Весну бабушка Каннан прожила более не менее сносно, а наступление лета она восприняла даже с большим подъемом и чаще вставала с постели. Она твердила, что без ходьбы ее колени совсем окостенеют. Вот и сейчас старушка меряла двор семенящимися шагами. Неподалеку, на пороге сарая сидел До Ри, чинил деревянную рукоять серпа. Он, улыбаясь, бросил старушке:

— Бабушка, хорошо, что ты зиму пережила! А то знаешь, как тяжело в холод копать могилу. Я точно сломал бы пару мотыг и лопату. Так, что, живи долго, пока я не женюсь, и у меня не родится сын!

— Вот негодник! Смеяться надо мной вздумал?! — Каннан незлобиво растянула свой старческий рот в улыбке.

— Хочешь помереть раньше времени? Тогда мне до седых волос не жениться, что ли?

— Успокойся! — крикнул ему, проходящий мимо Бок И, выпрямил сутулые плечи и спину, и сказал старушке: Бывайте в здравии сколько вам заблагорассудится. А этот балабол До Ри все равно никогда не женится. Просто представить не могу, что у него родится первенец.

— Ты что такое говоришь? — по-настоящему рассердилась старушка. — К чему мне долго жить? Зачем мне доживать до маразма?

— И то правда, бабушка, — заметил батрак Сам Су, появившийся позади Бок И. — Если соберетесь уходить, то сделайте это на третьем или девятом лунном месяце. А то, знаете, зимой холодно, а летом — жарко.

— Не беспокойся, я поступлю как надо, — сказала Каннан. — Я заранее позабочусь, чтобы тебя, мерзавца, не было на моих похоронах. Я ему сопли утирала, растила, как собственного сына, а он, негодник, такое говорит! Неблагодарный! Не зря говорят, не делай добра и не получишь зла.

Между тем, До Ри, приладив рукоять, рассматривал лезвие серпа и ворчал:

— Должно быть, этот мальчишка Киль Сан опять брал серп и затупил его.

Бок И придержал шаг, усмехнулся, глядя на До Ри и сказал старушке:

— Не слушайте никого, бабушка, живите долго. Ещё погуляете на моей свадьбе и увидите рождение моих детей. А я уже решил, что их будет пятеро.

— Вы поглядите на этого нахала! — прокричал До Ри. — Ты думаешь, что госпожа женит тебя раньше, чем меня? Ничего подобного!

— Прекратите болтовню! — бросила незлобиво Каннан. — Что у вас, дел нет? Обо мне не беспокойтесь, моё время — уже прошло. А вы — молоды. Каждый из вас женится в свой черед. Вы отправитесь в родительский дом своих суженных и, как положено, на спинах вынесете невест.

— Ваша правда, бабушка, — согласился Бок И, закидывая на плечо корзину. — Да только девушек в нашей деревне что-то не видать.

До Ри уже закончил чинить серп и вышел из сарая, водрузив на спину чигэ — специальные носилки для переноски груза с ремнями, надевающимися на плечи. Он крикнул старушке:

— Бабушка, а что означает пословица «Мертвый министр не так хорош как живая собака»?

Каннан пропустила его слова мимо ушей, проворчала:

— Молодежь не ведает, что творит, разбрасывает драгоценное зерно… Не боится небес?.. О-о-ох, моя спина… — старушка поднялась, держа в руке деревянный черпак, поплелась к сараю, там положила черпак на край каменой ступы. — Ночи длинные и дни тоже длинные… О-о-ох… — Она уже забыла обидные слова Сам Су, а помнила лишь доброе к ней отношение молодых батраков До Ри и Бок И. — О, великий Будда Амитабхе! Дай мне погрузиться в сон, в нирвану!

Старуха чувствовала дыхание наступающего лета. С радостью и тревожным трепетом она ощущала, как расцветает окружающий мир, как лучи солнца с каждым днем становятся всё горячей. В воздухе носились рои пчел, пробудившиеся ото сна, пели птицы, на полях зеленели всходы. А дикая конопля доходила уже до колена. Совсем скоро начнется сбор тутовых листьев для шелкопряда. Хотя женщины и сейчас не сидят без дела, ткут на станках полотна. И не за горами обмолот молодого ячменя. Как весело зреет на солнце ячмень! До чего же сладок вкус первого ячменя!.. Вот только бы еще дождь пошел! Он так нужен сейчас полям!..

Бабушка Каннан направилась в сторону флигеля. Весь двор был усеян опавшими лепестками роз. На полу террасы сидела госпожа Юн, одетая в юбку и шелковую блузку, и с безучастным видом смотрела пред собой. У нее был уставший, нездоровый цвет лица. Каннан, не замечая госпожу, прошла к пруду, там уселась на корточки, стала выдирать траву, бормоча под нос: «Без хозяина хорошо растет лишь сорная трава…» — Она взглянула на разросшийся куст шиповника, кивнула одобрительно. И, передвигаясь на корточках, продолжала полоть траву узловатыми руками. — До чего красивы пышные цветы, они расцветают один за другим, им неведомо… что хозяева скоро совсем обнищают… Можно пренебречь гороскопом, но нельзя обмануть судьбу.. Вот же, проклятый муравей… — Ухватила пальцами муравья на дряблой шее, поднесла к глазам, кинула в сторону. — Что же ты меня кусаешь? У меня ведь никаких соков не осталось, иссохла я точно минтай на солнце… Ох, травы-то сколько…

Госпожа Юн молча наблюдала за старушкой с веранды. Затем она открыла окно и окликнула её:

— Бабушка! Я вижу, ты чувствуешь себя получше?

— А? — Каннан, услышав знакомый голос, встрепенулась и поспешила подняться. — Да, госпожа, благодаря вашей милости… Хотя, разумней было бы уйти.

— Да что ты? Живи долго.

— Я свое прожила.

— Кто знает. Может, еще меня переживешь.

— Не говорите так.

— Разве смерть выбирает только старых?..

— Да уж… — старуха вздохнула, блеклые глаза ее повлажнели. Ведь хозяйка дома впервые за все время заговорила с ней с такой теплотой. И даже ей показалось — она немного приоткрыла свою душу. — Вы так добры, госпожа… Не понимаю поступок молодой госпожи, жены господина… Она теперь сделалась совсем нищей…

Госпожа Юн посмотрела на небо, сказала:

— Опять пошли засушливые дни.

— Хорошо бы — хлынул дождь, — согласилась старушка.

— На всё воля Божья.

— И то, правда, госпожа.

— Я вот беседовала с Кимом, управляющим… И подумала, что твое имя не нужно включать в тот монастырский список… А что касается жены Ли Пхён И, хорошего ли она поведения?

— Да, госпожа. Она прилежна и опрятна. А еще очень почтительна к родителям мужа.

— Сколько у них детей?

— Трое. Два мальчика и девочка.

— Не много.

— Мне стыдно за себя. Я состарилась бездетной, и теперь вынуждена опираться на вас. Это большой грех.

— Что ты, не бери в голову, — госпожа Юн спустилась с террасы во двор и направилась к воротам. От ее статной высокой фигуры веяло величием. А Каннан, проводив ее взглядом, вновь продолжила полоть траву у пруда. И приговаривала, обратя лицо к небу: «О, мой супруг, внемли моим словам! Госпожа не отвергла мою просьбу, она не внесет мое имя в монастырский список… Хотя мы с тобой не произвели на свет детей, будет кому поставить на наш алтарь плошку воды и совершить обряд поминовения… Госпожа позаботится. Это будет, наверное, Ён Ман… Слышишь, муж?… Теперь я могу спокойно закрыть глаза и уйти…» — Старуха привстала. Пред ее взором внезапно открылась светлая картина — широкое зеленое рисовое поле волнами колыхалось на ветру.

В это время её позвали:

— Бабушка! — Это появилась во дворе Со Хи, она сидела на спине Сам Воль и была не в духе.

— Почему ты полешь траву? — спросила девочка. — Пусть это делает До Ри!

— Дитя моё, что толку в праздности? — возразила старушка с улыбкой. — Да и какой от меня прок? Я лишь траву подергать хочу в такую хорошую погоду.

— Опусти меня, — заерзала на спине Сам Воль девочка.

— Слушаюсь, юная леди.

Очутившись на земле, Со Хи подбежала к старушке, села подле нее на корточки.

— А тебе не тяжело дергать траву? — спросила она.

— Нет, деточка, — ответила Каннан и обернулась к Сам Воль. — А где Бон Сун?

— Она пошла к матери.

— Я слышала, что её дядя умер.

— Да. Из-за похорон они вернутся только спустя несколько дней, поэтому мне всё это время надо быть рядом с юной госпожой.

— Бабушка, ты пыхтишь, потому что ты старая? — спросила Со Хи.

— Да, дитя моё, потому что старая.

— И волосы твои белые тоже от старости?

— Да, они поседели. А были раньше черные.

— Бон Сун называет тебя сгорбленной старухой.

— Верно. Я и есть сгорбленная старуха.

Каннан и Сам Воль рассмеялись. А Со Хи заскучала, отошла к шиповнику и стала собирать опавшие листья в подол платья.

— Кажется, что в последнее время она немного забылась, — сказала старушка.

— Ага, — согласилась Сам Воль. — Но когда остается одна — всегда грустит.

— Бедная девочка. Сейчас у неё тот самый возраст, когда сильно нуждаешься в матери… Скажи-ка, Сам Воль, сезон чистоуста уже прошел?

— Да. Но, наверное, в горах его еще можно встретить. А что?

— Просто представила жареные молодые побеги чистоуста. И очень захотелось попробовать. Как почувствую себя лучше, так хочется поесть что-то особенное.

— На днях я собиралась пойти за побегами бамбука. Заодно поищу и чистоуст.

— Мне пойти с тобой?

— Вы хотите? А может, сейчас и пойдем?

— А что? До холмов рукой подать. Если не двигаться, то ноги совсем одеревенеют.

— Ну, что ж… Мы возьмем с собой юную госпожу и с передышками дойдем до места. Барышня! Пойдемте с нами на гору собирать чистоуст!

Сам Воль утерла нос Со Хи подолом свего платья и взяла ее за руку.

Они шли мимо дома управляющего Ким Пхан Суля, где у плетня Киль Сан и Кэ Донг играли в чегичхаги — подбрасывали ногами взлохмаченную тряпицу, в которую были завернуты пара монет. Неподалеку в огороде возилась младшая сестра Кэ Донга На Ми. Старушка Каннан взглянула на мальчишек, заметила ворчливо:

— Какие глупые у них игры… Вроде уже не дети.

— Ва-ва-ва-у-у-у-у! — подразнил старушку слабоумный Кэ Донг, с уголков его рта стекала слюна.

— Я тебе подразню!.. — старуха нарочито пригрозила тому палкой. А проходя к огородам, спросила у На Ми: — Как поживает твоя сестра? У неё достаточно ли молока, чтобы кормить младенца?

— Да, бабушка, всё хорошо, — ответила На Ми, пропалывая грядку с зеленой редькой.

— Вот и славно, — кивнула старушка, следуя за Сам Воль и Со Хи.

Они миновали огороды и стали подниматься на холм. Сам Воль обернулась к старушке, сказала:

— Теперь, когда управляющий и его жена дождались первого внука, они, наконец, остепенятся. Верней, она.

— Есть пословица «Нельзя отдать свои привычки собаке», — сказала Каннан. — Человека переделать невозможно.

— И как же такой благовоспитанный управляющий Ким встретил столь несносную сварливую жену? Не зря говорят, что если женщина встретит не того мужчину, то это недоразумение, а если мужчина встретил не ту женщину, то это — беда.

Каннан на это промолчала, думала свою думу, неспешно передвигая свои негнущиеся ноги.

— Кстати, бабушка, хотела спросить вас о госте из Сеула.

— Да?

— Он, правда, такой смешной, как рассказывает Кви Нё?

— Гм… что ты имеешь ввиду?

— Что такой чистоплотный, просто ужас… Заставил Киль Сана вычистить свою одежду и шляпу, чтобы ни пылинки на них не было, будто они царские сокровища какие… Это правда?

— Этот родственник хозяина, должно быть, аккуратен и щепетилен, как женщина.

— Тетушка Бон Сун Не дала ему одежду переодеться, так он попросил у неё ещё один комплект. Видно, собрался гостить у янбана Чхве долго.

Вскоре путники оказались в лесу, воздух сразу переменился, сделался прохладным и влажным. Сверху, сквозь зеленую листву, сочились лучи солнца. Из-за густых зарослей дикого винограда доносилось журчанье ручья. Взлетела с ветви, встревоженная появлением людей, какая-то птица, шумно взмахивая крыльями, вспугнув тем самым Со Хи.

— Возьми девочку на спину, здесь могут быть змеи, — сказала Каннан. Сам Воль тотчас повиновалась. Устроившись на спине женщины и ухватив ее за шею, Со Хи спросила:

— Я помню, как Бон Сун приносила мне ягоды… Она собирала их здесь?

— Дикая малина, — ответила Сам Воль. — Она поспеет чуть позже.

— Сколько ночей должно пройти, чтобы малина поспела?

— Около месяца. Не раньше, чем начнут убирать ячмень. Тридцать дней.

— Это меньше, чем возраст моей бабушки, да?

— Конечно.

— Малина была такая вкусная…

— Скорей кислая и не сладкая. По сравнению с малиной, тянучка из патоки вкусней, а еще лучше — мёд.

— Нет, малина лучше, малина лучше! — приговаривала капризно Со Хи и стучала кулачками по спине Сам Воль.

— Ну, хорошо, пусть будет по-вашему, юная леди. Малина — вкусная ягода.

— Так то…

Сам Воль с девочкой на спине шла, чуть поотстав, а старушка Каннан, ковылявшая впереди, вдруг остановилась, — но не ради передышки — подслеповатые глаза её разглядели впереди зайца! Такого ещё не бывало в её жизни, чтобы заяц подошел так близко! Живой серый заяц сидел в каких-то пяти шагах под сосной и что-то ел. Для животного, могло статься, тоже было неожиданностью встретиться воочию с человеком, он не убежал, а лишь сидел и хлопал огромными глазами. Каннан тихонько присела, и положив палку подле себя, вытянула вперед обе руки и позвала:

«Зайчик, зайчик, подойди ко мне… Ну, подойди, не бойся…»

Заяц, услышав человеческую речь, насторожился, прыгнул в кусты и скрылся.

«Ну, вот, убежал…»

— Ох, бабушка!.. О-о-ох… — Сам Воль рассмеялась, согнувшись, с трудом придерживая на спине девочку. — Ты разговаривала с зайцем!.. О-о-ох!.. Как ты ему говорила? — Подойди ко мне — И он бы послушался, подошел, да?.. О-о-о, бабушка…

— Я, знаешь ли, растерялась. Что тут смешного? — Каннан тоже рассмеялась от души, и чтобы не свалиться набок, оперлась руками о землю.

— Вы видели зайчика? Куда он убежал? — Со Хи пыталась слезть со спины женщины.

— Да, юная леди, заяц. Он был тут и убежал.

— Я хочу его видеть!

— Он убежал далеко в горы. Его нам не поймать.

В это время позади послышался шум и появился запыхавшийся мальчик Киль Сан. Он пришел очень кстати, потому что дальше углубляться в лес путникам было незачем.

— Киль Сан! Здесь был заяц! Но бабушка вспугнула его и он убежал! Убежал! А я так хотела его увидеть!.. — Со Хи от досады всхлипнула.

Киль Сан не знал, в чем дело, но услышав приключившуюся историю от Сам Воль, заверил девочку:

— Я поймаю вам зайца, госпожа. Поставлю ловушку и поймаю.

— Ну, вот и хорошо, — сказала Сам Воль.

— Плохая старуха, из-за тебя убежал заяц! — всё не унималась Со Хи.

— Как же быть? Вот беда… — Каннан совсем растерялась.

— Из-за тебя, из-за тебя!..

— Перестаньте, юная леди, а то прибежит лиса.

— Не боюсь я вашу лису! Нехорошие вы!.. Хочу домой! Я всё расскажу Бон Сун Не!.. — девочка перестала капризничать и кулачками утерла глаза. Действительно, Со Хи была по-настоящему привязана именно к Бон Сун Не, только портниха могла успокоить её в тяжелую минуту, девочка прижималась к груди женщины, ей становилось сразу тепло и уютно, она тотчас успокаивалась, ведь от портнихи пахло как от матери.

— Правильно, госпожа! Давайте-ка, отправимся домой, — Киль Сан присел, подставляя спину девочке.

— Не люблю я тебя, бабушка! И тебя не люблю, Сам Воль!.. — сердито выговаривая, Со Хи влезла на спину мальчика.

Когда они исчезли из виду, старушка подобрала палку, поднялась.

— Бедная девочка, так скучает по матери.

— Хорошо, что есть Бон Сун Не, — сказала Сам Воль.

— Да, она очень душевный человек.

Между тем Киль Сан с девочкой на спине спускался по лесной тропинке.

— Ты, правда, поймаешь зайчика? — спросила Со Хи.

— Ага, с помощью силков, — ответил Киль Сан.

— А чем питается заяц?

— Разным. Травой, корой деревьев, ягодами.

— А вареный рис он ест?

— Нет.

— А рисовый хлебец?

— Тоже.

— Однажды я видела, как мама дает птицам пшеницу.

— Птицам, говорите?

— Ага, они залетали к нам во двор.

Мальчик с девочкой на спине вышел из леса к павильону Дансан.

— Скажите, госпожа, на что сейчас похожи те облака?

— Облака?

— Ну да, вон, клубятся в небе.

— Гм…

— Вон, прямо над нами облако… Разве оно не похоже на человека, скачущего на лошади?

— Гм… не знаю.

— Как было бы здорово подняться высоко-высоко верхом на воздушном змее… И еще выше, до самой верхушки неба.

— А зачем тебе подниматься так высоко?

— Когда я жил в монастыре, мне монах говорил, что если подняться высоко в небо, то можно добраться до священной горы Сумисан. Там все дома сделаны из драгоценных камней.

— А что такое драгоценные камни?

— Ты же видела, как женщины в праздники надевают на себя всякие бусы, ожерелья, подвески, украшают пальцы кольцами… Всё это и есть драгоценные камни.

— А вон оно что. Знаю. У моей мамы тоже есть разные кольца… с зеленым камнем, желтым камнем, красным… А еще много шпилек для волос… Мама сказала, что всё это она когда-нибудь отдаст мне.

Киль Сан не нашел, что сказать в ответ.

Надо отметить, что в последнее время Со Хи стала вести себя иначе, нежели раньше. Она уже не закатывала прежних сцен, не капризничала, а тосковала по матери сдержанно тихо, уйдя в себя. Глядя на обстановку в доме, на поведение взрослых, она своим детским сознанием стала понимать, что вокруг происходит что-то не то, и что тема матери стала до предела болезненной в семье, и оттого ей, Со Хи, следует вести себя по-другому. Хотя, всё же, её часто охватывала волна неудержимой тоски, и тогда она забивалась в угол и тихо лила слезы. В такие минуты ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь оказался рядом, поговорил о матери и утешил её. Печаль сделала Со Хи мудрей остальных детей. Она чуть повзрослела.

— Киль Сан, — позвала девочка.

— А? — отозвался мальчик.

Со Хи ничего не ответила, ей просто хотелось услышать его голос. Она прижалась щекой к плечу Киль Сана и закрыла глаза. Затем она посмотрела на облака. Облака-кони мчались за реку к горным вершинам.