Еще совсем недавно река по всему краю берега была закована толстой наледью. Но с потеплением лед стал откалываться кусками, и, блестя на солнце, уноситься течением вниз. А затем деревенские жители и глазом не успели моргнуть, как река, пенясь, весело заплескала волнами у берегов.
Но по утрам морозец еще пощипывал щеки детворы, трогал верхушки желтых ячменных побегов в делянках, воцарялся на вспаханной красной борозде земли под рис, где свалена куча удобрения и навоза.
Голое тутовое дерево с растопыренными ветвями наводило на мысль, что до весны еще далеко, но налившиеся бутоны сливы во внутреннем дворе усадьбы янбана Чхве говорили о необратимых переменах. И совсем скоро можно будет наблюдать, как покроется зеленой травкой дамба, а на ивах вдоль реки появится задорная листва.
Двор поместья был пуст. Старушка Каннан появилась в дверях дома для слуг, опираясь на палку, дергающимися губами напевая что-то себе под нос, неуверенными шажками отмеряя пространство. Обойдя колодец, она вернулась и с тяжелым вздохом опустилась на край веранды. Флигель тоже пребывал в тишине: вчера госпожа Юн, взяв с собой внучку Со Хи, отправилась в храм Ёнгокса. Отправилась в паланкине в сопровождении Сам Воль и Бон Сун Не. Остальные слуги работали в поле.
Слонялась без дела жена управляющего, а сам Ким Пхан Суль, с выражением беспокойства на лице, наблюдал за своим полоумным сыном Кэ Донгом: он собирал камни у изгороди и швырял их в сторону кладовых. Учуяв отсутствие людей, пара мышей перебежала двор наискосок и безбоязненно остановилась возле старушки.
«Эх, мыши, мыши… — пробормотала бабушка Каннан. — Я старая и больная… И вы смотрите на меня с презрением…»
Она выглядела как иссохшее тутовое дерево: кожа да кости, редкие неухоженные волосы сбились в космы и свисали на лицо и плечи. В свои семьдесят лет, Каннан выглядела старше вследствии болезней, преследовавших все последние годы. У нее не было детей, на которых могла бы опереться.
А Каннан — было прозвищем. Раньше ее звали собандэк — жена управляющего. Муж, действительно, работал управляющим. Но они состарились, на смену мужу пришел молодой Ким. Теперь старика стали звать Ба У, а ее — бабушка Каннан. В прошлом году слуги опасались, что им придется похоронить обоих, но по странной случайности старушка Каннан пережила холодную зиму и потихоньку оправилась.
«Времена года неизменно сменяют друг друга. Зима уходит, приходит весна, и деревья распускают почки. Но есть ли в природе более быстротечное, чем человеческая жизнь?.. — размышляла старушка Каннан. — Противный старик!.. Ушел первым, а не подумал, что будет со мной. А ведь говорил же, что переживет меня… Семьдесят лет пронеслись как один миг… Прошлое вспоминается, как если бы это было вчера. Кажется, еще недавно я сопровождала молодую госпожу Юн в храм Пекрён… А теперь и госпожа постарела. Но для меня она всегда останется молодой и красивой как цветок вишни…»
Мальчик Кэ Донг перелез через забор, и, не заметив старушки, побежал в сторону заднего двора, поддерживая руками спадающие штаны. Каннан рассеяно посмотрела ему вслед, встала, опираясь на палку, заковыляла по двору. Она вышла за ворота, огляделась и двинулась вниз по склону, но потеряв равновесие, уронила палку и плюхнулась на землю. «Догораю, точно рисовая солома… — досадовала она на себя. — Ох, как не хватает воздуха…»
Вдалеке, в поле цветущего омежника виднелись фигуры деревенских женщин. Старушка представила себя вместе с ними, и почти явственно ощущала, как листья омежника щекотали ее голые икры. Ах, как нежны и ароматны листья омежника! Каннан взгрустнула, вспомнив, что ее муж очень любил суп из листьев весеннего омежника. Она нащупала палку и с усилием поднялась. И продолжила путь. Позади послышался шум копыт и звон колокольчика — это был вол, тащивший перевернутый плуг. Вола за поводья держал Чиль Сон. Он истошно заорал:
— Посторонись! А-ну, остерегись!
Старушке еле хватило сил переместиться на обочину.
— Эй, осторожно!.. Так это вы, бабушка Каннан?!
— Я… — неслышно прошамкала Каннан.
— А я думаю, кто это… Сидели бы дома… Вам же приносят еду. Что вы здесь делаете?
— Соскучилась по людям, вот и вышла, — произнесла она с трудом. — А ты, значит, пахать собрался?
— Ага, — парень придержал вола.
Рассмотрев поближе Чиль Сона, старушка спросила:
— Так это твой вол?
— Если бы так, — ответил парень. — Если бы моя мать работала в хозяйстве господина Чхве, то, возможно, у нас был бы такой вол. Этот вол Ён И.
— Ён И, говоришь?..
— Как вы чувствуете себя, бабушка Каннан?
— Как чувствую?.. Было бы проще уйти на небо.
— Ну, скажете тоже…
— Когда живешь слишком долго, это грех.
Чиль Сон ударил вола по крупу, трогая его с места. Животное промычало и покосилось на человека, будто говоря, что тот не является хозяином, чтобы им понукать, но поспешило дальше. Чиль Сон вспомнил, как мальчишкой залез в огород чхампана и своровал дыню, за что был наказан дедушкой Ба У. Еще он вспомнил слова подвыпитого Ён И, сказанные однажды, что, мол, старикам следует умирать до того, как их настигнет немощь. Будто он сам никогда не постареет.
А вокруг всё казалось безмятежным: крестьяне, работающие в поле, лодки, плывущие по реке, корова с теленком на лугу и даже облака в небе, похожие на взбитый хлопок… И был великий смысл в том, что люди и природа жили в мире и гармонии.
Старушка Каннан, наконец, дошла до дома Ду Ман Не, и прежде чем войти в калитку, прислонилась к плетню, чтобы перевести дух. Выбежала с лаем собака, но увидев безобидную старушку, ретировалась. Двор огораживали деревья и густые лианы хмеля, за ними слышался звук крутящихся жерновов.
Старушка, покашливая, вошла во двор. Ду Ман Не стояла за кустами леспедецы, где вдоль забора толпились разных размеров горшки с соевой пастой и соусом, и крутила ручку жерновов. Завидя нежданную гостью, она всплеснула руками:
— Тетушка?!. О, небо! Что вас сюда привело?!
Женщина подхватила старушку под локоть, помогла ей дойти до веранды и усадила там.
— Я намеревалась на днях навестить вас. Что с вами произошло?
— Голова кружится… Дай отдышаться… Что поделываешь?
— Перемалываю горсть риса, чтобы приготовить отвар маме.
— Тяжелая работа.
— Да нет, тетушка.
— А где твой муж?
— В поле. Сейчас там самый разгар работ.
— А дети?
— Пошли за дровами.
— Сон И тоже?
— Нет, она понесла обед отцу.
— Дети, что и родители — толковые. В этом доме всегда всё будет хорошо.
— Как же вы решились идти сюда? — сокрушалась всё Ду Ман Не.
— Когда лежишь, и ночи, и дни становятся длиннее,
— сказала старушка.
— Но то, что вы встали, это хорошо.
— Моя жизнь, что сгоревшая соломинка. А как чувствует себя моя сестра?
— По-старому, — сказала Ду Ман Не, и, открыв дверь веранды, позвала громко: — Мама! Мама! К нам пришла тетушка!
— Что-что?! — донеслось из комнаты. — Дождь идет?
— Свекровь Ду Ман Не была туга на ухо.
— Да нет! Я говорю: тетушка пришла!
Ду Ман Не помогла Каннан пройти в дом. В полумраке помещения в постели лежала старая женщина, сестра старушки Каннан. Усадив гостью подле, Ду Ман Не поспешила наружу, сказав:
— Я сейчас приготовлю отвар.
— Девочка моя, не стоит беспокоиться обо мне, — сказала Каннан. И взглянула на лежащую. Но та не узнавала ее, моргая подслеповатыми глазами.
— Сестра! — попыталась позвать как можно громче гостья. — Это я — Каннан!
— А?..
— У тебя такая заботливая невестка и внуки… Ты знаешь это?..
— Лю-ю-ди ж-ждут дождя… Пр-р-ошлое лето б-было зас-с-сушливое… В с-с-соседней д-деревне ПхЁн И п-повредил с-с-спину…
— О чем ты говоришь, сестра?! Когда это было?! Разве не прошло с той поры больше тридцати лет?!. Но у тебя хорошая память… поневоле вспомнишь о днях минувших. Даже потеряв рассудок, ты не забыла своего старика. О, Будда! Будь милостив ко всем нам!.. — старушка Каннан закрыла глаза, перешла на молитву. Причитала до тех пор, пока не появилась Ду Ман Не, внесшая в комнату обеденный низкий столик с двумя мисками каши.
— Ну, что же ты, милая, не стоило беспокоиться, — сказала Каннан.
— Ешьте, пока горячая, — сказала Ду Ман Не. На лбу ее выступили капельки пота, а в волосах застряли серые хлопья пепла.
От плошек шел вкусный запах, рисовый отвар был приправлен семенами кунжута и зеленью. Каннан невольно потянулась за угощением. А Ду Ман Не, обняв свекровь, приподняла, усадила, затем, точно ребенка, стала кормить ее ложкой. У старой женщины, выжившей из ума, был на удивление отменный аппетит, она начисто опустошила миску, после чего улеглась на место.
А Каннан сьела каши лишь несколько ложек.
— Вы такую малость не одолели, тетушка? Чтобы были силы, надо есть…
— Не волнуйся, дома я не ем и этого.
— Мне бы хотелось почаще приходить к вам, тетушка, но не получается. Сам Воль и Бон Сун Не так заботятся о вас.
— Не беспокойся. Разве можешь ты поспевать везде? У тебя своих дел хватает. Что касается Сам Воль и Бон Сун Не, они так хвалили тебя.
— Ну, что вы, тетушка… — застенчиво улыбнулась Ду Ман Не и платочком вытерла со рта свекрови прилипшую кашу. Затем она вынесла столик. В это время во дворе опять залаяла собака. Ду Ман Не отчитывала кого-то: «Ненормальная девка! Зачем же ты бьешь собаку?!» Спустя минуту-другую шум стих, и она вошла в комнату.
— Что случилось? — спросила ее Каннан.
— Это До Чхуль, — ответила женщина. — Долго ее не было. А тут появилась и на собаку с палкой накинулась.
— Чего это с ней?
— У таких, говорят, с наступлением весны болезнь обостряется.
— Так и есть.
— Да ну ее, сумасшедшую… Кстати, тетушка, — хозяйка дома нахмурилась. — Не так давно Кан Чхон Дэк уехала к родителям.
— Да? — удивилась старушка Каннан. — Отчего же?
— Из-за Воль Сон.
— Из-за той девочки, что открыла в городе таверну? — Да.
— Что, Ён И с ней связался?.. Бедная Чхон Дэк… Она унаследовала все материнские качества, я думала — она будет жить хорошо. Какая же несчастная…
— Ей бы смириться с судьбой, — сказала Ду Ман Не.
— Мать Ён И не хотела их свадьбы, — сказала старушка Каннан. — Она даже отказывалась от еды и питья… Так, значит, Кан Чхон Дэк оставила Ён И?
— Она сказала ему, что жить с ним не будет, собрала узел и хлопнула дверью. Несносный у нее характер, надо сказать… А родители взяли, да отправили ее обратно. Велели терпеть, раз уж вышла замуж.
— Выходит, вернулась?
— Ага… Что самое интересное… Кан Чхон Дэк, возращаясь, на перевале встретила случайно, кого вы думаете… Ку Чхона.
— Ба!.. — от удивления Каннан едва не подпрыгнула на месте, ее мутные глаза широко раскрылись.
— Это было в Канчхоне, что на землях Хамян. Недалеко от горы Чирисан. Вот где она его встретила.
— Как он выглядел? — Каннан оживилась, подсела к Ду Ман Не ближе, сцепила вместе руки, костлявые точно грабли, во все глаза уставилась на женщину, как если бы это Ду Ман Не самолично встретила батрака Ку Чхона.
— Он нес молодую госпожу на спине, вероятно, она была больна. Оба выглядели, как последние нищие.
— Надо же!..
— Кан Чхон Дэк лица госпожи не видела, оно было прикрыто одеждой. Да они раньше никогда не встречались. А вот с Ку Чхоном они знакомы, но тот сделал вид, что не узнал ее и прошел мимо.
— Вот же… а что он мог сделать? — на глазах старушки выступили слезы.
— При виде Ку Чхона, несущего на спине молодую госпожу, Кан Чхон Дэк плакала.
— Воистину непредсказуемы пути человека…
— Кто бы мог подумать, что госпожа, молодая женщина из знатного семейства, родившая ребенка, закончит нищей…
— У меня закружилась голова. Мне бы прилечь…
— Ложитесь… — Ду Ман Не уложила старушку рядом со своей свекровью.
— Последние нищие… — бормотала Каннан. — А от родителей молодой госпожи не было известий?
— Да им, наверное, ничего не сообщали. Но даже если такая новость дошла до Сеула, что они могут сделать?
— Но они ведь из знатных, верно?
— Вроде бы да… Интеллигентные, со строгими семейными традициями. Но озаботятся ли они в нынешней ситуации о судьбе своей дочери?
— Правда ли, что между молодой госпожой и покойной женой господина Чхве была родственная связь?
— Это не так.
— Но почему оба брака были с женщинами из сеульских семей?
— Потому что родная бабушка господина Чхве была из столицы. Она с самого начала готовила невестку для внука из своего ближайшего окружения.
— Как бы там ни было, а господину следует поторопиться со следующей женитьбой. Ему нужен наследник.
— Гм…
— Большое хозяйство требует больших усилий… Кому янбан передаст владения?.. Как бы не было поздно… Если бы Чхве женился заново сейчас, то он мог бы родить сына. Но что поделаешь, их семью преследует какая-то кара…
Со двора послышался шум, появилась Сон И, выглядевшая вполне зрелой в свои тринадцать лет. Она положила на пол веранды узелок, заглянула в комнату:
— Мама, я вернулась! — Она заметила Каннан и широко улыбнулась, обнажив белые зубки. — Ах, бабушка, вы пришли!
— Да, моя хорошая, — отозвалась старушка, лежа на подушках. — А ты, я вижу, все больше на свою мать похожей становишься.
— Как ваше здоровье, бабушка?
— Терпимо… Вот, пришла вас повидать, да только притомилась.
— Как папа? — спросила Ду Ман Не дочь. — Обед ему понравился?
— Да, почти все съел.
— Каша, наверное, остыла, пока дошла?
— Нет, не совсем.
— Ну, пойди на кухню, приберись. Я там замочила ячмень, посмотри.
— Хорошо, мама, — ответила девочка и удалилась.
Ду Ман Не помогла свекрови помочиться в горшок, затем вынесла горшок, вернулась. А старушка Каннан присела, проговорила тихо, будто невпопад:
— Если помещик собрал осенью десять тысяч мешков зерна, значит, он имеет десять тысяч беспокойств, а если вырастил всего тысячу мешков, следовательно, у него только тысяча беспокойств… А у меня было беспокойство — дойду ли я нынче до тебя?.. Девочка моя, я хотела обсудить с тобой кое-что…
— Да, тетушка, — отозвалась Ду Ман Не, усаживаясь подле.
— Я о твоем втором сыне…
Ду Ман Не встревожено уставилась в глаза старушки. Та, подслеповато поморгав, продолжила:
— Мы люди простые и недостойны затрагивать больную тему о приемных детях… Мой покойный муж наказывал никогда не говорить об этом… Но я должна.
— Вы имеете ввиду Ён Мана? — спросила Ду Ман Не.
— Да. Я бы хотела, чтобы он позаботился о моем имени, когда я уйду… Неправильно, когда обряды в дни поминовения предкам делаются лишь потомками по материнской линии… Но разве мы с тобой, девочка, не из одной родственной семьи Кимов?
— Да, это так, тетушка.
— До сих пор я могла хотя бы чашку с водой поставить на могиле ушедших родных. Но когда мои глаза закроются, душа моя захочет испить водички, кто же мне поможет?.. Молодая госпожа, помню, говорила, что поручится за нас с мужем в монастыре, если не будет у нас никаких родственников… Вот я и хотела об этом поговорить с тобой.
— Да, конечно, тетушка.
— Дед твоего мужа и мой свёкор были троюродными братьями, следовательно, мы не такие уж дальние родственники.
— Вы правы.
— Поэтому я не вижу ничего предосудительного, если твой приемный сын поставит чашку с водой на моей могиле.
Ду Ман Не молчала, ее одолевали противоречивые чувства. Сказанное старушкой не было пустяком, который мог решаться одной лишь искренностью и заботой о близких. В каждой семье почтение к усопшим было делом святым. Но как можно обязать приемного сына к исполнению долга, если ему, по существующему закону, ничего не достанется по наследству? Если бы он однажды вступил в свои права, то поклонение предкам стало бы железным правилом, в противном случае, семью в дальнейшем постигли бы одни неудачи.
Ду Ман Не была в затруднительном положении.
— Моя просьба не пуста, — сказала Каннан слабым хрипящим голосом. — Я обращусь с просьбой к госпоже Юн, чтобы она выделила вам клочок земли для возделывания риса.
Ду Ман Не от неожиданности тотчас раскраснелась: о таком они с мужем не могли мечтать даже во сне.
— Это для меня не просто… Но я попрошу госпожу. Думаю, она отнесется к моей просьбе с пониманием.
— Тетушка…
— Надеюсь, скоро все решится…
— Тетушка, я не нахожу слов… Я непременно расскажу обо всём мужу.
— Поделись… Я потратила столько сил, чтобы придти сюда… Как грустно, когда нет детей…
— Тетушка, я вам очень благодарна… — смущенная и одновременно возбужденная Ду Ман Не застыла в одном положении, сложив на груди руки.
— А теперь мне пора. Только не знаю, дойду ли…
— Не беспокойтесь, тетушка, я отнесу вас на спине.
— Сможешь?
— Конечно.
Во дворе девочка толкла ячмень в ступе, зажав в руке пестик. Полы ее короткой черной юбки шевелил ветерок. Когда Сон И поднимала руку с пестиком вверх, то невольно вставала на цыпочки, при этом казалось, что она сама словно отрывается от земли и поднимается к небу.
— Бабушка, вы уходите?! — окликнула она, заметив, как мать со старушкой на спине выходит из веранды.
— Пора, моя деточка, засиделась у вас, — отозвалась Каннан.
— Я скоро, — сказала дочери Ду Ман Не, направляясь к калитке.
— До свиданья, бабушка!
— До свиданья, милая!
Ду Ман Не шла неспешно по дороге, нести старушку ей было совсем легко, она почти не ощущала тяжести: шагая, думала о своём, а еще о том, как было бы замечательно иметь собственный участок земли.