Глава 5
— Это письмо стало главной подвижкой в нашем деле с картелями за последние десять лет, — сказал Малнефоли, Благородный Гива. — Ты отказываешься это признавать.
Мудрость Сат подалась вперед в своем кресле.
— Следи за тоном.
Он резко взглянул на женщину, которая, казалось, не имела возраста.
— Что ты сказала?
Она оперлась ладонями на столешницу, выточенную из дерева, древнего, как сама память. Оно, как и все прочее в Твердыне Чазма, хранилось и оберегалось — действующий мемориал созданию, которое когда-то вдохнуло в них жизнь. Даже их мантии, сшитые из черной тяжелой ткани с оторочкой цветов каждого клана, насчитывали уже не одну сотню лет. Копии копий копий таких мантий носил первый Совет Пяти кланов, когда Сат, Тигони, Пендрей, Гарнис и Индранан сомкнули ряды своих войск и заключили перемирие, которое тысячелетиями хранило мощь Королей Дракона.
Только Сат была известна подлинная история их народа. Они хранили секреты, которые не следовало хранить, и владели силами, которые им не принадлежали.
— Ты слышал меня, Малнефоли, — Мудрость Сат сузила глаза. — Ты ничего не добьешься, пытаясь силой заставить нас подчиняться.
Во имя гармонии и, что куда более важно, чтобы сдержать свой взрывной нрав, Малнефоли не бросил ей вызов за открытое оскорбление. Только его семья все еще называла его по имени. Для всех остальных он был Благородным Гивой — единственным членом Совета, кому дозволена мантия цвета бесконечной тьмы. Без кланового цвета. Вступая в должность, сенаторы отказывались от кланового родства, чтобы подчеркнуть беспристрастность суждений. Из каждого клана выбиралось двое. Старших женщин именовали Мудростью, за их прозорливость и материнское терпение, а молодых порывистых мужчин — Юностью, за боевой дух и стремление к борьбе.
Сдерживающие и уравновешивающие силы, с Гивой в качестве главной оси.
Мудрость Сат была главным и самым опасным его оппонентом. Она была Вором.
Нет.
Она была Сат. И то, что она бросила ему вызов в самом начале одного из двух ежегодных собраний, было плохим знаком. Но Гиве не пристало опускаться до употребления имен, а с тем, что он планировал, собрание грозило перейти в сплошную свару.
За стенами их убежища, скрытого высоко в горах Тибета, бесновался шторм, который, казалось, стремился пробудить самого Дракона от его вечного сна. Снег вился за выплавленными в глубинных огнях Чазма стенами из стекла. Неразрушимого. Мерцающего золотом. Лишь неведомые особенности этого стекла отделяли их от ярости гималайской метели.
Он ненавидел холод и с нетерпением ждал возвращения в Грецию. Но он не мог управлять Советом из дома. Письмо Нинн изменило все.
Сжав кулаки под столешницей, он размеренно задышал, используя проверенные веками техники. Другие кланы считали, что Тигони предпочитают политику прямому насилию. Они ошибались. Тигони обладали настолько огромными силами, что контроль был жизненно важен. Мэл боролся с потоком электричества, который захлестывал каждую клеточку его тела. Для чужаков, в частности для Совета, его контроль мог показаться слабостью. Но он не ощущал себя слабым, он был мужчиной, чья воля и честь удерживали шторм на цепи.
— Мы собрались здесь ради обсуждения, — сказал он, и голос его звучал сдержанно и ровно. — Которое необходимо перед тем, как мы сможем прийти к согласию и затем начать действовать. Мы здесь не для того, чтобы бросаться оскорблениями.
— Как быть, если Узурпатор не оскорбление, а факт? — Это заговорил Юность Пендрей, чье положение всегда выдавало его силу. Его вечное место находилось над пропастью невыразимой и безумной жестокости.
Узурпатор. Это слово преследовало Мэла уже двадцать лет.
Совет напоминал ему во время любого собрания — не всегда прямыми нападками, обычно своим отказом сотрудничать с ним. Предыдущий Гива управлял Пятью кланами более восьмидесяти лет. Двое детей из каждого клана глядели в бурлящую огненную пасть Чазма, где родился Дракон и куда он ушел погибать. И тогда десять ртов одновременно выкрикивали имя выбранного Гивы.
Но Мэл...
Его избрали шесть шепотов. Кланы Пендрей и Гарнис были настолько малочисленны, что отказались обречь даже двоих своих детей на полубезумную жизнь на вершине горы. Тысячелетиями выбор Гивы считался честью. Рассудок никогда не возвращался к этим детям, и они вырастали в отважных воинов, единственным долгом которых была защита Твердыни Чазма. Теперь же традиция считалась пустой потерей немногих оставшихся детей. Те, кто выбрал предыдущего Гиву, постарели, оставив крепость уязвимой. Их черепа сжимались и сокращались, как популяция Королей Дракона.
Мэл был очевидным отражением происходящего.
Всего шесть шепотов, когда традиция требует десяти криков.
Этих четырех жизненно важных голосов не хватало с самого первого дня на посту Гивы, его авторитет подвергался сомнению. Гива был осью. Вот так просто. Мэл пытался уравновесить весы, чтобы спасти свою расу, но ему приходилось биться за спасение без общей поддержки.
Нет, это не значило, что он не владел нужной силой. Или не обладал элементом непредсказуемости.
— Юность Пендрей, если у тебя есть лучшая кандидатура на мое место во главе этого Совета, я могу тебя выслушать. Ты готов принять мою должность? Ты не хуже других Советников знаешь, с чем столкнулись наши кланы и наш народ. У тебя есть право голоса, право спорить, право создавать проблемы и право быть полезным — но ты останешься лишь одним из десяти. Ответственность за любое решение лежит на мне, к добру это или к худу. Ты готов взвалить на себя эту ношу?
— Ладно, — Юность Пендрей был одним из самых сварливых советников. Даже Мудрость Сат знала, когда пора отступить. — Просто знай, что твое «О, горе мне!» звучит крайне жалко, Гива.
— Быть Советником — не горе, честно говоря. А вот быть капризным Советником...
Юноша грохнул кулаком по столу.
— Достаточно, — осадила его Мудрость Сат, сдвинув седые брови. — Мы говорим вне очереди и без достаточного уважения.
Долгий опыт говорил Мэлу, что она тихонько посмеивается над его лидерством. Но сейчас это не имело значения. Ее вмешательство дало ему мгновение, чтобы взять себя в руки, а Юность Пендрей опустил плечи, растеряв свою агрессивность.
— Итак, — продолжил Мэл, словно не было никакой вспышки. Пока он способен сохранять спокойствие, он мог вести любую политическую игру. Двадцать лет оспариваемого правления, а до того годы во главе собственного клана сделали его мастером таких игр. — Письмо моей кузины является решающим доказательством того, что человеческие картели зарвались. Речь больше не идет о волонтерах, которые отчаянно пытаются выплатить долги или спекулируют на возможности зачать дитя. Человеческие преступники захватили Короля Дракона в собственном доме! И я потрясен тем, как легкомысленно вы к этому относитесь.
— Потому что, даже если факт нападения будет доказан, информация исходит от твоей кузины. — Юность Сат вскинул подбородок, демонстрируя отвращение. — А ее выдворили не без причины.
— Ее изгнали за брак с человеком и, если быть до конца откровенными, в расплату за обстоятельства, окружавшие ее мать. Но никак не за ее собственные проступки. И факт, что Нинн смогла родить сына без осложнений, мы все не можем недооценивать. Одно это достойно благодарности. Ты бы уточнил, что случилось за прошлые годы.
— Ее сыну только шесть, — сказал Юность Индранан, глядя на Совет спокойными темными глазами. Он всегда говорил за себя и за Мудрость своего клана, которая сидела неподвижно и беззвучно слева от него. Способность к телепатии позволяла им обойтись без перешептываний. — Пока неизвестно, обрел ли он Дар от Дракона.
То, как в клане Индранан выбирали своих представителей, было загадкой для всех остальных кланов. Северные и Южные фракции уже три тысячи лет вели кровопролитную гражданскую войну. Мэл не знал, были ли эти двое выбраны с полуострова Индостана или из внутренних районов австралийского материка. Они возмущали его тем, что вобрали в себя все, что стояло на пути к выживанию расы Королей Дракона: древние распри, зависть, ненависть и весь набор эмоций, за которые они издавна презирали человеческий род.
Люди процветали. Короли Дракона балансировали на грани вымирания.
Сенаторы Индранан не упускали ни малейшей возможности поспорить с Малнефоли. Впрочем, он не списывал это на их телепатию, которая тревожила всех. Они просто не хотели признавать его слов, по причинам, которые он так и не мог определить. Личным? Политическим? Из желания манипулировать эмоциями, которые он держал под контролем?
За ними шли сенаторы клана Гарнис. Бесполезные. Они практически всегда молчали — даже их Юность. По сравнению с организованным, даже сильным правлением других четырех кланов, Гарнис нечего было предъявить. Потерянные. За двадцать лет Мэлу ни разу не удалось определить, чем обусловлено их невмешательство на собраниях Совета — их способом управления кланом или недостатком сил на то, чтобы поддержать любую точку зрения. Но во что-то же они верили.
Ему хотелось пройтись — или спустить дождь молний на тех, кто ему противостоял. Слишком темпераментный для Гивы. Он с самого начала это знал. Медленно кипящая ярость дрожала в нем от каждого несказанного слова, от каждого несделанного шага. Он загнал свою ярость поглубже внутрь. Никто не сможет его унизить. При всех сомнениях в законности его должности, сам Мэл знал правду. И был полон решимости вывести свой народ из этого кризиса.
— Все мы знаем, что муж Нинн был убит. Никто с тех пор не видел ни ее, ни ее сына. Это письмо — первая весточка от нее. И, Дракона ради, половина письма написана ее кровью.
За столом зашумели, споря, осознавая его слова, превращая их в оружие, которое можно будет использовать против своих соперников.
Астер хранит секрет нашего выживания, но такой ценой?
Слова Нинн преследовали его днем и ночью. Даже ярость горных ветров звучала для него голосом плененной кузины. Ее голос был так громок, что заглушал даже тиканье его мыслей, напоминавших, что у Королей Дракона заканчивается время.
Его тетя, Леоки, сбежала с мужчиной из клана Пендрей. Возможно, однажды она и могла бы вернуться обратно в клан Тигони и быть принятой, особенно если бы Мэл все еще был Гивой. Леоки умерла при родах. Нинн убила ее.
Боль потери до сих пор жгла его изнутри. С тетей у него разница в возрасте всего пять лет — она была ему как сестра. Слишком многого он лишился в тот день. Леоки погибла. Нинн была приговорена к процессу, который закупорил ее опасные силы. Она стала практически человеком, так что решение об обучении в Штатах принадлежало ему, и внедрить эту мысль в ее сознание было предельно просто. Пару недель спустя Нинн была уверена, что идея с Америкой принадлежит ей самой.
А брак с человеком... Это был конец Нинн как одной из Королей Дракона.
Он боролся тогда с Советом. Боролся даже с самой Нинн, в надежде что она одумается и вернется домой. И был лишь один хороший момент в той сложной истории их отношений. Нинн впервые за долгие годы казалась искренне счастливой. И даже когда Совет огласил свой вердикт, она вела себя как женщина, которую освободили от тяжкой ноши.
Вот только она не знала, что эта ноша осталась в ее сознании.
— Ничего другого я и не ждал услышать от Вора и лгуньи! — завопил Юность Пендрей.
— Тихо! — Голос Мэла раскатом грома пронесся по широкому круглому залу. — Вы избалованные дети, а не сенаторы. Я буду действовать без согласия этого Совета, если ваше участие ограничится детскими оскорблениями.
— Действовать без нашего согласия? — Юность Сат, казалось, был готов использовать свой стул в качестве оружия, настолько ему хотелось ударить Мэла или Юность Пендрей.
Мудрость Тигони прочистила горло. Только она была способна остановить такой накал злости простым движением брови. Юности Пендрей и Сат продолжали жечь взглядами, но один переключился на столешницу, а другой на складки рукавов своей мантии.
Мудрость Тигони когда-то звалась Хобик и приходилась Мэлу приемной бабушкой, только поэтому она была единственной из сенаторов, кого он мысленно продолжал называть по имени. Они не были кровными родственниками, но выглядели весьма похоже: густые прямые волосы цвета бронзы и глаза настолько синие, что казались черными в слабом свете зала Совета. Элегантные, как всегда говорили о Тигони. Культурные. Грациозные.
Еще одна причина, по которой их не принимали всерьез во времена войн.
Мэлу стало смешно. Его люди обучали битвам греков и римлян. Они учили, как возводить города и защищать их. В этот миг треск статического электричества подсказал, что оно сложилось в искры в его крови, теле, в воздухе вокруг него. Если он позволит себе потерять концентрацию, эти искры соединятся в страшный поток кинетической энергии. Он превратится в живую турбину.
Не сейчас. Возможно, никогда.
Он едва заметно кивнул бабушке.
Хобик окинула взглядом остальной Совет.
— Безотносительно к тому, благословил ли Дракон дитя Нинн, два других человеческих картеля являются для нас независимыми источниками информации. Они открыто завидуют приобретениям доктора Астера. Исходя из времени ее похищения, мы можем заключить, что причастность Астера несомненна. Зачем он стал бы удерживать их, не будь пленники важны?
Эта логика внезапно оказалась ключом к концентрации внимания Совета. Мэл был слишком на взводе, чтобы додуматься до этого самому.
Он глубоко вдохнул разреженный горный воздух и мысленно поблагодарил Хобик за то, что она успокоила сенаторов. На время.
Нинн была кусочком мозаики, пропавшим из его жизни после ее отъезда в Штаты, а затем навеки потерянным после ее брака. Она никогда не видела в нем мужчину, с которым ее разлучили. Она видела в нем друга. Хуже того, с тех пор он был одержим ею. Она была тем первым и единственным этапом его жизни, когда он поддался требованиям Совета. И в результате он никогда не видел ни ее мужа, ни сына. Очевидно, столь сильным было ее отвращение к нему.
А теперь он получил письмо. Возможно, последнее в ее жизни. Исчезновение Нинн дало повод заставить Совет вмешаться. Он слишком долго ждал подобной возможности.
Мэл прочистил горло. Пришло время подвести собрание к главному.
— Более того, меня известили о существовании подпольной сети Королей Дракона. Они работают тайно и не подчиняются своим кланам. Помимо этого они пересекают границы кланов. Не признают политики. Не делают никаких различий, кроме отличия нашего народа от людей в целом.
Эти слова были встречены возгласами удивления и недоверия. Каждый сенатор считал, что он или она обладает полным контролем над своей территорией и крайне бюрократичными правительствами своих стран. Они наверняка думали, что ни один их подданный не осмелится нарушить многовековые традиции клана и избежать заранее определенного предназначения.
Управлять собраниями Совета, проводимыми два раза в год, становилось все труднее. Никто не хотел поступаться личной выгодой ради общего блага.
Даже в их маленькой группе.
И все же он верил, что есть и другие, способные видеть мир — и нависшую над их расой угрозу уничтожения — с куда большим прагматизмом. Что давало Мэлу надежду не меньшую, чем письмо Нинн.
— У них нет имен, — продолжил он с предельной сосредоточенностью и спокойствием. — Нет закона. Нет способов связи.
— Так кто же доставил это письмо? Почтовые голуби? — Юность Пендрей презрительно оскалился, словно готовясь покинуть собрание.
Мэл сделал паузу, глядя в глаза мятежному сенатору.
— Письмо доставил Таллис из клана Пендрей.
Молчали все. Мэл буквально видел, как они мысленно пробуют эту новую информацию, пытаются оценить ее истинность. И решают, что ее недостаточно.
— Еретик, — прошептал Юность Тигони. — Он мертв уже много лет.
— Он не мог умереть, поскольку изначально был мифом клана Пендрей, — Мудрость Сат покачала головой. — Какой-то легендарный убийца? Я не верю в сказки.
Мэл холодно улыбнулся.
— Осторожней. Называть меня Трикстером это одно. Но сейчас ты, можно сказать, провозгласила меня лжецом. Я бы не был так категоричен.
Пара сенаторов Индранан обменялась взглядами, и заговорил их Юность.
— Мы согласны с Мудростью Сат. Его не существует. И никогда не существовало.
— Юность Пендрей! — Мэл поднялся, положил ладони на столешницу и переместил на них вес тела. Золотистая от природы кожа сенатора приобрела болезненную бледность, словно он увидел призрака. — Он из твоего клана, тебе слово. Миф ли Таллис из клана Пендрей? Мертв ли он?
— Еретик — это не миф, — ответил тот глухим монотонным голосом. — И, насколько известно правительству Пендрей, он далеко не мертв. Иначе мы увидели бы праздничные огни даже с этих гор. Наши люди десятилетиями за ним охотятся. — Сенатор, казалось, постарел во время своей речи еще на десяток лет, но явно очнулся от спячки. — И он доставил это письмо? Как добрый самаритянин?
— Не стоит считать меня добрым, — раздался мрачный голос из тени.
Мэл выпрямился, радуясь пунктуальности Таллиса.
Стражи возникли из ниоткуда. Юности Совета вскочили на ноги. И лишь треск электричества с пальцев Мэла остановил хаос.
— Сенаторы, вернитесь на места. Немедленно. А тебе я предлагаю представиться. Быстро.
— Совет упомянул Дьявола, и я явился. Я Таллис из клана Пендрей. Насколько я понял, вы не против со мной поболтать.
Все в нем, от позы до тона и слов, было буквально пропитано сарказмом. Он него исходило ощущение полного презрения. Этот мужчина плевал на все, даже на смерть. Он, как и любой другой Король Дракона, пытающийся слиться с большим миром, был одет в совершенно неприметную одежду — черные джинсы, футболку с длинными рукавами и черный свитер поверх нее. Обыденная, даже слегка неряшливая одежда явно предназначалась для того, чтобы сгладить, а не подчеркнуть классически прекрасные черты, свойственные его народу. Руки он держал в карманах, так, словно прерывать собрание Совета для него было так же обычно, как поход в кинотеатр.
Шок и любопытство окутывали зал Совета, словно клубы дыма, поднимающиеся к облакам. Мэл не испытывал ни малейшего уважения к Еретику, хоть и привел его в крепость. Список преступлений Еретика вызывал у него тошноту.
— Что ж, расскажи нам. Как у тебя появилось письмо Нинн?
— Да вы уже практически додумались, — сказал Таллис. — Что впечатляет, когда дело касается Совета. Молодцы.
Мэл стиснул зубы. В разгар борьбы с капризными сенаторами, под угрозой медленно надвигающегося вымирания, он вынужден был терпеть ублюдка, который играл на остатках его сдержанности.
— Да, существует кучка мятежников, которые отказываются от связи с кланами. Они нашли письмо. Рид из клана Тигони, не пройдя и километра от комплекса Астеров, замерз до смерти. Так выяснилось, где примерно это находится. — Он тихо хохотнул. — Когда твоя кузина снесла крышу лаборатории, после чего Рид и сбежал, ее местоположение стало известно наверняка.
— И ты смеешь смеяться над этим?
— Не дергайся, Гива. Тебе же нужно, чтобы они меня выслушали. Я хотел доставить письмо, что было не под силу другим мятежникам. Их главный козырь — анонимность. А мой — становиться анонимом, когда я сам того пожелаю.
— Есть и другие слухи. — Мэл вышел вперед. Он вскинул подбородок и приготовился убить союзника, такого же Короля Дракона, в зависимости от следующего ответа Таллиса — не здесь, не в твердыне Чазма, но там и тогда, когда это станет возможным. — Слухи о том, что это ты убил мужа Нинн, а затем передал Астерам ее саму и ее сына.
Таллис смерил его взглядом, подчеркивающим, что ситуация тупиковая. Под внешней легкомысленностью мелькнуло что-то более глубокое. Мелькнуло и пропало.
— Забавная вещь — слухи.
— Но ты убийца.
Таллис кивнул.
— Так скажи мне, почему бы нам не запереть тебя здесь и не устроить суд? Или, как следовало бы, не вернуть тебя клану Пендрей, который тебя ненавидит?
Юность Пендрей практически зарычал, соглашаясь с идеей.
— О да, мой любимый клан затаил злобу, — убийца пожал плечами. — Но тебе, Гива, лучше поверить мне, если ты хочешь спасти Нинн.
Мэл буквально ощутил тяжесть своего бремени. Само существование его расы зависело сейчас от решений, которые он должен принять. К счастью, главной его слабостью был излишек упрямства, а не недостаток решимости.
— Нинн и ее сын страдают, — ответил он. — Для меня сейчас этого достаточно. При всем уважении, сенаторы, я откладываю наше заседание. Никто не покинет крепости, пока мы не придем к соглашению. Выступить ли нам против картелей? Проигнорировать угрозу и надеяться, что судьба Нинн всего лишь единичный инцидент и не затронет других? Последовать за этим человеком? Мы должны быть готовы дать нашим кланам ответы, которых они наверняка потребуют.
Он не стал заглушать треска энергии в крови. Это была чистейшая часть его, дарующая силу изнутри, постоянно напоминающая, что он должен быть сильнее своего дара.
— Подумайте ночь, — сказал он, вкладывая в слова всю свою уверенность. — Подумайте несколько дней, если это понадобится. Найдите в себе силы отложить мелкие дрязги и действительно вести наш народ. Это, Дракон ее побери, ваша прямая обязанность, и я не жду меньшего, чем полное сотрудничество в этом вопросе.
Он повернулся к Еретику. И движением запястья велел стражам схватить его.
— Что касается тебя, то я выслушаю все, что ты сможешь сказать. Могу даже проводить тебя в крепость — к Астерам или кому-то другому. Но вначале ты ответишь на все вопросы о моей кузине.
