ГЛАВА 5. Базарный день
«Чертова курица!» — выругалась Кан Чхон Дэк и топнула ногой. Птица, разгребавшая землю, бросилась наутек от греха подальше, вытянув свою пушистую шею, и, оказавшись в безопасном месте, недовольно закудахтала. Женщина уже не обращала на нее внимания и продолжала мести двор обтрепанной метлой. Затем горестно проворчала: «Проклятая жизнь!.. Извела, просто мочи нет… Податься бы куда подальше, хоть в монастырь…»
Смуглая и коренастая Кан Чхон Дэк была сердита, ей хотелось, чтобы кто-нибудь внимал сейчас ее словам. Но вряд ли слышал ворчание жены Ён И, работавший на заднем дворе. Он только что задал корма животным и теперь пытался избавиться от соломинки, попавшей ему за ворот рубашки. Голодные коровы в хлеву, почуяв запах еды, устремились к корытам, гремя колокольчиками, висевшими у них на шеях. «Тенг-тенг-тенг!..» — дружный звон колокольчиков летел над головами жующих сено животных.
В это раннее утро деревня выглядела спокойной. Словно куча нарядно одетых детей, сгрудились вместе дома с соломенными крышами, образовав форму ракушки: тихая, мирная деревня встречала неторопливую, долгую зиму.
А на отшибе, у самой реки, стояли убогая лачуга Юн Бо, и чуть поодаль — такая же неприглядная хижина Ким Пхён Сана, из года в год всё больше напоминающие грязное тряпье. Ким был любитель азартных игр.
Крыша дома Ён И сверкала в лучах солнца точно новая. Солома на ней была добротно уложена и перевязана веревкой, она выдержала бы любой ветер. К дому были пристроены сарай и хлев, теперь уже изрядно покосившиеся. А каменная ограда, должно быть, не ремонтировалась ни в прошлом, ни в позапрошлом годах, почти обвалилась: на ней свешивались рассыпавшийся соломенный козырек, спутанные ветви и высохшие листья тыквы-горлянки. Вероятно, из-за своей лени хозяин запустил свой дом. Его энтузиазма, стало быть, хватило лишь на укладку крыши, а дальше — дело застопорилось. А ведь недостающую солому он мог попросить у соседей, чтобы замесить её с глиной и залатать все проплешины в стенах дома. И не торчали бы сейчас отовсюду кукурузные кочерыжки и пучки сухой полыни. Похоже, Ён И махнул на всё рукой.
— Ён И, ты идешь на рынок?! — окликнул его кто-то, входящий в калитку. Это был Чиль Сон.
— Проходи! — отозвался Ён И, помешивая деревянной шумовкой в корыте.
— Всё трудишься, не покладая рук? — поинтересовалась у гостя Кан Чхон Дэк. — И ночами не спишь, наверное?
— И не говори… Теперь ночи тянутся длинные, как дни в середине лета. — Чиль Сон положил на землю стопку соломенных лаптей, перевязанных конопляной веревкой. И добавил, прищелкнув языком: Только будет ли толк от этих лаптей, черт возьми? Получу ли я за них хоть какие-то гроши?
— Можно и яму выкопать, глубиной в десять футов, и за это ничего не получить, — заметила женщина. — Всякая работа стоит усилий.
Чиль Сон молча достал закрепленную на поясе свою длинную курительную трубку.
— Подожди чуть-чуть, — кивнул приятелю Ён И. — Я мигом.
— Время близится к вечеру, — напомнил Чиль Сон. — Надо поторапливаться, пока народ на рынке не разошелся.
— И то верно, — ступая по шатающемуся полу веранды, Ён И открыл низкую дверь, сделанную из тонких стволов бамбука и склонился, прежде чем ступить внутрь дома. Там, на бревенчатых колоннах, удерживающих потолок и крышу, висели продолговатые куски материи, на которых виднелись почти выцветшие слова: «…Пусть родители наши живут тысячу лет… Пусть потомки наши процветают в бесчисленных поколениях… Пусть на земле воцарится мир… Да будет благополучие людям во все времена…» Эти реликвии приготовила мать Ён И, когда еще была жива, она, перед тем, как встретить в доме невестку, пошла с полосками материи к деревенскому учителю, чтобы тот написал на них символические строки. Это было более десяти лет назад.
Кан Чхон Дэк продолжала мести двор и громко сказала гостю:
— Ты такой работящий, да умелый… Твоя жена, наверное, очень счастливая?
— Ага, как собака в начале лета, — бросил Чиль Сон, и, привычно, со знанием дела, вынул из-за пазухи кремень и зажег трубку, у него на правой руке вместо среднего пальца торчал короткий обрубок, и — затянулся.
— А чего ей тужить с таким расторопным мужем? Немудрено, что она так растолстела.
— Это верно. В последнее время жена с трудом поднимается.
— Всё зависит от того, с кем живешь. Рядом с умным мужем и жена умнеет.
— Гм… Что касается моей… Наверное, духи плодородия дали маху. Что жена произвела на свет столько детей?
— Это потому, что у вас в доме много счастья… Что вам до тех, у кого его совсем нет?.. — женщина, едва сдерживая чувства, усиленно стала работать метлой.
— Вот бы кто-нибудь забрал у нас немного этого дурацкого счастья, — сказал со смешком Чиль Сон.
— Там, где светит солнце — светло, а где идет дождь — пасмурно. Почему мир так несправедлив? — Кан Чхон Дэк с силой выдернула сорную траву и бросила ее в кучу мусора, собранную во дворе.
— Надо, чтобы и солнце светило, и дождь лил, — заметил Чиль Сон. — Потомством следует обзаводиться согласно достатку. Но когда в каждом углу дома орут детишки, то спину разогнуть некогда.
Женщина пропустила слова гостя мимо ушей, думая о своем, и со злостью выговорила:
— Есть ли на свете еще больший лентяй, чем хозяин этого дома?! В семье всего двое, а он даже не замечает, что у жены обувь совсем прохудилась…
— Тут уж ничего не поделаешь… Мужик твой видный. Ты платишь за это цену. Отнесись к нему, как к миске, начисто вылизанной собакой… Терпи.
Дым от трубки гостя, извиваясь, поднимался вверх.
— Я не ощущаю, что живу, вот в чем дело, — продолжала жаловаться Кан Чхон Дэк.
— Здесь и твоя вина, — мягко возразил Чиль Сон. — Надо быть хитрой, где надо…
— Я не умею вертеться как игрушка… Хлопок получается только двумя ладонями.
В это время показался из дома Ён И, уже переодетый и с повязкой на голове.
— О чем болтаете? — поинтересовался он.
— Возносим тебе хвалебные речи, — съязвила жена.
— Значит, жизнь пойдет на лад, — рассмеялся Ён И. — Раз ты меня хвалишь — солнце взойдет на западе. Хо-хо-хо!
— Гляди, коль глаза на месте! — женщина сняла с ноги лапоть, подняла вверх.
Муж замялся на мгновение, но тут же нашелся с ответом:
— Если бы ты была такая же покладистая и разумная, как жена Чиль Сона, то я тебе не то что соломенные чипсины, а настоящие кожаные туфельки бы справил!
— Как же, дождешься от тебя! О, небо!.. Не хотела бы я иметь таких сватов! Мясников, как ты! — От гнева у женщины раскраснелось всё лицо.
— Чтобы были сваты, надо хотя бы иметь детей.
— А ты, что, уже жизнь прожил?! — парировала женщина. — У тебя спина не гнется от старости?
— Не хочешь иметь дело с мясниками? Тогда как насчет свата из шаманов? — полюбопытствовал Ён И, словно пытаясь еще больше разозлить жену.
— Ах, вот ты о чем!.. Раз на то пошло, разве я мешала тебе жениться на этой шаманке? — Рассерженная женщина вновь принялась работать метлой, да так рьяно, что пыль полетела прямо на гостя и вмиг покрыла его ноги, обутые в стеганные носки — посони.
— Не принимай всё близко к сердцу, — сказал ей Чиль Сон, отстраняясь от пыли.
Между тем, хозяин дома поймал в сарае две курицы и запихнул их в веревочную клеть, закинул себе на плечо. Чиль Сон спрятал курительную трубку за пояс и поднял связку лаптей.
— Тронулись!
— Проклятье! Что за жизнь такая?! Только попробуй спустить вырученные деньги! — закричала вслед мужу Кан Чхон Дэк. — Только попробуй! Я тебе покажу!
— Чего, чего? — буркнул в ответ Ён И. — Не смеши коров. Когда это я без толку тратил деньги? — И добавил громко. — Базар есть базар, там всякое случается…
Они шли тропинкой вдоль рисового поля, направлялись к реке. А Кан Чхон Дэк побежала следом и прокричала:
— Постой! Купи мне бамбуковый гребень! И еще челнок для ткацкого станка купи! Гляди, не забудь!..
— Я исходил все восемь провинций, — сказал приятелю Чиль Сон. — Но такую женщину, как твоя жена, не встречал. Она у тебя особенная.
Ён И на это лишь усмехнулся.
Светило теплое солнце. Рисовые поля после сбора урожая выглядели теперь пустынными, и кое-где в низине блестели лужи воды, еще не подернутые заморозками. Высохшая трава отбрасывала на лужи темные тени. Еще совсем недавно неподалеку можно было наблюдать следующую картину. Вороватая ворона, хорошо знавшая вкус сладких плодов, сидела на ветке хурмы и чистила свой клюв, потирая его о кору дерева. Стая воробьев облюбовала стог на крестьянском дворе и грелась на солнце. И в это самое время детвора на гумне играла в волчок. А по дороге шла вдова Мак Даль Не, вся сгорбленная, точно старуха.
Двое мужчин уже шли берегом реки, они смекнули, что опаздывают и прибавили шагу. К ним наперерез со стороны дамбы спешил Юн Во, держа в руках удочку и плетеную корзину. Он окликнул путников зычным голосом:
— Эй, мужики! Вы на рынок? Купите мне немного морских водорослей. Деньги дам, как воротитесь.
Когда он подошел ближе, Ён И поинтересовался:
— А на что тебе водоросли?
— Они помогают от болячек, — ответил Юн Во, одетый в стеганку, всю пестревшую заплатами. На багровом лице его, обдаваемое ветром, виднелись несколько волдырей, величиной с горошину. Толстая шея была открытой. Внешне он казался еще достаточно крепким. В молодости Юн Во слыл силачом, его никто не мог одолеть в борьбе. На состязаниях он всегда выигрывал бычка.
Глядя на Юн Во, Чиль Сон заметил:
— Так ты ведь рябой не с рождения, верно?
Юн Во пропустил его слова мимо ушей и обратился к Ён И:
— Хорошо, что встретил тебя… Будь добр, купи водорослей.
— Хочешь сварить из них суп? — с сарказмом спросил Чиль Сон. — И будешь есть один?
— Я разве говорил это? — вспыхнул Юн Во. — В день рождения матери… Ты должен оказать ей должное внимание… Мать вынашивала тебя в утробе долгих девять месяцев и дала тебе жизнь. Не знающий почтения к родителям, думающий лишь о том, как набить собственное брюхо, разве не есть мерзавец!
Казалось, еще немного, и Юн Бо накинулся бы на Чиль Сона с кулаками, но он сдержался, а только добавил:
— Если не хватит денег, то не надо.
— Я возьму, — сказал Ён И. — А ты пока лови рыбу.
Двое двинулись дальше, а Юн Бо пошел в обратную сторону, что-то бормоча себе под нос.
— Ну и мужлан! — Чиль Сон сплюнул и утерся рукавом рубахи. — И как такого произвела на свет мать? А суп из морских водорослей станет ей поперек горла.
— Зачем ты так? — возразил Ён И. — То, что он сказал — правильно.
— И с таким видом ходит всюду, как не знаю, кто… — рассуждал, не обращая внимания на слова приятеля, Чиль Сон. — Смотреть на это не могу… Хотя, жаль его… Ни денег у человека, ни способностей. Не мудрено, что дошел до такого состояния. Жизнь его — водоем, затянутый ряской.
— Каждый живет по своему разумению, — сказал Ён И. — Если бы Юн Бо захотел, то, наверное, мог бы построить дом с черепичной крышей или приобрести землю. Он не настолько пропащий человек, как ты о нём думаешь.
Неудовлетворенный ответом приятеля, Чиль Сон замолчал.
Ветер усилился, поднимая в воздух пыль и песок. Поля закончились, путники шли теперь вдоль холмов по изгибу реки Сомчинган, то приближаясь к ней, то отдаляясь, двигались в сторону гор.
— Повсюду лишь угодья господина Чхве, — проговорил себе под нос Чиль Сон. — И кому же они в будущем достанутся?.. М-да… То ли земля крутится слишком быстро, то ли еще отчего… Люди изменились. Даже янбаны не могут нынче уберечь свою репутацию. Они первыми обрезают санто. А некоторые мужики, говорят, начали носить в Сеуле облегающие штаны. Я считаю, что их власть заканчивается. Разве не так, Ён И?
— Что? — не понял Ён И, думавший о своем.
— Я говорю о рангах в обществе… Высокое сословие, янбаны и прочее. Скоро всё это уйдет в прошлое… Возьмем для примера семью чхампана Чхве…
Ён И слушал приятеля вполуха, он поправил у себя на плече ношу, в клети сидели приунывшие птицы, покачивая красными гребешками.
— После такого позора, ему бы тихо сидеть в углу, — продолжал Чиль Сон. — И не показываться на глаза людям. А он, как ничуть не бывало, носится по Дансану. Теперь понятно, почему его жена завела любовника.
— Что у тебя за натура, так говорить о людях? — упрекнул приятеля Ён И.
— Есть пословица: «Когда король ничего не видит и молчит, чего только не скажешь о нём»… Мы простолюдины, черная кость, не обучены хорошим манерам, потому и обвинять нас нельзя в отсутствии культуры.
— Черная кость тоже человек. Для всех нормы поведения одинаковы, что для янбана, что для черни.
— Одинаковы, говоришь? Как же это одинаковы, если один ест мясо в тепле, а другой хлебает ячменную кашу в лачуге?
— Я просто хочу сказать, раз ты упомянул янбана Чхве… что нельзя порочить его имя, живя за счет его милости.
— Ха-ха! Я сейчас лопну со смеху! — Чиль Сон скорчил рожу и приблизился вплотную к Ён И. — Какой это милости?
Ён И спокойно сказал:
— Твои предки жили и ели на земле янбана Чхве, и ты живешь и ешь на его земле. Разве можно оскорблять этого человека?
— Ай-ай… тоже мне святоша. Весь рис, который гниет в его амбаре, кто выращивал, кто собрал?.. Что, молчишь?.. Ничего, недолго осталось… Когда слуга сможет забрать женщину хозяина… Когда и королеву подвергнут наказанию и даже могут убить, как собаку, не говоря уже о высокопоставленных чиновников… Всё больше нарастает народное возмущение. И грядет восстание…
— Глупости всё.
— Глупости, говоришь?!. Тогда скажи, где справедливость? Мы все приходим в этот мир одинаково, с одной головой, двумя руками и двумя ногами. Отчего одни жируют, а другие всю жизнь горе мыкают?
— Спроси это у духов. Семена, засеянные в плохую почву, дадут плохие плоды… — сказав это, Ён И повернулся, посмотрел в сторону реки. Чиль Сон некоторое время молчал, затем со вздохом молвил:
— Сколько тут земли… Дали бы нам хоть маленький клочочек, мы бы жили и не тужили.
— Не зарься на чужое. Большой достаток не означает душевное спокойствие.
— Складно говоришь… Имея состояние, можно и государственным чиновником стать… Как мы с тобой выглядим со стороны? В такой холод тащатся два мужика на рынок. Один со связкой лаптей, другой — с парой захудалых куриц…
Тут Чиль Сон неожиданно вознес свободную руку к небу и закричал:
— Погоди! Настанет и мой день!.. Думаешь, всё богатство досталось янбану Чхве по наследству от предков?! Да он сколотил состояние на людской крови! Путем махинации и ростовщичества в неурожайные годы, путем обмена ячменя на угодья. Куда ж было деваться голодным людям?.. А еще не так давно ученые мужи, проезжая эту деревню, прикрывали лица веерами и отворачивались, чтобы не видеть бесстыжего чхампана Чхве… С деньгами и вор станет аристократом, и простой слуга может нанять кучера… Богатства Чхве пахнут кровью, не с неба они к нему упали! — Тут он обернулся к Ён И. — Может, ты скажешь, что он предан человеческому долгу? А становятся ли люди состоятельными за счет преданности человеческому долгу? Нет! Люди богатеют оттого, что поедают печень другого. Взгляни на Ким Пхён Сана. Он янбан? Да, янбан. Но найдется ли хоть один в деревне, кто бы мог утверждать, что Ким — янбан? Никто. А как ты думаешь, почему? Да потому, что у Кима нет денег.
— Чушь ты городишь. Не в деньгах тут дело. Ким Пхён Сана не считают янбаном, потому что как человек он никуда не годится.
— Ну, ему просто не повезло, — сказал Чиль Сон, и вернулся к прежней теме. — Беда не ходит стороной. Вот и хозяйство чхампана Чхве она коснулась. И янбана ждет погибель. Я говорю это не потому, что получил оплеуху от его слуги. Факт налицо… Семья Чхве четыре поколения рождала по одному сыну, а нынче у неё нет наследника, если не считать эту хилую девчонку. Теперь хоть сколько ни ходили бы они в храм, сколько бы ни молились духам деторождения, ничего не поможет.
— А что, господин Чхве уже настолько дряхл и вот-вот умрет?
— Я не веду пустых разговоров. На всё имеются основания.
— Ты, дружище, вероятно, знаешь того, чего не знаю я.
— Знаю, не знаю…
Чиль Сон был не логичен в своих действиях, его слова не сходились друг с другом. С одной стороны, он как будто говорил всё верно, но с другой — тут же опровергал сказанное ранее. Только что он утверждал, что для накопления богатства могут быть допустимы некоторые преступления, а затем сразу же принялся обличать эти злодеяния.
— Черт возьми! Какое мне дело до того, что станет с тем янбаном и его потомками! — в сердцах выпалил Чиль Сон. — Да хоть вывернусь я наизнанку, кто меня услышит? Разве позволено мне хоть раз в жизни заговорить во весь голос? — Он замолчал на секунду, затем продолжил невпопад. — Вот не повезло!.. Надо же такому случиться? Если бы только проклятая вдова не околела внезапно…
Ён И непонимающе взглянул на приятеля, но промолчал.
— Если бы только вдова осталась жива… — думая о своем, сокрушался Чиль Сон.
Эта пикантная история была известна в округе. Чиль Сон покинул родные места, когда ему едва исполнилось двадцать лет. Он ушел с горячим желанием изменить жизнь, уверовав в свою мечту, что выбьется в люди и никогда не станет простолюдином, одетым в рванье и питающимся одной ячменной похлебкой. Но, спустя несколько лет, Чиль Сон вернулся в деревню ни с чем. Женился, наплодил детей, стал тем, кем всегда боялся стать: обычным крестьянином. За его спиной злые языки судачили разное, а кое-кто особенно уверенно называл одну причину того, как он потерял палец. Говорили, что Чиль Сон перебивался в городе мелкой торговлей, что однажды попытался он там овладеть одной богатой вдовой, да неудачно: вдова, сопротивляясь, взяла и откусила ему палец на руке. Сам Чиль Сон не распространялся об обстоятельствах, при которых лишился пальца. Но охотно рассказывал, что в городе он имел любовную связь с одной женщиной, богатой вдовой, но та внезапно умерла, разбив тем самым его заветную мечту о безбедной жизни.
На этот счет люди были разного мнения. Юн Бо, к примеру, сказал брезгливо: «Упущенная рыба была величиной с соломенный матрас. Юнец, у которого еще не обсохло молоко на губах, решил присвоить чужой женский кошелек! Каков мерзавец!»
Юн Бо, надо заметить, открыто недолюбливал Чиль Сона, просто не выносил того на дух. Даже при упоминании его имени, он сжимал кулаки и скалил свои желтые зубы, готовый вот-вот разразиться бранью.
Они продолжали шагать своей дорогой.
Ён И, по сравнению с приятелем, был высок ростом, одет в полотняные штаны и халат — турумаги, на голове — мангон — повязка из конского волоса, призванная сохранять прическу. А Чиль Сон повязал себе на голову конопляное полотенце вместо мангона, одет в теплые штаны и блузку-чогори. Двое, один с веревочной клетью на плече, другой — со связкой соломенной обуви — чипсинами, вошли в ворота уездного рынка и тотчас оказались среди шума и сутолоки. Их сразу заприметил знакомый, Бон Ги, пожилой мужчина, который неподалеку ел жидкую кашу, сидя прямо на земле, махал приветливо вошедшим:
— Ну, вы даете! Явились в аккурат к закрытию базара! Небось, решили навестить ветреных девчонок? Или надеетесь отыскать здесь клад с серебряными монетами?
— Может, и так! — ответил Чиль Сон. Он никогда не скрывал своего пренебрежения к этому человеку. — А тебе-то что? Прибежал сюда ни свет, ни заря, и дрожишь теперь, как паршивый пес!
— Эй, негодник! — парировал тотчас Бон Ги. — Да как ты разговариваешь с дядей?!. Никакой учтивости. Только похвали малыша, а тот сразу тебя за бороду хватает. Вот и терпи теперь все его выходки… Присоединяйтесь лучше ко мне. Не хотите заморить червячка? Каша превосходная, сладкая. — Лицо мужчины, всё усыпанное старческими пигментными пятнами, расплылось в угодливой улыбке.
— И ты заплатишь за еду? — осведомился Чиль Сон. Улыбка тотчас слетела с лица Бон Ги. Он развел руками:
— Откуда же у меня деньги?
— Хорошо. Раз у тебя их нет, то поговорим о моих, которых ты мне задолжал. — Чиль Сон вплотную приблизился к Бон Ги. — Не думай, что меня можно так легко надуть. Тебе не отвертеться. Долг красен платежом. Мне ничего не остается, как забрать у тебя дома сундук для одежды или какую-нибудь другую вещь.
Бон Ги поставил пред собой плошку с кашей и вскочил, как ужаленный. И поскакал вприпрыжку прочь, выкрикивая:
— По какому праву!.. Я еще посмотрю, кто из нас помрет, а кто будет жить!
Между тем, не обращая внимания на спорщиков, Ён И в сторонке беседовал с одним человеком в шляпе, родственником со стороны жены, жившим в Чхоннаме, которого встретил здесь случайно. Родственник рассказывал:
— Она собиралась замуж еще прошлым летом. Но тогда этому помешала болезнь матери. Семейная жизнь полна забот и волнений…
Мимо них проходил молодой носильщик, согнувшись под тяжестью ящика с морепродуктами на плече, тыча палкой пред собой, расчищая таким образом себе путь в толпе, при этом зычно кричал:
— Посторонись! Зашибу! Прочь с дороги!
— Эй, осторожно палкой-то! — сделал замечание грузчику мужчина в шляпе.
— Ты хоть смотри, кто перед тобой, — вторил тому Ён И.
— У меня нет времени разбираться, — бросил грузчик на ходу. — Солнце садится, а еще куча дел!
— Только посмотри, какой наглец! — возмутился мужчина в шляпе. Но носильщик уже скрылся в толпе. А вокруг нарастала суета, и в воздухе усиливался гомон и крики людей, как это бывает обычно перед закрытием рынка:
«Покупайте хлебец! Вкусный хлебец! Хлебец, начиненный красной фасолью десятого месяца свежего урожая!»
«Берите мой товар! Он задобрит даже самую несносную свекровь!»
«Эй, налетай! Кончается рыба и сушеный кальмар!..»
Крики торговцев смешивались с говором товарок, никак не могущих наговориться друг с другом, зычными голосами рыночных зазывал и печальными песнями нищих попрошаек.
В этой толпе куда-то запропастился Чиль Сон. Ён И, рассеянно поглазев по сторонам, опустил на землю клеть с птицами.
«Распродажа остатков! Таких дешевых вещей вы отродясь не видели! Отдаю всё по дешевке, потому что недосуг мне тут торчать! Еду в Сеул, искать непутевого сына! Берите на удачу! Почти даром отдаю! За гроши!» — Это выкрикивал тщедушный старик, которого туг все знали. Он сидел под стрехами постоялого двора, разложив на циновки запылившиеся галантерейные товары. Летом он ходил босой по каменистым дорогам от деревни к деревне, неся на плече свой нехитрый скарб. А осенью и зимой сидел на рынке. Его еда состояла всегда из скудного риса и плошки супа. Из года в год старик только тем и занимался, что торговал, и, казалось, обрел эти навыки с незапамятных времен. Следовательно, ему ничего другого не оставалось, как заниматься привычным делом до скончания века. Все дни казались старику одинаковыми, как были одинаковы его громкие зазывания в попытках сбыть товар и слова о пропавшем сыне, на поиски которого он намеревался отправиться каждый раз.
Тем временем, по торговым рядам ходил базарный работник, мужик с красной шеей и соколиными глазами, собирал дань с торгующих — плату за место. А спустя еще какое-то время, суетливая и галдящая толпа вокруг стала потихоньку редеть. В аккурат к самому закрытию, Ён И повезло продать своих куриц. После чего он купил связку сушенных морских водорослей для Юн Бо и бамбуковый гребень с челноком для ткацкого станка, заказанные женой. И в это время, откуда ни возьмись, появился Чиль Сон, который гаркнул:
— Ну, как успехи?! Продал кур?!
— Да. А ты сбыл лапти?
— Давно уже, — Чиль Сон держал в одной руке, связанные вместе веревкой, орудия труда — мотыгу и серп без рукояти, поблескивающие синевой, будто только что сделанные в кузнице. Он словно собирался будущей весной разделывать поле на склоне горы. В другой руке у него была пара крупной скумбрии, вдетые на палку.
Покинув рынок, друзья заглянули в постоялый двор, стоявший у перекрестка дорог. Перед раскрытой дверью их встретила женщина, хозяйка заведения, по имени Воль Сон. Ее большие миндалевидные глаза с голубоватым отливом белков смотрели куда-то мимо плеч Ён И, хотя слова адресовались именно ему:
— Как поживает госпожа Юн из поместья Чхве?
— По-старому, — нехотя ответил Ён И, снимая с усталых ног соломенные чипсины. Женщина качнула головой и принялась вытирать тряпкой столик. Путники сложили вещи у порога и уселись на циновки. За соседним столом сидел бородатый мужчина средних лет, похожий на торговца, пил рисовую водку и косо поглядывал на хозяйку.
— Как поживает Бон Сун Не? Все ли у нее хорошо? — осведомилась Воль Сан, ставя на столик чашки с закуской.
— Каждый раз ты спрашиваешь нас об одном и том же, — упрекнул женщину Чиль Сон.
— Хорошо она поживает, — ответил спокойно Ён И. — Только немного озабочена из-за юной барышни.
Воль Сон потупила взор и пошла к себе. Люди говорили, что ей следовало бы стать шаманкой, как мать. Но этого не случилось. Временами Воль Сон, без особых на то причин, становилось не по себе, словно душа покидала ее. Она объясняла это коварством злых духов, пытающихся досадить ей. Как бы там ни было, молодую женщину зачастую посетители заставали весьма удрученной и рассеянной.
Между тем, бородатый сосед опустошил свою тарелку, потер свой раскрасневшийся нос и медленно поднялся.
— Я рассчитаюсь в другой раз, — оповестил он хозяйку, медленно ворочая языком. — Это недостойно… но, что я могу сделать… Хе-хе-хе…
— Вы уже много задолжали. Каждый раз обещаете, но не платите, — сказала Воль Сон. Бородач рассмеялся беззвучно, и, пошатываясь, глядел себе под ноги, будто что-то уронил. И проговорил:
— В следующий раз — непременно… Как только выручу за товар…
Ён И обернулся и смерил пронзительным взглядом бородача. А тот поплелся к двери, что-то бормоча, затем вышел наружу.
— Как вы ведете дело? — укорил хозяйку Ён И. — Вы, что, роете землю и там находите клад? Гоните всех прохиндеев в шею.
— Что же я возьму, коли у них ничего нет?
Чиль Сон тоже счел нужным вставить слово:
— Это называется пожертвования храму, которого нет. Тебе следует характер показать. А то по миру пойдешь.
— Когда будете старой, кто будет за вами… — Ён И не договорил, некоторое время разглядывал еду на столе, к которой едва дотронулся, затем достал из кармана несколько монет, положил на стол и стремительно поднялся.
— Пошли!
— Как быстро стемнело, — проговорила Воль Сон, и, видя, что гости собираются уходить, поинтересовалась: — А как поживает хозяин поместья, янбан Чхве?
— Ничего, — ответил Ён И. — Как всегда. — И не оборачиваясь, покинул помещение.
Они вышли к реке и сели в лодку, чтобы переправиться на противоположный берег. Лодка с шорохом рассекала воду, плывя против течения. Со всех сторон подступала темнота, и, спустя некоторое время, над рекой всплыла круглая желтая луна.
