К родному хутору Лиам добрался через четыре ночи. Уставший как черт и довольный, как собака от свежей кости. С Волчонком они расстались в Бериде, там же и зарыв топор войны. Оба понимали, что в противном случае будут волноваться друг о друге все лето. Лиам поименно передал привет каждому члену многочисленной семьи Вулфи, а Джон поприветствовал приемного отца Лиама — безумного Финли. На том и разошлись. Волчонок продолжил путь к родной деревне на телеге знакомого рыночного торговца, а Лиам забрался под листву дубовой рощи, что граничила с лесом.

Роща была излюбленным местом отдыха зажиточных горожан. Так, как это была суббота, то многие из этих бездельников раскинули клетчатые одеяла на зеленой травке и лениво жевали сэндвичи, запивая местным темным, знаменитым на полстраны пивом. Часть ребятни носилась как угорелая, гоняя старый, не раз уже латаный мяч. Иногда вся толпа дружно останавливалась и долбила друг друга по лодыжкам, пока мяч не выскочит из ловушки. А вот те ребята, которых в игру не взяли, смотрели на сверстников и завистливо пускали носом пузыри из густых зеленых соплей.

В футбол Лиам научился играть уже в Академии. В его детстве не было таких развлечений. Зато стрелять и драться на клинках он уже тогда мог получше многих наставников. В этом найти учителя лучше, чем Финли было сложно. Шпага, палаш, сабля, кинжал, нож и стилет, а так же мушкет и винтовка, пистоль и револьвер — вот какими были друзья детства у Лиама. Зато теперь ему не требовалось обходить глухие леса и тратить на дорогу лишних два дня. Эти места он знал лучше местных охотников, поэтому и не боялся.

Чем дальше он углублялся в рощу, тем ближе друг к другу оказывались дубы, тем больше было кустарников и прошлогодней листвы на земле и, соответственно, меньше отдыхающих горожан. Когда последние из них остались позади за деревьями, Лиам сбросил вещмешок и выудил из него короткий охотничий скиннер в кожаных ножнах. Его он прицепил на пояс. Ножны стилета прикрепил на внешнюю сторону левого предплечья поверх одежды. Правда трехгранная железка без гарды была настолько длинной, что острие выглядывало из ножен на несколько сантиметров дальше локтя. Еще Лиам достал из мешка двуствольный обрез. Преломил ствол и вогнал в трубы удлиненные патроны сорок пятого калибра. Как уже говорилось, Лиам не боялся леса, скорее лес в ужасе бежал от него.

Домой Лиам принес двух зайцев, что поймал броском стилета, и три медвежьих капкана. Часть леса, в которой они стояли, никогда не изобиловала крупным зверем, а мелкого, такой капкан просто надвое переломит. Ничего зазорного, в том, чтобы избавить неуча от его капканов, Лиам не видел.

Когда внезапно лес кончился, парень скорее почувствовал родной дом, нежели увидел его. Стемнело уже порядочно, но звезды да луна с месяцем еще не засияли. На чистом и широком лугу росли высокие, чуть ли не по пояс, травы. Лиам провел рукой по верхушкам и сорвал парочку. В руке оказалось несколько васильков, да пара зеленых колосьев одичалого ячменя. Раньше, еще до революции, в этом месте было поле, а сейчас лес медленно отвоевывал земли себе. В прошлом году, как помнилось Лиаму, маков и васильков уже было больше, чем ячменя. А молодые сосенки с тисами хаотично возвышались над травами самое дальше — в десяти метрах от края старого поля. Пройдет еще десяток лет и молодые деревца войдут в силу, начнут плодоносить, лес сожрет еще немного луга.

Проблемы в этом Лиам не видел. Он любил и уважал лес. А людям новые поля понадобятся еще не скоро. Тех, кто пережил революцию и пять страшных поветрий, осталось слишком мало, чтобы охватить все земли. Зато выжившие стали богаче и зажиточней. — Не зря, — считал Лиам, — Бримийцы прогнали колдунов-аристократов с их трусливым королем. Теперешние налоги идут в казну на развитие наук, армии и флота — таким же людям, как и Лиам, на пользу.

Парень взял левее и вскоре увидел высокий старый частокол с ошкуреных сосен. Столбы были так плотно подогнаны друг к другу, что даже днем сквозь них ничего нельзя было увидеть. Щели в частоколе просто-напросто отсутствовали. Ворота, достаточно широкие для того, чтобы в них проехала не только сельская телега, но и почтовый дилижанс, как всегда на памяти Лиама были надежно заперты и плотно подперты. Впрочем, они Лиама не интересовали, скорее парень просто проверял, не изменилось ли чего за почти год его отсутствия. Настоящий вход был еще левее, и если бы не огромный висящий замок, да кованая ручка, это место ни за что нельзя было отличить от обычной стены частокола. Кстати замок был из таких, что если бы в него засыпать хороший заряд пороха, то это бы наверняка подпортило механизм, но не помогло бы его открыть. Параноик Финли испортил два таких своим лучшим порохом. А петли, на которых он держался — крепились на металлической планке с внутренней стороны частокола — Как будто кому сдался их хутор, — улыбнулся Лиам. — Наверное, Финли просто повторил колониальный форт, в котором служил в дни своей юности, но не смог придумать, как его запирать снаружи, ведь гарнизона для охраны изнутри у них не было.

Как впрочем, не было с собой ключа у Лиама. Зато были плотные кожаные перчатки и, надев одну из них на правую руку, Лиам полез в соседние заросли высокой крапивы. Вылез он оттуда, громко матеря интендантскую службу академии, на чем свет стоит. Его тонкие бриджи совершенно не защитили ног, и они теперь покрывались быстро вспухающими волдырями ниже колен, и в нескольких неприятных местах, где иглы крапивы пробили еще и подштанники. Зато он достал сверток толстой промасленной парусины, в которую Финли прятал запасной ключ.

После дневного перехода, Лиам был жутко выжат. Отчаянно зевая, он достал скиннер и нашел силы освежевать зайцев да натянуть шкурки на специальные рамки. Выпустив им кишки, Лиам занес тушки в погреб и бросил в бочку с рапой. Пускай мясо и натянется солью, зато не испортится. Для приготовления супа — то, что надо. Последнее, что сделал Лиам перед сном, так это слазил на чердак и снял полоску копченой оленины. Как он ее ел, парень уже не помнил.