Белеют дрова, как одонки допитого мной молока, Мороз фиолетово-ломкий, струится парная река. Хрустального инея калька и лужи, что крылья стрекоз, Луна, как ребёнок без няньки, припудренный тальком погост. Кротовых ходов пирамиды, подлеска узорная вязь, Где сосны, теряясь из вида, искрятся. Ударившись в грязь, Коровник смеркается… Трактор (не я – разносолы к столу) Несёт беспокойную вахту, как верба стучит по стеклу. Наверное, хочет погреться у печки сугробной моей, Где, словно в зашторенном сердце, горят угольки снегирей. Любимая, вход был безвизов в открытое сердце-окно… Мобильник чирикает: вызов… Давно это было. Давно.