Суббота. 12.45
Клэнси вышел из такси на углу Тридцать девятой улицы и Десятой авеню, расплатился с водителем. Войдя в бар, он быстро направился в глубь зала к телефонам-автоматам. Жаль, что пришлось потерять так много времени и ехать в такую даль, в особенности когда полным-полно работы, но по-другому нельзя было. Сейчас надо хвататься за любую возможность. Он втиснулся в узкую будочку и набрал номер.
Ему ответил голос, прозвучавший под аккомпанемент ровного перестука бильярдных шаров.
— Да?
— Порки, — сказал Клэнси.
— Щас! — На том конце провода даже не удосужились прикрыть ладонью микрофон, и Клэнси едва не оглох от крика. — Эй, Порки! Тебя к телефону!
В трубке послышался совсем другой голос — тихое соло на фоне все той же бильярдной мелодии.
— Слушаю.
— Порки, я хочу поставить на Бармена.
После мгновенной паузы голос произнес:
— Сколько?
— Один и четвертачок.
— И все?
— И все.
— Поздновато — для такой маленькой ставки.
Голос Клэнси посуровел. Он крепче обхватил телефонную трубку и уставился на нее, точно собирался испепелить своим взглядом невидимого собеседника.
— Для старого друга — никогда не поздно!
Угрожающие нотки в его голосе возымели свое действие.
— Ладно, старый друг. Твоя ставка принята.
— Спасибо, — сухо сказал Клэнси.
Он повесил трубку, поглядел на часы и двинулся в темный угол бара. Он выбрал пустую кабинку между такими же пустыми кабинками, скользнул туда, снял шляпу и вытер вспотевший лоб. «Пожалуй, надо чего-то перехватить, — подумал он. — Времени достаточно». Но странно: мысль о еде не вызвала аппетита. Из-за стойки бара к нему направилась фигура в кожаном фартуке.
— Пахта, — сказал Клэнси. — Большой стакан.
— Хорошо. — Фигура в фартуке поплыла обратно к стойке. Клэнси устало потер ладонью лицо, прикрыл глаза и стал ждать.
Суббота. 13.15
Широко распространенное мнение, будто платные осведомители — это тщедушные, тощие, неопрятные коротышки с заискивающим взглядом, разумеется, само по себе смехотворно. Стукачи, как и всякие профессионалы, бывают разных размеров, форм и весовых категорий, но самые удачливые из них, как правило, весьма общительны, дружелюбны и имеют массу знакомых. Тощим тщедушным грязнулям-коротышкам непросто даже узнать у прохожих точное время, что уж говорить о получении ими важной информации. А важная информация и есть предмет интереса и товар платных осведомителей.
Отличным примером в этом смысле был Порки Фрэнк — всегда опрятно одетый, смазливый весельчак-толстун, который занимался букмекерством просто ради собственного удовольствия. Бизнес у него был небольшой, но надежный, то есть иначе говоря честный. Успех букмекерского дела ни в коей мере не вводил Порки в искушение бросить карьеру осведомителя: он радовался предоставляемой ему этим занятием возможности общаться с людьми, и это занятие служило прибыльным каналом для распространения получаемой им информации, добывание которой в противном случае обернулось бы пустым расточительством его усилий. А пустое расточительство, как еще в детстве научила Порки его строгая мать, — порок.
Он вошел в бар легкой походкой, почти вприпрыжку, прошмыгнул в полумраке к задней стене, одарив приятной улыбкой бармена, юркнул в кабинку, сел напротив Клэнси и бросил довольный взгляд на свои дорогие часы.
— Неплохо. Час пятнадцать ровно. Учитывая, что вы всегда так поздно предупреждаете о встрече, мистер К. К счастью, я не был занят. — Он с изумлением взглянул на стоящий перед лейтенантом стакан с пахтой. — Господи, что это?
— Пахта.
Порки даже отпрянул.
— Так, значит, вы и правда на работе — ни-ни?
Клэнси усмехнулся.
— Хочешь знать правду?
— Конечно, — ответил Порки. — Правда — единственный вид информации, с которой стоит иметь дело.
— Ну, тогда правда состоит в том, что за последние двое суток я спал около пяти часов и настолько ослаб, что с одного стакана пива я бы, наверно, скопытился.
— Ох, ну слава Богу, я сегодня проспал свои законные восемь часов. Самое приятное в моем бизнесе то, что всегда есть время заняться собой. Так что если позволите… — Он махнул рукой официанту, сделал заказ и развалился на сиденье. Клэнси попивал свою пахту и дожидался, пока официант поставит стакан перед его собеседником.
Порки отпил изрядный глоток, поставил стакан и взглянул на Клэнси.
— Ну-с, мистер К., и кто же вас интересует?
— Росси. Джонни Росси.
Приятное полное лицо заметно напряглось. Порки явно не ожидал, что разговор пойдет на эту тему. Он долго смотрел на лейтенанта задумчивым взглядом, а потом опустил глаза и уставился в свой стакан. Однако когда он вновь поднял взгляд на Клэнси, к нему уже вернулось спокойствие. Он взял стакан и стал вертеть его в руках.
— А почему вы о нем спрашиваете? Он же очень далек от вашей юрисдикции.
Клэнси нахмурился. Странно было слышать такое заявление от стукача, особенно такого, как Порки Фрэнк, которого он хорошо знал.
— С каких это пор тебя беспокоят подобные вещи?
— Меня? — пожал плечами Порки. Он продолжал рассеянно вертеть стакан. — Меня никогда ничего не беспокоит, за исключением, пожалуй, снайперов. Ну и конечно, неплатежеспособных должников. Просто мне странно, что вы о нем спрашиваете.
— Почему?
Порки поднял стакан, отпил и поставил на стол. Он заговорил, точно желая сменить тему.
— В последнее время много чего болтают.
Клэнси сохранял терпение.
— Например?
Порки поднял взгляд и выразительно посмотрел Клэнси прямо в глаза.
— Ну, поговаривают, что в синдикате не все довольны мистером Джонни Росси. Надоел. Возможно, как и вся его семья.
— Из-за чего-то конкретного?
— Насколько я слышал — финансы. И еще слышал, что, может быть, на то есть веские причины. Кое-кто поговаривает, что Джонни Росси в школе следовало бы лучше учиться. В особенности — по части арифметики…
— Садится играть крапленой колодой?
— Ну, насколько я слышал, — мягко сказал Порки, — тут дело даже не в крапленой колоде. Если слухи верны, он снял колоду, да и забыл выложить на стол что-то около двадцати шести карт.
Клэнси понимающе кивнул. Похоже на правду, если сравнить с тем, что ему уже известно. Это объясняло многое. Он взглянул на Порки.
— Ну и как может кто-то из членов организации надеяться, что ему такое сойдет с рук? Неужели у них никто ничего не контролирует?
— Бухгалтерия находится в Чикаго, — сказал Порки. — Так что требуется время, чтобы все проверить. — Он пожал плечами. — Ну, а как можно в банке растратить кучу денег, да и смыться с ними?
— Обычно этот номер не проходит, — возразил Клэнси.
— Ну, насколько я слышал, у Джонни Росси либо пройдет, либо нет.
Клэнси, услышав это загадочное заявление, нахмурился.
— А ты слышал из верного источника?
Порки посмотрел на него и пожал плечами.
— Вы же знаете, как оно бывает. В моем бизнесе всегда слышишь уйму всяких новостей, но ведь ни одна новость не поступает заверенная нотариусом. Лично мне думается: верно болтают.
Клэнси задумался на мгновение.
— Ты сказал, что синдикат, возможно, имеет зуб на всю семью. А что, брат Пит вместе с Джонни замешан в этом деле?
— Не знаю. — Порки Фрэнк, похоже, огорчился оттого, что его осведомленность, как выяснилось, имеет свои пределы. — Я слышал, никаких на этот счет признаков нет, но вы же знаете братьев Росси. Эти двое с пеленок были не разлей вода. Я догадываюсь, что бухгалтерия синдиката сейчас в поте лица проверяет и перепроверяет все отчеты, пытаясь найти пропажу.
— Понятно. И где же сейчас Джонни Росси?
Этот вопрос застал Порки врасплох. Он, усмехнувшись, взглянул на Клэнси, потом приложился к своему стакану, отпил большой глоток и снова поставил его на стол.
— Только не надо пудрить мозги, а, мистер К.?
Клэнси вспыхнул.
— Как это понимать?
Порки смотрел на него невинными глазами.
— То-то я и удивился, что вы стали обсуждать со мной братьев Росси. Я-то думал, что уж кто-кто, а вы мне сможете сообщить новый адресочек Джонни Росси.
Клэнси, стиснув зубы, впился в глаза собеседнику.
— Что, и об этом сплетни ходят?
Порки поднял руку.
— Не о вас, мистер К. Так, просто треп обычный. Свояку сноха шепнула. — Он с любопытством взглянул на Клэнси. — Так у вас там, где вы работаете, тоже есть свои секреты?
— М-да, — задумчиво сказал Клэнси.
Порки иронически поднял густые брови.
— Вы не желаете сделать заявление для прессы?
Клэнси встал. Лицо его потемнело. Не удосужившись ответить на шутку, он надел шляпу и вышел из кабинки.
— Увидимся!
— О, мистер К.! — воскликнул Порки обиженно-извиняющимся тоном. — Бармен-то оказывается классный жеребец. Он победил в заезде.
— Ах, да! — Клэнси порылся в кармане, вытащил несколько банкнот и положил их на стол.
— Спасибо.
Порки равнодушно сунул деньги в карман и продолжал сидеть, задумчиво рассматривая свой стакан. Клэнси прошел по полутемному бару на улицу и остановил такси.
Чтоб этот Чалмерс провалился! Язык без костей! Значит, уже поползли слухи, что полиция где-то прячет Росси. Потрясающе! Садясь в такси, он отогнал эту мысль и попытался осмыслить только что услышанное. А услышал он всего лишь то, о чем уже и сам догадался. Во всяком случае, его догадки отчасти подтвердились. Только отчасти. Появилась всего одна ниточка, подумал он раздраженно. А беда с этими ниточками в том, что по мере того, как их распутываешь, они становятся все тоньше и тоньше… Он вздохнул, откинулся на подушки и закрыл глаза.
Суббота. 14.05
Увидев Клэнси, устало входящего в дверь участка, дежурный сержант оторвался от своих бумаг. Он бросил лишь один взгляд на осунувшееся лицо лейтенанта и сразу понял, что совершенно бесполезно даже упоминать о непрекращающихся звонках мистера Чалмерса. Бесполезно, а может, даже и небезопасно. «Надеюсь, — повторял про себя сержант, — лейтенант сам знает, что делает».
Клэнси поймал взгляд сержанта, сразу все понял и улыбнулся.
— Что, Чалмерс все названивает?
Взгляд сержанта немного просветлел, но все равно оставался немного смущенным, словно он был тоже виноват в бесконечных звонках помощника окружного прокурора.
— Да, сэр.
Клэнси махнул рукой.
— Кто-нибудь еще звонил?
— Около десяти звонил Стэнтон, через пятнадцать минут после вашего ухода, — ответил сержант, радуясь, что разговор ушел от Чалмерса. — Я послал к нему Мери Келли. Он звонил из отеля «Нью-Йоркер». Наверное, Мери Келли встретила его там, потому что с тех пор ни он, ни она больше не звонили.
Клэнси довольно кивнул.
— А от Капроски есть что-нибудь?
— Он еще не звонил.
— Ладно, — сказал Клэнси. Он двинулся было к своему кабинету, но остановился. Хочешь не хочешь, но надо все-таки поесть, а то так и на ногах не удержишься. — Сержант, окажи мне любезность! Пошли кого-нибудь в ресторан на углу — пусть принесут мне ветчину на ломте ржаного хлеба с соленым огурцом и горчицей. И кофе — с сахаром, черный.
— А я думал, вы ходили обедать, — удивленно отозвался сержант.
— Да, но забыл взять десерт, — бросил Клэнси и пошел по коридору к своей двери. Он ловко зашвырнул потрепанную шляпу на шкаф, рухнул в кресло и уставился на бельевые веревки за окном. За время его отсутствия комбинезоны сменились вереницей мокрых носков. Он угрюмо воззрился на них. Может, эти чертовы веревки болтаются пустыми только на йом-кипур, подумал он устало. А где же я был на йом-кипур?
Зазвонил телефон, он потянулся к трубке, вдруг ощутив усталость во всем, ставшем как будто ватным теле. «Я бы себе посоветовал либо немедленно проснуться, либо отправиться спать, — подумал он. — А то в таком состоянии все из рук валится».
— Да?
— Лейтенант, — раздался извиняющийся голос сержанта. — Я забыл. Когда звонил Стэнтон, он попросил вам передать, что сегодня утром оставил личные вещи того человека из отеля «Фарнсуорт» в среднем ящике вашего письменного стола. Он там и записку оставил. Он сказал, что не успел вам этого сообщить, когда вы с ним виделись на Восемьдесят шестой улице.
— Спасибо, — сказал Клэнси. — Я посмотрю, что он там оставил.
Он положил трубку, отъехал на кресле от стола и выдвинул центральный ящик. Поверх бумажек, заполонивших ящик, лежал коричневый конверт. Он взял его и удивился, что тот такой легкий. Он задвинул ящик, подъехал в кресле к столу и раскрыл конверт. Из него выскользнул бумажник — и больше ничего. Клэнси нахмурился и заглянул в конверт. Ни мелочи? Ни ключей? Ни носового платка? Он покачал головой, вспомнив, сколько барахла всегда напихано по его карманам, и раскрыл бумажник.
Новенький, дешевый, самый обычный бумажник из кожзаменителя — такие можно купить в любом универмаге любого города — их тысячи и тысячи, и все они похожи как две капли воды. Он стал шарить по крошечным отделениям, но ничего не нащупал. Ни карточки, ни фотографии, ни клочка бумаги, ни даже простой картонной карточки для инициалов и адреса владельца, которыми всегда снабжены такие бумажники.
Он отстегнул кнопку внутреннего клапана и обнаружил там несколько банкнот и сложенный клочок бумаги. Он вытащил деньги и пересчитал. Две сотенные, четыре пятидесятки, четыре двадцатки, три десятки и две долларовые купюры. Пятьсот двенадцать долларов. Он машинально записал сумму на конверте, потом взял клочок бумаги и развернул. Его губы тронула улыбка, когда он стал читать написанное крупным почерком Стэнтона послание:
«Вот и все, что я нашел. Я ничего не трогал, но здесь шестьдесят баксов — мои, или были бы моими по справедливости. Но где она, справедливость? Никаких документов при нем не было. Я обыскал всю комнату. В карманах ничего, кроме этого. Ни меток, ни нашивок, ничего. Одна только сумка, вроде тех, что авиапассажирам разрешается брать с собой в самолет, без инициалов, только с надписью „САС“. Наверное, он в ней носил пижаму или халат. Кроме этого — ничего. Даже ни одной чистой рубашки нет. Ни смены обуви. Даже пары чистых носков нет. Ничего! Я все оставил, как было, на тот случай, если ты захочешь все сам перепроверить. Стэн».
Клэнси повертел записку, улыбка растаяла, а лоб покрылся морщинами. Если, как утверждает Стэнтон, нет никаких документов, значит, их и нет. Но полная анонимность была труднообъяснима, в особенности если учесть, что лицо служило основным удостоверением личности этого человека. Даже лишней пары ботинок нет, ни чистой рубашки, ни даже пары носков для смены! «Безносочный Джонни Росси, — подумал Клэнси, — первый подающий в команде „Сан-Квентин“».
Он еще раз осмотрел бумажник, сунул деньги обратно в кармашек, вложил бумажник в конверт, а конверт положил в ящик. Потом надо будет положить в сейф — но это потом. В любом случае это все бесполезно. Это не зацепка. «Нигде ни одной зацепки, — подумал он удрученно. — Может, если бы я не был сегодня такой квелый, я бы смог заметить то, что лежит у меня прямо под носом. Хороший ночной сон, возможно, помог бы распутать это дело лучше, чем сотня зацепок».
Опять зазвонил телефон и прервал его раздумья. Он потянулся к трубке, превозмогая зевоту.
— Да?
— Лейтенант, тут пришел человек. Он хочет с вами поговорить. — Сержант замялся и продолжал упавшим голосом: — Это Пит Росси…
Клэнси выпрямился — усталость разом как рукой сняло.
— Пропусти!
— Прибыл также ваш сандвич, сэр. — Сержант, похоже, совсем стушевался. — Мне подождать, пока вы освободитесь?
— Нет, пришли! Я думаю, его не удивит вид жующего человека. — Он положил трубку и задумчиво почесал подбородок. Клэнси вдруг понял, что небрит. Надо побриться, надо купить новый костюм и денька два проваляться в постели. И надо получить ответы на множество вопросов, если я и впрямь собираюсь закончить это дело через двадцать четыре часа. Или в двадцать четыре дня.
В дверях появился полицейский. Подойдя к столу, положил завернутый в бумагу сандвич и поставил картонный стаканчик с кофе. Он вышел, а в дверном проеме тут же выросла фигура мужчины лет около пятидесяти, с иголочки одетого, но с грубым, легко узнаваемым лицом профессионального бандита, которое не могло скрасить никакое материальное благополучие. Трехсотдолларовый костюм сидел как влитой на широкоплечей фигуре, а пятнадцатидолларовый шелковый галстук чудом сошелся на бычьей шее. «Более ранний и грубый вариант покойного постояльца отеля „Фарнсуорт“», — подумал Клэнси. Сходство было разительным. Коренастый мужчина стоял в дверях и оглядывал небольшой кабинет. Его крошечные глазки скользнули по обшарпанному письменному столу, поцарапанным шкафам, заметили и убогий вид из окна. Он скривил губу.
Клэнси привстал, протянул руку, придвинул сандвич поближе к себе и начал разворачивать обертку. Он невозмутимо взглянул на стоящего в дверях посетителя.
— Проходи и садись.
Росси взял стул у стены, подвинул его к столу и сел. Он огляделся, ища, куда бы положить свою жемчужно-серую шляпу, но потом решил, что собственное колено было наиболее чистым местом для шляпы. Клэнси подавил улыбку при виде этой демонстрации и открыл крышку картонного стаканчика. Крошечные и пристальные, как у рептилии, глазки буравили его.
— Так, — сказал Клэнси, засовывая в рот сандвич. — Чем могу помочь?
— Где мой брат? — Голос у Пита Росси был резкий и сиплый и звучал так, словно какой-то недруг поразил его голосовые связки, от чего каждое произнесенное слово давалось ему с трудом и причиняло ужасную боль.
Клэнси прожевал кусок и отпил кофе. Кофе был холодный и, как всегда, имел привкус горячего картона. Он поднял глаза на посетителя.
— Ты ошибся дверью, — сказал он спокойно. — Бюро находок дальше по коридору.
Пит Росси угрожающе сжал челюсти.
— Ты мне мозги не крути, лейтенант! Со мной — не надо! Я не то, что твои местные карманники! Я Пит Росси. Где мой брат?
— А с чего это ты решил, что я знаю?
Тяжелая волосатая рука с ухоженными ногтями взметнулась вверх — гигантское кольцо на мизинце радужно заиграло на свету.
— Не надо мне мозги крутить, лейтенант. Я только что говорил с Чалмерсом в окружной прокуратуре. Где он?
— А что сказал Чалмерс?
— Ты знаешь, что сказал мне Чалмерс. Где Джонни?
Клэнси отправил в рот еще кусок сандвича и стал медленно жевать. Вкус был отвратительный. Он проглотил и, нахмурившись, отодвинул сандвич в сторону.
— А не сказал ли тебе, случаем, Чалмерс, что кто-то стрелял в твоего брата из дробовика? И не промахнулся.
— Да, он мне сказал. Но он также сказал мне, что рана несерьезная. — Тяжелая, точно кусок мрамора, рука легла на стол и сжалась в кулак. — Он также сказал мне, что ты, лейтенант, забрал его из больницы и где-то спрятал. Я хочу знать — где. И зачем.
Клэнси бросил остатки сандвича в мусорную корзину и с омерзением отставил в сторону картонный стаканчик с кофе. Надо было заказать пахты — картонка не испортила бы ее вкус. Впрочем, на что можно было надеяться, если в этом дурацком ресторане за те десять лет, что он существует, научились делать лишь простейший сандвич — ветчина на куске ржаного хлеба. Он достал из кармана сигарету, закурил и сквозь облачко дыма с любопытством посмотрел на посетителя.
— Ты давно в Нью-Йорке, Росси?
— Слушай, лейтенант. Я пришел сюда задавать вопросы, а не отвечать на них.
— Ответь хотя бы только на этот.
Хмурый, тяжелый взгляд лейтенанта заставил вдруг посетителя ясно осознать, что он находится в полицейском участке.
— Пару дней. А что?
— А что ты делаешь в Нью-Йорке? Наскучило сидеть в Калифорнии?
— Я приехал на экскурсию, — невозмутимо пророкотал сиплый голос. — Захотелось поглазеть на небоскребы. Ну ладно, лейтенант, хватит тянуть резину. Где мой брат Джонни?
— Кто тебя надоумил отправиться к Чалмерсу? — продолжал Клэнси. Несмотря на тяжелый пристальный взгляд, в его голосе, похоже, было только равнодушное любопытство. — Что, когда твой братец исчезает, ты всегда начинаешь поиски с канцелярии окружного прокурора? — Его голос неожиданно посуровел. — Или все было наоборот? Это Чалмерс тебя разыскал?
Маленькие глазки презрительно сверкнули из недр припухших век.
— В этом городе любят почесать языком. А у меня есть уши. — Слабая улыбка исчезла так же быстро, как возникла, и сменилась свирепым оскалом. — Ну, и где он?
— Ты мне вот что лучше скажи, — спокойно произнес Клэнси, следя взглядом за спиралью табачного дыма, поднимающегося к потолку. — Про эту стрельбу. Вот твоего брата подстрелили. Кому бы это было нужно, как думаешь?
Лицо Пита, казалось, было высечено из мрамора.
— Ошибка, — проскрипел Росси. — Полагаю, произошла ошибка.
— Что значит ошибка? Ты хочешь сказать, что его приняли за другого? Или ты хочешь сказать, что кто-то пришел в дрянной отелишко, вообразил, будто он в тире, и принял Джонни за «мельницу»? Или за «бегущего кабана»? — Клэнси ласково улыбнулся. — Или за «голубка»?
Ни один мускул не дрогнул на каменной физиономии гангстера.
— Произошла ошибка, — повторил Росси.
— Согласен, — сказал Клэнси безмятежно. — Но вот кто ошибся?
Росси наклонился над столом.
— Слушай, лейтенант, не забивай себе голову! — сказал он с нажимом. — Мы найдем того, кто это сделал, и нам не нужны легавые для подмоги. В семье Росси умеют находить решения возникшим разногласиям. Мы сами улаживаем свои неприятности.
Клэнси удивленно поднял брови.
— Ты почему-то не учитываешь, что в него стреляли, а стрелять в человека противозаконно. И это, естественно, означает, что полиция должна вмешаться. Но есть и еще одно обстоятельство… — Он пристально посмотрел в глаза посетителю. — Я вот слышал, что семья Росси уж не такая и всемогущая. Я слышал, что они сами уже не могут уладить свои неприятности.
Маленькие глазки превратились в маковые зернышки. Наступила тишина.
— У тебя плохо со слухом, лейтенант. И давай оставим эту болтовню. Где мой брат Джонни?
— Я же сказал тебе, ты ошибся дверью. Обратись в бюро находок.
Пит Росси на секунду задержал взгляд на усталом осунувшемся лице лейтенанта и встал. Его здоровенные руки прижимали серую шляпу к животу.
— Кстати, об ошибках — ты только что допустил одну ошибку, лейтенант. — Он изо всех сил старался говорить мягко, насколько это позволял ему хриплый скрипучий голос. — Большую ошибку. У меня ведь есть друзья.
— Не сомневаюсь, — сказал Клэнси, глядя в тяжелое лицо. — И я не сомневаюсь, что у них есть дробовики…
Пит Росси открыл рот и закрыл. Глядя на Клэнси ненавидящим взглядом, он прошипел:
— У, легавый! Грошовый голодранец, легаш поганый! Да мне на тебя тьфу! Я тебя в упор не вижу! — И пошел к двери.
— Ну зачем ты так… — начал было Клэнси, но сразу осекся, увидев, что обращается в пустоту.
Он повернулся к окну и стал лихорадочно соображать, что бы мог значить визит Пита Росси. Шеренга сохнущих на веревке носков колыхалась на ветру, словно навевая утешение его измученной душе. «Безносочный Джонни Росси, подумал Клэнси, ввинчивая сигарету в пепельницу. Безносочный Джонни Росси, мальчик на побегушках при команде „Чистилище“».