СКАЗ ПРО УРАЛЬСКИЕ СОКРОВИЩА
Певали раньше наши старики такую песню про Урал:
Много, много на Урале было тайного да диковинного. Вот я и расскажу вам про уральское место: каким оно было и каким оно стало.
Недалеко от озера Тургояк Ильменский заповедник есть. Богатимое это место. Там всякие дорогие камни — самоцветы. Шерла черная, хризолиты зеленые, яшма, сапфиры и александриты — камень красоты невиданной. Да всего не перечтешь. И всеми этими богатствами владел Дед Самоцвет. Про него старики рассказывали так.
Жил-был в Миассе купец, по Миасской округе золотые прииски все его были. Бедные люди копались в земле, добывали ему золото, а он с каждым днем богател да богател. Богатые люди, они жадные, сколько ни богатеют — им все кажется мало. Вот тот купец и прознал, что в Ильменях камень самоцвет есть. Зовет он к себе приказчика и говорит ему:
— Возьми пять человек старателей и поезжай с ними в Ильмень искать камни самоцветные.
Купец, как пес, злющий был, приказчик и того хуже.
— Не пожалею рабочих, до смерти замучаю, а самоцветы достану, — говорит купцу приказчик. — Только уговор: третью долю из добытых самоцветов мне отдашь.
— Хорошо, хорошо, — говорит купец, — только достань самоцветы, а я твоих трудов не забуду.
Взял приказчик пятерых старателей, захватил с собой кайлы, ломы, топоры, лопатки и поехали в Ильмень камни самоцветы искать. Приехали в Ильмень, стали разведку делать. Нашли одно подходящее место. Начали шахту бить. Копают старатели неделю, другую — нет-нет да и попадется им крошка от самоцветов. А целых самоцветных камней нет. Приказчик злился на старателей:
— Плохо копаете, плохо ищете! Розгами запорю, голодом заморю, если не будете стараться!
Не дает он старателям покоя ни днем, ни ночью, все заставляет их робить.
Вот копают они раз ночью, а приказчик в балагане спит. Вдруг затрещали стены у шахты, посыпалась порода, испугались старатели: крепи-то слабенькие были. Приказчик торопил и не давал как следует шахту крепить. Старатели и думают: «Ну, обвал. Завалит нас здесь, и не видать нам больше своих детушек». А по шахте все пуще и пуще раздается треск. Глядят они: стена треснула и стала раздвигаться, а оттуда показался сильный свет. Старатели стоят ни живы, ни мертвы. А потом еще пуще прежнего как хряснет! Тут они без памяти попадали.
Долго ли, коротко ли они так лежали, вдруг слышат над собой человеческий голос:
— Вставайте, голубчики, не бойтесь, это я, Дед Самоцвет. — На голове у него золотой венец, изукрашенный сапфирами, рубинами и бриллиантами. Одежда из мелкого хрусталя, горит она на нем, как многоцветная радуга. Старатели как увидели такую красоту, ахнули.
Дед Самоцвет и говорит им:
— Вас купец здесь заставил искать самоцветные камни. Вот вы их и нашли. Пойдемте, я вам покажу.
И повел их в свой дворец. Заводит старателей в первую палату, в ней стены, потолок и люстры — все выложено зелеными самоцветами. Завел в другую — она вся разукрашена синими самоцветами. Третья палата — солнечно-желтая. Четвертая — темнокрасная. Пятая, — как небо, голубая. Шестая из хрусталя. Седьмая палата играет радугой. Полы во всех палатах из разноцветного мрамора, а двери выложены серебром и золотом.
Дед Самоцвет и говорит старателям:
— Вот видите, какие сокровища я имею. Моего богатства хватит на весь мир, а вашему хозяину я не дам ни камешка, потому что сердце у него звериное, а руки в людской крови. Я и поставлен хранить самоцветы от таких людей, как ваш хозяин. И до тех пор буду хранить, пока не придет человек, который не о себе думает, а о всем народе. Я и передам все сокровища ему, а он — своему народу. Тогда у того народа вся жизнь будет радостная и красивая. Идите и ищите того человека, и скажите ему, что я жду его.
Дед Самоцвет одарил старателей и вывел наверх. Пошли они искать того человека.
А Дед Самоцвет обратился чудовищем и явился к купеческому приказчику. Разбудил его. Приказчик как увидел чудовище, так и задрожал от страха, зуб на зуб у него не попадает.
Чудовище и говорит ему:
— Людей своих не ищи, я завалил их в шахте, а тебя пощадил, чтобы ты рассказал хозяину и другим, что это место запретное и самоцветов я никому не дам, а если кто попытается у меня их воровать, так я ни одного человека живым отсюда не выпущу.
Приказчик вернулся и рассказал об этом хозяину, и с тех пор богатеи больше не пытались добывать те самоцветы.
В ту пору такая жизнь была: царь с князьями, попами, купцами да помещиками заграбастали все в свои лапы: землю, леса, горы, а в горах-то всякие руды, серебро, золото, драгоценные камни. Наживались они на этих богатствах, а бедные люди на них робили да бедствовали. Шло, шло так время, да и появился на русской земле великий человек — Ленин. Народную нужду всю доподлинно знал.
Вот он и говорит народу:
— Товарищи, дальше так жить не годится! Давайте прогоним царя и всех буржуев! И сами будем управлять государством.
Поглянулись ленинские слова народу, по сердцу пришлись. Поднялись все рабочие, бедные крестьяне, прогнали царя и буржуев. А Ленина выбрали главным. Пришли к Ленину те старатели, что у Деда Самоцвета были, и рассказали ему про уральские сокровища.
Ленин немедля послал на Урал ученых людей и сказал им, что надо делать. Приехали те люди на Урал, привезли с собой от Ленина грамоту. Пошли к Деду Самоцвету, к хозяину Ильменских гор.
Дед Самоцвет принял дорогих гостей и говорит им:
— Долго я вас ждал и все время хранил самоцветы, чтобы богатеи их не растаскивали. Ну, а теперь берите мои богатства. Пусть ими пользуются все люди, живут да радуются. Пусть их жизнь будет такая же красивая, как эти самоцветы!
Построили ученые в этом заповеднике дома, поселили в них людей, чтобы те жили да порядок вели. И с той поры Ильменский заповедник зовется именем Ленина, а ленинская грамота там и посейчас в дорогом ларце хранится. А народ со всей страны приезжает в заповедник погостить да подивиться ильменскими самоцветами.
Сказ записан И. Зайцевым
от пенсионера г. Кусы
А. И. Калинина, 65 лет.
АНТИРЕЛИГИОЗНЫЕ ЧАСТУШКИ
Частушки записаны И. Зайцевым
в Саткинском и Кусинском районах
Челябинской области.
Иван Малютин
НАШ ГОРЬКИЙ
(Из воспоминаний)
Иван Петрович Малютин — один из старейших рабочих поэтов-революционеров — был лично знаком со многими крупными писателями прошлого, переписывался с Алексеем Максимовичем Горьким.
Сейчас И. П. Малютин готовит книгу очерков-воспоминаний о своих ветречах с талантливыми русскими писателями и артистами, работает над книгой стихов. |
Здесь помещается зарисовка И. П. Малютина из книги очерков, над которой автор работает последние годы.
В 1922 году я вернулся — после трех лет ссылки и семнадцати лет странствований по Сибири — на фабрику «Красный перекоп». Многие здесь еще помнили меня по революционной подпольной деятельности, по первой рабочей библиотеке на фабрике. Мне дали квартиру в Петропавловском парке, при рабочем факультете, устроили на работу в библиотеке.
Рабфак помещался в каменном доме, на берегу большого пруда, обсаженного березками, тополями и густым ельником. Во всем парке было только две семьи — садовника и моя.
Библиотечного жалованья нехватало, пришлось заняться разборкой старых документов в фабричном архиве. Там я нашел интересные бумаги по истории фабрики и сделал из них выписки для знакомых писателей — Вс. Иванова и Вяч. Шишкова, которые интересовались этим вопросом.
Из Сибири я привез порядочно хороших книг и стал добавлять к ним новые. В скором времени библиотека моя стала довольно большой и включала в себя книги по многим отраслям знания.
Захватывала меня не только любовь к хорошим книгам, но и к творцам их, к писателям. Влюбишься в произведение какого-нибудь писателя и невольно полюбишь его самого… Не посторонний он уже для тебя человек, а близкий, дорогой, родной. И вот живешь и чувствуешь, что у тебя, есть друг, и от этой мысли делается на душе хорошо, интереснее, легче и радостнее жить. Забывались разные трудности и невзгоды.
Еще с юных лет был у меня особенно любимый писатель — В. Г. Короленко. Часто я о нем думал, перечитывая его рассказы, и крепко держал их в памяти. Он мне казался добрым, ласковым, и я осмелился написать ему письмо и послал какое-то свое стихотворение для отзыва. Ох, как он раскритиковал его! И это неладно и то не так, одним словом — плохо. Я не удивился этому и не жалел, что мир не увидит этого моего произведения. А удивился я искренне тому, как он, такой большой и занятый писатель, нашел время заниматься моими стихами и отвечать мне.
И уже только через десять лет я осмелился написать ему вторично. И тоже кое-что послал для отзыва. На этот раз он написал, что о первых моих стихах забыл основательно, а сейчас присланные вполне литературны. Но я мало этому радовался, так как сам начал понимать, что многого мне еще нехватает и рано радоваться своим маленьким успехам. Но опять удивился тому, что так ласково и дружелюбно отвечает мне этот замечательный человек и думал: как же не любить и не уважать такого человека!
Такими же отзывчивыми и душевными людьми оказались и другие писатели, артисты, ученые — Шишков, Подъячев, Белоусов, Дрожжин. Телешов, Качалов, Морозов (шлиссельбуржец). Все они были сначала воображаемыми спутниками моей жизни, а потом стали и действительными, и мой мир постепенно обогащался такими замечательными людьми.
И неожиданно для меня среди наших замечательных талантов засверкал еще один — добрый, смелый, простой и ясный, как солнечный день, освещающий грязь и темноту пошлой обывательской, мещанской жизни и зовущий к другой, к светлой, разумной человеческой жизни — Горький! Я прочитал первые его рассказы и сразу же автор стал представляться мне чутким, простым, отзывчивым человеком. А когда узнал его биографию, понял, что не любить его не могу. Жизнь его напомнила мне мою. У него суровый, жестокий дедушка и мытарства в жизни… У меня сердитая мачеха, от которой прятался по ночам в подполье с маленькой керосиночкой, чтобы прочитать случайно попавшую в руки книжку.
Судьба провела меня мимо школ и прямо из подполья поставила на плоты, на баржи Шексны и Волги, бросила в шумные города, в водоворот жизни и сказала: плыви, борись, отстаивай свои права или погибай…
У Алексея Максимовича была удивительная бабушка, воспитавшая в нем великую человеческую душу и чуткое к человеческим страданиям, пламенное сердце. А у меня не было такого друга, который бы рассказал хотя одну очаровательную сказку, кто бы меня хоть раз приласкал. И вот как только появились рассказы Горького, я сразу почувствовал в авторе близкого человека… И потянуло с огромной силой написать письмо Алексею Максимовичу. Наконец посчастливилось мне познакомиться в Ярославском краеведческом музее с Адамом Егоровичем Богдановичем, родственником Алексея Максимовича. Разговорились о Горьком. Я сказал, что собираюсь давно уже написать ему письмо, да адреса не знаю…
Богданович тотчас же написал на бумажке его адрес и передал мне.
— Спасибо, — говорю, — вам большое, только не знаю, ответит ли он?
Но и после этой встречи с Богдановичем я еще долго думал, чем же я его заинтересую? Что ему написать? И решил написать об истории нашей фабрики, на которой я работаю. Фабрика эта действительно интересна: основана она ярославским купцом Затрапезновым при содействии Петра I.
Собрал я по документам, найденным в архиве, разные сведения и написал ему большое письмо, так просто, откровенно и подробно, как будто своему давно знакомому товарищу. А также послал заказной бандеролью брошюру: «Ярославская Большая мануфактура».
Отправив письмо, я стал ждать ответа. Ответ пришел очень аккуратно, без всяких промедлений. Почтальон вручил мне также бандероль с книгами: «Дело Артамоновых» берлинского издания и «Детство» с автографами. В письме Алексей Максимович благодарил за сведения о фабрике и сообщил, что очень интересуется этим вопросом.
В письме он отправил свою фотографию, но ее там не оказалось. Я написал Алексею Максимовичу об этом. А. М. Горький ответил, что это обычная история, и он вышлет новую.
Потом я написал ему, какие книги читаю. Об одной из них он отозвался хорошо. Там говорилось о беспримерной жестокости англичан, которые господствовали в Индии, истребляя мирное население для того, чтобы легче было управлять страной.
Мне в письмах указывал, как надо писать, чтобы не получалось, например, так: «Встретил я Якова», а надо: «Я встретил Якова» и т. д. Чтобы получалось четко, плавно и красиво.
Я безгранично был рад этому дружескому отклику, он растрогал меня до слез. И еще сильнее полюбил я этого замечательного человека, такого огромного и такого простого и близкого. Наша переписка продолжалась с перерывами лет восемь, почти до самой его кончины. Адам Егорович Богданович, который часто получал от него письма, говорил, что Алексею Максимовичу хочется проехать по Волге и побывать в Ярославле. Но эта его мечта не осуществилась.
В 1934 году мне посчастливилось присутствовать на Первом Всесоюзном съезде советских писателей. Там встретил я многих знакомых писателей.
Но особенно интересовал всех Алексей Максимович Горький. Встретиться и поговорить с ним не было никакой возможности, потому что он все время был окружен разными делегациями, представителями фабрик, заводов, колхозов, учреждений. Так, представители одного из колхозов преподнесли ему снопы овса и пшеницы, а он держал их на руках, как двух младенцев и кланялся во все стороны под гром несмолкаемых аплодисментов.
И только с одним кончит разговаривать, как уже другие ждут своей очереди.
И так целые дни.
И отдохнуть ему можно было разве тогда, когда выступал с докладами: говорил он спокойно и не спеша, то и дело заглядывая в тетрадки.
— Я, — говорит, — не оратор, говорить речи не умею, я вот по тетрадке, — и, ссутулясь, то и дело заглядывает в нее.
Скажет какое-нибудь острое шуточное словечко, рассмешит всех — и весь Колонный зал ответит громом аплодисментов. И каждый, услышав его шутку, подумает про себя: «Какой он простой, искренний и не гордый человек».
И как-то сразу становится хорошо и легко у всех на душе. Будто вот этой шуточкой приблизил он всех к себе на самое близкое расстояние, поднял настроение, обострил внимание. Его очень утомляли продолжительные аплодисменты, и вот стоит, ждет, когда перестанут хлопать, а потом начинает махать тетрадкой или рукой и, как только перестанут, скажет:
— Товарищи, надо экономить время.
Однажды был такой случай. Вечером делегаты и гости выстроились в две шеренги от трибуны до выхода на площадь. Всем хотелось повидать, как Горький пойдет мимо. Президиум весь разошелся, а Горького все нет. Дежурный начал гасить свет, сказав, что Горького нет. Но люди не верили и ждали. Дежурный еще раз сказал, что Горького нет, и потушил свет. Люди заволновались, потребовали включить свет и, только убедившись, что Горького действительно нет, стали нехотя расходиться.
Каждый вечер после заседаний десятки автобусов направлялись в Горки, где жил тогда великий и родной писатель нашей земли.
Челябинск, 1954 г.