…Шел 1935 год. Кузнецкий комбинат к этому времени был уже построен, но еще строилась железнодорожная ветка к нему от местной рудной базы. Рудная база находилась в Горной Шории.
На другой же день после приезда на Кузнецкстрой, когда Дьяков зашел в отдел кадров, ему сказали:
— Вас Егоров вызывал.
Дьяков нашел начальника строительства на трассе.
— Моя фамилия Дьяков, я…
— Все знаю, мне показывали ваше личное дело… Физмат в Институте народного образования в Одессе плюс астрономическое отделение Московского университета… Словом, у меня к вам вот какая просьба. Мы открыли в Темиртау метеостанцию — три года уже существует, — так за три года там сменилось шесть начальников. Толку, словом, нет, а для пас очень важна более или менее точная информация о погодных условиях в этом районе.
— Но я по образованию астроном.
— Те шестеро были вообще без образования.
— Хорошо, попробую.
— Попробуйте. И если получится — обещайте: не удерете, пока вам не скажут, что вы не нужны.
Он пообещал.
Когда строительство дороги закончилось, метеостанция была передана Кузнецкому комбинату, Дьяков продолжал делать свое дело, регулярно отсылая в заводоуправление сводки погоды. Как к ним там относились, он не знал, а их, оказывается, просто-напросто складывали в шкаф, даже не просматривая: что может предсказать какой-то отшельник из Темиртау!
Так продолжалось до одного случая, который обошелся комбинату в полмиллиона рублей.
Зима в том году выдалась мягкая, и руду из Горной Шории возили, даже не пересыпая известью: известь бывает нужна, чтобы руда не смерзалась на платформах, так как грузят ее мокрую (из-за грунтовых вод). И вот в середине этой мягкой зимы Дьяков вдруг обнаруживает признаки предстоящего сильного похолодания. В тот же день посылает в Новокузнецк тревожное предупреждение, а там его постигает судьба всех прежних сводок.
Несколько составов руды смерзлось в камень, взять ее не могли ничем, пришлось взрывать прямо на платформах. А потом железная дорога предъявила иск за искореженный подвижной состав: 500 тысяч рублей.
Не-ет, теперь сводки из Темиртау больше не складывались непросмотренными, к работе Дьякова начали относиться с вниманием, уважением и даже некоторым почтением, теперь он стал вхож к директору комбината, а директор, восхищаясь и гордясь удивительной прозорливостью «бога погоды», рассказал о нем областным руководителям.
Отвечая в первый раз на запрос председателя Кемеровского облисполкома и предсказывая погоду по Кузбассу не на день, не на неделю и даже не на месяц вперед — на сезон, Дьяков почти физически ощутил тяжесть, что легла на плечи.
Есть особый вид болезнетворного микроба, проникающего в кровь многих людей, — он заражает их зудом предсказателей погоды. Средневековые законодатели в Англии были не такими уж варварами, определяя меру наказания для детей Альбиона, подверженных этому зуду: неверный прогноз погоды на море часто оказывался равноценным подписанию смертного приговора для тогдашних парусных судов.
Что угрожает добровольному предсказателю в наши дни? Угадал — слава тебе и почет, не угадал — ну что же, и на старуху бывает проруха!..
Дьяков с самого начала отдавал себе отчет, что стоит ему промахнуться хотя бы раз, будет безвозвратно подорвано доверие к его методу, будет убита, чего доброго, сама идея, и кто знает, как далеко отодвинется решение проблемы долгосрочных прогнозов. Он отдавал себе отчет и в том, что юридическую силу, если можно так выразиться, имеют лишь прогнозы погоды, исходящие из учреждений метеослужбы. Он все это сознавал и тем не менее, учитывая интересы дела, не мог отвечать молчанием на запросы, которые шли уже не только из Кемерова.
«Уважаемый Анатолий Витальевич, просим вас, по возможности, поделиться соображениями относительно агрометеорологической обстановки на летний период по Северному Кавказу, Поволжью, Центрально-Черноземной зоне, указать предполагаемые здесь осадки.С уважением Г. Осиянов,
«Прогнозы ваши хорошо помогают, ориентируют в нашей сложной работе на весеннем севе. Убедительно прошу вас, по возможности, дать прогноз на май — июнь для Западной Сибири.С уважением Ю. Малков,
«Обком партии, руководители, специалисты колхозов, совхозов благодарны вам правильный долгосрочный прогноз погоды весенне-летний период, помощью которого хозяйства разумно организовали весенне-полевые работы и вырастили хороший урожай зерновых среднем области 15–20 центнеров гектара. Просим сообщить долгосрочный прогноз погоды на нынешний год (апрель — июнь) применительно условиям Курганской области.С уважением Князев,
Их скопился уже целый ящик в «главном» письменном столе — этих телеграмм и писем, в которых высказываются просьбы сообщить прогноз погоды на месяц, на два, на сезон вперед.
Дьяков складывает их сюда уже после того, как послан ответ, — складывает «для отчетности».
— Перед кем же? — спросил я у него.
— Перед собственной совестью: я не болен зудом предсказательства, я не выскочка, не самозванец, меня просят — я отвечаю.
— Но разве не бывает случаев, когда…
— Бывают! Но то — стихийные бедствия, угроза стихийных бедствий, здесь самолюбие — не советчик.
В общем-то, как оказалось, самолюбие ученого попадает под домашний арест довольно часто. Он с опережением на два-три месяца предупреждал о засухах на юге европейской территории страны, в Западной Сибири и Казахстане, заблаговременно послал предупреждение более чем о шестидесяти метеорологических катастрофах, обрушившихся на Европу, Азию, Атлантику, на страны Тихоокеанского бассейна за последние десять лет.
Всякий раз прогноз подтверждался.
Но это — катастрофы, а как обстоит дело с подтверждением прогнозов в повседневной нашей жизни? Что будет тогда-то и тогда-то, скажем, в Новосибирске — дождь, солнышко или, может, загрохочет по крышам град?
Дьяков принял для себя систему прогнозирования по декадам (во второй декаде мая в Кемеровской области ожидается…), и вот итог: в среднем в году ошибочный прогноз омрачает его настроение не более двух раз. Две декады из тридцати шести с половиной за год, двадцать — из трехсот шестидесяти пяти за десять лет.
Вроде бы можно быть довольным? Нет, нужно добиться стопроцентного попадания. Эх, если бы ему новую метеостанцию, да плюс к ней — махонькую обсерваторию с добрым оборудованием!.. А что если написать письмо, скажем, в Министерство сельского хозяйства, написать письмо и попросить помощи? Скромно, конечно, только самое необходимое…
И решился, написал, приложив список необходимого оборудования. Через несколько дней — телеграмма из Москвы: дано указание приобрести оборудование, готовьтесь к приемке…
Так я и не вырвался из плена тетрадей, рисунков, фотографий, выписок — не сходил на Улу-Даг, чтобы посмотреть, как все там оборудовано. А вообще-то любопытно бы взглянуть, как уживаются под одной крышей метеостанция и солнечная обсерватория. Ведь это единственный пока у нас пример подобного симбиоза. Он теперь и в названии нашел отражение, этот симбиоз — Научно-исследовательская гелиометеорологическая станция Горной Шории.
В общем-то они тут на равных, Солнце и метеорология, но когда сам хозяин произносит эти слова — «гелиометеорологическая», упор у него все же получается на первом слове: в душе он по-прежнему не метеоролог — астроном.
Не случайно, когда возник вопрос, где строить первую в Сибири солнечную обсерваторию, и стали советоваться с директором Пулковской обсерватории профессором Кратом, Владимир Алексеевич, в свою очередь, запросил мнение Дьякова. Тот, просмотрев тогда климатические данные по Сибири за тридцать лет, пришел к выводу, что наиболее подходящее место — район бурятского села Монды за Байкалом. В Мондах и развернулось строительство.
Так я и не побывал на Улу-Даге, не посмотрел, как все там оборудовано. В моем распоряжении лишь фотография нового здания, подаренная хозяином. На обороте вместо дарственной надписи, — крылатые слова: «Никакая армия не может противостоять силе идей, время которых пришло».
Поезд уходит из Темиртау ночью. Меня провожают Дьяков и три молчаливых брата — три террикона. А в отдалении, на склоне горы, уставился в небо отсвечивающий под луною купол: гадает по звездам, какая предстоит мне дорога.
Поезд трогается, скоро и Дьяков, и терриконы теряются в ночи, а купол еще долго виден из вагонного окна. Будет все же обидно, если Дьяков, переезжая в новое помещение, разрушит башенку — пусть бы осталась памятником мужеству и самоотверженности.