Освобождение от удушающей хватки ошейника отозвалось вспышкой силы, дошедшей до глубины ее тела и разума. Каж­дая ее клетка наполнялась энергией. Энергией, которой ей не хватало. Теперь, после адреналинового всплеска от убеди­тельных слов Лето, ее воля к жизни стала еще сильней. Он был прав. Человек не заметил бы разницы состояний. Жен­щина по имени Нинн ощущала себя живой и свободной.

Нет, одернула она себя. Я Одри. Я была Одри со времен старшей школы.

А это важно?

Он целовал ее, она ему позволяла, и нечто жуткое вско­лыхнулось в глубине ее разума.

Она теряла себя.

Даже в лабораториях она не чувствовала себя такой бес­помощной, как в тот момент, когда Лето коснулся губами ее губ. Напряженность его внимания была... соблазнительной. Выбивала из колеи. Открывала огромный мир...

Нельзя.

Золотистые искры в его глазах, прикосновения его языка, исследующего ее рот, изрядно ее напугали. Самым ужасным было то, что она ответила. Не сбежала, не стала кричать. Сильное возбуждение подчинило себе все другие чувства. Она отвечала на каждую медленную ласку. Их губы встрети­лись, породив какое-то жуткое заклятие. Ее тело напряга­лось и жаждало его способами, которых она и не представ­ляла. То был зов и ответ на древнейшую потребность их рода.

Ту, которую она давно убила и похоронила вместе с Ка­лебом.

Глубина измены потрясла ее. Сердце сбилось с ритма, во рту на корне языка появился отчетливый привкус пепла. Одного этого было достаточно, чтобы прояснить ситуацию с Лето.

Словно она могла это прояснить.

Ей никак не удавалось избавиться от воспоминания о том, как вдыхала воздух его выдоха. Она все время дрожала ря­дом с ним — не от страха, от обмена эмоциями на глубинном уровне. От его влечения. Она бессознательно отвечала на это его любопытство. Она едва не остановила собственное серд­це. Интерес. Поиск. Что он видел, когда смотрел на нее?

А теперь ее тошнило от осознания того, с какой легкостью она отвечала.

Руки и ноги дрожали до самых кончиков пальцев. Не страх. Не ненависть. Благой Дракон, даже не просто похоть. В те моменты, когда он гладил ее по щеке, ей хотелось теплоты. Рядом с этим чудовищем. Раньше такое случалось только в компании кузена, Мэла, и в объятиях погибшего мужа. Лю­бая реакция — какая угодно — на прикосновения Лето была для нее словно выстрел в сердце любимого Калеба.

В этом и заключалась пытка. Она — Король Дракона и должна была сопротивляться. Должна была суметь что-то сделать. И Дар подвел ее, как всегда.

Снова наплыв темноты. Непонятного страха. Горя, кото­рое она не могла определить. Что-то ужасное маячило на го­ризонте, преследовало ее, как обезумевший шершень.

Мышцы напряглись, кровь бурлила, а она смотрела на сво­его мучителя — на животное с промытыми мозгами, решив­шее ее поцеловать.

— Используй логику, Нинн. Ты знаешь, что я прав. В тебе скрыт огромный потенциал, которым ты еще не владеешь.

— Что животное вроде тебя способно узнать о логике?

Он совершенно равнодушно, словно в насмешку над си­туацией, сделал круг головой, рассматривая окружающую их сеть Клетки.

— Животное? А мне казалось, мы заперты тут оба.

— Но ты настолько покорен, что добровольно позволя­ешь себя запирать. — Она уже не могла остановиться. Закру­жилась. В голове поднялся торнадо. Она не могла остано­виться. Не хотела остановиться. — Как ты можешь сидеть здесь, в темноте? Ты цирковой урод, а не мужчина. Я знала настоящего мужчину, я любила его, а теперь он мертв — убит — семейкой картеля, которой ты верно служишь. Я смо­трю на тебя, и меня тошнит.

Он не среагировал. Даже не стал дразнить ее тем, что она приняла поцелуй.

— Кого ты потеряла?

— Своего мужа!

— Нет. Намного раньше. В твоей сути осталась дыра от произошедшего. На месте того, кого ты потеряла.

— Никого!

— Подумай. Я ведь не ударил тебя. Я не угрожал тебе. Я просто спросил, кого ты потеряла. А теперь посмотри на себя. И оглянись.

Перед ней, словно по собственной воле, образовался све­тящийся шар. Он рос и рос, пока не достиг половины ее ро­ста в высоту и оболочкой вдвое толще ее тела. В сердцевине шара сверкали молнии. Нинн зачарованно уставилась на соз­данный ею шар.

Прекрасный. Завораживающий. Опасный.

— Отпусти его, — окликнул ее Лето. — Освобождай, Нинн.

Желание удержать волшебство было слишком сильным.

Нинн хотелось смотреть на него как можно дольше. Иначе она бы не заставила себя поверить. Она не могла доверять даже собственной памяти. Взрывы света и сильный жар ка­зались разъяренными феями, затеявшими битву в бутылке. Она могла бы наблюдать за ними целую вечность. Позволить шару расти. Посмотреть, сможет ли она пробить кратер В земле одним ударом своей силы.

Краем сознания, там, где женщина, когда-то бывшая Одри МакЛарен, все еще думала и осознавала реальность, она сра­зу же поняла суть. Высвобождение такой силы убьет ее.

Она закрыла глаза. Выгнула спину. Раскинула руки.

Шар дрожал и отзывался в ее теле глубокой дрожью — он и был частью ее. Которую требовалось отпустить.

Он взорвался.

Волна жара и электричества концентрическими кругами разошлась по Клетке. Одри ударило по лицу ее собственной силой. Рикошет выбил воздух из ее легких, швырнул ее на­зад, сбил с ног. Одри сильно ударилась задницей. Затылку пришлось хуже, он встретился с одним из металлических столбов Клетки.

— Ой, черт, — пробормотала она. Кровь сочилась из ра­ны на голове. Лето подошел к ней и опустился на колени. Она коснулась рукой кожаной полосы, вплетенной в его доспех, — кожа почернела от жара. — Как?

— Как я уменьшил урон? На этот раз я был готов. Лежал на спине, иначе меня разорвало бы на куски. — Он схватил ее за предплечья и жестко встряхнул. — Скажи мне, что ты все помнишь. Нинн, ты мелкое упрямое дерьмо. Говори!

— Я не упрямая. Я сделала, как ты просил. — Она вытер­ла кровь о штаны. От только что сотворенного ею нельзя бы­ло отморгаться, шар до сих пор сиял перед глазами.

Благой Дракон. У меня есть дар.

Она ожидала, что Лето останется бесстрастным, как ста­туя, но на его лице явно читалось изумление — и что-то по­хожее на одобрение.

— Сделала. Теперь мы можем двигаться дальше.

Она помотала головой, и к боли добавилось головокруже­ние. Хотя, быть может, это последствия использования дара. Он был прав. Одри МакЛарен не была Королем Дракона. А вот Нинн была. И эта демонстрация, и то, как неестествен­но быстро она овладела всем, чему учил Лето, и, возможно, даже ее реакция на его физическую близость — основные то­му доказательства.

Но отказаться от Одри! Для этого нужно было оставить за спиной ту жизнь, которую она разделила с Калебом. Пере­стать быть той мамой, которую так любил Джек. Возможно, эти перемены — к лучшему. Ради его безопасности она была вынуждена стать воином, таким же, как Лето. И только по­том она сможет позволить себе тепло и любовь, которую ей так хотелось проявить. Воин и мать теперь связаны воедино.

Год в Клетках.

Она не хотела становиться такой матерью.

— Следующий этап — научиться его контролировать, — прямо сказал Лето.

— То, что я вообще смогла это сделать, это мой максимум, лучше не станет. — Она поднялась на ноги. Равновесие да­лось с поразительной легкостью. — Как ты собираешься драться рядом с бомбой, готовой в любой момент разнести нас обоих?

— Энергию можно контролировать. Если ты захочешь на­учиться.

— Ты ведешь себя так, словно я нарочно все это делаю!

— Раньше я был уверен. Теперь уже нет.

Это был не просто разговор, нечто большее. Он касался чего-то деликатного и болезненного, как старая рана, так и не затянувшаяся до конца.

— Дракон подери, — прошептала она. — Я тебя ненавижу.

Если бы он пожал плечами, она бросилась бы на него с ку­лаками, за что он наверняка свернул бы ей шею. Но вместо этого он поднялся и отошел к центру Клетки. Крупный муж­чина. Широкие, уверенные шаги. Глаза, цвета обуглившейся Кожи его доспеха, смотрели остро, но высокомерие в них по­блекло. Почему? Потому что ему больше не нужны были позы? Или он демонстрировал ей веру в себя, которая прису­ща всем Королям Дракона?

Возможно, это другое. Слово «ненависть» не отражало то­го, насколько он испугал Нинн, пробудив ее же собственные Возможности. Она была той же, но внутри, под кожей, теперь бурлили совершенно новые потребности. Ее поразило то, как энергия врожденного дара внезапно пробудила в ней сексуаль­ную тягу. Лето казался теперь сильнее, больше, соблазнитель­нее, и ее тело тянулось к нему. Несмотря на то что она совер­шенно четко осознавала, что он предан преступной системе, которой не согласился бы служить ни один достойный человек.

Они приняли боевые стойки. Одри переполняла ярость — она злилась на него, на Астеров, на себя саму. Лето был спо­коен, как никогда раньше.

— Позволь сказать три слова, — голос у него был низким. И снова гипнотизировал. — Посмотрим, не всколыхнут ли они твою память.

— Говори.

Он сделал паузу длиной в три удара сердца.

— Коробка в углу.

Ее кожу обдало холодом. Вспышки. Старых воспомина­ний. Дрожь зародилась внутри и прошла по всему телу.

— Давай же, Нинн. Говори.

— Не могу.

— Я не могу прочесть твои мысли, я не ведьмак Индранан. Говори.

— Некоторые дары слишком опасны. — Собственный го­лос прозвучал как чужой. — Нет. Это не мои слова.

— Эти же слова они сказали моим родителям о моей се­стре Пэлл. Теперь она обречена провести в коме остаток своей жизни. Недолгий остаток. — Он скрестил руки на груди, словно защищаясь. — Они били тебя? Когда силой пытались проникнуть в твое сознание?

— Я не помню. — Одри помотала головой. — А тебя они тоже сломали?

— Да.

Неудивительно, что он так немногословен. Она просто не могла себе представить, кто или что способно сломить Лето из клана Гарнис.

На корне языка собиралась едкая горечь. И снова вспыш­ки. Шепотки, и тайны, и страх болезненными иголками впи­вались ей в веки. Из ее памяти стерли несколько лет.

Лето потянулся, чтобы коснуться ее сжатого кулака. Меж­ду его и ее кожей проскочил электрический разряд. Их взгля­ды встретились.

— Нинн, они отняли у тебя дар. И есть определенные шаги, которые позволят повернуть процесс вспять. Ты это знаешь.

— Позволить какой-то бессердечной ведьме влезть ко мне в голову? Если так, то я чертовски уверена, что ни за что та­кого не допущу. Можно найти способ получше. Усилить тре­нировки.

— У нас почти не осталось времени. — Его злость, в отли­чие от других эмоций, прочитать становилось все легче. Это зависело от способностей Нинн или просто она влияла на его личность не меньше, чем он изменял ее изнутри?

— Значит, я буду использовать это время на полную. То есть посплю. Ты мне позволишь или мы будем продолжать этот спор до утра?

Он поймал ее подбородок, оглядел рану на затылке.

— Кровь все еще идет.

— Она затянется к утру. Не ври, что еще не заметил во мне изменений.

— К лучшему.

Одри вывернулась из его пальцев.

— Мы закончили?

— Хорошо. Предел найден. Четкий и осязаемый. — Он вы­тащил из-под доспеха пакет, размером примерно с кулак, за­вернутый в белую оберточную бумагу. — Держи. Один из охранников хотел тебе передать.

Запах мяты ударил по ней еще одним старым воспомина­нием. Джек с прилипшей к волосам конфетной палочкой. Третье его Рождество, то время, когда любой предмет ярко- желтого цвета заставлял ее мальчика пищать от наивной дет­ской радости.

— Зачем?

Он приподнял брови.

— Чтобы привлечь твое внимание подачками. Как знать, может быть, ты готова стать любовницей охранника, чтобы добиться подарков и привилегий? Или ты предпочтешь за­служить их в бою, с честью, как когда-то решил я? Я отдаю тебе это в качестве напоминания. Доверишься здесь кому-то, кроме меня, и окажешься в дураках. Я всегда предельно чет­ко сообщаю свои мотивы. Эти люди готовы променять что угодно на безделушки и порнографию. Ты выше их.

Она взяла у него пакет. Тебе нужно сделать выбор. Это означало, что ей нужно предельно четко осознавать, из чего она выбирает.

— Тебе дали шанс подержать на руках племянницу?

Он вздрогнул.

— Иногда ты говоришь совершенную ерунду.

— Ответьте, пожалуйста. Сэр.

Долгий выдох. Он просто злится на нее? Устал? Или до сих пор ощущает звенящий эффект от их поцелуя? Бурлящими и потрескивающими в крови разрядами она была в равной степени обязана самому Лето и остаточному эффекту свое­го взрывоопасного дара. Калеб погиб, а ее, черт побери, заводила нездоровая игра сил. Губы Лето. Его с трудом сдерживаемая сила. Его прекрасное мужественное тело и по­разительное самообладание.

— Тебе дали шанс? — спросила она уже резче.

Он молчал, поразительно долго ее рассматривая. Она не дрогнула, просто ждала его ответа.

— Да, я держал ее на руках. Маленькую девочку, которую они назвали Шошан. У нее темные волосы, как у моей сестры. Только кожа светлее. — Он отвернулся. Встряхнул голо­вой. — Возможность ее увидеть была для меня наградой. И знание того, что я заслужил подобный дар для них и сво­его клана.

— Значит, это возможно. Астеры..?

— Я говорил тебе. Победа важна. Жизненно необходимо приносить их семье доход. Без этого рухнет вся система.

— Возможно, и к лучшему.

— Мой отец умер на Конфликте, но подарил жизнь троим своим детям. Он не считал эту систему бесполезной, и я с ним согласен. Слишком многого здесь можно добиться ради тех, кем мы дорожим.

Дорожим. Слишком мягкое слово для мужчины, который больше напоминал кирпичную стену.

— Вот в этом я с тобой никогда не соглашусь, — тихо, словно самой себе, сказала она.

— Просто выполняй свою работу. А именно — контроли­руй свои силы. Здесь живут Индранан. Они могут разблоки­ровать то, что не удалось нам.

Она сделала шаг назад. Еще один. И еще.

— Мой разум не принадлежит ни им, ни тебе.

Ее не убедили ни уверенность Лето и его таланты, ни факт рождения его племянницы. Она не верила в доброту Стари­ка Астера и то, что он вернет ей сына. У старика и его извра­щенца наследника не было сердца. Ради выгоды они способ­ны пойти на уступки, например разрешить Лето подержать на руках новорожденную Шошан. Тем самым они заставили его из кожи лезть, чтобы завоевать их расположение. За эту маленькую уступку Лето придется остаток дней провести в Клетке, прославляя семью Астера. В Клетке, которая уже забрала жизнь его отца.

Она была чертовски уверена в том, что ни за что и никог­да не допустит в свой разум чужих, какие бы возможности это ни открывало. Мысли и без того перемешивались, пута­лись, болели от старой забытой трагедии, которой она не хо­тела видеть.

— Что еще ты получил от этой системы? — Уже почти три недели она боролась с сомнениями, что означало попытки переубедить Лето. — Лишнюю порцию фасоли на ужин? По­душку, чтобы спать на полу? Или тебе просто нравится раз в месяц почувствовать себя кем-то важным? Насколько я по­нимаю, дело не только в размножении, иначе у твоей сестры было бы уже пятеро детей.

— Я победил в восьми Конфликтах. Из всех младенцев вы­жила только Шошан. — Он моргнул. — Не только ты здесь знакома с потерей.

Его эмоции захлопнулись. Закрылись. Теперь он был не­проницаем, как в первый раз, когда он вошел в ее клетку — еще одно доказательство того, сколько крошечных подска­зок в его поведении она смогла подсознательно истолковать. Он вышел из Клетки. Короткая дрожь подсказала ей, когда ошейник включился, блокируя его дар.

Лето мастерски владел всеми видами боя, но его потряса­ющие способности, отличающие его от простых людей, по­виновались чужим капризам. Даже среди Королей Дракона он был особенным. Клан Гарнис. Потерянный. У него были сердце и душа воина. И каждый раз сталкиваться с тем, что его величайший талант возвращают и снова крадут... Он не может не сожалеть об этом ограничении.

Нинн едва осознала свой собственный потенциал, но все равно ощущала потерю. Как только она вышла вслед за настав­ником из Клетки, дар исчез, словно подчиняясь щелчку вы­ключателя. Это было издевательством, почти таким же же­стоким, как обещание будущей награды. И глубоко под сво­ей вынужденной верностью Лето наверняка затаил нена­висть к ошейнику.

Большая часть его тела терялась в тени. Только полоска зо­лотистой кожи сияла там, где нагрудная пластина оставляла его мышцам возможность свободно двигаться. Голая. Глад­кая. Мерцающая при каждом движении. Она вспомнила, как мысленно писала его портрет. Уголь и теплая, текучая па­стель. Она мимолетно подумала о том, каким изобразить его во время боя. Пятна цвета. Полоски стального серого и за­витки движений его булавы.

Закрыв глаза, она блокировала мешающее ей зрение, но воспоминания о его теле преследовали ее и во тьме. Она не могла не представить себе Лето, позирующим на уроке рисования мужской анатомии. Он был потрясающим образ­цом, каждый мускул и каждое сухожилие были четко вид­ны и очерчены.

Обнажен и потрясающе красив.

Фыркнув от раздражения, она прижала веки костяшками пальцев. Она вела себя словно отчаявшаяся жертва стокгольм­ского синдрома. Она сочувствовала его мотивам. Она меня­ла свои убеждения под стать ему. Впитывала любую похва­лу, как пустыня пьет дождь. Воплощала свой худший страх: теряла силы и позволяла промывать себе мозг.

Джек был ее жизнью, Джек и клятва стереть Астеров с ли­ца земли за все их преступления.

Десять минут спустя Лето и пара охранников отвели ее об­ратно в комнату. Он вышел, не проронив ни слова, и ни разу не обернулся.

Оставшись одна, Одри развернула пергаментную бумагу. Внутри оказались мятные конфеты — круглые, такие обыч­но ели только старики, а дети оставляли напоследок после Хэллоуина. Неважно. Она схватила конфетку. Ментоловая сладость ввергла ее в состояние блаженства. Работа, работа, жуткая, изматывающая работа. А теперь конфетка на языке.

Контраст был почти таким же разительным, как нежность во время поцелуя с Лето.

Она покосилась в коридор, в сторону двери. Там стояли сонные охранники в смешной форме. Какой смысл наряжать их спецназовцами, если они готовы продаться за пачку мят­ных конфет и «Плейбой»? Какого сорта должны быть люди, которые готовы мучаться и шмыгать носами, как кроты под землей?

Ее свободу ограничивали только замки. Но никак не эти придурки. Они так же бесполезны, как вся остальная чело­вечина в комплексе.

Одри застыла. Выплюнула конфету на пол.

С самого рождения ей вбивали в голову древние предрас­судки, базирующиеся на слепой вере в то, что Короли Дра­кона лучше людей. Тысячелетиями приводились примеры. Вот только Одри влюбилась в Калеба — со всеми его капри­зами. Теплотой и отсутствием многовекового эго. А только что она соскользнула в болото древнего ханжества, предав умных, веселых, достойных людей, среди которых жила дол­гие годы.

Ей было противно от этой мысли, но Одри не могла не ви­деть вполне прагматичной истины. Невозможно отрицать свое происхождение. Она была из Королей Дракона, и ей придется вернуть себе древнее, мощное высокомерие, чтобы спасти своего сына.