— Что ж, ребята, вы молодцы! — Кларк Гордон благожелательно улыбнулся, что было большой редкостью. — Признаться, я не верил, что из этого что-нибудь выйдет. Но рад, что оказался не прав.

Долли и Ральф переглянулись: похвала начальника отдела, вечно хмурого и недовольного, многого стоила. Жаль только, что это происходило без свидетелей. Остальные сотрудники ни за что не поверят, что сам грозный Кларк удостоил их личной благодарности.

— Можете отдохнуть несколько дней. — Он скептически осмотрел осунувшееся лицо Долли со свежей ссадиной на скуле и с припухшими губами. — Мда… Это дельце оказалось довольно запутанным. Но вы отлично справились. Ну, идите.

В отделе их ждали: приветственные возгласы и довольно ощутимые хлопки по плечам сопровождали победителей на всем пути до дверей. Долли улыбалась, хоть это и причиняло ей боль. Вот ради этого момента и стоило рисковать жизнью! Наконец-то ее признали своей, и разбитая голова — не слишком большая цена за это.

Теперь она перестала быть просто богатой чудачкой, которая пришла в полицию, чтобы чем-то занять время и избавиться от скуки.

Ральф весело отвечал на поздравления, но что-то смутно беспокоило его и не позволяло полностью отдаться радости. Да, они, конечно, вышли победителями, но что дальше? И как сложатся его отношения с Долли? Со вчерашнего вечера, когда полиция увезла Вивиан и Сэма, они не виделись. Ральфу пришлось поехать с инспектором Найтом, чтобы дать показания в защиту Эдгара. А Долли, собрав вещи, вызвала такси и умчалась домой, даже не простившись.

— Может быть, выпьем где-нибудь по глоточку? — с тайной надеждой спросил Ральф. — Отметим удачное завершение задания…

— Почему бы и нет? — Она быстро взглянула на него и отвела глаза.

Ощущение неловкости опять возникло между ними. Как будто неделю они жили в каком-то другом мире, а теперь вернулись в реальность и снова стали чужими малознакомыми людьми, которых связывает только общая работа.

В маленьком кафе было немного посетителей, солнечный свет пробивался сквозь расписанные под витражи стекла, играла негромкая Музыка. Официант принес два бокала вина и блюдо с ломтиками сыра и поджаренного хлеба.

— Вчера…

— Я думаю…

Они заговорили одновременно и тут же замолчали. Почему-то невозможно было просто пойти, взявшись за руки, к кому-то из двоих домой, лечь в постель и предоставить телам выяснять отношения.

Долли с преувеличенным старанием разглаживала салфетку, Ральф вертел в пальцах забытую кем-то зажигалку. Ну почему все так глупо получается? Почему никто из них не решается первым предложить то, чего обоим так страстно хочется?

— Как Тори? — наконец спросил Ральф, когда тишина стала невыносимой.

— Вовсю пользуется вновь обретенным даром речи, то есть лая. Соседка утром даже пожаловалась, что не могла ночью уснуть. — Долли улыбнулась. — Я и подумать не могла, что моя крошка такая смелая.

— Да, я был не прав, когда говорил, что она ни на что не годится.

Они отпили вина и, когда ставили бокалы на стол, нечаянно прикоснулись друг к другу руками. И словно бы искра проскочила между кончиками пальцев. Ральф побледнел и вдруг сжал ладонь Долли так сильно, что та тихонько вскрикнула.

— Прости, — смущенно пробормотал он.

— Ничего страшного.

Она, потупившись, смотрела на белую скатерть. Это мучительное ожидание какого-то чуда причиняло ощутимую физическую боль, и сердце билось слишком часто и громко. Долли даже испугалась, что Ральф услышит этот сумасшедший стук.

Если бы она только могла первой произнести заветные слова, которые шептала в полусне вчера ночью, прижавшись щекой к подушке и вспоминая лицо мужчины, подарившего ей такое наслаждение. Долли уже призналась себе, что влюблена, что готова, кажется, на все, лишь бы быть рядом с Ральфом. Но сейчас не могла заставить себя разжать губы.

Это в одиночестве признание представлялось простым. Ну что тут ужасного: первой сказать о своей любви? И даже не страх получить в ответ равнодушное молчание останавливал Долли. Она слишком хорошо понимала, что этим ничего не добьется, кроме нескольких страстных ночей, проведенных в объятиях Ральфа. Но чем дольше они будут вместе, тем сильней станет зависимость.

И когда придет время расставаться, боль вернется сторицей. Если бы знать, что творится в этой голове! О чем он думает сейчас, нервно барабаня пальцами по столу. Что таит в себе скользящий мимо взгляд чуть прищуренных глаз.

— Прогуляемся?

Задумавшись, Долли и не заметила, что Ральф уже успел рассчитаться с официантом. Она кивнула и вышла вслед за ним на улицу, залитую розоватым светом заходящего солнца. Легкие облака, такие пушистые на вид, что их хотелось погладить, тоже были окрашены алым. Ветер приносил откуда-то сладковатый, даже чуть приторный запах роз. Вечер, казалось, был напоен нежностью и истомой. Прохожие, обычно спешащие куда-то и замкнутые в себе, поглощенные собственными проблемами, вдруг словно расслабились, на лицах блуждали мечтательные улыбки.

Навстречу Долли и Ральфу шла, обнявшись, парочка молодых влюбленных. Они не замечали ничего вокруг и двигались будто во сне, медленной лунатической походкой. При взгляде на них Долли пронзила острая зависть: наверное, впервые в жизни она захотела стать другой, полностью измениться.

Или это было желание сбросить буквально приросшую к коже маску хладнокровной и уверенной в себе женщины? Ведь когда-то она не была такой и, как все, мечтала о любви, о том, чтобы нашелся человек, к чьему плечу можно доверчиво прислониться и не бояться предательства. Неужели неудачи и разочарования так ожесточили ее, что уже невозможно вернуться к себе прежней?

— Ну, вот твой дом, — негромко сказал Ральф.

Долли удивилась: ей казалось, что прогулка длилась совсем недолго. Да она могла бы часами бродить вот так, в молчании, перебирая, словно четки, собственные чувства и воспоминания.

— Да… Что ж, до свидания, ковбой.

Она взбежала по лестнице и, едва открыв дверь, разрыдалась, не в силах больше сдерживать слезы. Тори испуганно тявкнула и прижалась холодным носом к щеке хозяйки, слизывая теплые соленые капли.

— Ну почему я не пригласила его хотя бы выпить кофе?

Долли закрыла лицо руками и несколько минут сидела так, не шевелясь. Какая-то полуобморочная слабость сковала тело, тяжело было дышать. Она порывисто встала и распахнула окно, подставляя разгоряченное лицо ветру. Хватит, ну сколько можно мучиться! Или это судьба наказывает ее безответной влюбленностью за всех тех мужчин, которым и она когда-то, наверное, причинила страдание?

— Тори, малышка, что же мне делать?

Собака участливо помахала хвостом, но никакого совета не дала. Долли нехотя разделась, набросила шелковый халатик и отправилась на кухню. Одиночество иногда просто ужасно! Как жаль, что за свою жизнь она так и не обзавелась верной подругой, которой можно было бы позвонить сейчас и пожаловаться, и выслушать в ответ такую же печальную историю. Или просто поболтать о пустяках, обсудить новинки моды, похвастаться недавно купленным платьем.

А так придется сидеть у телевизора, бессмысленно глядя в мерцающий экран. Или читать до тех пор, пока буквы не начнут плыть перед глазами, и сон, избавляющий на время от всех проблем, не смежит веки.

Тори, оторвавшись от миски с едой, вдруг громко залаяла и бросилась в прихожую. Через несколько секунд раздался звонок в дверь. Долли взглянула на часы: она никого не ждала в гости, но сейчас обрадовалась бы любому живому существу.

Когда она открыла, то в первое мгновение не поняла, что происходит. Огромный букет лилий заслонял лицо того, кто стоял на пороге. Но эта ковбойская шляпа…

Задохнувшись от радости, еще не веря до конца, что это правда, она отступила на шаг.

— Это ты… — прошептала Долли.

— Не говори ничего. — Ральф не глядя положил букет на тумбочку. — Иди сюда.

Долли оказалась в его объятиях быстрее, чем успела поблагодарить кого-то, распоряжавшегося судьбами, за это чудо. Узнавая заново вкус мягких губ, она закрыла глаза, полностью, всем существом отдаваясь сладостным ощущениям. Ральф подхватил ее на руки и перенес в спальню.

Они так спешили вновь соединиться, так жаждали друг друга, что те несколько минут, когда вокруг не существовало ничего, кроме жаркого дыхания и движения их обнаженных тел, показались им вечностью. Наслаждение накрыло обоих горячей волной, сердца на миг замерли и вновь забились, словно перекликаясь.

— Как хорошо, что ты пришел! — Долли потянулась и поцеловала Ральфа. — Я… Я, наверное, просто сошла бы с ума без тебя.

— Мы и так достаточно сумасшедшие, — ответил он и усмехнулся. — Кстати, надо поставить цветы в воду, иначе они завянут.

Долли принесла из гостиной высокую хрустальную вазу и опустила в нее лилии. Их нежный аромат был сейчас так приятен…

— Спасибо, — сказала она с благодарной улыбкой. — Мне уже давно никто не дарил цветы.

— Ты серьезно? — Ральф приподнялся и с удивлением посмотрел на нее. — Хочешь сказать, что… Ну, в общем, что у тебя никого нет?

Она кивнула и отвернулась к окну. Почему-то это признание смутило Долли: как будто то, что в ее жизни не существовало постоянного мужчины, было чем-то постыдным. Но не объяснять же, что недолгие связи, встречи на одну ночь лишь утомляли ее и не давали ничего, кроме разочарования.

Ральф почувствовал, что коснулся неприятной темы. Но ведь он, в сущности, почти ничего не знал о Долли, кроме того, что она изредка и нехотя рассказывала. Как она жила все эти годы, о чем мечтала, к чему стремилась. С другой стороны, их близость и порывы страсти еще не повод для откровенности. Ее необходимо заслужить — верностью, заботой, любовью, наконец.

А может ли Ральф рассчитывать на ответное чувство? Желание преходяще, и даже нестерпимая жгучая жажда обладания когда-нибудь будет утолена. И что же останется? Привычное равнодушие, когда уже лень искать новое счастье и ты смиряешься с обыденностью. Поцелуи и ласки, прежде такие пылкие, превращаются в докучливую обязанность. Признания, будившие в душе восторг и нежность, приедаются и кажутся пресными.

Это самое страшное, что только можно вообразить, когда умирают чувства. Не молниеносно, а медленно и постепенно гаснут, тлеют, как угольки костра, пока не покроются серым пеплом. И лишь настоящая любовь сумеет преодолеть все эти трудности, не оборваться от случайности, не заплутать в лабиринте проблем, не попасть в ловушки, расставленные хитроумной и жестокой судьбой.

Ральф впервые за эту безумную неделю всерьез задумался над тем, что для него значит Долли. И если раньше подобная мысль вызвала бы лишь пренебрежительную усмешку человека, привыкшего оставлять женщин после нескольких приятных для обоих встреч, то теперь все обстояло иначе.

И дело было не только в том, что их тела идеально подходили друг другу. Гармония в постели, когда твой партнер словно угадывает малейшее желание, это, конечно, прекрасно. Но секс — это еще не вся жизнь. Потому что любовь, как думал Ральф, заключается в ежедневном, ежеминутном терпении, в желании быть рядом, если не физически, то хотя бы душой.

Та ли женщина Долли, ради которой он готов на все? Или это сказочный мираж, который вскоре растает, оставив после себя лишь легкую грусть? И как проверить, как убедиться в том, что это чувство — настоящее, а не подделка, красивая, соблазнительная, но все же подделка?

— Хочешь кофе?

Ральф огляделся вокруг, словно возвращаясь ото сна к яви. Полумрак заполнил комнату, бледный свет фонарей лился в распахнутое окно. Фигурка Долли, замершей на краю кровати, была похожа на точеную статуэтку: она сидела, обхватив руками колени, волосы укрывали плечи, изумрудные глаза поблескивали в темноте, как у кошки.

— С удовольствием, — ответил Ральф.

Он так и не сумел понять до конца, что же с ними происходит. И, бессознательно боясь искушать судьбу, решил ничего не предпринимать. Пусть все идет, как идет. Поспешные действия зачастую приводят лишь к ошибкам, исправить которые уже невозможно.

Но одно Ральф знал точно: никогда больше он не встретит такую женщину, в которой словно переплелись и перепутались два разных человека: слабый и сильный, маленькая девочка, ищущая защиты, и взрослая женщина, умеющая постоять за себя. Что ж, плыть против течения по бурной реке жизни, несущей всех нас, сложно. Силы быстро тают, и тебя либо прибивает к берегу, либо утягивает на дно. Поэтому лучший выход — вообще ничего не предпринимать и предоставить времени и судьбе найти верное решение.

Долли вернулась с серебряным подносом, на котором стояли две хрупкие фарфоровые чашки. Ароматный пар, с запахом корицы и гвоздики, поднимался над ними. Ральф сделал большой обжигающий глоток и, распробовав, удивленно покачал головой.

— Какая у тебя модель кофеварки? — спросил он, смакуя напиток.

— Вот эта. — Она протянула к нему узкие ладони и улыбнулась. — Я, представь себе, умею неплохо готовить. А кофе — мой коронный номер.

— Да ты просто чудо!

— Только никто об этом не догадывается. — Долли устроилась рядышком, щекой прижимаясь к плечу Ральфа. — Завтра я устрою тебе настоящий пир…

Она смешалась и замолчала. Кто сказал, что завтра вообще будет? Ральф может исчезнуть в любую минуту, так же неожиданно, как и появился. Пожелать спокойной ночи и уйти, оставив Долли в ледяном одиночестве, среди смятых простыней, еще хранящих запах их тел.

То, что он пришел, еще ничего не значило. Мгновенный порыв души или просто обжегшая изнутри страсть. А может быть, и жалость к женщине, проводящей ночи в слишком широкой для нее одной постели.

Долли прикусила губу, не решаясь взглянуть на Ральфа. А он как ни в чем не бывало пил кофе, такой спокойный и надежный, что казалось невозможным и подумать о том мгновении, когда за ним захлопнется дверь.

— Отличная идея. — Он аккуратно поставил чашечку на стол и откинулся на подушку. — Раз уж сам Кларк Гордон устроил нам каникулы, используем их с толком.

— Что ты имеешь в виду? — с замирающим сердцем спросила Долли.

— Ну, будем гулять с Тори, готовить вместе ужины. — Ральф привлек ее к себе. — Сходим в театр или на выставку. Что с тобой? Я сказал что-то не то?

— Нет, все замечательно. — Она посмотрела на него с нежностью и затаенной горечью. — У меня так давно не было каникул.

Долли так и не решилась задать вопрос, который волновал ее: а что потом? Отпуск быстро закончится, начнутся рабочие будни и… Она отмахнулась от этих мыслей, как от надоедливой мошки: впереди несколько чудесных дней, и нельзя позволить дурным предчувствиям омрачать их. Надо с благодарностью принять от жизни этот подарок и не ждать, что она скоро вновь расщедрится.

Ральф прав в том, что не стремится заглянуть в будущее. Уметь радоваться мгновению — великое искусство, и не каждый способен постичь его. Что ж, да здравствует коротенький праздник!

— Поцелуй меня, — прошептала Долли.

Только в объятиях Ральфа Она чувствовала себя уютно и спокойно, и беспокойство не терзало ее. Когда сильные и уверенные руки опускались на плечи, властным жестом привлекая к себе, все остальное теряло смысл. Чуткие пальцы скользили по коже, горячие губы прикасались к груди, спускались ниже, к впадинке пупка и туда, к сокровенному холмику, даря какую-то волшебную птичью легкость телу.

Это ни с чем не сравнимое наслаждение — растворяться, таять, как воск, в ладонях Ральфа; забывать себя, терять, погружаться в глубины блаженства и снова всплывать на поверхность, задыхаясь и всхлипывая от восторга.

Что могло иметь значение по сравнению с этой сладостью обладания и одновременно отдачи себя без остатка, с замедленным, как во сне, соединением двух половинок. Близость была настолько полной, что в какие-то секунды казалось невозможным разъединиться. Но вот Ральф отстранялся, в ее сердце вкрадывалась боль, и, словно почувствовав это, он снова склонялся над распростертым телом Долли, доводя ее ласками до изнеможения.

А когда она, усталая и обессиленная, закрывала глаза, он искал ее, звал горячечным шепотом, словно и минуты не мог провести без того, чтобы прикасаться к разметавшимся черным волосам или влажной коже. И вновь начинался подъем на вершину наслаждения, страсть вспыхивала, желание кружило голову, магнетические токи пронзали воздух, напоенный ароматом лилий.

Они и уснули, прижавшись друг к другу, уже на заре, когда робкие солнечные лучи стали проникать в комнату вместе с первыми трелями пробудившихся птиц.

Долли открыла глаза и улыбнулась: как давно она не встречала новый день с такой радостью! Осторожно, чтобы не потревожить Ральфа, она встала и, прикрыв за собой дверь, прошла в ванную.

Увидев в зеркале свое отражение, Долли ахнула от изумления: даже бледность и голубоватые тени под ресницами не могли скрыть сияния счастья, озарившего лицо. Она почти не узнавала себя: казалось, даже мелкие морщинки, появившиеся недавно и причинявшие столько огорчений, разгладились. Губы были такими сочными и яркими, что позавидовала бы и юная красавица.

Наполнив ванну и добавив ароматическую соль, Долли с наслаждением погрузилась в горячую воду. Какое же это все-таки чудесное ощущение, словно утопаешь в пушистых облаках. И как хорошо сидеть вот так, бездумно следя, как капелька влаги стекает по стене. Никуда не надо торопиться, и самое важное дело — это приготовление завтрака.

Тори проскользнула в приоткрытую дверь и вскочила на специально для нее поставленный пуфик. Долли чмокнула собаку в холодный нос и потрепала по гладкой шерстке.

— Надо и тебе найти кавалера, крошка. А то останешься в старых девах.

Тори негромко тявкнула, выражая полнейшее согласие, и благодарно лизнула обнаженное плечо хозяйки.

— Скажу тебе по секрету, малышка, я так счастлива, что даже немного страшно. — Долли задумчиво провела кончиком пальцев по губам, словно пытаясь найти следы бесконечных поцелуев. — Я боюсь представить, чем это все закончится.

— О чем это вы тут шепчетесь? — Ральф вошел в ванную комнату.

У Долли при виде него кровь прихлынула к щекам, а сердце забилось быстро и часто. Она встала и потянулась за полотенцем, смущенная восторженным взглядом ясных синих глаз.

— Ты похожа на Афродиту, выходящую из пены морской, — сказал Ральф. — Что-то странное со мной происходит: кажется, я становлюсь романтиком.

— Что же в этом плохого?

— В общем-то, конечно, ничего. Но я, по-моему, староват для этой роли.

Он помог Долли выбраться из ванны, и она на мгновение прижалась к нему, почувствовав каждой клеточкой кожи прикосновение его стройного и мускулистого тела.

— Умывайся, ковбой, а я приготовлю завтрак. — Она постепенно возвращалась к себе прежней, к тому состоянию, где ирония служила отличной защитой от любых неожиданностей. — Надеюсь, в этом нет ничего слишком романтичного для тебя?

— Ну, если ты не будешь поить меня амброзией, то нет. — Ральф усмехнулся. — Я уже говорил тебе, принцесса, что ты восхитительна?

Подхватив Тори на руки, Долли направилась на кухню. Поджаривая тосты, она с некоторой грустью думала, что впервые за многие годы готовит завтрак для мужчины, с которым провела ночь. И это было очень приятно, но сможет ли она каждое утро, несмотря на лень или плохое настроение, вставать к плите, да еще и получать от процесса варки яиц, например, такое же удовольствие?

Нет, конечно, существуют кафе или наемная прислуга. Вот Маргарет никогда не утомляла себя такой мелочью, как повседневная забота о мужьях. Она искала в жизни только удовольствий и не собиралась попусту растрачивать годы на хозяйственные дела. Даже когда родилась Долли, Маргарет не просиживала часами у колыбельки, напевая песенки: для этого существовала няня.

Возможно, этот эгоизм, замкнутость на себе и стал причиной того, что мать и дочь постепенно отдалились друг от друга. Они были слишком разными и по-разному смотрели на жизнь. Если одна меняла мужчин в вечной погоне за неуловимым счастьем, то другая, взрослея, начала понимать, что это — бег в никуда. И однажды, после очередного разочарования, оставившего в душе болезненный след, Долли сформулировала для себя правила, которые должны были защитить от любых неприятностей. Правда, судьба оказалась намного хитрей и коварней.

Ральф, неслышно подкравшись, обнял Долли за талию.

— Обнаженная принцесса у плиты: век бы любовался этим зрелищем.

— А потом умер бы от голода. — Она рассмеялась и, нехотя высвободившись, обернулась. — Садись, все готово. Амброзии не обещаю, но вот глоточек коньяка…

— С самого утра отравлять себя алкоголем? — с деланным возмущением спросил Ральф.

— Милый, уже далеко за полдень. Посмотри на часы.

Долли расставила на столе тарелки и чашки, достала из бара два бокала. Эти вроде бы незначительные и такие привычные движения доставляли ей несказанное удовольствие. Ральф с аппетитом завтракал, Тори тоже устроилась у своей миски, явно собираясь съесть все до последнего кусочка. Маленькая семья… Точнее, могла бы быть маленькая семья, если бы не множество «но», о которые спотыкалась фантазия.

И самое главное — это то, что через несколько дней любовно сооруженное гнездышко развалится. Вряд ли Ральф всерьез думает остаться здесь навсегда. Он ничего не обещал, не давал никаких клятв. Просто приятное времяпрепровождение. Он ведь тоже, наверное, немного устал от одиночества. Два человека в огромном городе встретились, чтобы согреть друг друга своим теплом. Но уже скоро разлетятся в разные стороны, как легкие беспечные мотыльки.

Долли пыталась убедить себя, что ничего страшного не произойдет. Они останутся друзьями и, возможно, будут изредка делить постель, раз это доставляет обоим такое наслаждение. Хотя нет, что за глупые мечты! Ковбой ведь думает лишь об одном: как бы поскорей вернуться в запыленный крошечный городок и усесться там в кресло шерифа, чтобы охранять покой жителей.

А потом женится на найденной миссис Вильямс и придирчиво отобранной среди других претенденток девушке с длинными косами, будет нянчить детей, потихоньку стареть… Ну хорошо, а что ожидает саму Долли? Работа в полиции, сложные задания, повышения в звании, редкие любовники, с которыми все скучнее. И опять беспросветное одиночество, скрашиваемое присутствием верной Тори.

Или же она, устав от однообразно сменяющих друг друга дней, подаст в отставку и повторит судьбу своей матери? Боясь бессонных ночей, когда ветер завывает за окнами, как дикий зверь, выйдет замуж за первого подвернувшегося, превратится в путешествующую дамочку, которой не на что тратить деньги, потому что уже все испробовано и ничего больше не хочется. И ничего не оставит после себя, даже наследника, которому можно было бы передать миллионы, не принесшие счастья.

Долли передернула плечами и испуганно оглянулась. Нет, все в порядке. Ральф пьет кофе и просматривает какой-то журнал, Тори свернулась клубочком и мирно дремлет. И Долли не обернулась худой накрашенной старухой, дрожащими руками перебирающей выцветшие фотографии.

— Ковбой, куда исчез твой романтизм? — Она, ощущая потребность в движении, чтобы убедиться в реальности своего существования, вскочила и, обхватив Ральфа за плечи, заглянула ему в глаза. — Пойдем погуляем, подышим свежим воздухом. Мне жаль каждой улетающей минуты наших каникул.

— Все, что пожелает моя принцесса! — воскликнул он. — Но сначала поцелуй меня.

Это были чудесные дни, наполненные, переполненные нежностью и страстью. Долли и Ральф жили, словно в каком-то волшебном сне, где добрая фея охраняла их от любых невзгод. Долгие прогулки по паркам, ленивые послеполуденные часы, проведенные на пляже под жарким солнцем, океан, бесконечно синий, как глаза Ральфа, а по ночам, под звездами, отливавший изумрудным блеском…

Обещания Долли устроить пир так и остались обещаниями, но в многочисленных открытых кафе кормили вкусно и подавали прохладное, чуть горчащее вино. И можно было танцевать под печальные мелодии прошлого, наигрываемые музыкантом на черном блестящем рояле. А как хорошо было не спеша возвращаться домой, держась за руки. И заниматься любовью, утолять жгучий голод страсти, но так и не чувствовать пресыщения.

Долли изучила до мельчайших подробностей загорелое тело Ральфа, все его родинки и морщинки. Когда они, усталые, но счастливые, лежали рядом, она водила кончиками пальцев по его теплой коже, словно пыталась написать какое-то тайное письмо, где было бы сказано самое главное. А Ральф перебирал пряди ее густых волос, вдыхал их аромат и иногда засыпал, так и не выпустив их из рук.

Они оба, как будто сговорившись, ни слова не сказали о том, что ожидает их в ближайшем будущем. И объяснения в любви так и не случилось. А воскресным вечером, проводив Долли домой после чудесно проведенного дня, Ральф лишь легко коснулся губами ее щеки, но не стал входить в квартиру.

— Мне надо забежать к себе. — Он смущенно кашлянул. — Завтра на работу, и я…

— Конечно, — быстро проговорила Долли, для которой это не было неожиданностью. — Мы замечательно провели время, правда?

Он внимательно посмотрел на ее спокойное и доброжелательное лицо, словно торопясь что-то понять. Но она долго готовилась к этой минуте и ни одним жестом не выдала своего состояния. Хотя больше всего Долли хотелось прижать его к себе и никуда не отпускать, даже если придется удерживать силой. Гордость не позволяла ни о чем просить.

— Да… Значит, до завтра, принцесса?

— До завтра, ковбой! — Она улыбнулась, чувствуя, как слезы начинаю жечь глаза. — Не опоздай, а то Кларк решит, что ты сбежал в свои Полторы Овцы.

— Четыре Лошади! — привычно поправил Ральф, уже спускаясь по лестнице.