Глава 1

Конец эпохи невинности Америки

Пятьдесят лет назад было совершено покушение на президента США Джона Кеннеди. Это убийство потрясло всю страну и вначале было воспринято американцами как спонтанный акт агрессии. Сказка о высшем свете Вашингтона, песнь юности и красоты оборвалась жестоко и резко, а двумя днями позже трагедия осложнилась тем, что Ли Харви Освальд, обвиненный в убийстве Кеннеди, был в прямом эфире застрелен Джеком Руби. Полиция Далласа и ФБР быстро назвали Освальда убийцей-одиночкой, хотя подтверждений тому было мало.

Тем не менее существовали неопровержимые доказательства пребывания Освальда незадолго до убийства президента Кеннеди по поддельным документам в Мексике и тайной встречи там с «товарищем Костиным», он же Валерий Костиков, дипломатический сотрудник советского посольства. ЦРУ установило, что Костиков работал в 13-м отделе Первого главного управления КГБ (убийства за рубежом), которое называлось в КГБ «отделом мокрых дел» («мокрый» означает «кровавый»). Имелись также непреложные свидетельства того, что советская жена Освальда, Марина, связывалась с посольством Советского Союза в США и утаила от американских властей информацию, подтверждавшую негласную поездку мужа в Мексику и его встречу с агентом КГБ Валерием Костиковым.

Линдон Джонсон, только что приведенный к присяге в качестве нового президента США, считал убийство Кеннеди уголовным преступлением, расследованием которого должна заниматься полиция. В разговоре с Эдгаром Гувером 25 ноября 1963 года он отметил, что генеральному прокурору Техаса достаточно подготовить доклад, а ФБР – в сотрудничестве с властями Техаса составить сводный отчет. Гувер согласился {692}. Джонсон также заявил американскому журналисту Джозефу Олсопу, что ФБР уверено в способности провести «максимально грамотное, быстрое и результативное» расследование {693}. Однако вскоре Джонсону стало известно, что сенат и палата представителей США намерены инициировать собственные расследования, поскольку в деле возник международный след. У журналиста возникли опасения, что официальные предположения о причастности Советского Союза к убийству Кеннеди могут спровоцировать угрозу ядерного удара со стороны Москвы.

29 ноября Джонсон провел консультацию с доктором Гленном Сиборгом, председателем Комиссии по атомной энергии США. Как пишет Макс Холланд в книге “The Kennedy Assassination Tapes”, «с холодящей кровь педантичностью Сиборг рассказал Джонсону о последствиях обмена полномасштабными ядерными ударами с Москвой. Поражало число жертв уже после первого удара по США: он должен был унести от 39 до 40 миллионов жизней, не говоря уже о неисчислимых разрушениях, на восстановление которых уйдут десятилетия» {694}.

С учетом услышанного в тот же день Джонсон, которого через несколько месяцев ждали президентские выборы, создал «группу из лучших, первоклассных профессионалов». Ее целью было не расследование убийства, а выработка и предоставление (на основе общей безукоризненной репутации выдающихся участников группы) публике отчета, развеявшего бы все слухи о «затруднениях на внешнеполитическом направлении», возникших в результате ставших известными связей Освальда с советской разведкой и коммунистической Кубой. Группа была названа комиссией Уоррена по имени своего председателя, главы Верховного суда США Эрла Уоррена.

Комиссия Уоррена начала расследование на месте преступления лишь 18 марта 1964 года, по окончании суда над Джеком Руби. Норман Редлич, штатный юрист комиссии Уоррена, отвечавший за организацию допроса советской вдовы Освальда, Марины, указал в отчете, что она «неоднократно лгала Секретной службе, ФБР и самой комиссии в вопросах жизненной важности для граждан США и мира в целом». Однако председатель Верховного суда Уоррен отказался от любых попыток проверить искренность Марины с помощью детектора лжи или перекрестного допроса, объяснив подчиненным, что комиссии бессмысленно заявлять о недоверии главному свидетелю, знакомому с личностью Освальда.

15 июня комиссия объявила о завершении расследования. Заключительный отчет был написан тремя советниками – Норманом Редличем, Альфредом Голдбергом и Ли Рэнкином, у которых не было опыта работы во внешней контрразведке. Комиссия постоянно принуждала их «работать скорее в закрытом, а не в открытом режиме» ввиду временных ограничений: отчет было необходимо закончить до предстоящих президентских выборов.

Доклад комиссии Уоррена был опубликован Правительственной типографией США 24 сентября 1964 года – за шесть недель до выборов. Он состоял из двадцати шести томов небрежно собранных показаний, данных комиссии, и документов, полученных преимущественно от федерального правительства и властей штатов, а также от госорганов Советского Союза. Еще один том содержал итоговый отчет. Этот отчет представлял собой сборную «солянку» из материалов, подобранных различными участниками расследования, с некачественно сведенным алфавитным указателем. Однако двадцать шесть опубликованных томов – это кладезь фактологической, хотя и в значительной степени необработанной, информации, по которой сведущий аналитик, знакомый с оперативной деятельностью и методами советской разведки изнутри, может отследить явную причастность Советского Союза к соответствующим событиям.

Комиссия пришла к выводу, что Джон Кеннеди был убит 22 ноября 1963 года Ли Харви Освальдом, выстрелившим в него из здания Техасского школьного книгохранилища, при этом сам Освальд был убит двумя днями позже в полицейском управлении Далласа Джеком Руби. Комиссия «не обнаружила никаких доказательств того, что Ли Харви Освальд или Джек Руби были участниками какого-либо заговора (внутреннего или иностранного) с целью убийства президента Кеннеди». Далее комиссия заявила об «отсутствии достоверных доказательств того, что Освальд был агентом советского правительства», и отметила, что «он не получал особых привилегий при въезде в Советский Союз, выезде из него и возвращении в Соединенные Штаты». Комиссия «не смогла вынести окончательного суждения о мотивах Освальда», хотя отметила ряд таких его черт, как замкнутость и антиамериканский настрой, которые могли подкрепить его побуждения.

В конце 1970-х годов палата представителей сформировала специальный комитет по убийствам и провела свои собственные расследования. В 1979 году комитет опубликовал двенадцать томов документов и протоколов заседаний и один сводный том материалов по делу об убийстве Джона Кеннеди (Правительственная типография США, сводный том перевыпущен издательством “Bantam”). В отчете комитета содержится новый существенный фактологический материал в виде документов, обнаруженных уже после 1964 года, и проведенных комитетом интервью, которые еще отчетливее указывали на вовлеченность Москвы, чем данные комиссии Уоррена. Однако комитету палаты представителей опять же недоставало знаний советской разведки изнутри, именно поэтому он не смог должным образом оценить полученные сведения.

В итоговом отчете комитет исключил возможность участия Советского Союза в подготовке убийства, просто констатировав:

«Судя по реакции советского правительства и советского народа, их шок был неподдельным, а горе – искренним. Таким образом, комитет, основываясь на доступных ему доказательствах, заключил, что советское правительство не причастно к убийству» {695}.

Такая доверчивость показывает, что комитет палаты представителей, равно как и комиссия Уоррена, понятия не имел о степени, в какой советское правительство всегда полагалось на дезинформацию и обман – доходило до подделок карт Москвы и телефонных справочников. Очевидно, никто уже не помнил, как дерзко соврал президенту Кеннеди Хрущев, отрицая размещение советских ракет с ядерными боеголовками на Кубе.

* * *

В свою бытность начальником резидентуры румынской разведки в Западной Германии я был вовлечен в совместную операцию советского КГБ и румынского Департамента внешней информации. Этой операции в последующем суждено будет приоткрыть завесу тайны над совершенно секретной сетью связей между Освальдом и КГБ. В 1958 году меня неожиданно вызвали на экстренное совещание в Восточный Берлин. В нашем посольстве меня ждали генерал Николае Дойкару, исполнявший тогда обязанности главы Департамента внешней информации Румынии, и полковник КГБ Руденко, советский советник этого Департамента по вопросам военных технологий.

«У нас для вас новое задание из Москвы», – пояснил Руденко, который и вел разговор. Полковник КГБ выложил на стол румынский перевод некоего американского документа. Это оказался пресс-релиз (от 30 апреля 1956 года), распространенный Национальным консультативным комитетом по воздухоплаванию (НАКА), предшественником Национального управления по воздухоплаванию и исследованию космического пространства (НАСА). В документе говорилось, что НАКА получил самолета нового типа, U-2, производства корпорации «Локхид», позволяющий собирать метеорологические данные для реактивных самолетов будущего, способных летать значительно выше предыдущих моделей, за исключением нескольких типов военных самолетов.

«Даже американские средства массовой информации знают, что это ложь», – добавил Руденко, передавая мне газетную вырезку. Это была статья (из «Лос-Анджелес таймс» от 14 апреля 1957 года) о том же самолете U-2, который, по утверждению американского правительства, предназначался для проведения научных исследований. Автор статьи заявлял, что U-2 фактически был самолетом-шпионом, совершавшим полеты из Европы и Японии в режиме совершенной секретности. Сам факт, что самолеты U-2 надежно охранялись днем и ночью, свидетельствовал о строгой засекреченности этого проекта и использовании самолетов в совершенно секретных целях.

«Новейшее оружие ЦРУ», – подытожил Руденко, передавая мне русский документ и его перевод на румынский. Это был приказ советского Главного разведывательного управления (ГРУ) предоставить информацию о самолете U-2. В документе сначала перечислялись уже известные ГРУ сведения об U-2, затем следовал запрос на «любую» информацию, включая слухи о высоте полета этой «темной леди шпионажа». Согласно запросу, советскому Министерству обороны было известно о нескольких полетах U-2 над Советским Союзом, однако, поскольку те летели на предельно большой высоте, войска противовоздушной обороны не могли точно засечь их.

Понимая, что высота полета U-2 является особо засекреченной характеристикой и может быть известна лишь очень узкому кругу лиц, ГРУ придумало опосредованный способ получить эти сведения, а именно: узнать максимальный радиус действия американских радиолокаторов, отслеживающих полеты U-2. В своем запросе ГРУ указало, что полеты U-2 над Советским Союзом совершались преимущественно с авиабазы ВВС США в Висбадене (Западная Германия) и авиабазы ВМС США Ацуги (Япония), на которых были размещены подразделения морской пехоты США. ГРУ требовало добыть любую информацию о радиолокационном оборудовании этих авиабаз.

Летом 1959 года я получил из штаб-квартиры Департамента внешней информации Румынии новое распоряжение, в котором говорилось, что появилась «неподтвержденная» информация, только что полученная КГБ, дающая основания полагать, что самолет-шпион U-2 мог подниматься на высоту «около 30000 метров». Моей резидентуре предстояло провести спецоперацию для проверки этих данных и направить в штаб-квартиру их подтверждение или же дополнительные сведения.

Я уже отослал в штаб-квартиру данные, добытые на американской авиабазе в Висбадене, которые со всей очевидностью подтверждали, что высота полета U-2 была одной из строжайших военных тайн США. Секрет был известен только лицам, непосредственно задействованным в полетах, а также нескольким операторам радиолокационных станций и авиадиспетчерам авиабазы, допущенным к военной тайне. Я был уверен, что лишь какое-то чудо поможет моей резидентуре добыть новые сведения. Из нового запроса я понял, что КГБ повезло сильнее. По всей видимости, одной из других резидентур удалось добраться до диспетчера или оператора радиолокационной станции, приписанного к авиабазе ВВС в Висбадене либо авиабазе ВМС Ацуги.

Вскоре я узнал, что именно так оно и было. Во главе большой партийной делегации 19 июня 1960 года Никита Хрущев прилетел в Бухарест для участия в работе Третьего съезда Румынской коммунистической партии, в то время носившей название Рабочей партии, и провел там восемь дней. Хрущева сопровождал генерал Сахаровский, начальник внешней разведки и эксперт по Румынии, официально не включенный в состав делегации. Съезд был посвящен ускоренной индустриализации Румынии, а поскольку я тогда был главой румынского подразделения технологической разведки, то я стал связным офицером при генерале Сахаровском.

Большинство вечеров Хрущев потягивал водку и рассказывал о первом шпионском самолете U-2, сбитом 1 мая 1960 года, а также о последующем саммите в Париже, где он недавно «позорил» Эйзенхауэра. За восемь дней в компании Сахаровского я узнал, что Советскому Союзу удалось сбить U-2 лишь благодаря получению КГБ надежных сведений о высоте полета этого самолета. Я понял, что данные были добыты в конце прошлого года, но советским войскам противовоздушной обороны некоторое время не удавалось подтвердить их, поскольку до 9 апреля 1960 года U-2 не совершали полетов. Наблюдая за полетом U-2 в этот день, войска ПВО убедились в правильности информации КГБ и обеспечили работу радаров и ракетных средств поражения таким образом, чтобы быть готовыми к следующему полету. Это и случилось 1 мая 1960 года.

«Мы еще никогда не преподносили товарищу Хрущеву столь ценного подарка на 1 мая», – заявил Сахаровский и рассказал мне, что с момента входа U-2 в воздушное пространство Советского Союза и до поражения самолета он поддерживал постоянный контакт с Главнокомандующим войсками ПВО маршалом Сергеем Семеновичем Бирюзовым. В тот вечер Сахаровский ужинал с товарищем Хрущевым, а несколько недель спустя был награжден орденом Ленина.

Естественно, я произнес тост за успех Сахаровского. «И за сержанта тоже пьем до дна!» – воскликнул я.

В те дни «сержант» был заезженной пластинкой советников советской разведки при румынских спецслужбах, придававших большое значение вербовке американских военнослужащих. Разумеется, КГБ хотел, чтобы мы вербовали высокопоставленных американских офицеров, но опыт Советского Союза показал, что гораздо проще устанавливать контакт с сержантами. Они могли не стать полковниками или хотя бы капитанами, но некоторые были крайне полезными агентами разведки. Поэтому сержант Роберт Ли Джонсон, служивший в Западной Германии в 1950-х годах, тайно получил звание майора Советской армии, а также письменные поздравления Совета министров СССР и лично Хрущева {696}. Спустя несколько лет Виталий Юрченко, высокопоставленный офицер КГБ, перешедший в 1985 году на сторону ЦРУ и вскоре вернувшийся в Советский Союз, отмечал, что КГБ считает дело старшего уорент-офицера Джона Энтони Уолкера – еще одного сержанта – величайшим успехом в истории КГБ, который «по важности превосходит даже кражу англо-американских чертежей первой атомной бомбы» и который в случае войны «привел бы к разрушительным последствиям для США». Джон Леман, министр ВМС США на момент ареста Уолкера, был согласен с такой оценкой {697}.

«Заметь, он не был даже сержантом», – заметил в этой связи Сахаровский.

Как это было принято, советский генерал не стал распространяться о деталях операции, в ходе которой самолет U-2 был сбит, а его пилот, Фрэнсис Гэри Пауэрс, взят в плен. Однако через несколько недель после этого советские советники при румынском Департаменте внешней информации пополнили свои нескончаемые тирады о важности вербовки сержантов новым мотивом – теперь нам также было велено искать «перебежчиков».

В то время нас не заинтересовали требования советских советников: какой американский сержант вообще захочет сбежать в Румынию? Но после убийства президента Кеннеди мы сосредоточились на рекомендации о поиске перебежчиков. К своему удивлению, мы обнаружили, что до того, как сбежать в СССР, Ли Харви Освальд служил оператором радиолокационной станции на совершенно секретной авиабазе ВМС Ацуги возле Токио, при этом часть самолетов U-2, совершавших полеты над Советским Союзом, взлетели именно с этой авиабазы.

Примерно в это же время писатель Эдвард Джей Эпштейн проводил в США свое собственное расследование убийства Кеннеди, результаты которого вошли в книгу «Легенда: секретный мир Ли Харви Освальда» (“Legend: The Secret World of Lee Harvey Oswald”, Reader’s Digest/McGraw-Hill, 1978). В этой книге содержались новые полезные сведения об Освальде, которые Эпштейн смог добыть и тщательно изложить. По словам Эпштейна, он расспросил более четырехсот человек, так или иначе связанных с Освальдом. Среди них было «около семидесяти морских пехотинцев, сослуживцев Освальда в Японии и на Дальнем Востоке», большинство из которых «ранее не были допрошены ФБР либо комиссией Уоррена».

Зак Стаут, один из морских пехотинцев, служивший на базе военно-морской авиации Ацуги вместе с Освальдом, сообщил, что Освальд поддерживал связь с симпатичной японской девушкой, «работавшей» хозяйкой «Куин би» – одного из трех самых дорогих ночных клубов Токио, в котором развлекались старшие офицеры американских войск и пилоты U-2. Стаут и его сослуживцы поражались, что девушка с таким положением встречается с Освальдом. Им также было непонятно, как он мог с ней расплачиваться – вечер с такой девушкой обошелся бы ему примерно в месячное содержание {698}. Подобные траты были совершенно не в духе Освальда, о котором неизменно отзывались как о вечном скряге.

Кто же платил за досуг Освальда с девушкой из «Куин би»? Труд Эпштейна строится на подозрениях о его связях с советской разведкой. Книга раскрывает читателям важные сведения, указывающие на то, что, вероятнее всего, именно КГБ стоял за хозяйкой «Куин би», начавшей проводить с Освальдом дни и ночи, и оплачивал ее услуги.

Через некоторое время после возвращения из Советского Союза в США Освальд принял участие в дискуссии на радио о Кубе, организованной журналистом Уильямом Стаки из Нового Орлеана. Как позднее утверждал Стаки, Освальд заявил, что «именно в Японии он решил отправиться в Россию и своими глазами увидеть жизнь революционного, марксистского общества» {699}. Рассказывают, что Ли Харви открылся своему новому американскому другу Джорджу де Мореншильду и сообщил ему: «Я встречался в Японии с некоторыми коммунистами. Они вдохновили и заинтересовали меня, и это в том числе побудило меня съездить в Советскую Россию посмотреть, что там происходит» {700}.

18 октября 1957 года Освальд узнал, что его часть передислоцируется в район Южно-Китайского моря, на Филиппины, из-за разгоравшейся в Индонезии гражданской войны. По словам Стаута, Ли Харви был раздосадован отъездом из Японии. Джордж Уилкинс, еще один морской пехотинец и его сослуживец на авиабазе Ацуги, вспоминает, что 27 октября, непосредственно перед отправкой, Освальд выстрелил себе в руку из пистолета «Дерринджер», заказанного в нарушение армейского устава в США у фирмы «товары почтой». Рана оказалась несерьезной, и некоторые морские пехотинцы считали, что Освальд выстрелил в себя намеренно, чтобы остаться в Японии. Он провел в госпитале почти три недели, но был выписан как раз к моменту отплытия танкодесантного корабля ВМС США «Террелл каунти» и 20 ноября отправился со своей частью на Филиппины {701}.

После трех месяцев службы на Филиппинах Освальд возвратился со своим подразделением в Ацуги, где предстал перед военным судом за владение незарегистрированным оружием – тем самым «Дерринджером», из которого он стрелял в себя. Его приговорили к двадцати дням наряда на тяжелые работы, штрафу в пятьдесят долларов и разжаловали в рядовые (тем самым аннулировав сданный им экзамен на рядового первого класса). Хотя Освальд был осужден условно, его назначили продолжать службу в столовой для военнослужащих, не позволив вернуться на радиолокационную станцию. Он немедленно подал рапорт на увольнение в связи с трудностями военной службы. По словам других морских пехотинцев, Освальд надеялся, что будет уволен в Японии, где успел завести друзей. Его рапорт был отклонен, после чего Освальд затеял драку с сержантом, назначившим его дежурным по столовой, и был почти на месяц посажен в тюрьму. Его выпустили 13 августа 1958 года, и сослуживцы заметили в мужчине сильные перемены: он стал холоден, замкнут и озлоблен.

Джозеф Македо, еще один оператор радиолокационной станции, вспоминает, как Освальд жаловался ему: «Хватит с меня демократии в этой эскадрилье. Когда я отсюда выберусь, займусь чем-нибудь другим». После этого Освальд стал еще реже общаться с сослуживцами, зачастую пропадая в Токио {702}.

Освальд покинул Японию 2 ноября 1958 года на борту транспортного корабля ВМС США «Барретт». Прибыв в Сан-Франциско, он взял тридцать дней отпуска, чтобы съездить к матери и сходить на охоту на белок со своим братом. 22 декабря 1958 года он был назначен оператором радиолокационной станции в 9-й эскадрилье контроля воздушного пространства авиации морской пехоты на авиабазе Эль-Торо в городе Санта-Ана, штат Калифорния {703}. Джон Донован, начальник дежурной смены радиолокационного подразделения Освальда, отзывался о нем как о «сведущем, весьма сведущем» в любой порученной ему работе. Интеллектуальные способности Освальда, как и других служивших с ним морских пехотинцев, были значительно выше среднего, однако, в отличие от остальных, Освальда интересовала практически одна только международная политика, а не женщины или спорт. Он любил уточнять у проходивших мимо офицеров какой-то вопрос международной политики, а затем говорить Доновану: «Если нами руководят такие люди, что-то здесь не так, ведь я гораздо умнее и знаю больше этого парня». Освальд знал имена многих философов, но знания часто не шли дальше имен. Особенно его заинтересовал Гегель и вопрос социальных революций. Общаясь с другими, он обычно стремился не узнать что-то новое, а продемонстрировать собственные знания: «У него всегда была своя точка зрения, и он готов был обсуждать ее со всеми желающими» {704}.

Сослуживцы Освальда отмечали, что работа на Эль-Торо не была изнурительной, и в свободное время Освальд в основном учил русский. Он выписывал русскоязычную газету и отвечал сослуживцам по-русски «да» и «нет», когда те дразнили его за интерес к русскому языку и коммунизму. Казалось, ему нравилось данное ему прозвище «Освальдович» и то, что его в шутку окрестили «русским шпионом». 25 февраля 1959 года Освальд сдавал экзамен по русскому языку и получил оценку «неудовлетворительно», которая, хоть и была низкой, все же подтвердила определенные успехи в изучении этого сложного языка {705}.

Во время службы Освальда на базе Эль-Торо принципы работы КГБ требовали, чтобы схема связи с каждым важным агентом в США предусматривала обезличенные способы передачи информации. КГБ предпочитал использовать тайник в случае передачи агентом разведданных на непроявленной пленке. В некоторых случаях, когда агентам требовалось передать большой пакет документов (в частности, если они работали в области научно-технической разведки), КГБ часто прибегал к камерам хранения на железнодорожных и автобусных вокзалах.

Нельсон Дельгадо, деливший с Освальдом двухъярусную кровать на базе Эль-Торо, рассказывал, что к концу службы соседа заметил среди его бумаг стопку снимков истребителя, сделанных с близкого расстояния спереди и сбоку. Освальд запихнул фотографии в мешок с другими вещами, и Дельгадо согласился отвезти этот мешок в камеру хранения на автовокзале Лос-Анджелеса и привезти Освальду ключ. По словам Дельгадо, Освальд заплатил ему за это два доллара {706}. Если это было именно так, то вряд ли можно объяснить отправку вещмешка с секретными сведениями в камеру хранения чем-то иным, кроме шпионажа.

Вероятно, что с такими вещмешками Освальд передавал новые сведения о высоте полета самолетов U-2, проходивших летные испытания над той частью Южной Калифорнии. Как сообщил Фрэнсис Гэри Пауэрс, пилот самолета U-2, сбитого над Советским Союзом 1 мая 1960 года, на базе Эль-Торо у Освальда был доступ «не только к радиолокационным и радиокодам, но и к новому радару-высотомеру MPS-16», причем именно высота полета U-2 была самой секретной информацией {707}.

После побега в Советский Союз 15 февраля 1962 года Освальд написал брату Роберту: «По «Голосу Америки» [так в оригинале] передали, что выпустили Пауэрса, того парня с самолета U-2. Думаю, для тебя это важно. Я видел его Москве, и он показался мне славным и смышленым типичным американцем [так в оригинале]» {708}.

Для КГБ было бы в порядке вещей позволить Освальду присутствовать на суде над Пауэрсом в награду за помощь, оказанную Советскому Союзу в поражении самолета U-2. В ином случае у Освальда не было бы оснований увидеть Пауэрса.

Представляет интерес тот факт, что пилот U-2 не был допрошен советской военной разведкой, которую привлекли бы в случае поражения самолета в ходе обычной военной операции. Офицер ГРУ полковник Олег Пеньковский, тайно поддерживающий связь с ЦРУ, 23 апреля 1961 года сообщил, что, поскольку самолет Пауэрса был сбит в ходе военной операции, именно ему, Пеньковскому, с учетом хорошего владения им английским языком, руководством ГРУ было поручено вести допрос Пауэрса, когда тот будет доставлен в Москву. Однако затем Пеньковский сообщил, что в планы ГРУ вмешался председатель КГБ Александр Шелепин: «Шелепин нашел переводчика и забрал Пауэрса».

Сам Пауэрс впоследствии писал, что был тайно допрошен в штаб-квартире КГБ на Лубянке. Это означает, что руководство всей операцией осуществлял именно КГБ, а не командование Советской армии.

По словам Пауэрса, его начали допрашивать непосредственно в тот день, когда он был сбит. На допросе присутствовало около десятка человек, часть из них была в военной форме, но большинство – в штатском. Последние, очевидно, являлись высокопоставленными офицерами КГБ, прибывшими на это зрелище. За ходом одного из допросов, который проводился генералом, а не двумя майорами, как обычно, «следил низкий, худой, непрестанно куривший человек лет сорока». Позже Пауэрс узнал, что это был Шелепин, председатель КГБ {709}.

На допросе Пауэрса главной темой была высота полета U-2 {710}. Ему задали вопрос о том, служил ли он когда-либо на авиабазе Ацуги, на что он ответил отрицательно, и это было правдой. Следователи особо расспрашивали его о самолетах U-2 на авиабазе Ацуги, показывая ему вырезки из японских газет о самолете этого типа, потерпевшем там крушение {711}. (Советские власти не хотели, чтобы Пауэрс заподозрил наличие информатора на Ацуги, а газетные статьи весьма удачно объясняли их интерес к этой авиабазе. В сентябре 1959 года японский журнал “Air Views” опубликовал подробный отчет об аварийной посадке самолета U-2 на территории клуба планеристов вблизи авиабазы Ацуги, предположив, что самолеты U-2 могли вести разведку не только в интересах метеорологов {712}.)

Книга Эпштейна, подкрепленная убедительными документальными доказательствами и посвященная подозрениям о секретных связях Освальда с советской разведкой, содержит важные сведения, указывающие на то, что Освальд действительно получал распоряжения из Москвы. Более того, Эпштейн собрал достаточно сведений, дающих ему веские основания подозревать, что Джордж де Мореншильд, богатый американский нефтепромышленник, потомок знатного русского рода и «лучший друг» Освальда после возвращения того в США, на самом деле был куратором Освальда по линии КГБ.

В 1977 году Эпштейн встретился с де Мореншильдом в отеле «Брейкерс» в Палм-Бич, штат Флорида. Эта встреча была организована журналом «Ридерз дайджест». Эпштейн и де Мореншильд решили прерваться на обед и вновь встретиться в три часа дня. Когда де Мореншильд вернулся туда, где остановился в Палм-Бич, его ждала записка, уведомлявшая, что он обязан под присягой дать показания специальному комитету палаты представителей США по убийствам. Позднее в этот же день было обнаружено тело де Мореншильда – он покончил с собой выстрелом в рот {713}.

К сожалению, Эпштейну недоставало специфичных знаний, которые могли бы помочь объединить разрозненные фрагменты в общую картину и прийти к однозначным выводам. Его хорошо аргументированная история повисла в воздухе.

 

Глава 2

Хрущев: памятник дезинформации

Сегодня Хрущев многим помнится простым работягой, исправлявшим злодеяния Сталина. Это результат очередной успешной кампании по дезинформации. Хрущев был моим высшим руководителем на протяжении девяти лет, за это время я поднялся до самой вершины разведывательного сообщества стран советского блока, и я знал его как человека грубого, склонного к хамству и жаждущего внимания. Он губил любые инициативы и любые проекты, к которым прикладывал руку, и в итоге воспылал еще большей личной ненавистью, чем сам Сталин, к тому, что называл «западной буржуазией».

Я неоднократно слышал, как Хрущев, будь то в трезвом или пьяном виде, заявлял, что Сталин допустил одну непростительную ошибку – использовал свою политическую полицию против собственного народа. «Наши враги» не в Советском Союзе, толковал Хрущев. Это американские миллионеры жаждут стереть коммунизм с лица земли. Это они, «бешеные псы» империализма, являются «нашими злейшими врагами».

После того как 1 мая 1960 года над воздушным пространством Советского Союза был сбит самолет-шпион U-2, Хрущев потребовал созвать Совет Безопасности ООН, на котором хотел изложить свою версию событий. Заседание началось 23 мая, продолжалось четыре дня и завершилось решением провести четырехсторонний Парижский саммит для ослабления международной напряженности.

На саммите в Париже наглядно проявился скверный характер Хрущева. По рассказам генерала Сахаровского, стоило только Хрущеву сесть в самолет, вылетавший в Париж, как им овладела идея, что Эйзенхауэр отдал приказ о полете U-2 над Советским Союзом за несколько дней до саммита с одной лишь целью – сорвать любое урегулирование Берлинского кризиса. Хрущев был исполнен «лютой ненависти» к своему противнику. Именно в этом полете он решил отозвать уже принятое Эйзенхауэром приглашение посетить Москву, если тот публично не объявит на саммите о сворачивании программы U-2. Непосредственно перед началом саммита Хрущев решил, помимо прочего, потребовать у Эйзенхауэра извинений. В конце концов он открыл четырехсторонний саммит заявлением о том, что Советский Союз прекращает сотрудничество с Эйзенхауэром и что, пока тот остается президентом США, саммиты проводиться не будут.

В начале 1962 года руководство Департамента внешней информации Румынии узнало, что Хрущев хочет войти в историю как советский лидер, распространивший коммунизм и ядерную мощь Советского Союза на американский континент. По словам генерала Сахаровского, это было практически делом решенным. Хрущев пророчил, что нового президента США Джона Фицджеральда Кеннеди хватит удар, когда только тот осознает, что от советских ядерных ракет его отделяют лишь девяносто миль.

В напряженные дни Кубинского кризиса в Кремле побывал румынский лидер Георге Георгиу-Деж. Утром 23 октября 1962 года, возвращаясь домой после государственного визита в Индонезию и Бирму, Георгиу-Деж на несколько часов заехал в Москву для доклада Хрущеву о результатах поездки. Там он и остался. Незадолго до этого Кеннеди официально предостерег Москву от рискованных шагов на Кубе, и Хрущеву, которому в трудные моменты всегда требовались слушатели, нужен был кто-то, чтобы сорвать злость. В этот раз ему подвернулся Георгиу-Деж.

Георгиу-Деж вспоминал, что советский лидер был необычайно вспыльчив, и, хотя их встреча проходила до полудня, от Хрущева уже разило водочным перегаром. Вскоре после Георгиу-Дежа в кабинет Хрущева вошел маршал Родион Малиновский, министр обороны СССР и давний друг Георгиу-Дежа (после Второй мировой войны Малиновский стал в Румынии гауляйтером советского образца). Министр сообщил, что военно-морские силы США приведены в состояние полной боевой готовности, а данные советских систем радиоэлектронной разведки свидетельствуют о подготовке Пентагона к блокаде Кубы. Хрущев взбесился: он кричал, изрыгал проклятия, раздавая направо и налево противоречивые указания. Не поинтересовавшись у Георгиу-Дежа о планах на день, Хрущев распорядился провести в его честь официальный обед и торжественный ужин в опере и потребовал присутствия на обоих мероприятиях всех членов Президиума ЦК КПСС. Оба события должны были широко освещаться советскими СМИ как проявление коммунистического единства.

Георгиу-Дежу не приходилось раньше видеть такое нелогичное поведение Хрущева, как в тот день. Его настроение ежеминутно менялось. На официальном обеде Хрущев клял Вашингтон, грозил «подорвать» Белый дом ядерной бомбой и громко бранился при каждом упоминании слов «Америка» или «американский». Однако по окончании оперы он из кожи вон лез, в числе прочих осыпая комплиментами и американского певца, исполнившего партию в постановке «Борис Годунов» {714}.

На следующее утро во время завтрака Георгиу-Дежа с Хрущевым генерал Владимир Ефимович Семичастный, новоиспеченный председатель КГБ, передал советскому лидеру только что расшифрованную телеграмму, полученную руководством КГБ из Вашингтона. В ней говорилось, что Кеннеди отменил официальный визит в Бразилию и приказал ввести морскую «блокаду», непозволявшую восемнадцати советским транспортным кораблям, плывущим к Кубе, достигнуть порта назначения. Георгиу-Деж вспоминал, что, прочитав телеграмму, Хрущев весь побагровел. Он вопросительно посмотрел на Семичастного, а когда перепуганный генерал кивнул, Хрущев «разразился отборным матом», а затем швырнул телеграмму, представленную Семичастным, на пол и припечатал ее каблуком. «Вот так же я раздавлю эту гадину!» – проревел он. Под «гадиной», как пояснил Георгиу-Деж, рассказывая эту историю, имелся в виду Кеннеди.

Накручивая себя, Хрущев впал в еще бо́льшую истерику и несколько минут подряд сыпал отчаянными угрозами в адрес «миллионерской шлюхи» и его хозяев из ЦРУ. Я слышал, как, вернувшись в Бухарест, Георгиу-Деж вспоминал: «Будь Кеннеди там, этот безумец удавил бы его на месте».

Впоследствии я узнал, что сразу после отъезда Георгиу-Дежа из Москвы Хрущев нашел себе новую жертву в лице Уильяма Нокса, президента компании «Вестингауз электрик интернешнл», которого угораздило в тот день приехать в Москву. Хрущев вызвал его в Кремль «ради трех часов угроз, жалоб и плоских шуток». Бывший американский политик Уильям Хайланд описывал эту сцену так:

«Хрущев был в состоянии, близком к изнеможению, но предупредил, что, если советские корабли будут потоплены, в дело вступят советские подлодки. Возможно, Хрущев думал, что Нокс донесет эти угрозы до американского посольства, а оно, в свою очередь, предупредит Вашингтон о необходимости смены опасного курса» {715}.

Вечером 25 октября 1962 года Хрущев получил совместный доклад ПГУ и ГРУ о приведении Вооруженных сил США, включая их ядерную составляющую, в состояние полной боевой готовности и о сосредоточении во Флориде «самой крупной со времен Второй мировой войны десантной группировки». В этом разведывательном докладе (Сахаровский показал мне его несколько лет спустя) говорилось о серьезных признаках того, что военные действия против Кубы могут начаться в ближайшие два-три дня. От Сахаровского я также узнал, что рано утром 28 октября 1962 года Хрущеву передали сообщение от Анатолия Добрынина, посла СССР в Вашингтоне, содержащее текст послания, полученного Добрыниным от генерального прокурора Роберта Кеннеди, брата президента США. В нем говорилось, что время на исходе и что США к концу недели готовы выступить с мощными и сокрушительными ответными мерами в случае отказа Москвы немедленно убрать с Кубы свои ракеты.

Ответ Хрущева не заставил себя ждать. Примерно в полночь по московскому времени около дюжины советских кораблей повернули назад, избежав вооруженной конфронтации. Кремль официально заявил о сворачивании всех ракетных баз на Кубе и о возможности провести необходимые проверки для подтверждения этого факта.

Вечером того же дня, 28 октября 1962 года, в воскресенье, я отправился в резиденцию Георгиу-Дежа с докладом об окончании Кубинского кризиса. «Это крупнейшее невоенное поражение Советского Союза», – прокомментировал тот. В этот день я праздновал день рождения, и Георгиу-Деж отметил оба события икрой и шампанским. При этом Георгиу-Деж заметил, что, хотя Кеннеди действительно одержал победу, он бы не поставил на него ни копейки. «Этот парень умрет не своей смертью», – предрек румынский руководитель. Хотя Георгиу-Деж втайне радовался «катастрофическому» унижению Хрущева, он все же был обеспокоен: «Этот безумец вполне мог распсиховаться и начать ядерную войну!»

* * *

Никита Сергеевич Хрущев, несомненно, был самым противоречивым руководителем СССР. Он обличил преступления Сталина, но превратил политические убийства в основной инструмент собственной внешней политики. Он разработал политику мирного сосуществования с Западом, но поставил мир на порог ядерной войны. Он восстановил отношения Москвы с югославским президентом Тито, но разрушил единство коммунистического мира.

Даже будучи политическими еретиками, Ленин и Сталин искренне стремились создать рай для рабочего класса, застроив страну огромными промышленными комплексами, воздвигнув громадные гидроэлектростанции и даже изменив русла ряда рек. Действия Хрущева, напротив, носили выраженный разрушительный характер: он снес памятники Сталину, поколебал представление о Советском Союзе как о рае для рабочего класса и развалил союз СССР и Китая, не создав взамен ничего, способного заполнить образовавшийся вакуум. Хрущев умер в бесчестии 11 сентября 1971 года, дожив, однако, до публикации на Западе своих мемуаров, где представил собственную версию событий.

В жизни Хрущева все существенно отклонилось от курса, заданного его предшественниками в руководстве СССР. В отличие от Ленина и Сталина, выходцев из узкой прослойки среднего класса России, Хрущев принадлежал к среде пролетариев, героев того времени. Эта малозначительная социальная группа представляла собой часть русского крестьянства, самого отсталого во всей Европе, перебравшегося в город. Хрущев был внуком крепостного крестьянина и сыном нищего шахтера, он вырос в дремучей крестьянской среде и вначале занимался неквалифицированным ручным трудом. В 1918 году Хрущев вступил в коммунистическую партию, а годом позже присоединился к Красной армии, где служил младшим политкомиссаром и принимал участие в кампаниях против белогвардейцев и вторгшейся польской армии. В отличие от Ленина, который был юристом, и Сталина, обучавшегося в духовной семинарии, Хрущев на момент вступления в партию не закончил никакого учебного заведения. «При виде открыток с балеринами мы думали, что это просто фотографии женщин в непристойных нарядах», – наивно писал он в своих мемуарах {716}.

О начале хрущевского пути к вершине власти я в основном узнал от генерала Сахаровского, ставшего одним из его ближайших соратников. Разумеется, пока Хрущев был у власти, Сахаровский отзывался о нем хорошо, а после отставки этого противоречивого лидера выставлял его в дурном свете, но я приложил все усилия к объективному подтверждению или опровержению рассказов Сахаровского.

Владимир Ленин, Лев Троцкий, Николай Бухарин, Григорий Зиновьев, Лев Каменев и даже Иосиф Сталин – все они стали политическими лидерами Советского Союза в силу своей осмысленной увлеченности марксизмом, которому посвятили жизнь. Хрущев же добрался до вершины власти как воинствующий бюрократ. Его путь к власти начался в то время, когда Сталин уничтожал старую большевистскую интеллигенцию, заменяя ее неотесанными, невежественными крестьянами и заводскими рабочими, клявшимся ему в верности. Хрущев великолепно вписывался в этот шаблон и вскоре влился в ряды новой коммунистической бюрократии. В 1931 году, после спешного ознакомления с идеологическими азами на двухгодичных курсах сталинской Промышленной академии, Хрущев стал штатным секретарем одного из московских райкомов ВКП (б), а через два года поднялся до уровня второго секретаря Московского городского комитета ВКП (б) и был назначен партийным контролером на строительстве Московского метро. Сталин заметил Хрущева в 1934 году при посещении строящегося участка метро: тот всячески подлизывался к «отцу народов» из Кремля.

Хрущевское проявление преданности, а также грубость, с которой тот подгонял строителей метро, произвели на Сталина столь сильное впечатление, что он немедленно повысил Хрущева до должности первого секретаря Московского городского комитета партии и сделал его полноправным членом Центрального комитета Коммунистической партии, состоявшего из 70 человек. Менее чем через год Сталин сделал Хрущева кандидатом в члены Политбюро, руководящего органа ЦК КПСС.

Становление Хрущева как политика пришлось на период, который нынешние историки называют самым масштабным массовым террором в Европе в мирное время. Этот курс Ленина и Сталина стоил жизни миллионам советских людей. Он существенно повлиял на характер Хрущева – тот стал нервным, жестоким и агрессивным и в конечном счете остро возненавидел тех, кого именовал «буржуазией». Я присутствовал на нескольких встречах румынского руководителя Георгиу-Дежа с Хрущевым и неоднократно слышал, как Хрущев кичился своей ненавистью: «Это у меня в крови: в моих жилах течет кровь крепостного!» После таких заявлений даже Георгиу-Деж, по распоряжению которого было убито много тысяч человек, часто признавался, что ему не по себе от хрущевской кровожадности.

Хрущев стал партийным активистом в то время, когда советская идеология насаждалась путем мощной пропаганды и дезинформации. Именно поэтому он превратился в необузданного политического пустослова, не считавшегося с фактами и наполнявшего свои речи искажениями, намеренными недомолвками и неприкрытой ложью. Сахаровский вспоминал, что переводчикам, сопровождавшим Хрущева в зарубежных поездках (а все они были людьми Сахаровского), зачастую приходилось менять смысл хрущевских высказываний или вообще опускать их, поскольку те кишели грубостями, неточностями, обманом и противоречили сами себе.

Поскольку Хрущев был тесно связан с убийством Сталина, он осознал действенность политических преступлений и стал склонен к простым криминальным решениям политических проблем. В 1936 году Сталин начал «Большую чистку», вознамерившись уничтожить всех своих соперников и противников. Последующие за этим массовые репрессии унесли жизни порядка семи миллионов человек, среди которых оказалось большинство высокопоставленных членов Коммунистической партии.

Из семерых человек, входивших в состав ленинского Политбюро во время Октябрьской революции, после партийной «чистки» в живых остался лишь Сталин. Из числа секретарей региональных отделений партии выжили только трое рьяных сторонников сталинских «чисток». Одним из трех был колоритный Хрущев, который возглавлял в то время Московский горком партии и с первых же дней горячо и громогласно поддержал новую волну «чисток». В знак особой благодарности в 1938 году Сталин назначил Хрущева первым секретарем ЦК компартии на Украине и поручил ему провести аналогичные «чистки» на вверенной ему территории. Хрущев принялся свирепо и безжалостно исполнять распоряжение своего повелителя.

Хрущев прибегал к политическим убийствам на протяжении всей своей карьеры. Его пристрастие к политическим преступлениям сказалось и на выборе нового главы тайной политической полиции. В 1954 году Хрущев преобразовал эту службу в Комитет государственной безопасности (КГБ) и назначил его руководителем еще более кровожадного деятеля, чем Берия. Генерал Иван Серов, первый председатель «нового» КГБ, уже снискал себе репутацию жестокого человека. Во времена правления Сталина он насильно выселял народы Кавказа, уничтожал противников коммунизма в Прибалтике и участвовал в расстреле около 22000 «буржуазных» польских офицеров, взятых в плен Красной армией, в Катынском лесу под Смоленском. Хрущев пояснял свой выбор так: «Круглов и Серов были заместителями Берии. С Кругловым я был мало знаком, но я хорошо знал Серова и верил ему. Я считал и по-прежнему считаю Серова честным человеком. Если и есть в нем что-то сомнительное, как и во всех чекистах, то скажем просто, что он был жертвой общей сталинской политики» {717}.

Ленин и Сталин называли себя интернационалистами и убивали без разбору и иностранцев, и советских граждан. Хрущев, в силу своих крестьянских корней, стал столь ярым украинским националистом, что после смерти Сталина отказался от серых мундиров с пуговицами под горло, ставших своего рода международной формой коммунистов, и начал носить им же придуманные рабоче-крестьянские костюмы. Примерно в это же время Хрущев несколько смягчил репрессии против советского народа и переключился в своей жестокости на страны зарубежья.

До того как возглавить Советский Союз, Хрущев не бывал за рубежом и не имел возможности обсуждать внешнюю политику со Сталиным, который предпочитал лично принимать решения в этой области. Соответственно, все представления Хрущева о капитализме были почерпнуты исключительно из советской пропаганды. Он был всецело убежден в том, что Запад – злейший враг, и искренне верил, что внешняя политика Советского Союза должна строиться вокруг борьбы против «миллионеров» и их «буржуазных» государств. В своих мемуарах он писал: «До самой смерти Сталин твердил нам: «Вот увидите: когда меня не будет, империалистические державы свернут вам шеи, как цыплятам» {718}.

В силу своего полнейшего неведения о цивилизованном мире вкупе с иррациональной ненавистью к «буржуазии» и склонностью оскорблять людей Хрущев счел, что самая эффективная и достойная советского лидера манера общения с «буржуазными» правительствами – это угрозы и дезинформация. Весной 1956 года Хрущев вместе с председателем Совета министров СССР Николаем Булганиным отправился в Лондон по приглашению премьер-министра Великобритании Энтони Идена. Как рассказал мне Сахаровский, основной целью поездки Хрущева было убедить Идена тайно продать Советскому Союзу запрещенные технологии и оборудование. Однако решение Хрущева взять с собой в Лондон председателя КГБ генерала Серова наделало в британской прессе много шума, и визит не задался с самого начала. Причина неудачного завершения переговоров крылась в том, что после отказа Идена пойти в обход запрета Запада на экспорт в СССР стратегических материалов Хрущев начал кичиться советским арсеналом водородных бомб.

К концу 1957 года Москва узнала о готовности США развернуть на территории своих партнеров по Североатлантическому альянсу комплексы баллистических ракет промежуточной дальности. В попытке предотвратить подобный шаг Хрущев отправил угрожающие письма главам всех стран – участниц НАТО. В письме правительству Великобритании, которое хоть и было формально подписано председателем Совета министров Булганиным, но было выдержано в типичной хрущевской манере, говорилось:

«Я признаюсь честно: нам трудно понять, что побудило правительство такой страны, как Великобритания, участвовать в подобной политике. Ведь Великобритания не только крайне уязвима в силу своего географического положения, но и, по признанию своих же официальных представителей, не располагает эффективными средствами защиты от современного оружия. По правде говоря, такой защиты вообще не существует» {719}.

В начале ноября 1959 года, после указа президента Египта Гамаля Насера о национализации Суэцкого канала, Великобритания и Франция отправили экспедиционные войска для захвата Порт-Саида и установления контроля над каналом. 4 ноября, через день после вторжения советских войск в Венгрию, Хрущев пригрозил западным «агрессорам» в присущей ему дерзкой манере. Вот выдержка из письма Москвы британскому правительству:

«Если бы ракетное оружие применили против Британии и Франции, вы, несомненно, окрестили бы это варварством. Но чем это отличается от бесчеловечного нападения вооруженных сил Британии и Франции на почти безоружный Египет? Мы полны решимости сокрушить агрессоров силой и восстановить мир на Востоке» {720}.

Дезинформация всегда была главным элементом советской внешней политики. Это идеально подходило Хрущеву, хотя вскоре он узнал, что лгать Западу гораздо труднее, чем обманывать своих же советских сограждан. Хрущев, прошедший Вторую мировую войну в звании генерала, считал себя экспертом в области военной дезинформации, поэтому, утвердившись в Кремле, он сделал военную дезинформацию основной опорой своей внешней политики. От советских советников в области разведки я узнал, что Хрущев начал с попытки убедить Запад в превосходстве военно-воздушных сил Советского Союза над войсками США. В Департаменте внешней информации Румынии эта операция КГБ, которую курировал лично Хрущев, была известна под кодовым названием «Грецкий орех».

Как раз в то время, когда я отправлялся в командировку в Западную Германию в качестве главы румынской разведки, полковник КГБ Руденко, советник по шпионажу в сфере военных технологий, сообщил мне, что в июле 1955 года Никита Сергеевич организовал «зрелищный» День авиации: над Москвой волна за волной пролетали новейшие стратегические бомбардировщики М-4. В действительности это была одна и та же эскадрилья, возвращавшаяся через каждые несколько минут. «Это все, что у нас было», – признался Руденко.

Это бесконечное авиашоу, по словам советника КГБ, ошеломило западные средства массовой информации. Затем на них лавиной обрушились данные, «утечку которых мы допустили», из которых следовало, что Москва опережает Вашингтон по мощности стратегических бомбардировщиков. «Это поступило только что», – сказал мне тогда же Руденко, передавая «документальный» отчет. Этот материал был подготовлен Москвой и содержал сравнения советских стратегических бомбардировщиков дальнего действия Ту-20 и М-4 с американскими бомбардировщиками Б-47 и Б-52. В заключении утверждалось, что у Советского Союза теперь больше стратегических бомбардировщиков, чем у США, и что они совершеннее. Задачей моей команды было «слить» эти аналитические данные в западногерманские средства массовой информации.

Впоследствии я узнал, что правительство США недолго пребывало в заблуждении после запущенной Хрущевым дезинформации о бомбардировщиках. Весной 1957 года, вскоре после поступления на вооружение самолета U-2, директор ЦРУ Аллен Даллес написал сенатору Стюарту Саймингтону:

«Оценка мощности советского тяжелого бомбардировщика от 1 апреля 1956 года, которую я озвучил, выступая перед Вашим подкомитетом, во многом полагалась на предполагаемый темп наращивания сил, полученный из более ранних свидетельств. После моего выступления перед Вашим комитетом в апреле 1956 года разведке удалось добыть новые, более достоверные сведения о производстве советских тяжелых бомбардировщиков и их количестве в боевых подразделениях, и мы полностью пересмотрели наши расчеты в данном вопросе, снизив оценки по совокупному производству «Бизонов» (российский эквивалент Б-52)» {721}.

Через несколько месяцев после моего прибытия во Франкфурт в качестве главы разведывательной резидентуры командование румынского Департамента внешней информации сообщило мне, что КГБ начал операцию «Грецкий орех-2». Ее целью было убедить Запад в том, что СССР стал крупнейшей в мире ракетной державой. Хрущев вновь сделал первый ход, заявив Джемсу Рестону из газеты «Нью-Йорк таймс»: «Теперь у нас есть ракеты всех типов, которые нам нужны: большой дальности, средней дальности и малой дальности» {722}. Разведывательные ведомства стран советского блока, ответственные за дезинформацию, отработали последующие действия, и вскоре на Западе распространилось заблуждение о растущем разрыве в ракетном вооружении в пользу Советского Союза, который помимо широкого спектра наступательных ракет якобы обладал высокотехнологичными средствами противоракетной обороны для защиты своей территории. Однако тремя годами позже самолеты-разведчики U-2 добыли правительству Эйзенхауэра веские доказательства того, что у СССР в действительности имелось лишь две базы баллистических ракет.

Отснятые сбитым 1 мая 1960 года самолетом U-2 материалы, которые попали в руки советских властей, подтвердили, что Вашингтон разоблачил обман Москвы. Однако Хрущев, очевидно, не смог понять, что его замысел раскрыт. Департамент внешней информации Румынии получил новые распоряжения Москвы: ему было приказано удвоить усилия по обману Вашингтона о «разрыве в ракетных вооружениях» и распространить слух о том, что СССР уже создал войска противоракетной обороны. Только в своих мемуарах Хрущев позволил себе неявно признать, что заявления о превосходстве Советского Союза в ракетных вооружениях были наглой ложью: «Иногда в своих речах я заявлял, что мы разработали противоракетное оружие, способное попасть в муху, но этим я, разумеется, хотел лишь заставить наших противников подумать дважды, прежде чем решаться на что-либо» {723}.

В конце концов ракетный обман Хрущева, как и большинство других его внешнеполитических авантюр, обернулся против него самого. Временно поверив в существование разрыва в ракетном вооружении в пользу Москвы, США начали активно наращивать военную мощь и вскоре достигли подавляющего превосходства в ракетной технике. В то же время китайцы, принявшие «ракетный обман» Хрущева за чистую монету, не понимали, почему он не воспользовался своим преимуществом. Они заклеймили его «слабохарактерным» в отношении империализма и обвинили в отходе от коммунистических принципов.

Механизм был запущен и в конечном счете привел к всплеску критики в адрес Хрущеву, стоившему ему места у кормила власти. 14 октября 1964 года, менее чем через год после убийства Кеннеди, Хрущев был обвинен в «безрассудных интригах, опрометчивых решениях, действиях, оторванных от реальности, самонадеянности и руководстве силовыми методами» и смещен со своего поста {724}.

Много лет спустя покойному Хрущеву был нанесен последний сокрушительный удар: его сын Сергей стал гражданином США – страны, разгрому которой Хрущев посвятил всю свою жизнь. В 2000 году Сергей Хрущев издал толстую книгу, в которой попытался придать своему отцу человеческий облик {725}. Мне она кажется искренней и убедительной, но в ней показан совсем другой Хрущев – спокойный, миролюбивый и любящий. Впрочем, если моя собственная дочь, также получившая гражданство США, однажды захочет написать о своем отце книгу, она тоже не будет знать реалий моей карьеры в Румынии. Хотя она приходила ко мне в офис, который использовался агентами, действовавшими под прикрытием, и я часто водил ее в генеральский клуб службы Секуритате, ей ни разу не пришлось встретиться с тем, чем я на самом деле занимался как руководитель румынской разведки. Это входило в свод строгих правил, установленных Москвой.

К сожалению, мы продолжаем бороться с наследием того Хрущева, которого знал я, а не его сын.

 

Глава 3

Операция «Дракон»

Через четыре дня после убийства президента Кеннеди, 26 ноября 1963 года, генерал Сахаровский внезапно прилетел в Бухарест, явившийся его первой остановкой в стремительной поездке по основным «родственным» разведывательным службам. От него мы, сотрудники румынской разведки, узнали, что КГБ уже начал глобальную операцию по дезинформации с целью отвлечь внимание международной общественности от Москвы в связи с убийством Кеннеди и возложить всю ответственность за покушение на ЦРУ. Сам «товарищ», то есть Хрущев, хотел разъяснить всем «нашим родственным службам», что на текущий момент это первейшая и самая важная задача.

По словам Сахаровского, «товарищ» опасался, что если средства массовой информации США при поддержке общественности начнут указывать на Москву, то это может вылиться в ядерный конфликт. Фактор времени являлся ключевым. Сахаровский подчеркнул всю важность распространения нашей собственной версии убийства, прежде чем Вашингтон изложит свою точку зрения. Таким образом, наша машина дезинформации должна была заронить в незамутненные умы идею о виновности ЦРУ в гибели Кеннеди.

У нас в Департаменте внешней информации Румынии хватило ума не задавать Сахаровскому лишних вопросов: мы и так все знали.

Хрущев стал прибегать к этой тактике дезинформации (к обвинению ЦРУ в убийствах и похищениях, совершенных КГБ) после ХХ съезда КПСС, на котором он «разоблачил» преступления Сталина. Вопреки пристрастию КГБ к канцелярской работе, Хрущев распорядился, чтобы отныне сведения о всех операциях, связанных с мероприятиями по физической ликвидации и похищениям за рубежом, передавались ему исключительно в устной форме. Их запрещалось документально подтверждать на бумаге и следовало хранить в строжайшей тайне от Политбюро и остальных властных структур. Лишь сам «товарищ Хрущев» мог утверждать операции по физической ликвидации и похищениям за рубежом. Какими бы доказательствами ни располагали иностранные следователи, КГБ не должен был признавать своего участия в зарубежных убийствах и похищениях. Любые подобные свидетельства следовало немедленно отметать как нелепые обвинения.

И наконец, после каждой операции КГБ должен был тайно подбрасывать Западу «свидетельства» причастности к преступлению ЦРУ или какого-либо другого подходящего «врага», убивая, таким образом, по возможности сразу двух зайцев. О новой стратегии Хрущева вскоре после ХХ съезда нам рассказал генерал Иван Анисимович Фадеев, новый руководитель переименованного и значительно расширенного управления КГБ, отвечавшего за мероприятия по физической ликвидации за рубежом, прибывший в Бухарест для «обмена информацией».

Руководству Департамента внешней информации Румынии генерал Фадеев был известен еще с тех пор, когда он возглавлял резидентуру КГБ в Восточном Берлине, ставшую печально известной структурой по похищению и убийству людей из Западной Германии. Он также сыграл важную роль в жестоком подавлении антисоветских демонстраций в Восточном Берлине в июне 1953 года: тогда подчиненные ему войска КГБ открыли огонь по немецким демонстрантам. Это было чересчур даже для кровожадного Сталина, и Фадеева отозвали в Москву. Однако Хрущеву он сгодился.

В 1957 году в Бухаресте генерал Фадеев начал обмен опытом с проигрывания заезженной пластинки Хрущева: тот утверждал, что Сталин совершил непростительную ошибку, нацелив аппарат государственной безопасности на борьбу с народом Советского Союза. По словам Фадеева, «секретное выступление» Хрущева служило одной лишь цели – исправить это отступление от истинных заветов. В декабре 1917 года Ленин учредил Чрезвычайную комиссию и избрал ее эмблемой щит и меч, символы ее долга – защищать и оберегать коммунистическую революцию и предавать мечу ее врагов. Фадеев утверждал, что у Ленина и в мыслях не было использовать «нас» против «нашего собственного народа». Десять миллионов советских граждан отдали свои жизни, защищая «наш» политический строй во время Второй мировой войны, – это ли не самое убедительное доказательство их преданности коммунизму?

Фадеев объяснил, что «наши враги» скрываются вовсе не в Советском Союзе. Наши «смертельные враги» – это американская буржуазия и наши собственные предатели, бросившие отчизну и нападающие теперь на нас из-за рубежа. Именно на них и только на них должен быть нацелен наш меч, чтобы мы смогли исполнить «свое историческое предназначение» и вырыть могилу капитализму. Вот что на самом деле хотел донести до нас Хрущев в своем «секретном выступлении».

Фадеев отметил, что в действительности после прихода к власти одним из первых решений Хрущева в области внешней политики стал приказ от 1953 года о тайной ликвидации одного из таких «смертельных врагов». Фадеев вел речь об операции КГБ по устранению Георгия Околовича, украинского эмигранта и лидера Народно-трудового союза российских солидаристов – одной из самых ярко выраженных антикоммунистических организаций русских эмигрантов в Западной Европе. Хотя Хрущев родился в Крыму, он много лет был сталинским наместником на Украине и считал себя украинцем, а вскоре присоединил Крым к Украине. Поэтому для него было вполне естественным начать внешнюю политику с планов по «нейтрализации» лидеров антикоммунистических организаций из числа украинских эмигрантов.

Группа сотрудников КГБ, ответственная за исполнение приговоров, прибыла в Западную Германию в феврале 1954 года. Фадеев с прискорбием сообщил, что офицер КГБ Николай Хохлов, возглавлявший группу, «предал свою страну», переметнувшись на сторону ЦРУ. Беда не приходит одна, добавил Фадеев: примерно в то же время дезертировали еще два офицера карательной команды – Юрий Растворов в январе 1954 года и Петр Дерябин в феврале того же года.

По словам Фадеева, все эти неудачи привели к разительным переменам. Прежде всего, Хрущев приказал КГБ пустить по всему миру слух о роспуске подразделения КГБ, ответственного за организацию убийств. Затем он замаскировал похищения и мероприятия по физической ликвидации за рубежом под термином «нейтрализация». И наконец, он переименовал Девятый отдел Первого главного управления, как до этого именовалась служба по физической ликвидации, в Тринадцатый, еще более засекретив его существование и взяв его деятельность под личный контроль. Закончив эти мероприятия, Хрущев внедрил в КГБ новые схемы для операций по «нейтрализации».

Перед отъездом Фадеева из Бухареста румынский Департамент внешней информации обзавелся собственной совершенно секретной службой по похищениям и убийствам за рубежом. Новое подразделение было названо «Группа Z», поскольку «Z» – последняя буква латинского алфавита, символизирующая «крайние меры». Об операциях этой группы знал лишь руководитель румынской спецслужбы, но мы понимали, что по структуре она была практически идентична другим «родственным» подразделениям, недавно созданным в службах внешней разведки Восточной Германии, Венгрии и Болгарии. В соответствии с еще одной новой схемой КГБ оперативные штабы всех четырех новых групп располагались в Восточном Берлине. КГБ снабдил их полным набором необходимых аксессуаров, начиная от мощного снотворного до доверенных агентов в странах Запада, ранее принимавших участие в террористических операциях различных спецслужб стран советского блока. Такой подход позволял стандартизировать методы работы.

Фактически одна из первых операций в рамках новой хрущевской схемы была проведена совместно КГБ, Департаментом внешней информации Румынии и восточногерманской службой «Штази» в сентябре 1958 года: из Западной Германии был тайно похищен румынский эмигрант, лидер антикоммунистического движения Оливиу Белдяну. Официальная газета Восточной Германии “Neues Deutschland” и ее румынский аналог “Scоnteia” возложили вину за содеянное на ЦРУ, опубликовав официальные сообщения об аресте Белдяну в Восточной Германии, куда тайно при помощи ЦРУ тот проник для проведения диверсий.

В конце ноября 1963 года специальный курьер КГБ сообщил руководству румынского Департамента внешней информации, что в рамках операции «Дракон» мы должны распространить информацию о том, что движимый завистью президент Джонсон является зачинщиком заговора ЦРУ, личным организатором его у себя на родине, в Техасе. К декабрю КГБ причислил к заговору также «акул» американского «военно-промышленного комплекса», которые якобы были рассержены на Кеннеди за его стремление сократить военное присутствие США за рубежом, а соответственно, и военные расходы, а с ними и прибыль этих самых «акул».

Операция «Дракон» стала одной из наиболее успешных кампаний по дезинформации в современной истории. Как говорится в фильме «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе», снятом в 1991 году Оливером Стоуном, убийство президента Кеннеди стало результатом заговора в высших эшелонах американской власти, в котором участвовали представители военно-промышленного комплекса, ЦРУ, ФБР, Секретная служба, мафия и Линдон Джонсон. Фильм претендовал на награду американской киноакадемии «Оскар» в восьми номинациях и выиграл в двух. По данным последующего опроса Международного исследовательского центра Гэллапа, от двух третей до трех четвертей американцев поверили, что убийство Джона Ф. Кеннеди действительно было секретной операцией ЦРУ {726}.

Многие годы мотивам Освальда не находилось адекватного объяснения, поскольку ни один компетентный орган не рассматривал дело Освальда в комплексном контексте внешней политики СССР и практики советской разведывательной службы в конце 1950 – начале 1960-х годов.

* * *

В 2007 году я опубликовал книгу «Запрограммированный на убийство: Ли Харви Освальд, КГБ и убийство Кеннеди» (“Programmed to Kill: Lee Harvey Oswald, the Soviet KGB, and the Kennedy Assassination”), в которой преимущественно стремился объяснить события, предшествовавшие покушению, и привести их документальное подтверждение. Я включил в нее все, что знал о последующей кампании по дезинформации с точки зрения румынских служб, но мне удалось лишь слегка коснуться того, что превратилось в лавину нескончаемой лжи, безумных теорий и дилетантских расследований, наводнивших за эти годы средства массовой информации всех стран. Как однажды сказал мне Юрий Андропов, опытный мастер по части введения в заблуждение, если толковую дезинформацию повторять снова и снова, она в конце концов заживет собственной жизнью и сама собой обретет толпу случайных, но страстных приверженцев.

Позвольте кратко сформулировать выводы из представленного в книге анализа событий, предшествовавших покушению, которое обернулось для советских властей столь сильной головной болью в ноябре 1963 года. КГБ завербовал Освальда на идеологической основе в то время, когда тот морским пехотинцем проходил службу в Японии. Освальд настоял на побеге в советский рай, и, позволив ему пробыть в СССР три года, КГБ убедил его в необходимости временно вернуться в США для физической ликвидации президента Кеннеди, жестоко унизившего идола Освальда – Хрущева – перед всем миром. За это время мужчину подвергли усиленной идеологической обработке, обучили системе агентурной связи и обращению с оружием, предоставили ему прошедшую подготовку советскую жену, а затем отправили в Техас. Там Освальда встретил американский предприниматель Джордж де Мореншильд, который помог ему освоиться в новой обстановке.

Де Мореншильд был загадкой не только для большинства исследователей убийства Кеннеди, но и для собственных друзей. Ему посвящена значительная часть книги «Запрограммированный на убийство». Здесь же я лишь отмечу, что он был давним тайным агентом Советского Союза, его биография часто менялась, подстраиваясь под нужды советской разведки. Де Мореншильд получил гражданство США в 1930-х годах, в период правления нацистов в Германии. В Москве ему оформили документы на имя барона Джорджа фон Мореншильда, сына немецкого директора шведской компании “Nobel interests”, которая вела разработку бакинских нефтяных месторождений. К концу Второй мировой войны, когда разгром нацистов стал неизбежен, немецкий барон превратился во француза Джорджа де Мореншильда из Бельгии, занимавшегося делами основанного Наполеоном торгового училища. После Второй мировой войны он заявил, что его отец был русским инженером, работал на нефтяных месторождениях Плоешти в Румынии, но был пойман и казнен солдатами Красной армии. Неудивительно, что де Мореншильд покончил с собой, когда в 1977 году его вызвали для дачи показаний под присягой перед комитетом палаты представителей США по убийствам.

К тому времени, как Освальд обжился в Техасе, Хрущев передумал насчет физической ликвидации Кеннеди. В октябре 1962 года в ходе громкого открытого судебного процесса в Верховном суде Западной Германии Хрущев был изобличен как политический убийца. Ответчиком был Богдан Сташинский, офицер Тринадцатого отдела Первого главного управления КГБ, бежавший в Западную Германию в 1961 году. Он признался, что в 1957 и 1959 годах по приказу Хрущева убил двух политических лидеров из числа украинских эмигрантов, за что получил награду лично от Хрущева. Процесс над Сташинским вскоре перерос в суд над самим Хрущевым.

Колоритный, порывистый и непредсказуемый кремлевский лидер, чья «секретная» речь с разоблачением злодеяний Сталина еще была свежа в памяти международной общественности, теперь предстал очередным гнусным палачом – и вдобавок наглым лжецом. После ХХ съезда партии Хрущев вовсе не отказался от убийств посредством КГБ – он просто переключился на зарубежные страны. Верховный суд Западной Германии признал Сташинского лишь «соучастником преступления».

«Убийства сейчас совершаются по прямому распоряжению правительства, – заявил судья. – Политические убийства стали, в своем роде, встроены в политическую систему» {727}. Любые обнаруженные свидетельства участия советских спецслужб в убийстве американского президента, снискавшего большую популярность, погубили бы Хрущева.

Освальд прибыл в Соединенные Штаты незадолго до получившего широкую огласку суда над Сташинским. После судебного процесса КГБ попытался охладить пыл Освальда, отправив ему множество посланий и организовав в Мехико тайные встречи с экспертом по физической ликвидации «товарищем Костиным», действовавшим в близлежащей стране, где можно было спокойно проводить конспиративные встречи. К несчастью, Освальд настолько проникся своей миссией, что настаивал на ее самостоятельном исполнении. Он был преисполнен уверенности в том, что понимает истинные желания своего идола Хрущева.

Далее я расскажу о нескольких важных уликах, найденных в различных местах после убийства Кеннеди. Американские следователи в силу неосведомленности о методах работы КГБ никогда не придавали им большого значения. Однако эти обстоятельства крайне важны для понимания Освальда, его тайных связей с совершенно секретным отделом КГБ по физической ликвидации за рубежом и причин, по которым он в итоге решил действовать в одиночку.

Комиссия Уоррена пришла к выводу, что Освальд не поддерживал тайных связей с КГБ и его Тринадцатым отделом Первого главного управления, который отвечал за организацию физической ликвидации за пределами СССР. Однако за длинные выходные с 9 по 11 ноября 1963 года Освальд написал письмо в посольство Советского Союза в Вашингтоне, рассказав о только что состоявшейся в Мехико встрече с «товарищем Костиным», которого в некоторых других документах называл также «товарищем Костиковым». Как говорилось ранее, ЦРУ обнаружило, что под именем «товарищ Костин» или «товарищ Костиков» скрывался Валерий Костиков, офицер Тринадцатого отдела Первого главного управления КГБ, отвечавшего за организацию убийств за рубежом. Костиков работал под дипломатическим прикрытием сотрудника советского посольства в Мексике.

После убийства Кеннеди в гараже Рут Пэйн, американки, у которой Освальд провел те выходные, среди его вещей был обнаружен написанный от руки черновик того самого письма. Рут под присягой показала, что Освальд несколько раз переписывал письмо, прежде чем напечатать его на ее машинке. Ему это было важно. Комиссии Уоррена удалось получить копию окончательной версии письма, отправленного Освальдом в посольство Советского Союза. Я приведу выдержку из этого письма, дополнив ее вариантами фраз из черновиков Освальда (курсивом в скобках):

«Я пишу, чтобы сообщить о последних событиях, произошедших после моих встреч с товарищем Костиным [о новых событиях, произошедших после моих бесед с товарищем Костиным] в посольстве Советского Союза в Мехико, Мексика. Я не мог оставаться в Мексике [в черновике вычеркнуто: поскольку я считал бесполезным] сколь угодно долго из-за ограничений мексиканской визы, которая была выдана лишь на 15 дней. У меня не было возможности обратиться за новой визой [подать заявление на продление], не раскрывая своего настоящего имени, поэтому я возвратился в Соединенные Штаты».

Тот факт, что Освальд использовал агентурный псевдоним Костикова, подсказывает мне, что и его встреча с Костиковым в Мехико, и его переписка с посольством Советского Союза в Вашингтоне проходили в рамках оперативной деятельности КГБ. Этот вывод подкрепляется тем обстоятельством, что Освальд не использовал свое настоящее имя для получения мексиканской визы.

А теперь давайте соотнесем это составное письмо с бесплатным путеводителем по Мехико “Esta Semana” за 28 сентября – 4 октября 1963 года и с испано-английским словарем – оба этих предмета были среди вещей Освальда, но им не уделили ни малейшего внимания. В путеводителе карандашом подчеркнут телефонный номер советского посольства, на странице «Дипломатический корпус в Мексике» кириллицей написаны имена «Костен» и «Освальд», а на предыдущей странице отмечены названия пяти кинотеатров {728}. На обратной стороне испано-английского словаря Освальд написал: «Купить билеты [во множественном числе] на корриду» {729}, а на карте Мехико обведена арена “Plaza Mйxico” {730}. На карте Освальда также отмечен Дворец изящных искусств {731}, излюбленное место туристов, где по утрам в воскресенье выступал «Фольклорный балет».

Вопреки утверждениям Освальда, он не был замечен в советском посольстве в ходе визита в Мехико, хотя в то время на вход в здание были нацелены камеры ЦРУ {732}. Все вышеперечисленные факты наводят меня на мысль о том, что для срочного разговора с Костиковым в Мехико Освальд прибег к незапланированной встрече, так называемой «железной явке». «Железная явка» была стандартным приемом КГБ при внештатных ситуациях: «железная» означала «нерушимая», или «неизменная».

В свое время я санкционировал достаточно много «железных явок» в Мехико, излюбленном месте встречи с нашими важными агентами из США, и «железная явка» Освальда выглядит вполне типично. А именно: краткий контакт у кинотеатра для назначения встречи на следующий день на корриде (в Мехико бои быков проводились каждое воскресенье в 16.30), мимолетная встреча перед Дворцом изящных искусств для передачи Костикову одного из купленных Освальдом билетов и продолжительная встреча для обсуждения ситуации во время воскресной корриды.

Конечно, я не могу быть уверен в том, что все происходило именно так – у каждого оперативного работника имеются свои наработки и приемы. Но как бы они ни связывались друг с другом, ясно одно: Костиков и Освальд тайно встречались на выходных 28–29 сентября 1963 года. Письмо в советское посольство, плод усердного труда Освальда, служит тому неопровержимым доказательством.

Однако похоже, что в комиссии Уоррена никто не слышал о «железной явке» КГБ. Поэтому все убедительные доказательства того, что Освальд пришел в Мехико на «железную явку» с «товарищем Костиным», раскрытым агентом отдела КГБ по физической ликвидации за рубежом, затерялись в двадцати шести томах беспорядочно собранных документов и показаний «Отчета комиссии Уоррена».

Не стоит винить комиссию Уоррена в неспособности оценить важность шпионских улик, попавших к ней в руки. Ни у кого из членов комиссии не было опыта аналитической работы в службах контрразведки. Предполагая, что большинству читателей этой книги также неизвестны тонкости методики контрразведки, скажу так: нельзя ожидать от слесаря искусства хирурга.

По незнанию принципов работы КГБ комиссия Уоррена пропустила и другие решающие улики. После событий 11 сентября 2001 года представители ФБР заявили членам Национальной комиссии по террористическим атакам против Соединенных Штатов, что лишь носитель арабского языка смог бы разобраться в тонкостях перехваченной телефонограммы «Аль-Каиды», особенно содержащей разведывательные шифры и потайные смыслы. Я провел двадцать три года своей жизни, общаясь на языке кодов. Даже мое собственное имя было зашифровано. В 1955 году, когда я стал офицером внешней разведки, мне сообщили, что отныне мое имя – Михай Подяну, и я оставался Подяну до 1978 года, пока не порвал с коммунизмом. Все мои подчиненные и остальные офицеры внешней разведки из стран советского блока использовали шифры в письменных отчетах, при общении с осведомителями и даже в разговорах с собственными коллегами. На момент, когда я навсегда распрощался с Румынией, моя шпионская служба называлась «университетом», правитель страны был «архитектором», Вена – «Виделе» и так далее.

К тому времени я также руководил румынским аналогом американского Агентства национальной безопасности и стал относительно хорошо разбираться в применяемых КГБ системах кодирования и шифрования. Перед покушением на американского генерала Эдвина Уолкера , ставшим генеральной репетицией убийства Кеннеди, 10 апреля 1963 года Освальд оставил своей жене Марине записку, в которой я обнаружил два использовавшихся в то время кода КГБ: «друзья» (обозначение офицера-куратора) и «Красный Крест» (обозначение финансовой помощи).

В записке Освальд объясняет Марине, как действовать в случае его ареста. Он подчеркивает, что ей необходимо связаться с (советским) «посольством», что там у них есть «друзья», при этом «Красный Крест» (написано на английском, чтобы она знала, как это произносится) окажет ей финансовую помощь. Крайне важно то, что Освальд дает ей указание – «сообщить [советскому] посольству о том, что со мной стало». В то время посольство обозначалось кодовым словом «офис», но Освальд, похоже, хотел, чтобы Марина точно поняла, что ей следует незамедлительно проинформировать посольство Советского Союза.

Примечательно, что после ареста Освальда Марина не рассказала о записке властям США. Записка была найдена в доме Рут Пэйн, американской подруги Марины, у которой та находилась в момент покушения, и также затерялась в двадцати шести томах «Отчета комиссии Уоррена».

* * *

Когда руководство КГБ осознало, что взывать к рассудку Освальда бесполезно, оно косвенно привлекло к этому делу Фиделя Кастро. КГБ обратился к нему с просьбой поручить одному из своих американских агентов ликвидацию Освальда, если тот не откажется от намерения убить Кеннеди во время его запланированного визита в Даллас.

Убийца Освальда, Джек Руби, под присягой заявил комиссии Уоррена, что был на Кубе лишь однажды, в августе 1959 года, в качестве туриста. Однако спустя четырнадцать лет специальный комитет палаты представителей по убийствам получил записи Службы иммиграции и натурализации США, из которых «следует, что Руби покинул Кубу 11 сентября 1959 года, прибыл в Майами, вернулся на Кубу 12 сентября, а 13 сентября 1959 года отбыл в Новый Орлеан». Эти документы позднее были подкреплены туристическими карточками, полученными комитетом от кубинского правительства. Они также свидетельствовали о том, что «Руби въехал на Кубу 8 августа 1959 года, выехал 11 сентября, вернулся 12 сентября и вновь выехал 13 сентября 1959 года» {733}.

В связи со вскрывшимися данными об этих новых перемещениях главный советник комитета палаты представителей по убийствам Роберт Дж. Блэйки написал: «Вне всяких сомнений, мы установили, что Руби неоднократно и умышленно лгал ФРБ и комиссии Уоррена о количестве поездок на Кубу и их продолжительности» {734}.

В итоговом отчете специальный комитет пришел к выводу о том, что «целью поездки Руби в Гавану, вероятно, был не отдых, хотя, выступая перед комиссией Уоррена, тот настойчиво называл его единственное путешествие на Кубу в 1959 году посещением знакомых» {735}. Однако на этом официальное расследование дела Джека Руби в США было прекращено.

 

Глава 4

Новые веские доказательства причастности КГБ

С момента публикации книги «Запрограммированный на убийство» появилось много новых достоверных сведений, раскрывающих удивительные детали об организованной руководством КГБ кампании по дезинформации, целью которой было представление ЦРУ закулисным организатором убийства президента Кеннеди. Теперь мы можем не только яснее представить себе логику КГБ и намеченные им цели на период после покушения, но и убедиться в том, что многие участники тех событий были агентами КГБ. Ко всему прочему, было обнаружено, что некоторые из использованных приемов были испытанными уловками КГБ, поскольку эти агенты и методы работы впоследствии проявились в других кампаниях СССР по дезинформации, часть из которых уже была упомянута в этой книге. (Офицеры советской разведки, с которыми я ранее был знаком, обычно советовали полагаться на схемы, уже успешно срабатывавшие в прошлом.)

Первая неоспоримая улика, подтверждавшая проведение руководством КГД активной дезинформационной кампании в связи с убийством Кеннеди, направленной на отвлечение общественного внимания от Москвы, была озвучена Борисом Ельциным, первым свободно избранным президентом России. В своих мемуарах «Записки Президента» Ельцин упоминает о письме председателя КГБ Владимира Семичастного в адрес Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза от 23 ноября 1963 года (следующего дня после убийства Кеннеди). В письме содержалась рекомендация опубликовать в «прогрессивной газете одной из стран Запада» статью, «разоблачающую попытку реакционных кругов США снять ответственность за убийство Кеннеди с настоящих преступников, [т. е.] расистов и ультраправых группировок, виновных в распространении и разрастании в Соединенных Штатах насилия и террора». Предложение Семичастного было одобрено. Через два месяца Раджани Палм Датт, редактор британского журнала коммунистической направленности “Labour Monthly”, опубликовал статью, где при отсутствии малейших доказательств поднимался вопрос о причастности к убийству ЦРУ. «[О]сновные обозреватели, – писал Датт, – заподозрили в этом заговор ультраправых сил или расистов Далласа, … [который] с учетом своей очевидной продуманности, предполагающей соучастие широкого круга государственных органов, носит все признаки работы ЦРУ» {736}.

Вне всяких сомнений, ЦРУ – лучшая разведывательная организация в мире. Она внесла неоспоримый вклад в победу Америки в «холодной войне» и стала первым рубежом защиты мира от терроризма и распространения ядерного оружия. Выставляя ЦРУ преступной организацией, КГБ надеялся снизить ее возможности вербовать кадры, знавшие то, чего не видели спутники, – помыслы деспотов из стран советского блока и их самые секретные военные планы.

Значительная часть новых надежных сведений о дезинформационной операции Кремля по обвинению ЦРУ в убийстве Кеннеди была получена от перебежчиков. В 1992 году британские службы тайно вывезли из Советского Союза полковника Василия Митрохина, сотрудника архива КГБ, а с ним и двадцать пять тысяч засекреченных документов, которые тот на протяжении многих лет выносил из архивов внешней разведки. Эти документы были лишь крошечной частью общего архива КГБ. Тем не менее ФБР назвало архив Митрохина «самыми полными и подробными разведданными, когда-либо полученными от информаторов». По мнению ЦРУ этот архив стал «величайшей удачей контрразведки в послевоенное время» {737}.

Митрохин рассказал о том, как КГБ распространял истории о заговоре с целью убийства Кеннеди и что в его материалах приведены имена ряда агентов на Западе, задействованных в раздувании теорий заговора. Засекреченные документы КГБ из архива Митрохина легли в основу одного из самых громких разоблачений: они доказывали, что так называемый заговор с целью убийства Кеннеди, о котором по всему миру написаны тысячи книг, был придуман КГБ, а часть из этих историй даже финансировалась Комитетом госбезопасности.

Не менее важен тот факт, что, исходя из документов архива Митрохина, КГБ привлек к исполнению своего замысла платных агентов, участвовавших в кампании по дезинформации, призванной заклеймить папу римского Пия XII как союзника нацистов. Среди этих агентов – Карло Марцани (псевдоним «Норд»), получавший от КГБ большие суммы на издание просоветских книг, И.Ф. Стоун (псевдоним «Блин»), также получавший из Кремля деньги с 1944 года, Виктор Перло (псевдоним «Рейд» или «Рейдер»), чья связь с СССР была установлена из радиодепеш, перехваченных в рамках проекта «Венона», и подтверждена перебежчиками.

Все это не вызывает удивления. В конце концов, обе операции были начаты в 1963 году (спектакль «Наместник» был поставлен на берлинской сцене в феврале, а Освальд застрелил президента США в ноябре), обе были инициированы Хрущевым при содействии генерала Сахаровского, руководителя службы внешней разведки и бывшего главного советника разведывательной службы Румынии, обе проводились одними и теми же экспертами по дезинформации, работавшими тогда в штаб-квартире КГБ.

Согласно документам из архива Митрохина, первая опубликованная в США книга об убийстве Кеннеди – «Освальд: ликвидатор или козел отпущения?» – была написана бывшим членом Коммунистической партии Германии Иоахимом Йостеном, а ее изданием в Нью-Йорке занимался агент КГБ Карло Альдо Марцани {738}. Как издатель Марцани регулярно получал от КГБ и ЦК КПСС значительные суммы на продвижение передовых сочинений американских и зарубежных авторов {739}. Но вплоть до 1999 года, когда были раскрыты данные из архива Митрохина, оставалось неизвестным, что издательство книги Йостена, “Marzani & Munsell”, в начале 1960-х годов получило от ЦК КПСС в общей сложности шестьсот семьдесят две тысячи долларов {740}.

Незадолго до публикации книги Йостена об Освальде Марцани поддержал атаку КГБ на Пия XII. Как уже говорилось в главе, посвященной спектаклю «Наместник» Хоххута, когда в 1963 году в Берлине впервые был поставлен этот спектакль, очернявший Пия XII, Марцани смог в срочном порядке переиздать книгу «Шейлок: история персонажа», в которой описывалось несправедливое обращение пап римских с евреями, что сделало ее отличной рекламой для пьесы Хоххута.

Примечательно, что книга Йостена увидела свет всего за пару дней до публикации «Отчета комиссии Уоррена» – таковы были инструкции КГБ, полученные нами в Департаменте внешней информации Румынии при организации операции «Дракон». В своей книге Йостен упоминает все, что было нам знакомо по плану операции «Дракон». Он преподносит Освальда как агента-провокатора ФБР, ранее работавшего на ЦРУ, в задачу которого входило прикрытие настоящих убийц – неназванной группы американских заговорщиков правого толка.

Никому не известно, как Йостен внезапно заделался таким большим экспертом по убийству Кеннеди. Сам он заявлял, что провел пять дней в Далласе, «расследуя» трагедию, а затем 11 декабря 1963 года вернулся домой к жене. Однако, по ее словам, в тот вечер он не пришел ужинать, оставив записку о том, что отбыл в Европу, и отсутствовал несколько месяцев. Позднее в том же году Йостен начал публиковать статьи и книги, посвященные убийству Кеннеди {741}.

Как упоминалось ранее, когда все спрашивали Рольфа Хоххута о том, откуда ему известны столь возмутительные истории о Пие XII, тот отвечал, что провел три месяца в Риме, общаясь со словоохотливым немецким епископом, однако исходный материал должен храниться в тайне в течение пятидесяти лет. Общественность не убедили ни пять дней в Далласе, ни три месяца в Риме.

Первая рецензия на книгу Йостена, превозносившая ее до небес, была подписана агентом КГБ Виктором Перло и опубликована 23 сентября 1964 года в газете «Нью таймс», используемой, насколько мне известно, в качестве прикрытия КГБ и одно время издаваемой в Румынии {742}. В 1930-х годах Перло возглавлял группу важных агентов коммунистического подполья США. В 1944 году он со своей группой перешел в подчинение организации – предшественницы КГБ и стал отчитываться перед Элизабет Бентли, годом позже переметнувшейся на сторону США. Этот переход состоялся в нью-йоркской квартире юриста Джона Эбта, давнего члена Коммунистической партии США, по данным архива Васильева, регулярно помогавшего коммунистическому подполью, КГБ и ГРУ с финансированием и решением правовых вопросов {743}. После своего ареста Освальд заявил, что желает видеть своим адвокатом Джона Эбта, и попытался связаться с ним по телефону, но Эбт уехал на выходные {744}. Из материалов архива Васильева выяснилось, что Перло часто писал статьи для разных передовых коммунистических изданий, подписывая их различными псевдонимами. В 1940-х годах он помог писателю И.Ф. Стоуну собрать материал для ряда разоблачительных статей {745}.

И.Ф. Стоун (псевдоним в КГБ «Блин») 9 декабря 1963 года опубликовал большую статью, в которой попытался объяснить, почему американцы убили собственного президента. Он назвал Освальда и Руби «правыми психами», но основную вину возложил на «военизированное правительство» Соединенных Штатов, пытавшееся продать Европе идею «ядерного кошмара» {746}. Стоун был очередным платным агентом КГБ и спустя несколько месяцев присоединился к травле Пия XII. Как упоминалось ранее, 9 марта 1964 года Стоун подписал статью в собственном еженедельнике, восхвалявшую спектакль Хоххута «Наместник» и обрушившуюся на Пия XII, называя того «другом Гитлера» и Муссолини {747}. В том же месяце сестра Стоуна, Джуди Стоун, опубликовала в издании “Ramparts” благоприятное для Хоххута интервью с ним {748}, которое, как будет показано ниже, также сыграло важную роль в поддержке дезинформационной кампании КГБ относительно убийства Кеннеди.

Таким образом, мы вновь видим, что КГБ собрал своих «традиционных подозреваемых», чтобы одновременно и заклеймить Пия XII как союзника Гитлера, и возложить вину за смерть президента Кеннеди на ЦРУ и другие американские структуры.

Свою книгу «Освальд: ликвидатор или козел отпущения?» Иоахим Йостен посвятил Марку Лейну, американскому стороннику левых взглядов, автору вышедшего в 1966 году бестселлера «Торопливое суждение» (“Rush to Judgment”), где в убийстве Кеннеди обвинялась ультраправая американская группировка. Документы из архива Митрохина подтверждают, что КГБ окольными путями отправил Марку Лейну деньги (две тысячи долларов), а агент КГБ Генрих Боровик поддерживал с ним регулярные контакты. Еще один перебежчик из КГБ, полковник Олег Гордиевский (бывший глава резидентуры КГБ в Лондоне), сообщил, что Боровик приходился шурином генерал-полковнику Владимиру Крючкову, ставшему в 1974 году руководителем службы внешней разведки КГБ, в 1988 году возглавившему Комитет госбезопасности, а в августе 1991 года оказавшемуся среди руководителей ГКЧП, этот комитет организовал в Москве государственный переворот, выступая против политики гласности.

В 1967 году были изданы еще две книги, авторство которых приписывают Йостену: «Доводы против Линдона Джонсона в убийстве президента Кеннеди» (“The Case Against Lyndon in the Assassination of President Kennedy”) и «Освальд: истина» (“Oswald: The Truth”). В каждой книге читателю внушалось, что Кеннеди был убит по приказу президента Джонсона и его приспешников в ЦРУ. Вслед за ними в 1968 году свет увидела книга Марка Лейна «Несогласие гражданина» (“A Citizen’s Dissent”). По мнению Винсента Буглиози, исследовавшего покушение на Кеннеди, Марк Лейн «несомненно, предельно настойчиво и внятно» убеждал американцев в том, что Кеннеди погиб от рук реакционеров США {749}. Лейн часто бывал за рубежом, выступая с речами о том, что Америка – «вотчина ФБР и полицейское государство», убившее собственного президента.

Марк Лейн помог окружному прокурору Нового Орлеана Джиму Гаррисону арестовать местного жителя (Клея Шоу), обвиненного Гаррисоном в сговоре с сотрудниками американской разведки с целью убить Кеннеди для пресечения его попыток положить конец «холодной войне». Книга Гаррисона «По следу убийцы» (“On the Trail of the Assassin”) легла в основу фильма Оливера Стоуна «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе», о котором я уже писал ранее. В нем утверждается, что убийство президента Кеннеди стало результатом заговора в высших эшелонах американской власти.

Так родилась теория заговора с целью убийства Кеннеди, которая и гуляет по миру. Ее поддержали многие из тех, кто имел к делу весьма отдаленное отношение и понаслышке знал о сути проблемы. Все они судили о событиях с собственной узкой точки зрения. Некоторые свидетели убийства Кеннеди утверждали, что слышали больше выстрелов, заметили больше убийц и видели не те раны, которые описаны в «Отчете комиссии Уоррена», хотя достойные доверия аналитики неоднократно подтверждали достоверность приведенных в отчете результатов криминалистической экспертизы. Например, один из экспертов по баллистике предоставил сведения, которые легли в основу книги Бонара Меннингера «Смертельная ошибка. Выстрел, убивший Кеннеди» (“Mortal Error: The Shot that Killed JFK”, St. Martin’s, 1992), где утверждается, что Кеннеди погиб от неосторожного выстрела агента секретной службы. Наряду с этим вышла также книга Гейтона Фонзи «Последнее расследование» (“The Last Investigation”, Thunder’s Mouth, 1993), в которой автор, журналист, сотрудничавший с комитетом палаты представителей, утверждал, что лично обнаружил связь Освальда и ЦРУ, проведя расследование, в частности в Майами. Специалист по электронике Дэвид С. Лифтон написал книгу «Лучшее доказательство: обман и притворство в убийстве Джона Ф. Кеннеди» (“Best Evidence: Disguise and deception in the Assassination of John F.Kennedy”, Macmillan, 1980). Изучив фотографии, автор пришел к выводу, что перед похоронами раны Кеннеди были изменены, хотя объяснения таким действиям не приводит. Вопросом ран задавался и доктор Чарльз Креншоу, посвятивший этой теме труд «Джон Ф. Кеннеди: заговор молчания» (“JFK: Conspiracy of Silence”, Signet, 1992).

Все эти книги отвлекают общественное внимание от того, что произошло на самом деле. К сожалению, серьезные издательства продолжают принимать в печать подобного рода сочинения, строящиеся по одному принципу: каждый автор рассматривает какой-либо аспект истории сквозь призму собственного ограниченного восприятия, а затем дает волю воображению.

* * *

Еще одна часть крайне важных сведений, почерпнутых из архива Митрохина, касается короткой и на первый взгляд наивной записки, начинающейся со слов «Уважаемый г-н Хант», в которой «Ли Харви Освальд» вежливо просит об «информации касательно своего положения», прежде чем он «или кто-то другой предпримет какие-либо шаги». В 1975 году дубликаты этого документа были отправлены в США трем наиболее активным сторонникам теории заговора вместе с письмом, в котором сообщается, что оригинал записки хранится у директора ФБР.

По сведениям Митрохина, записка была сфабрикована КГБ с использованием слов и выражений, взятых из настоящих писем Освальда, написанных им от руки во время пребывания в Советском Союзе. При этом записка была дважды перекопирована технической службой КГБ. (КГБ настаивал на использовании фотокопий подделок, чтобы их было труднее распознать.) По замыслу КГБ записка к «Уважаемому г-ну Ханту» должна была явиться отсылкой к техасскому нефтяному магнату Г.Л. Ханту, фигурировавщему в первоначальном плане по возложению вины за убийство Кеннеди на техасских богачей. В 1977 году записка была опубликована в небольшой техасской газете. Владельцем газеты был покойный Пенн Джоунс-младший, сторонник теорий о «таинственной смерти», он сам опубликовал ряд книг об убийстве Кеннеди и пользовался поддержкой левого журнала “Ramparts” {750}. Как говорилось ранее, журнал “Ramparts” отметился активными нападками на Пия XII и способствовал постановке в Нью-Йорке пьесы Хоххута «Наместник», очернявшей Пия. “Ramparts” также опубликовал многочисленные статьи об убийстве Кеннеди, которые в большинстве случаев возлагали вину за покушение на американские власти. Новость о записке к «уважаемому г-ну Ханту» была подхвачена газетой «Нью-Йорк таймс», заявившей, что подлинность записки подтверждена тремя почерковедческими экспертизами и вдовой Освальда.

Подделка КГБ была признана «подлинным документом».

В связи с фальшивой запиской к «дорогому г-ну Ханту» полезно вспомнить о подделках, сфабрикованных венгерскими коммунистами в попытке скомпрометировать кардинала Миндсенти (ранее я уже писал об этом). В 1949 году, в разгар суда над Миндсенти, эксперты-графологи Лазло и Ханна Сульнеры, сфабриковавшие документы, которые стали уликами против Миндсенти, сбежали в Вену. Оказавшись в безопасности на Западе, они объяснили, как копировали слова и фразы из рукописей, украденных из кабинета Миндсенти, а затем объединяли их, создавая безупречные подделки вроде его предполагаемого признания. По словам Ханны, ее отец изобрел устройство, способное создавать безошибочные копии почерка, и Лазло в совершенстве овладел им. Она добавила, что сотрудники венгерской службы безопасности очень заинтересовались этим прибором и в конечном итоге конфисковали его, чтобы самим изготавливать подделки (оказавшиеся весьма неуклюжими). Я вновь вспоминаю, как был озадачен просьбами КГБ отправлять своих агентов в архивы Ватикана на поиски все новых и новых документов, написанных Пием XII. Теперь уже понятно, зачем это делалось.

В апреле 1977 года КГБ уведомил ЦК КПСС о подготовке дополнительных «активных мер» для разоблачения предполагаемой роли «американских спецслужб» в убийстве Кеннеди. К 1980 году Говард Хант, бывший сотрудник ЦРУ, замешанный в уотергейтском скандале, стал открыто жаловаться на то, что его обвиняют в причастности к убийству Кеннеди {751}.

* * *

Ряд авторов недавно опубликовал скрупулезные исследования на тему радиоперехвата в рамках проекта «Венона». Хотя расшифровка советских разведывательных донесений в период с 1940 по 1948 год, известная как проект «Венона», напрямую не связана с нашими знаниями об операции по дезинформации после убийства Кеннеди, из этих посланий можно извлечь справочную информацию о задействованных в этой операции агентах КГБ. Среди них был и И.Ф. Стоун.

Одним из документальных источников о деятельности внешней разведки КГБ стал архив Васильева. В 1990-х годах бывший офицер КГБ Александр Васильев смог ненадолго получить доступ к архивам внешней разведки КГБ за 1930–1940 годы и скопировать содержавшиеся в них сведения для совместной российско-американской публикации на Западе. В конечном итоге доступ к архиву вновь был закрыт еще до публикации, но Васильеву в 1996 году удалось вывезти свои копии в Лондон. Так называемый «Архив Васильева», дополненный более подробными расшифровками документов, относящихся к проекту «Венона», и другими материалами, которые удалось раздобыть с помощью документов, скопированных Васильевым, был издан в 2009 году без цензуры с российской стороны. Этот архив раскрывает новую информацию о ряде советских агентов, привлеченных к операциям после убийства Кеннеди и к другим дезинформационным кампаниям.

Еще одна книга содержит крайне важные сведения с точки зрения освещения деятельности руководства Кубы. Книга, озаглавленная «Шпионы Кастро» (“Castro’s Spies”) и опубликованная в 2012 году, принадлежит перу Брайана Лателла, писателя и бывшего сотрудника ЦРУ, собиравшего необходимые факты у перебежчиков и из открытых источников. Его самым важным информатором был Флорентино Аспильяга, сотрудник кубинской разведки из службы радиоперехвата, бежавший в 1987 году в Вену. Лателл общался с ним в 2007 году и назвал его самым ценным источником из всех, кто когда-либо бежал с Кубы.

В октябре 1963 года шестнадцатилетнему Аспильяге, только что завершившему обучение на специалиста по радиосвязи, было поручено самостоятельно дежурить на точке связи в прибрежной зоне вблизи Гаваны и отслеживать радиопередачи ЦРУ из штата Вирджиния и района Майами, а также радиопередачи сторожевых кораблей США прибрежного действия в поисках шпионов. Лишь однажды за десяток с лишним лет на этой службе его привычный распорядок дня был нарушен, и случилось это 22 ноября 1963 года. Примерно в 9.00–9.30 утра он получил зашифрованную радиограмму с распоряжением связаться со штабом, что он и сделал по закрытой связи. Аспильяге приказали в тот день прекратить отслеживание донесений ЦРУ, а вместо этого сосредоточиться на сообщениях из Техаса и передавать в штаб любые сведения, представляющие интерес.

Спустя три-четыре часа Аспильяга стал перехватывать на частотах радиолюбителей сообщения о выстрелах в президента Кеннеди в Далласе и докладывал о них в штаб по закрытой связи. (Кеннеди застрелили примерно в 12.30 по местному времени, в Гаване это соответствовало 13.30.)

Аспильяга сказал Лателлу: «Кастро знал. Они знали, что Кеннеди убьют». Аспильяга не пытался как-то приукрасить эту историю или обвинить в убийстве Фиделя. Его рассказ, несмотря на многократные повторения, оставался неизменным. Он отметил, что, опасаясь за свою жизнь, до побега в 1987 году никогда и никому не рассказывал об этом факте. Лателл навел справки и обнаружил, что Аспильяга упомянул об этом в своих мемуарах на испанском языке, написанных им в 1990 году. Но эта информация стала достоянием общественности лишь в 2012 году, когда вышла книга Лателла {752}.

Этот небольшой эпизод подкрепляет представленный в книге «Запрограммированный на убийство» вывод о вспомогательной роли Фиделя Кастро в принятых руководством КГБ мерах по обеспечению контроля за ситуацией в кризисной обстановке и организации операции по дезинформации в отношении Освальда и его преступления. После секретной встречи Освальда с «товарищем Костиным», состоявшейся в Мехико, Кремль, очевидно, известил Кастро о намерении Освальда убить президента Кеннеди в ходе его поездки в Даллас и запросил помощи Кубы. Разведывательная служба Кастро направила для решения необходимой задачи своего агента Джека Руби, подготовив легенду о том, зачем тому потребовалось убивать Освальда. КГБ тем временем проинструктировал Кастро о роли, которую тому предстояло сыграть в случае необходимости в последующей кампании по дезинформации.

Как только в радиоэфире появились новости об убийстве Кеннеди, Кремль и его пособники сразу же, прежде чем кто-либо другой осмелился высказать свое мнение, распространили свою версию о виновниках. Фидель Кастро отреагировал одним из первых.

Освальд открыто поддерживал кубинский режим и посещал кубинское посольство в Мехико, поэтому Кастро понимал, что для отвода от себя любых подозрений о причастности к убийству Кеннеди ему нужно действовать быстро. По своему обыкновению, он выступил с длинными речами на Кубе и по «Радио Гаваны». С 23 ноября он неизменно тепло отзывался о Кеннеди, чья смерть, по словам Кастро, могла быть выгодна лишь «ультраправым и ультрареакционным группировкам» Соединенных Штатов. Сначала он вообще отрицал, что когда-либо слышал об Освальде. Однако затем сотрудники консульства подтвердили, что докладывали Кастро о визите Освальда в кубинское посольство в Мехико. С учетом этого факта Кастро признал свою осведомленность, однако при этом приукрасил историю, заявив, что Освальд пришел в бешенство, когда ему было отказано в выдаче кубинской визы, и прежде, чем выскочить из консульства, с грохотом захлопнув за собой дверь, он высказал угрозы убить Кеннеди. Сотрудники консульства отрицали, что слышали от Освальда угрозы в адрес Кеннеди, и никому даже не пришло в голову, как такое восклицание вообще могло быть связано с отказом в выдаче кубинской визы. По всей видимости, Кастро просто пытался усовершенствовать идею о подаче дезинформации, несомненно, полученную от КГБ. С течением времени Кастро, как и КГБ, стал попросту винить ЦРУ в убийстве Кеннеди {753}.

* * *

Работая на Николае Чаушеску, я всегда старался сделать так, чтобы он сам пришел к какому-либо решению вместо того, чтобы напрямую высказывать свое мнение о том, как ему следует поступить. Таким образом, мы оба были довольны. Советники, работавшие со мной по линии КГБ, научили меня, что лучший способ обмануть кого-либо – создать у него впечатление, что он своими собственными глазами обнаружил нечто. Неудивительно, что в дезинформационной кампании КГБ, связанной с убийством Кеннеди, нашлось место двум умело организованным и невероятно успешным операциям, исполненным именно в таком духе.

В ноябре 1963 года Моррис Чайлдс, второй человек в Компартии США (в которую он вступил еще в 1919 году!), совершал ежегодную поездку в Москву для того, чтобы попросить денег и получить указания. Когда стало известно об убийстве Кеннеди, 22 ноября Морриса вызвали в кабинет Бориса Пономарева, влиятельного заведующего Международным отделом ЦК КПСС. Они начали обсуждать, как американской компартии следует реагировать на это покушение, почти сразу к ним ворвалась пара мертвенно-бледных служащих. Задыхаясь, они принялись на русском, в знании которого Моррис никогда не признавался, рассказывать Пономареву об аресте Освальда, проговорившись, что тот был бывшим морским пехотинцем США, бежал в Советский Союз, пытался там совершить самоубийство, был признан советскими психиатрами неуравновешенным, поэтому советские власти были только рады от него избавиться, когда он попросился обратно в США. В запале рассказчики добавили, что руководство КГБ только что поклялось Кремлю в том, что никогда не поддерживало с Освальдом рабочих отношений.

Внезапно служащие заметили Чайлдса («американца») и уточнили, в каком ключе следует ему все это объяснить. Пономарев поручился за Морриса и велел рассказать ему всю правду. Талантливые актеры повторили свою историю, которая была изложена Моррису уже через переводчика. Советские служащие уверяли Чайлдса в том, что СССР не имеет к убийству ни малейшего отношения.

На самом деле Моррис Чайлдс с 1951 года был глубоко засекреченным агентом ФБР, чьи донесения считались в высшей степени надежными. Правда о нем оставалась скрытой до 1995 года, пока Джон Бэррон не получил разрешение на публикацию книги «Операция «Соло»: агент ФБР в Кремле» (“Operation Solo: The FBI’s Man in the Kremlin”), откуда и взята только что приведенная сцена.

В 1993 году, еще до публикации данной книги, мы с женой провели какое-то время в компании Джона Бэррона на званом обеде, организованном Альфредом Регнери, который был издателем моей книги «Красные горизонты» и как раз закончил читать наброски моей новой книги об убийстве Кеннеди. Разговор вращался вокруг дневника Морриса, полученного Бэрроном только что от вдовы, и желания Регнери опубликовать его в виде книги. На обеде я узнал, что сведения Морриса регулярно и анонимно представлялись руководству американского правительства для личного ознакомления. В книге Бэррона, изданной в 1995 году, приводятся убедительные доказательства того, что Моррис как агент ФБР пользовался большим доверием. Предоставленная им информация сыграла решающую роль в вердикте комиссии Уоррена, а затем и комитета палаты представителей США по убийствам – не рассматривать причастность стран советского блока к убийству президента Кеннеди.

Нет никаких сомнений в том, что Моррис Чайлдс и его брат Джек, некогда верно служившие Компартии США, с 1951 года и до конца своих дней были совершенно надежными осведомителями ФБР. Моррис занимался преимущественно политическими вопросами, а Джек заведовал финансовыми. Распоряжения по политический части и денежные средства братья получали от Коммунистической партии Советского Союза и пересылали это в американское дочернее отделение КПСС. Даже после 1963 года Джек и Моррис продолжали поддерживать связи в коммунистических кругах и не сомневались в доверии к ним со стороны советских властей {754}.

Однако, как следует из архива Митрохина, в 1974 году у подразделения КГБ, ответственного за операции в Соединенных Штатах, возникли подозрения в отношении Морриса Чайлдса из-за некоторых сомнительных моментов в его биографии. По тем же причинам под подозрение попал и его брат Джек. Оба брата стояли во главе американской компартии с самых ее истоков и в 1951 году стали сотрудничать с ФБР. Моррис был вторым человеком в легальных структурах компартии, а Джек играл важную роль в деятельности ее подпольных организаций, в том числе добывал для них деньги на конспиративных встречах с офицерами КГБ. К 1970-м годам оперативники КГБ, занимавшиеся в США шпионажем, задались вопросом, не являются ли братья информаторами ФБР, учитывая, что репрессии против коммунистов 1950-х годов обошли их стороной.

В 1970-х годах оперативники КГБ периодически рекомендовали членам компартии США заменить обоих братьев, но те откладывали решение по этому вопросу и по разным причинам не принимали никаких мер, в основном ссылаясь на то, что руководитель компартии доволен Моррисом и Джеком. Моррис покинул свой партийный пост в 1981 году, в том же году скончался его брат. В 1970-х годах советские власти вручили обоим братьям почетные награды, а в 1977 году КПСС даже организовала особые торжества в честь дня рождения Морриса, на которых присутствовали председатель КГБ Андропов, заведующий Международным отделом ЦК КПСС Пономарев, советский вождь Л.И. Брежнев и половина Политбюро. Брежнев прикрепил к лацкану пиджака Морриса почетный орден Красного Знамени. Этим же орденом был награжден и Джек во время своего следующего визита в Москву {755}.

Собранная воедино информация о братьях Чайлдс неизбежно приводит нас к выводу о том, что в высших эшелонах КГБ и Коммунистической партии СССР уже давно (с 1963 года, а может быть, и раньше) понимали, что Моррис и Джек Чайлдс работают на ФБР. Вместо того чтобы избавиться от них или даже арестовать, КГБ и руководство КПСС решили привлечь братьев к распространению дезинформации «втемную». Братья не только отдавали Компартии США политические распоряжения Кремля, но и служили в высшей степени надежными источниками, передававшими американскому правительству нужную для Кремля дезинформацию. Когда случилось невероятное и Освальду удалось застрелить президента Кеннеди, Кремль из кожи вон лез, пытаясь убедить каждого брата по отдельности в полной непричастности к этому Советского Союза.

Сцена, разыгранная перед Моррисом 22 ноября 1963 года, несомненно, была фарсом, специально подготовленным как часть кампании по дезинформации. Советские власти, естественно, были в курсе, что Моррис знает русский язык, поскольку тот провел первые девять лет своей жизни в царской России, а позднее еще три года учился в Международной ленинской школе марксизма-ленинизма в Москве, где предшественник КГБ даже завербовал его в качестве осведомителя. Невозможно поверить в то, что какие-то мелкие партийные сошки осмелились бы ворваться на встречу Пономарева с американским представителем, не говоря уж о том, что они никогда не стали бы так вольно распространяться на такие деликатные темы, как прошлое Освальда или документы КГБ.

Архив Митрохина удачно дополняет эту картину. Первый отдел Первого главного управления КГБ, занимавшийся США, обнаружил сомнительные моменты в биографиях братьев Чайлдс и настаивал на прекращении сотрудничества КПСС с ними, но руководители КПСС и КГБ прекрасно знали, что братья являлись информаторами ФБР. Вторжение служащих во время встречи Пономарева с Моррисом 22 ноября явно было спланировано заранее с тем, чтобы Моррис убедил ФБР, а с ним и высшее американское руководство, в непричастности СССР к убийству Кеннеди.

Примечательно, что в тот же день, 22 ноября 1963 года, была разыграна еще одна сцена, на этот раз на Кубе. По словам Фиделя Кастро, это было «поразительным совпадением». В тот день в Варадеро, близ Гаваны, Фидель устроил на своей вилле на берегу моря прием в честь Жана Даниэля, известного французского журналиста из парижского еженедельника «Экспресс». Даниэль уже несколько недель провел на Кубе, в том числе пару дней с самим Кастро. За столом сидело около дюжины гостей: помимо Кастро, его жены и Даниэля там собралось еще девять-десять кубинцев. Неожиданно раздался телефонный звонок – это президенту Кубы звонило подставное лицо с новостями о покушении на Кеннеди. Фидель в присутствии гостей снял трубку, чтобы те услышали его изумленные восклицания: «Что? Покушение?» Казалось, Фидель действительно был потрясен, но у него хватило присутствия духа немедленно осведомиться, кто занимает пост вице-президента. Когда вскоре стало известно, что президент США мертв, Кастро выразил обеспокоенность в этой связи и сказал: «Нужно, чтобы немедленно нашли убийцу, не то, вот увидите, они попытаются взвалить вину на нас». Брайан Лателл, описавший эту историю в своей книге, догадливо замечает, что Кастро мог так тщательно спланировать свой прием не без задней мысли: «Он рассчитывал, что Жан Даниэль напишет об этом одну или несколько статей, которые станут широко обсуждаться». И действительно, вскоре в газете «Нью рипаблик» появились две статьи Даниэля с описанием этой сцены. Поскольку журналистская репутация Даниэля была безупречна, никому и в голову не пришло сомневаться в том, где был Кастро, когда узнал новости, и насколько он был удивлен {756}. Но с чего бы Фиделю интересоваться личностью вице-президента, если еще не было известно, что ранение президента смертельно? Почему он был встревожен тем, что обвинят именно Кубу, если убийцу еще не обнаружили? В любом случае вполне очевидно, что Фидель Кастро как мог поддерживал дезинформационную кампанию КГБ, отрицая какую бы то ни было причастность Кубы к убийству и распространяя созданные КГБ версии случившегося.

Джек Чайлдс также сыграл свою роль в организованной после убийства Кеннеди операции по дезинформации. В мае 1963 года руководство КПСС представило Джека Фиделю Кастро, впервые приехавщему в Москву. Они вполне поладили друг с другом, и в мае 1964 года КПСС направила Джека из Москвы в Гавану, предварительно проинструктировав его, как следует вести себя с Кастро, якобы нуждавщемся в собеседнике. Джек ждал своего часа девять дней, а на десятый наконец-то получил приглашение от Фиделя. Они обсуждали отношения США и Кубы по партийной линии, и внезапно Фидель спросил: «Как думаешь, это Освальд убил президента Кеннеди?» И сам же ответил на свой вопрос, рассказав, как его люди протестировали винтовку, аналогичную той, которая была у Освальда, и пришли к выводу, что один стрелок не смог бы произвести заявленные три выстрела за столь короткий промежуток, поэтому это наверняка был заговор. Кастро также поведал Джеку Чайлдсу о том, как после отказа в выдаче визы Освальд в гневе вылетел из кубинского посольства в Мехико, крича: «Я убью за это Кеннеди!» Разумеется, Джек пересказал историю Кастро не только руководству Компартии США, но и ФБР, которое передало ее комиссии Уоррена, однако впоследствии директор ФБР Гувер, убежденный в отсутствии заговора, существенно упростил ее {757}.

Теперь понятно, за что в 1977 году Морриса и Джека Чайлдса с помпой наградили в Кремле орденом Красного Знамени.

* * *

Венцом советской кампании по дезинформации в связи с историей Освальда стала недавняя сенсация: самолет-шпион U-2 под управлением Пауэрса был сбит в воздушном пространстве СССР не советскими ракетами, как всегда утверждали русские, а истребителем Су-9, с которого специально сняли вооружение для возможности набора большой высоты. Советский летчик, капитан Игорь Ментюков, управлявший тем самолетом, недавно заявил, что U-2 попал в воздушный поток от его Су-9 без вооружения, перевернулся и получил повреждения крыльев. Ракетные пуски по американскому самолету действительно были произведены, однако в результате был сбит вовсе не U-2, а самолет, осуществлявший его перехват, – МиГ-19 {758}. В статье о сбитом самолете U-2, опубликованной в США в 2000 году, сын Хрущева Сергей признал, что советские средства ПВО вначале осуществили пуск трех ракет SA-2, однако по цели отработала лишь одна из них. Дежурная смена ПВО для надежного поражения цели произвела пуск еще тринадцати зенитных ракет, но они случайно подбили собственный самолет МиГ-19, поднятый на перехват под управлением старшего лейтенанта Сергея Сафронова, которого посмертно наградили орденом Красного Знамени {759}.

По словам капитана Ментюкова, высота полета самолета U-2 превышала предельную высоту полета советских ракет. Он также отметил, что пилот U-2 ни за что бы не выжил, если бы его самолет был подбит советской ракетой {760}.

По-видимому, после того как Освальд сообщил КГБ высоту полета самолета U-2, хранившуюся в строжайшем секрете, КГБ подготовил специальный самолет и держал его наготове для перехвата U-2. Это обеспечило приятный бонус: пилота U-2 удалось взять живым. Хрущев и впрямь выставил Пауэрса напоказ и воспользовался им в пропагандистских целях.

«Мы еще никогда не преподносили товарищу Хрущеву столь ценного подарка на 1 мая», – любил повторять Сахаровский.