Этот день у Антона Павловича не задался с самого утра.

Сначала позвонил его юрист по бракоразводному процессу и с наигранно фальшивым прискорбием в голосе уведомил о том, что вторая его честно нажитая не слишком честным трудом квартира в центре Москвы никак не может быть сохранена за ним, так как является совместно нажитым с его ныне почти уже бывшей женой имуществом. Затем позвонил какой-то хлыщ из Богом забытой страховой компании и предложил «новый уникальный имущественный пакет со страхованием жилья от пожаров» – а это с учетом сгоревшей месяц назад от попадания молнии загородной дачи звучало почти как фирменное, хоть вроде как и ненарочное, издевательство. В дверях же этой самой купленной на деньги с пенсионной аферы второй московской квартиры его уже ждала его новая любовница Джессика, которая томным голосом поинтересовалась, когда же ее «папочка-пупсик» купит ей давно обещанную новую норковую шубку взамен подаренной ей прошлым ее ухажером. Да и новая любовница эта, надобно признать, была довольно паршивой овцой – но прошлая его незамужняя пассия Виктория требовала настолько основательных и капитальных финансовых вложений, что проще и дешевле было нанять себе какой-нибудь восточный гарем, нежели продолжать удовлетворение ее растущих не по дням, а по бумажникам аппетитов. И ничего Антону Павловичу в этот момент не оставалось, кроме как изобразить на своем натянутом лице притворную улыбку и поехать вместе с Джессикой в новый бутик.

Что ж поделать, не задался у Антона Павловича этот прискорбный день. Он так давил в педаль газа, стараясь по пути в бутик избавиться от тысячи досадных мыслей, назойливо впивающихся в его бурлящий ум, что не заметил, как давно вышел за границу разрешенных в городской среде шестидесяти километров в час. А, может быть, просто этот последний час стал для него подобно растянувшемуся на одну маленькую персональную вечность?

Бензовоз выехал на поперечную полосу совершенно неожиданно. Хотя, не исключено, впрочем, что он, как и его подвыпивший после недавней ссоры с женой водитель Василий Иванович наряду с Антоном Павловичем и уже упомянутой нами Джессикой давно ждали своего года, дня, часа, минуты и даже секунды этой самой роковой встречи? Увы, ответ на этот непростой вопрос сокрыт от нас в далеких информационных архивах мироздания, и мы не в силах удовлетворить это возможное любопытство наших верных читателей. Как бы то ни было, но в тот момент, когда Антон Павлович и Василий Иванович синхронно вдавили по тормозам, а Джессика пронзительно закричала, невидимые им стрелки часов на мгновение остановились, как будто навечно запечатлевая в памяти мира это самое мгновение, а затем секундная их стрелка сделала свое последнее «так!» и замерла. Черный тонированный джип влетел в середину бензовоза на такой скорости, что опрокинул его на бок – а последовавший взрыв заглушил даже предсмертный крик Джессики.

Ударная волна отбросила две двигавшиеся невдалеке машины и трех пешеходов, не нанеся им при этом существенных повреждений, – ведь это были еще не их год, день, час, минута и секунда. Огромный огненный гриб вспыхнул над местом трагедии – а затем все потонуло в реве бушующего пламени…

* * *

Антон Павлович открыл глаза, жадно вбирая своими легкими осенний воздух, сочившийся сейчас наряду с солнечными лучами через приоткрытое окно его спальной. Он медленно протер кулаками глаза, стремясь избавиться от недавнего кошмарного наваждения, и сел на краешек кровати. «Приснится же такое!» – еще не до конца придя в нового себя, думал он. «Аферы, разводы, любовницы, автокатастрофы какие-то… чего только наш ум не способен себе создать! Ну, ничего – главное, что все это было не по-настоящему, всего лишь сон, обычный жизненный сон…»

Так, продолжая успокаивать сам себя, Антон Павлович собирался на работу. Уже позавтракав, уже надев малиновый пиджак и сев в припаркованный у дома черный тонированный джип, уже готовый к новым трудовым честным и не очень чтобы подвигам, он внезапно поймал себя на мысли, что во дворе его многоэтажки стало как-то необычно безлюдно – ни машин, ни пешеходов, ни даже какой-нибудь бездомной собаки, которые тут, впрочем, итак практически не водились. «Выходной сегодня, чтоли?» – мелькнула запоздалая мысль в еще слегка сонном мозгу Антона Павловича. «Точно, выходной! Я же не далее как вчера наконец-то развелся со своей глупой супругой и сегодня как раз собирался отметить этот момент в баре с друзьями!» – вспомнил он. «Все из-за дурацкого сна! Совсем с ним уже из жизни выжил!» Повторно окинув взором пустующий двор своего дома и еще раз удивленно хмыкнув про себя, он ударил ногами по педалям и выехал за дворовые ворота.

Редкие пешеходы на улицах совершенно не вписывались в общую картину многолюдной столицы – они, слегка ссутулившись, передвигались по улицам неспешной походкой и, казалось, совершенно не смотрели друг на друга. Никакого ажиотажа, никакой деловой сутолоки и спешки, столь привычной для москвичей… казалось, что город вымер – или же массово переселился в одно непостижимое мгновение за многострадальный МКАД.

Бара на привычном для него адресе не оказалось точно так же, как не было и официанта, по традиции услужливо открывавшего перед посетителями двери. Вместо привычного слова из трех букв обновленная вывеска гласила – «Бюро», причем первые две его буквы были написаны черным, а последующие две – белым цветом, а чуть ниже значилось – «Салон всесторонних потусторонних услуг», причем в этой надписи белые и черные буквы уже шли по очереди вперемешку друг с другом. «Сумасшедший дом какой-то», – буркнул про себя Антон Павлович, неспешно припарковывая джип рядом с баром-бюро. «Чего только эти долбаные маркетолухи нынче не понапридумывают ради завлечения клиентов».

– Приветствуем вас в нашем салоне. Добро пожаловать в Бюро! – приятного вида молодой человек в странном костюме приветствовал Антона Павловича, стоило только тому перешагнуть стеклянную вращающуюся дверь сего заведения.

– Скажите, у вас сегодня все так одеты? – с издевкой в голосе вопросил Антон Павлович, пристально глядя в глаза этому новоиспеченному официанту.

– Вы, должно быть, намекаете на мои крылья? – ничуть не смутившись, парировал тот. – Честно говоря, я был таким с самого своего рождения – которое, надобно отметить, случилось на несколько эонов раньше вашего. И, опережая ваш следующий вопрос, – сочетание цветов в нашей афише символизирует собой Свободный Выбор – весьма полезное для обычных смертных свойство, которым мы, к сожалению, не наделены. Что еще вы хотели бы узнать о Бюро, мой бывший напарник?

– В каком смысле – напарник? – на секунду опешил Антон Павлович, глупо глядя то на официанта, то вглубь зала необычного салона.

– В самом прямом и житейском, – спокойно ответил человек с белыми крыльями за спиной. – Напарник на всю вашу имевшую место быть жизнь. Совершенно, кстати, не замечаемый вами, – казалось, с небольшой толикой просочившейся в голос грусти добавил он.

– Молодой человек, вы в своем ли уме? Я совершенно вас не зна…

– Тогда приятно снова познакомиться! – улыбнулся молодой «официант» и протянул Антону Павловичу свою светящуюся каким-то перламутровым сиянием руку. – Все наши услуги для вас сегодня – совершенно бесплатны! Пройдемте со мной!

– Не шутите? – строго поднял бровь Антон Павлович.

– Не имею желания, – буднично ответил молодой человек. – Мне же еще за ваш жизненный путь вскорости отвечать придется.

– Ну и какие же здесь у вас имеются развлечения? – продолжал гнуть свою линию Антон Павлович. – У меня в этом самом месте вообще-то встреча с друзьями и возлюбленной планировалась.

– С Джессикой? Не переживайте, она здесь как раз неподалеку вас уже ожидает. Я бы даже сказал – изнемогает от нетерпения, – улыбнулся Белокрылый. – Но давайте не будем спешить и сделаем все правильно и по порядку. В рамках нашей текущей акции мы готовы бесплатно предложить вам три самых популярных в настоящее время аттракциона.

– У вас здесь что, лубочный цирк завелся? – Антон Павлович в голос рассмеялся собственной неказистой шутке.

– Нет, нет, Господь с вами! Цирк – это же земное, а у нас – иное. Потустороннее, так сказать. В настоящее время у нас проводится беспрецедентная акция – мы заранее сообщаем нашим будущим клиентам о том, что их ожидает.

– Это как? – Антон Павлович изобразил на лице искреннее удивление. – Заранее?

– Ну, видите ли, в чем дело… иногда нам дозволяют такое. Мы уже проводили подобные акции… скажем, около двух тысяч лет тому назад. Тогда мы передали вам информацию об этой акции через одного замечательного человека. Как же его звали… Иоанн, кажется. И фамилия еще такая звучная у него, помнится, была – бо… Богослов, точно! А сейчас… ну, вы же сами видите, к каким странным методам нам приходится прибегать.

– Дак это что же получается – эта акция у вас практически бессрочная чтоли?

– Ну, в некотором роде вы, безусловно, правы. Просто нам необходимо время от времени напоминать о ней людям. Но – к делу! Вы ведь давно не прикасались к искусству, Антон Павлович?

– Современные картины у меня дома на стенах есть. И шкафы с книгами классиков… каких-то, – силясь вспомнить, каких же именно, отвечал Антон Павлович.

– Тогда самое время прикоснуться к ныне вечному. Добро пожаловать в Кино Воспоминаний! Сейчас я открою нам двери… – и Белокрылый молодой человек взмахнул рукой, что-то вычерчивая в воздухе. Через пару секунд прямо перед удивленной физиономией Антона Павловича образовались самые настоящие врата, отливающие таким же перламутровым оттенком, как и руки его неожиданного собеседника. – Пройдемте за мной!

– Вот ведь до чего техника дошла… – удивленно хмыкнул себе под нос Антон Павлович. – Чего только ученые-физики не понапридумывают. Это все западные санкции сказались, не иначе! – уверил он сам себя и шагнул в портал.

* * *

Комната, в которой оба они оказались, действительно напоминала таковую из какого-нибудь большого московского кинотеатра – разве что из зрителей были только он и его непонятный костюмированный коллега.

– Четвертый ряд, восьмое место, – удовлетворенно заметил Белокрылый, присаживаясь рядом с Антоном Павловичем на соседнее кресло. – Ваше место.

– А почему так близко? Давайте сядем подальше от экрана, чтобы лучше видеть все происходящее, ведь никого кроме нас здесь больше нет! – недовольно пробурчал Антон Павлович.

– К сожалению, прочие места уже зарезервированы. Это только сейчас и только вам они кажутся пустующими. На самом деле все гораздо сложнее, – ответил Белокрылый. – А это место как раз ваше, ведь именно в сорок восемь лет произошли те самые события, которые недавно «приснились» вам во сне.

– А как вы узнали про мой сон…

– Внимание на экран! – перебил его молодой человек. – Начинается ваше жизненное кино!

Большой, напоминающий своими украшенными резными краями зеркало эпохи средневековья, экран кинозала озарился перламутровым светом, демонстрируя маленькую кроватку с перегородками по сторонам, на которой мирно спал, улыбаясь во сне, ребенок.

– Ваши жизненные воспоминания, начиная с момента просыпания сознания. Вам тогда было, кажется, около полугода. В то время вы были еще совершенно невинны, Антон Павлович, – прокомментировал кадры молодой человек.

…Картины, между делом, продолжали сменять одна другую. Вот ребенок неуверенно делает свои первые шаги, спотыкаясь и падая на попу. Вот он старательно тянет себе ложку в рот, боясь не попасть и поглощая кашу «за папу и за маму». Вот он обнимает подаренного ему в детстве котенка, а глаза его лучатся искренним детским счастьем. Вон он играет на детской площадке с другими детьми в паровозики, а вот катается со снежной зимней горки. Вот пускает кораблики по отражающим в себе небо осенним лужам. Вот ложится вместе с мамой на кроватку и прижимается к ней во сне…

– Говорят, что все дети точно Ангелы, – с печалью в голосе заметил Белокрылый. – А взрослые точно бесы. Это самые чистые и сердечные ваши воспоминания за всю вашу жизнь, Антон Павлович, – продолжил он, наблюдая, как по щекам его бывшего «напарника» по жизни медленно стекает скупая мужская слеза.

…Картины же продолжали жить своей собственной жизнью, сменяя друг друга как в калейдоскопе. Вот молодой «крутой» человек по блату поступает в институт. Вот он ходит на ночные тусовки с одногруппниками. Вот родители дарят ему дорогую иномарку, и он вовсю использует ее для того, чтобы блистать и красоваться перед девушками легкого поведения. Вот он посещает ночные бары и стриптиз-клубы…

– Трудно сказать, где именно все начало катиться под откос, – снова начал комментировать кадры Белокрылый. – Был ли это мой личный недосмотр, неправильное воспитание родителей, ложные жизненные ценности общества или же в первую очередь ваш личный жизненный выбор, Антон Павлович? Суд знает это наверняка – а я, к прискорбию своему, нет. Мне остается только надеяться, что нам обоим будет дарован еще один шанс.

…Картины продолжали плыть и сменять друг друга, создавая неповторимое ощущение повторного присутствия на своей собственной прошлой жизни. Вот уже взрослый выпускник юридической академии становится чиновником. Вот он идет по головам других, обманывая и наживаясь на человеческой лени, глупостях, страхах, – искренне считая, что живет лишь один век. Вот он заводит любовницу – одну, вторую, третью, но никто из них не способен вернуть ему чувство радости жизни – то самое, которое жило бок о бок с ним лишь в далеком теперь уже детстве. Вот он хочет порвать с этим всем и стать отшельником – но крепко, слишком крепко для его слабой воли держат поныне его прошлые дела и связи…

– Здесь мы демонстрируем самые яркие ваши воспоминания, которые оказались запечатлены в памяти вашей души, а не мозга – и потому стали потенциально бессмертны, превратившись в своего рода дежавю. Вся прочая жизненная мишура – однообразные серые будни, скучная и нелюбимая вами работа, частые повторяющиеся ссоры с женой, приведшие к вашему с ней разводу и прочее – все это было вытеснено из ваших самых ярких воспоминаний и потому не вошло в состав этого фильма. Все это осталось в вашем личном деле в Архивах, куда мы с вами вскоре и направимся, – прокомментировал Белокрылый «официант».

…Картины уже почти летят, стремительно сменяя друг друга, будто годы жизни, проносящиеся вхолостую мимо своих владельцев, обдавая их лишь пылью жизненных дорог. Новые финансовые аферы, новые «концы в воду», новые ссоры с женой, новая любовница, Джессика. День их встречи во второй московской квартире, поездка на джипе. Бензовоз, показавшийся на перекрестке, вжатые до упора тормоза, испуганный раздирающий слух визг его новой пассии… Экран телевизора внезапно погас, и в зале загорелся свет, будто символизируя собой окончание сеанса.

– Почему… почему мое кино закончилось именно на этом кадре… на том же самом, на котором закончился и сегодняшний сон. Почему, черт тебя дери?! – Антон Павлович гневно схватил своего белокрылого собеседника за грудь и начал трясти.

– Давайте не будем употреблять собирательное название этих злобных созданий в данном месте и контексте, Антон Павлович. Может быть, что вам еще предстоит с ними встретиться несколько позже, – спокойно ответил Белокрылый юноша, ловко освобождаясь от захвата. – Давайте лучше вместе с вами проследуем в Библиотеку Судеб – или, как ее еще кратко называют некоторые из нас, – Архивы. Думаю, что ваше пребывание там сможет пролить свет на этот так терзающий вас вопрос. Идемте?

– Идем, – буркнул Антон Павлович. – А потом к друзьям и Джессике.

– Всенепременно, – подтвердил юноша. – Тем более, что они тоже уже ждут с вами встречи.

Взмах руки – и вновь перед Антоном Павловичем возник знакомый силуэт портала с ведущей куда-то внутри него светящейся дорожкой. Вон он делает шаг вглубь этой странной двери – и…

* * *

Библиотека потрясала. И если кинотеатр хоть как-то напоминал своими размерами уже привычный ему московский – то Архивы, кажется, нарушали все мыслимые земные законы физики. Их резные полки уходили куда-то в такую высокую бесконечность, что было совершенно неясно, как под массой наполнявших их книг они вообще способны были держаться. Огромные светящиеся столы из непонятного материала и передвижные лестницы явно были созданы не по человеческим размерам. Коридоры ветвились и терялись, соединяясь и расстыковываясь где-то вдалеке.

Из потолка, которого совершенно не было видно человеческим взором, лился спокойный лиловый свет. Плиточки пола мелодично позванивали, стоило только наступить на них. Где-то вдалеке слышался звук журчащих родников и пение птиц.

– Эй… тут кто-нибудь есть? Ау! – крикнул внезапно испугавшийся собственного одиночества Антон Павлович.

– Здесь мы храним историю всех когда-либо живших и поныне живущих одушевленных живых существ мироздания, – ответил как будто сам себе внезапно материализовавшийся перед Антоном Павловичем белокрылый спутник. – Мы постоянно дополняем ее, поэтому Библиотека продолжает расти, как это между нами говорится, не по дням, а по судьбам. Как видите, она совершенно не предназначена для посещения людьми, – с улыбкой добавил Белокрылый, – но нам разрешили еще ненадолго продлить нашу акцию.

– Постойте, вы хотите сказать, что я мог бы узнать здесь ответ на любой из своих вопросов? – недоуменно почесывая затылок, решился спросить Антон Павлович.

– Любой вопрос, связанный с прошлым, да. А будущее каждого одушевленного индивидуума в частности и миров в целом многовариантно и зависит от того самого Свободного Выбора, о котором я уже ранее упоминал. Только вот для вас здесь доступ в любом случае закрыт – вопросом передачи и получения информации заведуют в основном сотрудники Отдела Контроля Судеб, который располагается совсем неподалеку. Они здесь частые гости, кстати говоря.

– Каким-каким отделом?

– Контроля. Судеб. Человеческих в том числе. Что же тут сложного? Понимаете, Антон Павлович, ваша земная жизнь… как бы это яснее выразиться… не единственная в своем роде. Это в последний раз вас звали Антоном Павловичем, а до этого… а как вас звали до этого, как раз и можно узнать из одной из книг, расположенных в этой самой чудесной Библиотеке. Книге вашей судьбы, которую вы писали собственными делами. Вы что-то делали – а мы это фиксировали, и записывали, и сохраняли. Мы даже эти книги вам показали однажды через того самого Иоанна, помните? У вас должны были сохраниться земные записи о его видениях.

– А… зачем вы это записываете? Вы все-все записываете?

– Все, что имеет отношение к Свободному Выбору, да. Мы храним это для Суда, конечно же. Чтобы без обмана. А то ведь некоторые одушевленные существа в этом мироздании почему-то решили, что они смогут нас обмануть, «обвести вокруг среднего пальца», так сказать. Ну… пусть попытаются, – рассмеялся Белокрылый. – Мы этот их Свободный Выбор тоже запишем и учтем на Суде.

– А что эти сотрудники здесь делают? Они сейчас здесь?

– Скорее всего здесь, но они пребывают в рабочем крыле Библиотеки, а мы с вами сейчас находимся в гостевом. Понимаете ли, некоторые события, происходящие с вами в вашем физическом мире, – они, как бы это сказать… предопределены в мире Высшем – в том числе цепочками ваших прошлых Свободных Выборов, а иногда – волей самого Верховного. Сотрудники этого отдела тщательно следят за соответствием между судьбой и делами каждого одушевленного существа физического мира, при необходимости сверяясь с созданным им до своего рождения планом собственной новой жизни, записанным в личную книгу, и при необходимости стараются корректировать судьбы таким образом, чтобы каждая живая душа могла проявить себя наилучшим образом и раскрыть заложенный в нее потенциал. К сожалению, в случае с вашей цивилизацией галактики Млечного Пути, Антон Павлович, это редко удается сделать – называющие себя людьми существа стали слишком своевольны, причем зло-своевольны, и воспринимают попытки сотрудников этого отдела выправить их искаженные пути как цепочки жизненных неурядиц и бед.

– А можно мне… увидеть свою книгу жизней?

– Теперь уже можно, – подтвердил Белокрылый спутник. На мгновение он приложил ладонь своей руки к груди Антона Павловича, а затем взмахнул ей в воздухе – и спустя несколько мгновений откуда-то с верхней полки одного из стеллажей на нее плавно, подобно планирующей птице, опустилась увесистая книга, автоматически раскрывшись на первой странице.

– Вибрационный код вашей души, – пояснил Антону Павловичу собеседник. – По нему легко найти нужную книгу. Итак, что вы хотели узнать?

– Вот это… что это за линии и точки здесь такие? Я даже практически не вижу в этой книге понятных мне букв.

– Это карты ваших прошлых Свободных Выборов. Понимаете, дело в том, что каждый выбор несет за собой определенные последствия и предоставляет возможность выборов новых, а все вместе они образуют карты. Точки – это моменты принятия вами решений, когда из множества вариантов выборов вы останавливаетесь на каком-либо одном из них. Цифры наверху стрелок – это вероятности, с которыми на момент принятия решения вы бы выбрали тот или иной вариант. Вот эти ромбовидные фигуры указывают на влияние связанных с ними выборов на выборы и судьбы других людей. В двухмерной плоскости все это выглядит несколько непонятным – но пространства, превышающие три измерения, я, к собственному сожалению, на текущий момент не имею возможности вам продемонстрировать, хотя и могу уверить, что в этих пространствах данные книги читаются гораздо проще и приятнее.

– Филькина грамота какая-то, и практически ничего непонятно! – фыркнул раздосадованный Антон Павлович, тщетно силясь найти в хитросплетении знаков момент, связанный с тем самым злополучным бензовозом.

– Язык, доступный лишь посвященным, – вновь улыбнулся его собеседник. – То есть в первую очередь сотрудникам Отдела Контроля Судеб.

– Пойдемте уже лучше отсюда подобру-поздорову, – желчно добавил Антон Павлович, – к моим друзьям и Джессике.

– Ну что ж, – вздохнул собеседник. – На предварительные Слушания, дак на Слушания!

* * *

– …В зал Небесного Суда для проведения предварительных Слушаний вызывается Охрименко Антон Павлович. Адвокатом подсудимого назначается его небесный Ангел-Хранитель Мишель, обвинителем его Демон-Искуситель Закхурат. Подсудимый и указанные спутники из последней его жизни прибыли, слушания прошу считать открытыми.

Эти слова донеслись до слуха Антона Павловича как раз в тот момент, когда открытый  его «напарником» портал с легким мелодичным звоном перенес его в совершенно новое пространство, напоминающее ставший привычным за земную жизнь зал судебного заседания.

– Я… что… где… зачем? Что за подстава?! – недоуменно оглядываясь вокруг себя, пробормотал новотелепортированный подсудимый, еще не до конца придя в себя от столь поспешной смены пространства и собственной роли.

– Я тебе потом все объясню, у нас еще будет время, – подмигнул ему Белокрылый, направляясь за предназначенную для него судебную стойку белого цвета. Противоположную стойку черного цвета в другом конце зала заняло жуткого вида хвостатое существо с рогами и копытами.

– Обвинитель, что вы можете сказать относительно последней данной подсудимому жизни в галактике Млечного Пути на планете, известной в прошлом как Гайя, а ныне именуемой просто Землей?

– В-о-о-о-р-р-р, – злорадно прошипело существо, изрыгая изо рта языки темного пламени. – Ж-е-н-о-и-з-м-е-е-е-е-н-н-н-н-и-и-и-к. У-б-б-б-и-и-и-й-й-ц-ц-а-а-а. В-з-з-з-г-л-я-я-я-н-и-и-и-т-е-е-е…

Внезапно в центре зала материализовались образы, очень напоминающие кадры из фильма его, Антона Павловича, жизни – только на этот раз объемные. Кадр сменялся кадром, демонстрируя, как Антон Павлович берет и дает взятки, встречается с любовницами, предается спиртным напиткам – и прочая, и прочая. Это действительно были моменты его жизни – моменты, которые он всячески старался забыть, запрятать на самые глубины своей кричащей болью совести души, но которые, как сейчас только что выяснилось, были тщательно запомнены и сохранены каким-то непонятным механизмом. Заканчивалась вся эта демонстрация последним кадром с младенчески-удивленным лицом водителя бензовоза и открытым в крике замершим и как будто совершенно живым лицом Джессики.

– Вполне убедительная демонстрация, Искуситель. Налицо нарушения трех заповедей и совершение трех типов смертных – подчеркиваю, смертных! – грехов. Желает ли высказаться сторона защиты?

– Да, господин судья, желает, – с этими словами Ангел-Хранитель взмахнул крыльями, и по центру судебного зала поплыли новые картины. Картины эти демонстрировали, как маленький Антон Павлович нежно обнимает свою маму перед сном, как он делится игрушками с ребятами из своего двора, как приходит на помощь школьному другу, когда того пытаются забить до полусмерти подростки из дворовой шпаны, как они гуляют по парку вместе со своей возлюбленной и будущей женой, как они действительно любят друг друга, хотя бы первое время…

– Благодарим вас за демонстрацию, Хранитель. Предоставленные вами эпизоды свидетельствуют о том, что, несмотря на цепочку серьезных нарушений Небесного Закона, обвиняемому все же было не чуждо человеческое сострадание, чувство любви и справедливости, что делает его душу потенциально способной к Искуплению. Желает ли сторона обвинения добавить что-то еще?

– Ж-ж-ж-ж-е-е-е-л-а-а-а-е-е-е-т. У-у-у-у-б-б-и-и-и-т-т-т-ы-ы-ы-е, – вновь прошипело существо, со звоном щелкнув по полу зала своим раздваивающимся на конце хвостом.

С этими словами в зале материализовались каждый из своего портала водитель бензовоза Василий Иванович и Джессика.

– Ты! – со злостью выкрикнула Джессика в сторону Антона Павловича, едва успев выпрыгнуть из своего портала. – Мой убийца! Да если бы я знала, что ты меня угробишь в тот день, да я бы даже за милю к тебе не подошла! И шуб мне никаких от тебя не надо! Подлец! Тварь! Убийца!

– Братан, ты чего… а? Ты зачем на красный так… гнал-то? Ты что, не видел, куда прешь? – вопрошающе-недоуменно обратился к Антону Павловичу Василий Иванович. – У меня же там дети остались малые, жена… кто ж их теперь прокормит то без меня, а? Дурак ты, братан, как есть дурак!

– Есть ли свидетели со стороны защиты?

– Да, матерь подсудимого.

И вновь с мелодичным звуком открылся портал, из которого вышла мама Антона Павловича.

– Я воспитывала его… как могла, – со всхлипом и болью в голосе сказала она. – В христовых ценностях. У меня же муж пьющий, хоть и банкир. Он его и приучил… к красивой жизни… к спиртному… моего бедного сынишку. А я… как могла… в детстве… пока он чистый был… не запятнать душу…

– Есть ли что сказать подсудимому? Напоминаем, что, согласно правилам, любое его слово – доброе или злое – может быть использовано как самооправдание, так и самообвинение, в соответствие с единым Небесным Законом, установленным Верховным.

– Я… э… я не знал… не ведал, что творил… обещаю впредь так не поступать. Жить по чести и совести… и так далее. Как-то так…

– Все они так говорят, – хмыкнул кто-то из зала присяжных. – Не знал, не ведал, дайте мне, пожалуйста, еще одну жизнь…

– Просьба соблюдать в зале слушаний тишину!

– Простите, господин судья.

– …Если сторонам обвинения и защиты больше нечего добавить, предлагается завершить первую фазу предварительных слушаний. Заседание суда объявляется закрытым.

* * *

– Ну… все могло быть и хуже, – подытожил Ангел-Хранитель, смахивая пот с крыльев. – Шанс у тебя еще есть – хоть и не особо светлый, но есть.

– И это ты называешь аттракционами? Что за подстава вообще?! Немедленно верни меня назад, разбуди из этого дурацкого сна! У меня еще жизнь есть, Джессика, жена в разводе… мне еще столько исправить надо на этой, как ее, Гайе! – Антон Павлович набросился с кулаками на своего новопривлеченного защитника.

– Эх, глупый ты мой Антон Павлович! – с печалью в голосе вздохнул Белокрылый. – Понимаешь, какая тут есть загвоздка? Нету у тебя больше никакой жизни! Умерли вы, дорогой наш Антон Павлович…

09.07.2017