– Привет, па! А расскажи мне, пожалуйста, про эволюцию!
– Про эволюцию? Это про ту самую, которая двигатель прогресса?
– Па, ну ты что! Это же наука нынче двигатель прогресса, а эволюция – это… то, что было до нас. Мы же тут вроде как уже очень долго живем, миллионы лет, если нам не врут в школе. Эволюционируем вроде как, судя по всему.
– Угу, доэволюционировались уже до угрозы массового взаимного самоуничтожения. Ну, или допрогрессировали. Дак что именно ты хотел узнать то про эту самую, как бишь ее, эволюцию?
– Да у меня, па, буквально парочка вопросов появилась. Когда я их учительнице нашей начал задавать, она на меня так злобно зыркнула, что у меня аж язык отнялся в тот момент. Ну и двойку, в общем, поставила, чтобы глупых вопросов не задавал впредь. Сказала, что это, дескать, антинаучно.
– Ну, нынче, сынок, у нас все, что не вписывается в столь противоречивую научную картину мира, называют антинаучным. Потому мы и это, как его, стремительно научно и прогрессивно эволюционируем…
– Да, па, дак вот. У нас тут сегодня на уроке биологии учитель рассказывала нам про то, что мы с тобой и вообще все-все люди на свете произошли от обезьян, и что жизнь зародилась в океане и потом оттуда прошествовала на сушу, и что всякие животные эволюционировали долго-долго, мутировали еще периодически, ну и домутировались до нынешнего состояния. Что, дескать, первые живые организмы вышли из океана.
– Из океана, да не из того, видимо, о котором они теперь думают. Мутации, говоришь?
– Да, пап, мутации! Страшная сила, двигатель эволюции… Слушай, ты объясни мне сначала лучше вот что – вот как так получилось, что рыбы выползли на берег из океана, а? У них что, ноги появились? И почему сразу не крылья – удобнее же бы было, правда? Вот нутром чую, что удобнее!
– Ну, крылья там появиться не могли, не из плавников же им расти? А ноги… ноги выросли, постепенно. Проходили сотни тысяч лет, конечности росли и росли, ну и выросли, наконец. Постепенный эволюционный процесс, вот как. Скорее всего.
– Погоди, па! Рыбы же не живут миллионы лет. Как же они эти конечности постепенно отрастить смогли? Массово выпрыгнули однажды на сушу, осмотрелись с прищуром, увидели, как здорово на ней жить, и решили, что пора отращивать себе ноги, чтобы можно было бегать, ну или заращивать назад плавники, чтобы можно было хотя бы ползать? А потом возьми, да и запрыгни с берега назад в море и поведай своим трусливым отсталым братьям о дивном новом мире у их ног… плавников?
– Рожденный ползать плавать не сможет. Ну, может быть, это были какие-то особые, самые смелые рыбы. Они, попрыгав по берегу и благополучно допрыгав назад до моря, сохранили эти образы и действия в своей генетической памяти, и другие поколения смогли воспользоваться этими знаниями. В общем, видимо, это были какие-то первые героические рыбы. Первопроходцы, если можно так выразиться.
– Шизоиды какие-то… Чего им в океане то не сиделось? Слушай, а в генетической памяти – это как? Новые поколения рыб что, поедали своих умирающих предков и мгновенно «озарялись» этим новым знанием?
– Ну, не знаю. Наверное, все же был какой-то механизм передачи новой информации между представителями одного вида живых существ. Может быть, что и до сих пор есть.
– Ну, а ноги то как у них выросли «постепенно»? Сначала выросла половина ноги, рыба увидела, что это, конечно, хорошо, но прыгать или даже ползать по земле не позволяет, да и жабры мешают… Ну, и передала на будущее «завещание» своим потомкам, чтобы занимались самосовершенствованием уже с младенческих… в смысле, с икриночных лет?
– Наверное, потом они уже стали рождаться такими, с плавниками-ногами. Чтобы сразу легче на суше было двигаться.
– А как они тогда плавали? Или они ради этого и плавать специально разучились?
– Ну, не знаю, сынок. Но так утверждает общепризнанная эволюционная теория живых организмов… да и кто мы с тобой такие, чтобы ее оспаривать?
– Вот-вот, мне учительница в школе почти тоже самое и сказала! Я ведь ей потом еще вопрос задал, что вот, дескать, пусть даже и закрепились и утвердились они на суше… ну почему не все то? Ведь если под солнышком на земле так хорошо, то почему часть этих всяких самых разных морских организмов так и не решилась выйти за своими собратьями? У них что, генетическая память внезапно отмерла и наступила массовая амнезия, или же они были настолько трусливы, что даже и помыслить не могли о том, чтобы последовать примеру своих “старших братьев”?
– Наверное, сынок, им больше в тот момент и не надо было выходить-то – тех, что уже вышли, было достаточно.
– Ага, и сухопутные создания, конечно, передали «месседж» своим морским коллегам – дескать, хорош выползать наружу, охламоны, итак уже места под солнцем не хватает.
– Да, согласен, звучит, конечно, глупо. Но ничего другого последователи Дарвина так и не придумали.
– Я много чего еще не пойму, пап! Вот, например, как у этих сухопутных товарищей крылья то выросли? Тоже постепенно, перышко за перышком и косточка за косточкой? То есть они, видимо, сначала с земли прыгали и прыгали – и допрыгались до того, что взлетели?
– Ну, там еще вроде как мутации всякие бывают. Было оно так – а потом раз! – и вдруг у тебя выросло сразу целое новое крыло из-за изменения генов под воздействием внешних факторов окружающей среды.
– Па… ты хоть сам-то в это веришь, а? Вот что это такое – внешние факторы? Это когда за тобой кто-нибудь гонится и сожрать хочет, а у тебя вместо ног вдруг крылья вырастают от страха? Или у них там радиационное заражение какое прошло давным-давно, или солнышко вдруг как-то по-особому пригревать стало? И вообще, па, тебе не кажется, что если уровень мутаций такой низкий, то это больше напоминает не эволюционный, а выбраковочный механизм? То есть как бы поставили эксперимент над какой-то группой животных, попробовали так и так, не получилось, и в этом направлении не стали продолжать? Да и вот есть еще всякие такие странные животные… пингвины там, утконосы – они что, излишне перемутировали?
– Ну, мутации вообще страшная сила. Тут не то, что амнезия, тут после этих мутаций вообще смерть может наступить… постепенно, конечно же. Получается, что мы все теперь уже тоже мутанты в какой-то степени.
– Пап, а объясни мне еще такую штуку… Почему вот эти – как их? – млекопитающие, считаются более эволюционными и «продвинутыми» в плане своего развития, так сказать, чем всякие рыбы, земноводные, бактерии, вирусы? Ведь те же вирусы их могут уничтожить на раз! Кто вообще взялся определять, от кого какое «царство» животных произошло, а? Да и сосуществуют они все до сих пор вместе… Это что – не закончившаяся, «застрявшая» эволюция?
– Получается, что да. Но кто его знает, как оно на самом деле? Может быть, что мы и обезьяны – это, так сказать, эволюционный авангард этого мира? Ну, а остальные нас стремительно догоняют, подтягиваются, завистливо смотрят нам в глаза и как бы говорят: «Хотим быть такими же, как и вы – научите, люди добрые!»
– Прямо планета обезьян какая-то получается, папа! Нам ведь кстати так и говорили, что человек произошел от обезьяны, что труд как бы облагородил ее, дал первые зачатки настоящего человекоподобного разума… Как-то так. Только я одного до сих пор так и не пойму – почему современные мартышки наподобие той, что мы вчера видали с тобой в зоопарке, в нас-то не превращаются? Ведь, вроде, сколько миллионов лет живет уже человек рядом с ними – а эффекта ноль. И никакой труд им не помогает… Как будто чего-то очень важного у них всех не достает для того, чтобы окончательно стать людьми.
– Ну, а с другой стороны, сынок, это ведь даже преимущество. Вот представь, что было бы, если бы какой-нибудь обезьяне сегодня вручили чемоданчик с кнопками управления баллистическими ракетами с ядерными боеголовками? Тут бы даже о планете обезьян говорить уже не пришлось!
– Да, пап, это точно. Иногда вообще создается ощущение, что это не обезьяны выросли до людей, а некоторые люди опустились до обезьян – а обратно пути уже нету. Точка невозврата, так сказать.
– Ну, это, сынок, уже инволюция получается. А мы вроде как об эволюции еще пока с тобой беседуем. Всех этих странных научных теориях, содержащих тысячу и одно противоречие…
– Алла Зинаидовна тебе бы за подобные рассуждения точно двойку бы влепила, не мешкая! И сказала бы, наверное, что ты очень мало умственно эволюционен.
– Ну, мне теперь, сынок, это уже не страшно. Я уже, так сказать, в этой системе образования отмучился и отвертелся – теперь остается не дать безмысленно и безвопросно вертеться другим. А вообще, ты знаешь, я бы совсем не отказался получить крылья подобно этим самым «низшим» по сравнению со мной птицам. С крыльями оно, знаешь, удобней как-то…
– Летаешь себе, никого не трогаешь, да? И все небо наше?
– Ты про облачка еще не забудь! А, вообще, я тут подумал… может быть… может быть все это великое природное разнообразие, среди которого мы живем, действительно проектирует и воплощает кто-то, кто-то очень могущественный и пока еще невидимый, неощутимый для многих из людей? Как думаешь, о мой юный биолог?
– Все может быть, папа!
13.09.2011