие? А петь она любит?»
— Да, да! Один раз даже попросил показать мамину карточку. Ей-ей… А когда я сказал, нету, не поверил. Правда, дедушка!
— А о себе ни гугу! Марцин спросил как-то про его маму, а он быстро перевел разговор на другое: «Смотрите, говорит, сизоворонка!» — и давай зубы заговаривать. Ой, елки-палки! — вскричал Костик, взглянув на часы. — Я на работу опоздаю.
* * *
Все предвещало, что день опять будет знойный и душный. Жара стояла давно, и все с нетерпением ждали дождя. Но едва наползут свинцовые тучи — предвестницы дождя, как ветер их разгонит. Может, хоть сегодня дождь натянет?
Как выброшенная на берег рыба, Марцин открытым ртом хватал раскаленный воздух. Он задыхался. Или, может, ночная кража плохо влияла на самочувствие.
В калитку вошел почтальон, прислонил к дереву велосипед и снял фуражку, отирая мокрое от пота лицо носовым платком. Дедушка, догадавшись по звуку, кто приехал, забыл от нетерпения об осторожности и вышел на террасу: он ждал писем от Стефана и Елены.
— Добрый день! Как здоровье? — любезно осведомился почтальон. — Сейчас сразу почувствуете себя лучше: три письма вам. То ни одного, а то вдруг три, — повторил он, протягивая два белых конверта и один голубой.
Дедушка обрадовался, как ребенок.
— Давай прочту, — предложил Марцин.
Дедушке нельзя было напрягать зрение, хотя в последний раз доктор нашел значительное улучшение.
— Прочти. Но сначала скажи, откуда письма. На штемпель посмотри.
— Ополе, — с трудом разобрал Марцин.
— От Елены!
— Вроцлав…
— Это от Стефана!
— Оленья Горка…
— Оленья Горка? Кто же мне может оттуда писать? — недоумевал дедушка, а Марцин между тем рассматривал конверт.
— Это Костику! Вот написано: Костику Пшегоню, Зеленая Седловина, Центральная улица, 31. Внизу адрес отправителя. От Янека Собирайского! Это одноклассник наш!
— Ладно! Читай письма, адресованные мне.
Вести были хорошие. Скарлатина у мальчиков в легкой форме, они в больнице и надеются, что скоро их выпишут, хотя к дедушке в этом году не приедут: каникулы уже кончаются.
Письмо от Стефана дедушку тоже порадовало.
Марцин читал чисто механически, как робот, не вникая в смысл; у него от страха поджилки тряслись: а вдруг дедушка захочет прочесть письмо от Собирая? Тогда они пропали.
— Письмо Костику положи на подоконник. Придет обедать — прочтет, — сказал дедушка, и у Марцина гора с плеч свалилась.
— А если там важное что-нибудь? Дедушка, можно отнести ему, это недалеко…
— Важное? От товарища из лагеря? Не думаю! Странно, каким образом он свой адрес сообщил, если на поезд опоздал…
— А может… ну, конечно, он ему отсюда написал! — вывернулся Марцин.
— А, да! Мне это как-то в голову не пришло, — сказал повеселевший дедушка.
Наверное, его привели в хорошее настроение письма от детей. И он ушел к себе в темную комнату слушать радио.
* * *
Письмо от Собирая было краткое:
«Две трубочки с кремом — за тобой! Открытку твоей маме послал. Вчера тебе пришло письмо. Оно у Скочелёвой. Бирюк видел его. Здесь здорово, только пирожных нет. А как у вас?»
— От кого же письмо? От мамы?.. — гадал Костик. Это предположение его встревожило, но он тотчас успокоился: — Хорошо, что мама письмо написала, а не открытку. Не то Скочелёва прочла бы и — скандал!
— Здесь тоже все на волоске. Дедушка спрашивал, откуда у Собирая твой адрес.
— Осел этот Собирай, каких свет не создавал! Кажется, ясно было сказано: пиши на имя Марцина. Не мозги у него в голове, а заварной крем! — разозлился Костик. — Ну авось обойдется!
Но день не сулил ничего хорошего. Атмосфера была наэлектризована.
Футбол не состоялся, потому что Немек уехал в Варшаву с пани Викторией и вернется восемнадцатичасовым автобусом или даже позже (Марцин с Костиком обещались его встретить). С Альбой они условились, что зайдут к нему после обеда: он оставит им печеной картошки, а потом сводит в лес показать, где он собирает грибы.
Но Альба понуро сидел на бревне у погасшего костра, не отвечая на приветствия и шутки.
— Альба! Что с тобой? — дотронулся до его плеча обеспокоенный Марцин. Его охватило недоброе предчувствие. — Альба! Что случилось?
Альба поднял голову. Взгляд его выражал отчаяние. Лицо было в темных подтеках, словно он ревел. Они никогда еще его таким не видели.
— Меня обокрали! Все… унесли…
— Сегодня ночью?! — вскричал Костик.
— У нас этой ночью помидоры оборвали, — поспешил сообщить Марцин.
— Ночью я услыхал бы, я чутко сплю. Кто-то подкараулил, когда я ушел по грибы. — Альба встал, провел их в фургон. — Замок с петлями вырвал. И все подчистую забрал.
Не было ни одеяла на куче еловых ветвей, ни рюкзака на гвозде.
— А еще что стащил?
— Двести семьдесят злотых в постели было запрятано, и то разыскал! В рюкзаке — рубашка, свитер, полуботинки, — перечислял Альба. — Неплохо поживился! Притаился и ждал в кустах, пока я уйду. Мерзавец! Нашел у кого воровать! — с возмущением и отчаянием вырвалось у него. — Только то и осталось, что на мне! Как я зиму в драных кедах прохожу! — и он быстро отвернулся, чтобы скрыть слезы.
— Зиму? — удивился Костик и, взглянув на Марцина, повторил: — Зиму?
— А что? — все еще отвернувшись, спросил Альба. — Мне по дешевке обещали старую печку и трубу. Щели бы законопатил. Не беспокойся, тепло было бы. Я и щенка себе уже присмотрел, тоже согревал бы мою конуру. А теперь как я его возьму?!
— Ты щенка хотел взять? — Костика, казалось, больше всего огорчило, что Альба останется без щенка. — Ну да, здесь никто бы не запретил…
— Альба! — потрясенный случившимся, воскликнул Марцин. — Надо что-то предпринять! Пойдем заявим в милицию. Может, поймают.
— В милицию? — быстро обернулся Альба. Глаза у него моментально высохли. — Не хватало еще, чтобы милиция сюда нагрянула!
Искаженное страхом лицо Альбы навело Марцина на подозрение.
— Ты почему боишься милиции?.. И откуда у тебя деньги?
— Ты что, Марцин! — вмешался Костик, не меньше встревоженный, но одновременно и возмущенный этим подозрением.
Альба не обиделся и не возмутился, как опасался Костик.
Он посмотрел на Марцина в упор и сказал с глубоким вздохом:
— Я не вор и никогда им не был. Я, брат, точный учет веду: сколько, когда и от кого за работу получил. Когда вы подбивали меня в садоводческое хозяйство наняться, я отказался. Думаете, почему? Да потому, что там надо адрес сообщать. А у меня нет адреса. И в милицию обращаться не хочу по той же причине. Вора они так и так не поймают. Укатил небось гад далеко на мои денежки. Ищи теперь, свищи! А в милиции заладят, как зовут, где живешь, да отчего, да почему? Все равно ничего им не скажу.
— Ты из дома убежал? — спросил Костик.
— Убежал… Ты ведь тоже убежал!
— Тебя родители разыскивают?
Вопрос принадлежал Марцину.
— У меня… нет родителей, — Альба подошел к потухшему костру, разгребая палкой пепел, словно ища тлевший уголек.
— Ему плохо было, — шепнул Марцин Костику, но Альба расслышал.
— Плохо?.. Сыт, своя кровать, в школу ходил. И одежду выдавали. Все общее, все между собой делили… Плохо? — повторил Альба, подходя к мальчикам и садясь рядом на бревно. — Нет, не плохо. Но надоело быть… ничьим. И ничего своего не иметь, никакого живого существа: ни собаки, ни кошки. Я приручил мышь, она ела у меня из рук. Они поставили мышеловку…
— В точности как у меня! — вырвалось у Костика.
— Как у тебя?.. У тебя мать есть, сестра. Случись с тобой беда, они бы горевали. Заболел бы тяжело, они плакали бы. Пожалели бы, если б шишку себе набил, нос расквасил. Нет, со мной ты себя не равняй!..
Вдали прогремел гром. Занятые разговором, они не заметили, как небо заволокло тучами. Потемнело. Верхушки сосен раскачивались от сильных порывов ветра.
— Что это? — вздрогнул Марцин.
— Гроза надвигается, — глянув на небо, сказал Костик.
— Да, похоже. Альба, пошли с нами, — предложил Марцин. — Переночуешь в палатке. Правда, Костик?
— Само собой. Одеяло дадим, наволочку сеном набьем. На чердаке старый матрас лежит. Дедушка, я думаю, разрешит.
— Ну да, знаем мы их, сразу начнет выпытывать: кто, откуда? И в милицию еще заявит, — настороженно отнесся Альба к предложению Марцина.
— Нет, дедушка не такой, — возразил Марцин. — Он не выпытывает, ни к чему не принуждает. Хочешь — говори, не хочешь — не надо. Только не ври. Пошли с нами, оставаться тебе здесь нельзя. Ну, ходу!
* * *
Дедушка сидел на террасе. Врач разрешил ему выходить, когда солнца нет.
Перебивая друг друга, друзья рассказали о краже. Старик слушал, слушал и вдруг спросил:
— Ты обедал?
Альба покраснел, закашлялся, наконец признался, что нет еще, но есть совершенно не хочет.
Костик подогрел суп от обеда, нарезал хлеба и поставил перед Альбой. Старик отослал Марцина и Костика в огород, наказав проверить, целы ли подпорки у помидоров, а то как бы из-за грозы не лишиться и того, что не уворовано.
Альба остался на террасе один и, наверно, из вежливости съел весь суп. Потом вымыл тарелку, а корки бросил Бобику. Тот ходил перед ним на задних лапах, точно собираясь обнять.
Осоловелый, пришибленный, безучастный ко всему, Альба долго сидел на ступеньках террасы. Молча помог стащить с чердака матрас и молча положил в палатку. Обошел по собственному почину грядки с помидорами, вбил подпорки поглубже, хотя ребята уже их осмотрели. Постоял возле Бобиковой конуры. Вид у него был потерянный.
— Поручите ему дело какое-нибудь, — шепнул Марцину дедушка.
И Костик спросил, сумеет ли Альба сшить покрышку для футбольного мяча. Поручили им с Марцином, но они замотались, позабыли. Альба молча кивнул и, взяв мяч, иглу и тонкий, крепкий шпагат, устроился на пороге террасы.
Гроза приближалась, погромыхивал гром. В природе все замерло. Даже ветер стих, и было по-прежнему душно и жарко.
Марцин вспомнил: они же обещали встретить Немека. Он должен привезти насос для мяча.
— Дедушка, успеем мы до автобусной остановки дойти до грозы? — спросил Марцин.
— Гроза с самого утра собирается, все никак не соберется… Похоже, опять пройдет стороной, — заметил дедушка. — А дождик ох как бы пригодился! Земля сухая, как камень. Наденьте на всякий случай резиновые сапоги, в чулане — несколько пар, примерьте.
Костик мигом подобрал себе сапоги по ноге. А Марцину маленькие были малы, большие — наверно, Стефана — великоваты.
Наконец они снарядились и отправились в путь. Шли не торопясь: времени, чтобы поспеть к автобусу, было достаточно.
— А что, если мама беспокоится? — неожиданно спросил Костик.
— О чем?
— Обо мне, конечно. Скочелёва могла написать по обратному адресу на конверте и сообщить, что в лагере меня нет и не было.
— Во-первых, неизвестно еще, от кого письмо, — успокаивал Марцин друга, хотя сам был встревожен. — И потом, Скочелёвой не до писем сейчас. Сто пятьдесят пацанов — не подарок!
Костик не успел ответить: он увидел бегущего вдоль забора ежа.
— Ежик! Ежик! — завопил он не своим голосом и, в два прыжка нагнав зверька, преградил ему дорогу ногой. Ежик мигом свернулся в клубок и выставил иглы. Поди-ка, возьми голыми руками!
Они в нерешительности остановились. Была бы хоть сумка, мешок или, на худой конец, просто тряпка, а то, как назло, ничего.
Но Костик, недолго думая, стащил с себя пресловутую «девчачью» кофту, набросил на ежа, подоткнул с боков, обвязал веревочкой — и готово дело! Наконец-то сбылась его мечта: есть у него зверек, о котором можно заботиться.
— Вот здорово, правда?
— Конечно, здорово! — радовался за друга Марцин. — Ну, а теперь ходу! Того гляди, дождь хлынет.
Они свернули на тропинку, чтобы сократить дорогу. Под деревьями царил полумрак.
Вдруг небо прорезала молния, и совсем близко грохнул гром.
Они припустили вовсю, спеша укрыться от дождя на остановке. Споткнувшись о корень, Марцин растянулся на земле. Чертыхаясь, вскочил он на ноги. Ободранное колено саднило, но тут уж не до него. Они помчались дальше.
— Ну и колдобины! Шею ничего не стоит свернуть! — прокричал Марцин на бегу.
Когда на спину им упали первые капли, они уже были у цели. Запыхавшись, влетели в будочку на остановке, и тут хлынул ливень, да какой! Вспышки молний чередовались с оглушительными раскатами грома, мокрые плети дождя хлестали землю.
Сразу похолодало. Костик забился в угол. Ему казалось, там теплей.
— Да брось ты своего ежа! — рассердился Марцин. — Другого найдем. А то простудишься.
— Не брошу ни за что! — упорствовал Костик, стуча зубами.
Под навесом, кроме них, оказался еще Яник. Пришел встретить маму, помочь сумку донести. Он смотрел-смотрел на посиневшего Костика, потом молча снял куртку и отдал ему.
Дождь прекратился, но около остановки образовалось море разливанное: утрамбованная глина очень медленно впитывала воду.
И когда подошел автобус, пассажирам пришлось высаживаться прямо в лужу. Развезло так, что ног не вытащишь, а вытащишь, обувь оставишь в вязкой глине. Посыпались жалобы, проклятия, охи, ахи.
Пани Виктория ни шагу не могла сделать. Прямо на буксире вытаскивай! Очень кстати на помощь подоспел какой-то мужчина, помог благополучно выбраться на сухое место.
— Хорошо, хоть лодочки не надела! — перекрывал ее зычный голос ропот аборигенов. — Пришлось бы с ними распрощаться. И чего поселковый Совет смотрит, мер не принимает?! До каких пор будет продолжаться это безобразие? Что за порядки такие! Я жаловаться буду! В газету напишу!
Мама Яника стояла босая, туфли ее утонули в грязи.
— Прямо хоть совсем здесь в дождь не выходи, — сетовал кто-то из пассажиров. — Беда, да и только! И никому никакого дела нет!
Немек привез целых два насоса. Ребята взяли один: приготовиться честь по чести к завтрашнему матчу.
— Знаешь, а у меня ежик есть! — объявил радостно Костик. — Вот он, — и показал перевязанный веревочкой сверток.
— Альбу обокрали, — деловито сообщил Марцин. — До нитки обчистили, остался в чем был. Он у нас сейчас…
— Как здоровье пана Дзевалтовского? — осведомилась пани Виктория и обрадовалась, услыхав, что доктор разрешил ему ненадолго выходить на свет.
Ребята проводили Немека до дома, помогая нести бессчетное число сумок, свертков, сверточков и пакетиков. Потом вежливо откланялись и что есть духу помчались домой.
— Костик, идея! — крикнул Марцин на ходу.
— Подожди двадцать четыре часа, как брат советовал, — прокричал Костик, не сбавляя скорости.
Ему было не до идей, он думал сейчас о другом.
— Дедушка, мы ежика поймали! Я домой его возьму, мама разрешит! А пока можно его в ящике держать на террасе? — с порога прокричал Костик.
— Прежде всего свитер надень! — сказал дедушка. — И ты, Марцин, тоже. Не чувствуете разве, как похолодало? Да, ежа можешь в ящике держать, но… — не кончил он: внимание его отвлекло передаваемое по радио сообщение.
На кухне, сидя на табуретке возле плиты, чистил картошку Альба. В ответ на вопросительный взгляд Марцина он кивнул в сторону дедушкиной комнаты со словами:
— Картофельную похлебку велел на ужин сварить…
Но где же неизменная голубая рубаха, неотделимая в их представлении от Альбы?.. На нем был свитер — старый, линялый, с дыркой на локте, хотя вполне еще сносный, особенно в такую погоду.
Дедушка предложил Альбе спать в доме на раскладушке. Тот отказался, буркнув:
— Мне и в палатке хорошо.
Старик не настаивал. Только вынес из своей комнаты и дал ему еще одно одеяло.
Костик уже раз десять наведывался к своему ежу. Боялся: вдруг убежал. Ежик забился в угол и ни к морковке, ни к блюдечку с молоком не притронулся. Видно, тосковал в неволе.
— Ничего, привыкнет, — успокаивал себя Костик и положил на всякий случай сверху на ящик камень.
— Небось на ежа воры не позарятся, — входя в комнату, сказал он и вспомнил Альбу: — Мне жалко его.
— Хорошо, что он у нас, — вполголоса проговорил Марцин, поглядывая на дверь. — Я знал, дедушка согласится. Помнишь, я сказал Альбе: он добрый, только вранья не любит…
— И я ему говорил: главное, не ври…
— Другим вы горазды советы давать, а сами?..
Это дедушка незаметно вошел в комнату и сел к лампе спиной.
Они растерялись и не сразу сообразили, на что он намекает. Вот тебе на! Разговаривали шепотом, и радио играло, а он, выходит, все слышал.
— А что? — спросил Костик с невинным видом.
— А то, что вы бессовестно врете, только концы с концами у вас не сходятся, — стукнул дедушка палкой об пол.
— Мы?! — изобразил Марцин на лице крайнюю степень удивления.
— Да, вы! Но я этого так не оставлю!.. — стукнул он опять палкой об пол. — Ты от кого письмо получил?
— От товарища. Из лагеря, — отозвался Костик без запинки: это была чистейшая правда.
— А что он пишет?
— Пишет, в лагере хорошо, только… пирожных нет.
— Знаешь, дедушка, Собирай страшный сластена… — затараторил Марцин, спеша другу на выручку. — Когда мы основали Общество…
— Помолчи! Тебя не спрашивают! Костик! Откуда у него твой адрес?
— Как откуда? Мы заранее условились, что я отсюда напишу.
— А когда я велел тебе в лагерь написать, ты отговорился тем, что адреса не знаешь. Как же так?
У мальчишек пылали щеки и отчаянно колотилось сердце. Они не смели глаза поднять.
— Молчишь. Не знаешь, что сказать? Я подскажу тебе. Повторяй за мной: «Подумаешь, убежал!» А ну, повтори!
— Подумаешь, убежал… — понурясь, прошептал Костик.
* * *
Утро после грозы наступило чудесное. Истомленные жаждой растения и деревья вволю напились и радовались теперь солнышку, источая аромат.
Альба во время умывания рассказывал: ночью в палатку залез Бобик и его, Альбу, заели блохи. Придется Бобика выкупать.
— А почему у вас так долго свет горел? И дедушка палкой стучал? На вас сердился, что ли?
— Тс-с! — прошипел Костик, с опаской поглядывая на окно. — Отойдем подальше, к помидорам.
— Я уже там был сегодня, — говорил Альба, следуя за друзьями. — Несколько штук упало от дождя. Я их на террасу положил: пускай доходят. Ну, что? Отсюда не услышит.
— Еще как услышит! У него такой слух… — сказал Марцин.
— Ну и влипли мы! — сообщил Костик. — Вчера дедушка втык нам сделал! Узнал, что я из лагеря убежал. Но больше всего не на это рассердился, а что мы врали. Эх, елки-палки!
Он даже за голову схватился при воспоминании о вчерашнем разговоре.
— Видишь, Альба, мы тебе говорили: дедушка — хороший, но вранья не выносит, — подтвердил Марцин назидательно. — Если соврешь ему…
— А чего мне врать!.. — отозвался беспечно Альба.
— Ну, если спросит… — продолжал Марцин.
— Ему и так все уже известно.
— Что все? — в один голос воскликнули друзья.
— Все. Вчера, когда вы к автобусу ушли, он задал мне один-единственный вопрос.
— Ну?
— Ты, спрашивает, Альбин Волинский, которого разыскивает по радио детский дом?
— А твоя фамилия Волинский?
— Да.
— И что дальше?
— Не знаю. Сказал, подумает. А пока что напишет в детдом.
— Тю-тю! — присвистнул Марцин. — Подвалило работенки! Он и маме Костика собрался написать. Ну, ничего, на машинке в два счета отстукает.
* * *
На ящике, где жил ежик, стояла корзина с грибами. Это Альба чуть свет отправился в лес и вернулся с добычей. Ежик отпил молока, обгрыз морковку, но, видно, еще не привык. Ребята рассмотрели его при дневном свете: крупный, упитанный.
— А если это ежиха? — спросил вдруг Альба. — И ее детки ждут? Ждут и спрашивают: «Где наша мама?»
— Дурак! — рассердился Костик. — «Ждут, ждут»! — передразнил он. — Они и без нее вырастут. На что она им?