Солнечные лучи обильно струились на землю. Старики сидели под раскидистым деревом и курили трубки. Дети плескались в воде у самого берега. Женщины, склонившись, работали мотыгами, окучивали на меже хлопок. Хлопок бурно рос на месте убранного ячменя, — его сгнивший корень служил удобрением для хлопка.

«В провинции Чолладо, на горе камелии цветут.

Моя мать беззаветно любила мужчину,

И клубком нитки к нему укатилась…

Но где же любовь к родному дитя?

Отчего меня бросила, как половинку луны?

И за любимым умчалась…

Теперь её не найти…» — пела Ду Ман Не. Никто из деревенских женщин не обладал таким звонким и чистым голосом, какой был у портнихи. Старая песенка, дошедшая до нынешних времен. Её сочинила сама жизнь. Разве содержание песни не перекликается с историей семьи янбана Чхве Чи Су? Как страдает и тоскует маленькая девочка Со Хи по своей матери, ушедшей за возлюбленным. Разве её любовь к чужому мужчине сильней любви к собственному ребенку? Времена меняются, но не отношения между людьми…

В горле у Ду Ман Не пересохло, она подошла к кувшину, оставленному на меже, налила воды в ковшик из тыквы-горлянки, выпила, затем крикнула:

— Эй, люди! Не желаете ли передохнуть?!

Женщины тотчас побросали мотыги и тяпки, и гуськом побрели под тень огромной раскидистой сосны.

— Больше всего не люблю прополку летом, — заявила Ими Не, стянув с головы платок и утирая лицо.

— Кто же любит работу в жару? — подхватила ее слова Мак Даль Не, стряхивая с соломенных башмаков налипшую грязь. — Если бы я была кисен, то непременно охмурила бы какого-нибудь богача. И жила припеваючи в большом доме. Я бы украсила стены, на окна повесила шелковые занавески.

Женщины прыснули со смеху.

— Вот безумная! — сказала Ими Не. — Если тебе, с лицом лодочника с острова Демадо, выпадет хоть небольшой кусочек земли, я зажгу огонь на алтаре и вознесу твое имя до небес.

— Это от солнца моё лицо стало таким, — сказала Мак Даль Не. — Когда я была молодой, много парней засматривалось на меня.

Подруги вновь рассмеялись.

— Что-то не видно сегодня Хам Ан Дэк, — сказала Яму Не.

— Бедняжка, лежит дома и шевельнуться не может, — сказала Ду Ман Не.

— Что, опять её муж побил? — вспыхнула Мак Даль Не, негодуя. — Будь моя воля, я бы ему, мерзавцу, все руки пообрубила! Гад такой, лодырь и картежник!

— Потише! — предостерегла Яму Не. — Как заговоришь о тигре, тигр и появится. Вон, идет янбан, лёгок на помине… может услышать.

— Пусть слышит. Я, что, говорю неправду?

Пхён Сан, заложив руки за спину, прошел неподалеку по дороге.

— В последнее время он в город совсем не выбирается, только слоняется без конца по деревне, — сердито выговорила Ими Не, глядя в спину мужчине. — С ним что-то не так… Если картежник не играет, то он всё зло вымещает на слабой жене.

— Вот беда, — встревожилась Ду Ман Не. — А как же её хозяйство.., и дети, поди, голодны.

— Раньше ей надо было думать, — сказала Мак Даль Не. — Что толку, что вышла она замуж за янбана, если ей приходится затянуть пояс? Еды у нее полно и рису немерено? Какой прок, что муж — янбан? Он же бездельник! Ходит, засунув руки в карманы! В то время, как жена пашет днем и ночью, чтобы прокормить детей… Сомневаюсь я что-то в его янбанстве. По мне, так лучше быть вдовой.

— Надо выбирать себе ровню и довольствоваться тем, что имеешь, — сказала Ими Не.

— Ты о чём? — спросила Мак Даль Не.

— Да так… размышляю. К примеру, муж мой из простой семьи. Но он трудолюбивый, сильный и добросовестный семьянин. — Ими Не прищурила глаза, лицо её покрывал загар, который подчеркивал своеобразную красоту восточной женщины. В феврале она родила ребенка, но сравнительно быстро восстановила силы и теперь вся светилась, полная жизни.

— Но нельзя быть до конца уверенным, — сказала Мак Даль Не. — Есть же пословица: «Топор, которому ты чересчур доверяешь, однажды может отхватить тебе ногу…» Что ты будешь делать, если у твоего мужа появится на стороне женщина?

— А ничего, — заявила Ими Не. — Я не стану ревновать?! Меня беспокоит другое… В последнее время что-то зачастил к нам этот Пхён Сан. Наверняка, хочет подбить моего мужа на грязные делишки… У нас, что, завелись лишние деньги, чтобы спустить их на карты? Мужу тоже всё это не по душе, он стал избегать Пхён Сана, просит меня сказать, что его нет дома, когда картежник приходит. Зачем мужу водиться с ним? Правда, пару раз муж вернулся домой под утро и отсыпался до самого вечера. Я вся извелась… Если это будет повторяться, я подожгу дом и положу всему конец. Я не буду терпеть, как Хам Ан Дэк.

В это время на дороге показался Ён И. Подвернув штанины брюк, босой, он шагал в сторону плотины. Вероятно, шел обедать после полива.

— Ему, что, жена не носит обед? — спросила подруг Ими Не.

— Конечно, — сказала Яму Не. — То ли сил у нее нет, то ли всё еще гневается… Как подралась с Воль Сон…

— Пора за работу! — Ими Не поднялась, заковыляла в поле. Остальные женщины последовали за ней. И вскоре Ду Ман Не вновь затянула песню своим чистым и звонким голосом.

* * *

Ими Не никогда не жаловалась, трудилась наравне с другими, не привередничала в еде. Муж Чиль Сон был доволен ею, она здорова, аккуратно ведет хозяйство, но иногда его посещало беспричинное раздражение, — тогда он мог нагрубить жене, — в таких случаях Ими Не молча косилась на него и по-детски обиженно выпячивала губы. Со стороны казалось, что они совершенно чужие друг другу, их соединяла не теплая привязанность, не любовь, а нечто другое…

Однажды, после полудня, ближе к вечеру, Ими Не молола в ступе горсть ячменя. А Чиль Сон работал во дворе, с помощью соломенной веревки готовил связки молодой редьки для продажи на рынке. И в это время за плетнем возникла фигура Пхён Сана. Он позвал хозяина дома. Чиль Сон, поколебавшись, вышел.

— Пошли со мной в город, — предложил Пхён Сан без всяких вступлений.

— Что, прямо сейчас? — удивился Чиль Сон. — Я собирался завтра идти на рынок.

— Брось! Следуй за мной, — Пхён Сан развернулся и сердито обронил то, что повторял уже не раз. — Есть другой способ заработать на жизнь…

Чиль Сон, не желая привлекать внимание жены, пошел вслед за ним, проворчав:

— Черт возьми, всякий раз я иду за вами, не зная, зачем…

— Так и должно быть…

Глаза у Пхён Сана были маленькие, хитрые, глядя в которые Чиль Сон всегда гадал: что у этого человека на уме? Они были почти одного возраста, но Чиль Сон обращался к Киму всегда на «вы» в знак уважения к его аристократизму. Когда они вместе отправлялись в забегаловку, Пхён Сан всегда сам платил за еду и выпивку, бывало даже, отдалживал Чиль Сону деньги на игру в карты. «Кто же откажется от того, что предлагают? Но, что же ему нужно от меня? Не скажет ли он однажды, чтобы я вернул всё, что принял от него и съел?»

Они вышли на дорогу. Над полем в хмуром вечереющем небе появился серп луны. Со стороны леса послышался крик какого-то зверя.

— Чьи эти широкие поля? — с иронией в голосе спросил Пхён Сан.

— Разумеется, янбана Чхве Чи Су, — ответил Чиль Сон.

— Что скажешь, если бы половина земель досталась тебе?

— Гм…

— Что замолчал?

— Я был бы не против.

— Ха!.. Человеческие желания безмерны… — Пхён Сан хрипло рассмеялся.

Они добрались до города затемно. И провели ночь в игорном доме.

Конечно же, деньгами снабдил приятеля опять Пхён Сан, у него была немалая сумма, вырученная за кольцо, которое он выманил у Кана Пхо Со. Стоит сказать, что Пхён Сан был аккуратен и расчетлив в своих поступках, он обладал нюхом на «добычу», и, в скором времени рассчитывал прибрать к рукам очередную дорогую вещичку — золотое колечко Кви Нё.

На этот раз им обоим подфартило, карты сами шли в руки: Чиль Сон выиграл побольше своего дружка, он вернул тому долг, а оставшиеся монеты нанизал на бечевку и привязал к поясу.

Они закончили играть на рассвете и проспали до полудня в постоялом дворе. Широко зевнув, Пхён Сан сказал:

— Не мешало бы нам пропустить по стопочке.

— Пойдемте в таверну Воль Сон, — предложил Чиль Сон.

Мужчин встретила молодая женщина, явно нездоровая, с припухшим лицом, извинившись, сказала, что сегодня заведение не работает.

— Как так? — удивился Чиль Сон. — Если клиент приходит даже ночью, хозяйка должна его обслужить.

— Извините, у меня кончился весь запас продуктов, — сказала Воль Сон. — Идите в другую таверну.

— Что, и выпивки нет?

— Немного водки есть… но мне нездоровится.

— Это видно, — усмехнулся Чиль Сон. — Судя по всему, здесь недавно пронеслась буря…

— Что? — Воль Сон вся побледнела, её огромные глаза пронзительно взглянули на Чиль Сона, отчего тому немного стало не по себе. И словно извиняясь за свои слова, тот сказал:

— Работая в таком заведении, ты обрекаешь себя на разные грубости.

— Раз уж мы пришли, налей нам чего-нибудь, — подал голос молчавший всё это время Ким Пхён Сан.

Лицо женщины тронула улыбка, эта улыбка говорила о сильном характере, а еще в ней было нечто необъяснимое, отчего Ким внутренне содрогнулся.

Воль Сон поставила на столик два стаканчика, наполнила их из бутылки. Жидкость перелилась через край.

— Такое впечатление, словно ты работаешь последний день, — уколол хозяйку Чиль Сон, и, чокнувшись с приятелем, выпил.

Незваные гости опрокинули по несколько чарок, и каждый раз Воль Сон наливала им через край.

— А закуски не подашь? — спросил её Ким Пхён Сан и вытер платком свою толстую шею, которая сзади бугрилась от жира. — Невиданное дело!.. Разве мы пришли сюда за бесплатной выпивкой? Почему эта женщина смотрит на нас свысока? — Под действием спиртного, он разошелся, начал размахивать кулаками.

— Не обращайте на неё внимания, — сказал Чиль Сон. — Пейте, разгоним тоску.

— Вот, девка… Мы пришли выпить к шаманке, а она как себя ведет?.. Что за отношение к гостям?

— Я же вам с самого начала сказала, что не работаю. Вам бы пойти в другое заведение.

— Вот, нахалка! — раскрасневшийся Ким Пхён Сан протянул руки, намереваясь через стол схватить женщину за грудки.

— Оставьте её, она и впрямь не здорова, — сказал приятелю Чиль Сон, и обернулся к женщине. — Послушай, Воль Сон. Надо быть осторожным, когда разговариваешь с людьми. Я‑то человек простой, мне нечего обижаться. А вот господин Ким Пхён Сан — достопочтенный янбан. К нему другое обращение надобно. — Тон, каким он произнес последние слова, содержал насмешку, если не сказать, издевку, над Пхён Саном. Ведь Кима в деревне никто не принимал всерьез как аристократа, а тем более никто не называл его янбаном.

— Да, я — дочь шаманки, — сказала Воль Сон. — Что же вы пришли к дочери шаманки?.. А не боитесь, что я вызову темных духов на ваши головы?

— Замолчи! — прикрикнул на неё Ким Пхён Сан, распетушившись от того, что его назвали «достопочтенным янбаном». — Не то худо тебе придется! У меня очень вспыльчивый нрав! Понятно?! — Он громко расхохотался, показывая редкие зубы. Схватил женщину за руку. — Ну-ка, налей нам еще!

Воль Сон выдернула руку и ушла в другую комнату. В дверном проеме были видны два узла с вещами.

— Лучше её не трогать, — сказал Чиль Сон.

— Так она даже больше нравится, — напустил на себя важность Ким. — Надо было мне прошлой ночью наведаться сюда и пощупать её хорошенько.

В это время из соседней комнаты донесся голос Воль Сон, плачущий и причитающий:

— Тебя настигнет гром, пострашней удара ножа! Ты никогда не переродишься в другой жизни! Ты обернешься злым духом жалкого шакала, блуждающего в степи!..

Чиль Сон весь похолодел и съежился от ужаса: Воль Сон насылала проклятья. Ким Пхён Сан тоже заподозрил неладное и насторожился.

— Пойдемте отсюда! — Чиль Сон потянул приятеля за рукав. — Пошли подальше от греха!..

Они вышли на улицу. Оба мужика не были настолько пьяны, чтобы забыть расплатиться за выпивку. Но они, не сговариваясь, не оставили на столе ни гроша. Делая вид, что изрядно наклюкались, приятели, пошатываясь, покинули перекресток.

Бодрыми шагами, они достигли окраины своей деревни еще до захода солнца. Остановились у приземистой забегаловки.

— Что, собираетесь выпить еще? — спросил друга Чиль Сон. Ким Пхён Сан, в раздумье, побрел под сень сосны и сел на камень.

— Здесь прохладно, передохнем малость.

Чиль Сон уселся рядом, потрогал монеты, висящие на поясе, будто желая удостовериться, что они целы. Достал трубку.

— Гляди, как люди копошатся в поле, точно муравьи, — сказал Ким.

— Я тоже обязан быть там, — сказал Чиль Сон. — Жена будет сердиться на меня.

— Ты всю жизнь собираешься ковыряться в земле?

— А что еще остается мне делать? Что делать крестьянину, как не вспахивать землю?

— Чепуха.

— Что?.. Вы можете говорить что угодно. Я — крестьянин. Не торговлей вразнос же мне заниматься?

— От тебя всё зависит, — проговорил после некоторого молчанья Ким Пхён Сан. — Если постараешься — схватишь удачу за хвост… Предлагаю тебе продать свой дом, а на вырученные деньги испытать свою судьбу.

— Что вы имеете ввиду? — спросил недоуменно Чиль Сон.

— Об этом я думал давно. Если дело выгорит, то ты заживешь богато. Но для этого надо потрудиться. Удача не приходит так легко.

— Поясните.

— Задача не решится за день или два. Вероятно, потребуется какое-то время… Ты хоть десятки лет паши землю, а будешь носить те же лохмотья…

— Ничего не понимаю!

— Тише ты… Всему свое время… У тебя трое детей и все мальчики, верно?

— Нет. Дочь и два сына.

— Вот, вот… Ты мастер строгать сыновей. А что касается дочери… Ты много странствовал по чужбинам…

— К чему вы клоните?

Ким Пхён Сан тотчас помрачнел и перевел разговор на другую тему:

— Хоть я и называюсь янбаном, но на этот счет не обольщаюсь… Говорят, что Цинь Шихуанди, китайский правитель, не был сыном короля. Его отцом был простой торговец.

— Это тот, что отправил своих людей по свету раздобыть вечный эликсир молодости? — спросил Чиль Сон.

— Торговец, родной отец Шихуанди, был очень хитрым и коварным. Он сделал всё, чтобы девушка, которая забеременела от него, стала любимой наложницей принца династии Цин, который в то время был изгоем.

— Да?! — удивился Чиль Сон. — И что же?..

— Принц, вернувшись в родную страну, стал королем. И, поскольку он был уверен, что сын, рожденный наложницей, его собственный ребенок, впоследствии сделал его императором.

— Значит, в этой истории замешано мошенничество? — вскричал пораженный Чиль Сон.

— Именно.

— А что торговец, отец правителя? Он жил в достатке?

— Как же… По нынешним меркам, он был в должности премьер-министра.

— Вот же… — удивленный Чиль Сон уставился на Кима, пытаясь услышать от него нечто большее, выходящее за рамки исторического события, как разгадку некой большой тайны, но лицо приятеля было непроницаемым, как воск.

— Пойдем уже, — Ким Пхён Сан поднялся.

Они миновали сосновый лес, дорога здесь пролегала мимо поля. Чиль Сон, с лицом грустным, покорно следовал за приятелем.

— Вот людишки, — Пхён Сан кивнул в сторону поля. — Пашут из последних сил. Их натруженные спины горят. Не помешал бы им хороший дождь. В изношенных одеждах, они спешат на работу по утренней росе, а возвращаются вечерней зарей, чтобы утолить голод миской ячменной каши и растянуться на полу своих хибар, похожих на хлев. И так — изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год… пока не загнешься. Чем же отличается их жизнь от жизни животных?.. Для того, чтобы положить горбушку хлеба на жертвенный алтарь, надо не разгибая спины трудиться круглые сутки: прясть, ткать, плести обувь… Что толку называться янбаном, если ты гол как сокол… Только на плодородной земле взойдет семя.

— Вы правы, — сказал Чиль Сон. Ему вдруг показалось, что человек, шагающий впереди него, вовсе не такой, каким он до сих пор казался — мужлан и картежник. Теперь он видел в Пхён Сане неординарную личность, готовую на великие дела.

— Послушай, дружище, ты ведь поздно женился? — спросил Ким Пхён Сан.

— Да, шесть лет назад, — ответил Чиль Сон.

— На здоровье не жалуешься, верно?

— Да, я здоров.

На краю деревни путники нагнали И Пхёна, отца девочки Ду Ман, который возвращался с поля, погоняя вола. Лицо у И Пхёна было маленькое, как у подростка, и маленькими были глаза, рот, нос, уши.

— Эй, И Пхён! — окликнул его Ким Пхён Сан. — Куда ты дел свои уши?

И Пхён оглянулся и в ответ на издевку, бросил:

— Ты бы держал рот закрытым! Не то — муха залетит!

И Пхён и Ким Пхён Сан знали друг друга с детства, вместе росли и играли, но их отношения нельзя было назвать дружескими.

— Эх, маленький ты человек… — сказал Ким Пхён Сан и рассмеялся.

— А ты, что, большой? — парировал И Пхён. — Янбан, что ли? Какой же ты янбан? Унижаешь жену, бьешь, круглые сутки за картами просиживаешь… Не мужик, а черт знает, кто. Тьфу! — с этими словами он сплюнул и стеганул вола плеткой. Животное, мыча, ускорило шаги, — зазвенели колокольчики, висящие у него на шее.

— Черт побери! Я разве враг тебе? Ты злишься, что я тебе не ровня? Что тебе век горбиться на поле и наживать мозоли на заднице?

И Пхён пропустил слова Кима мимо ушей, обернулся к Чиль Сону:

— Слушай! Если ты будешь продолжать водить дружбу с этим человеком, то погубишь себя и свою семью! Опомнись, пока не поздно! — И он вновь хлестнул вола плетью.