Зимой, во время снегопада на Владимирскую заставу прибыл гонец из Новгорода. Хлопья снега были такие крупные, что гонца увидели лишь тогда, когда он совсем приблизился к воротам. Гонец сообщил печальную весть: помощи ждать неоткуда, по весне богатыри столкнуться с печенегами лоб в лоб и должны будут в одиночку отстаивать заставу. Меж тем, запасы продовольствия стремительно иссякали. Нет, защитники заставы не голодали, но и неизвестно было, как долго им ещё сидеть здесь в осаде. Если, конечно, будет эта осада, но всё указывало на то, что по весне кочевники возьмут их в кольцо. Добрыня снова и снова доставал свой меч-кладенец. Молния была такой же острой, как и прежде, но она словно утратила свою чародейскую силу. С тех пор, как гонец привёз меч из Новгорода, Добрыня каждый день доставал его из ножен и пытался пробудить его чародейскую силу. Он хотел вместе с ним взмыть в воздух, воспарить над землёй, наносить мощнейшие удары и обрушивать с неба молнии, как он делал прежде. Это бы заставило проклятых печенегов дрогнуть и уйти обратно в степь. Но меч теперь ничем не отличался от других мечей, сделанных из стали без магии. Порой Добрыня даже сомневался, тот ли меч привёз ему гонец из Новгорода. Эфес был точно от Молнии, сделанный из кости, резьба на нём была уникальна. В голове боярина то и дело эхом раздавались некогда произнесённые Ставром слова:

— Смотри, аккуратнее с этой силой. Меч постоянно требует крови и новых жертв. Если ты не кормишь его, он теряет свою силу и постепенно превращается в обычную железку.

— В обычную железку…. — повторял теперь Добрыня, разглядывая острую сталь. Нужно было кого-нибудь ранить этим оружием, нужно было дождаться, когда пребудут печенеги, и тогда Молния войдёт в свою силу и поможет повергнуть орды язычников. Когда прибыл новый гонец из Новгорода и сообщил, что помощи от князя Ярослава ждать не следует, Добрыня снова достал свой меч, но результат был такой же: никакой чародейской силы. А меж тем богатыри на заставе серьёзно встревожились полученными вестями и вскоре собрали совет. Добрыня заплёл косу и отправился в думскую избу. Здесь собрались уже многие богатыри и бояре, все знакомые лица. Здесь и седовласый Потамий Хромой, и коренастый Василий Касимеров, и Полюд Одноглазый, и, конечно же, Илья Муромец. Все сидели за большим круглым столом — придумка Ильи, чтобы было видно, что здесь все равны. Добрыня сел на своё место рядом с Потаней, затем подошло ещё несколько смоленских и ростовских бояр, и начался совет. Потамий, который по должности ещё был воеводой заставы, начал первым и рассказал о новостях, принесённых из Новгорода.

— Вот так вот, братцы, — заканчивал он свою речь, — теперь мы должны решить, как быть дальше, и как воевать против орды кочевников, когда Новгород нас бросил.

— А что тут думать, — молвил Полюд Одноглазый, — будем держать осаду, пока не кончатся силы. Выбор у нас не велик. А там, либо к нам придёт помощь, либо нет.

— Ростов поможет вам, — заговорил один ростовский боярин, — пока печенеги будут держать вас в осаде, мы будет атаковать их с тыла, докучать им мелкими стычками.

— Да, вот только голодать будете не вы, — возразил Василий Касимеров, — а мы тут будем сухари грызть в ожидании, пока вы не прорвёте засаду.

— А у тебя есть другое предложение, богатырь?

— У меня есть, — ударил по столу Илья. — Мы боимся варваров, потому что их больше, чем нас, значительно больше. Но мы забываем, что они варвары, и что нам уже случалось побеждать их, когда их было больше числом. Я предлагаю, не дожидаться, пока они снова соберутся в единое войско, а выйти из города и всеми силами нанести удар. Так мы встретимся не со всеми печенегами, а лишь с частью их орды. По частям мы даже сможем разбить эту орду.

— А если не выйдет? — спрашивал Потамий.

— Тогда уйдём. Но на заставу возвращаться не будем. Пусть кочевники идут на Новгород, а мы ударим им в тыл и поможем новгородцам. Там мы печенегов и похороним.

— Хочешь сдать им ещё один город? — возмутился Полюд, — сколько можно? Они уже сожгли Муром, они взяли Рязань. Ты сказал, заставу мы им не отдадим. А что потом, предложишь и Новгород им отдать?

— Думаю, до этого не дойдёт, — возражал Илья, — мы разгромим их раньше, чем они дойдут до Новгорода. А если не разобьём, что ж, с нашей земли варвары всё равно уйдут, новгородцы же не захотели нам помочь.

— Ярослав — это не новгородцы, — возразил Потамий, сдерживаясь, чтобы не закричать, — и не забывай, Илья, что я сам из Новгорода, и Новгород меня здесь поставил воеводой. Так что на этой заставе я старший.

— Да что ты? — презрительно усмехнулся Илья, — а войско у тебя есть, воевода? Вот у меня есть, стало быть, мне и решать, кто здесь старший, а не твоему Новгороду.

— Так нельзя, Илья, — возразил Полюд, — снова один хочешь за всех всё решить? Но мы сидим за круглым столом, если ты не заметил, и у нас тут совет.

— Без меня вам всё равно не победить.

— Победить? — не сдавался Полюд, — а когда ты в последний раз побеждал? Мы только убегаем и сдаём города.

— Муром сдал ты, здесь нет моей вины.

Полюд вспыхнул и разгорячился пуще прежнего.

— Войско в тебя больше не верит, — бросил он Илье, — а, значит, у тебя нет войска. Я тысяцкий в этом войске, и я признаю старшим над собой Потамия.

— Ну и пожалуйста, у меня есть ещё Добрыня.

Теперь все взоры обратились на Добрыню. До этого он сидел молча, но теперь нужно было что-то сказать.

— Прости, Илья, — вымолвил он после паузы, — ты — мой друг, ты вынес меня на плечах раненного. Но мой дом — Новгород. Поэтому я поддержу Потамия.

— Что ж, — произнёс седовласый воевода, — ты хороший старшина, Илья. Я думаю, что ты ещё сможешь помочь нашему общему делу. Я назначаю тебя сотником.

Илья в ответ громко расхохотался.

— Вы не понимаете, с чем играете, — сказал он, поднявшись из-за стола, — вас всех убьют.

Когда Илья вышел, все ненадолго погрузились в молчание. Но затем совет возобновился. Было принято решение ждать печенегов здесь и выдерживать осаду до последнего. Дальше врага пропускать было нельзя. Совсем немного прошло времени с того дня, и вот вода начала капать с висящих на крышах сосулек. Снек стал зыбким и мокрым — приближалась весна. Впервые в жизни это событие вызвало у Добрыни не радость, а тревогу. Страшные предчувствия усилились, когда однажды в небе показался Змей Горыныч. Он спокойно парил под хмурым небосводом, как будто вовсе и не был редким чудовищем, а был обычной перелётной птицей, возвращавшейся с юга. Все с трепетом ожидали, что Змей спустится и ринется в атаку, но в этот раз он пролетел мимо, видимо, всего лишь нагонял страху.

— Интересно, а если бы мы поступили по-твоему? — спрашивал тогда Добрыня у Ильи, — как бы мы одолели Змей Горыныча?

— Не знаю, но думаю, Симаргл не оставил бы нас.

— Опять ты со своим язычеством.

Илья спокойно переживал своё понижение в сотники и даже успокаивал тех командиров, что возмущались таким решением совета. Богатырь не хотел смуты на заставе и вёл себя так, словно знал, что в будущем всё равно вернёт в свои руки утраченное влияние. А меж тем Змей Горыныч ещё несколько раз появлялся в небе над заставой, но ни разу не наносил удар. Все понимали, что он лишь пытается их запугать и при этом может атаковать в любой момент. И всё же, печенеги первыми нанесли удар. Они пришли с юга, как только земля на дороге обнажилась от снега. Март-месяц был довольным тёплым, каждый день в полдень было видно, как из земли и из луж поднимается пар. Очень рано стали возвращаться перелётные птицы, закаркали чёрные грачи, запели по утрам жаворонки. Грачей была целая большая стая, они возвращались в свои старые гнёзда, возвращались домой. Богатыри же, казалось, навсегда утратили свой дом, и уже больше никогда не увидят своих родных. Как же они завидовали теперь этим суетливым и шумным грачам! Для этих чёрных птиц жизнь теперь только начиналась, мирная жизнь со всеми её хлопотами. Как же хотелось вернуться к такой жизни. Богатыри устали от войны, им хотелось насладиться весной, но орды кочевников заслонили линию горизонта, и вскоре уже тысячи всадников направлялись к заставе. Добрыня в числе первых отправился на боевую вылазку. Он знал, что в последствии будет в этом раскаиваться, но сейчас ему срочно нужно было пролить чью-нибудь кровь, чтобы напитать свой меч силой. И вот, вставив ноги в стремена, боярин верхом атаковал печенегов. Сражаться с мечом против копья было крайне сложно. Несколько раз кочевники чуть не ранили его, но Добрыня всегда уходил от удара. Меж тем враги начинали окружат богатырей, и тем пора было отступать на заставу. Однако тысяцкий Добрыня продолжал бой, а вместе с ним и вся его тысяча. Ему удалось ранить печенега в руку и пролить вражью кровь. Но это ни к чему не привело, боярин ничего не почувствовал. Тогда Добрыня отчаялся на ещё большее безрассудство. Он слез с коня, чтобы добить раненного печенега, корчившегося в муках на земле. Сразу несколько всадников устремились на богатыря с копьями и саблями. Но Добрыня не обращал на них внимания. Он был уверен, что, как только совершит задуманное, в мече пробудиться чародейская сила и поможет ему отбиться. Боярин пронзил печенега прямо в сердце, но всё равно ничего не почувствовал.

Меч в его руке остался просто железкой, а вражеская сабля уже была совсем рядом с его шеей и вот-вот готова была отделить голову от тела. Добрыня в последний момент пригнулся и припал к земле. Но тут же другой всадник нанёс ему удар копьём. Добрыня, проклиная чародеев и их оружие, перекатывался по земле, уворачиваясь от ударов. Каким-то чудом ему удалось избежать ранений, его люди ценой больших жертв отбили своего тысяцкого у врага. Вскоре они вернулись на заставу. Добрыня был мрачнее тучи, но самое неприятное было в том, что он не мог никому объяснить причинысвоего странного поведения. Меж тем, показался Илья верхом на коне, левая рука его повисла плетью, кольчугу окрасил багрянец. Почему-то это выглядело очень странно — раненный Илья Муромец. Добрыня не мог вспомнить, чтобы когда-то прежде видел его раненным. Казалось, что Илья даже не человек, а полубог, и вот теперь он с мучительным видом истекал кровью. Всё стало каким-то неправильным, всё рушилось, и ускользала последняя надежда. А печенеги продолжали атаковать город, совершая один штурм за другим. Где-то в высоте над всем этим парил Змей Горыныч, но почему-то не вмешивался в схватку. Однако его присутствие нагоняло страху. Каждый день кто-то погибал, многие были ранены, и всё больше становилось ясно, что от голода богатыри не помрут. Кочевники атаковали очень яростно, будто и не собирались брать город в долгую осаду, а рассчитывали на быстрый штурм. Не понятно было, почему они так торопились. Вскоре пришла подмога из Ростова. Как и обещали, ростовцы наносили удары с тыла, пытаясь вымотать противника. Но это не приносило никаких результатов, кочевники становились только злее. День за днём они били и били, и вот однажды им удалось открыть ворота и прорваться на заставу. Тут же все были созваны по тревоге и брошены к воротам. Добрыня вместе с Полюдом Одноглазым шёл через центральную улицу с обнажённым мечом, когда увидел стоящий прямо посреди улицы накрытый стол, за которым сидел Илья Муромец. Рядом с ним кружился дворовый пёс, выпрашивая ласку, в которой богатырь ему не отказывал, время от времени гладил по голове, чесал за ухом, даже обнимал мохнатую морду. Пёс в ответ вилял хвостом и всё больше ласкался к воеводе. Затем Илья взялся за гусли и принялся играть поразительно тоскливую, душераздирающую мелодию. За этим занятием его и застал Добрыня.

— У тебя здесь пир, как я посмотрю, — молвил он.

— Возможно, последний в моей жизни, — отвечал Илья.

— Не хочешь к нам присоединиться?

— Я бы с радостью, но я ранен, рука плохо двигается. Могу только играть на гуслях во славу Симарглу. Ведь Симаргл — бог гусляров, певцов и стихотворцев. Музыка — это лучшая молитва Симарглу.

— А это что такое? — указал Добрыня на предмет на столе, который оказался человеческим черепом. Макушка у черепа была отрезана так, что внутри него виднелась полость, похожая на чашу.

— Печенеги из наших черепов делают чаши, — пояснил Илья, — и пьют из них вино. Я сделал тоже самое из головы печенега.

И с этими словами Илья стал наливать вино прямо в череп покойного кочевника.

— Ты будешь это пить? — скривил лицо Добрыня.

— Я не сказал, что буду это пить, но, когда эти варвары придут сюда, они должны это увидеть.

— Ты окончательно лишился рассудка, — молвил лишь Добрыня. Но больше он не стал задерживаться и побежал к воротам. По дороге он увидел парящего кругами в небесах Змея Горыныча. В этот момент почему-то хотелось верить, что после смерти его действительно ждёт крылатый пёс на мосту, весёлый бог, который сыграет на гуслях и скажет, что всё это была неудачная шутка, кошмарный сон, который теперь закончился. Добрыня видел, как богатыри, падая смертельно раненными не землю, произносили лишь одно слово:

— Симаргл!

А затем печенеги наступали на их мёртвые тела и продвигались всё дальше. Богатыри не выдерживали этого натиска и медленно с боями отступали. К Илье Муромцу за стол в это время подсел муромский князь Ратша, который давно уже оправился от ранения.

— Он ждёт нас? — спрашивал он у Ильи.

— Симаргл всегда ждёт нас.

— Разве ему не ведомо, когда кто умрёт?

— Наверное, нет, он же не всевидящий бог, он любит сюрпризы и хорошие шутки.

— Эх, — тяжело вздохнул Ратша, — одно радует, Илья, что на Калинов мост мы с тобой отправимся вместе.

— Да, нам там будет не скучно, — улыбаясь, отвечал Илья.

А в это время Добрыня уже прирезал мечом одного печенега. Тщетно он надеялся, что хоть сейчас, в критический момент меч вдруг перестанет капризничать и спасёт своего владельца. Бездушная железяка не проявляла никакой магии. Никакого чуда уже не случиться. И от этой мысли по-настоящему стало горько.

— Это конец, — послышались рядом слова Полюда Одноглазого.

— Держитесь, братцы! — прокричал Потамий Хромой, — чтобы, когда увидим наших отцов на том свете, им бы не было за нас стыдно.

Но вот Полюд получил копьём в бедро и рухнул на землю. Добрыня поспешил к нему на помощь. Ещё немного, и Одноглазого затоптали бы печенеги. Но Добрыня схватил его за ворот кольчуги и с силой потянул на себя. Полюд был спасён, хот и истекал кровью. Но теперь на Добрыню устремилось сразу несколько вражеских копий. Одно он поймал рукой, в паре сантиметров от своего глаза и с силой оттолкнул. Боярин уже не мог никого ранить, мог только отбиваться от атак. Но внезапно все атаки прекратились, печенеги вдруг замерли в тревоге.

— Он спускается, — вымолвил кто-то. Добрыня поднял взор к небу и увидел, что Змей Горыныч стремительно снижается и летит прямо на заставу.

— Ну теперь точно конец, — вымолвил Добрыня. Илья Муромец вдруг поднялся на ноги и взялся за рогатину. Видно было, что он заранее велел себе приготовить не обычное копьё, а именно рогатину, причём такую тяжёлую и острую, что, казалось, она способна насквозь пробить медведя. Илья взял её в здоровую руку и забрался на коня.

— Симаргл! — громко вымолвил он, подняв лицо к небу, — божественный мытарь, Страж Времени, дай мне сил выстоять в этом бою, помоги этим верным сынам твоим не погибнуть сегодня, и, клянусь, я в долгу не останусь.

В это время Змей Горыныч спустился уже совсем низко и сел на городскую стену. Теперь все могли видеть его громадное, покрытое чешуёй тело, длинный хвост и три хищных головы. Все замерли, будто заворожённые. Илья тоже медлил, он должен был убедиться, что Змей не поменяет позицию и останется сидеть, где сидит. У богатыря был только один шанс. Нужно было как следует разогнаться, как следует размахнуться и совершить точный бросок. Конь гарцевал и рвался в бой. Змей Горыныч меж тем стал набирать полные лёгкие воздуха — недобрый знак.

— Щиты вверх! — скомандовал Добрыня, и богатыри тут же последовали его совету. Змей надулся, как жаба, затем все услышали какой-то пронзительный свист, а вслед за ним из всех трёх пастей вышло мощное оранжевое пламя. Послышались дикие крики боли, запах горелого мяса дошёл до носа Добрыни.

— Давай же! — прокричал Ратша — муромский князь, подгоняя Илью.

— Погоди, здесь что-то не так, — отвечал Илья.

Когда воздух в лёгких Змея закончился, прекратился на время и поток пламени. Добрыня выглянул из-за своего щита и увидел, что огонь не коснулся ни одного из богатырей. Зато многие печенеги были сожжены заживо. Меж тем Змей Горыныч повернулся к богатырям хвостом, набрал воздуха и обрушил своё пламя на тех, кто стояли за воротами. Кочевники в ужасе стали разбегаться в полыхающих одеждах.

— Выходит, Симаргл тебя не оставил! — промолвил радостный Ратша и от души засмеялся. Илья Муромец бросил на землю свою рогатину. Он выглядел немного расстроенным.

— Выходит, не померюсь я сегодня силой со Змеем Горынычем.

А Змей тем временем гнал печенегов прочь от заставы, сжигая людей и палатки. А богатыри смеялись, как дети и обнимали друг друга. Потамий Хромой вдруг заключил в объятия Добрыню и поцеловал его в губы. Добрыня в ответ засмеялся. Но вскоре Змей вернулся на заставу. Он сел на землю, затем все увидели, как две головы его втянулись в спину, чешуя превратилась в кольчугу, крылья в чёрный плащ. И вот перед богатырями стоял уже зрелый витязь, коротко стриженный, с бородкой с проседью.

— Что ж, Ратмир, выходит, ты за нас? — спросил его Добрыня.

— Не ведь мы же с тобой друзья, — отвечал чародей, — у нас договор.

Но тут перед богатырями появился всадник. Илья слез с коня и пошёл прямо на Змея, тщательно вглядываясь в его лицо, как будто хотел получше его запомнить.

— Я тебя знаю, — удивлённо вымолвил богатырь.

— Ну, конечно, — отвечал Змей, — мы виделись однажды.

— Но ведь это же… этого же совсем не может быть.