Солнце клонилось к западу. День, выдавшийся на редкость трудным, хлопотным, медленно таял.
Большая часть гостей, то бишь, управляющих из провинций, отбыла верхом на ослах обратно еще до сумерек. Столовая в поместье Чхве Чи Су, такая большая и просторная, какую встретишь только в храмах, тотчас опустела. И весь дом сделался словно необитаем, как берег после отлива. А ведь еще недавно здесь было полно народу.
Из-за сурового нрава хозяина, все его семейство казалось строгим, оттого и слуги вели себя соответственно тихо. Но хотя гости давно уехали, всюду царил беспорядок, поэтому работа не прекращалась до поздней ночи. В завершении всех хлопот, двери подсобных помещений и кладовых плотно задвинули, заперли на замок, а ключи надежно спрятали в дальней половине дома.
Притомившаяся повариха закончила мыть посуду, потушила на кухне свет и ушла к себе. Спустя некоторое время, погасли окна и в комнатах слуг. Погас свет в покоях матери чхампана, госпожи Юн, и почти одновременно и в комнате Бон Сун Не. Весь дом погрузился в темень и тишину. Потом взошла на небе луна, — круглое светило десятого лунного месяца, — с небольшим изъяном, будто надкушенная с одного боку. Густая тень и пугающий холод затаились по всем углам большой усадьбы. Время от времени доносился стон старого слуги Ба У, прикованного болезнью к постели, ожидающего каждый день своего конца. Рядом с ним скрючилась его жена, старуха Каннан, жалобно о чем-то причитая.
В батрацкой комнате кто-то зажег лучину.
— Зачем зажгли свет? — недовольно проворчал До Ри.
— Курить хочется, — откликнулся Сам Су.
— А этот… опять ушел?
— Ага, ушел.
Сам Су сидел, будто раздумывая, куда задевался табак. Потом он обернулся к приятелю:
— Послушай. А что, если нам с тобой выследить Ку Чхона, и выяснить, куда он постоянно ходит?
— Да с женщиной он встречается. Мы не дурачки — следить за ним.
— Вот думаю… Он, правда, говорил, что ходит в горы… только зачем? Давай, все-таки разок выследим…
— А что делать будем, если встретим тигра?
— Если суждено тебе умереть от тигра, то не избежать такой участи и здесь, лежа в этой каморке.
— Когда настанет час быть сьеденым, тогда и настанет. А лезть в пасть тигру раньше времени не хочу.
— Что ж, не хочешь — не надо. Я один пойду.
— Брось! Уже поздно. Где ты его сейчас найдешь?
Сам Су отворил дверь, отыскал в темноте свои соломенные чипсины. До Ри приподнялся на локте, бросил:
— Упрямец! Я тебе сказал — не ходи! Ку Чхон уже далеко и неизвестно, где… — Он откинул одеяло. — Коль уходишь — потуши лампу! — С этими словами До Ри сам дотянулся до лампы и задул огонь.
— Этот старик, — пробурчал сердито Сам Су, плюясь, — стонет да стонет. Никак не умрет. Хоть бы засунул кто камень ему в рот.
— Разве человек в силах определить свой жизненный срок? — возразил ему До Ри. — А ты сам, что, собираешься жить вечно?
Они шли мимо высокой стены флигеля, — на деревянной двери выделялся темным металлический орнамент в виде завитка, — стараясь не шуметь, ступали осторожно, миновали кладовые и сараи, вышли к заднему двору хозяйского дома. Калитка возле росшего понцируса была открытой.
* * *
Что за причина заставляла Ку Чхона уходить ночами на гору Данг? А уходил он каждый раз, вероятно, по известному ему маршруту, — сначала добирался до крепости Кососонг, затем преодолев хребет Синсонбон, углублялся дальше, поднимался к самой вершине. И потом возвращался назад. Разумеется, весь его путь туда и обратно, был нелегок. Лес и все окрестности вокруг содрогались от рева диких зверей, спустившихся с горы Чирисан. Ку Чхон бродил по опасным тропам, оврагам, долинам, возвращался в село лишь под утро, точно безумец, и никто в доме чхампана Чхве, — ни хозяева, ни слуги, — не догадывался, где он был ночью. Поскольку им самим никогда в голову бы не пришло бродить в темном лесу, кишащим зверьми. Слуги же объясняли эти ночные отлучения Ку Чхона его связью с женщиной. Они рисовали и видели в своих предположениях то одинокую вдову из соседней деревни, то служанку дворянского дома из близлежащего уездного городка, — вот куда тот бегал на свиданье. Бывало, его пытали из любопытства: «Куда это ты, братец, ходил ночью?» И получали всегда короткий ответ: «В горы». Конечно, такое объяснение слуг не устраивало, их так и подмывало возразить, обличить его во лжи, но они сдерживали себя, качали головами и только остерегали его: «Неровен час, так и в пасть зверю недолго попасть».
Ответа на это не было.
— Да что тут говорить? Ку Чхон сам натуральный зверь и есть.
— Вот, беда! Вот, беда! Пропадет же парень!
Слуги перемывали ему косточки, но никто не отваживался его спросить напрямую, ходит ли он к женщине?
А накануне, ночью, когда слуги уступили свои комнаты прибывшим гостям, а сами спали в закутках, свернувшись, точно креветки, Ку Чхону было не до сна. Он долго ворочался, боролся с самим собой и метался, точно зверь в клетке, затем уселся на пороге, пробормотал под нос:
«Не могу уснуть…»
«Что за страсть мешает тебе спать?» — подал голос из темноты Су Донг.
«Что ты имеешь ввиду?» — холодно отозвался Ку Чхон.
«Нет смысла думать о пустом…»
«?!..»
«В нашем положении остается только одно — работать до упаду».
«?!..»
«Не думай… Человек должен смириться со своей долей. Так или иначе, другого нам не дано. Поэтому ложись и спи».
Старый Су Донг убеждал, полагаясь на свою прожитую жизнь.
Ку Чхон был крепок духом, несмотря на тщедушность, выглядел всегда спокойным, с ясным взглядом больших карих глаз. Но порой, когда оставался наедине с собой, работая в кладовой или у колодца, то улыбался своим мыслям какой-то кривой, страдальческой улыбкой.
Три года назад это было. Однажды, зимним холодным вечером, в хозяйстве чхампхана Чхве Чи Су появился бедно одетый молодой человек с узлом в руке, выглядевший лет на двадцать-двадцать два. Обессиленный и голодный. Хотя одежда на нем была убога, он отличался хорошим телосложением, а черты лица выдавали развитый интеллект и ум. Его, трясущегося от холода и голода, накормили. Он съел ужин в задумчивости и не спеша, а потом, вместо просьбы о ночлеге, неожиданно попросился в батраки.
«Ты вроде не приучен к черной работе», — сказал ему тогда участливо управляющий Ким Пхан Суль.
«У меня крепкое тело», — ответил коротко молодой человек. Ким Пхан Суль хотел тотчас отказать ему, потому что хозяйка, госпожа Юн, не брала на работу людей пришлых, но решил повременить, поскольку молодой человек ему чем-то приглянулся. Движимый большим, нежели просто состраданием к незнакомцу, у которого несомненно душа страдала, управляющий замолвил словечко госпоже Юн, и та, к его удивлению, не отказала сразу, а велела привести к ней путника, чтобы взглянуть на него. Когда молодой человек явился, она молча изучала его, потом закрыла глаза. Парень, стоявший с гордой осанкой, опустил голову. Спустя некоторое время, госпожа Юн сказала ему, что он может остаться и попробовать поработать, как того желает. И даже не спросила, откуда он родом и чем занимался прежде. Этим молодым человеком был ни кто иной, как Ку Чхон.
У Ку Чхона не было никаких бумаг и документов, удостоверяющих его личность. Но если бы он захотел, то мог бы свободно уехать когда угодно и куда угодно.
Четыре года назад король Коджон отменил в стране крепостное право, люди освободились от рабства, но укоренившаяся за долгие годы система не исчезла в один день, и в действительности все осталось по-старому, особенно в отдаленных от Сеула провинциях.
Ку Чхон никогда не распространялся по поводу своей образованности, о том, что умеет и писать, и читать. Но скрыть это от окружающих было невозможно, поскольку он обучал грамоте мальчишку Киль Сана, служку в хозяйстве чиновника Чхве Чи Су. Поэтому почти все слуги, за исключением Сам Су, принимали Ку Чхона как человека чрезвычайно образованного и соответственно за это его уважали. Ку Чхон не отличался физической силой, зато любую работу выполнял с умом, не получал нареканий, ясно осознавал свое положение батрака и никогда не выходил за пределы своих обязанностей. Он был немногословен: единственным выражением его чувств была редкая улыбка, теплая и приветливая, которая казалась людям по детски наивной. Вся женская половина прислуги в хозяйстве Чхве, равно как и другая, работяг-мужчин, испытывала к парню чувство дружеского расположения. Слуги втайне гордились, что человек одного с ними сословия и живущий с ними рядом, очень умен и образован.
Ходили слухи, что Ку Чхон прибыл из местности под названием Кучхондонг, отчего и прозвали его Ку Чхоном, и что в родных краях он работал в буддийском монастыре и там же обучился грамоте. Но сам Ку Чхон всё это отрицал, сказав лишь, что его фамилия — Ким. И всё. Не поведал больше ничего, ни о родителях, ни о братьях с сестрами. А когда жена управляющего Кима бесцеремонно его спросила: «Так откуда ты родом?» Он лишь молча улыбнулся. Но женщина стала допытываться дальше: «Каждый человек должен знать место, где ему отрезали пуповину. Так где же ты родился?» И на этот раз последовало молчание. «Очень странно… Ты же не убийца, чтобы скрывать прошлое. Должны быть причины, так скажи».
Мимолетная улыбка скользнула по лицу Ку Чхона, а в глазах блеснуло что-то холодное, точно лезвие ножа. Женщине бы впору замолчать, но она упрямо наседала на него:
«Даже у птиц есть место, где они появились на свет. Разве не так? Здесь, на чужбине, ты, наверное, рад сороке с родной земли, верно? Ну и где же твоя родина?»
«Я должен отвечать?» — Ку Чхон свирепо взглянул на женщину, затем порывисто подошел к колодцу, набрал воды и плеснул себе в лицо, которое побагровело до самой шеи.
* * *
Мужчины миновали огороды и вышли на дорожку, ведущую к беседке. Было прохладно, и холодный ветер дул им прямо в спину. В темноте раскачиваемые ветром кустарники издавали странные звуки. Казалось, что за ними кто-то прячется, зверь или человек.
— Разве в такой темени найдешь его? — проговорил До Ри. — Лучше вернуться нам назад.
— Мы уже прошли приличное расстояние, давай уж поднимемся на гору Данг, — ответил Сам Су и ускорил шаги.
— Холодная нынче осень, — пробормотал шедший позади До Ри.
— Осень почти прошла, — заметил Сам Су.
— Да уж, время летит…
— Тихо! — понизил голос Сам Су. — Кажись, он…
Впереди что-то замаячило, нечто светлое, похожее на одежду, развевалось на ветру. Силуэт направлялся по тропе в сторону беседки.
— Ну и ну! Значит, Ку и правда ходит в горы. Но чего там делать в такую холодрыгу? Просто зуб на зуб не попадает.
Сам Су не обращал внимания на слова приятеля, и, пригнувшись, прибавил шаг, чтобы не потерять из виду Ку Чхона. А тот, между тем, уже дошел до беседки, поднялся на каменные ступени, и, кажется, обратил свой взор на флигель, стоявший неподалеку на возвышении. Во флигеле горела лучина.
— Давай, сюда, за кусты… — прошептал Сам Су, — как бы он нас не заметил.
До Ри послушно схоронился за другом, сказал:
— Кажется, во флигеле наш хозяин.
— Ты думаешь?
— Он еще не оправился от болезни. Зачем пришел во флигель?
— Вздумалось ему прийти, вот и пришел. Разве кто ему запретит?
Сам Су внимательно следил за Ку Чхоном. Профиль по-прежнему был обращен в сторону флигеля. Он стоял в неподвижности, точно статуя каменной Будды, подол халата трепал ветер.
— Чего он там делает? Следит за хозяином, что ли? Не могу взять в толк.
— Потише ты, — Сам Су пихнул локтем приятеля. В это время Ку Чхон обернулся в их сторону.
— Что, заметил нас?
— Закрой рот!
Ку Чхон, маячивший у балюстрады беседки, сделал несколько шагов вниз по ступенькам и остановился.
Хотя их разделяло достаточно большое расстояние, можно было различить лицо Ку Чхона, освещенное слабым светом луны, суровое и холодное, — не лицо, а маска. Застывшая в просвете беседки его фигура создавала иллюзию колонны, поддерживающей крышу. Но в следующее мгновение два приятеля потеряли из виду Ку Чхона. Тот пропал.
— Давай, за ним! — Сам Су вскочил с места и ринулся вперед, к лесу. Белеющие фигуры мужчин устремились в гору. Ветер усилился, тем самым обострил до предела чувства До Ри, его трясло. Слышалась поступь быстрых шагов впереди и шуршание одежды. А срывающиеся с ветвей и уносящиеся прочь сосновые иглы издавали жалобные звуки, казалось — они хранили в себе некую тайну этих ночных гор. К ним примешивался глухой крик совы.
— Если так двигаться вслепую, к чему мы придем? — проворчал До Ри, с трудом переводя дыхание. Сам Су вышел на опушку и остановился. Здесь лес поредел. Доносилось журчанье ручья. Впереди силуэт человека в белом перепрыгнул через ручей и взобрался на небольшую скалу. Сам Су молча пихнул приятеля за толстый ствол дуба. Отсюда из-за кустарников был ясно виден сидящий на скале Ку Чхон. Его лицо, как недавно в беседке, обращено к ним, будто тот высматривал преследователей. Но он вряд ли мог их видеть среди густой растительности в такой темени. Хотя он был далеко, на его лице можно было различить глубоко посаженные глаза под хмурыми бровями.
Вновь послышался крик совы, повторяясь раз за разом всё ближе, напоминая в безмолвном уединении Ку Чхона плач. А ветер не унимался, все кружил по лесу. Между тем парень поник, опустил голову, вытянул руки и оперся о скалу. И неожиданно, в голос — заплакал. «А-а-а-ааа…» — звуки рыдания разнеслись окрест. Они потрясли до глубины души двоих мужчин, прятавшихся за деревом. Их бросило в дрожь. А вокруг в безмолвии простиралось холодное пространство, — молчали черные вершины гор и словно кусок льда, молчала луна на небе.
Сколько времени это продолжалось?.. Но вскоре плач прекратился, и белая одежда человека промелькнула пред самым носом у тех двоих. И только тогда они пришли в себя. И увидели Ку Чхона, несущегося как сумасшедший, вниз по горной тропе. Сам Су и До Ри инстиктивно бросились вслед за ним.
«Не происки ли это черта? А, может, всё мне снится?» — подумалось До Ри. А Ку Чхон мчался, словно на крыльях, ломая ветки, — у него, казалось, было одержимости и энергии столько, чтобы перемахнуть и пропасть, шириною в тысячу ри. И вскоре тот исчез из виду. Преследователи опешили, заметались, потеряв ориентир.
— Вот черт!
— У-у-ух!.. Нечем дышать, сейчас помру…
— Ну и дела! Он просто демон какой-то! Не бежал, а летел! — До Ри, тяжело дыша, сел на землю.
— Идиот! — бросил сердито Сам Су. — Из-за тебя мы его упустили!
— Откуда только берутся силы у него?! А на вид не скажешь, что богатырь, — не обращая внимания на гнев приятеля, проговорил До Ри.
Послышался отдаленный крик лисы или какого другого зверя.
— Делать нечего, спускаемся, — сказал Сам Су.
— Дай отдышаться, — взмолился До Ри.
— Это все ты… путаешься под ногами. Толстый и жирный, как свинья! Почему бы тебе не похудеть, черт возьми! — с этими словами Сам Су заковылял дальше.
— Вы только посмотрите, как он бесится… Стой, подожди меня! — До Ри отряхнулся и поспешил за другом.
Они дошли до беседки. Сам Су проговорил многозначительно:
— Что бы там ни было… что бы там ни было…
— У него, видно, большая скорбь…
— Скорбь?
— Не может мужчина так убиваться без скорби?
— Этот негодник Ку Чхон, должно быть, состоит в каком-нибудь бунтарском движении, — предположил Сам Су.
— Не обвиняй зазря человека! — возразил До Ри.
— Неспроста он так проворно бегает по горам.
— Так он служил в монастыре, а там все хорошо лазают по горам. Молва доходит за тысячу ри, и она может погубить человека.
— Даже если он и бунтарь, что с того? Юн Бо тоже к таким относится. У меня есть одна идея…
— О чем ты?
— Разве не странно, что он скрывает свое прошлое…