Нинн могла лишь цепляться.

Лето практически удерживал ее на весу. Толпа что-то одо­брительно вопила, Нинн не могла разобрать все оттенки и волны шума.

Она держалась за его потные напряженные плечи, пока су­дья снимал кандалы с их лодыжек.

И с трудом, с огромным трудом, удерживалась на грани безумия.

Она могла сосредоточиться только на том, что выжила. Бо­лее того, победила обоих противников. Пендрей по имени Вэйл хромала прочь из клетки, а ее напарник — какой-то Ти­гони, чье имя вылетело у нее из головы, — покидал Клетку на каталке, которую увозили люди, похожие на медиков. Меч Нинн остался на полу рядом с местом, где лежало его тело.

— Оставайся со мной, — прорычал Лето. — Выключишь­ся, и я найду, какие еще куски души можно из тебя вытащить. Стой на ногах и веди себя как чемпион, Дракон тебя подери.

Он выбрал тот самый тембр, который Нинн различала да­же в хаосе обезумевшей толпы — тон, который казался ей гипнотическим и которому она была не в силах сопротив­ляться. Она кивнула. Его рука поддерживала ее за спину, и Нинн смогла заставить онемевшие комки ваты на конце своих ног вновь стать ступнями. Ступнями в сапогах. Сапо­гах на разбитом полу. Лето все еще хмуро смотрел на нее. Как победитель может казаться настолько недовольным и злым? Впрочем, в ее случае победитель был готов сблевать и рух­нуть на глиняный пол.

Это был не Лето. Это была не она.

Она схватила его за руку и вскинула подбородок.

— Я же говорила тебе. Потрясающе.

Его губы дернулись.

— Значит, теперь я могу доверять твоим словам, неофит?

Она не хотела отпускать его голое плечо и не разжала паль­цев. Жест не был вынужденным, она удерживала его из чи­стой жадности. Ей хотелось чувствовать его гладкие мышцы и пульс крови под пальцами. Его глаза на миг закрылись. Нинн поднялась на цыпочки, и ее голос заглушил эхо толпы, метавшееся по залу Клетки.

— Я больше не твой неофит.

Лето внезапно отпустил ее и закружил по Клетке с побед­ным воплем, еще более мощным, чем тот потрясающий рык, с которым он предстал перед толпой в начале матча. Каждый его шаг был наполнен силой, мышцы на бедрах напряглись. Его спина была высокомерно прямой. Расправленная грудь казалась еще шире благодаря подогнанному доспеху. Булава очерчивала стремительные арки.

Показуха. Однако Нинн наслаждалась каждым ее мгнове­нием не меньше аудитории Лето.

И только когда он повернулся, встретил взгляд Нинн и от­швырнул булаву, она смогла ощутить дрожь того, что мож­но было назвать предвкушением. Он зашагал к ней и оста­новился в нескольких дюймах от ее тела.

— Ты не ошиблась. Ты больше не мой неофит. Но ты бу­дешь моей. Сегодня.

— А как же все то надменное дерьмо насчет «ты сама при­дешь ко мне»?

Они смотрели друг на друга. Трепет чего-то иномирного, невероятно сильного, вновь замерцал от контакта их взгля­дов. Нинн хотелось моргнуть, чтобы избавиться от странной помехи, но ощущение было слишком приятным.

— Так ли уж важно, кто кого выбирает? — Низкий голос Лето буквально гудел силой под стихающим шквалом апло­дисментов, как землетрясение, готовое вот-вот разорвать землю. — Мы победили вдвоем.

— А если я выберу кого-то другого?

Вместо того чтобы продолжить свои показательные угро­зы — способные еще больше впечатлить всех, кто ставил на его победу и обожал его открытую силу, — он облизал ниж­нюю губу.

— Тогда мне придется тебя переубедить. Или же ты убе­дишь меня своим выбором, что за тебя не стоит драться.

— Но я того стою. Я стою победы и боя.

Она сказала это с уверенностью, которой никогда не вы­казывала раньше.

Ноздри Лето раздулись от долгого глубокого вдоха. Му­скулы нижней челюсти напряглись, приводя в движение и татуировку змеи на висках.

— Да.

Этот момент показался ей прыжком веры в чистый дым, в надежде, что дым ее удержит. Нинн последовала за Лето к выходу из Клетки. Ее тело и разум болели почти одинаково. В ней до сих пор звенела неописуемая жажда насилия. Но ес­ли она чего и хотела от Лето из клана Гарнис, так это стащить с него доспех и сцепиться в схватке совсем другого рода. Она хотела избавиться от странной нервозности, от чего-то не под­дающегося определению, что мешало ей связно мыслить.

Она вышла из Клетки как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лето стоит лицом к лицу со Стариком. До сих пор Лето, го­воря с главой клана Астеров, демонстрировал лишь уваже­ние. Но сейчас...

— Не подпускай его к ней, — сказал Лето с уверенностью и силой. — И не постесняйся спросить у него о причинах.

Улыбка похожего на скелет Старика не угасла. Даже не дрогнула.

— Ты забываешься.

— Ты сам нас в это втянул.

Лето даже не стал ждать возражений от Старика, он про­сто повернулся и зашагал прочь от арены. Нинн теперь не только чувствовала себя запутавшейся, она начала подозре­вать, что ее партнер сошел с ума. Шагая за ним следом, она не удержалась и обернулась на патриарха Астеров. Тот про­должал улыбаться. Мурашки поползли по ее рукам, холод огладил спину.

Не подпускай его к ней.

Пережитое в бою не шло ни в какое сравнение с тем, как ее мозг сбивался на самых простых мыслях.

— Непорядочки в раю, — раздался голос из-за ее плеча.

Нинн обернулась на почти неразлучную пару, Харка и Ти­шину, которые готовились к своему бою. Ей самой только раз довелось драться с Харком. Он, как всегда, откровенно пле­вал на окружающих, подкрепляя свое отношение довольно едкими и наглыми шутками. Нинн встретилась с Харком в тренировочной Клетке на свой третий или четвертый день в комплексе. И ему даже не пришлось копировать ее дар, что­бы оставить ее униженной и избитой. Его каштановые воло­сы были прошиты светлыми прядями, которые неуместно смотрелись в подземном мире. Словно их место было... на пляже. На пляже. Слово казалось незнакомым, но она знала, что оно подходит.

Тишина что-то шепнула ему на ухо, и он рассмеялся. У не­го был громкий смех, широкая улыбка и очень большой ниг- нор в правой руке. Левой рукой он обнимал Тишину за тон­кую талию, так, словно этой женщине действительно могла понадобиться защита. Любая. Хоть когда-нибудь.

— Поведай мне, — сказал Харк. — Раз уж ты у нас облада­ешь уникальным знанием.

— Уникальным?

Улыбка Харка была заразна. Не будь Нинн в таком отвра­тительном настроении, она бы уже поддалась его обаянию.

— Ты провела с великим Лето из клана Гарнис больше времени, чем мы, вместе взятые. И никто не может припом­нить, чтобы под его присмотром неофит добился таких успехов.

Осознание его слов проникало в нее медленно, как вода в камень, капля за каплей.

Лето. Неофит. Добился. Успехов.

— В основном, — продолжал он, — он готовился биться, рассчитывая только на себя. Ты, похоже, стала для него особым проектом. Это значит, что ты уникальна. И, как его самый глупый ученик, я не могу не поинтересоваться... Ты хоть раз видела его настолько дерзким по отношению к Ста­рику?

Нинн сглотнула готовый ответ. Она сама отметила эту странность. На каком-то глубинном уровне она понимала, что это как-то связано с ней. Эти два воина, с их странными шепотками — при обезоруживающей улыбке Харка, которая сама по себе была оружием, и спокойной, оценивающей не­подвижности Тишины — явно знали что-то, чего не знала она. И она ненавидела их за эту насмешку.

— Доброй охоты, — выдавила она из себя в ответ.

Снова шепоток между ними. Снова взаимная улыбка. Объ­явили их имена, и оба они развернулись к Клетке. Харк вски­нул два пальца к брови, салютуя. Нинн страстно желала, что­бы ее ошейник выключился и она смогла их обоих поджарить.

Несмотря на дезориентацию в лабиринте незнакомых ко­ридоров, ей удалось найти оружейную. Лето стоял спиной к двери, что обеспокоило ее еще больше. Он был не из тех, кто поворачивается спиной к потенциальной угрозе. Бойцы вроде Хелликса и представители чужих картелей все еще бы­ли в комплексе, этого было достаточно, чтобы он оставался начеку. Вместо этого он опирался ладонями на стену, словно пытаясь ее оттолкнуть. И опустил голову. Если бы Нинн не опознала его доспех и приметную татуировку, она бы могла подумать, что ошиблась и это не он.

Но... Это был Лето.

— Какой клинок мне стоило выбрать? — тихо спросила она. После шума арены все казалось странно приглушенным.

— С позолотой.

— Почему?

Он оттолкнулся от стены и взял в руки упомянутый кинжал.

— Он достаточно тонок, чтобы гнуться наподобие хлы­ста — полосовать, а не рубить.

— И какой урок я должны была усвоить, выбрав не тот кинжал? Что, шансы без этого были недостаточно плохими?

Лето взмахнул клинком. Воздух разошелся со свистом, словно молекулы рассеклись под ним, как чужая кожа.

— Теперь ты знаешь, что способна победить, даже когда условия неидеальны.

— О, можно подумать, ты был просто счастлив оказаться со мной на одной цепи. Я же видела, как ты злишься.

— Это была не злость. — Он отшвырнул оружие, и кин­жал со звоном полетел под металлическую скамью. — Это было унижение.

— Мы победили.

— Да.

Она сглотнула. Вздохнула. И приготовилась задать следу­ющий вопрос, как готовятся к полноценной схватке со щи­том и мечом.

— Что ты сказал Старику? Ты выглядел... наглым.

— Я больше не буду скован. Никогда.

Это не было ответом на ее вопрос. Это было утверждени­ем, словно он принял какое-то решение.

Не подпускай его к ней.

Что он имел в виду?

Она осмелилась прикоснуться к его ошейнику, зная, что рискует потерять руку. Опасность расходилась от него вол­нами, как от готового взорваться баллона с бензином. Взрыв мог случиться в любой момент, и Нинн совершенно не пред­ставляла, что может его спровоцировать. Были ли правдой его сексуальные обещания в Клетке? В текущий момент оста­валось надеяться только на них.

Отчего ее положение казалось совершенно пассивным. Она хотела, чтобы он сдержал свои открытые, резкие обеща­ния. Ее тело было на взводе, на грани отчаянья, на грани го­лодного желания, которого она никогда не испытывала.

Но пока она смогла лишь коснуться его ошейника.

— Ты давно привык к цепям. Я думала, что твои чувства достаточно остры, чтобы это понять. Как ощущается этот вес на шее. Как вспыхивает удовольствие, когда ты входишь в Клетку, и это жуткое приспособление выпускает тебя на свободу. — Металл ошейника был теплым от жара, которым пульсировало его невероятное тело. Подушечки ее пальцев покалывало от удовольствия. Она не касалась его кожи, но прикасалась к тому, что стало почти что частью его тела. — Лето из клана Гарнис, кем бы ты был без этого?

Его глаза оставались пустыми. Без эмоций. Без отклика.

— Я был бы лучшим воином Клетки.

* * *

Лето надеялся, что возвращение домой сотрет беспокойство минувшего матча — не оставлявшее его ни до боя, ни во вре­мя, ни после. Возвращение должно было стать простым. Выпить гопиша. Выбрать женщину из тех, кого Астеры дер­жали специально для таких случаев. Высвободить накопив­шееся напряжение.

Но рассчитывать на привычную рутину не приходилось. Вначале его ждала церемония инициации Нинн. Затем... са­ма Нинн. Да, он хвалился тем, что она сама придет к нему, но относительно этой женщины он не был уверен ни в чем. В конце концов, он никогда не думал, что обратится к Ста­рику так, как сделал это после боя. Впрочем, важности слов это не умаляло. Что бы ни сделала Улия с разумом Нинн, эф­фект не удержится, если доктор Астер продолжит давить на телепатический блок. При встрече с ним Нинн инстинктив­но схватилась за меч. Еще пара контактов, и ее психика мо­жет просто не выдержать.

И подобная перспектива не должна была бы беспокоить Лето на таком личном уровне. Ему приказали всего лишь по­мочь Нинн пережить три первых боя. С одним она справи­лась. Осталось еще два. Мысль о том, что Нинн может сой­ти с ума в процессе, лишь добавляла ему беспокойства.

Их возвращение в барак было встречено громкими кри­ками и поздравлениями. Лето принимал пожелания удачи от знакомых воинов и даже от тех, кто не был выбран для сегодняшнего соревнования. Тишина и Харк победили в сво­ем матче, Хелликс и Фам тоже. От их злорадства Лето толь­ко сжимал зубы.

По узкому коридору, ведущему к бараку, они прошли в общий зал, где уже рекой тек голиш. Лето не снял доспе­ха. И не собирался до самого душа в своей квартире, кото­рым закончится этот вечер. Некоторые воины уже помог­ли друг другу отмыться в общей бане, но Лето терпеть не мог эту практику.

Впрочем, доспех он оставил сознательно, не по привычке. Слишком много неудобств доставляла реакция его тела на Нинн, особенно в этой общей зале, где освещение было мяг­че, почти приглашающим — в отличие от промышленных ламп в человеческом крыле. Зал был местом привычного от­дыха, в те редкие часы, когда воины позволяли себе рассла­биться.

Она вымылась и переоделась в чистый тренировочный ко­стюм с шелковой подкладкой под кожаными пластинами. Ко­роткие светлые волосы блестели при свете ламп, крошечные капельки воды срывались с кончиков слипшихся прядей. Он попытался вспомнить ощущение длинных прядей, скользя­щих между его пальцев — ее прекрасных длинных волос, ко­торые пришлось состричь по необходимости — и проклятые чувства его подвели.

То, что она помылась и смогла переодеться в чистое, озна­чало, что ей уже показали новую комнату в бараке. Он все еще нес за нее ответственность, но степень его доступа из­менилась. Нинн стала воином Клетки и сама могла опреде­лять распорядок дня, сама могла выбирать, с кем ей трени­роваться. Он больше не распоряжался ее временем.

Лето выпрямился на скамье и провел пальцами по недав­но остриженным волосам. Он не должен был беспокоиться, не должен был ее хотеть, не должен, Дракон подери, рваться сейчас на части.

Это следовало прекратить.

— Поздравляю, Нинн из клана Тигони, — сказал он.

Комната стихла при первых же звуках его голоса. Он на­слаждался своим влиянием уже почти двадцать лет. И лишь сейчас, встретившись взглядом с той, чей статус был самым низким в их группе, он ощутил, что его сила дала осечку. Нинн смотрела на него бледными, настолько бледными гла­зами, что их голубые радужки казались скорее светом, чем цветом. Веснушки придавали глубину и подчеркивали кра­соту ее золотой кожи, а уверенность расправленных плеч и прямой спины говорила сама за себя.

Она победила.

— Кажется, мы все предвкушаем твою инициацию. Со времен Харка еще никого не признали здесь равным.

Лицо Нинн было совершенно спокойным, противореча яростному свечению глаз. Она буквально смеялась над ним. Он это видел. Влияние, сила, которую он привык принимать как данность, с каждой минутой терялась в ней, в этой яркой женщине, которая заставила его чувствовать. Он слишком долго ничего не чувствовал.

— Осторожнее со своими желаниями. — Харк сидел бе­дро к бедру с Тишиной. На нем была футболка с короткими рукавами, остаток гардероба, который он привез с собой, когда вызвался участвовать в боях. Тишина отрешенно по­глаживала шрам в виде полумесяца на внутренней стороне его руки. Лето никогда особо не задумывался о том, почему Харк служил Астерам, но теперь заметил. Полумесяц был свидетельством свадебной традиции Сат, известной как Ри­туал Шипов. Он спустился под землю не для того, чтобы пла­тить долги или выслуживать себе услуги. Он спустился, что­бы жить вместе со своей женой.

— Почему это? — спросила Нинн, выдергивая Лето из за­думчивости.

— Инициация — не самый приятный процесс, — ответил Харк. — Я вопил, как мальчишка, а не как мужчина. Хоть и пытался вопить, как мужик. Пытался потягаться с местны­ми бычками, но мне не сравниться с их уровнем тестостеро­на. Приходится дразнить их тем, что секс у меня чаще, чем раз в месяц.

Тишина едва слышно вздохнула, словно ее раздражала его болтовня.

— Я ничего подобного не хочу, — Нинн вздернула подбо­родок и смерила шутника холодным взглядом. — Но сейчас это моя привилегия. Мое право.

— Да просто не получится, — прошептал Харк Тишине. Он вертел в руках два осколка черного камня, пытаясь со­единить их вместе, как части трехмерной головоломки. — Ты же понимаешь, да? Физически невозможно.

И только когда Тишина закатила глаза и отобрала у него камни, он развернулся к Нинн.

— Ладно, хочешь ты того или нет, больно все равно будет. Потому что эта штука охренитепьно болит.

Ламот, еще один старик, давно ушедший на пенсию из Кле­ток после многих лет работы на Астеров, принес свое обору­дование. Уверенность Нинн снова дала слабину, и она взгля­нула на Лето. Он встретил ее у кресла, где Ламот готовил иглу и чернила.

— У меня есть татуировка, — Лето не мог вспомнить ощу­щение ее шелковистых волос и не мог позабыть, как ее паль­цы скользили по коже его головы. — Теперь она будет и у те­бя. Эмблема Астеров.

— Где?

— По твоему выбору.

Она приподняла брови, глядя на его короткую стрижку.

— Разве не было больно?

Ее глаза завершили несказанное вслух. Разве не было боль­но... учитывая твой дар?

— Харк тебе не соврал. Наша физиология означает, что метод татуировки должен быть агрессивнее, чем у людей. Больше похожим на шрамирование при участии чернил.

— И это в награду за то, что я раскатала Вэйл?

— Новичкам везет, — отозвалась Вэйл из угла.

Нинн смерила ее ледяным взглядом.

— Победа — это победа.

Женщина прочистила горло и вернулась к своему разго­вору с Фамом.

— Выбирай. — Ламот указал на свое специальное кресло, оборудованное разнообразными зажимами и ремнями. — И садись.

Она взглянула на кресло с заметным беспокойством, но с ответом не медлила ни секунды.

— На лопатке. Левой. Чтобы доспех не скрывал ее.

Ламот кивнул. Как только Нинн села, он закрепил ее рем­нями в нужном положении, полностью обездвижив верх­нюю часть тела. Лето опустился рядом на корточки. Взял ее за руку.

— Ты это заслужила. Дыши, так ты справишься с болью. Втяни ее в себя. Ты уже сделала и пережила куда худшее.

Береги ее.

Улия, дважды-злобная ведьма из Индранан, сказала ему эти слова. Он хотел бы списать это на странное бормотание сумасшедшей старухи, но не мог. Часть его, становящаяся все сильнее, не хотела отбрасывать этих слов.

Однажды она будет выпущена из плена. Он перестал со­мневаться в том, что Нинн сможет пережить одиннадцать месяцев и вернуть себе сына. В тот день ее освободят от мен­тального блока, который хранит ее разум, оставив при ней дар Дракона. И когда она очнется, она обнаружит, что золо­то ее кожи испорчено новым шрамом от Астеров — их зме­ей на плече.

Он начал подниматься.

Нинн вцепилась в его запястье.

— Не надо. Останься.

— Останусь. Буду дышать с тобой, помнишь?

Лето больше не беспокоило, кто что услышит и какие сде­лает выводы о его отношениях с неофиткой. Она больше не неофит. Она теперь его протеже. Его партнер. Его задача — ее защищать. Защищать и от будущего, в котором знак Асте­ров запятнает ее навсегда. Он с гордостью носил символ их дома, но Нинн скорее срежет себе всю кожу, чем сможет сми­риться с позорным клеймом.

Он снова сжал ее пальцы и высвободил свою руку. Ламот уже приготовил паяльный пистолет и ампулу чернил. Лето шепнул ему на ухо:

— Не змею. Сделай ей метку Дракона.