Управляющий Ким Пхан Суль громко возмущался:
— Что за люди! Каждый год приносят одни неприятности!
— Правда? Неужто они делают это по собственной воле? — не замечая его гнева, мрачно возразил собеседник.
— Замолчи! Если бы было не так, и у меня дела пошли бы иначе. Наш бык сдох. И я не мог работать, потому что сломал ногу. Из-за свадьбы я залез в долги, которые надо отдать частью урожая. В общем, одни проблемы.
— Пусть пронзит меня молния, если я в чем-то виноват. Уж лучше бы не говорили таких обидных слов.
— Так больше нельзя, мы — точно деревца, сдавленные стенами. Как нам дальше быть?.. Взять хотя бы земельных арендаторов. Они горазды лишь жаловаться и вымаливать скидки для собственной выгоды.
Несколько дней кряду в хозяйстве чхампана Чхве Чи Су царило оживление, кипела работа, люди копошились, как муравьи. Просторные кладовые и амбары заполнялись мешками с зерном. Измотались не только люди, но и животные: лошади и быки.
Слуги сновали туда-сюда, в больших котлах варилась еда для собравшихся гостей: управляющих из окрестных и дальних деревень. Они сидели допоздна, изрядно набрались и, перебивая друг друга, загалдели:
«Послушайте! Только послушайте меня!»
«Чего слушать, и так все ясно. Тут явно недостача».
«Я это и собирался сказать».
«Хоть тысячу раз говори. А факт налицо».
«Безнадежное дело! Чтобы разглядеть всё, надо широко раскрыть глаза, как сова».
«Раскрывай, не раскрывай, а глаза должны видеть суть, вот в чем вопрос».
«Не хочешь ли ты сказать, что мы наполнили мешки отрубями? Нет причин беспокоиться о недостаче».
* * *
«Бон Сун!.. Я тут!» — Маленькая девочка, лет пяти, пряталась за фигурой батрака Ку Чхона, несущего мешок риса. Она показала свое симпатичное, румяное личико. Ее звали Со Хи. Она была единственной кровинкой янбана Чхве Чи Су. Поговаривали, что Со Хи очень похожа на свою мать, хозяйку флигеля, примыкавшего к Большому дому. Несмотря на малый возраст и озорство, в девочке ощущался сильный характер, каким обладала ее бабушка. Бон Сун была постарше Со Хи, они всегда играли вместе, и задачей Бон Сун было присматривать за дочерью хозяев, поскольку та, со своими шалостями, заходила порой далеко. Вот и сейчас Со Хи, весело смеясь, ловко вывернулась из рук Бон Сун и побежала впереди батрака Ку Чхона.
— Госпожа! Будет беда, если вы упадете! — закричала Бон Сун. Она была готова расплакаться, а Со Хи, не дававшаяся ей в руки, бегала точно какая-нибудь пташка, почувствовавшая свободу, и готовая вот-вот расправить крылышки и улететь. Ее маленькие ножки в темно-зеленых туфельках, украшенные цветами, проворно так и мелькали.
— Госпожа!.. — Бон Сун испугалась, как бы чего не случилось с девочкой. Если бы за происходящим наблюдала хозяйка дома, ей, Бон Сун, было бы не сдобровать. А девочка, между тем, вновь спряталась за спиной батрака. Тот, в свою очередь, решил её пожурить:
— Так не годится, милая барышня!
— Я не упаду! — Со Хи задорно рассмеялась и потянула за полы его потной рубашки. Ку Чхон приостановился и повторил: — Так нельзя. — Он поправил на своем плече мешок, повернулся к Бон Сун, сказал ей:
— Идите играть во флигель…
Со Хи упрямилась, она теперь ухватилась за штанину батрака, доходящую тому до колена, мешала ему идти.
— Госпожа! Ну идемте же в дом, там много игрушек! — уговаривала Бон Сун, беря девочку за руку. Но шалунишка опять вырвалась.
— Не хочу! Не пойду никуда!
— Если вас увидит бабушка, она будет браниться.
— Я ее не боюсь!
Девочка внимательно посмотрела на батрака, затем побежала прочь, выкрикивая на ходу:
— Ку Чхон — дурак! Дуралей, дурашка!
Бон Сун бросилась за ней. Красные ленты на ее блузке развевались шлейфом. Когда обе девочки скрылись из виду, Ку Чхон рассеянно поморгал глазами и двинулся дальше, в сторону склада.
«Бу-у-ух!» — с тяжелым глухим стуком упал на землю мешок с рисом.
— Отчего человек, с виду, крепкий, еле-еле приволок этот мешок? — вопрошал Сам Су, работавший с напарником До Ри в хозяйском амбаре.
— Вытри пот, — До Ри с жалостью посмотрел на Ку Чхона. Тот утерся рукавом рубахи, к который прилипли соломинки. Выглядел он бледным, глаза его глубоко ввалились. До Ри высморкался и вытер руки о штаны, проговорил:
— Так ты можешь довести себя до болезни.
Ку Чхон не ответил.
— Мы бы хотели знать, куда ты по ночам ходишь? — спросил Сам Су. Ку Чхон, словно не слыша вопроса, растерянно смотрел в пространство.
Рабочие подняли с земли мешок, что принес Ку Чхон и сложили в ряд к остальным. Они теперь стали разговаривать о погоде. До Ри старался выглядеть беспечным в сравнении с напарником. А Сам Су краем глаза наблюдал за Ку Чхоном, затем бросил ему:
— Ну, ступай, принеси еще мешок, пока солнце не зашло.
Ку Чхон подобрал с пола дерюгу, которую используют при переноске тяжестей, накинул на плечо и вышел, опустив свои длинные руки.
— Не пойду! Не хочу! Не люблю, не люблю я папу! — капризничала Со Хи, топая ножками. А домашняя портниха Бон Сун Не уговаривала ее завязать на платье ленточку. В это время мимо них по двору, опустив глаза, проходил Ку Чхон.
— Ваша матушка велела, чтобы вы засвидетельствовали господину свое почтение, — сказала девочке Бон Сун Не. Это была женщина средних лет, полноватая, с белой кожей лица.
Со Хи ухватила подол ее юбки и возразила:
— Я хочу пойти к Ду Ману и посмотреть на щенка.
— Если госпожа узнает, она будет ругаться, — сказала портниха и позвала свою дочь. — Бон Сун! Отведи юную леди в покои господина! — И она легонько похлопала Со Хи ладонью по спине.
— Я же сказала, что не люблю его! Он делает — кхэ-кхэ! — девочка вытянула шею, подражая кашляющему отцу.
— Ужасно говорить такое, — с улыбкой пожурила женщина.
— Ну, идемте, госпожа, — сказала подошедшая Бон Сун, своим покорным видом показывая, что ей тоже не очень хочется делать то, что велят.
— Тогда проводи меня до дверей Большого дома, — проговорила Со Хи.
— Пора уже… — Женщина вывела девочек из помещения, подгоняя их точно цыплят. Те двинулись неохотно.
Маленькая дочка хозяина подняла на Бон Сун глаза, полные страха.
* * *
Двор у входа в покои чхампана заливали яркие лучи солнца. Рядом с каменной оградой росли деревца, — карликовая слива, магнолия с мягкими серыми ветвями, гранат и гардения — они выглядели томными, будто изнеженными весенним солнцем, но теперь, когда природный круговорот притормозил на осени, листьев на них почти не осталось. А банановые деревья с аккуратно подрезанными кронами, были желтые и увядшие.
Дети, волнуясь, сжали в кулачки запотевшие ручки, смотрели в нерешительности друг на дружку, затем они осмелились приблизиться к дверям, за которыми вел свою обыденную жизнь господин Чхве Чи Су.
Бон Сун откашлялась и произнесла фразу, будто заранее заучивала:
— Господин! Ваша дочь пришла засвидетельствовать вам свое почтение!
Из комнаты донесся надсадный кашель, затем он прекратился и мрачный голос разрешил: «Входи!»
Со Хи разулась на каменном порожке и ступила на деревянный пол террасы. Лицо девочки было бледным. Она последовала дальше, дверь услужливо открыла Бон Сун. Мужчина сидел в помещении за письменным столом, неподалеку на циновке виднелась наполовину свернутая постель. И повсюду, — на шкатулке с письменными принадлежностями: тушечнице, свитке, лежала тонкая матовая пыль. Пыль покрывала и селадоновую курильницу, и книги, нагроможденные на бюро.
— На дворе прохладно? — спросил Чхве Чи Су, пристально взглянув на дочь прищуром раскосых глаз. Девочка поправила подол широкой юбки, вежливо поклонилась, и, словно не слыша вопроса, произнесла:
— Я пришла справиться, как Ваше здоровье?
— Терпимо. Тебе, Со Хи, следует хорошо питаться… не простывай, — голос отца теперь выглядел металлическим. Он, казалось, знал, что внушает дочери страх, его холодные глаза сверлили ее. Со Хи не отводила взгляда, опасаясь, что в противном случае может разразиться гром, она даже слегка улыбнулась, качнув головкой. В ответ Чхве Чи Су тоже улыбнулся, отчего у девочки всё внутри похолодело. Янбан перевернул страницу книги, лежащей на столе. Чхве обладал широкой костью, но его тело было истощено болезнью: худая рука сжимала закладку, взгляд усталых глаз блуждал по тексту. Вся его согбенная фигура напоминала дерево магнолии, иссохшее из-за отсутствия влаги. Однако, он вызывал не жалость и сострадание, а чувство непреодолимого страха. А потухшие холодные глаза не могли разжалобить окружающих.
Со Хи знала, что ей не будет позволено уйти из покоев отца, пока он сам того не захочет. Девочка едва дышала, сердечко ее учащенно билось, тело затекло. Казалось, еще немного и она упадет в обморок. Такое состояние было сущим мучением для ребенка.
Время от времени мрачную тишину нарушало перелистывание страниц книги. И вдруг хозяин дома поднял голову и закричал:
— Киль Сан!
От неожиданности Со Хи вздрогнула.
— Киль Сан!
Снаружи донесся топот бегущих ног. Загорелый мальчишка появился в дверях террасы.
— Да, господин! Вы меня звали?!
— Почему комната такая холодная?! — бросил резко мужчина.
— Сейчас разведу огонь!
— Я разве не велел это сделать давеча?! — Лицо хозяина побагровело, на лбу вздулись вены. Вид озлобленного отца поверг девочку в ужас.
— Я мигом, господин… прямо сейчас…
— Дурак! Я задал вопрос: почему в доме холодно?!
— Мне очень жаль, господин… — напуганный мальчик попятился, кинулся прочь, и вскоре, точно охотничья собака, он уже бежал назад с охапкой дров.
Вспышка раздражения вызвала у хозяина новый приступ кашля. Чхве Чи Су прикрыл рот платком, согнулся, его глаза широко раскрылись, белки покраснели. Кашель не унимался, приступ не давал ему передохнуть. В этот момент он выглядел очень одиноким и беспомощным. И пытался что-то сказать, но в кашле едва не задохнулся и затрясся всем телом. Наконец приступ отступил, и Чхве надсадно, хрипло сказал дочери:
— Иди уже…
Со Хи задвинула за собой створки двери, вышла на террасу и ощутила тошноту. Бон Сун, ожидавшая ее, обняла девочку:
— Госпожа… — Она подобрала полы своей юбки и вытерла ею выступившие слезы на лице Со Хи.