Темная фигура мрачно выделялась на фоне ясного золотисто-лазоревого неба. Человек стоял на берегу беззаботно резвящейся реки, приглушая своим молчанием веселую красоту вечного лета. Он стоял здесь уже давно, не проронив ни единого слова, просто смотрел куда-то в одну точку застывшим злым взглядом. Лучи били ему в лицо, высвечивая малейшие нервные подергивания губ, то кривящихся в презрительной усмешке, то складывающихся в холодную мертвую улыбку. Человек был здесь чужим, его ненависть вливалась бурлящим ручьем в реку, отравляя ее воды, затуманивая дно. Казалось, он остался совсем один не только по жизни, но и в душе, будто все светлое вокруг умерло, выгорев до черной золы…

Подкравшись со спины, Хват присел рядом с Владием.

– Хороший сегодня денек! – нарочито бодро произнес он.

Дружинник даже не шелохнулся.

– М-да, хороший,- повторил Хват и помрачнел. – Владий, послушай, Миробой сейчас в светлых чертогах, как и положено, а ты тут чуть ли не воешь. Ну взбодрись… ради него, а?

Владий рывком поднялся, закрываясь рукой от солнца, пристально вгляделся в проплывающие мимо белые клочья облаков. Город еще трепетал, но с трудом, понемногу возрождался к жизни. Вновь. Тени ушли, окно в мир драконов окончательно закрылось, власть странника исчезла вместе с ним, как и твари, туманящие разум людей. Время быстро текло, стараясь как можно скорее отсечь плохое, безрадостное прошлое, вот только мыслимо это было или нет – никто еще не знал.

– Он ведь как воин умер, – продолжил Хват, – да и не один полег. – Светлые глаза дружинника потемнели.

Владий обернулся, порывисто обнял приунывшего Хвата, а проплывающие облака тоскливо складывались в лица Миробоя, Дария, Милаха, Святобора… в череду знакомых и не очень суровых черт. Ясные лучи высветили в белоснежном кружеве чужое незнакомое лицо Титамира, хоть тот и остался в живых.

В последнее время они почти не виделись, словно в многолетней дружбе пролегла глубокая трещина. Воин был обозлен на этот мир и весь его народ, часто пропадал и внезапно появлялся, глядя мутным ненавидящим взглядом. Владий вдруг почувствовал себя страшно одиноким, чужим и ненужным. Не привык он вот так – один. Да и за что погиб друг? За чужого князя, за чужой Роун. И словно в ответ мир вокруг посерел, даже яркое слепящее солнце на миг спряталось, уронив на землю тень в знак прощания, долгой разлуки.

На плечи обоих воинов опустились руки в черных перчатках.

– Мне жаль, – раздался знакомый глухой голос.

Шериан с трудом приходил в себя. Чувство вины грызло его изнутри, рвалось наружу. Как он ни говорил себе, что не виноват, что дал слово, да и то едва сдержал, все равно не мог избавиться от скребущей сердце тоски. Боль жгла так близко, осязаемо, что хотелось вырвать ее из груди, отшвырнуть подальше. Впервые за три года она так ясно дала о себе знать.

Смерть… она и раньше шла за ним по пятам, как приблудный пес, иногда обегая его и поджидая за поворотом, но тогда, покинув первый мир, он был свободен, мог предугадать, избежать, обойтись малой смертью да и то далеких и порой жгуче ненавидимых им людей. А здесь он позволил себе привязаться к погибшим воинам и еще живым, желал помочь, оградить… и не смог. А в наказание потерял себя, такого, каким был раньше. И теперь, познав всю глубину бессилия, оборвал последние нити человеческой сущности.

И откуда только у Тиэла выдержка, способность быть простым наблюдателем, спокойным и даже безразличным. В самом Шериане этого пока нет, но неужели когда-нибудь и он сможет вот так же… Впрочем, что такое жажда страха, ужаса, он уже давно познал, и холодная ярость никогда не была ему чужда. Некстати мелькнула догадка, что отец специально это затеял, желая как можно скорее приблизить его к себе, сделать полноценной тенью.

– Мы понимаем, Шериан, – тихо произнес Хват. – Я видел, как ты пытался вмешаться, так что знай: нашим другом ты быть не перестал. Мы бы все полегли еще раньше, тогда, в темном проулке, но ты помог… Да только от судьбы не уйти.

– Владий, – обратился Шериан к понурому дружиннику. – Было время, когда я тоже чувствовал себя самым одиноким на свете, окруженным сплошь безликими врагами. Тебе нужно найти силы и суметь поднять голову, не глядеть ни вниз, тревожа их кости, ни вверх, вспоминая павших и браня защитников, а прямо – в настоящее и будущее. А они всегда будут вот здесь, – он приложил ладонь к груди, – и чтобы их увидеть, достаточно всего лишь закрыть глаза. Поверь, ты не одинок, и не смотри на этот мир, как на чужой берег. Помни – это Роун, ты стоишь на родной земле, а она не любит слабых духом. Сейчас мы рядом, может, разойдемся когда-нибудь, но к чему заглядывать так далеко. Будем жить дальше и пусть сердце всегда остается таким же живым, как сейчас.

– Спасибо за поддержку, Шериан, – чуть просветлев лицом, взглянул ему в глаза дружинник. – Ты во многом прав, но мне трудно принять этот Роун родным. Скажи, ты мог бы отправить меня назад?

– Боюсь, что нет, – качнул головой иноземец. – Я проскальзываю в миры, как тень, только здесь обретая себя таким. – По его губам скользнула виноватая улыбка. – Чтобы ходить между мирами, нужно либо обладать врожденной Силой либо определенными познаниями. Ты мог бы спросить у своих, но они вряд ли расстанутся с секретом. Это ведь тайна – способность проникать, и достается наверняка не дешево, чтобы рассказывать первому встречному. Впрочем, попробуй, вдруг посчастливится. Советую спросить у того старика, что убил мага, вдруг да знает. Он сейчас у князя, подожди, когда выйдет.

– Кто это тут меня поминает? – раздался от лестницы дребезжащий голос.

По ступенькам медленно спускался сухонький старик, водянистые глаза как бы между делом цепко ощупали каждого из воинов. Хват, как наиболее чувствительный, поежился, покрывшись гусиной кожей.

– Вы не могли бы помочь мне… – начал Владий.

– Нет, – перебил тот. – Хотел бы, да не могу, а почему – скоро сами узнаете. – И не останавливаясь, пошаркал прочь. – Другие тоже не помогут, – бросил он из-за плеча, – так что можешь не интересоваться.

Воины переглянулись, дружно пожав плечами.

– Да-а, – разочарованно протянул Владий. – Много ж сказал.

– Он на что-то намекает, – пронзительно глянул ему вслед Шериан, – и это меня настораживает. Все белые маги такие, а если еще и прорицатели, то вообще внятного ответа не дождешься. Так что придется тебе, Владий, пока здесь задержаться. А там как-нибудь да переправим тебя обратно.

Неожиданно иноземец застыл, впившись во что-то взглядом. Глаза вмиг поменяли черный цвет на бирюзовый и Хват невольно вздрогнул. Осторожно обойдя наемника, тихонько позвал его по имени и бочком продвинулся чуть вбок, заслонив обзор. Но Шериан продолжал завороженно смотреть сквозь него. Владий позади недоуменно пожал плечами, знаками показал, что ничего особенного не заметил. Хват поводил ладонью перед бирюзовыми глазами и зрачки дрогнули, разливая по радужке привычную черноту.

– Я… хм… задумался, – прогоняя мелькнувшее видение, тряхнул головой воин-тень.

– Да уж, мы заметили, – криво улыбнулся Владий. – Что ты там увидел?

– Да так… я сам не уверен. Словно вместо далекого мертвого леса проступили деревья с желтой опадающей листвой, но ведь в этом Роуне осени никогда не бывает.

– Верно, – согласился Хват и пошарил вокруг себя глазами. – Ничего, просто померещилось. Владий вон у нас облака разглядывает, тоже в них чего-то видит, один я… без способностей. Эх, мне бы… Слушай, Владий, – резко оборвал он речь, – меч у тебя какой-то странный. Я давно подмечаю, раньше прямо светился, а теперь тусклый стал. Ну не тусклый, а просто стальной, как у всех.

Дружинник удивленно вытащил оружие из ножен и поразился – впервые оно не издало ни звука, а прозрачное лезвие затуманилось, наполнившись беловатой мутью. Рядом, словно соткавшись из воздуха, возник Титамир с жесткой озлобленностью на лице. Сверкнул уничтожающим взглядом на Шериана и остановился, услышав последние слова Хвата. Взялся за меч. Оплетенная кожаной полоской рукоять незамедлительно кольнула пальцы враждебным холодом, вызвав желание отшвырнуть оружие подальше, как скользкую ядовитую змею. С глухим проклятием воин вогнал лезвие в ножны и отдернул руку с неприятной гадливостью. Холодные глаза впились в Шериана.

– Это он во всем виноват! – обвиняюще произнес воин. – И в том, что Миробой не с нами, тоже. Проклятая тень! Ты такой же, как те, что убивали людей по ночам, а потом наслаждались их кровью. – Шериан невольно вздрогнул. В запале Титамир высказал правду: тени действительно вытягивали боль, страх и ужас, и за ними нередко тянулся шлейф из горячей пурпурно-черной крови, напитанной Силой. Он не исключение, тогда, в Миньере… – Ты, порождение Тьмы, все делал согласно их замыслу, специально вливаясь я в ряды дружинников, чтобы потом подло толкнуть их в спину. – Забыв о недавнем отвращении, он вновь схватился за меч.

– Прекрати, Титамир! – попытался урезонить его Владий, резко повышая голос и становясь между ним и иноземцем. – Опомнись, что творишь?! Мы все сегодня живы, завтра мертвы. Мы – воины. Смерть – наша стихия. Мы сами пришли в этот мир, сами согласились спрятаться от смерти, но она всегда берет свое, в любом мире и всегда против чьих-то желаний! Шериан делал то, что мог, и он не в ответе за смерть Миробоя и других воинов. Их убил Видгар, и он за это ответил. Остановись!

Титамир гневно схватил его за плечо, бешено глянул в глаза и оттолкнул со своего пути.

– Я сам убью его, а потом тебя – за предательство! – рявкнул воин.

– Ты обезумел?! Какое предательство? – прошептал Владий. – Позабыл честь?! – его голос окреп. – Поднимать меч против друга и того, кто спас тебя от смерти? И Миробоя, и меня, и других?

– Оставь его, Владий, – спокойно произнес Шериан. – Позволь Титамиру действовать так, как он желает, иначе ненависть сожжет его, а месть будет гонять по всему свету в бесконечной попытке найти виновных и покарать. А если он убьет меня, то больше никто не пострадает… надеюсь. Я сам виню себя, Титамир. Кажется, что мог бы, если б действительно захотел. Чуть поступился принципами – и спас бы столько людей. Я виноват! Виноват и это клеймом жжет душу. Если хочешь убить меня – значит, ты прав и я должен умереть. Но никогда не рушь дружбу в пылу ярости. Разбитого не склеить, сделанного не воротить… Бойся остаться одним! Одним среди тех, кто мог быть тебе другом. Поверь, я знаю, что говорю. – По его губам скользнула горькая улыбка.

– Мой единственный друг в могиле и это ты его туда загнал. Ты Тьма и ты умрешь. В тебе тоже Тьма, Владий, не понимаю, как раньше этого не замечал.

– Просто ты был другим, – тихо обронил тот. – Все мы были другими и я благодарю Свет за то, что сам не стал таким, как ты. Ты ослеплен местью, Титамир, а такой человек уже не воин, а кровожадный зверь… тварь, что бросается на всех без разбору. Еще раз прошу тебя – остановись!

– Да, ты Тьма, – совершенно спокойно повторил Титамир, как никогда уверенный в своей правоте, и поднял меч.

Шериан отодвинул заслонившего его Хвата и встал так, что острие коснулось груди.

– Хочешь убить – убивай меня, – настойчиво сказал он. – Ты и так уже многое потерял… помимо чести. А что до Тьмы, то она живет в каждом из нас и в тебе сейчас ее больше, чем в ком-либо другом.

Владий судорожно сжимал длинную рукоять, не решаясь обратить оружие против друга. Но стон, тихий, умирающий, вдруг просочился сквозь сжатые пальцы, и он молча потащил меч из ножен. Тот вспыхнул слепящим светом и лучи солнца отразились от гладкой поверхности, очищая лезвие от беловатого налета. Радужное озарение чуть задрожало, наливаясь ровной Силой, меч вырвался из пальцев, падая острием в землю и сплетаясь в сильную человеческую фигуру. Титамир отшатнулся, прикрыв глаза рукавом, и странно знакомое почудилось ему в белых очертаниях.

– Что ты делаешь, Титамир? – спросил голос Миробоя. – Кому мстишь? И за что? Не сходи с ума раньше времени и прислушайся если не к ним, то ко мне. Я не желаю видеть тебя таким, ты позоришь себя… и оружие, которое носишь. Оно должно принадлежать достойному. Вот и мой меч… Прорицатель знал, что делал, когда посылал нас в ту пропасть. Просто он не упомянул, что я лишь посредник.

– Подойди, Хват, – произнес неясный облик, – и возьми это. – На протянутых ладонях покоился меч с горящим рубином. – Пусть он будет твоим, ни к чему ему лежать под землей. Мне он теперь не нужен, а тебе пригодится. Прощай, Владий. Не вини себя, Шериан… – Зарево растаяло и меч потускнел, наливаясь нездоровой белизной, словно его силы иссякли, как высохший источник.

Меч в руках Хвата алой вспышкой поприветствовал нового хозяина и погас. Титамир неподвижно стоял, все еще глядя в пустоту, затем порывисто повернулся и зашагал прочь. Дернувшегося следом Владия удержала рука Шериана.

– Оставь, – коротко сказал он и воин молча повиновался.

Неожиданно все трое вздрогнули, уставившись оцепенелыми взглядами перед собой, словно пронзая пространство и уносясь на огромное расстояние отсюда. Они видели одно и то же, и вне всяких сомнений, это не было миражом. Реальная, живая картина унылого осеннего леса легла поверх этого мира, прижимая его собой, своей тяжестью, мощью. Отдаляясь, видение чуть колыхнулось, смялось до мелкой черной точки и растаяло в воздухе.

– Что… это? – выдавил Хват. – Я… я правда это видел или мне…

– И мне, – прервал его Владий.

Шериан промолчал, прислонившись к стене дворцовых пристроек. Замедленно повертел головой из стороны в сторону, но на заднем дворе кроме них никого не было, что и к лучшему – меньше вопросов, на которые нет ответа. Воины слаженно обменялись взглядами, но ни один не проронил ни слова…

Титамир шагал куда глаза глядят и не заметил, как вылетел за ворота Власка. Отойдя подальше, бросился ничком в траву, зарывшись лицом в брызнувшие зеленым соком толстые стебельки. Ощущения, от которых он тщетно пытался убежать, навалились разом, сдавив ребра ноющей болью, и огненные когти будто заново вошли под кожу. Чувства поднимались изнутри, разрывая его надвое. Одни толкали Титамира на безрассудное и жестокое убийство, другие пробуждали раскаяние. Разве его долг не отплатить за смерть друга? Разве не этого требует честь воина? Значит, нужно вернуться и отомстить. Нет. Вернуться – да, но чтобы попросить прощения у Владия и Шериана. Нет, отомстить. Нет…

Титамир крепко зажмурил глаза, пытаясь освободиться от противоречивых мыслей. Лицо перекосилось от боли. Неожиданно что-то лопнуло, по щеке потекла прозрачная, но оттого не менее противная слизь. Последняя тварь, вызванная Видгаром, не справилась с бушующим шквалом эмоций и оказалась беззащитной перед губительной силой Роуна. Голова сразу прояснилась, исчезли озлобленность, ожесточенность последних дней, оставив лишь горечь и тоску, как у Владия. Титамир замер, вытирая лицо: Владий! И Шериан… Все те, кого он незаслуженно оскорбил. Он действительно потерял честь и разум, раз пошел на такое.

Воин сел, обхватив голову руками и качаясь из стороны в сторону. Что он наделал?!! Что… Он должен вернуться и все исправить… если еще не поздно.

Быстро смеркалось и Титамир вскочил с примятой травы и поспешил к воротам, успев пройти с последним обозом. Мощные деревянные створки сомкнулись у него за спиной. Город почти погрузился во тьму.

Главная улица соблазняла шириной и хорошим обзором, но Титамир решил срезать, пройдя напрямую узкими переулками. Череда одинаково темных стен по бокам сливалась с черным проходом между ними. Кое-где ему пришлось пробираться, едва не задевая плечом о спрятанные в глубине города заваливающиеся стены бедных хибар. За спиной почудился шорох, но воин, занятый своими мыслями, не обратил на него внимания, продолжая быстро шагать вперед. Шорох затих, но более чуткий слух уловил бы осторожные крадущиеся шаги, огибающие Титамира по другой улочке, сходящейся с первой чуть дальше.

Прямо перед воином распахнулась дверь. Перегородив дорогу, выскочила невысокая фигура, метнулась вбок. Торопливые мелкие шажки опередили его совсем не на много и как-то резко затихли. Воин, насторожившись частью сознания, заторможено протянул к мечу руку, даже не успев удивиться вернувшемуся теплу – так быстро возник перед ним размытый силуэт, словно свитый из окружающего мрака. Он стоял, небрежно наступив ногой на что-то темное, похожее на бесформенный куль, потом легко отпихнул его ногой в сторону. Куль перекатился, обнажив светлый овал человеческого лица.

– Нам ведь свидетели ни к чему, – пояснил силуэт и внезапно впитавшись в ночь, быстро качнулся вперед.

Тонкое лезвие его меча целило в горло, но Титамир успел отклониться в сторону и оно лишь полоснуло его по плечу, глубоко рассекая плоть. Грабитель неприятно рассмеялся и отступил назад. Темная кровь, еще до дружинника забрызгавшая сталь по самую рукоять, тяжелыми каплями сорвалась на землю.

Титамир впервые растерялся. Зажав рану ладонью и чувствуя ее горячее пульсирование, он стиснул внезапно похолодевший меч дрогнувшими пальцами левой руки. Боязнь не успеть свершить задуманное притупляла его реакцию и заставляла отступать, теряя силы, едва не обращая в бегство. Внезапное нападение вдребезги разбило непоколебимую защиту Титамира, окончательно уничтожив его уверенность в себе. Мыслями он был уже далеко, стоял в кругу друзей и просил прощения, видел их счастливые лица, сам ощущал это счастье и легкость на душе. И вдруг все исчезло, выбив из-под его ног твердую почву. Он замер, обреченно глядя в жестокие глаза противника. Такие же, какие были еще сегодня днем у него.

– Кто ты? – отрывисто спросил Титамир.

Чужой меч в ответ метнулся вперед, звякнул об подставленное лезвие и ушел в сторону, чтобы миг спустя вновь вырваться из тьмы и резко податься к открытому горлу. Успев прочертить тонкую линию, отпрянул назад, поддетый тяжелым двуручным мечом.

Титамир скрипел зубами, все больше склоняясь к мысли, что бьется не магическим творением, а неподъемной глыбой льда. Холод колол онемевшие пальцы, полз по руке, замедляя ответные удары. Пара пропущенных уже оставила глубокие порезы на груди и боку, кровь насквозь пропитала рубаху, унося с собой остатки сил. В глазах плавала та же темнота, что и вокруг. Титамир сражался практически вслепую, ориентируясь только на звук шагов и резкий свист рассекаемого воздуха. Меч выпал из застывших пальцев, подскочил, ударившись о землю. Противник отступил, смятый бешеным напором дружинника, его меч также полетел на землю. Но ловкий и гибкий, он быстро опомнился и, ухитрившись вытащить длинный нож из рукава, вогнал его прямо в сердце воина, одновременно выскальзывая из смертельных объятий. Презрительно рассмеявшись, грабитель обошел рухнувшее тело, склонился на миг и растворился в темноте…

Владий в одиночестве сидел в знакомой полутемной корчме и, напившись, тупо размышлял. Лес, померещившийся ему днем, вплоть до самого вечера казался просто слишком ярким видением, секундным помешательством, вызванным недавними событиями. Все они слишком устали, вот воображение и сыграло дурную шутку. Но сейчас, в сознании, изрядно замутненном хмелем, все вдруг поменялось, и с каждым следующим кувшином вина логика становилась лишь тверже и неопровержимей. Осенний лес, такой родной и близкий, мог не узнать разве что Шериан, никогда не бывавший в их Роуне, но уж никак не сам Владий. Раз он очутился здесь – значит что-то происходит. И это его шанс наконец-то вернуться в родной мир и забыть о существовании Власка. Навсегда.

Язык еле ворочался, выговаривая мысли вслух, правда достаточно тихо и несвязно, чтобы к этому начали прислушиваться. Голова медленно клонилась, сознание практически померкло, но еще продолжало вырабатывать какую-то очень умную мысль… и правильную. Зрачки последний раз двинулись вбок, отмечая новоприбывшего посетителя со странно-знакомым мечом, осоловелые глаза вытаращились, силясь раскрыться пошире, но корчма затуманилась и поплыла во мрак…