Глава 1

В один из дней 1945 года в городке Мерилл, штат Пенсильвания, не произошло ничего существенного, если не считать, что Джеймс и Лора Фрейзер нашли здесь убежище от матери Джеймса.

Августина Фрейзер была ярчайшей представительницей матриархата Бостона. Она жила в роскошном огромном доме в Лексингтоне и распоряжалась сотнями акров земли, принадлежавшей всей семье. Вся ее жизнь была посвящена сохранению истории древнего рода Фрейзеров, переселенцев из Шотландии.

К счастью для Августины, ее бабушка Евангелина была дальновидна. Когда в кораблестроительной империи Фрейзеров обнаружились первые признаки упадка, она занялась строительством железной дороги. В конце концов, они прекратили торговлю и жили только за счет прибыли от надежно вложенных акций. С раннего детства Августина, однако, понимала, что как бы богаты они ни были, все равно не могли принадлежать к знатным и влиятельным кругам Бостона.

В детстве она получила хорошее образование вместе с девочками из католических семей. Посещая танцы, она видела, что дети богатых, таких как Шеттоксы, Эплтоны, Солтонстолы, общаются исключительно между собой. Вид этих элегантных самоуверенных сверстниц наводил Августину на мысль о том, что ее предки были попросту пещерными людьми и влачили нищенское существование.

Мать Августины, урожденная Маклин, очень хотела, чтобы общество Бостона приняло ее дочь. По одному из престижных журналов они составили список респектабельных людей города, и было решено, что Августина непременно выйдет замуж за одного из них. Вся проблема состояла в том, что, как правило, браки заключались только между своими, и для посторонних там практически не оставалось места. Но Августину это не пугало. Она была привлекательной женщиной, к тому же очень высокой, унаследовавшей от дедушки Малькольма великолепные светлые волосы и очаровательные глаза. В сравнении с остальными представительницами своей семьи, которые отличались изысканностью и женственностью, Августина, казалось, рождена управлять кораблем в бушующей стихии моря.

Она была единственным и любимым ребенком. Ее отец, Дункан Фрейзер, ловко зарабатывал на жизнь. В три часа он ежедневно посещал свой клуб, а вечера целиком посвящал дочери. Сначала они шли в оранжерею с орхидеями, и девочке с богатым воображением казалось, что их там поджидают лежащие львы и тигры. Многие из этих прекрасных цветов обладали опасной притягательной силой. Августина обычно просила, чтобы ее провели через этот застекленный куполообразный дом, где розовые и белые цветы приводили ее в восхищение.

Они ходили по тропическому саду, который был точной копией оранжереи Кью. Дункан славился умением выращивать тропические деревья, здесь жило несколько обезьяньих семейств, а множество порхающих разноцветных бабочек подчеркивали сочную зелень.

После этого Дункан с Августиной направлялись к зеленой лужайке, обрамленной розами.

Границей лужайки служили заросли рододендронов. За ними, под аркой, был огород. Несмотря на богатство, Дункан в душе так и остался шотландским крестьянином. В нем глубоко жили воспоминания о голодных временах его предков. Ровные грядки моркови сменялись целой «армией» картофеля, и у него появлялось чувство невыразимой гордости. Часто, стоя в саду, он вдыхал вечерний запах влажной земли, смешанной с ароматами розмарина, полыни, чабреца, и благодарил Бога за все то, что имел, а особенно за дочурку.

Шейла, его жена, была приятной женщиной, но все-таки дочь занимала главное место в жизни. Для него она была не просто ребенком, а настоящим чудом. Усадив малютку на плечо, отец со своей заветной ношей возвращался домой. Весело распевая песни, они устраивались у нянюшки Августины, которая их потом прогоняла на ужин. Зачастую вечерами Дункан принимал друзей и их жен. Августина взяла за правило убегать из детской прямо в зал к гостям. Ее нянюшка давно отказалась от попыток вернуть ее обратно. Она знала, что Дункан только отмахнется от нее, а Августина с дерзкой улыбкой укроется на отцовских коленях.

Первые шесть лет своей жизни Августина неизменно присутствовала при деловых встречах отца. Повзрослев, она пересела с отцовских колен в соседнее кресло. К тому времени ей исполнилось уже шестнадцать лет, она вступала в общий разговор и удивляла старших своей эрудицией.

Теперь мать почти совсем не имела влияния на своенравную дочь. Все, о чем Августина просила, молчаливо поддерживалось отцом. На день рождения он подарил ей лошадь и автомобиль с собственным шофером и лакеем. Шейла противилась этому, так как Августина была еще слишком молода, чтобы ездить без сопровождения старших, но Дункан смеялся и говорил, что никто не посмеет пальцем тронуть дочь Дункана Фрейзера.

Единственная битва, в которой Шейла одержала победу, состоялась тогда, когда она настояла, чтобы Августина закончила престижную по тем временам школу.

— Я слышала, — нервно сказала Шейла, сидя за обедом, — что Мэри Уиндзор собирается открывать школу для девушек.

Дункан поднял глаза.

— В самом деле? И каково назначение этой школы?

— Выдавать девушек замуж за отвратительных богатых стариков, — вставила Августина.

— Ну же, — оборвала Шейла, — не слушай ее, дорогой. Цель школы — дать девочкам типа Августины широкое образование в области гуманитарных наук. Там можно изучать иностранные языки и заниматься музыкой. — Она недовольно посмотрела на Августину.

— Ты должна согласиться с тем, что большую часть времени скачешь на лошади, а не занимаешься вышиванием. — Августина поняла, что отца явно заинтересовала эта идея. Он прилагал все усилия к тому, чтобы носить только ту одежду, которая ему шла, оттачивать свои манеры до тех пор, пока они не станут безупречными. Но за этим видом всеобщей привлекательности скрывалась его душевная ранимость. Бостонцы были надменны и враждебны ко всем, кроме самих себя. Дункан был гордым человеком. За время путешествий он узнал, что Нью-Йорк спрашивал, много ли у вас денег, Пенсильвания — кто вы, а Бостон хотел лишь знать, кем вы были раньше. Фрейзеры были здесь никем. Даже если бы все их золото могло заполнить дом Лоувеллов, Дункана никогда бы не пригласили за их стол. Этот факт сильно раздражал его.

Сейчас он смотрел на свою красивую дочь и думал о том, что хочет, чтобы она вышла замуж и попала в семью, которая поможет занять ей место в обществе. Замыслы отца были прекрасно известны Августине.

— Если я пойду в школу, это поможет мне найти мужа, — она засмеялась. — Я найду того, кто нам подойдет. Это будет болезненный мужчина, и после того, как я рожу сына, сведу мужа в могилу. Потом я буду свободна и вернусь домой.

И она в точности выполнила задуманное. 16 февраля 1925 года в 21.30 родился Джеймс Генри Фобз. Рождение ребенка принесло Августине огромное успокоение. Когда ей исполнилось двадцать, она закончила школу Уиндзор. Через год, вращаясь в нужных кругах Бостона, она познакомилась с Эндрю Фобзом, и они поженились. Желая сразу же завести сына, она никак не могла забеременеть. Так длилось десять долгих лет. Ее иногда мучили сомнения по этому поводу, но большей частью она обвиняла в своем бесплодии мужа. Почти все свободное время она проводила, погружаясь в изучение истории рода, и регулярно посещала собрания Бостонской Лиги шотландских женщин. Несмотря ни на что, она была из рода Фрейзеров. Наконец она обнаружила, что беременна. Эндрю тоже рождение сына принесло облегчение, так как он надеялся, что теперь жена станет его уважать.

Ей был тридцать один год. Когда она впервые взяла на руки своего новорожденного сына, то почувствовала, как ее коснулась любовь. Такое же чувство Августина испытывала только к отцу. Мальчик унаследовал ее голубые глаза и копну белокурых волос. Ее муж нервно топтался рядом.

— Он совсем на тебя не похож, — холодно заметила Августина. — Он один из нас, Фрейзер.

Эндрю вспыхнул. Отношение жены к нему ничуть не изменилось.

— Иногда мне кажется, что ты вышла за меня только из-за моего имени, — сердито сказал он.

Августина улыбнулась, глядя в его обиженное перекошенное лицо.

— Я хорошая жена. Я слежу за домом. Что еще ты хочешь?

Эндрю пожал плечами.

— Женщину, которая бы любила меня. Я многого не прошу.

Августина засмеялась.

— Не глупи. Ту любовь, которая тебе нужна, ты получаешь от своих подруг. Я на это жалуюсь? Я падаю в обморок или проверяю твои карманы, как это делают другие? Нет. Можешь продолжать вести свою жизнь, а мне позволь продолжить свою.

Жизнь Августины теперь, когда у нее был Джеймс, сильно изменилась. Она была прекрасной матерью и обожала своего крошку. Эндрю ревновал ее к сыну. Он был слабым и эгоистичным человеком, но Августина не сожалела о замужестве. У нее на все было очень мало времени, а тем более на мужа. Это происходило после тех ужасных сцен в семье, когда Эндрю предложил ей руку. «Эта шотландка», — так его мать называла Августину.

— Мне все равно. Она красивая, и я хочу жениться на ней, — настаивал Эндрю.

Августина считалась лучшей дебютанткой сезона. Эндрю был от нее в восторге и, несмотря на неодобрение семьи, настаивал на своем. Наконец, его семья смягчилась — Эндрю был младшим сыном и, следовательно, не мог занять место главы. Августина и Эндрю поженились, но Фобзы не испытывали любви к Фрейзерам. Августина наслаждалась новым положением.

Мистер и миссис Эндрю Фобз жили на одной из фешенебельных улицах Бостона. Днем Августина занималась ребенком, а потом навещала знакомых. Вечерами посещала театр или устраивала щедрые вечеринки для друзей.

К тому времени, как Джеймсу исполнилось десять лет, он осознал, что его родители не могут обойтись без скандала, находясь в одной комнате. Со слов отца он узнал, что мать становится все более деспотичной. Эндрю не жалел ядовитых замечаний. Джеймс очень любил свою мать и ничего кроме жалости к своему слабому отцу не испытывал. Единственным человеком, который мог заставить замолчать Августину, был ее отец.

Мальчик рос в напряженной обстановке. Однажды его отец вернулся домой с мучительным кашлем. Доктора поставили диагноз: туберкулез, и Эндрю был отправлен в дорогой санаторий в Швейцарию. Там, к облегчению Августины, он скончался. Замужество тяготило ее. Секс совершенно перестал интересовать. Теперь, после стольких лет ожидания, ее детская мечта сбылась. Она тут же продала дом и переехала в Лексингтон, в дом отца.

Августине было пятьдесят пять, когда умерла ее мать. Дункан, которому было под девяносто, возился с девятнадцатилетним внуком, как с сыном. Он строил планы на то, что Джеймс будет адвокатом. Джеймс ходил в школу для мальчиков, которую изрядно ненавидел. Он готовился в Гарвард, чтобы удовлетворить честолюбие матери и мечты деда.

Новость о зачислении Джеймса невероятно обрадовала Дункана Фрейзера. Несколько часов спустя он умер во сне, мечтая о том, как его внук добьется признания в качестве одного из лучших адвокатов Бостона. Смерть Дункана опустошила сердце Августины. Она не представляла возможным жить без отца, занимавшего так много места в ее жизни. Теперь она поняла, что Джеймс — самое дорогое, что у нее осталось. Он стал ее единственной заботой в жизни.

В Гарварде Джеймс учился хорошо, не прилагая больших усилий для этого. Он был популярен во многих студенческих кругах. Августина пустила в ход все свои связи, чтобы Джеймса не призвали в вооруженные силы. «Америка может посылать других сыновей воевать с немцами и японцами, — думала она, — но у меня только один сын».

 

Глава 2

Из-за трудностей, которые принесла вторая мировая война, было невозможно найти прислугу, иначе Августина никогда бы не взяла Лору О'Рурк к себе в горничные. В лице Лоры было что-то такое, что заставляло Августину избегать ее. Но, рассуждала Августина, девушка выглядела опрятно, а хорошую горничную очень трудно найти. Она посмотрела на нее и спросила:

— Откуда вы?

— Моя мать живет в Мерилле. Это маленький городок в Пенсильвании, и там плохо с работой. Я остановилась у тети в Бостоне, чтобы найти здесь работу. — Лора подкупающе улыбнулась. «Старая ты стерва, — подумала она про себя. — Мешок, набитый деньгами».

— Я буду стараться, мадам. Я привыкла к работе. Я самая старшая в семье, мой отец погиб в ужасной катастрофе.

— Извините, дорогая, — сказала Августина.

— Он был прекрасным человеком, — кратко сказала Лора. — Нам его очень не хватает, и матери приходится воспитывать всех десятерых детей лишь на жалованье прачки.

Августина, видя слезы в девичьих глазах, смягчилась:

— Хорошо, я дам тебе испытательный срок. Не могла бы ты привезти свои вещи и начать в пятницу?

— Конечно, принесу. Спасибо, мадам. Спасибо.

Лора была искренне польщена. Она выиграла первый раунд своей тайной игры. Лора сбежала по лестнице особняка и вышла на аллею. «Однажды, — подумала она, — все это станет моим».

Отец Лоры, углекоп, был очень неуклюжим толстяком. Холодной зимой 1928, когда Лора родилась, первые слова, которые отец произнес матери, были: «Еще одна проклятая девчонка. Не хочу больше девчонок». Он выхватил ребенка из рук акушерки и пошел вниз на кухню. Акушерка побоялась протестовать. Она знала, что такая реакция вполне обычна. Девочки были роскошью для богатых. Мальчики же могли зарабатывать на пропитание уже с ранних лет. Мужчины типа Мика О'Рурка знали, что с девочкой связаны многочисленные расходы, поэтому они и боялись, что сумма, которую тратили на виски, заметно сократится.

— Ты, старая сука, — сказал он жене. — Ты мне не нужна до тех пор, пока не перестанешь валяться на боку. Я ухожу к сестре, где можно хотя бы нормально поесть. — Он посмотрел на обеих женщин.

— Ты ее вымой хорошенько, — приказал он акушерке. — А ты съешь мой обед, — было адресовано жене.

Та слабо кивнула. Он схватил свою шляпу, и маленький домик содрогнулся от того, как хлопнула дверь.

Обе женщины посмотрели друг на друга.

— Я вам сочувствую, Дженни, — сказала акушерка.

— Быстро принеси ребенка.

Акушерка понеслась на кухню. Она оглядела мрачную маленькую комнату, единственной обстановкой которой служили изрезанный сосновый стол, старая кухонная плита и ржавая раковина. Она услышала слабый плач, доносившийся из помойного ведра. Подняв крышку, она увидела крошку, которая была все еще в крови.

— Она здесь! — крикнула женщина Дженни. — Бедняжка, лучше бы тебе и не рождаться, — причитала она.

Пока акушерка купала ребенка, Дженни думала о том, что больше не верит в Божью милость; лучше было бы не забирать ребенка. Мик — страшный человек. Интересно, как малышка сможет выжить? Вымыв девочку, акушерка вернулась к взволнованной матери.

— Как ты ее назовешь?

Дженни улыбнулась дочери.

— Я назову ее Лора. Такое красивое имя. И может, ей повезет больше, чем мне.

Выполнив свою работу, акушерка стала складывать инструменты в сумку.

— Я приду завтра. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да, все отлично. Скоро дети вернутся из школы. Я попрошу Дениса и Патрика развести огонь, а Мэри и Паулина приготовят ужин.

— Тогда до свидания.

Дженни смотрела ей вслед с грустью. Большинство женщин, окружавших ее, были замужем за такими же, как ее Мик. Каждый вечер Линдберг Стрит наполнялась криками и бранью, а наутро хотя бы одну из женщин можно было видеть с синяками или без нескольких зубов.

Лора, ни на что не обращающая внимание, блаженно сосала материнскую грудь.

Дженни искренне полюбила Мика, увидев его на танцах в клубе. У него были черные вьющиеся волосы, а когда он заметил рыжеволосую девчонку, уставившуюся на него, то широко улыбнулся.

— Увидела привидение? — спросил он, кружа ее в танце.

Дженни молчала. Все происходящее казалось ей нереальным. Она всегда мечтала о том дне, когда красивый парень пригласит ее на танец. Затем выйдет за него замуж, и у них будет двое детей, и они будут жить счастливо. И вот она здесь, на танцах. Первая ее мечта сбылась.

— Я тебя никогда не видел, — прошептал он ей на ухо.

— Я здесь в первый раз, — застенчиво произнесла она. — Я не очень хорошо танцую.

Сестра Дженни завистливо смотрела на нее.

— Она скоро выйдет замуж, — сказала сестра подруге.

— Надеюсь, не за Мика, — ответила та. — Я не знаю никого другого с таким характером. Я слышала, что он выпивает. Это потому, что он ирландец. Слушай, скажи своей сестре, чтобы она была поосторожнее.

Когда Дженни шла домой с сестрой, ей казалось, что звезды танцуют в небе. «Я влюблена», — призналась она матери, проходя в дом. «Я собираюсь выйти за него замуж», — сообщила она больному отцу, когда наклонилась, чтобы поцеловать его и пожелать спокойной ночи. И вышла за него, не обращая внимания на мольбу семьи и друзей, которые предупреждали ее о темпераменте Мика.

Даже полицейский, человек, который хорошо знал Мика О'Рурка с детства, услышав эту новость, остановился у их дома.

— Этот парень и его семья имеют плохую репутацию, — предупредил он девушку.

Дженни встряхнула рыжими волосами и твердо сказала:

— Если он увидит, как я люблю его, то обязательно изменится. Любовь достойной женщины может изменить любого мужчину.

— Дженни, — сказал полицейский, — я видел немало женщин, избитых собственными мужьями. Таких преступлений в моем районе большинство. Если ты выйдешь за него замуж, будешь рада, что осталась жива.

Дженни помнила доброжелательное лицо полицейского и его предостережение. Ей уже стукнуло тридцать. Она замужем за Миком тринадцать ужасных лет. Мик изменился с того момента, как только они ушли с праздничного вечера, который устроили ее родители. Ее первая брачная ночь была кошмаром. Он насиловал ее, пока она не запросила пощады. Казалось, ее крики только разжигали его. В конце концов он уснул, а Дженни молилась Богу за избавление от этого. Она забеременела в ту ночь, и это стало случаться каждый год. Мик требовал секса, когда бы ему этого ни хотелось. Так как дети рождались ж подрастали в этом тесном крошечном домике, они слышали ворчанье отца в соседней комнате, пока тот не получал свое.

Первой появилась Мэри, затем Паулина, Патрик и Денис. Между их рождением у Дженни трижды были выкидыши. И вот родилась Лора. Она прижимала малышку к себе и думала о том, что скажет Мик, когда вернется домой.

— Так ты спасла эту маленькую крысу? — Он был в хорошем настроении. Сестра успокоила его и дала несколько долларов на ипподром. Он потрепал Лору за шею, как это делают со щенками. У нее, родившейся всего несколько часов назад, хватило ума не пикнуть. — Ладно, можешь жить, — сказал он и отбросил ее назад к матери. — Где обед?

— Вот. Твой любимый. — Она пододвинула к нему тарелку со свининой и бобами. Расстегнув ремень, он вывалил свой живот. Мик загасил сигару о стол и бросил окурок на пол. Дженни положила Лору в ящик из-под апельсинов, служивший детской кроваткой, и вернулась ублажать своего мужа.

Лора всегда знала, что она не такая, как все. Бывало, она смотрела на свои руки, ноги и думала: «Такие руки и ноги бывают у леди». «Лора, прекрати мечтать», — говорила мать. Девочка поворачивала свое милое личико к матери, на которую была похожа, как две капли воды, и таинственно улыбалась.

Мик ненавидел Лору. Он терроризировал детей до тех пор, пока Патрик и Денис не стали такими же бешеными, как их отец. Две другие девочки бесшумно скользили вслед за матерью из комнаты в комнату, как тени. К Лоре Мик испытывал особую ненависть, так как видел по ее глазам, как сильно она его презирала. Он также знал, что не сможет сломить ее. Между ними была дистанция, которую он никогда не сможет сократить. Она будет врать и воровать. Она такая же порочная, как и отец, но когда он впервые изнасиловал ее в дровяном сарайчике рядом с домом, она даже не пикнула. Потом, лежа рядом со своими сестрами в одной кровати, она тихо плакала. Мик, который получил огромное наслаждение, был поражен тем, что Лора не выказывала страха. «Она крепкий орешек, — думал он, — но, клянусь, я сломаю ее».

Когда Лоре исполнилось семь лет, ее мать умерла от внематочной беременности. Мэри, старшая дочь, была назначена отцом главной в семье. А Лора, требовал он, должна спать с ним. Остальным детям ничего сказано не было. Инцест — распространенное явление на этих улицах, и никто о нем даже не говорил. Зачастую отцы пользовались дочерьми до того, как у них начинались месячные, а потом принимались за младших. Мэри и Паулина были рады, что он отстал от них.

К тому времени, когда Лоре исполнилось одиннадцать лет, Мик от частых выпивок стал импотентом. Если Лора не могла добиться у него эрекции, он приходил в ярость и избивал ее.

Отбиваясь, ей приходилось брать его член в рот, либо он привязывал ее к кровати и избивал одной из длинных плетей, которые хранил в туалете. После первой менструации он насиловал ее только анально. Как только он сделал это впервые, она решила убежать из дома. Она понимала, что надо найти такое место, где отец никогда ее не найдет. В пятнадцать лет Лора решила, что единственный выход для того, чтобы накопить денег на побег, — заняться минетом у общественного мужского туалета Мерилла. В этом случае она избежит опасности забеременеть или подцепить какую-нибудь болезнь. Ее подружка, мать которой была проституткой, сказала, что Лора сможет заработать пятьдесят центов за одну такую «услугу». «Сотни мужчин хватит на то, чтобы заработать деньги, добраться до Бостона и продержаться до того, как я найду работу», — думала она.

Первое время Лора очень нервничала, но напрасно: туалет был хорошо прикрыт густым кустарником. Многие мужчины были пьяны, и, если она обещала прийти сюда еще, давали ей сразу целый доллар. Она рисковала быть побитой отцом, если ее вовремя не было в постели, но знала, что Мик — человек привычки и не появится дома раньше одиннадцати, так что Лора была в безопасности. Ее братья и сестры думали, что она каждый вечер встречается с парнем и поэтому молчали.

К тому времени, как Лоре исполнилось шестнадцать лет, у нее накопилось сто пятьдесят долларов. «Это удача, — сказала она самой себе. — А теперь нужно найти богатую семью, где есть сыновья». Лора уже все давно спланировала.

Устроиться на работу к Августине была подарком судьбы. Фотография Августины красовалась на первой странице одной из бостонских газет. Лора приехала на автобусную станцию в Бостон, сдала вещи в камеру хранения и купила газету, чтобы по объявлениям найти работу. Тут она и увидела фотографию Августины. «Миссис Фобз — самая щедрая покровительница искусства, и ее сын Джеймс посетили на прошлой неделе…» Лора не стала читать дальше. Она нашла номер их телефона по телефонной книге и позвонила домоправительнице.

«Да, нам нужна горничная», — сказала та.

Лора повесила трубку и хитро улыбнулась. «Итак, это будет Джеймс Фобз», — подумала она.

 

Глава 3

Лора переехала в особняк Фобзов в пятницу. Она понимала, что обманным путем получила эту работу, но ничто не могло помешать ей. На первый недельный заработок она приобрела вечернее платье из атласа и грезила о первой встрече с Джеймсом. Его фотографии были развешаны по всему дому. «Светловолосый великан, — думала она. — Какая удача подцепить такого красавца!»

Ее маленькая комната под самым чердаком имела потолок причудливой формы. В свободное время Лора красила и отделывала свою пустую комнатку. «Я ее покрашу в темно-коричневый цвет, — решила она, как только увидела впервые свое жилище. — Темно-коричневый цвет и кремовые шторы». Через несколько недель ее желание, наконец, исполнилось. Маленькая неухоженная комнатка приобрела атмосферу домашнего уюта и даже некой интимности.

Вся прислуга в доме не знала, что и думать об этой девушке. Горничные обычно выбирали себе лакеев или шоферов, даже садовников, но Лора не проявляла к ним никакого интереса. Казалось, она смотрела на коллег с полным безразличием.

— Чего она хочет? — спрашивал удивленный лакей у дворецкого.

Дворецкий только качал головой.

— Понятия не имею, но могу сказать тебе, что она еще та штучка.

Лора добросовестно выполняла свои обязанности. Она терпеть не могла Августину, но только не свою работу. Здесь, в уютной обстановке одного из самых красивых домов города, она могла узнать о богатых все, что нужно. Августина вращалась в самом центре светского общества Бостона. Она давала лучшие приемы, и Лора, обслуживая первых женщин города, внимательно наблюдала за их разговорами и манерами.

Незаметно она вошла в жизнь Августины. Постепенно Августина поняла, что нетрудно найти общий язык со спокойной, скромной горничной.

— Лора, ко мне на обед приедет Генри Кэбот со своей женой. Проследи, пожалуйста, чтобы миссис Кэбот показали сад, пока мы с мистером Кэботом займемся делами.

— Хорошо, мадам. С удовольствием. Можно я сама свожу ее в оранжерею? Садовники слишком грубы для женского общества.

Августина улыбнулась.

— Это мило с твоей стороны, Лора. Спасибо тебе.

Лора в ответ тоже улыбнулась.

За обедом миссис Кэбот сказала Августине:

— Ваша новая горничная — настоящее сокровище. Я намерена ее у вас украсть. Редко кто из прислуги так хорошо разбирается в растениях.

В это время Лора, спрятавшись за обитой зеленым сукном дверью, подслушивала разговор двух женщин. Она была довольна собой. Время, которое она провела в общественной библиотеке, читая о тропических растениях, не пропало даром. Лора посмотрела на свои руки. Их надо обязательно привести в порядок. Теперь, когда ей не нужно ублажать отца, она может заняться собою. Та встревоженная девушка из городка Мерилл, штата Пенсильвания, исчезла. Появилась другая — изящная привлекательная женщина с более или менее хорошими манерами.

Позже, ночью, Лора решила посмотреть на себя в зеркало, висевшее на стене спальни. Она сняла свое форменное платье, оставив только маленькую белую кепку на голове. «Боже, — подумала она. — Эти четыре недели с хорошей пищей пошли на пользу». Высокая, стройная, с рыжими волосами, собранными под кепку, она была похожа на миниатюрную статую Венеры, которая стояла в холле. Лора подняла руки, чтобы распустить волосы. Тяжелые пряди волос разлетелись в стороны. Она повернулась и увидела, что ниспадавшие волосы почти прикрывают ее точеные белые ягодицы. Застонав от удовольствия, она медленно и чувственно начала щипать себя. Лора увидела, как кровь прилила к коже, и принялась щипать тело еще сильнее. В этом болезненном экстазе она находила еще больше удовольствия. Она потянулась за расческой. Неистово ударив себя, она почувствовала сильную слабость и стала погружаться в глубокий сон. Девушка проснулась утром, чувствуя себя бодрой и свежей. Она нежилась, лежа на подушке. Теперь она знала, чего ей не доставало. Боли.

Лора впервые увидела Джеймса из окна своей спальни. Дом так и гудел всю неделю. Джеймс приезжал из Гарварда на летние каникулы. Возвращался хозяин дома. Августина провела личные беседы со всей прислугой. Садовникам было приказано срезать лучшие бугенвилилы и гибискусы для спальни Джеймса. Шофер должен был проследить, чтобы машина Джеймса модели «Hispano Suiza» 1934 года сияла, как новенькая.

Дворецкому следовало проверить винный погреб и удостовериться в том, что вино марки «Шато Лафит» 1927 года уже можно переливать из бутылей в графин. И, наконец, личный слуга должен был проверить, в порядке ли одежда хозяина. «Столько шума из-за одного человека», — сказала Лора про себя, когда увидела, как он заходит в дом. Издали он казался совсем не большим.

За обедом она украдкой поглядывала в столовую. Он по-дружески разговаривал с матерью. Лора ухмыльнулась: «Мне кажется, он девственник». Она пошла через холл, и, проходя мимо статуй, расставленных в ряд, коснулась небольшого пениса греческого атлета. «Я это исправлю», — подумала она.

— Кто эта наша новая горничная? — спросил Джеймс мать неделю спустя.

— А, это Лора. Очень образованная девушка.

— Да… Я вчера видел ее в городе. Она совсем не такая, как наши остальные горничные. Должен сказать, она знает толк в одежде.

— Да, — согласилась Августина. — Но в ней есть что-то такое, что я не могу понять.

Джеймс засмеялся:

— Женская интуиция?

— Что-то в этом роде. — Августина нахмурилась. — Мне не так много известно о ней, но кажется, что у нее трудная жизнь. Бедняжка.

В тот же день Лора получила телеграмму. Джеймс случайно оказался в холле, когда ее принесли.

— Плохие новости? — мягко спросил он.

— Да, — она задрожала, потеряла сознание, но он успел ее подхватить на руки. Лора зажала телеграмму в ладони, так что он никак не мог узнать ее содержание. Джеймс понес девушку в гостиную, удивляясь легкости веса ее тела.

Лора лежала на его руках с закрытыми глазами, упиваясь происходящим. Телеграмма пришла от Мэри, ее сестры, которой она сообщила свой новый адрес, как только переехала сюда. «Отец умер, — писала Мэри. — Он попал под автобус». «Так этому ублюдку и надо», — подумала она в тот момент, когда Джеймс осторожно положил ее, совершенно безжизненную, на огромный диван. Она поглядела на него сквозь ресницы. «У него такое озабоченное лицо, с ним нетрудно будет справиться», — подумала Лора. Она медленно открыла глаза и заплакала. Джеймс держал ее руку.

— Что случилось? — спросил один из лакеев, собравшихся в дверях, пытаясь понять, что происходит.

— Оставьте ее в покое, — приказал Джеймс. — Что-нибудь случилось с семьей? — спросил он.

Она кивнула и тихо прошептала:

— Моя мама… Она умерла, а меня не было рядом с нею, — она разрыдалась.

Джеймс обнял ее.

— Я так тебе сочувствую. У тебя есть кто-нибудь еще в семье? Ты хочешь увидеться с ними? Ты поедешь на похороны?

Лора отрицательно покачала головой.

— У меня нет ни братьев, ни сестер. Только мама и я.

Сейчас Лора плакала уже всерьез.

— Ее уже похоронили. Соседи не могли узнать, где я. — Она вздохнула. — Но я не должна обременять вас всем этим. Пойду к себе наверх. Я в порядке. — Она посмотрела в голубые глаза Джеймса. — Спасибо, сэр, за вашу доброту.

Джеймс был в замешательстве.

— Хорошо. Не стоит благодарности. Мне искренне жаль, что ваша мать умерла. Не могу представить, что бы я делал, случись такое со мной. Мать — единственная любовь в моей жизни.

«Это ненадолго», — подумала Лора, а вслух произнесла:

— Она замечательная женщина.

— Вот. Возьмите мой платок и вытрите лицо, — предложил Джеймс, достав его из кармана.

Лора взяла платок и медленно вышла из комнаты. В дверях она оглянулась. Солнечный свет залил ее волосы. Белый передник подчеркивал форму груди, а черная юбка плотно обтягивала ягодицы. «Боже, как она сексуальна», — подумал Джеймс и ужаснулся тому, что пришло ему в голову — ведь всего несколько минут назад она была в слезах.

— Теперь я сирота, — несчастно сказала Лора. — Мне так одиноко.

— Ты не одинока. У тебя есть мы. — Он улыбнулся. — Возьми выходной или несколько дней, если хочешь.

Девушка улыбнулась.

— Спасибо, сэр. Я возьму день, но завтра у миссис Фобз большой прием, и она хочет, чтобы я обслуживала гостей.

— Хорошо. Но все равно отдохни. — Джеймс был потрясен. Она в самом деле преданная малышка. Таких теперь немного.

— Ты знаешь, — сказал он матери в тот вечер, — Лора потеряла сознание утром. Она получила телеграмму о смерти матери. У нее теперь никого, бедняжка.

— Вот странно. Мне кажется, она говорила, что у них много братьев и сестер. — Августина нахмурилась. — Должно быть, я ошибаюсь. Наверное, спутала ее с кем-нибудь из других горничных. Неважно.

Лора наверху, в своей спальне, ликовала. «Ну, кто умнее? — глядя в зеркало, спросила она. — Кто завладеет домом? Кто скажет Августине убираться отсюда вон?» Она лежала на кровати, покрытой атласным покрывалом. Ее волосы разметались по подушке. Она представила, как Джеймс жестоко бьет ее кнутом.

Несколько недель Лора не спускала глаз с Джеймса. Вскоре она узнала, что он совершенно не высокомерный юноша. Как-то к ним в гости приехал Ник, лучший друг Джеймса в Гарварде.

— Ого! Вон та горничная просто великолепна. Ты уже переспал с ней?

Джеймс взглянул на Ника.

— Не говори глупостей. Ты же знаешь, что я не такой, — и покачал головой. — Ник, ты в самом деле неисправим.

— Ну, а если я попробую? — спросил Ник.

— Не стоит этого делать, да и не со слугами.

— О, Джеймс, какой же ты идиот! Конечно же со слугами. Да с кем же еще, черт возьми, это делать, чтобы не платить?

— А если она забеременеет?

— Этого, старик, все мужчины боятся. Неразрешимых проблем не бывает. Ты обвинишь в этом шофера и отправишь в другой дом с самыми лучшими рекомендациями, а ее заменишь новой богиней.

Джеймс в действительности не думал о возможности переспать с Лорой, хотя она часто появлялась в его мыслях. Ему решительно не хотелось, чтобы Ник спал с нею.

Лора была крайне удивлена, когда к ней стал приставать Ник. «Это мне пригодится», — подумала она и благородно отшила его. Когда Ник уехал к своим родителям в Нью-Йорк, Лора с застенчивым видом подошла к Джеймсу:

— Я не хочу плохо говорить о вашем друге, сэр, — она кротко опустила глаза и прошептала, — я… только… хотела вам сказать…

Джеймс нагнулся, чтобы расслышать. «Какая у нее белая кожа», — подумал он. Он смотрел на бьющуюся на виске бледно-голубую вену, затем его взгляд остановился на бугорках ее груди. Его охватила непреодолимое желание коснуться ее.

— Мистер Джонсон приставал ко мне. Думаю, что вам нужно это знать. Я имею в виду, что я не такая, как все. Он может приставать к любой другой горничной, ведь ни одна из них не девственница, — Лора смотрела на Джеймса широко открытыми глазами. — И вы же знаете, что сказала бы миссис Фобз.

Джеймс кивнул. Он-то точно знал, что сказала бы его мать. Его передернуло от этой мысли.

— Спасибо, что сказала мне, Лора. Я прослежу, чтобы этого больше не повторилось. — Он страшно разозлился на Ника.

— Спасибо, сэр. — Лора приветливо улыбнулась. — И еще. Я собираюсь позаниматься. Не могли бы вы посоветовать купить какую-нибудь хорошую книгу?

— Ну нет, не трать свои деньги на книги. Они тебе и так тяжело достаются. У нас сотни книг. Я составлю тебе список, и можешь пользоваться нашей библиотекой.

Лора захлопала в ладоши.

— Это здорово, сэр. Мне так этого хочется. Боюсь, я многое забыла, потому что долго ухаживала за больной матерью.

— Неважно. Скоро наверстаешь. Давай посмотрим. Я думаю, стоит начать с «Анны Карениной» русского писателя Толстого. Эта книга о том, как красивая женщина погибла ради любви.

— Это звучит замечательно, — сказала Лора и счастливая вернулась к работе, тогда как Джеймс составлял план чтения для этого милого создания.

— Кстати, мама, — сказал Джеймс Августине, когда их лимузин подъезжал к Бостону. — Я сказал Лоре, что она может пользоваться нашей библиотекой. Она хочет освежить свои знания.

Августина согласно кивнула.

— В этом нет ничего плохого, я думаю… Я знаю, в чем дело. Что меня в ней тревожит, так это ее глаза.

— Ты в самом деле так думаешь? Мне кажется, у нее красивые глаза.

— Нет, я не могу это объяснить. — Августина опустила стекло, отделявшее ее от водителя. Их серебристый «Роллс Ройс» ехал через Коупли-сквер. — Питер, отвезите нас к Бонвитам и подождите. Знаешь, Джеймс, — обращаясь к сыну произнесла она. — Эта девушка такая спокойная, но ее глаза… — Августина покачала головой.

Эти же самые глаза, не отрываясь, смотрели на Лору из зеркала. Она разрисовывала себя помадой: обвела кругами соски, рот, живот. Затем наложила на ресницы толстый слой туши. Лора попыталась прочитать несколько первых страниц «Анны Карениной», но сочла русские имена невыносимыми: их было так много, что от них у нее закружилась голова. В комнате было жарко и душно. Она включила радио. Звуки кларнета наполнили комнату хрипом резкого джаза, затем к ним добавилась труба. Музыка все больше и больше набирала темп. Лора не выдержала и начала танцевать. Яростно и неистово зазвучали аккорды, и Лора полностью подчинилась им. Наконец, тяжело дыша, она упала на кровать. Надев халат, девушка взяла мыло и мочалку, пробежала по узкому коридору в ванную для прислуги. Наполнив ванну горячей водой, она растерла мочалкой тело до крови.

Джеймс занимался в библиотеке, когда вошла Лора с книгой в руках.

— Очень печальная книга. Очень трогательная, — сказала она, хотя прочла лишь несколько последних глав.

— В самом деле?

— Она мне очень понравилась. Такая романтичная. — Помолчав, она нерешительно попросила: — Может, вы позволите мне читать где-нибудь в уголке библиотеки? Понедельник — мой выходной, а в моей комнате днем очень жарко. Обещаю, что не буду вам мешать.

— Конечно. Я подберу тебе другую книгу. Возьми Хемингуэя «По ком звонит колокол». Увидишь, она читается легче и быстрее, чем Толстой.

«Боже, какая она толстая», — подумала Лора.

— Спасибо, сэр. — Она взяла книгу, коснувшись пальцами его рук. Он сильно удивился, но затем вернулся к книгам, а Лора устроилась в глубине библиотеки.

Джеймс чувствовал ее присутствие. Он ощущал запах ее духов там, где ее пальцы прикоснулись к нему. Странный запах — смесь духов и мускуса, чуть резковатый. Вдруг он почувствовал сильное возбуждение. Покачал головой. «Прекрати», — скомандовал себе Джеймс, но волнение не проходило. Лора сидела, преспокойно читая книгу. Атмосфера в комнате стала напряженной.

Теперь Лора знала все привычки Джеймса. Она взяла за правило читать в библиотеке по выходным. Когда Лора заболела гриппом и не пришла в библиотеку, Джеймс обнаружил, что ему ее не хватает.

— Мадам, — сказала она однажды Августине, — вы не против, если я буду купаться по вечерам? Я знаю, что вся прислуга купается в отведенное время, но доктор настоятельно рекомендовал мне купаться перед сном.

— Конечно, Лора. Пока у нас нет гостей, почему бы и нет. Только посмотри по журналу, когда мистер Фобз сам не купается.

— Спасибо, мадам. — Сделав привычный реверанс, Лора вернулась к себе.

В тот же вечер она уже плавала на спине в бассейне. Неожиданно вошел Джеймс. Он был одет в белый махровый халат. Сбросив его, он, не раздумывая, нырнул. Через несколько секунд она лежала на его руках. И он не спешил высвободить их. Он плыл держа ее на руках до глубины, а затем вернулся к тому краю, где было мельче. На ней был кружевной купальник, завязывающийся вокруг шеи. Ее грудь, стесненная этой завязкой, соблазнительно выдалась вперед. Лора безмятежно лежала на руках Джеймса, ее волосы намокли, и вода капля за каплей стекала по его коже. Он, не отрываясь, загипнотизированный, смотрел на ее слегка приоткрытые губы. Вдруг он нагнулся и жадно поцеловал девушку. Она для видимости слегка сопротивлялась, а затем также горячо ответила на поцелуй. Он еще раз нежно коснулся ее губ. Джеймс время от времени флиртовал с девушками в университете, но быть в постели доводилось лишь с немногими. И никогда ни к одной женщине его так сильно не влекло. Он прервал поцелуй и глотнул воздуха. Лора посмотрела на него.

У нее был вид маленького обиженного ребенка.

— Извините, — сказал Джеймс, — мне не следовало бы делать этого.

Лора покачала головой.

— Не извиняйтесь, сэр. Мы это просто забудем. Вот и все. — Она поднесла руку к губам. — Не будем больше говорить об этом.

Джеймс почувствовал облегчение.

— Хорошо. Спасибо. — Он посадил девушку на мраморный край бассейна. — Спасибо. — А сам, оставаясь в воде, ждал, когда волнение покинет его.

Лора пошла к тому месту, где оставила свой халат. Джеймс не спускал ненасытного взгляда е ее округлых ягодиц. «Да, — подумала она, — ему будет о чем поразмышлять».

В следующий понедельник Лора, как обычно, вошла в библиотеку. На ней были надеты плотно облегающая юбка и красный свитер. Широкий белый ремень опоясывал талию. Она направилась на свое место. Джеймс слышал цоканье ее каблуков по полу. Атмосфера накалилась до предела. Он не мог заниматься. Он прямо извертелся в своем кресле. С тех пор, как он поцеловал Лору, он не мог больше ни на чем сосредоточиться. «Должно быть, это любовь», — подумал он, смущенный этими эмоциями. «Нельзя влюбляться в прислугу, — рассуждал он, — но эта малышка — такое нежное приятное существо. — Он не забыл прикосновения ее мокрого тела тогда, в бассейне. — Я люблю ее». Через неделю Джеймсу предстояло возвращаться в Гарвард. Вдруг он понял, что будет действительно по ней скучать.

В тот вечер он не выдержал и напился; его мать была на балете в городе. Джеймс пытался избавиться от непреодолимого желания рассказать Лоре о своей любви. В полночь он взобрался наверх. Комната девушки была рядом с голубятней, и он знал, которая именно принадлежит ей — Джеймс часто видел Лору из окна. Все другие слуги жили этажом ниже, так что никто парня не видел, да и он был слишком пьян для того, чтобы кого-нибудь заметить.

— Лора, — он постучал в дверь, — Лора…

Она не спала.

— Лора, это я, Джеймс. Я хочу поговорить с тобой. — Он дергал дверную ручку. — Пожалуйста, Лора, это важно.

Она медленно подошла к двери.

— Лора, — повторил он и увидел ее, стоявшую на пороге своей уютной комнаты.

На ней был бледно-голубой атласный халат. Под тонкой материей Джеймс увидел чуть выдающиеся вперед соски.

— Я хотел тебе сказать…

Он взял Лору на руки и понес в кровать. Она лежала, глядя, как Джеймс срывал с себя одежду. Лора позволила ему снять с себя халат и рассмотреть свое прекрасное тело. Руки Джеймса скользили по всему телу девушки. Он перевернул ее и гладил бедра, спину. Ее кожа была теплой и нежной. Он заметил, что у Лоры выбрито под мышками. Это удовлетворило его любопытство.

Джеймс гладил ее ноги, пока она покорно не раздвинула их. Это был самый сексуальный момент в жизни юноши. Лора изо всех сил напрягла мышцы влагалища и охала так, будто жгучая боль пронзала ее.

— Я тебе не причиню боли, дорогая. Расслабься.

Джеймс боролся с непримиримым желанием раствориться целиком в этом чарующем ароматном теле. Вдруг он почувствовал, как его захватила волна экстаза. Он даже не заметил, как погрузился в глубокий сон. Лора ликовала. Когда она разбудила его в шесть часов утра, он ужаснулся. Как он мог так с ней поступить? Он начал приносить извинения, но Лора прижала палец к его губам.

— Это будет нашим секретом. Не может же девушка вечно быть девственницей. А ты потрясающий любовник.

Она поцеловала Джеймса в губы, и он снова возбудился. Они занимались любовью рано на рассвете. Джеймс получил такое удовлетворение, о котором даже никогда не имел представления. Лора была до смерти утомлена, но понимала, что придется играть свою роль, пока они не поженятся.

Весь этот день Джеймса охватывала то радость, то ужас. А что, если она забеременела? Он спросил се об этом, когда вновь пришел к ней ночью.

— Не волнуйся, — сказала Лора. — Девушка может забеременеть только в определенные дни месяца, для меня они уже прошли. Следующие шесть дней безопасны.

Джеймс вздохнул с облегчением.

— Слава Богу, — сказал он.

Следующие шесть ночей они занимались любовью до тех пор, пока у него хватало сил. Джеймс никогда не подозревал, что секс может быть таким захватывающим. Лора была абсолютно раскована и абсолютно не стыдлива.

— Ты быстро всему учишься, — заметил он ей после одного чрезвычайно энергичного контакта. В перерывах между любовью Джеймс рассказывал об ужасной жизни, когда был жив его отец, как мать постоянно ссорилась с ним, о том, какая ответственность лежит на нем за мать и дом. Лора смогла расположить его к себе, и он делился с нею своими страхами и сомнениями. Джеймс не чувствовал себя так хорошо ни с одной женщиной. Лора жадно слушала. Она впитывала в себя все, что он говорил, чтобы потом при случае воспользоваться этим.

В последнюю ночь перед отъездом в Гарвард он плакал и говорил, что любит ее. Лора крепко обнимала его:

— Я тоже люблю тебя, Джеймс. Но никто не должен знать об этом.

На следующий день, когда шофер отъехал от дома, Джеймс выглянул из окна машины. Лора из окна своей комнаты помахала ему рукой на прощанье. Он уже скучал по ней.

— Я не смогу писать тебе, — сказал он ей. — Мать узнает мой почерк. Я не могу тебе звонить, потому что слуги знают мой голос. Что я сделаю — так это попрошу своего друга Сэма Чудновски позвонить и позвать тебя к телефону. Сэм передаст мне трубку, и мы сможем поговорить. Ладно?

Она кивнула. «Боже, это будет единственный свидетель», — подумала Лора, если Джеймс попытается все отрицать.

Джеймс заставлял Сэма звонить так часто, что слуги замучили Лору расспросами о ее друге.

— Сэм опять звонит по телефону, — ворчал лакей. — Передай ему, что слугам не разрешается говорить в рабочее время.

Лоре нравилось повторять Джеймсу по телефону это замечание. Он смеялся.

— Как ты?

— Хорошо. У нас сегодня… Я имею в виду у твоей матери сегодня вечером гости.

«Глупая, — ругала она себя, — чуть не совершила ошибку». Лора уже мечтала о том дне, когда дом целиком будет принадлежать ей и Джеймсу, а Августина переберется в помещение для гостей за бассейном. Единственная промашка в том, что она еще не забеременела. «Ну, — успокаивала она себя, — все еще впереди».

Джеймс стал часто приезжать домой на выходные. Ему было невыносимо без Лоры. Как будто его сердце было связано с ней невидимой нитью. Нить натягивалась, и это причиняло ему боль. Теперь Джеймс знал, что такое «разбитое сердце»: если расставание с нею причиняет такую боль, то жизнь без нее невозможна. Хотя он прекрасно понимал, что мать никогда не потерпит связи между своим сыном и служанкой, и жил в страхе перед тем, что она сделает, если узнает обо всем. Ее гнев будет неописуем.

— Ты много времени проводишь дома, — сказала Августина, когда Джеймс приехал в седьмой раз.

— Да, чувство новизны от студенческой жизни прошло.

— Есть ли у тебя подруги? — услышала Лора вопрос Августины, когда подавала им обед. Ее обрадовало, как Джеймс вспыхнул.

— Ни одной, — ответил он, заметив пристальный взгляд Лоры. — Никого, с кем бы хотелось познакомиться.

Августина вытерла губы льняной салфеткой.

— Спасибо, Лора. Ты можешь идти.

— Да, мадам, — Лора вышла из комнаты.

Августина проводила ее взглядом.

— Не знаю, что случилось с этой девчонкой. Она ведет себя, как кот, который проглотил канарейку. Она грубит. Управляющий жалуется на нее.

— Почему ты выводишь из себя управляющего? — спросил Джеймс Лору, когда они ночью лежали в постели.

— Он занудный старик и кроме того, — она подняла брови, — он все время пытается ухватить меня за зад.

— Да? А я всегда думал, что женщины его не интересуют.

— Давай поиграем, — Лора улеглась на него. Она принялась нежно покусывать Джеймса и подумала, что это более интересно, чем заниматься любовью.

Наконец, перед Рождеством, Лора обнаружила, что у нее задержка уже три недели. Она ничего не говорила, пока не прошло еще три месяца. Затем в выходной она пошла в город, и доктор официально зарегистрировал беременность. Она долго размышляла над тем, как преподнести эту новость. Лежа в постели Лора строила планы. Она представила, как лицо Августины исказится от ужаса, когда она узнает, что Лора носит под сердцем будущего сына и наследника семьи Фобзов. Она видела себя во всем белом — они собираются на свадебную церемонию, которая состоится в городском костеле.

Они часто говорили на религиозные темы: о Боге, о потусторонней жизни, от которых ей всегда становилось очень скучно. Джеймс, как и его мать, был истинным католиком. Теперь Лора представляла, как они втроем будут ходить в церковь по воскресеньям.

«Придется ему поторопиться с женитьбой, прежде чем я располнею», — рассуждала она. Она уже видела себя с бриллиантовым кольцом на руке. Она уже сидела в автомобиле с роскошной обивкой. Она уже вдыхала аромат победы. Лора пощупала живот и уснула с улыбкой на лице.

Джеймс приехал домой на Пасху. Его мать, одержимая историей Шотландии и расширением своей империи бизнеса, была далека от сына. Теперь он уже всецело был предан Лоре. Только с ней ему было хорошо.

Настроение Лоры, совершенно разное, порой противоречивое — от дикого восторга до полного отчаяния, отвечало ее внутреннему состоянию. То она страстно отдавалась ему, то всхлипывала в его объятиях. Иногда она была мрачной, в другой раз она сияла от счастья и могла зажечь радостью целый мир. Казалось, что она подключена к неиссякаемому источнику энергии. Джеймс обнимал свою возлюбленную, чтобы в который раз утолить нестерпимую жажду естества. Лора разжигала в нем огонь, страсть, он это знал; весь остальной мир для него — все равно, что пепел.

Однажды утром, как только Джеймс собрался уйти, она бросилась к двери, зажав ладонью рот.

— Что случилось? — встревожился он.

— Меня немного тошнит. Не стоит волноваться.

Лора репетировала эту сцену несколько недель. Она вернулась из ванны бледная и измученная.

— Джеймс, — сказала она, подтолкнув его к кровати, — мне нужно тебе кое-что сказать.

Джеймса встревожила настойчивость, с которой это было сказано. Лора дрожала.

— Ну, говори, Лора. В чем дело? — Он обхватил девчонку руками и уткнулся лицом в ее волосы.

— Мне кажется, что я беременна.

Джеймс услышал это слово «беременна». Оно эхом отозвалось в его голове.

— Беременна? Ты говоришь, беременна?

Она кивнула.

— У меня задержка три месяца, теперь я чувствую, как ребенок шевелится. Вот здесь. Положи руку на мой живот. — Она легла на кровать и подняла ночную сорочку. Джеймс посмотрел на ее слегка округлившийся живот. Ее груди налились, а соски, которые прежде имели розовый оттенок, стали коричневатыми.

Он осторожно положил свою руку на живот Лоры и почувствовал некоторое шевеление.

— Это твой сын, Джеймс.

— Я тебе верю, но ты была у врача?

Лора закусила губу.

— Я боюсь врачей.

— Я отведу тебя. Доктор Джоунз очень хороший, он знает меня с детства. Я доверяю ему.

Лора заплакала.

— Я не думала, что это случится, — всхлипывала она. — Правда, не думала. — Посмотрев на Джеймса, добавила: — Впрочем, не волнуйся. Я уеду отсюда. Вернусь в Мерилл, сама буду растить ребенка. Я не хочу обременять тебя.

Джеймс покачал головой.

— Нет, Лора. Я тебе никогда не позволил бы это. Я тебя очень люблю и ребенка тоже. И теперь мы должны пожениться.

Ему даже стало легче в каком-то смысле. Преподнести такую новость матери проще: теперь Лора беременна. Мать не будет долго злиться, особенно из-за того, что это будет ее первый внук. Оправившись от шока, она свыкнется со всем этим.

В день, когда у Лоры был выходной, Джеймс встретил ее и проводил в кабинет доктора Джоунза на Вернон-стрит. Казалось, Лора смертельно напугана.

— Не бойся, — подбадривал ее Джеймс. — Ты в надежных руках, и мы должны сделать все, чтобы ребенок родился здоровым.

Они шли по булыжной мостовой мимо утопающих в цвету вишен, пока не поднялись к лестнице, которая вела к кирпичному дому, где доктор Джоунз принимал своих пациентов. Джеймс тихонько подтолкнул Лору к двери.

— Иди, он ждет тебя. Я буду сидеть здесь, если понадоблюсь — зови.

В кабинете Лора посмотрела на врача.

— Я знаю, что уже на третьем месяце, но Джеймс переживает за меня. Вам не нужно меня осматривать.

Доктор Джоунз был ошеломлен. Он многие годы лечил семью Фобзов. Когда Джеймс записался на прием, врач думал, что будет принимать Джеймса.

— Понятно, — нервно сказал он. — Миссис… мисс…

— Мисс О'Рурк, — голос Лоры звучал резко. — Я ношу ребенка Джеймса. И ничего с этим не сделать. Мы поженимся как можно быстрее. — Она взглянула на врача. — И я не ожидаю, что вы одобрите это. Но он любит меня, а с этим придется считаться.

Доктор Джоунз посмотрел на девушку.

— А вы его любите?

Лора не потрудилась ответить. Она выбежала из кабинета. Несколько минут врач сидел молча. Затем он взял трубку: «К черту профессиональную этику. Я должен сказать Августине».

К тому времени, как Джеймс вернулся домой, Августина вновь приобрела хладнокровие. Она приказала домоправительнице прислать к ней Лору, как только та явится домой. К шести вечера девушка вернулась, и как только вошла на кухню, домоправительница сказала ей:

— Миссис Фобз хочет тебя видеть. Она из-за чего-то страшно разозлилась.

Теперь по дому ходили слухи, что Лора развлекается с молодым хозяином. «А эта девчонка еще та штучка», — подумала домоправительница и вежливо улыбнулась:

— Иди прямо сейчас. Миссис Фобз в гостиной.

Лору обдало жаром. Она почувствовала внезапный прилив энергии. Медленно пройдя по коридору, она постучалась в дверь гостиной. Холодный дождь бил по оконным рамам. Августина сидела в плетеном кресле у камина. От двери Лора не могла видеть ее лица. В комнате было тихо. На пианино стояла ваза с яркими желтыми хризантемами. Девушка молчала.

— Мне кажется, вам есть что сказать, — звонко прозвучал голос Августины.

Лора глубоко вздохнула. «Чертов врач, — подумала она. — Вот в чем дело».

— Да.

Лора прошлась по комнате, бросила взгляд на китайские иероглифы толстого шерстяного ковра.

— Да, — повторила она. — Я беременна.

— Понятно.

Августина встала из кресла. Она остановилась возле Лоры. Той показалось, что Августина сейчас ударит ее.

— Можно спросить, хочешь ли ты иметь ребенка?

Лора вскинула подбородок.

— Да. Мы хотим нашего мальчика. Джеймс просит меня выйти за него замуж.

Августина ошеломленно посмотрела на нее.

— Джеймс женится на тебе? Никогда, — сказала она твердо. — Никогда. Я этого не допущу.

— Вы желаете, чтобы ваш внук был незаконнорожденным? — дерзко спросила Лора.

Августина задрожала от гнева.

— Не смей мне угрожать. Что до меня — можешь уезжать прямо сейчас. Мне все равно, что будет с твоим отпрыском. Я не хочу, чтобы мой сын путался с грязной шлюхой, как ты.

Лора усмехнулась.

— На вашем месте я бы не стала терять его, выгоняя меня. Он уйдет со мной, вот увидите. — Лора говорила уверенно, но внутри у нее все дрожало. «Старая ведьма не хочет смириться, — подумала она. — Ну ладно, Джеймс приведет ее в чувство».

— Я хочу, чтобы ты покинула этот дом, как только соберешь вещи.

Лора кивнула:

— Да, миссис Фобз. — И вышла из комнаты.

Августина послала за Джеймсом, и когда он пришел, то стала говорить без обиняков:

— Мне позвонил доктор Джоунз. Он сказал, что Лора забеременела от тебя. Я приказала этой девке немедленно покинуть дом.

Джеймс был шокирован.

— Ты не можешь так поступить, мама. Я тоже виноват. Ты не можешь выкинуть ее в дождь на улицу. Ей некуда идти ночью. В любом случае, если она уйдет, то и я уйду. Ты это понимаешь?

Августина пристально смотрела на сына.

— Джеймс, она всего лишь горничная.

Джеймс покачал головой.

— Не для меня. Она будет моей женой.

Августина отвернулась.

— Как ты мог так со мной поступить? После стольких лет… — Джеймс попытался обнять ее. — Нет, не прикасайся ко мне. Ты мне отвратителен. Как ты мог?

Джеймс глубоко вздохнул.

— Я знаю, что ты не этого хотела, но я люблю ее. Мне невыносимо без нее. Я не могу объяснить, но когда ее нет со мной, я не живу.

— Я всегда знала, что в ней есть что-то дьявольское. — Августина вспомнила свой первый разговор с Лорой. — Мне следовало бы поверить своей интуиции насчет этой бродяжки. Почему я впустила эту дрянь в свой дом?

— Пожалуйста, мама. Не говори о ней так.

Августина не сводила с сына глаз.

— Джеймс, она уедет сегодня, но если ты… — Она вспомнила о предупреждении Лоры. — Единственный способ для тебя вернуться домой — бросить ее.

— Тогда ты никогда меня больше не увидишь. До свидания, мама.

Джеймс вышел из комнаты и отправился к Лоре. Она одиноко сидела на кровати.

— Дорогая, собери вещи, я закажу для нас комнату в отеле. Завтра я получу специальное разрешение, и мы поженимся в конце недели.

Лора посмотрела на него.

— Нам придется уехать из этого дома?

— Да. Мать непреклонна, но не волнуйся. Пройдет немного времени, и она оправится от шока.

Джеймс говорил более уверенно, чем это было на самом деле. У него было очень маленькое состояние, которое ему оставил дед. Джеймсу придется бросить Гарвард и искать работу. Им хватит на жизнь, но без излишеств. Но это не важно. Хотя мысль оставить дом огорчала его. Джеймс посмотрел на деревья, мокнущие под дождем. Он знал, что будет скучать по паркам и оранжереям. «Неважно, — думал он. — У меня есть Лора, у нее есть я». Он улыбнулся:

— В крайнем случае, у меня есть машина, и мы всегда сможем ее выгодно продать. Собирайся. Я соберу свои вещи. Встретимся здесь, когда я закончу.

Заколка с бриллиантом для галстука, золотые запонки, запонки с жемчугом… Джеймс систематически перебирал шкатулку. Слава Богу, мать делала подарки ко дню рождения каждый год. Он осмотрел комнату и нахмурился. «Мне будет ее не хватать», — подумалось ему. Джеймс подошел к шкафу, где ровными рядами висела его одежда: «Вряд ли мне когда-нибудь понадобится фрак, нужно брать повседневные вещи. То, что я не смогу взять сейчас, мне пришлют». Он собрал два чемодана, и, окинув взглядом комнату в последний раз, пошел за Лорой.

— Эй, — сказал он. — Не унывай. Ну в самом деле. Мать успокоится, и мы вернемся.

У Лоры, однако, было ужасное подозрение, что Августина никогда не изменит своего решения. Лора знала, что Августина такая же сильная, как и она.

— Я пойду попрощаюсь с матерью. А ты иди в машину.

Джеймс вышел в гостиную. Огонь в камине погас, Августина сидела, уставившись в стену.

— Мы уезжаем, мама, — сказал Джеймс. — Извини, что так вышло. Но я не могу бросить жену и ребенка. Я нужен Лоре. Я нужен ребенку. Ты должна понять.

— Не понимаю. Вчера еще все было прочно и постоянно. Мой сын учился в Гарварде… — Она покачала головой. — А сегодня один сплошной хаос. Где я ошиблась?

— Ты не ошиблась, — Джеймс посмотрел на нее. Она вдруг как-то осунулась, постарела. — Нет, ты не ошиблась. Это я влюбился в Лору. Извини, что она беременна, но я бы все равно на ней женился после того, как сдал бы экзамены и мог зарабатывать на жизнь. Понимаешь? Сейчас многие девушки выходят замуж, потому что беременны.

— Но не в нашей семье. — Губы Августины вытянулись в тонкую линию. — И не слуги.

— Мама, ты сноб. Лора — милая девушка, она преданная католичка.

— Ни один из вас не католик. Вы живете во грехе.

Джеймс вздохнул.

— Времена меняются. Ты уверена в том, что хочешь, чтобы мы ушли?

Августина кивнула.

— Если ты настаиваешь на том, чтобы остаться с этой женщиной, здесь для тебя нет места.

— Хорошо.

Джеймс понял, что ее не сломить.

— Мы уйдем. Когда у нас будет жилье, я пришлю за своими остальными вещами. Завтра я пойду в банк…

Но Августина его уже больше не слышала. Она невидящим никого и ничего взглядом смотрела на стену.

«Слава Богу, все кончено», — подумал Джеймс, залезая в машину.

— Порядок. Поедем в «Копли Плаза». Там мы проведем ночь.

Когда они ехали в Бостон, Лора старалась держаться бодро. Она бы никогда в жизни не подумала, что Августина отправит скитаться единственного сына. Краем глаза она посмотрела на Джеймса. Он сосредоточенно вел машину. Быть с Лорой было его единственной в жизни мечтой.

Джеймс улыбался.

— Ты только подумай, мы поженимся через несколько дней.

Вдруг Лору охватила бесконечная тоска. От его честного спокойного лица ей вдруг захотелось закричать. Если бы она только могла проснуться и покончить с этим кошмаром. Ребенок шевельнулся. Она сидела спокойно.

— Это будет замечательно, — только и сказала она.

 

Глава 4

На следующий день Джеймс с Лорой пошли к управляющему банком. Мистер Левелин был не в восторге от новости о женитьбе юноши. В распоряжении Джеймса было сто долларов в месяц, оставленные дедом внуку, и тут уже мистер Левелин ничего не мог поделать.

Вскоре Лора узнала, как тяжелы нравы светского Бостона. Весь город, все бывшее окружение Джеймса, все вдруг захлопнули двери перед ними. Не веря этому, он только качал головой. Джеймс просил своих друзей помочь ему, но каждый отделывался лишь быстрым извинением.

— Ужасно сожалею, — сказал парень, с которым они жили в одной комнате в Гарварде, — но моя мать не хочет приглашать вас в свой дом. Ты же знаешь, что наши матери — хорошие подруги.

Джеймс в отчаянии повесил трубку телефона. Придется съехать из отеля «Копли Плаза»: вторая ночь там им уже не по карману. Он подошел к столу, сел и сделал глоток чая.

— Где мы сегодня будем ночевать? — спросил он у Лоры. — Даже Том не возьмет нас.

Лора взглянула на Джеймса. «Слабый дурак, — подумала она. — Потерял свою игрушку и не знает, что теперь делать. И мамочки нет, чтобы ей поплакаться. Но, — успокаивала она себя, — мы продержимся, пока не родится ребенок. Потом Августине придется нас принять».

— Дорогой, — наконец сказала она, — у меня есть одна мысль. Давай поедем в Мерилл. По крайней мере я знаю там людей, которые от нас не отвернутся. А когда родится ребенок, твоя мать сдастся, и мы сможем вернуться.

Джеймс отставил чашку и положил свою руку поверх ее рук.

— Хорошо. Согласен. Но только давай сделаем вид, что у нас с тобой просто небольшое путешествие. Я люблю тебя, Лора. Идем. Мы на правильном пути.

Дорога в Мерилл была долгой и утомительной. Почти все время Лора спала. Джеймс вел машину до полуночи, а затем остановился у мотеля в Нью-Джерси. Они встали рано.

— Мы приедем к ленчу, — весело заговорил Джеймс.

— Не рассчитывай на многое. — Лора вдруг разнервничалась. Ее план немедленно выйти замуж в Бостоне рухнул. Лору терзало то, что у нее не было обручального кольца, которое привязало бы Джеймса к ней еще больше.

— Не волнуйся, Лора, я буду счастлив с тобой даже в шалаше.

Лора улыбнулась. Быть все время милой с ним становилось мукой.

— Знаешь, — продолжал Джеймс, — я думаю, что мне стоит сменить свою фамилию на Фрейзер. Тогда нас абсолютно никто не узнает. Лора кивнула. Это совершенно не входило в ее планы.

Солнце нещадно палило. Когда они приехали в Мерилл, его яркие лучи не могли скрасить однообразие улиц и убогость маленьких деревянных домишек. Лоре хотелось плакать. Она чувствовала, как жизнь втягивает ее в очередной жуткий водоворот. Лору передернуло от кисловатого запаха грязных улиц. Джеймс улыбнулся ей и сказал: «Наверное, это бедный квартал. Господи, какой ужас».

— А я здесь родилась, — огрызнулась она. — Не все же живут в особняках, как ты.

— Извини, дорогая. Я не хотел тебя обидеть. Давай отыщем уютный отель, тогда мы сможем подумать о том, как снять дом. Это не продлится долго. Мы вернемся назад, когда родится ребенок. Мать не откажет наследнику в том, что имеет сама.

— А что если это девочка?

Джеймс вздохнул.

— Не знаю, Лора. Не думаю, что мать питает любовь к девочкам. Не могу сказать.

— В любом случае, — нахмурилась Лора, — это мальчик. Я чувствую, как он пинается.

Джеймс положил руку на ее живот.

— А он действительно пинается. — Его глаза сияли.

Отель «Пост Хаус» находился в центре города. Джеймс был немного обескуражен, когда понял, что это был единственный отель в этом маленьком городке. Лора засмеялась.

— Бывало, в детстве я мечтала о том, чтобы здесь остановиться. Этот отель казался верхом роскоши. А сейчас он выглядит просто ужасно.

Следующий день они провели в поисках дома, который можно было бы снять. Но все предложенное представлялось им таким убогим, что Джеймс только качал головой.

— Я не позволю, чтобы ты так жила, — сказал он твердо, когда им пришлось опять ночевать в отеле. — Вот что мы сделаем. Мы продадим мою машину и купим дом. Моих денег будет достаточно на питание и оплату счетов. Потом, когда мы вернемся в Лексингтон, я смогу купить новую машину. Что ты об этом думаешь?

Лора кивнула.

— Но прежде чем купить дом, мы должны пожениться. Многие в городе меня знают, и мне ужасно не хотелось бы, чтобы они думали, что я живу с тобой, не имея обручального кольца.

— Конечно. Мне просто кажется, что мы уже женаты. Тем не менее, ты права.

Мелькали дни. Через месяц Лора, теперь миссис Фрейзер, стояла посреди собственного дома.

Они с Джеймсом поженились. Джеймс продал свой «Hispano Suiza» за хорошую сумму в магазин подержанных машин. На эти деньги они купили дом, который находился между комфортабельными домами богатых и унылыми лачугами бедных. «Ну, это не так много, — сказала себе Лора, — ведь я уважаемая замужняя женщина». Ребенок пошевелился. Последние дни он все время поворачивался, и Лора чувствовала, как ноет спина.

Джеймс был само внимание. Он решил, что останется дома, пока не родится ребенок. «Если мать нас не пустит назад, — рассуждал он про себя, чтобы не расстраивать Лору, — тогда я найду работу».

Дом № 20 по Готенбург-стрит заметно выделялся среди неряшливых и запущенных хижин бедняков. Небольшое двухэтажное здание было аккуратно выкрашено. К дому вело широкое крыльцо, комнаты были просторными.

— Мне здесь в самом деле нравится, — говорил Джеймс Лоре по вечерам.

Лора, сидевшая в кресле-качалке на крыльце, что-то пробормотала в ответ. «Чертова дыра», — подумала она про себя.

Последние несколько недель беременности Лора не выходила из дому. Джеймс один ходил по магазинам и изумлялся тому, что ему доводилось видеть.

— Я и не знал, что бывает так много сортов масла, — говорил он взволнованно, как ребенок.

«Неудивительно, ведь у вас все покупали слуги», — подумала Лора.

— Ты сиди, я приготовлю ужин. — Постепенно Джеймсу пришлось заниматься уборкой и готовить. «Это потому, что она беременна и ей нужен отдых», — думал он, беря в руки очередную кипу Лориного белья. Он хлопотал по дому целыми днями. Когда он не убирал и не готовил, то занимался в саду.

— В этом я немного смыслю. Я всегда, бывало, помогал садовникам. Ты только посмотри на это дерево. Ну не прекрасно ли оно? — счастливо говорил он.

Вечером они молча сидели на крыльце перед домом. Аккуратные газоны тянулись вдоль улицы. Из глубины буков и каштанов доносилось пение птиц. Коты лениво зевали, потягивались и готовились к ночной охоте. Собаки вылизывали себя, думая о том, когда же они будут сыты. Джеймс вздохнул.

— Лора, я в самом деле счастлив. Ты знаешь, я мог бы так жить всегда.

— Я бы не смогла. Я бы умерла от тоски.

Джеймс улыбнулся.

— Это ненадолго, любовь моя. Дай я помогу тебе. Ты выглядишь усталой. — Он помог ей встать из кресла-качалки и прижал к себе. — Мне так хочется любви. — Он погладил Лору по гладким волосам. — Пойдем. Я помогу тебе вымыть голову. Тебе самой это трудно.

Она пожала плечами.

— Оставь меня в покое, пожалуйста.

Лежа в постели той ночью, Джеймс вспомнил Лору, когда она была счастливой смеющейся девушкой с ярко-рыжей копной волос. Теперь, ему приходилось это признать, она была замкнутой, и у нее всегда плохое настроение. Джеймс положил свои руки на плечо Лоры. Она резко отодвинулась. Кончились те ночи, когда они спали в объятиях друг друга.

Последнее время она пила вино за обедом. Большинство вечеров она была в таком состоянии, что не могла вспомнить, как добралась до постели.

— Акушерка сказала, что красное вино полезно беременным, — убеждала она, когда Джеймс пытался протестовать. Правда, которую не знал Джеймс, была в том, что Лора пила вино, уже подготавливаясь к роскошной жизни, которую, как она думала, будет вести, вернувшись в Бостон. Вино, какое она в свое время разливала по хрустальным стаканам Августины, было калифорнийским, не французским, но все-таки это было вино. Джеймс видел, как она, спотыкаясь, шла к постели каждую ночь. «Неважно, — думал он, — она изменится после того, как родится ребенок».

В шесть часов вечера 7 июля 1945 года Лора родила ребенка в центральной больнице Мерилла. Единственный раз она вскрикнула, когда врач сообщил, что родилась девочка.

— Унесите ее! Она мне не нужна!

Врач завернул ребенка в одеяло и сказал нянечке:

— Миссис Фрейзер расстроена. Покажите ребенка отцу и отнесите в детскую. Скажите мистеру Фрейзеру, что я жду его у себя.

Нянечка прижала ребенка. «Прелестная девочка», — подумала она.

— У вас дочь, мистер Фрейзер, — она подошла к Джеймсу.

Новоиспеченный отец взял девочку на руки и посмотрел на нее. Вдруг он почувствовал, как у него внутри все перевернулось. Теперь он держал в руках частичку самого себя, которая раньше была неприкосновенной и недосягаемой. Слезы сами потекли по щекам. Губы Джеймса прошептали старое шотландское слово, сидевшее в глубине души.

— Моя девочка, — сказал он, — моя красивая крошка. — И поцеловал ее в лобик.

— Я должна отнести ее в детскую, — мягко сказала нянечка. — Врач просил, чтобы вы зашли в его кабинет.

— Бонни. Ее будут звать Бонни, — сказал Джеймс твердо.

— Красивое имя. — Нянечка улыбнулась. — Бонни. — Она взяла ребенка из его рук и удалилась.

Джеймс в задумчивости медленно пошел в кабинет врача.

Доктор выглядел уставшим.

— Я хотел сказать, что ваша жена удивительная женщина. — Он помолчал и вздохнул. — Казалось, она испытывала наслаждение от боли при родах. Должен сказать, что я таких рожениц не видел. Хотя я не первый год работаю в родильном отделении.

Джеймс кивнул.

— Я заметил, что Лора не чувствительна к боли. Однажды она прижала пальцы дверцей машины и только рассмеялась. — Он нахмурился. — У нее было тяжелое детство, и мне кажется, что ей приходилось скрывать свои чувства.

— Может быть, — согласился врач, поставив локти на стол. — Но предупреждаю вас, что у нее может быть послеродовая депрессия. Это значит, что она может долго плакать. С ней будет кто-нибудь?

— Я буду, — сказал Джеймс. — Не волнуйтесь. Возможно, мы вернемся в Бостон.

Тут ему стало все равно, вернутся они туда или нет. Выйдя из кабинета доктора, Джеймс зашел к Лоре, чтобы поделиться радостью. Она спала. Он наклонился к Лоре и поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, — прошептал он. — Я приду к тебе завтра, когда ты хорошо отдохнешь.

Джеймс на цыпочках вышел из комнаты и выключил свет. Для полного ощущения счастья ему требовалось одобрение матери.

— Мама, у тебя есть внучка.

Джеймс нервничал. В ответ — тишина, потом трубку повесили. Джеймс стоял в коридоре больницы с телефонной трубкой в руках. Сильная боль пронзила его сердце. От этой милой девчушки, которую Джеймс только что держал в руках, отказались. В знак протеста он покачал головой. Почувствовав себя разбитым, Джеймс пошел домой.

В своем особняке плакала Августина. «Она будет похожа на эту маленькую бродяжку — Лору, — думала Августина. — Если бы это был мальчик и похож был на Фрейзеров… тогда все могло быть по-другому». Она глубоко вздохнула и поднялась с кресла, медленно прошлась по гостиной, остановилась у окна. Жребий брошен. Назад возврата нет. Ребенок этой бродяжки не войдет в ее дом. Августина опустила голову от боли. Она знала, что Джеймс никогда не придет сюда, и она его никогда не обнимет. «Из глубины сердца я взываю к тебе, Господи», — прошептала она.

В день, когда Бонни должны были принести домой, Джеймс заставил весь дом цветами. Если Бонни не хороша для Августины и ее особняка, рассудил Джеймс, то пусть она лучше смотрит своими глазками на эти пестрые цветы. Украсив дом, Джеймс отправился в богатую часть города, чтобы купить Лоре роскошное вечернее платье.

Прогуливаясь по улицам, он не испытывал чувства зависти и желания жить среди богатых или делить их богатство. Он был счастлив в своем белом домике, стоявшем в ряду с такими же другими. Ему нравилась та легкость, с которой можно было общаться с соседями. Ему доставляло удовольствие возвращать соседскому мальчику мяч, залетевший в их двор.

Зато Лора совсем не разговаривала с соседями. «Бедняки», — так называла она их. Джеймс подружился с мужчиной, жившим неподалеку. Когда Лора его отпускала, он ходил с ним на рыбалку на реку.

Сегодня был особенный день. Его жена и дочь приезжают домой. Он благодарил Бога за все.

Джеймс пришел к себе, сделал последние приготовления, поставил на стол бутылку шампанского, которую купил специально для этого случая, и поехал в больницу.

Лора была в плохом настроении.

— Держи, — сказала она, сунув ему ребенка. — Эта чертовка ревет с утра. Неси ее.

Девочка посмотрела на отца и сразу же прекратила плакать. Ее маленький ротик растянулся в улыбке. Послышалось радостное улюлюканье. Джеймс умиленно смотрел на дочурку. Лора захлопнула крышку чемодана.

— Не балуй ее, мерзавку. Идем. Дай мне руку.

Они вышли из больницы, Джеймс остановил такси. Сев на заднее сиденье, Лора сказала обычным тоном:

— Я не буду звать ее Бонни. Я назову ее Августина.

Джеймса охватила паника. Он все время лгал, пока Лора лежала в больнице. Он не осмелился сказать ей о разговоре с матерью. Джеймс был обеспокоен тем, что предсказание доктора сбудется, если Лора не перестанет думать о том, что они никогда не переедут в особняк матери. За эти дни, проведенные в одиночестве, Джеймс осознал, что любит Лору гораздо сильнее, чем она его. Он, такой эмоциональный, понял, что та Лора, которую, казалось, он хорошо знал, очень мало напоминала его жену. Даже в больнице она не делала никаких попыток поговорить с ним. Она оживлялась только при появлении медсестер или врачей. С ними она была жизнерадостной и веселой. Джеймсу казалось, что Лора обвиняла его в том, что родилась девочка.

— Это очень длинное имя, — наконец произнес он.

— Да она как две капли воды похожа на твою мать. Спорим, ей она очень понравится.

Джеймс понял, что лучше сказать правду:

— Лора, я сказал матери, что родилась девочка. Она положила трубку. Мы не вернемся туда.

Глаза Лоры застыли. Она ударила кулаками по коленям. Ей хотелось кричать, но неудобно было себе это позволить перед таксистом. Джеймс взял ее руку, но она оттолкнула его. Ребенок, чувствуя напряженную обстановку, начал плакать.

— Эй, она хочет есть, это я вам говорю, — сказал водитель гордо. — У меня семеро детишек. У вашего ребенка хорошие легкие. Послушайте только, какой рев.

За всю остальную часть пути Лора и Джеймс не проронили ни слова. Таксист все время ухмылялся при плаче ребенка.

— Вот, приехали, — наконец сказал он. — Готенбург, дом 20. — Он помог Лоре выйти из машины и поставил чемодан на тротуар. — Счастья вам, — сказал он, и приподнял кружево конверта, в который была завернута девочка. Его крупное лицо покраснело, а глаза наполнились сентиментальными слезами. — Она прекрасна, как ангел. Посмотрите на ее волосы, они совсем как у девы Марии. Берегите дочку, не то ее украдут феи. Они любят таких хорошеньких.

— Занимайся своими делами, — сказала Лора. Она выхватила ребенка и задернула кружево. — Убирайся. Убери свои грязные руки от моего ребенка.

— Лора… — Джеймс был ошеломлен.

Лора сунула ему ребенка и, повернувшись на каблуках, пошла к крыльцу, оставив Джеймса с дочерью и чемоданом. Водитель покачал головой. «Бедный немой сопляк, — подумал он. — Он и не знает, что у него есть». Водитель сел в машину и поблагодарил Бога за свою пышную веселую жену.

Уже дома Лора разошлась.

— Почему эта чертова сука, твоя матушка, не принимает нас?

Джеймс стоял, держа на руках малышку, которая услышав крики, начала плакать.

— Прости, Лора, мне очень жаль.

— Жаль — этого недостаточно. Что толку от того, что тебе «жаль», если мне придется сидеть с тобой в этой дыре до конца своей жизни?

Джеймс смерил ее взглядом.

— Я ничего не могу сейчас сделать, Лора. Но я обещаю, что сделаю тебя счастливой.

— Счастливой? — она хмыкнула. — Сделать меня счастливой? Ты это сделаешь? Ты не смог бы осчастливить даже беременную корову. Ты не мужчина. Ты червяк. Ты даже не знаешь, как меня удовлетворить в постели. Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! — Лора хватала одну за другой вазы с яркими цветами и швыряла их на пол.

Джеймс стоял в гостиной и слушал звон бьющегося стекла. Внезапно мир, полный радужных красок, стал серым. Лепестки цветов у его ног, казалось, превратились в капельки крови, которая сочилась из сердца. Он чувствовал себя полностью опустошенным.

Лора вышла на лестницу, держа в руках изорванное в лохмотья вечернее платье:

— Это был последний раз, когда ты вошел в мою спальню. Теперь твое место в прихожей. Поищи себе кого-нибудь еще потрахаться. Я больше не собираюсь делать это с тобой. Теперь у меня свои собственные планы.

Джеймс покачал головой.

— Нет, Лора. Я никогда не был неблагодарным по отношению к тебе. Долг есть долг. В любом случае, мы еще поговорим об этом. Ребенок хочет есть. Его нужно кормить.

— Тогда тебе лучше покормить эту чертову девку самому.

— Но ты ведь должна кормить ее грудью.

— Ну уж нет. — Лора посмотрела на свою грудь. — Это отвратительное занятие. С меня хватит.

— Что же мы дадим ей?

— Не знаю. Тебе лучше сходить в аптеку и там узнать.

Джеймс недоуменно посмотрел на нее.

— Но Бонни твоя дочь. Она беззащитное дитя. И ты позволишь ей голодать?

— Я и пальцем не пошевелю. Из-за нее мы не можем вернуться к твоей матери. Из-за нее я не могу сидеть во главе стола и звонить в колокольчик, чтобы слуги, сбиваясь с ног, выполняли мои приказания. Это все из-за нее. Если бы это был мальчик, все пошло бы по-другому. Если бы я только знала, что ты звонил матери, я бы вышвырнула эту дрянь на помойку. Она не заслуживает того, чтобы жить.

— Не волнуйся. Все в порядке, — Джеймс видел, как она опять взвинчивается. — Я возьму ребенка, и мы пойдем в аптеку. Миссис Шварц нам поможет. — Он повернулся и быстро ушел.

Миссис Шварц была очень любезна.

— Малышка? Ну конечно, я сейчас приготовлю бутылочку.

Джеймс сидел на стуле и ждал. Он смотрел на Бонни, которая лежала на его руках, икая от голода.

— Бедняжка, потерпи немного, — произнес он нежно. — У твоей мамы депрессия. Это пройдет. А пока я позабочусь о тебе. — Он вспомнил про золотые запонки и бриллиантовую заколку для галстука. «Я их продам и еще посижу дома», — думал он.

Миссис Шварц вышла из-за прилавка, держа бутылочку с молоком.

— Миленькая девчушка, — сказала она с той мягкостью, которая присуща толстеньким бабушкам. — Моя маленькая, держи. — Она вложила бутылку в руку Джеймса. — Учитесь, как кормить малютку. Должно быть, ваша жена расстроена из-за того, что у нее нет молока?

Джеймс, держа бутылочку у рта Бонни, неловко надавил на соску. Сначала девочка поморщилась, почувствовав вкус резины, но попробовав молоко, довольная, принялась сосать.

— Вы только посмотрите! Вот это да! — сказала аптекарша, пихая Джеймса в затылок. — Вы отличный отец. Теперь я расскажу вам, как готовить эти бутылочки.

Джеймс вернулся домой с шестью бутылочками, тремя банками детского питания, и инструкциями, как купать ребенка.

— Приходите, если вам нужна моя помощь, — сказала на прощанье миссис Шварц.

Лора была пьяна. Пустая бутылка из-под шампанского валялась на полу.

— Иди в постель. Я позабочусь о ребенке, — сказал Джеймс.

— Постель? — она взвизгнула. — В постель с тобой… Это все, о чем ты думаешь, сучий сын. — Ее шатало.

— Ты устала. Я буду спать в другой комнате с дочуркой. Тебе нужно хорошо выспаться. Утро вечера мудренее.

Но ничего к лучшему так и не изменилось. Проплакав две недели, в один прекрасный день она исчезла. Джеймс был в отчаянии. Через сутки он пошел в полицию. В тот же вечер полицейский остановился у их дома и сказал, что Лора у своей сестры Мэри.

— И, — продолжил он, не скрывая своего удивления, — она говорит, что вернется домой тогда, когда ей этого захочется.

Хотя Джеймса и успокоило то, что с Лорой ничего плохого не случилось, однако он был удивлен, что у нее есть родственники. Когда она наконец-таки явилась домой после двухдневного отсутствия, Джеймс спросил жену о ее семье.

Она вскинула голову и сказала:

— Они считались мертвы, пока мне это было нужно. Я и не собиралась снова встречаться с ними, но теперь, когда я застряла в этой чертовой дыре, могу же я поразвлечься.

— А что это за синяк у тебя на ноге?

— А, это, — Лора засмеялась. — Какой-то парень в баре хотел познакомиться со мной, а потом они подрались с моим братом Патриком, ну и мне попало.

Джеймс выглядел ошеломленным. На лице Лоры была такая улыбка, которой он раньше никогда не видел.

— Не болит?

— Теперь да, но в тот момент это было здорово. Я ничего не почувствовала.

Джеймс печально посмотрел на Лору.

— Я думал, знаешь, очень долго. Я тебе не могу дать того, что ты хочешь, ничего не могу. Я не хочу принуждать тебя жить со мною. Может, тебе хочется разойтись? Я бы жил здесь с Бонни, а ты можешь приходить в любое время навещать ее.

Лора взглянула на Джеймса.

— Нет, спасибо. Я буду жить здесь. В конце концов она также и моя дочь. Я не брошу ее. Это стыд и позор, и весь город рано или поздно узнал бы об этом. Я хочу быть уважаемой замужней женщиной, а не такой, как мои сестры с их сожителями. — Она горько усмехнулась. — Мэри сейчас проститутка. А Патрик только что вышел из тюрьмы. Он попал туда за то, что убил ножом человека. Нет, Джеймс. Тебе от меня так легко не отделаться. Ведь эта жизнь лучше, чем улица, на которой я выросла. Нет уж, я остаюсь.

Джеймс содрогнулся. Его охватила усталость. Он так хотел любить ее и заботиться о ней. Она все еще имела силу над ним. Даже сейчас, когда Лора была навеселе, его сердце тянулось к ней.

Теперь Лора все дни проводила дома, но когда спускались сумерки, она снимала бигуди, доставала сигареты и, надев узкую юбку и еще более узкий свитер, растворялась в ночи. Уложив ребенка, Джеймс сидел на кухне у плиты и читал. Но мысли его все время возвращались к тому, что скоро ему придется искать работу.

 

Глава 5

Первые воспоминания Бонни, нечеткие и неясные, казались сплошной путаницей. Она помнила теплый желтый свет, ласкающий ее лицо. Этот свет пробивался через пеструю листву каштана. Она помнила белый цвет коляски и улыбающееся лицо отца, который нес ее к крыльцу, где кормил из бутылочки и напевал детские песенки. На эти умиротворенные минуты накладывалось другое — всегда жесткое и злое лицо матери. Бонни вздрагивала, когда ее брала мать. Ее руки были такие неуклюжие и бесчувственные. Лора очень редко занималась Бонни.

Первые несколько лет, пока Бонни была маленькой, Лора спала дома только тогда, когда не гуляла со своими дружками. Она часто напивалась, стягивала с себя одежду и показывала синяки.

— Смотри, — говорила она Джеймсу с гордостью, — почему ты не можешь трахать меня так?

Джеймс выталкивал ее из комнаты.

— Не выражайся так при ребенке.

Первое более яркое воспоминание о матери связано со словами отца:

— С мамой случилось несчастье. Она упала.

Бонни посмотрела на милое лицо матери и пожалела ее.

— Мама, болит? — спросила она. Девочка подошла к маме, погладила колено Лоры своей полной ручонкой.

— Ты ее слишком разнежил, Джеймс, — сказала мать.

Джеймс научился не обращать на Лору внимания. Он целыми днями работал садовником в богатом доме в другом районе города. Хозяева хорошо относились к парню, в котором угадывалось хорошее воспитание, и, сочувствуя ему, не задавали никаких вопросов. Они также разрешали приводить с собой Бонни. В хорошую погоду он работал в саду, и Бонни была рядом, на солнышке. Когда погода была плохая, они шли в теплицу.

Когда Бонни исполнилось три года, Лора обнаружила, что девочку можно использовать для того, чтобы что-то принести или подать. Если Бонни выполняла приказы недостаточно быстро, Лора ее сильно шлепала. Однажды Джеймс вернулся домой из магазина и заметил синяки на ноге ребенка. Он подозревал, что Лора била дочь, но она делала это так быстро и исподтишка, что невозможно было ее уличить. Но когда он увидел подтеки на коже ребенка, его охватила слепая ярость. Джеймс и не заметил, как схватил Лору за горло.

— Только посмей тронуть ее пальцем, и я выброшу тебя отсюда.

Лору это сильно потрясло, но потом она осознала, что это случилось из-за любимой дочери. У Лоры не было намерения уходить из дома. На деньги, которые Джеймс зарабатывал как садовник, и сумму, которую он получал из Бостона, они могли жить вполне прилично. Джеймс даже купил небольшую машину. Лора решила хотя бы проявить симпатию к Бонни.

Джеймса удивила и обрадовала такая перемена в Лоре. Раньше он оставлял Бонни с миссис Шварц, но теперь вдруг Лора стала проявлять интерес к девочке. Он приходил домой усталый от работы, Лора брала Бонни и купала ее. Лора наслаждалась своей новой ролью. Ей нравилось сочинять рассказы и играть с девочкой. Со своей стороны, Бонни полюбила обаятельную и нежную мать. К тому времени, как Бонни достигла школьного возраста, она послушно приносила Лоре все, что та хотела, готовила для нее кофе и делала все очень старательно, как и ее отец.

Лора решила снова занять свое место в сердце и постели Джеймса. Она подумала, что им нужно больше времени проводить вместе и ходить в гости. «В конце концов, — сказала она себе, — Августина когда-нибудь умрет, и тогда Джеймс унаследует большую сумму из завещания своего отца. И пусть эта старая корова лишает его наследства». Вспоминая охвативший его приступ ярости, Лора с мазохистским удовольствием пыталась вернуться к моменту, когда руки мужа вцепились ей в глотку. Она начала разработку долгосрочного плана по соблазнению Джеймса.

— Джеймс, — сказала как-то Лора. — Я была у доктора Дженнингса. Он хочет, чтобы ты пришел к нему завтра после работы.

— Зачем?

— Из-за меня. Знаешь, после того, как родилась Бонни, я сама не своя, так ведь?

— Так. — Теперь Джеймс был осторожен. Он уже привык к резким переменам в ее поведении. Эта улыбающаяся застенчивая женщина была той Лорой, которую он уже не знал несколько последних лет. — Ладно. Если ты хочешь, я схожу.

— Спасибо, — сказала она, и в этот момент Джеймс почувствовал, как забилось его сердце.

Доктор Дженнингс довольно резко заговорил с Джеймсом.

— У вашей жены очень сильный нервный срыв. Она регулярно приходит ко мне, и я заметил, что она обезумела от горя. Должен сказать вам, мистер Фрейзер, что вы невероятно слепы, чтобы понять ее страдания.

Джеймс неловко переминался с ноги на ногу.

— Ну, она так сильно изменилась, стала неузнаваемой. Я думал, что она меня больше не любит.

Лицо врача было непроницаемо.

— У нее психоз. Вы не понимаете причину ее заболевания.

— Но она практически бросила ребенка.

— Это вполне нормально. Некоторые молодые матери могут так вести себя какое-то время. — Голос врача стал мягче. Он видел боль и заботу на лице Джеймса.

— Это правда, доктор? Она это говорила? Она говорила, что любит меня?

Доктор Дженнингс был добрым человеком. Увидев, как Джеймс расстроился, он вышел из-за стола и положил свою руку на его плечо.

— Сейчас, молодой человек, возвращайтесь домой к своей замечательной жене. Мой вам совет: обнимите ее и извинитесь.

— Хорошо. Как я мог быть таким жестоким и глупым? Все что я хочу — это вернуть Лору. Спасибо вам, доктор.

Доктор улыбнулся.

— Вы очень счастливый молодой человек, — сказал он, провожая Джеймса.

Лора, прижимаясь к его груди, приняла робкие извинения Джеймса с кислой, но довольной улыбкой. Он примчался домой с огромным букетом цветов и бутылкой ее любимого вина. Они провели тот вечер, обещая друг другу вычеркнуть злополучное прошлое и начать жить заново.

Бонни ходила в школу, и потихоньку все наладилось. Джеймс «переехал» назад в спальню Лоры, а Лора снисходительно терпела его попытки заниматься любовью. Она перестала пить и уходить из дома. Лора пыталась содержать его в чистоте и порядке, хотя всю грязную работу по дому делала Бонни. Между матерью и дочерью установилось молчаливое соглашение не говорить об этом отцу.

Джеймс, в свою очередь, был неимоверно счастлив. Он любил свою работу и теперь редко думал о матери и ее особняке. То, что его мать отказалась принять тех, кого он любил больше всего на свете, оказалось для него достаточным, чтобы сохранить самообладание и не возвращаться к прошлой жизни. Но все же одно смутное сомнение появилось у него, когда они занимались любовью. Он чувствовал, что никогда по-настоящему не удовлетворит ее. Казалось, она физически удовлетворена, но эмоционально ей чего-то не доставало.

Однажды случайно, в порыве страсти, Лора потребовала, чтобы он ее ударил. Сама мысль о том, чтобы причинить боль тому, кого он любит, обескуражила Джеймса. Лора тут же извинилась и пробудила в нем страсть. Джеймс выбросил тот случай из головы. Жизнь шла размеренным шагом. Для всех соседей они были любящей дружной парой с невероятно красивой дочуркой.

К тому времени, как Бонни исполнилось восемь лет, Лоре до смерти надоела игра в счастливое замужество. Она исполняла роль преданной жены и матери почти четыре года. Это ей очень, очень наскучило.

Однажды, когда Бонни была в школе, а Джеймс на работе, к ним пришел угольщик. Лора никогда раньше его не видела. «Видно, новенький», — подумала она, разглядывая невысокого роста мужчину, державшего мешок угля на спине. Он не торопясь осмотрел ее с ног до головы и улыбнулся.

— Что тут смешного? — резко спросила Лора.

— Ничего, — ответил мужчина, продолжая улыбаться.

— Положите уголь в сарай и возвращайтесь за деньгами, — сказала Лора и торопливо ушла на кухню.

Взгляд этого угольщика растревожил ее. Его бледно-голубые с желтым ободком глаза напоминали глаза животного. Эти холодные, жестокие глаза пробудили в ней волну желания. Лора слышала звук угля, падающего на пол сарая. Угольщик что-то насвистывал. Когда он все закончил, то вернулся в дом. Лора впустила его. Стоя посреди кухни в грязных ботинках и засаленной куртке, усмехаясь, он ждал… Одно его плечо казалось выше другого, вся рубашка была в пятнах. От него сильно пахло потом, углем и табаком. Лора жадно принюхивалась. Когда он подошел, она сделала попытку оттолкнуть его, но его большие губы уже целовали ее. Он повалил Лору на стол и стал рвать одежду. Спустя мгновение их тела соединились. Она испытала волшебный экстаз. Впервые за четыре года она получила такое невероятное наслаждение.

Наконец он прервал молчание.

— Давай выпьем кофе.

Взъерошенная, тяжело дыша, Лора кивнула.

— Что здесь, в этом чудном месте, делает такая похотливая женщина? — спросил он.

Лора взглянула на него.

— Я пришла сюда из другой жизни. Но эта жизнь, по крайней мере, более удобная.

Он покачал головой:

— Может быть, но вы здесь не живете.

— Я знаю, — согласилась Лора.

— Меня зовут Чарли. Я недавно в городе. А вы миссис…

Лора улыбнулась.

— Я Лора. — Она сделала паузу. — Мы можем заниматься этим каждую неделю. Никто не узнает.

Чарли хмыкнул.

— Вы удивитесь, сколько здесь таких дам, как вы. У меня таких навалом, — он бросил хитрый взгляд, — я просто хочу сделать их счастливыми.

Лора кивнула.

— Каждый думает, что все это может быть где-то в другой жизни. Но я знаю, что это происходит всюду. Внутри мы все одинаковы. — Вдруг Лора представила Августину со своим священником и просителями. — Или почти все, — добавила она.

Чарли нахмурился.

— Только не моя мама. Она была святая. Господи, упокой ее душу.

— Ладно, — сказал он, поставив чашку, — я пойду. Увидимся на следующей неделе. Мне нужно работать. — Он криво улыбнулся, показав выбитые зубы.

Когда он ушел, Лора поднялась в спальню. Она переоделась, и, улыбаясь, легла. «Я знала, что так будет», — хихикнула она и погрузилась в глубокий сон.

Чарли приносил уголь каждую неделю. Он скоро понял, что Лора получает удовольствие, когда он бьет ее. Она была ненасытна. Он даже боялся бить ее, так как она предупредила, что муж может заметить синяки. Но несколько раз они забывали обо всем.

— Черт возьми, что это у тебя на спине? — спросил однажды Джеймс, когда Лора расстилала постель. — На твоем плече ужасная царапина.

— Ах, это… Я собирала в саду ягоды и полезла под колючую проволоку. Она и зацепила меня.

— Бедняжка, — Джеймс притянул ее к себе, взял на руки и понес в постель. Они занимались любовью, и, чувствуя, как она отдается ему, простонал: «Я люблю тебя Лора, люблю».

Через несколько месяцев Джеймс заметил, что Лора необычайно счастлива, почти в эйфории. Ему было очень приятно видеть ее танцующей и напевающей про себя какую-то мелодию, но что-то тут было не так. Может это возвращение той самой Лоры? Нет, просто теперь у нее действительно счастливая жизнь. Джеймс был бесконечно счастлив.

В феврале, перед тем, как Бонни исполнилось девять лет, Джеймс копал мерзлую землю. Вдруг его лопата наткнулась на что-то твердое. Он сунул руку, чтобы вытащить, как он думал, камень. Острая боль пронзила руку, и он понял, что это была разбитая бутылка. Он замотал кровоточащую руку платком, который всегда держал в кармане, и направился к дому, чтобы там ему наложили повязку. Его хозяин, видя, что кровотечение не прекращается, настоял на том, чтобы Джеймс немедленно пошел к врачу.

Доктор Дженнингс наложил швы. «Глубокая рана, — сказал он. — Если вы хотите, чтобы рана полностью зажила, нужно дать руке отдохнуть. До конца недели побудьте дома».

Следуя совету врача, Джеймс тут же отправился домой. Он вошел через переднюю дверь на кухню и вдруг увидел свою жену, стоявшую на четвереньках, и Чарли, взгромоздившегося на нее. Они были слишком поглощены собой, чтобы его заметить, но Джеймс очень отчетливо видел блаженное лицо Лоры. Он знал, что никогда бы не смог так с ней себя повести. Его била дрожь. Он почувствовал невероятное отвращение. Повернувшись, Джеймс вышел из комнаты и поднялся наверх. Он принялся быстро собирать свои вещи.

Лора услышала его шаги наверху. «О Боже!» — воскликнула она, скидывая с себя Чарли. Чарли упал на спину, как огромный жук. «Убирайся, идиот. Здесь Джеймс», — прошептала она. Чарли вскочил и как молния исчез за дверью. Лора поправила на себе одежду и поднялась в спальню.

— Что ты здесь делаешь, Джеймс? — спросила она.

— Собираю вещи. Я забираю Бонни, мы уезжаем.

Лора глубоко вздохнула. Ее голос прозвучал очень холодно:

— Ты можешь убираться, но попробуй только взять мою дочь. Я сообщу полиции, что ты похитил ее, и не успеешь проехать и десяти миль, как тебя остановят. Ты не можешь отнять ее у меня из-за того, что ты устал.

Джеймс взглянул на нее.

— Полиция может меня остановить, но при этом я расскажу судье о том, что видел.

Лора улыбнулась.

— И что же ты видел?

— Тебя. Я видел тебя с этим грязным животным.

— Нет, — Лора самоуверенно покачала головой. — Тебе все это приснилось. Неужели ты думаешь, что судья поверит тебе, а не мне? Кто поверит в то, что такая красивая женщина, как я, имеет что-то общее с угольщиком. В конце концов, меня здесь уважают. Все. Я могу найти целую армию свидетелей, которые защитят меня. Особенно доктор Дженнингс. — Она криво усмехнулась. — К тому же я ему сказала, что у тебя есть женщины. Он сочувствует мне. И как, ты думаешь, все это будет выглядеть в суде? С кем они оставят Бонни? С нежной любящей матерью или каким-то садовником, который обманывает свою жену?

— Я не из тех, кто обманывает.

— А суд это поймет? Я совсем не дура, Джеймс. И не вздумай что-нибудь затевать против меня. Бонни остается со мной.

Джеймс был побежден.

— Послушай, Лора, ты ведь никогда меня не любила. Тебе не хотелось спать со мной. Все, что ты хотела, — это мои деньги. Но ты их никогда не получишь. Я не могу больше жить с тобой в одном доме. — Он смотрел на нее. — Не могу поверить в то, что я так долго был дураком. Только сейчас я рассмотрел тебя по-настоящему. Ты отвратительное человеческое существо.

Лицо Лоры стало суровым.

— Ты хорошо говоришь. Как и твои богатые изнеженные друзья. Так тебе и надо. Первый раз в своей жизни ты видишь, чего действительно хочет женщина, и тебе это омерзительно. Дело не во мне, а в тебе. В любом случае, я давно собиралась сказать, чтобы ты ушел. Мне все надоело. Надоело до смерти за все эти годы, что знаю тебя. Жизнь — это не воскресная школа. А теперь убирайся из моего дома и не вмешивайся в мою жизнь.

— Я хочу попрощаться с Бонни, — Джеймс смотрел мимо Лоры, как будто ее и не существовало. — Я буду присылать для нее деньги. Но и когда она закончит школу, я все еще буду присылать тебе деньги, потому что я обещал заботиться о тебе. Ты можешь оставить себе машину, а если нужно — продать. — Он откашлялся. — Мы больше никогда не увидимся, но я хочу, чтобы ты мне пообещала, если ты, конечно, на это способна: не водить в дом мужчин, и чтобы Бонни об этом не знала.

Лора взглянула на него.

— Хорошо. Я обещаю.

— Я научился не доверять тебе, поэтому я найму частного детектива, чтобы он все время следил за домом. И если хоть раз он доложит, что в доме бывают мужчины, я перестану давать деньги и заберу девочку. Я не хочу, чтобы мою малышку трогала ты или твои грязные мужики. Ты поняла?

Лора кивнула. Она знала, что Джеймс будет ее обеспечивать столько, сколько она будет воспитывать ребенка. Она всегда может пойти с мужчинами к сестре.

— Поняла, — только и ответила Лора.

— Я подожду Бонни на крыльце.

Джеймс сидел в кресле-качалке, размышляя о своей жизни, разбившейся вдребезги. Вокруг стояли голые деревья. На Мерилл навалилась холодная зима. Иней блестел и переливался на траве. Желтый свет пробивался через окна, заливая улицу. Клубы дыма поднимались над трубами. Для Джеймса все разлетелось на мелкие части. Жизнь, казалось, потеряла всякий смысл. Вдруг он увидел свою дочурку, возвращавшуюся из школы. Заметив отца на крыльце, Бонни побежала, ее светлые волосы развевались, щеки покраснели от мороза. Она бросилась в объятия отца.

— Папуля, — сказала она, увидев чемодан, — ты куда собрался?

— Уезжаю. — Слезы накатились на глаза. — Уезжаю потому, что твоя мама будет счастлива без меня. Я ей не подхожу. Но у тебя все будет в порядке. Я хочу, чтобы ты много занималась. Поступишь в колледж, сделаешь карьеру. Я тебя очень люблю, но не могу здесь остаться. Случилось так, что твоя мама и я не можем больше быть вместе. Я не хочу, чтобы ты страдала, видя наши размолвки. А так мама будет жить своей жизнью, а я своей.

Бонни тихо плакала, пока он говорил. Она не знала, что сказать.

— Но я не могу жить без тебя. Не могу! Теперь они плакали вдвоем.

— Это самое лучшее, что я могу сделать, Бонни. Я уеду, и в доме будет все спокойно. Однажды ты поймешь, что я имею в виду.

Он поднял ее на руки и крепко прижал к себе, потом опустил и пошел по дорожке. Бонни слышала стук его удаляющихся шагов. Она слышала, как хлопнула калитка. Она видела в последний раз спину уходившего отца, несшего свой чемодан. Бонни стояла, не шелохнувшись… Всю свою остальную жизнь она будет искать человека, с которым бы ей было так тепло, как с отцом.

Лора наблюдала за ними обоими через окно. Затем позвала дочь:

— Бонни, иди сюда. Ты можешь простудиться.

Девочка повернулась, вошла в дом, и ни слова не говоря, стала подниматься наверх.

— Ты не хочешь узнать, почему ушел твой отец? — спросила Лора.

Бонни покачала головой.

— Просто мы его мало любили. Если бы любили по-настоящему, он бы не ушел. — От этой ужасной мысли она разрыдалась и убежала в свою спальню.

 

Глава 6

Для Бонни, живущей теперь только с матерью, жизнь превратилась в сплошной кошмар. Никак не заживала рана, которую нанес ей уход отца. Лора не скрывала свое пьянство от дочери.

— Маленькая дрянь, — в пьяном угаре злобно шипела на нее мать. — Убери-ка здесь как следует. — Затем била ее.

Бонни очень стеснялась матери, чтобы приводить домой своих друзей. Ее единственным успокоением была школьная подруга Мици, девочка из дружной еврейской семьи, жившей на Бейли-стрит.

— Если у тебя нет семьи, у тебя нет ничего, — говорила обычно мама Мици, прижимая Бонни к себе. — Пойдем, детка. Я тебя покормлю. — Ущипнув девочку за щечку, она вела ее в теплую ароматную кухню, где всегда что-нибудь пекла бабушка Мици. Эти моменты Бонни помнила хорошо.

Частный детектив, которого нанял Джеймс, постоянно следил за домом. Через него Лора пыталась узнать, где ее муж. Она даже пробовала его соблазнить, чтобы разузнать что-нибудь о Джеймсе. Но он отказывался от всех ее предложений, и говорил только, что мистер Фрейзер регулярно высылает деньги. Лора держала слово, которое дала Джеймсу, из-за страха потерять единственную статью дохода. У нее было множество мужчин, но она никогда не приводила их домой. Часто, когда матери по ночам не было дома, Бонни со страхом ждала той минуты, когда стукнет дверь и она услышит пьяные шаги матери. Лора обычно шла на кухню. Иногда она буквально повисала над раковиной, и ее рвало. Иногда она произносила перед Бонни целую речь, обвиняя дочь в том; что та разрушила всю ее жизнь. Девочка обычно молчала. Она знала, что с матерью спорить бесполезно, это ее только бесит.

Бонни решила, что она будет много заниматься и после школы уедет. Время от времени у нее появлялось смутное чувство любви к матери. Девочка лежала в постели и вспоминала те старые добрые времена, когда они были счастливы. Она вспоминала, как они с матерью играли и та рассказывала ей что-то. Теперь она видела, как сильно алкоголь изменил Лору. Когда она уходила к какому-нибудь мужчине, грубому и жестокому, то возвращалась домой вся избитая, иногда даже в крови. Несколько раз она приходила с разбитым носом. Теперь выражение ее лица потеряло всякую невинность.

Однажды Лора заявилась домой с разорванным ртом, без двух передних зубов. Бонни укоризненно покачала головой:

— Не знаю, зачем ты это делаешь, мама.

— Ты не знаешь, дерьмо, — Лора почти утратила женский облик и нормальный человеческий язык. — Твой гадкий папаша оставил мне тебя воспитывать. Что тебе надо от меня? Чтобы я преподавала в воскресной школе?

Бонни существовала как бы в двух совершенно разных мирах. В школе она была примерной ученицей, с Мици, в ее доме на Бейли-стрит, она была очаровательной девочкой с хорошими манерами.

— Она будет прекрасной женой, — качала головой миссис Абрамович. И глядя на сына Арона, добавляла: — Если только не белоручка.

Мици смеялась над матерью:

— Не бойся за Арона. Он никогда не женится на белоручке. Они не умеют готовить, а куда он денется без мацы?

Уходя с Бейли-стрит, Бонни попадала в другой мир. Она приходила домой, когда матери уже не было. Бонни оставляла учебники на столе и начинала наводить порядок. Всюду валялись груды грязного белья, на столе стояли горы немытой посуды, все пепельницы были наполнены окурками… Казалось, мать делает все специально. Когда Бонни приводила все в порядок, то садилась за уроки.

В пятнадцать лет Бонни была выше матери и очень походила на свою бабушку Августину. Девушка росла застенчивой и замкнутой, но, если требовалось, могла и постоять за себя. Лора часто била Бонни, но так, чтобы детектив этого не заметил. Избиения прекратились, когда однажды Бонни сказала матери:

— Если ты меня еще тронешь, я уйду из дома.

Лору шокировала твердость ее голоса.

— Где ты возьмешь деньги?

— Я уйду к Мици, брошу школу и найду работу.

Лора разревелась:

— А кто будет заботиться обо мне? Я буду совсем одна. Сначала твой отец бросил меня, теперь ты грозишься уйти. А что будет со мной?

Бонни почувствовала свою вину.

— Я тебя не брошу, мама. Но прекрати бить меня. Я этого не заслуживаю.

— Извини, дорогая, извини, — сказала Лора, утирая нос. — Идем, выпьем.

Бонни покачала головой.

— Нет. Я никогда не буду пить. Посмотри, что стало с тобой.

Лора разозлилась. «Ладно, неважно», — решила она и пошла на кухню, где открыла бутылку виски.

Бонни добилась значительных успехов в учебе: она с отличием закончила школу. На лето она собиралась найти работу, а потом поступить в университет. «Через неделю я уеду из Мерилла, — говорила она себе. — Закончив университет, я начну свою жизнь».

Когда Августина увидела почерк на конверте, она разорвала его, дрожа от нетерпения. Письмо было из Гонконга.

«Дорогая мама, я передаю это письмо с католическим священником, который перешлет его тебе. Врачи говорят, что жить мне осталось недолго. Я уже умру, когда ты получишь мое письмо. У меня рак, скоротечная форма. Но пишу я не для того, чтобы ты волновалась, а чтобы сказать, как сожалею о том, что тогда не послушался тебя.

Ты была права, а я ошибался. Из-за слепого упрямства я потерял не только свою мать, но и горячо любимую дочь Бонни. Пожалуйста, мама, ради меня, съезди и навести ребенка. Ей так нужна помощь, а я не могу сейчас посылать деньги. И не могу умереть спокойно не зная, что кто-нибудь не позаботится о моей дочери. Умоляю тебя, съезди к ней.

Я очень устал и волнуюсь, попадет ли это письмо к тебе. Теперь, хотя уже слишком поздно что-либо менять в нашей жизни, я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя, я всегда любил тебя.

Твой сын Джеймс».

Августина подошла к телефону и попросила соединить ее с больницей в Гонконге. Она с большим волнением дожидалась врача, который лечил Джеймса.

— Ваш сын умер вчера ночью, — произнес далекий голос. — Он умер очень спокойно. Перед смертью он открыл глаза, улыбнулся сиделке и сказал: «Бонни». Бонни была его женой?

— Нет, — Августина плакала. — Бонни — его дочь. — Она собралась с духом. — Она моя внучка.

— Мне так жаль, что ваш сын умер. Мы так хорошо ухаживали за ним, особенно сиделки, — продолжал врач. — Он часто говорил о вас, особенно в последние дни. Может, вам помочь отправить его тело домой?

Августина вздохнула:

— Пожалуйста, положите его тело в гроб из красного дерева, я пришлю за ним кого-нибудь из слуг сегодня самолетом. Его место здесь, со мной.

Августина положила трубку. У нее не было выбора: она должна выполнить последнюю волю сына. Она поедет в Мерилл, чтобы увидеться с внучкой.

Августина отправилась к Лоре в тот же день.

— Я специально выбрала время, пока Бонни на работе, — сказала она, с отвращением глядя на разбитый нос Лоры и выбитые зубы.

Так как Августина предупредила Лору о своем приезде, Лора выглядела более опрятно, и дом был чист. Августина продолжала:

— Тело Джеймса привезут послезавтра. Похороны будут в часовне у моего дома. Я хочу, чтобы Бонни немного побыла со мной. Джеймс просил меня позаботиться о ней.

Лора опустила глаза.

— Как я буду жить без денег? Всю жизнь я посвятила девочке. Я ничего не умею…

— Сейчас скажу об этом, — Августина перевела дыхание. — Я собираюсь назначить тебе щедрое пособие, при условии, что ты не будешь делать попыток общаться с Бонни. Если она захочет тебя видеть, я уверена, она увидит. Но я хочу, чтобы ты оставила ее в покое. Конечно, есть вероятность, что она не захочет остаться со мной, а пожелает вернуться к тебе, но я думаю, нет, — сказала она, глядя на протертые ковры и дыры в диванных подушках.

— Ладно, — кивнула Лора. — Ей нужна поддержка. Она хорошая девушка. Я не буду ей мешать.

Августина собралась уходить.

— Ей нужно завтра вылететь трехчасовым рейсом в Бостон. Ее встретят в аэропорту.

Лора кивнула.

— Она прилетит.

— А ты на похороны не приезжай, — сказала Августина. Это была не просьба, это был приказ.

Лора снова кивнула. «Никогда я их не любила», — подумала она, глядя на Августину, которая подходила к дверям.

— Мой бухгалтер позвонит тебе завтра утром.

— Да, мадам, — Лора одумалась только после того, как сделала реверанс. «Старая чертова сука», — прошептали ее губы, когда машина Августины отъезжала от тротуара.

Лора рассматривала себя в зеркале. «Наконец-то мы приблизимся к обществу, — думала она. — Может хоть после стольких лет у меня все наладится».

Она поставила чайник на плиту, закурила сигарету и начала строить планы. Ей помешала Бонни.

— Привет, — сказала она, войдя на кухню. — Что ты здесь делаешь?

Лора прищурила глаза.

— Отгадай что. Приезжала твоя бабушка. Садись, — она подвинула стул, — мне нужно тебе кое-что сказать. Твой отец умер несколько дней назад.

Глаза Бонни наполнились слезами.

— О, мама, значит я его больше никогда не увижу?! Я всегда надеялась, что найду его.

Лора не слушала.

— Твоя бабушка хочет, чтобы ты прилетела в Бостон на похороны отца. А потом ты можешь там остаться и жить, сколько тебе захочется. Она будет этому рада.

Бонни испуганно посмотрела на нее.

— Без тебя? Ты не собираешься на похороны?

Лора опустила глаза.

— Твоя бабушка и я никогда не ладили. В конце концов, я была одной из ее служанок. Нет, Бонни, тебе придется ехать одной. Я помогу тебе собраться. — Помолчав, она добавила:

— Это твой шанс. Ты умная и симпатичная. В Бостоне ты сможешь поступить в хороший колледж или выйти замуж за богатого молодого человека.

— Я не хочу ни за кого замуж, мама, — Бонни поняла, что к факту смерти отца мать осталась безразличной. Бонни придется приберечь печаль на потом. — Я только хочу получить образование и сделать хорошую карьеру. Я могла бы заняться психологией.

Лора позволила себе выпустить слезу.

— Я буду скучать по тебе, дорогая.

Бонни импульсивно бросилась к матери и обняла ее.

— О, мама, я тоже буду скучать. Но я буду часто навещать тебя. Что ты будешь делать теперь? Ведь папа больше не пришлет денег.

Лора мучительно улыбнулась.

— Я попробую найти себе работу.

— Если бабушка разрешит, я буду присылать тебе деньги. Обещаю.

— Спасибо, дорогая, — Лора колебалась. — Я знаю, какой я была в прошлом. — Ее голос дрогнул. — Но это все потому, что мне не доставало твоего отца. Ведь я так больше и не вышла замуж, понимаешь? — Бонни кивнула. Лора взяла дочь за руку. — Я обещаю тебе, что теперь я брошу пить и не буду встречаться с мужчинами. Я хочу, чтобы ты мной гордилась.

Бонни улыбнулась.

— Это будет здорово, мама. — Они вместе спустились по лестнице и стали упаковывать одежду Бонни в старый потертый чемодан. На следующий день Лора и Бонни сели в автобус до аэропорта. Там девушку ждал билет первого класса до Бостона.

— Это все ваши вещи? — спросил служащий аэропорта, глядя на этот одинокий чемоданишко, который ехал по конвейеру рядом с кожаными чемоданами богатых пассажиров.

— Да, — смущенно ответила Бонни.

— Занимайся лучше своими делами, — зло заявила служащему Лора. — И оставь свои замечания при себе, свинья.

— Мама, ты же обещала, — сказала Бонни.

Лора усмехнулась:

— Знаю. Но это было в последний раз. Быть хорошей нелегко.

Бонни на прощанье поцеловала мать и пошла к выходу «ТОЛЬКО ДЛЯ ПАССАЖИРОВ». Когда Бонни повернулась, чтобы помахать рукой, то вдруг почувствовала свою вину и сильное желание побежать назад к этой маленькой фигурке. Но вдруг она явно услышала голос отца: «Поступай в хороший колледж и делай карьеру». Голос был такой громкий и отчетливый, что Бонни оглянулась. Все спешили на самолет. Она покачала головой: «Хорошо, папа. Я сделаю это».

 

Глава 7

Бонни никогда не летала на самолете. Стюардесса не спускала глаз с плохо одетой девушки, утопавшей в роскошных мягких креслах салона первого класса. По прибытии в Логан, аэропорт Бостона, ее по радио пригласили пройти в комнату для отдыха.

Высокая пожилая женщина, тяжело опираясь на палку, поднялась ей навстречу.

— Если бы я только знала, — сказала она. — Ты вся в породу Фрейзеров.

Бонни взглянула на свою бабушку.

— Да, я похожа на вас. — И улыбнулась. — Мне всегда было интересно узнать, какая вы. Папа никогда много не рассказывал о своей прежней жизни.

— Я знаю. — Рука Августины легла на плечо Бонни. — Я всегда была упрямой старухой. Но, — она слегка прижала Бонни к себе, — я собираюсь измениться.

По дороге в Лексингтон Бонни рассказала бабушке о том ужасном дне, когда отец ушел из ее жизни.

— Я всегда чувствовала, что в чем-то виновата, — сказала она.

— Нет, — поправила бабушка. — Ты совершенно ни в чем не виновата. Они не должны были жениться.

Бонни вздохнула.

— Я надеюсь с мамой будет все в порядке. Я ведь заботилась о ней.

— Ты молодец.

Сердце Августины, которое все эти годы казалось созданным из камня, слегка дрогнуло. Эта простая семнадцатилетняя девушка, сидевшая рядом в «Роллс Ройсе», так напоминала ее сына. Те же блестящие глаза, тот же широкий лоб. Кроме прекрасной фигуры у Бонни были те качества, которые многие Фрейзеры унаследовали от самых далеких предков.

Машина остановилась перед особняком. Бонни онемела.

— Вы хотите сказать, что мой отец тут родился? — наконец промолвила она. — И он здесь жил? — Августина кивнула. — Боже, как он любил маму, если ради нее отказался от всего этого.

Августина посмотрела на Бонни.

— Да, любил. Он был честным человеком, и, — она засмеялась, — как и все Фрейзеры, однолюбом. Я любила только отца. Может, и хорошо, что твой отец ушел от вас, и ты всем сердцем сможешь полюбить того, кто тебя искренне полюбит.

Бонни сильно затрясла головой:

— Нет, бабушка. Я не хочу замуж, я обещала отцу, что сделаю карьеру.

— Мы поговорим обо всем этом позже, — сказала Августина, когда водитель открывал дверцу машины. — Сначала ты познакомишься со слугами.

Августина представила Бонни лакеям, горничным, экономке и дворецкому. Бонни была ошеломлена. Старшая экономка, ровесница Лоры, взяла девушку за руку.

— Знаете, мисс Бонни, я знала вашу мать. Мы были горничными. Если хотите, заходите ко мне, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

Миссис О'Нил — полная простая женщина — была беззаветно предана Августине, и это помогло ей занять такую должность. Сейчас она управляла особняком своей железной рукой. Оглядев всех слуг, они подошли к молодой девушке возраста Бонни.

— Это Мора. Она твоя горничная, — представила ее Августина.

Бонни посмотрела на бабушку.

— Но мне не нужна горничная.

Августина взглянула на внучку.

— Тебе нужно многому научиться, Бонни, — резко сказала она. — Не спорь со мной.

— Я покажу вам вашу комнату, — сказала Мора. — Сейчас позову кого-нибудь, чтобы отнесли ваши вещи.

Бонни почувствовала себя подавленной, увидев, как лакей в ливрее потащил ее чемодан наверх.

Бонни стояла посереди своей спальни, думая о том, что все это, наверное, только приятный сон. Сон, который очень скоро кончится, и она проснется в своей мрачной комнате с подтеками на потолке.

— Я помогу разобрать вещи, — сказала Мора.

— Я не могу вам этого позволить, — воскликнула Бонни. — Пожалуйста, не надо. Честно. Я сама могу все сделать.

Мора покачала головой.

— Это моя работа, мисс Бонни. Хозяйка взяла с меня слово, что я буду за вами ухаживать. Она знает, что вам будет одиноко первое время. Я научу вас всему, что вам нужно знать. Чтобы научиться накрывать на стол, мне потребовалось три месяца. — Она озорно подмигнула. — Вам нужно научиться пользоваться вилками и ножами во время еды.

Бонни посмотрела на нее.

— Я никогда не видела такого великолепного дома. В Мерилле нет ни одного, похожего на этот. Мне нравится, что в доме есть мои ровесники. — Она улыбнулась Море. — Мы могли бы подружиться. Ты слышала, что моя мать была здесь горничной?

Мора уже знала всю историю от слуг. Она сочувственно посмотрела на Бонни.

— Хотя у моих родителей нет ни одного лишнего цента, но у нас счастливая семья. — Она помолчала. — Здесь очень любят вашу бабушку. Она ко всем хорошо относится.

Когда вещи Бонни были уложены в глубокие ящики комода, девушке пора было готовиться к обеду.

— Я наполню ванну и оставлю вас, — сказала Мора.

У Бонни была современная ванная, обстановка которой гармонировала с обстановкой комнаты. Девушка лежала в розовой ванне и через открытую дверь рассматривала свою спальню.

Шторы на окнах были сделаны из тонкого белого ситца. По всему полотну были вышиты маленькие букетики розовых цветов, которые, казалось, рассыпались по ковру, стульям, огромной кровати. Эти разбросанные повсюду цветы создавали впечатление, будто вы находитесь в летнем саду. Рядом со столом стояла высокая ваза с огромным букетом желтых роз. Кровать, украшенная резьбой, была сделана из красного дерева. Балдахин, казалось, свисал с потолка. Девушку все это приводило в восторг.

После ванны она надела свое единственное строгое платье: простое, серое, с воротничком как у Питера Пэна. Лиф платья был узким, а юбка в складку. Старые туфли Бонни начистила до блеска.

Мора застала Бонни лежащей на кровати.

— Я не верю, что все это происходит со мной.

— Вы привыкнете, но на это потребуется время. — Горничная улыбнулась. — Я сама долго не могла привыкнуть к этому дому, ведь в нем более ста комнат.

— В самом деле?!

Бонни была еще больше поражена, когда они с Морой спустились по огромной спиральной лестнице в большую столовую.

— Не волнуйтесь, — успокоила Мора. — В этой столовой вы сегодня обедать не будете. Ей пользуются, когда устраивают приемы.

Бонни не могла представить себе, как можно есть в этой огромной столовой с мраморными и золочеными колоннами.

— Мне кусок в горло не полезет, — сказала она Море.

— Не волнуйтесь, ничего страшного. К тому же на похоронах будет много народа.

Теперь девушки стояли у дверей в библиотеку. Августина сидела у камина. На ней было бледно-голубое шелковое платье, а на тонких пальцах сверкали драгоценные камни. Бонни впервые видела бриллианты и долго не могла отвести от них глаз. Наконец она перевела взгляд на бесконечные ряды книг. Названия книг были вытиснены золотом на переплетах, а внизу на каждый корешок был нанесен герб Фрейзеров.

— Я никогда в жизни не видела столько книг, — сказала Бонни. — Даже в нашей публичной библиотеке нет столько.

— Да, у нас отличная библиотека, — с гордостью ответила Августина. — Малкольм Фрейзер, твой предок, начал сбор этой коллекции, затем книги собирала я, как это делали мой отец и дед. Иди сюда. Давай наметим план действий.

Бонни рассказала Августине о желании поступить в хороший университет.

— Мне кажется, — сказала Августина, когда Бонни замолчала, — что сейчас уже поздно поступать в Айви Лигз, но твоя мать сказала, что ты закончила школу годом раньше и с отличием?

Девушка кивнула.

— Я дала клятву отцу, что буду много работать, и никогда не нарушу свою клятву.

— Нет, Бонни. Клятву надо давать перед Богом. Скажи, ты ходишь на мессы?

Бонни повесила голову.

— Нет. После того, как ушел папа, у меня не было времени на это. Мать занималась собой, а я чувствовала, что меня жестоко предали. Раньше мы с папой ходили в костел каждое воскресенье.

Августина посмотрела на нее.

— Бог простит. Ты познакомишься с отцом Грегори в часовне, которая находится в парке. Он будет служить мессу по твоему отцу. Может, твое сердце вернется к церкви.

Они разговаривали в течение всего обеда, как будто знали друг друга много лет. Августина рассказала о приготовлениях к похоронам, сказала, что наведет для Бонни справки об университетах, пообещала купить новую одежду.

Вернувшись к себе, Августина упала на колени у кровати. «Боже, — молила она, — я благодарю тебя за внучку. Я хочу заботиться о ней и уберечь ее от зла». Затем она молилась о душе сына, о друзьях, о слугах, о доме и, наконец, о самой себе. Глубоко потрясенная известием о смерти сына, она в то же время утешалась появлением внучки. «Бог дает и Бог отнимает. Благословенно имя Господа». Августина и не заметила, как погрузилась в глубокий сон.

Часовня при особняке славилась витражными стеклами на окнах. Устремленные ввысь арки и высокий алтарь были созданы по образцу одного из французских соборов. Еще Малкольм Фрейзер начал строительство часовни после поездки во Францию.

Бонни ошеломило количество людей, которые прибыли на похороны и заполнили часовню. Августина, одетая во все черное, с простыми жемчужными бусами на шее, прятала свою скорбь под черной вуалью. Бонни заняла место рядом с бабушкой. Теперь, когда ее глаза привыкли к тусклому свету больших восковых свечей, стоявших на алтаре, она видела отблеск гроба, сделанного из красного дерева. Вдруг эти суматошные дни, когда она узнала о смерти отца, потеряли для нее смысл. Осталась лишь острая боль утраты. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание. Августина, увидев это, осторожно и нежно взяла девушку под руку.

— Не перед слугами, — сказала она.

Бонни кивнула в знак согласия и почувствовала, как кровь прилила к щекам.

Поминальная месса была долгой и торжественной. Мужской хор вторил молитвам священников. Голоса мальчиков звучали все выше и выше. В одном куплете голос солиста так дрожал, что, казалось, звук, поднимаясь, как легкая струйка дыма, растворяется в вышине. Бонни чутко уловила все это, теперь она действительно поверила в то, что ее отец умер.

Когда присутствующие опустились на колени для молитвы, Августина, тяжело опираясь на трость, тоже встала на колени. Она, стоя рядом с внучкой, молилась за душу сына и счастье Бонни.

Многие не пришли на саму службу, но присутствовали при открытии семейного склепа, где теперь покоилось тело Джеймса. После церемонии все выразили соболезнование Августине, а затем гостиная особняка быстро наполнилась «сливками» бостонского общества, обменивавшимися новостями и сплетнями. Бонни в благоговейном страхе прошептала бабушке:

— Я никогда не видела столько людей в одном помещении.

Августина улыбнулась.

— Твоего отца очень любили. Все эти дамочки гонялись за ним в свое время.

Бонни вздрогнула, как от боли:

— Но он женился на моей маме.

Августина кивнула.

— И какое счастье, что так вышло, правда? — Она положила руку на плечо девушки. — Теперь у меня есть ты.

Тут Бонни вспомнила, что забыла позвонить матери после приезда в Бостон.

— Можно мне выйти и позвонить маме? — спросила она.

— Конечно, дорогая, — сказала Августина.

Бонни прошла через гостиную, где висела картина Рембрандта, затем через зал с картинами других голландских мастеров, и, наконец, оказалась в своей комнате. Несколько минут она посидела на кровати, размышляя над тем, что с нею случилось с тех пор, как она уехала из Мерилла.

— Мне было интересно, позвонишь ты или нет, — обиженно сказала Лора. — Я сижу на телефоне и жду.

— Извини, мама. Я была так занята. Бабушка возила меня в Бостон за новой одеждой. Здесь такой большой дом. — И Бонни рассказала матери о похоронах.

— Пусть ему земля будет пухом, — сказала Бонни. — Я рада, что он похоронен здесь.

Лора еле-еле сдержалась. Бухгалтер Августины заключил с ней контракт, согласно которому Лоре приходилось двадцать пять тысяч долларов в год. При этом Лора не должна вмешиваться в жизнь Бонни, если дочь сама этого не захочет.

— Вот это здорово, дорогая, — осторожно сказала Лора. Ее голос звучал тепло и нежно. — А я ходила сегодня в церковь и попросила священника отслужить мессу за упокой души Джеймса.

— Правда, мама? Это просто здорово. Отец Грегори говорит, что ты его знаешь. Он тебя хорошо помнит.

— Могу поспорить, что да, — засмеялась Лора. — Я тогда надеялась, что он обвенчает нас в соборе Бостона.

— Бедная мамочка, — сказала Бонни, почувствовав, как одиноко ее матери.

— Не волнуйся обо мне. У меня все хорошо. Я бросила пить, и сейчас наш дом ремон… Я имею в виду, что сама занялась ремонтом. Надо же мне что-нибудь делать. Кстати, звонила твоя подруга Мици.

— Да? Я ей обязательно позвоню. Мне многое нужно рассказать Мици.

Поговорив с матерью, Бонни вернулась в скорбную суету похорон.

В Мерилле Лора положила трубку телефона и сказала малярам, которые белили стены:

— Звонила моя дочь. Она у меня прелесть. Сейчас я приготовлю для вас кофе.

— Кто эти небрежно одетые женщины? — спросила Бонни у Августины. Бабушка улыбнулась. Непосредственность Бонни вызывала у нее восторг.

— Это женщины из знатных семей города. Если присмотришься, ты увидишь, что все одеты по последней моде. Но эти небрежно одетые дамы, как ты их назвала, одни из самых богатых.

Бонни покачала головой:

— Да, мне еще многое предстоит узнать.

Августина улыбнулась и обняла внучку. Они двинулись к гостям. Пока Августина беседовала с ними, Бонни прислушивалась к бостонскому акценту. Мора, которая накрывала на столы, заметила, что Бонни растерялась. Она проскользнула через толпу.

— С тобой все в порядке?

— Наверное, да. Все меня так смущает. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться, — вздохнула Бонни.

Мора улыбнулась.

— Радуйся. Твой отец очень бы гордился тем, что ты здесь.

С этой мыслью Бонни подошла к женщинам, стоявшим рядом, и присоединилась к разговору.

Через неделю Бонни пригласили на собеседование в несколько ведущих университетов. Из всех ей больше всего понравилось в Пемброук колледже в Провиденсе на Род-Айленде. Августина была удивлена таким выбором. Она думала, что Бонни предпочтет колледжи Смит или Веллесли, но решимость Бонни убедила Августину принять выбор внучки.

— Хорошо, — сказала она. — Если ты решила поступить в Пемброук, я с уважением отнесусь к этому решению. Хотя должна предупредить: не расстраивайся, если не примут. Ты подаешь документы очень поздно. Я знаю, что если бы предложила им денежное пожертвование, во многих колледжах не обратили бы на это внимания, но Пемброук славится своей неподкупностью. Бесполезно тебя устраивать туда, пуская в ход свои связи.

Бонни кивнула.

— Я бы и не хотела поступать таким образом. Мне хочется быть уверенной, что я поступила туда потому, что они сами этого хотели.

Затем Бонни узнала, что ее заявление принято администрацией. Аттестат с отличием из школы Мерилла и впечатление, которое девушка произвела на собеседовании, сыграли свою роль, и Бонни была зачислена. Учеба начиналась в сентябре. Девушка ликовала.

— Я должна съездить к маме до начала занятий, — сказала она Августине.

По дороге домой Бонни со страхом думала о встрече с матерью. Хотя, разговаривая с Бонни по телефону, Лора рассуждала трезво и со всем соглашалась, девушка чувствовала, что матери трудно. Вдали от Лоры Бонни чувствовала сострадание, даже любовь к матери, но теперь, перед скорой встречей с ней, наступило какое-то смятение чувств. Когда Бонни увидела Лору на вокзале, она была приятно удивлена и ей стало намного легче. На Лоре была коричневая юбка в складку, аккуратная белая блузка, на ногах коричневые туфли на высоком каблуке.

— Ты шикарно выглядишь, — сказала Бонни и поцеловала ее. — Ой, ты даже зубы вставила.

Лора засмеялась.

— Я ведь говорила, что стала другим человеком, не так ли?

— Говорила, но я не знала, верить тебе или нет.

— Подожди, посмотришь еще на дом, — сказала Лора, подхватывая чемодан Бонни.

Когда такси остановилось у дома № 20 на Готенбург Стрит, Бонни была удивлена тем, что увидела. Изгородь и дом были перекрашены. Зайдя в дом, она сразу же побежала в свою спальню. Кругом чисто, все побелено, со стен исчезли подтеки от воды.

— Где ты взяла столько денег на все это?

Лора вздрогнула:

— Я нашла работу, и у меня остается время на то, чтобы заняться ремонтом и садом. Кроме того, я решила, что буду экономить заработанное.

— Я тоже собирала деньги все лето, и теперь у меня есть для тебя чек.

— Ты очень добра, — сказала Лора и поцеловала Бонни в лоб. — Тогда я заплачу за отопление. А то я волновалась, где взять деньги.

— Тебе больше не надо беспокоиться. Мама, я так рада, что ты счастлива и что все уладилось.

Лора посмотрела на дочь и натянуто улыбнулась.

— Да, моя жизнь изменилась. Я вернулась в церковь. Отец Джон очень возвышенный человек. Я хожу на службу каждое утро, а по воскресеньям — дважды.

Бонни была потрясена. Этой ночью, лежа в постели своей отремонтированной комнаты, она благодарила Бога за то, что он обратил внимание на ее мать. Лора же лежала в постели, думая об отце Джоне.

«Пронизывающий взгляд, длинные тонкие пальцы, жестокий рот… Восхитительно!» — от этих мыслей Лора вздрогнула.

Все в семье Мици обрадовались, снова увидев Бонни.

— Вот это да! — воскликнула миссис Абрамович, открыв дверь. Ее полные руки обхватили Бонни, и она прижалась к щеке девушки. Когда приветствия и объятия закончились, Бонни повели на кухню пить чай и делиться новостями. Арон работал в летнем лагере в штате Мэн, Мици осталась помогать матери по дому. После чая Мици повела Бонни в свою комнату посекретничать.

— Мама сейчас изменилась, — сказала Бонни. — Мы с ней разговариваем, проводим много времен вместе.

Мици обрадовалась.

— Меня радует то, как смерть твоего отца заставила ее одуматься. Я рада за тебя. — Пока Мици говорила, Бонни заметила в ее глазах огонек, которого раньше не замечала.

— Что у тебя произошло, Мици? Ты просто цветешь.

— Я думала, что ты так и не спросишь, — сказала Мици и покраснела. — Я помолвлена.

— Помолвлена? — не поверила Бонни. — Но ты еще даже не поступила в колледж.

— Я не хочу в колледж, — призналась Мици. — Я хочу замуж и иметь детей.

— Ой, Мици… Нужно же сначала чего-то добиться в жизни! А наши планы вместе поехать в Европу?

Мици усмехнулась:

— К тому времени я буду уже замужем. Знаешь, он еврей, работает дантистом. Он тебе понравится.

Бонни засмеялась:

— Хорошо, я прощаю его за то, что он на тебе женится, но я не прощу ему того, что он украл моего попутчика.

День пролетел незаметно. Бонни рассказывала о своих планах, колледже, а Мици мечтала о доме, в котором они будут жить с мужем.

Через две недели Бонни улетела в Бостон.

— Не волнуйся за меня, — сказала ей Лора в аэропорту. — Со мной все будет в порядке. — Она поцеловала дочь на прощанье. — У меня сейчас много дел. Схожу сегодня в церковь. — Она улыбнулась Бонни. — Я даже думаю о том, как выправить нос, а то выгляжу, как первоклассный боксер.

В этот раз, прощаясь с матерью, Бонни видела в ней женщину спокойную и уверенную. «Она действительно изменилась», — решила Бонни.

Когда самолет взмыл над облаками, к ней пришло чувство успокоения, и Бонни вернулась к книге, которую ей дала Августина, — истории замков Шотландии и семьи Фрейзеров.

Тысячами футов ниже Лора шагала в местную католическую церковь. На ее моральное исправление не затрачивалось много сил. Когда она заказала службу по Джеймсу, то с удивлением поняла, как преодолеть свои сексуальные потребности и обратиться к духовному. Отец Джон, стоявший у алтаря, вдруг стал так много для нее значить. Лора сразу же дала себе обязательство читать о жизни святых. С особым интересом она читала о тех святых, кто истязал себя во имя Бога. Лора тут же решила, что это ее тропа. Она купила кнут и каждую ночь хлестала себя по спине до крови. Неделями она простаивала на коленях в исповедальне.

— Прости меня, Господи, за то, что грешна. — Лора не называла своего имени, но отец Джон быстро научился узнавать ее голос и боялся ее откровений.

— Какой грех на тебе, дитя мое? — спрашивал он.

Лора слышала, как он ерзал в тесной исповедальной будке. Прижавшись губами к решетке, разделявшей их, она начинала:

— Прошлой ночью мне приснилось, что на меня залезла собака. Большая немецкая овчарка. У нас с нею произошли половые сношения, затем в комнату вошли люди в масках, в руках у них были цепи…

Отец Джон вздыхал. Он слушал ее мольбы и называл молитвы, которые ей нужно прочесть, затем отпускал грехи.

Лора покорно выходила из исповедальни, читала молитвы и успокоенная возвращалась домой.

 

Глава 8

Университет Брауна, куда входил колледж Пемброук был именно таким, о котором мечтала Бонни. Студенческое общежитие находилось в центре университетского городка, а окна ее комнаты выглядывали из-за высоких деревьев и железных фонарных столбов. Бонни быстро почувствовала себя здесь как дома. Она посещала концерты в Сейлз Холле, слушала лекции профессоров. Она занималась в тишине библиотеки имени Джона Картера Брауна. Когда она садилась в кожаное кресло, где у ее ног лежал ковер восточной работы, а стены за спиной были затянуты гобеленами, Бонни с улыбкой вспоминала бабушкин дом. Закончив работу, она выходила из библиотеки через арку и попадала в поток студентов. В тишине библиотеки и шуме учебного корпуса Бонни обретала покой.

Ее подруги по общежитию — очень общительные девушки, поэтому Бонни быстро освоилась и вступила в различные студенческие клубы и общества. Она много занималась и хорошо училась. Августина изредка навещала ее, а в конце весеннего семестра приехала повидаться и Лора. Даже она вынуждена была признать, что Бонни очень любили сокурсники и уважали преподаватели.

За время учебы в колледже, несмотря на то, что Бонни была очень популярна и никогда не сидела одна, она избегала серьезных отношений с парнями. Многие приглашали ее на футбол, вечеринки, в кино или театр. Однажды она пришла на вечеринку, устроенную по какому-то случаю, но сочла невозможным принять всерьез ухаживания поклонников. Все они казались милыми и искренними, но глубоко в сердце Бонни покоился образ настоящего мужчины — ее отца. Ни один из окружавших ее мужчин не напоминал его. Вскоре разнеслись слухи о том, что Бонни умна, но фригидна.

Эти слухи не встревожили Бонни даже тогда, когда их повторила девушка, живущая с нею в одной комнате. Бонни выслушала все спокойно, но ничего не сказала. Позднее она доверительно побеседовала со своей соседкой Кларой.

— Мне безразлично, кто о чем говорит, — сказала Бонни. — Мне очень многое надо успеть сделать в жизни, поэтому я не могу тратить время и волноваться из-за разных сплетен. Я сейчас занимаюсь правом и очень устала от этих прыщавых юношей.

Клара засмеялась. Девушки сидели в своей комнате. Был субботний вечер. Все другие девушки с их этажа торопливо одевались и красились. Кавалеры, назначившие им свидания, в это время лениво бродили около крыльца общежития, ожидая захода солнца.

— Почему девушки думают, что если у них не назначено свидание на субботний вечер, так это конец света?

Вдруг Клара стала серьезной.

— Тебе легко так говорить. Ты красивая и сама можешь выбрать парня, который тебе понравится. Но для таких неброских девушек, как я, особенно из небогатых семей, это, возможно, один-единственный шанс встретить парня, который женится на тебе. — Она вздохнула. — Питер бросил меня из-за того, что я не спала с ним. Боже мой, ведь у моей матери не было таких проблем, когда она училась. Но я не могу рисковать — а вдруг забеременею. Да и в любом случае, я не хочу с ним спать. Было бы глупо с моей стороны спать с ним из-за того, что если я не стану этого делать, то найдется кто-нибудь еще. Какая в этом романтика? Никакой! И вот я сижу здесь и превращаюсь в старую деву.

— Ну, Клара, — Бонни засмеялась.

— Давай, смейся. Когда мне будет семьдесят, а у меня еще не состоится ни одного свидания, вот тогда это уже будет не смешно.

Бонни села рядом с Кларой.

— Нет, Клара, я не могу принять это все всерьез. Я имею в виду этих девчонок. Если большинству из них предложат выйти замуж, они бросят все ради этого. Не вижу в этом никакого смысла. Вот, например, моя подруга Мици из Мерилла. Она пишет, что беременна. Ты можешь себе представить — беременна? Она ведь моя ровесница. Все эти годы мы мечтали вместе поехать в Европу. Теперь она уже не собирается путешествовать.

— А что плохого в том, если хочешь ребенка? — спросила Клара.

Бонни потрясла головой.

— Ничего плохого. Было бы нечестно так говорить. Но посмотри на Молли: круглая отличница, гуляет с Джонатаном Чоутом, потом решительно отказывается от аборта. Его семья не хочет никаких скандалов, и он женится на ней. А сейчас она сидит целыми днями дома, пока он встречается с Тиной и другими такими же девками. Разве это правильно?!

Клара подошла к окну:

— И когда это кончится?

— Не думай об этом, — сказала Бонни. — Давай лучше сходим на Гейер Стрит и съедим что-нибудь вкусненькое. Я умираю от голода.

Прошел первый год учебы. На каникулах Бонни решила поработать в летнем лагере в детском доме в Бостоне.

— Я знаю, что мне не нужны эти деньги, но не могу целыми днями сидеть без дела. Я должна знать, что делаю что-то полезное. Моим подругам очень нравится проводить время, гоняясь за мужчинами.

Августина улыбнулась.

— В твоем возрасте это вполне естественно.

— Я знаю, но никого из тех, кого я встречала, нельзя поставить рядом с отцом.

Августина сидела в гостиной в своем любимом кресле, а Бонни — рядом в кресле-качалке. Августина читала Библию.

— Знаешь, — сказала она, — может быть, беда в том, что мужчины Фрейзеры имели особое воспитание. Она посмотрела на портрет Дункана, своего отца. — Вот это был настоящий мужчина.

Бонни встала и прошлась по комнате, глядя на портреты Фрейзеров. Она остановилась у одного сильно потрепанного холста, висевшего в дальнем углу.

— Кто это? Я не замечала раньше этой картины.

— Это Джеймс Фрейзер, один из двух оставшихся в живых при битве у замка Драмосси двести лет назад. Он был отцом Малкольма Фрейзера. Малкольм собирался забрать его, когда устроит свою судьбу, но старик, не дождавшись помощи, умер раньше. Один из родственников прислал этот портрет из Шотландии несколько лет назад.

Бонни стояла, глядя на своего предка.

— Он очень напоминает отца, правда?

Августина кивнула:

— Конечно. Если хочешь знать, твой отец и был назван в его честь. А ты точная копия жены Малкольма — Евангелины.

Бонни вдруг почувствовала, что история ее рода раскрылась перед ней. Все портреты на стенах как бы говорили о том, кем она была, кто есть и кем будет.

— Бабушка, жизнь — это многократное повторение, — сказала она.

Августина на минутку задумалась.

— Не думаю, что это жизнь. Это люди, делающие одни и те же ошибки снова и снова. — Ее лицо ожесточилось. — Если бы я любила своего отца меньше, а мужа больше, может быть, твой отец не покинул бы нас.

Бонни положила руку на плечо старой женщины.

— Не думай так… Увидишь, я сделаю хорошую карьеру, когда-нибудь выйду замуж за удивительного человека, у нас будет шесть детей, а у тебя шесть правнуков, и мы будем жить долго и счастливо.

Занимаясь на втором курсе в Пемброуке, Бонни выбрала профилирующую дисциплину — психологию. Она продолжала изучать курс английской литературы, а теперь решила еще брать и уроки музыки. Время от времени она перезванивалась с матерью. Однажды она встретила своего старого друга Майкла Эдвардза. Майкл собирался стать адвокатом. Их пути редко пересекались, но когда это случалось, они говорили о Мерилле и их общей знакомой Мици. Мици, как говорил Майкл, стала любящей женой и матерью маленького мальчика. Скоро у нее должен появиться еще один ребенок.

— Ну, это не для меня, — произнесла Бонни, а Майкл только стоял и смотрел на нее с тоской.

— Слушай, Майкл, — сказала она. — Мне нужно бежать. У меня занятия по фортепиано, и я могу опоздать. Было приятно тебя увидеть. — Бонни собрала книги и побежала по зелено-голубой траве. Волосы развевались за ее спиной. Майкл снова вздохнул, глядя ей вслед. Такая красивая девушка и «обручена» только с книгами.

К концу последнего года учебы Августина спросила Бонни, что она хотела бы получить в подарок к окончанию колледжа.

— Поездку в Европу, — без колебания ответила Бонни.

Августина улыбнулась.

— Знаешь, я всегда сожалела о том, что не уезжала из Бостона, но с таким количеством дел у меня никогда не хватало времени. Тебе придется все посмотреть за меня.

Лицо Бонни оживилось.

— Я поеду в Шотландию и отыщу Фрейзеров.

— Там живет много Фрейзеров. Сейчас я посмотрю.

Августина медленно подошла к письменному столу и достала оттуда рисунок генеалогического дерева Фрейзеров, который сама и составляла.

— Ну вот… дочь Малкольма замужем за англичанином Филиппом Бартоломью. Он унаследовал титул своего отца. Их потомок — Саймон Бартоломью. Он женился на Маргарет, и теперь Саймон и Маргарет Бартоломью живут в Сафоролке, недалеко от Колчестера. Я напишу им и попрошу принять тебя. Мне кажется, у них есть дочь твоего возраста.

— Спасибо, бабушка.

Бонни была в восторге. У нее хватало подруг в университете, но самой близкой все равно оставалась Мици. Мысль о том, что она познакомится с кузиной своего же возраста, очень нравилась ей.

В июне 1967 года Бонни закончила университет. Лора и Августина приехали на торжественную церемонию вручения дипломов. Когда прозвучало имя Бонни, Августина внимательно наблюдала за тем, как внучка идет к подиуму. Умное, приветливое лицо Бонни выражало наивность, и Августину это встревожило. «Ей еще так многому придется учиться», — подумала она. Августина знала, что учеба для Бонни была убежищем от суматохи быстро меняющегося мира. Америку охватила волна кризиса. Традиционные понятия о любви, замужестве, войне, мире полностью изменились. Старые идеалы быстро отмирали, а новые появлялись в таких больших количествах, что никто не знал, что и думать обо всем этом. Университеты в шестидесятые годы были суровым испытанием, где проверялись и совершенствовались реформы будущего. Но Бонни не обращала внимания на эксперименты в политике и сексуальную атмосферу, которые окружали ее в университете. Ее мир был соткан из книг. «Ничего, — убедила себя Августина, наблюдая за Бонни, — поездка пойдет ей на пользу. Ей представится целый мир возможностей».

На протяжении всей церемонии Бонни испытывала смятение: бурную радость сменяла грусть, было жаль университета, который так многому научил ее, и хотелось поскорее стать самостоятельной. Что-то ждет ее впереди?

После окончания церемонии Лора быстро поздравила Бонни и уехала. Августина, державшаяся с ней с холодной вежливостью, облегченно вздохнула:

— Я тебя подожду, Бонни.

Девушки обнимались, целовались, обещая не терять друг друга из виду, а Бонни тихо бродила по университетскому городку, прощаясь с самими зданиями. Она улыбнулась, глядя на библиотеку, которая служила ей убежищем. Она помахала рукой плющу, обвивавшему стены зданий, и села на каменную скамью.

Напоследок Бонни зашла к любимому преподавателю — профессору Коловски. Он был в своем кабинете, на факультете психологии. Пожилой человек, который учился в Вене, когда Фрейд был в зените славы, коснулся рукой щеки Бонни.

— Дитя мое, береги себя. У тебя впереди прекрасное будущее. Не растрачивай попусту время на никчемные свидания.

— Не буду. Не делала этого и не буду. Я должна идти, профессор. Меня ждет бабушка.

Он кивнул.

— Да благословит тебя Бог. Я всегда здесь, если вдруг тебе понадоблюсь.

«Она так мало знает о мужчинах, — подумал он. — Что будет, когда она впервые влюбится?» Он покачал головой.

Бонни пошла к Августине, которая в это время беседовала с деканом и его женой. В благодарность за то, что Бонни провела здесь четыре года, Августина предложила назначить стипендии трем девушкам-студенткам, родители которых не могли оплатить обучение. Это была идея Бонни — ведь она-то хорошо знала, что поступила в университет случайно.

— До свидания, Бонни, — сказал декан. Он заметил эту скромную студентку, когда она была на первом курсе, и всегда интересовался ею. Он ценил в Бонни то, что она никогда не кичилась своим богатством, как это делали другие студенты.

— Надеемся увидеть тебя на вечере встречи выпускников, — сказал он девушке на прощанье.

Бонни улыбнулась.

— Я вернусь сюда, когда мне будет девяносто лет.

По дороге в Лексингтон Бонни и Августина обсуждали предстоящую поездку в Европу. Бонни остановится у Бартоломью в их доме в Лондоне, затем поедет в Шотландию, чтобы познакомиться с родственниками.

— Прекрасно. Просто здорово, — сказала Бонни.

Августина улыбнулась.

— После того, как ты попрощаешься с матерью, мы поедем по магазинам. Я должна узнать у леди Бартоломью, что сейчас в моде.

Бонни сделала кислую мину.

— Я слышала, что английские лорды и леди одеваются, как садовники. Это меня устраивает.

— Чепуха. Я не позволю, чтобы моя внучка выглядела, как бродяга.

— Хорошо, ты можешь одеть меня, как настоящую леди, но это не значит, что я когда-нибудь выйду замуж за какого-нибудь старого лорда.

— Договорились, — рассмеялась Августина.

Их машина подъезжала к особняку. Бонни выпорхнула из машины и понеслась в дом.

Лора была в хорошем настроении, когда Бонни приехала в Мерилл, чтобы попрощаться перед поездкой. Она сделала такое признание, что отец Джон не мог оправиться от шока.

— Миссис Фрейзер, — сказал он, — не думаете ли вы, что вам нужно еще у кого-нибудь просить помощи за ваши неуправляемые мысли и желания?

— Нет, отец. Никто, кроме Бога, не может помочь. Вы, мой священник, являетесь и моим заступником. Вы слышите Бога, и с помощью молитв и поста я очищусь от этого ужасного несчастья.

Отец Джон покачал головой. После того, как он уже четыре года подряд еженедельно исповедовал ее, он стал бояться пятниц — дней, когда Лора приходила к нему. Ее низкий голос дрожал от волнения, когда она выкладывала одну низменную мечту вслед за другой. Отец Джон с трудом мог поверить в то, что эта милая женщина с лицом ангела может быть одержима грязными дьявольскими намерениями. Его растерянность осложнялась тем, что Лора всячески помогала церкви. Она приносила цветы на кафедру проповедника, а совсем недавно предложила вышить новые ризы для священников. Отец Джон был поражен этим несоответствием: святая среди всех его прихожан с одной стороны и неисправимая грешница с другой.

— Я встретила этого мужчину на прошлой неделе, в темной аллее. В его руках была бутылка. Он изнасиловал меня и…

— Вы сообщили в полицию? — прервал ее священник. Он не хотел больше ничего слышать.

Лора улыбнулась. Ей нравилось, когда он ее прерывал. Она чувствовала свою силу. Отец Джон отпустил ей грехи, и Лора вышла из церкви, опустив в ящик для пожертвований двадцать пять долларов. Ее деньги существенно сказывались на жизни отца Джона. Ему трудно жилось в бедном ирландском квартале. Его мать хотела, чтобы ее единственный сын уехал в Рим, а не застрял в Мерилле.

— Я спрошу епископа, что делать с миссис Фрейзер, — сказал он себе. — Такие случаи, должно быть, есть и у других священников.

Лора была рада Бонни. Девушке показалось, что мать значительно похудела по сравнению с тем, какой она видела её в последний раз. К тому же Лора выглядела измученной. Несмотря на то, что она недавно перенесла операцию на носу, которая прошла удачно, выражение ее лица приобрело черты раздражительности.

— Ты выглядишь усталой, мама, — сказала ей Бонни.

— Я много делаю для церкви.

Все четыре дня, пока Бонни была дома, Лора не говорила ни о ком, кроме отца Джона.

— Он хочет познакомиться с тобой, и я пообещала привести тебя завтра на службу.

Бонни очень хотелось увидеть человека, который так повлиял на ее мать, превратившуюся в преданную прихожанку. Когда девушка увидела его после службы, она была озадачена. На первый взгляд он казался таким земным. «Наверное, я привыкла к отцу Грегори», — подумала она. У отца Джона были тонкие, длинные руки, лоб сильно выступал над глубоко посаженными глазами. Бонни он не понравился.

— Довольно неприятный человек, — сказала она матери по дороге домой.

— Но ты бы слышала, как он читает проповеди, — возразила Лора.

Бонни обратила внимание на то, что стены церкви украшены фресками, на которых изображались различные формы человеческих страданий. Чаще всего это был Христос, избиваемый плетьми. Казалось, сами стены истекают кровью.

— Такой католицизм у меня вызывает отвращение, — сказала Бонни за ужином. — Иногда мне кажется, что все эти гвозди, кровь плохо сказываются на детях. Церковь, в которую мы ходили с отцом, в другой части города, была совсем не такой. Почему ты туда не ходишь?

— Я посвятила свою жизнь отцу Джону и его церкви, вот почему.

— Понятно. Ты счастлива?

— Да, — Лора посмотрела на дочь. — Я никогда не была так счастлива.

Проводив Бонни в аэропорт, Лора облегченно вздохнула. Она была так одержима отцом Джоном, что не хотела, чтобы кто-то вмешивался в ее мысли. Бонни села в самолет, и Лора поспешила домой. Этим вечером она, как обычно, занялась вышиванием риз, затем, жестоко исхлестав себя за все проступки дня, легла спать. Ей приснился отец Джон с палкой в руке.

Августина плохо себя чувствовала и не могла проводить Бонни в аэропорт. Девушка улетала в Европу. Августине было уже семьдесят три года, и ноги ее сильно отекали. Вместе с внучкой они сидели в гостиной, проверяя все ли готово к отъезду.

— Я написала для тебя сопроводительное письмо, отдашь его управляющему банком в Найтс-бридже. Там на твоем счету лежит большая сумма денег. Если потребуется больше, скажи мне. У тебя с собой еще одно сопроводительное письмо: оно для адвокатской конторы. Это на случай, если тебе понадобится юридическая консультация.

Бонни заглянула в сумочку:

— Да, письма здесь.

— Хорошо. И обязательно открой счет в банке Хэрродз, когда приедешь в Лондон. Я думаю, это необходимо, тогда не нужно волноваться, что деньги кончатся.

Бонни рассмеялась. В этом смехе Августина уловила нотку тревоги.

— Бонни, — спросила она, — тебя ничего не беспокоит?

— Нет, бабушка. Я просто очень волнуюсь, что произведу там плохое впечатление. И не только на их семью. Что подумают обо мне люди? Что, если я буду делать все не так?

— Бонни, англичане думают, что их общество самое лучшее. Особенно резко они отзываются об американцах. Они считают, что американцы развязны, вульгарны и всюду суют свой нос. Но тебе нечего стыдиться. Ты из рода Фрейзеров, а это знатный шотландский род, и появился он задолго до многих других в Англии. Даже королевская семья не такая древняя, как наша.

— В самом деле? — поразилась Бонни.

— Да, — продолжала Августина, — они сравнительно недавно стали иметь значение. Возможно, этот факт расстроит многих, так что лучше держать его при себе. Но знать это надо. И если ты почувствуешь, что к тебе относятся свысока, помни, кто ты.

— Я буду помнить, бабушка. Спасибо тебе. — Бонни наклонилась к ней, и они обнялись. Августина прижалась губами к щеке внучки.

— Я вернусь к Рождеству, — сказала Бонни и пошла к двери.

— Да хранит тебя Бог.

Бонни остановилась и повернулась к ней:

— Я люблю тебя, бабушка.

Глаза Августины наполнились слезами.

— С тех пор, как мой сын вышел через эту дверь, я думала, что больше никогда ни от кого не услышу этих слов. — Слеза скатилась по ее щеке. — Я тебя тоже люблю, Бонни. — Августина вытерла глаза и улыбнулась. — Тебе лучше идти, а то я расплачусь.

Бонни улыбнулась:

— До свидания.

Сидя в машине, увозившей ее в аэропорт, девушка оглянулась и посмотрела на дом. Ее глаза скользнули по большим ступенькам, величественному фасаду и остановились на маленьком окошке в самом верху особняка. Это было то самое окно, из которого двадцать четыре года назад Лора О'Рурк наблюдала за приездом Джеймса Фобза.