Афонин с недоумением поглядел вслед старпому: на кой черт понадобились чифу доктор и Семка Трыков?

Он поскреб затылок и, скривив губы, пробормотал: «Соблаговолите!» Старпома Афонин не любил и побаивался. Всегда подтянутый, холодно вежливый, старпом походил на начальника курса, из-за которого, как считал Афонин, его турнули из мореходки.

Начальник курса был ни при чем, из училища Афонина исключили за дремучую неуспеваемость, и матросом на судно он пошел, чтобы не возвращаться домой. Родители думали, что он на морской практике, и, надо полагать, радовались, получая письма с красивыми заграничными марками.

На судне Афонин держался особняком, матросскую работу делал неохотно, прослыл «сачком», но ему многое прощали за искусную игру на гитаре. Афонин неплохо пел, голос у него был с хрипотцой, под Челентано, он легко подбирал музыку, пытался сам сочинять «по слуху» и мечтал устроиться в какой-нибудь рок-ансамбль.

Весной ему предстояло идти в армию. Человек легкомысленный, он считал, что и в армии не пропадет. «Лабухи нынче везде нужны, — говорил он, — даже при захудалом гарнизонном клубе свой оркестр. Перекантуюсь».

В мечтах Афонин видел себя в белом пиджаке, ярко-красных брюках, с завитой шевелюрой. «Ансамбль под управлением лауреата всесоюзного… нет, лучше международного конкурса, Владислава Афонина…»

А пока Афонин вспомнил духовитую теплоту каюты и зажмурился. Эх, еще бы пару часиков придавить! Лафа! Ничего, сейчас он их быстро из коечек повытряхивает. «Соблаговолите прибыть в каюту чифа, старшего помощника капитана».

Каюта доктора была рядом, по правому борту. Афонин без стука толкнул дверь, дверь открылась, и он замер, пораженный: доктор, совершенно голый, стоял на одной ноге и пытался натянуть плавки. Маленький, упитанный, поросший золотистыми волосами, он напоминал большого младенца, только соски-пустышки во рту не хватало.

Афонин хмыкнул.

— Что случилось, Владислав? — спокойно спросил Кленкин. — Садитесь.

— Да не-е… Старпому вы для чего-то понадобились. К себе вызывает, в каюту.

— Хорошо, сейчас иду.

Кленкин неторопливо и без смущения оделся.

— Трыкова оповестили?

— Нет… Сейчас, — с недоумением протянул Афонин.

— Давайте-ка и его к старпому.

«Черт-те что делается, — размышлял Афонин, шагая по коридору, — ну ладно, доктор, но зачем им этот заика понадобился?»

Дверь в тамбур не открывалась, Афонин толкнул ее плечом, потерял равновесие и ударился голенью о комингс.

От боли зазвенело в ушах.

— Ах, чтоб тебя, — пробормотал он, потирая ушибленное место. Вспомнил, что Трыков только что сменился с вахты, и со злорадством усмехнулся, представив, какая будет у Семена физиономия, когда он его разбудит.