Лет шесть назад, когда Чо Джун Ку пришел одалживать деньги у госпожи Юн, он почти ничего не знал о её сыне Чхве Чи Су, кроме того, что тот страдал слабым здоровьем. Но позже он сошелся с ним ближе в Сеуле, куда Чхве Чи Су прибыл в сопровождении своего управляющего Кима. Он показался Чо самоуверенным молодым человеком, с острым взглядом черных глаз, воспитанным вдовой в духе старых провинциальных традиций, он мог позволить себе разные вольности, но мало понимал в окружающей действительности. Но те первые впечатления были ошибочными. Что касается самого Чо Джун Ку, то он намеревался использовать Чхве Чи Су, а точней, его состояние, для собственного процветания. Но всё испортили его неуемная жадность и чрезмерная спешка, которые выдали истинную сущность человека. Хотя, он надеялся, что дело поправимое. И однажды сказал ему следующее:
«Ты только подумай. Все твои предки жили в достатке, но не проявляли особого рвения в службе, кроме прадеда, получившего должность чиновника 4‑го ранга — чхампана. Нынче стать чиновником, в отличие от прежних времен, не так уж сложно. Прозябать на одном месте — удел бедных ученых мужей. Я много общался с иностранными посланниками и кое-чему от них научился. Я умею дергать за нужные нити и достигать цели». Эти его слова молодой янбан Чхве тогда пропустил мимо ушей. И как ни старался впоследствии втянуть его в свою игру, у Чо Джун Ку ничего не выходило. Хотя Чхве Чи Су мог бы ему помочь по-настоящему, поскольку тесно общался с детьми высокопоставленных чиновников, и сам бы достиг желаемой цели, но был равнодушен ко всему. А Чо Джун Ку погряз в невежестве, продолжал выставлять себя в лучшем свете, напускал на себя важность, тешился пустыми разговорами, пил и развлекался в увеселительных заведениях с кисен и прочее, и прочее. Не теряя надежды сблизиться с Чхве, он пытался зазвать его в гости к себе, но всякий раз под разным предлогом тот отказывался. Приезжая в Сеул, Чхве всегда останавливался в гостинице.
Однажды они встретились в столице среди оживленной толпы, и на предложение поговорить, Чхве вдруг сам проявил инициативу и повел родственника в глухой район увеселительных забегаловок и публичных домов, где женщины продавали своё тело без всякой философии и чувства прекрасного.
— Хорошая идея. Похоже, ты здесь чувствуешь себя уверенно. — Сказав это, Чо Джун Ку заразительно рассмеялся. Но позже, брезгливо поморщившись, спросил:
— А куда мы, собственно говоря, пришли?
— А что?
— Разве в такие места должна ступать нога ученого мужа?
— Если хочешь судить о делах государства, ты должен опуститься на самое его дно.
— Давай выбираться отсюда. Отыщем более достойное место для просвещенных бесед.
— Ха! А чем плохо здесь? — Чхве ухватил крепко Чо за руку, втащил в неказистый низкий дом. — Эти мерзавцы, столичные аристократы! Что выдают себя за праведников! Они должны бывать здесь и вдыхать запах плоти проституток, который послаще мускуса.
Чо Джун Ку уставился на Чхве Чи Су со смешанным чувством испуга и удивления. Он, наконец, понял, что глубоко ошибался, считая Чхве самодовольным и гордым отпрыском аристократической вдовы, не понимающим жизни. Чхве предстал пред ним совершенно другим человеком. Из чего следовало, что все его планы рухнули. Весь в расстроенных чувствах, Чо Джун Ку провел ночь в комнате проститутки. Хотя он частенько посещал злачные места, но Чо не был падким до женщин и заботился о чистоте своего тела. И сейчас он бодрствовал, опасаясь, что к нему дотронется лежащая рядом проститутка.
Это не было случайностью. В следующий раз Чхве Чи Су потащил приятеля в портовый городок Инчхон — в самый что ни наесть грязный бордель, где женщины обслуживали китайских торговцев и моряков. Там Чхве повел себя несколько странно, показал приятелю другую сторону своего характера — упрямство — словно этим он пытался сильно досадить Чо Джун Ку. В какой-то мере Чхве добился своего: на душе Чо остался неприятный осадок. Сам же Чхве Чи Су охотно предавался веселью с женщинами, хотя, возможно, в глубине души питал к ним отвращение. Эти плотские удовольствия вряд ли приносили ему удовлетворение. Казалось, что Чхве поступал так помимо своей воли, движимый тайной внутренней борьбой. Его психология поведения с женщинами строилась на глубоком их неприятии, даже ненависти. Вероятно, он подспудно получал удовольствие от их унижения. Со временем Чо Джун Ку начал понимать, что Чхве никогда не любил свою жену, и к своей матери не питал сыновней теплоты.
После полугодового пребывания в Сеуле, здоровье Чхве Чи Су сильно пошатнулось. Он воротился к себе в деревню весь больной, исхудалый, с расшатанной психикой, и только стараниями доктора Муна оставался еще живой. Матери своей, госпоже Юн, Чхве заявил, что потомков у него уже никогда не будет. Эту новость, кроме госпожи Юн, знал еще управляющий Ким Пхан Суль.
Между тем, Чо Джун Ку жил в доме чхампана Чхве уже более двух недель, и, похоже, уезжать не собирался. Правда, по разу он съездил в Сеул и Пусан. Из Пусана он вернулся с белой летней шляпой на аккуратно постриженной голове.
Прошло еще полмесяца.
Чо Джун Ку ожидал смены настроения у хозяина дома, и в такие благоприятные минуты он садился играть с ним в бадук — корейские многоклеточные шашки — или вел беседы о происходящем в стране. Угождая Чхве, Чо Джун Ку отдавал себе отчет в том, что так долго продолжаться не может. Всякий раз, подбивая того на разговоры о политике и прочих текучих делах страны, он, Чо Джун Ку, пытался смести преграды, стоящие между ними. Но всё было напрасно. Чхве всё больше уходил в себя, отмалчивался, что невыносимо угнетало Джун Ку. А когда Чхве молчал, лучше было к нему не подходить: бледное лицо того становилось каменным, а на лбу вздувались синие вены. И тогда Чо Джун Ку, предоставленный самому себе, шел на площадку, чтобы упражняться в стрельбе из лука или отправлялся в деревню, гуляя по деревне, Джун Ку думал о том, что планам его не суждено сбыться из-за слабости необдуманных шагов, неумелом подходе к Чхве Чи Су. С деревенскими Чо Джун Ку старался быть великодушным, первым всегда заговаривал с крестьянами, рассказывал им городские новости, отвечал на интересующие вопросы, охотно принимал от них чарку домашнего вина, пренебрегая заведенной чистоплотностью. Деревенские жители, которых поначалу смущала европейская одежда заезжего гостя, теперь относились к нему более доверчиво, главным образом из-за его спокойных и не заносчивых речей. А еще потому, что Чо Джун Ку стал появляться на людях исключительно в корейском платье — халате с широкими рукавами и шароварах, сшитых портнихой Бон Сун Не. Когда же янбане были так любезны с простыми крестьянами? Без сомнения, Чо производил на деревенских впечатление городского аристократа, чрезвычайно воспитанного, который не кичится своим происхождением. А людям свойственно почитать знатность. Чего нельзя было сказать в отношении Ким Пхён Сана. Тот явно имел в деревне дурную репутацию, не только за пристрастия к картам, но и за свой нескромный характер и заносчивость. Еще пример — Ким Хун Чан — простой люд относился к нему хорошо, но не сказать, чтобы уважал. Хун Чан, будучи янбаном, жил наравне с крестьянами, работал в поле, обитал в обычном доме, питался скромно. И не имел ни одного слуги.
Совсем другое дело — Чхве Чи Су. Деревенские почитали его как небожителя. В их понимании Чхве был недосягаем, и являл собой кормильца и милостивого помещика.
Что касается Чо Джун Ку, он продолжал общаться с крестьянами. Его манеры и внешний вид настоящего аристократа притягивали внимание простых людей. Он много и интересно рассказывал им о происходящем в мире, доходчиво, понятно объяснял о положении дел в стране, о своих связях с высокопоставленными чиновниками. Всего этого было достаточно, чтобы пробудить в крестьянах уважение. Дошло до того, что Чо Джун Ку принялся критиковать себе подобных же янбанов за беспечную жизнь. Всё это стало поводом для обсуждения.
«Такое и представить нельзя, чтобы приближенный янбана Чхве относился к нам по-простому», — говорил один.
«Неужели мир меняется? Значит, и простолюдин, если он умен и образован, может получить высокий чин от властей?» — вторил другой.
«Есть пословица: чем больше зреет рис, тем больше он склоняет голову. Этот приезжий янбан знает, как обращаться и с детьми, и со взрослыми», — добавлял третий.
«Наличие состояния не гарантирует человеку успех и продвижение по службе. Что толку от твоего богатства, если ты сам — никто. Этот янбан хоть ростом невелик, но выглядит достойно» — соглашался четвертый. Таким образом, мнения крестьян о Чо Джун Ку сложились вполне положительные. Иначе обстояло дело в усадьбе чхампана. Сам Чхве Чи Су и его мать, госпожа Юн, не очень жаловали дальнего родственника, хотя и не показывали виду. А большая часть слуг относилась к столичному гостю плохо.
«Этот родственник хозяина приехал в одном европейском костюме, — заметила однажды портниха Бон Сун Не. — Мне пришлось сшить для него несколько пар сменной одежды… Очень привередлив, в отличие от нашего хозяина… Меняет платье чуть ли не каждый день. А за тканью рами не так просто ухаживать…»
«Он мне с самого начала не понравился, — сказала Сам Воль. — Как увидела его гладкое, точно вылизанная миска, лицо».
«А что тебе его лицо?» — спросила Кви Нё.
«У мужчины лицо должно быть выразительным, грубым и даже суровым, — сказала Сам Воль. — А у него лицо гладкое и белое, как у женщины. И руки нежные».
Тут к разговору присоединились и другие женщины, каждая из них считала долгом сказать свое:
«Похоже, это у него наследственное. А наш господин, хотя он отличается крутым нравом, высок и строен, — в халате с широкими рукавами и в шляпе из конского волоса — любо-дорого смотреть».
«Что бы он ни надел — всё ему к лицу. Так же и госпожа Юн».
«Только жаль: у них в семье нынче не простая обстановка».
«А почему этот Чо не уезжает? Чем он занимался в Сеуле?»
«Похоже, он не может вернуться в столицу, вот и скрывается тут».
«Чужая душа — потемки. Каким бы хорошим ни был человек, он не может всем нравиться».
«Но ведь нашел же он подход к людям… и деревенские дети его любят. И к старикам учтив. А когда говорит, словно бальзам на душу льет. Послушать его, так скоро наступит время, когда люди освободятся от старых предрассудков и в обществе исчезнут понятия «простолюдинов» и «аристократов», все будут равны… Если такое рано или поздно случится, то янбан Чо на редкость проницателен».
Тут в разговор вмешались мужчины.
«Он просто относится к нам как к людям, вот и всё», — подчеркнул Сам Су.
«А чего вы так гостя расхваливаете? — возмутился Бок И. — Он, что, наш хозяин?»
«Ты, придурок, помолчал бы! — напустился на него Сам Су. — С твоими мозгами век тебе быть рабом!»
«А что я такое сказал?»
«Надо радоваться тому обстоятельству, что среди дворян есть люди, которые не заносятся со своим происхождением и богатством, и относятся к простолюдинам как к себе равным. Это надо понимать всем нам, хотя мы — слуги.
«Из-за чего шум? — вмешался в разговор До Ри, проходивший мимо. — Перестаньте ссориться. Вас за километр слышно».
«Я просто пытался объяснить кое-кому, — сказал Сам Су. — Что необходимо различать людей, добрых и злых. Если касаться конкретно приезжего родственника нашего хозяина, то он, несомненно, своим поведением показывает нам, простым людям, своё дружелюбие. Не понимать этого может только тупица. Значит, умом мы слабы. Значит, такое наше наследие мы передадим потомкам… И быть всем нам неудачниками».
«Говоришь — неудачниками?..» — Пак Су Дон сердито посмотрел на Сам Су. Он был старше него лет на десять.
«Я не тебя конкретно имел ввиду, а всех», — с этими словами Сам Су удалился.
* * *
Чхампан Чхве Чи Су отправился в Хвасимри накануне вечером проведать больного учителя Чан Ама и, вероятно, заночевал там. Он не возвратился и на следующий день.
Время клонилось к полудню. Небо заволокло тучами. Казалось, вот-вот пойдет дождь.
Чо Джун Ку скучал в гостиной. На самом деле он не намеревался задерживаться здесь так долго. Его приезд не был продиктован личными мотивами, которые, как полагал хозяин дома, рано или поздно, заставили бы Чо обратиться к госпоже Юн. Нет, он никогда не нарушил бы её покой своими просьбами, даже если ему пришлось бы жить под открытым небом. Просто Чо Джун Ку бежал от досаждающих его кредиторов. И теперь, сидя в одиночестве, он задавался вопросом «Что делать? Куда идти?» Он не ощущал никакой раскованности от отсутствия Чхве Чи Су, наоборот: одиночество тяготило его.
Мысль о Ким Хун Чане появилась неожиданно. Он встречал его несколько раз во время своих прогулок по деревне. Конечно, тот отнесся к его остриженной голове несколько холодно, но беседовали они вполне дружелюбно. «Пойду-ка я к старику», — решил он.
Распросив на улице прохожих, Чо Джун Ку отыскал нужный дом и постучал в ворота. Вышел сам хозяин, Ким Хун Чан. Увидев нежданного гостя, он удивился:
— Чем обязан вашему визиту?
— Было скучно, — ответил Чо. — Вот, пришел поболтать.
Старик смутился, и отворил ворота:
— Я живу небогато, но проходите.
Он провел нежданного гостя в комнату, весьма скромную и чистую, и с неловкостью добавил:
— У меня нет слуги, так что не взыщите.
Они уселись на циновки. Хозяин дома, несколько растерянный от неожиданного визита, и гадая, что бы это значило, предложил гостю табаку.
— Спасибо, я не курю, — вежливо отказался Чо Джун Ку.
В это время по крышкам чанов во дворе забарабанили частые капли дождя. Комната вмиг потемнела. Ким Хун Чан открыл окна, посмотрел на небо, затянутое тучами.
— Вот и дождь пошел, — сказал Чо Джун Ку.
— Да, долгожданный, — согласился Ким Хун Чан.
— Хорошо бы выдался удачный урожай. И в деревне жизнь веселей станет.
— Верно говорите, — кивнул старик и окликнул дочь, велев принести сливовой водки.
— Извините, что побеспокоил вас.
— Нет, что вы, всё хорошо. Я благодарен вам, что пришли в мой скромный дом.
— Знаете, находясь здесь некоторое время, я, кажется, начал понимать тех ученых людей, которые предпочли городским удобствам провинциальную жизнь. Красивая природа, горы, реки, поля, душевность местных крестьян… что может быть лучше?
— А по-моему, человеку везде не уютно. Нет места на земле, где бы он чувствовал себя комфортно. Все мы слабы.
— Да, мир пребывает в смятении. Как людям укрепить дух?..
Помолчали. Прислушиваясь к шуму дождя, старик произнес:
— Что касается меня, то я со своими скромными знаниями никогда не помышлял о высокой должности. Но один из наших родственников имел все основания стать государственным мужем, и по таланту, и по своим устремлениям. Мы все возлагали на него большие надежды, но увы, он ушел совсем молодым. Звали его Ким Чин Са. Он приходился мне троюродным братом. — В голосе Ким Хун Чана слышались грустные и вместе с тем горделивые нотки. — Он был хорош собой, обладал незаурядным умом, выдержкой и спокойствием, взвешенной и проникновенной речью… Чин Са выдержал государственный экзамен в двадцать лет. Он должен был прославить наш род, но судьба рапорядилась иначе… — На глазах его навернулись слезы. — Если бы он был жив, то ему было бы сорок три… Его сын, рожденный после смерти отца, тоже умер совсем молодым… Какой-то злой рок… Остались две вдовы…
— Грустная история, — молвил Чо Джун Ку.
В это время появилась дочь хозяина дома, внесла столик с угощениями.
Ким Хун Чан, недовольный собой, что наговорил лишнего, налил водки в чарку, подал гостю:
— Эта водка настояна на цветках сливы. Не знаю, понравится ли вам. Прошу…
Они выпили. Водка подействовала, кровь заиграла в жилах, — беседа дальше потекла более расковано и свободно. Старик прямо высказал Чо свое неодобрение по поводу того, что мужчины повсеместно уж очень охотно расстаются с санто и стригутся на манер европейцев. На что Чо Джун Ку молча кивал, а затем принялся объяснять положение дел в стране, как говорится, «сел на своего конька», но здесь он мог позволить себе больше, нежели в беседе с янбаном Чхве:
— Ситуация в стране очень плачевная. О чем думают королевская знать, государственные мужи?.. В то время, как чиновники озабочены лишь дележом власти, иностранцы спокойно расправляют крылья. Они теперь владеют правами на эксплуатацию шахт, железных дорог, и даже вырубку леса. Всё в их руках! Отчего такое происходит? Кто виноват? А виноваты консерваторы, приверженцы былых устоев. Партия консерваторов развалила государство. Если бы эти люди открыто приняли всё то новое и прогрессивное, ничего бы не произошло. Я много читал о состоянии дел в других странах. Нужно было нам перенимать всё полезное у них. Нужно было, в первую очередь, укреплять свою армию. Приглашать иностранных специалистов и инструкторов. Время упущено. Теперь всё поздно, мы опоздали. — Чо Джун Ку на мгновение замолчал, силясь сохранить нить разговора, сделался серьезным, затем иронично продолжил. — Говорить сейчас об укреплении армии, всё равно, что выписать рецепт больному, который уже умер. Ха-ха-ха! Страна обречена!..
Ким Хун Чан сидел в замешательстве. Он чувствовал, что должен выразить свое мнение к сказанному гостем, но не находил слов. Он боялся выглядеть полным профаном в обсуждаемом вопросе, что его знаний будет недостаточно даже для того, чтобы поддержать разговор, не говоря уже о том, чтобы достойно и аргументировано спорить.
А за окном всё продолжался ливень, — к его монотонному шуму Чо Джун Ку прислушивался некоторое время, потеряв интерес к собственной говорильне, затем с меньшим уже энтузиазмом продолжил:
— Как бы там ни было, но в будущем людям придется ездить за границу, чтобы иметь ясное представление о происходящем в мире, — о политике, экономике, культуре… Всё это даст огромную пользу в понимании процессов, происходящих в стране и того, куда движется цивилизация. В отличие от нас, Япония быстро сообразила и открыла двери к переменам. Она переняла опыт других стран, обогатилась знаниями, и все силы направила к усилению собственной армии, чтобы встать на путь милитаризма. Эта маленькая островная страна первой нанесла удар и по нам, и по такому большому государству, как Китай. И теперь подбирается к России. Японская верхушка продемонстрировала миру свою силу и привила своему народу чувство превосходства над другими людьми. Мы, конечно, можем называть японцев варварами и прочими другими словами, но это сути не меняет. Крики начальников, так называемой, Армии справедливости, — не более, чем детский лепет. И теперь нам ничего не остается, как подстраиваться под японцев, идти на уступки, спасти то, что еще можно спасти. Что толку в чувстве собственного достоинства?.. Я вам скажу, что будет дальше. Япония захватит Россию. Россия, как и Китай, прежде была великой страной, но сейчас она в упадке. А Япония — молодая нация, обретшая силу. — Чо Джун Ку продолжал говорить в этом духе еще некоторое время и замолчал, увидев, что дождь прекратился.
— Что-то я разговорился, — сказал он и поднялся с места.
— Прошу извинить за скромное угощение, — сказал хозяин дома.
— Нет, что вы, всё было хорошо. Это вы меня извините за беспокойство.
Старик проводил гостя к воротам. Чо Джун Ку, раскланявшись, торопливо засеменил по дороге. Несмотря на прошедший дождь, Чо дошел до усадьбы чхампана ничуть не замарав грязью обувь. У входа в дом он обнаружил туфли янбана Чхве. Должно быть, тот вернулся из Хвасимри до того, как начался дождь. Переведя дух, Чо ступил в комнату со словами:
— С возвращением!
Чхве Чи Су сидел на циновке с отсутствующим видом, как статуя.
— Как чувствует себя учитель Чан Ам? — поинтересовался Чо Джун Ку, усаживаясь напротив Чхве. Тот продолжал молчать как рыба. А Чо, вероятно, уже привыкший к подобному поведению хозяина дома, продолжил. — А я, вот, скуки ради, ходил к старику Ким Хун Чану.
Опять последовало молчание.
— Я что подумал в твое отсутствие… Тебе бы стоило обратить серьезное внимание на свое здоровье… Лекарство лекарством, но надо закаливать организм. Что, если тебе заняться охотой?
— Охотой? — наконец обронил слово Чхве Чи Су.
— Именно. Ты когда-нибудь охотился?
— Да. Давно это было.
— Раньше люди ходили на охоту с фитильными ружьями. Что очень скучно и утомительно. Но если приобрести хорошее охотничье ружьё, то от охоты получаешь громадное удовольствие.
— Охотничье ружьё, говоришь?
— Да. В Сеуле я часто ходил с иностранцами на охоту, и брали мы всегда охотничьи ружья. Далеко забирались. А тут — горы Чирисан под боком, просто идеальное место.
— Гм… — Чхве Чи Су уставился в пространство, в глазах его появился блеск. — Что ж… Цена такого ружья, вероятно, не маленькая… Но одно ружьё можно приобрести.