Стоял теплый пасмурный день, какие часто бывают в Лос-Анджелесе в конце февраля. С моря наползал туман, обволакивая все вокруг влажной серой дымкой. В такую погоду ржавчина разъедает хромированные покрытия на дорогих «мерседесах» заправил киностудии, а дорогостоящие прически их жен не держатся и нескольких часов.

Жизель выглянула в окно, посмотрела на небо, покрытое грозовыми облаками. К западу, кажется, немного просветлело. Как обещание солнца в недалеком будущем. Жизель это не радовало — она никогда не полагалась на обещания.

Прошел месяц с того дня, когда завязались их отношения с Дэном Кейзером. Неожиданно для самой себя она почувствовала, что эти отношения ее вполне устраивают. Глава студии оказался умным, интеллигентным человеком, любившим поговорить, пожалуй, даже не меньше, чем заниматься любовью. Обнаружив, что в голове у Жизель отнюдь не опилки, он страшно обрадовался. Значит, теперь у него есть не только очаровательная партнерша по любовным играм, но и товарищ, с которым можно поговорить. Он не преминул воспользоваться этой возможностью.

Теперь он почти каждый вечер приезжал в ее дом на вершине холма и за бокалом вина рассказывал о том, что произошло за день. Вначале они каждую свою встречу занимались любовью. Но в последнее время Жизель постоянно куда-нибудь торопилась, поэтому Кейзер иногда заезжал к ней всего на несколько минут, просто поговорить. И это его тоже устраивало.

Тем не менее, Жизель часто напоминала себе, что начала эту связь с определенной целью. Хватит уже любовных игр и приятных разговоров. Пора переходить к делу.

С этими мыслями она заказала телефонный разговор с Клаудией Грэхэм. В отеле «Нуза Дуа» на Бали Клаудиа, в своем роскошном номере, почти сразу же взяла трубку.

— Привет, — произнесла она, узнав голос Жизель. — Ну, как твои дела?

— Так себе. А у тебя как? Весело там, на Бали?

— Не очень. С Дэвидом ничего не вышло. Бедняга все время болеет. Наверное, ему не подходит здешняя еда.

Жизель, сделав над собой усилие, заговорила сочувствующим тоном:

— Какая жалость. Мне казалось, у вас все должно быть хорошо. Да, кстати, удалось тебе разузнать что-нибудь о той английской актрисе? Помнишь, я тебя просила?

— Ты имеешь в виду Рэчел Келлер?

— Да-да.

На другом конце провода наступило молчание.

— Вообще-то мы с Рэчел за последнее время очень сблизились, — произнесла наконец Клаудиа. — Так что теперь я действительно кое-что о ней знаю.

— Прекрасно! — Жизель постаралась скрыть волнение. — Расскажешь?

— С одним условием.

— Вот как? И что же это за условие?

— Я хочу знать, для чего тебе нужна эта информация и как ты собираешься ее использовать.

— Ты что, серьезно!

— Еще как. Я хочу знать, какой вред это может нанести Рэчел.

— Хорошо, я скажу тебе в двух словах. Человек, которому нужна эта информация, — Дэн Кейзер. Он недоволен тем, что ей дали эту роль, и хочет сиять ее с фильма.

— Зачем же дело стало? Пусть уволит ее и все. У него наверняка есть такие права.

— Оказывается, это не так просто. Кажется, он попытался ее уволить, но Боб Делами восстал.

— Ну и что? Делами всего лишь продюсер. Оплачивает съемки Кейзер, так что все козыри у него в руках. Пусть уволит Рэчел, а уж потом сражается с Делани.

— Нет, так здесь дела не делаются. Ему нужна серьезная причина, чтобы уволить актрису. Только тогда он сможет действовать через голову Делани.

Клаудиа задумалась. Сделать то, о чем просила Жизель, не представляло особого труда. Почти в самом начале их знакомства Рэчел призналась ей, что у нее нет никакого опыта работы в кино. До этого она играла лишь в театре, да и то в провинции. На основании одного этого Кейзер спокойно мог бы ее уволить.

В этот момент ей вспомнились слова Марты Чонг: «Одна из вас предаст другую. И это предательство изменит всю вашу жизнь». Клаудиа содрогнулась, как будто почувствовав кровь Рэчел на своих руках. Ну, нет, не станет она этого делать. Ни за что!

— Знаешь, не хочется мне продавать вам Рэчел. Я ее полюбила.

В голосе Жизель появился холод:

— Что-то я не помню, чтобы тебе когда-нибудь это мешало. В чем дело? Ты теряешь твердость духа?

— Ничего я не теряю. Просто не хочу, чтобы еще одна актриса по моей вине осталась без работы. Ты сама знаешь, в нашем бизнесе не так-то легко удержаться.

— Не волнуйся, она наверняка найдет что-нибудь другое. Уж если у нее хватило таланта и связей, чтобы заполучить эту роль…

Клаудиа вздохнула:

— Если бы все было так просто. Рэчел — англичанка, завоевала свою репутацию в театре. В Голливуде никто ее не знает. Нет, Жизель, эта роль ей очень нужна. Не стану я помогать тебе.

На другом конце провода наступила тишина. Жизель обдумывала услышанное. Теперь ей стало ясно: Клаудиа знает достаточно для того, чтобы покончить с Рэчел, но по какой-то причине не хочет лишать ее работы.

Внезапно у Жизель появилась идея.

— Послушай, Клаудиа. А если я добьюсь, чтобы Рэчел получила другую роль, в каком-нибудь другом фильме… тогда ты мне поможешь?

Клаудиа почуяла неладное. Что-то здесь явно не так. Почему Дэн Кейзер на этот раз решил пощадить чувства никому пока не известной актрисы? Обычно в подобных случаях сначала разрывают контракт, а уж потом подыскивают обоснования для этого. Нет, Жизель явно что-то недоговаривает. Клаудиа на минуту задумалась.

— Жизель… кого Дэн прочит на эту роль в том случае, если ему удастся избавиться от Рэчел?

— Понятия не имею.

— Жизель! Кому ты это говоришь?!

— Ну, хорошо. Могу я тебе довериться?

Клаудиа рассмеялась:

— А у тебя просто нет выбора. Если ты не скажешь, кем вы собираетесь заменить Рэчел, вам не удастся этого сделать. Во всяком случае, не с моей помощью.

Жизель это не понравилось. Она-то надеялась, что ей не придется выкладывать Клаудии всю историю. Чем меньше людей об этом будет знать, тем больше шансов, что дело выгорит. Однако она чувствовала, что отступать некуда.

— Я должна получить эту роль вместо Рэчел. Дэн хочет, чтобы я сыграла Мэйбл.

Она почувствовала, как у Клаудии, на другом конце провода, перехватило дыхание.

— О чем ты говоришь, Жизель?! Я была уверена, что ты давно покончила с актерской профессией.

— Нет, — ровным голосом произнесла Жизель, — это актерская профессия покончила со мной. А сейчас Дэн хочет предоставить мне еще один шанс.

Клаудиа снова расхохоталась:

— О чем это ты? Дэн Кейзер решил предоставить тебе еще один шанс через десять лет после того, как ты оставила сцену?! Можно узнать, а что ты обещала ему взамен? Или это слишком неделикатный вопрос?

Жизель вздохнула:

— Со стороны любого другого это был бы, конечно, непростительный вопрос. Любого другого я бы послала подальше. Но тебе я скажу. Мы с Дэном близки. Ты меня понимаешь?

Клаудиа прекрасно все поняла. Признание Жизель нанесло сокрушительный удар по всем ее благим намерениям. Да, Рэчел ей нравится: она не обманщица, она занятная, с ней интересно. А главное — она здесь, под рукой. Но вот вопрос: надолго ли все это? С Рэчел хорошо коротать время на Бали, во время съемок. Вернувшись же домой, в Лос-Анджелес, Клаудиа вновь обретет своих прежних друзей. Намного более полезных для нее, чем Рэчел.

С Жизель они знакомы уже больше семи лет и всегда помогали друг другу. Да если бы не Жизель, Клаудиа, возможно, не снималась бы сейчас в этом фильме. И потом, Жизель всегда с пониманием относится ко всем ее проблемам, связанным с мужчинами. Не так уж много существует людей, которым она, Клаудиа, может довериться.

Инстинкт подталкивал Клаудиу пожертвовать Рэчел. Мешало лишь одно — воспоминание о встрече с Мартой Чонг. Китаянка предсказала предательство и даже намекнула на то, что оно будет наказано. Говорила о каком-то проклятии. Нет, лучше обойтись без этого… Но ведь Жизель пообещала, что сможет устроить для Рэчел что-нибудь другое. Если бы удалось найти для нее роль не хуже, чем эта… Тогда то, что она сейчас собирается сказать, предательством уже не назовешь. Скорее это можно назвать обходным маневром.

Клаудиа решилась. Любовь, предательство, совесть… все зависит лишь от того, как их интерпретировать.

— Жизель, я думаю, у тебя как у актрисы есть будущее.

Боб Делани зевнул, потянулся, включил лампу над своим сиденьем. Он провел уже четыре часа в салоне первого класса авиалайнера. Еще через четыре часа самолет приземлится в аэропорту Лакс Лос-Анджелеса. Интересно, какая там сейчас погода.

Потом он снова обратился мыслями к прошедшим суткам. Вернувшись в свой офис в отеле «Нуза Дуа», он обнаружил там срочную телеграмму от Дэна Кейзера, который настаивал на том, что им надо поговорить, и как можно скорее. Боб заказал себе чашку кофе и попытался сообразить, зачем он мог понадобиться руководителю студии. В любом случае, во время съемок лучше держаться подальше от таких, как Кейзер. Сейчас ему не нужны никакие осложнения.

Он медленно протянул руку к трубке. Хочет он того или нет, но осложнений, по-видимому, все равно не избежать.

Не успел он снять трубку, как телефон зазвонил. Это был, конечно, Дэн Кейзер. Вернее, его секретарша-японка.

— Боб! Как хорошо, что я вас наконец застала. Вы получили телеграмму от мистера Кейзера?

— О том, что он хочет поговорить? Да, только что. Мы вернулись со съемок всего несколько минут назад.

— Очень хорошо, — прощебетала она. — Когда вы сможете попасть на самолет?

— На самолет?! Это еще зачем? Как я понял, Дэн хочет только поговорить.

— Правильно. Но не по телефону. Он будет ждать вас в студии.

— Не могли бы вы мне сказать, о чем будет разговор?

Наступило непродолжительное молчание.

— Мне очень жаль, — сдержанно проговорила японка, — но мистер Кейзер не сообщил мне никаких подробностей. Просто сказал, что ему нужно встретиться с вами. Это было вчера.

— Понятно. Передайте ему, что я прилечу, как только смогу. Скорее всего, завтра. И сразу же позвоню ему.

И вот теперь он летел на встречу с Кейзером. Вероятно, предстоит борьба, хотя он пока не мог догадаться, по какому поводу. И не слишком волновался. Съемки у них идут по плану, Рик укладывается в график, и вообще, если не считать нескольких второстепенных просчетов, все идет нормально. Он не сомневался, что сумеет выйти победителем из предстоящего разговора, что бы там ни было сейчас на уме у Кейзера.

Однако, едва войдя в студию, он понял, что недооценил серьезность ситуации. Дэн Кейзер выглядел так, как будто его сейчас хватит удар. С багровым румянцем на щеках, тяжело и прерывисто дыша, он расхаживал по кабинету.

— Дэн! Что случилось?

Глава студии резко остановился прямо перед ним.

— Ты обманул меня! Я тебе поверил, а ты меня обманул.

Боб Делани совсем растерялся.

— В чем я тебя обманул?

— Вспомни Рэчел Келлер!

Наступила тишина. Делани вспомнил последний разговор с Кейзером, глубокой ночью. Тогда Дэн поднял его с постели из-за Рэчел. Хотел заставить его снять ее с картины. Вот, значит, в чем дело… Делани ломал голову, пытаясь сообразить, что же такое он сказал тогда, что могло вызвать столь бурную реакцию. Внезапно он все понял. У Рэчел не было опыта работы в кино, и они с Риком немного подправили ее биографию в документах, чтобы создать нужное впечатление.

— Ты имеешь в виду ее послужной список?

— А что же еще! Семь лет в провинции! И это ты считаешь нормальной квалификацией для работы в Голливуде?

— Почему бы и нет? Лоренс Оливье начинал с английских театров. И Вивьен Ли тоже.

Глава студии, казалось, сейчас воспламенится.

— Но только не на студии «Магнум». Нам здесь ученики не нужны. Пусть набираются опыта где угодно, а к нам приходят, когда будут готовы для этого.

— Ты хочешь сказать, что Рэчел не готова?

— Да, черт побери!

— Так… А Жизель Паскаль, по-твоему, готова?

Снова наступило молчание. Дэн Кейзер прошел к бару.

— Может быть, выпьем? А потом обсудим эту ситуацию, как цивилизованные люди.

Делани тяжело вздохнул, тоже подошел к бару, налил себе виски, неразбавленного и без льда. Он понял, что его положение — далеко не выигрышное. Он ведь пытался отговорить Дэна от этой затеи, однако теперь Жизель Паскаль, по-видимому, все решила за Кейзера. И с этим ничего не поделаешь. Делани представил ее себе — самоуверенную блондинку в шикарных туалетах. Что же она предложила Кейзеру такое, что тот даже взял на себя труд найти веские обоснования для увольнения Рэчел Келлер?

Делани мысленно отругал себя за то, что был не очень осмотрителен. Как могли сведения о прошлом Рэчел Келлер так скоро просочиться наружу? Потом он вспомнил: Рэчел и Клаудиа неожиданно стали близкими подругами. Наверняка Рэчел все о себе рассказала этой суке во время их поездок по острову. А может быть, как-нибудь вечером, за обедом. Девичьи откровения… Это еще хуже, чем доверительные разговоры в постели.

Делани решил проверить свою догадку:

— И когда же Клаудиа тебе это все выложила?

Кейзер усмехнулся:

— Клаудиа мне ничего не говорила. Это Жизель.

— Какого дьявола! И откуда она все обо всех знает?

Однако в следующую секунду он понял. Ну конечно, Жизель с Клаудией — давние приятельницы. Он ведь и сам вошел в доверие к Клаудии именно через Жизель. А теперь француженка просто использовала эту дружбу.

Наверное, ему сейчас следовало бы поставить стакан на стол и признать свое поражение. Но что-то его останавливало. Он терпеть не мог, когда великосветские потаскушки, вроде Жизель вмешивались в его профессиональные дела. А кроме того, очень не хотелось подводить Рэчел. Он ее почти не знает, и тем не менее у нее несомненно есть талант.

И мужество. Не заслужила она, чтобы с ней так обошлись.

В голове у него мгновенно созрел план действий.

— Сколько ты мне даешь времени на реорганизацию? — обратился он к Кейзеру.

— То есть, чтобы избавиться от этой… Келлер?

Делани кивнул.

— А сколько тебе нужно?

— Два-три дня. Придется еще завернуть в Лондон до возвращения на Бали.

Кейзер улыбнулся:

— Хорошо. Я думаю, два-три дня ничего не изменят. Скажу Жизель, чтобы не гнала лошадей, пока мы не получим известие от тебя.

— Не гнала лошадей? Что ты имеешь в виду? Не собирается же она давать объявление в «Голливудский вестник».

Кейзер снова улыбался:

— Эго ты так думаешь. Ты плохо знаешь Жизель.

Делани прошел к лифту, спустился на пять этажей и оказался на двенадцатом, где помещались офисы продюсеров студии «Магнум» и некоторых независимых кинобизнесменов. Если двенадцатый этаж чем-нибудь и напоминал тот, на котором размещались высшие чины студии, то лишь по чистой случайности. Здесь, на двенадцатом, царила рабочая атмосфера. Ни картин, ни фотографий на стенах, покрашенных в кремовый цвет. А если кое-где и встречались комнатные растения или ярко разрисованные шторы, то это было делом рук самих обитателей этажа. Здесь делали фильмы, в то время как владения Кейзера, с его красотками секретаршами и картинами стоимостью в миллион долларов, существовали исключительно для того, чтобы производить впечатление на богатых клиентов.

Боб Делани занимал комнату средних размеров, к которой примыкал крошечный «предбанник» для секретарши. Эта комната предназначалась для него до конца съемок. А секретарша Джуди, наверное, останется с ним чуть дольше.

Увидев его, она не смогла скрыть удивления:

— А я думала, что вы на аудиенции у босса. Ну, теперь вам придется терпеть меня до конца рабочего дня.

Он заметил на ее лице сочувствие и ухмыльнулся:

— Не переживай. Ничего драматического не произошло. И не произойдет, если только я смогу этому помешать. — Он взглянул на часы. — Который сейчас час в Лондоне?

— Около восьми вечера, — не задумываясь ответила Джуди. За время работы она научилась с ходу определять разницу во времени между Нью-Йорком, Лондоном и Лос-Анджелесом, независимо от времени года.

Делани помолчал, обдумывая дальнейшие действия.

— Соедини меня с Десмондом Френчем. По домашнему телефону. Если повезет, застанем его, пока он не ушел куда-нибудь обедать.

Через пять минут агент из Англии был на проводе. Делани схватил трубку:

— Десмонд! Ну как идут дела?

— Как я понимаю, вы звоните не для того, чтобы узнать, как у меня идут дела. Чему я обязан?

— Небольшие проблемы с моим фильмом. На самом деле ничего серьезного, но мне нужна ваша помощь.

Десмонд Френч сел поудобнее, потянулся к стакану с виски и содовой. Он по опыту знал: если продюсер из Голливуда звонит поздно вечером и заявляет, что у него небольшие проблемы, значит, дело плохо.

— Откуда вы звоните?

— Из Лос-Анджелеса. Мне пришлось уехать на пару дней с натурных съемок, чтобы кое в чем здесь разобраться.

Френч сделал глоток виски.

— Это «кое-что» касается Дэвида или Рэчел?

— Рэчел. Дэн Кейзер, со студии «Магнум», хочет снять ее с фильма и заменить своей подружкой.

В голосе Десмонда Френча зазвучала тревога:

— Надеюсь, вы сказали ему, что ничего не выйдет?

— Попытался, но он и слушать не хочет. Он намерен использовать против Рэчел отсутствие у нее опыта работы в кино. Я решил ничего не предпринимать, пока не поговорю с вами.

На другом конце провода помолчали.

— Вы можете что-нибудь сделать, чтобы его остановить?

— Один — нет. А вот с вашей помощью… кажется, у меня есть план. Если успею на последний самолет, завтра утром буду в Лондоне.

— Хорошо, я освобожу для вас утро. Когда мы сможем встретиться?

Делан и подумал несколько секунд.

— Примерно в половине одиннадцатого. Я остановлюсь в «Савойе». Успею еще принять душ.

— Значит, в половине одиннадцатого. Мне не терпится услышать, что у вас за план. Будет очень жаль, если Рэчел отстранят. Это может отбросить ее назад года на два.

— Мне бы тоже этого не хотелось. Но думаю, вместе мы сможем этому помешать.

Делани повесил трубку, обернулся к Джуди. Она уже стояла в дверях.

— Одно место на восьмичасовой рейс, — скомандовал он. — Если можно, первый класс, если не получится, сойдет и клубный. Я сейчас еду домой. Немного посплю и соберу кое-какие вещи. А ты подъезжай ко мне где-нибудь в середине дня и привези все документы Рэчел Келлер, какие только сможешь найти, включая копию контракта.

Прежде чем Джуди успела произнести хоть слово, он исчез. Она подошла к столу, нашла книжку с адресами и телефонами. Он, правда, не приказывал ей бронировать номер в «Савойе», но она знала, как он разозлится завтра, если обнаружит, что ему не зарезервировали его любимый номер с видом на реку.

Когда Боб Делани подъехал к Вестерн-Тауэрс, уже подошло время ленча. Сначала он решил, что купит гамбургер, прежде чем подняться в свою квартиру. Но потом передумал. Какого черта! У него сегодня был трудный день. Он поднимется к себе и оттуда закажет что-нибудь вкусненькое на дом.

Водитель студии «Магнум» высадил его перед одним из небоскребов в центре Лос-Анджелеса. Боб велел заехать за ним в середине дня и пошел к своему дому. Небоскреб Вестерн-Тауэрс производил впечатление стерильности, характерной для большинства современных зданий. Вестибюль со стеклянными дверями и массой тропических растений напомнил Бобу дорогостоящий зоопарк. Только вот обитателей этого зоопарка не было видно. В таких местах, как это, жильцы и их частная жизнь надежно защищены от посторонних взглядов.

Боб Делани поселился здесь после развода с Кэти Гордон. Он больше не стремился иметь свой собственный дом. Лишь место, где можно было бы держать свои вещи да приклонить голову на несколько дней, приезжая в Лос-Анджелес, — место, которое производило бы соответствующее впечатление на посетителей при деловых встречах. Пентхаус — роскошная квартира на верхнем этаже небоскреба — вполне соответствовал этим целям. Прежний владелец обставил ее мебелью из красного дерева и кожи, современного итальянского стекла и хрома. Боб Делани купил квартиру вместе с содержимым за совершенно непомерную цену… и больше не думал об этом. От него самого, от его личности в этой квартире не было абсолютно ничего. Он начал жизнь заново, с чистого листа.

Сейчас, дожидаясь лифта, он обдумывал, что делать дальше. Если заказать, например, сандвич с ржаным хлебом… поесть можно будет после душа, перед тем как лечь поспать. Так… а что взять с собой из одежды? Пару костюмов и, конечно, теплое пальто. В Англии сейчас совсем не жарко.

Он так углубился в свои мысли, что даже не заметил, кто вошел вместе с ним в лифт. Позже, когда его расспрашивали об этих людях, он не мог вспомнить ничего определенного. Молодая пара, белые, оба какие-то бесцветные, оба в джинсах. Женщина — шатенка с прямыми волосами и мясистым лицом. Ее спутник — большой, плотный, возможно, разносчик. До этого Делани ни разу его не видел.

Он нажал кнопку верхнего этажа и только в этот момент взглянул на попутчиков. Они направлялись на тот же этаж. На какое-то мгновение он растерялся: Джуди не предупреждала его о посетителях. И тут женщина заговорила:

— У вас есть часы?

Машинально Делани взглянул на свои золотые «Ролекс-ойстер». Это было последнее, что он увидел.

Очнулся он на больничной койке. Белые стены медленно вращались вокруг него. Страшно болела голова, стучало в висках. Постепенно из тумана вырисовалась фигура медсестры. Заметив, что он открыл глаза, она поспешила к нему.

— Что это за больница? — спросил он слабым голосом.

— «Ливанские кедры». — Сестра присела на его койку и рассказала, что произошло. — На вас напали в лифте. Швейцар вас обнаружил. Наверное, он сообщил в ваш офис. Секретарша доставила вас сюда.

— Они что-нибудь взяли?

— Только бумажник. Переворошили содержимое кейса, но секретарша говорит, что все бумаги на месте. Она сообщила в полицию и в банк. Деньги по вашим кредитным карточкам выдаваться не будут. Так что волноваться не о чем.

Он слабо улыбнулся:

— Когда я смогу выйти отсюда?

— Придется какое-то время подождать. Вас здорово стукнули по голове. Жизни это не угрожает, но мы не можем позволить вам разгуливать с сотрясением мозга.

Делани попытался было возразить, но она не слушала. Достала шприц и кусочек ваты. Протерла руку спиртом. Он снова потерял сознание. Когда он открыл глаза на этот раз, комната уже не вращалась, а пульсация в висках перешла в глухую боль. Где-то здесь должна быть медсестра… Он огляделся и обнаружил, что лежит один, в небольшой палате. По одну сторону от кровати — окно с наполовину спущенными шторами. Перед ним на подставке — графин с водой и стакан. На стене у кровати он увидел кнопку вызова медсестры. Нажал ее. Сиделка появилась минуты через две. Глаза у нее были встревоженные.

— Как голова?

— Болит, но совсем не так, как раньше.

— А что вы видите перед собой?

— Больничную палату. Что еще я могу видеть?

— Она кружится у вас перед глазами?

Он зажмурился. Покачал головой:

— Нет. А что?

Сиделка явно успокоилась.

— Все последнее время вы только и жаловались на то, что декорации кружатся.

Он медленно поднял руку, коснулся головы, нащупал бинты.

— Да, здорово меня тюкнули.

Сиделка заулыбалась:

— Это уж точно, мистер Делани. Для нас это были нелегкие дни.

— Сколько же я здесь лежу?

— Почти неделю. Ну-ну, не расстраивайтесь.

Теперь вы идете на поправку. Я попрошу доктора Адамса вас осмотреть. Он скажет, сколько еще вам придется полежать здесь.

Однако Делани ее не слушал. Он потянулся к телефону, стоявшему на столике у кровати. Прежде чем она успела его остановить, он набрал номер своего офиса.

— Привет, Джуди, это Боб. Да-да, у меня все в порядке. Кончай суетиться и слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне сейчас же. Принеси всю почту и телефонные сообщения. Да, и захвати все газеты.

Молодой худощавый врач взял телефон из его рук.

— Достаточно пока, мистер Делани. Прежде чем разрешить вам пользоваться телефоном, я должен кое-что проверить.

Делани улыбнулся:

— Доктор Адамс, как я понимаю.

— Ничего веселого здесь нет. Послушайте, мистер Делани, я не знаю, что вам говорила медсестра, но я могу сказать, что вы были в очень тяжелом состоянии. Удар по голове вызвал серьезное сотрясение мозга. Несколько дней вы практически не приходили в сознание. А теперь лежите спокойно и смотрите в эту трубку.

Через полчаса доктор Адамс улыбался с тем же облегчением, что и медсестра.

— Вы везучий человек, мистер Делани. Я ожидал, что будут более серьезные повреждения, но вы, кажется, выкарабкались.

Делани приподнялся на кровати.

— В таком случае… можно мне видеть секретаршу? Миссис Уиверс. Джуди Уиверс. Она, наверное, уже ждет за дверью.

Доктор провел рукой по взъерошенным светлым волосам.

— Не вижу никаких противопоказаний. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы остаток этого дня вы провели спокойно.

— Если бы у меня он был, остаток этого дня…

Заголовок на седьмой странице «Голливудского вестника» гласил: «Изменения в составе „Покинутых“». Ниже в небольшой заметке сообщались детали. Рэчел Келлер, никому не известная актриса из Великобритании, снимавшаяся во второй по значению роли, заменена ветераншей Голливуда Жизель Паскаль.

Делани налил себе стакан вина, залпом выпил его.

— Ветеранша Голливуда! Интересно, кого она подкупила, чтобы напечатать эту чушь. Если Жизель Паскаль — ветеранша Голливуда, то я Мафусаил. Да она всего-то сыграла пару проходных ролей на Бродвее. Кого она хочет провести?

Джуди положила руку ему на плечо, пытаясь уложить обратно в постель.

— Не надо так волноваться. Доктор сказал, вы у него значились в списке тяжелых больных. Вы же не хотите, чтобы все началось сначала?

— Если через несколько часов мне не удастся выбраться отсюда и попасть на самолет до Лондона, мне плевать, в каком списке я окажусь. Вы говорили с Бали?

Она сделала гримаску.

— Рик звонит каждый день. Они все очень волнуются за вас.

— Я тронут, но беспокоиться сейчас надо не за меня, а за Рэчел Келлер. Как она восприняла известие о замене?

Джуди снова сделала гримаску.

— Не могу сказать, что ее это обрадовало. Когда увольняют, это уже достаточно плохо. Но узнать об этом из «Голливудского вестника»…

Делани спустил ноги с кровати.

— Это она так говорит?

— Да, по словам Рика. Она не может понять, почему вы не предупредили ее, прежде чем уехать. И никто этого не может понять.

Делани прошел к гардеробу, стоявшему в углу, и начал рыться в вещах.

— Я не сказал Рэчел о том, что она уволена, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, — потому что сам этого не знал. Дэн Кейзер сообщил мне эту новость, когда я появился у него в студии. А после этого, как ты сама прекрасно знаешь, у меня не было возможности с кем-либо связаться.

— Извините, я не знала.

С подавленным видом секретарша смотрела, как он кидает на кровать свои вещи. Сначала нижнее белье, потом рубашку и, наконец, костюм.

— Пойду спрошу доктора, можно ли вам вставать.

— Что?! Послушай, будь умницей, выйди, я оденусь. Потом закажи мне билет на ближайший рейс до Лондона. Я сейчас вернусь домой, упакую чемодан, а ты тем временем съездишь в «Магнум» и соберешь бумаги. Встретимся в аэропорту. Да, и позвони в Лондон Десмонду Френчу, скажи, чтобы ждал меня. Кстати, ты звонила ему после того, как на меня напали?

Джуди улыбнулась:

— А вы как думаете? Конечно, я в первую очередь позвонила ему. Он предложил прилететь в Лос-Анджелес, но я же не знала, когда вы поправитесь. Сейчас свяжусь с ним и скажу, что все в порядке.

Делани обнял ее, погладил по голове.

— Я вовсе не хочу тебя гонять. Кого бы следовало хорошенько взгреть, так это Жизель Паскаль. Ловкая сука. Но на этот раз ей так легко с рук не сойдет. Я не позволю.

Он подвел Джуди к двери, легонько вытолкнул в коридор.

— Не трудись звонить в аэропорт. Я сам это сделаю. А ты поезжай в офис, возьми бумаги и позвони Десмонду. Он мне сейчас очень нужен.

В детстве Рэчел никак не могла понять одного: цыплята, которых держала ее бабушка, еще бегали некоторое время после того, как им отрубали головы. Сейчас, прочитав в «Голливудском вестнике» о том, что ее сняли с фильма, она наконец поняла почему. Тело все равно продолжает совершать свои привычные движения, как бы ни был тяжел удар.

«Голливудский вестник» доставили на Бали с утренним рейсом. До актеров экземпляры газеты дошли около полудня. Рэчел прочла заметку за ленчем. И, несмотря на это, она докончила ленч и даже вернулась к работе. Неподвижно сидела перед гримером, пока тот превращал ее в Мэйбл, потом оделась и пошла на съемочную площадку.

Рик смотрел на нее в растерянности.

— Не стоило вам приходить. После этой новости я решил не снимать сегодня ваши сцены. Зачем зря тратить время.

Рэчел вернулась в трейлер, сняла грим, переоделась в шорты, пошла в отель. Может быть, искупаться? Теперь-то у нее есть на это время. Тут она вспомнила, как в первый раз плавала в бассейне отеля сразу после прибытия на Бали. В тот день она и познакомилась с Бобом.

Слезы полились ручьем. Она проплакала несколько часов, рыдала в голос, даже не стараясь сдерживаться. Здесь, в номере, стесняться было некого. Никто ее не слышал, никто не мог разделить ее горе.

Потом позвонила Клаудиа и пригласила на обед. Рэчел отказалась:

— Поминки мне не нужны.

— А кто говорит о поминках? Я просто хочу помочь тебе собраться с силами. Для этого ведь и существуют друзья.

В конце концов, Рэчел согласилась. Как знать, может быть, Клаудиа сумеет подсказать, где она, Рэчел, совершила ошибку.

Они обедали вдвоем в номере Клаудии. Рэчел ожидала, что все будет очень скромно: обед будет накрыт на кофейном столике, из тех продуктов, какие они обычно брали с собой в дорогу. Однако Клаудиа решила иначе. В этот вечер обслуживающий персонал отеля превзошел себя. В роскошном номере Клаудии имелась просторная столовая. Там Рэчел увидела накрытый стол, длинный, под белоснежной скатертью, со свечами, серебряными приборами и хрусталем.

— Ожидаются члены королевской фамилии? — спросила Рэчел.

Клаудиа рассмеялась:

— А какой смысл в этой столовой, если ею не пользоваться?

Рэчел нахмурилась:

— Знаешь, для меня не стоит устраивать эту показуху. Я сегодня совсем не в том настроении. И праздновать мне нечего.

— Это ты так думаешь.

Рэчел села. Налила себе вина.

— Извини, но я тебя не понимаю. Насколько я помню, меня сегодня вышвырнули вон. Ты считаешь, это повод для праздника? — Она взглянула на платье Клаудии, с огромными накладными плечами, наверняка от Брюса Олдфилда. — Что у тебя на уме?

— Ну, наконец-то. Да, у меня есть кое-что на уме. У меня для тебя потрясающая новость. И я собираюсь сообщить ее в соответствующей обстановке.

Она взяла со стола серебряный колокольчик и позвонила. Через несколько секунд появились четыре официанта с серебряными подносами в руках. На одном — чаши с душистой водой и полотенца, от которых поднимался пар. На двух других — всевозможные экзотические блюда с приправами карри. На четвертом — бутылка шампанского «Болинже» и два высоких бокала.

Рэчел обернулась к подруге:

— Может быть, все-таки скажешь, в чем дело?

Клаудиа улыбалась:

— Мы празднуем начало твоей карьеры на Бродвее.

Рэчел взяла одно из горячих влажных полотенец.

— Расскажи мне все, с самого начала, и ничего не упуская.

Клаудиа не спеша положила себе на тарелку понемножку из каждого блюда с карри, потом горку риса. Рэчел наблюдала за ней, с трудом скрывая нетерпение. Она знала, что Клаудиа, как обычно, оставит почти все на тарелке. Кинозвезда постоянно помнила о своей фигуре и лишь изображала процесс еды для окружающих. На самом деле она ела только творог и грейпфруты. Рэчел не чувствовала голода и тем не менее принялась за еду. Возможно, это ее последний шикарный обед за счет студии «Магнум», так что надо воспользоваться случаем.

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Клаудиа наконец заговорила. Оказывается, несколько дней назад ей позвонил знакомый продюсер, Лен Голдман. Он собирается ставить новый спектакль на Бродвее и предложил Клаудии одну из главных ролей. Но театр, как сказала Клаудиа, всегда будет напоминать ей о тех временах, когда она играла в водевилях без всякой надежды на успех. Нет, ее мир — это Голливуд. Так она и сказала своему приятелю. Потом она услышала новость о том, что Рэчел уволили, и тут же перезвонила продюсеру. Попросила прослушать ее подругу Рэчел Келлер.

Рассказ Клаудии звучал вполне правдоподобно, хотя на самом деле она и не была знакома с продюсером Леном Голдманом — приятелем Жизель. Конечно, Клаудиа не могла сказать об этом Рэчел. Ведь та уже знала, что ее роль в картине отдают Жизель, а услышав, что и роль на Бродвее может получить через Жизель, наверняка бы заподозрила какой-нибудь заговор. Нет, Клаудиа не могла этого допустить. Ну а к тому времени, когда все откроется, Рэчел уже уйдет из ее жизни. Тогда все это не будет иметь никакого значения.

Рэчел восприняла новость с восторгом.

— Вот уж не думала, что ты такой… настоящий друг. Вообще-то считается, что актеры должны помогать друг другу, но на самом деле мы никогда этого не делаем. Уж слишком сильна конкуренция в нашей профессии. Как мне тебя благодарить?

— Собирай чемоданы — и в Нью-Йорк. Лен хочет видеть тебя завтра, в крайнем случае, послезавтра. Так что на твоем месте я бы не задерживалась.

— Уже в пути. — Рэчел подняла бокал с шампанским. — Как я понимаю, мне нет необходимости спрашивать у кого-либо разрешения. В любом случае, я с удовольствием исчезну прежде, чем мне официально объявят об увольнении.

Клаудиа встревожилась:

— Ты разве не предупредишь Рика?

— Предупрежу, если успею. Если нет, ты ему скажешь. Для меня, чем меньше контактов со студией «Магнум», тем лучше.

Клаудиа еще больше забеспокоилась:

— Ну что ты, Рэчел, нельзя же просто так исчезнуть, не объяснив причины.

— Почему же? — с горечью произнесла Рэчел. — Другие позволяют себе что угодно, не объясняя причины. Боб, например, уволил меня без всякого объяснения.

Наступило молчание.

— По-моему, ты к нему несправедлива, — заметила Клаудиа. — У него могли быть самые различные причины, даже политические.

Рэчел нахмурилась:

— Но почему он ничего мне не сказал? Почему я должна была узнать об этом из газеты?

— Возможно, у него были связаны руки.

Рэчел пристально взглянула на подругу:

— Послушай, ты-то на чьей стороне? Я знаю, ты работаешь на Делани, но это совсем не значит, что ты должна защищать этого подонка.

Клаудиа налила себе еще шампанского. «Как же это все получилось?» — спрашивала она себя. И как все было бы хорошо, если бы она тогда не поддалась на уговоры Жизель. Они бы сейчас благополучно продолжали съемки и ждали возвращения домой. А теперь она оказалась в центре самой настоящей драмы. Если Рэчел исчезнет, не сказав никому ни слова и не оставив адреса, Делани, возможно, отнесет это за счет ее темперамента и через некоторое время забудет. А если нет? Клаудиа вспомнила, как он смотрел на Рэчел. Что, если он начнет задавать вопросы или, чего доброго, разыщет Рэчел? Тогда обязательно откроется, что это она, Клаудиа, способствовала ее отъезду в Нью-Йорк. С помощью Жизель.

Она медленно покачала головой. Еще шесть недель на Бали. Целых шесть недель.

Рэчел заметила тревогу на лице подруги.

— В чем дело? Не так уж все плохо, правда?

Клаудиа сделала большой глоток шампанского.

Боб Делани приземлился в лондонском аэропорту в восемь утра по местному времени. В самолете он почти не спал, и теперь его шатало. «Ничего, — думал он, — душ и хороший английский завтрак, какой можно получить только в „Савойе“, — и все придет в норму. Да, и еще, конечно, побриться». После этого он будет готов к встрече с Десмондом Френчем. При мысли об английской копченой рыбе и оксфордском мармеладе он незаметно для себя ускорил шаг. Через пятнадцать минут он получил багаж, прошел таможню и сидел в такси, направлявшемся к «Савойю».

Отель на Стрэнде считался одним из лучших в Лондоне. Приезжие с деньгами обычно останавливались на Парк-лейн — в «Хилтоне», «Дорчестере» или «Гросвенор-хаусе». Приезжие с деньгами и со вкусом — только в «Савойе». Здесь останавливались короли, государственные деятели, прожигатели жизни и кинозвезды. У всех был свой любимый номер с видом на реку.

В это утро Боб Делани решил воспользоваться всеми услугами, какие предоставлял отель. Он заказал полный завтрак, утренние газеты, стенографистку и парикмахера. К десяти часам он чувствовал себя готовым к разговору с Десмондом Френчем.

Офис Френча находился в переулке Святого Мартина, в десяти минутах ходьбы от «Савойя». Делани прошел это расстояние за пять минут. И сразу же пожалел о том, что не сэкономил силы, — в здании не было лифта. Одолев пешком четыре этажа, он наконец почувствовал, что сказывается влияние длительного перелета через разные часовые пояса. Войдя в офис, он повалился на кожаное кресло и хриплым голосом назвал секретарше свое имя. Через несколько секунд всемирно известный агент шоу-бизнеса стоял перед ним.

Внешность Десмонда Френча буквально ошеломила Боба Делани. Он знал об эксцентричности агента, но сегодняшний его костюм превзошел все ожидания. Вернее, не столько сам костюм, сколько ткань, из которой он был сшит. Каким-то образом Десмонду Френчу удалось уговорить своего портного сшить ему строгий элегантный костюм-тройку из бледно-голубой джинсовой ткани. В другое время он бы обязательно сказал Френчу что-нибудь по поводу его костюма, но сегодня мысли его были заняты более важными вещами. Он прошел за агентом в его офис.

Как оказалось, Десмонд Френч времени зря не терял. На его столе лежали копии контрактов Рэчел Келлер и Дэвида Прайса со студией «Магнум».

Как только Боб увидел бумаги Дэвида Прайса, губы его растянулись в широкую ухмылку.

— Как я вижу, великие умы мыслят в одном направлении.

Френч пожал плечами:

— Договор с Прайсом — это наша единственная возможность для маневра.

Делани обернулся к нему:

— Хотелось бы послушать ваши соображения по поводу этой ситуации.

Агент уселся за стол.

— Наверняка вам уже известно, что наш австралийский друг не очень доволен своим пребыванием на Бали.

— Да? А в чем дело? Может быть, еда ему не подходит?

— И не только еда. Насекомые кусают его в такие места, которые я даже описать не берусь, он с трудом переносит тамошний климат, и жена его на грани срыва.

Боб Делани снова ухмыльнулся:

— Вот бедняга. Так страдать за миллион баксов с каждого фильма.

Френч положил ноги на край стола.

— К этому я и подхожу. Я уже много лет знаю Дэвида. Жуткий эгоист. Если сказать ему, что он может бросить все это, покончить с Бали, с насекомыми, расстройствами желудка, ну и так далее, при том, что ему все равно заплатят… Могу гарантировать, он ухватится за такую возможность.

— У него на самом деле есть такая возможность?

— Есть. Я знал, что этот малый — в какой-то степени ипохондрик, и поэтому включил в его контракт специальный пункт на случай болезни. — Френч вынул несколько скрепленных листков из кипы бумаг на столе, показал Бобу. — Вот, посмотрите, страница четвертая, параграф седьмой. Здесь все написано. Если помните, я настоял на выполнении этого пункта, когда у Дэвида начались нелады со здоровьем. Если бы не я, вряд ли ему прислали бы врача из самого Лос-Анджелеса.

Делани перечитал соответствующий пункт седьмого параграфа и согласно кивнул:

— То есть, если бы Дэвид захотел, он мог бы уехать со съемок хоть завтра.

Десмонд улыбался:

— Да. Но у этого парня старомодные понятия. Он считает, что должен закончить начатое дело. Если, конечно, ему кто-нибудь не подскажет, что это вовсе не обязательно.

Боб рассмеялся:

— И кто же ему подскажет: вы или я?

— Надеюсь, ни мне, ни вам этого делать не придется. Если вы правильно поведете дело с Кейзером.

Делани сел перед большим столом из красного дерева.

— Похоже, у вас уже готов сценарий. Итак, что я должен сказать Дэну?

— По-моему, все очень просто. Если уйдет Рэчел, Дэвид Прайс тоже уйдет. У обоих звезд один и тот же агент — Десмонд Френч. И можете сообщить ему, что дядюшка Десмонд крайне недоволен нынешним положением вещей. Если этот подонок станет возражать, покажите ему седьмой параграф контракта, на четвертой странице. Я думаю, он сообразит, что к чему.

«Самолетной болезни» как не бывало. Делани больше не чувствовал ни усталости, ни головокружения.

— А вы ловкач! У меня такое чувство, что это обязательно сработает… Дэн, конечно, обвинит меня в шантаже.

— Конечно, — улыбнулся агент. — А как же еще делаются дела на Западном побережье?

В тот же день Делани улетел обратно в Лос-Анджелес. У него были дела поважнее, чем осмотр достопримечательностей, а в Лондоне больше ничто не удерживало.

Прежде чем покинуть отель, он позвонил в свой офис. Попросил Джуди прислать за ним машину в аэропорт и договориться о встрече с Дэном Кейзером. Чем скорее он поговорит с Кейзером, тем лучше.

Делани был почти уверен, что разговор с Кейзером пройдет без осложнений. Так и получилось. Кейзер всегда оставался реалистом. Между ними состоялась схватка, и в конечном счете выиграл Боб. Выиграл благодаря небольшой юридической тонкости. Ну ничего, он, Кейзер, с ним еще поквитается. Это не последняя их картина.

Когда Боб уже повернулся уходить, Кейзер положил руку ему на плечо.

— Надеюсь, она того стоит.

Делани пристально взглянул на него:

— А что вызывает у тебя сомнения?

— Ничего, — с невинным видом ответил Кейзер. — Просто я от кого-то слышал, что твоя птичка улетела.

— Что ты хочешь этим сказать? — встревоженно спросил Делани.

— Только то, что сказал. Рэчел уже нет на Бали. Как только она узнала плохую новость, сразу же села на самолет и улетела в Нью-Йорк.

Делани пытался побороть панику.

— И что, черт возьми, ей понадобилось в Нью-Йорке?

Толстяк улыбался, как видно, очень довольный собой.

— Понятия не имею. Это не моя проблема. — Потом, увидев лицо Боба, он, по-видимому, сжалился: — Жизель наверняка знает больше, чем я.

Увидев Боба Делани на пороге своего дома, Жизель искренне удивилась:

— Разве вы не на Бали?! Что вы здесь делаете?

— Срочная встреча с Дэном. Может быть, пригласите войти?

Она отступила, давая ему пройти в гостиную.

— А здесь ничего не изменилось, — заметил он, разглядывая картины на стенах. — Я вижу, вы питаете все то же пристрастие к броскому антиквариату и порнографической живописи. Никогда не мог понять, чем вам нравятся эти картины.

— Вы об этом пришли со мной поговорить?

Он прошел к бару орехового дерева, на котором стоял поднос с напитками. Взял стакан.

— Нет, я пришел поговорить о Рэчел Келлер.

На какое-то мгновение Жизель как будто растерялась.

— А что о ней говорить? Я думала, с ней покончено.

Что же ей сказать? Она наверняка уже готовится к съемкам. Пакует вещи и учит роль. Если сказать ей правду, он скорее всего никогда не узнает, где сейчас Рэчел. Даже если она где-нибудь совсем рядом.

Он со стаканом в руках отошел к окну.

— Небольшая проблема с ее контрактом. Ничего особенного, но мне надо встретиться с Рэчел, чтобы кое-что уточнить.

Жизель смотрела на него с подозрением.

— Почему бы в таком случае не поговорить с ее агентом? Он ведь для этого и существует, как я понимаю.

Он одним глотком осушил стакан.

— Знаете, Жизель, давайте, вы будете заниматься своими делами, а я — своими, и так, как считаю нужным, хорошо? Я сказал, что мне надо повидать Рэчел Келлер.

Она пожала плечами:

— А я чем могу помочь? Я с ней даже незнакома.

— Я знаю, что вы с ней незнакомы, — терпеливо произнес он. — Но вам наверняка известно, где она сейчас.

Она смотрела на него без всякого выражения.

— Почему вы так решили?

Делани потерял терпение.

— Потому что все, что случилось с Рэчел за последние несколько недель, — ваших рук дело.

На щеках у нее выступили красные пятна.

— Кто вам это сказал, черт возьми?

— Дэн Кейзер. Поэтому кончайте изображать из себя невинность. Мне надо знать, где сейчас Рэчел и как с ней связаться. После этого я не стану отнимать у вас время.

Жизель села на большое бархатное кресло, провела рукой по волосам. Итак, Боб знает… Плохо дело.

— Надеюсь, это не помешает нашей совместной работе на Бали? Вы ведь не перестанете со мной разговаривать из-за этого?

— Только если вы скажете, где я могу найти Рэчел Келлер.

— Хорошо. Она в Нью-Йорке, остановилась в отеле «Роялтон» на Сорок восьмой улице. Поехала пробоваться на роль в новой пьесе. Пробудет там дня два, не больше.

Он поставил стакан.

— Это вы устроили? Я имею в виду прослушивание.

— Ну а если и я? Что в этом такого?

— Просто на вас это не похоже. Насколько я вас знаю, вы бы ее просто вытолкали и не потрудились найти для нее другую роль.

Она пожала плечами:

— Вы правы. Меня совсем не интересовало будущее Рэчел Келлер. Это все Клаудиа. Она считала, что надо компенсировать Рэчел потерю этой роли. Поэтому я кое-кому позвонила и кое о чем договорилась.

Делани пристально смотрел на нее. Даже сейчас в середине дня, на лице ее лежал густой слой косметики. А маникюр и прическа, конечно же, сделаны самыми дорогими парикмахерами. Во всем ее облике чувствовалось совершенство, за которым стояли немалые деньги. Ему вспомнилась Рэчел. Она-то выглядит совсем иначе. Почему же он так стремится увидеть ее?

— Значит, вы с Клаудией вместе все это задумали?

Только теперь она поняла, что сказала слишком много. Но поздно.

— По-моему, вам пора уходить. У меня полно дел. Надо упаковать вещи и многое другое.

— Не стану вас задерживать. — Он двинулся к дверям. — Передайте привет Дэну.

Какое-то мгновение она колебалась.

— Вряд ли я с ним увижусь. Завтра рано утром я улетаю на Бали.

Делани улыбнулся:

— А у меня такое чувство, что вы его обязательно увидите, еще сегодня. У него для вас важная новость.

Прежде чем она успела что-либо сказать, он вышел и хлопнул дверью.

Температура воздуха в Нью-Йорке приближалась к нулю. Рэчел, съежившись на заднем сиденье такси, плотнее запахнула пальто. В сумке у нее лежал адрес отеля на Сорок восьмой улице. На том же листке бумаги значился номер телефона театра «Феникс». Два ее прибежища в этом холодном враждебном городе… Будем надеяться, что хотя бы одно из них принесет ей спасение.

Еще до отъезда она разговаривала по телефону с Десмондом Френчем, который, казалось, не меньше ее был огорчен случившимся и намеревался что-то предпринять, вместе с Бобом Делани. До этого он велел ей сидеть тихо и ничего не делать. Однако потом явилась Клаудиа со своей новостью, и Рэчел первым же самолетом улетела в Нью-Йорк.

Если повезет, то еще до следующего разговора с Десмондом она получит работу. Рэчел скрестила пальцы на счастье, шепотом произнесла слова молитвы. Машина проехала через высокие ворота, и вскоре они оказались в Нью-Йорке.

Раньше Рэчел здесь не бывала. Город ошеломил ее своими размерами и толпами людей на улицах. Она почувствовала себя крошечной, незначительной. Со страхом ждала того момента, когда придется покинуть спасительное убежище желтого автомобиля-такси. Этот момент наступил раньше, чем она ожидала. Не успела еще Рэчел освоиться с потоком машин, как такси остановилось перед отелем «Роялтон».

С дорожными сумками в руках Рэчел прошла в вестибюль. Никто не вышел ей помочь — не того ранга был этот отель. За конторкой один человек работал за пятерых. Наконец Рэчел удалось привлечь его внимание и назвать свое имя. Молодой человек сверился со своими бумагами, подтвердил, что номер для нее забронирован, и выдал ей ключи — все это в считанные минуты.

Поднявшись в разболтанном лифте, который когда-то знавал лучшие времена, Рэчел нашла свой номер. И сразу почувствовала себя лучше. Комната оказалась значительно просторнее, чем она ожидала, и уютнее. Отель, по всей видимости, существовал достаточно давно и, судя по высоким потолкам и некоторым другим деталям, когда-то считался фешенебельным и престижным.

Клаудиа говорила, что драматурги и сценаристы часто останавливаются здесь. Любят этот отель за его чистоту и дешевизну и еще за то, что можно пользоваться баром находящегося поблизости «Алгокуина» и воображать, будто живешь именно там. Рэчел решила, что обязательно последует их примеру, и начала распаковывать вещи.

Через несколько минут позвонил служащий снизу и сообщил, что на ее имя пришел пакет. Рэчел попросила принести его к ней в номер. Это оказался текст пьесы «Война Лили», на роль в которой ей предстояло пробоваться. По-видимому, Клаудиа сообщила своему другу-продюсеру о ее прибытии.

Рэчел сняла трубку и набрала номер театра. Ответила какая-то девушка. Она сразу поняла, кто такая Рэчел, и сказала, что ждет ее завтра с утра. Теперь осталось лишь прочитать пьесу.

Через три часа Рэчел отложила пьесу, вся дрожа как осиновый листок. «Как же мне быть, — думала она. — Я не могу играть Еву, эта роль не для меня».

Дело в том, что ей предложили пробоваться на роль Евы фон Сидоу, немецкой баронессы, женщины на редкость холодной и жестокой. Рэчел просто-напросто не находила в себе этих качеств. Почему ей не предложили сыграть Лили? Эта роль подошла бы ей гораздо больше.

В пьесе рассказывалась история польки Лили Друкарц, в течение пяти лет боровшейся в одиночку против Третьего рейха. Ее предала женщина, на которую она работала, немецкая баронесса Ева фон Сидоу. Эту роль и должна будет играть Рэчел, однако сейчас она поняла, что просто не сможет с ней справиться.

Остаток дня она тщетно пыталась настроить себя на роль. Вспоминала прочитанные книги о войне, документальные фильмы, виденные когда-то, изо всех сил старалась найти хоть что-то внутри себя. Ничего не получалось.

Она пошла в ирландский ресторанчик напротив, заказала обед. Но есть не могла. Это ведь ее последний шанс. Последняя возможность получить работу в этой стране. Она ее упускает, упускает, не сделав даже первой попытки.

В эту ночь она плохо спала. Ей снился Боб Делани. Они оба сидели в зале суда. Рэчел на скамье подсудимых, Делани, в мантии и парике, — за судейским столом. Всю ночь шел судебный процесс и заслушивались показания против нее, пока в конце концов не зачитали приговор. Кто-то подал Бобу лист бумаги. Он надел черный капюшон. Сейчас она должна будет умереть.

Рэчел проснулась вся дрожа, в холодном поту, не веря тому, что еще жива. Нет, так не пойдет. Не может она сейчас позволить себе распускаться. Стоя под душем, она немного привела себя в чувство и решила, что будет играть Еву так, как написано в пьесе. Если в точности следовать тексту и сделать над собой усилие, может быть, никто и не догадается, что она не верит в этот образ.

Она надела джинсы, старую шерстяную рубашку и шотландский свитер — единственные ее теплые вещи. Потом поплотнее закуталась в пальто, вышла, остановила желтый автомобиль-такси, назвала адрес театра «Феникс».

Такого большого театра она еще не видела. В нем не было ни интимности, ни старомодного величия лондонских театров. И, тем не менее, едва пройдя на сцену, Рэчел почувствовала себя так, как будто вернулась домой. Позади сцены мрачные коридоры освещались голыми лампочками без абажуров, неоштукатуренные кирпичные стены покрашены грубой белой краской, а запах стоял точно такой же, как в театрах Манчестера, Ливерпуля и Брайтона: запах клея, застарелого грима и пота.

Что-то как будто взорвалось внутри Рэчел. Ей стало тепло, невзирая на нью-йоркский мороз. Пять минут назад, на входе, она назвала кому-то свое имя, а теперь театр настолько поглотил ее, что она даже не заметила девушку, вышедшую ей навстречу. Та несколько раз назвала ее по имени, прежде чем Рэчел услышала.

— Ох, извините, задумалась. Понимаете, я целых шесть месяцев не была в театре.

Пухленькая молодая девушка смотрела на нее не очень дружелюбно.

— По вас этого не скажешь. Выглядите вы так, будто не покидали театр.

Рэчел решила оставить эти слова без ответа. Девушка, по-видимому, — помощница продюсера, так что лучше ее не злить. Держась на некотором расстоянии, она последовала за девушкой за кулисы. Здесь царили те же запущенность и беспорядок, как и во всех других театрах. Вешалки с костюмами, вероятно, от предыдущих спектаклей; справа от сцены — стол с горами бумаги, видимо, копиями пьесы; на полу — провода, склеенные, как водится, изоляцией.

Толстушка обернулась к Рэчел:

— Лен сидит там, в первом ряду. Он сказал, чтобы я читала с вами. Раз вы пробуетесь на Еву, я буду читать за Лили.

В первый раз за все время Рэчел взглянула на нее внимательнее. Поэтический беспорядок на голове наверняка достигнут ценой немалых денег и массы времени. Стрижка в точности как у Джейн Фонда, темные волосы искусно покрашены «перышками». Свитер и юбка, без сомнения, куплены в комплекте и, конечно, в дорогом магазине. Да еще явилась за кулисы в замшевых туфлях… Рэчел представила себе эту принцессу, с ее бруклинским акцентом, в роли Лили. Ну, нет!..

— Лен передумал, в самую последнюю минуту, — быстро произнесла она. — Позвонил мне перед уходом и предложил попробоваться на Лили. Так что вы читайте за Еву.

Девица попыталась протестовать, но Рэчел, не слушая ее, прошла на сцену с текстом пьесы в руках. Накануне она прочла пьесу всего два раза, однако ощущение было такое, словно они с Лили — старые друзья. «Откуда я тебя так хорошо знаю», — думала Рэчел, произнося первые фразы, казавшиеся удивительно знакомыми, испытывая такие чувства, как будто Лили — это ее второе «я». Пьеса неслась, как резвый конь, а она, Рэчел, была всадником, направлявшим своего коня в нужную сторону.

Ее партнерша читала монотонно, время от времени нервно вскидывая голову и поглядывая в зал, словно ожидая, что их вот-вот остановят. Однако никто их не остановил. Дочитав до конца первого акта, Рэчел положила листки с текстом на стол и тоже перевела взгляд на зрительный зал. Что же сейчас будет?

Из зала на сцену, протягивая ей руку, поднимался худощавый человек небольшого роста, с бородой, в костюме, явно сшитом на заказ.

— Лен Голдман.

Рэчел открыла было рот, чтобы представиться, но он не дал ей сказать ни слова. Взмахнул каким-то листком бумаги перед ее носом.

— Здесь написано, что вы Рэчел Келлер. Но ведь Рэчел Келлер должна пробоваться на роль Евы.

Несколько секунд она колебалась. Потом решила: а что ей терять?

— Да, я Рэчел Келлер. Но я почувствовала, что не могу играть Еву, поэтому решила попробовать Лили. Надеюсь, вы не слишком разочарованы.

Она попыталась понять по его лицу, какое произвела впечатление, но в полумраке трудно было что-либо разглядеть. А вдруг он сейчас ее выгонит?

В этот момент она услышала его смех.

— Не извиняйтесь. Вы играли превосходно. Если бы я познакомился с вами раньше, ни за что не предложил бы вам роль Евы. Только Лили. Спуститесь, пожалуйста, в зал, я хочу узнать о вас побольше.

Рэчел, нервничая, пошла в зал. Оказавшись с ним рядом, обнаружила, что они одного роста. Лен Голдман представил ее высокой седовласой женщине:

— Роз Эндрюс, режиссер спектакля.

Они сели на первый ряд. В течение сорока минут Роз Эндрюс и Лен Голдман расспрашивали Рэчел о ее жизни и работе в театре. О том, в каких театрах она играла, где изучала методику игры, каковы ее приемы вхождения в роль. Рэчел рассказала им о себе все, включая взаимоотношения с Джереми Пауэрсом.

— Еще только один вопрос, — произнес Лен Голдман, когда она закончила. — У вас есть профсоюзный билет?

— Наверное, есть. Иначе я бы не смогла сниматься в «Покинутых». А почему вас это интересует?

— Потому что я хочу предложить вам роль Лили.

Несколько секунд она сидела неподвижно, ошеломленная его словами.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. Честно говоря, я уже посмотрел двух американских актрис. Но с вами они ни в какое сравнение не идут.

Рэчел наконец улыбнулась:

— Значит, я могу позвонить своему агенту и сказать, что у меня снова есть работа?

Режиссер Роз Эндрюс наклонилась вперед, похлопала Рэчел по руке.

— Скажите своему агенту, что в течение двух лет он может о вас не беспокоиться. После того что я сегодня слышала, могу предсказать, что спектакль пойдет на ура и продержится на Бродвее никак не меньше двух лет.

В два часа дня Боб Делани вошел в свой номер в отеле «Плаза», кинул чемодан на кровать, прошел в соседнюю комнату, позвонил и заказал себе гамбургер. А потом наконец сделал то, о чем мечтал сегодня весь день. Набрал номер отеля «Роялтон» и попросил соединить его с Рэчел Келлер.

Голос ее звучал прерывисто, как будто она задыхалась. Делани был страшно рад, что ему удалось застать ее.

— Рэчел, это Боб Делани. Нам надо поговорить. Последовало короткое молчание.

— О чем?

— У меня хорошие новости. Ты снова работаешь в нашем фильме.

Он ожидал восторгов или хотя бы радостного удивления. Ни того ни другого не последовало.

— Я уже не уверена, что хочу работать в вашем фильме. Слишком много произошло с тех пор.

Он задержал дыхание, сосчитал до десяти.

— Я знаю, ты, должно быть, сердишься из-за того, что произошло. На твоем месте я бы тоже был зол как черт. Но всему этому есть объяснение. Послушай, я сейчас в Нью-Йорке. Почему бы нам не пообедать вместе, и я тебе все объясню.

— Потому что я не хочу обедать с вами. Ни сегодня, ни в какой другой вечер.

Он смотрел на трубку, не веря своим ушам. Потом решил сделать еще одну попытку.

— Послушай, Рэчел, произошло ужасное недоразумение. Тебя не должны были снять с фильма. Я только что из Лос-Анджелеса, там все улажено. Я повторяю: мы снова работаем вместе.

— Мистер Делани, вы можете работать над своим фильмом, но без меня. Через два месяца у меня начинаются репетиции в театре, а сейчас я собираюсь уехать в Англию.

В нем поднялось раздражение. Подумать только, из-за этой девчонки он объездил почти полсвета, его чуть не прихлопнули из-за нее! А теперь, когда наконец удалось все уладить, она, видите ли, решила с ним поквитаться.

— А как насчет твоего контракта? У тебя ведь контракт со студией, если я не ошибаюсь.

— Небольшая поправка: у меня был контракт. Но он утратил силу в тот момент, когда вы меня уволили. Так же, как и наша дружба.

С этими словами она положила трубку.

Боб Делани как будто окаменел. Он был так уверен, что увидит ее, настолько не сомневался, что она будет вне себя от радости, что даже велел Джуди заказать столик в ресторане «Четыре времени года» на сегодняшний вечер. Жаль… Ему очень нравится этот ресторан. И Рэчел он бы наверняка понравился.

Делани открыл записную книжку. В конце концов, Рэчел — не единственная девушка в Нью-Йорке.

В четверть восьмого вечера в лондонской квартире Десмонда Френча зазвонил телефон. Френч торопливо снял трубку — он спешил в оперу. Однако, услышав голос Рэчел, на минуту забыл об этом.

— Где ты, черт побери?

— В Нью-Йорке. И у меня много новостей.

— Рассказывай, только быстро. Я спешу.

За шестьдесят секунд Рэчел умудрилась рассказать о пьесе на Бродвее и о разговоре с Бобом Делани. Френч молниеносно произвел подсчет в уме. Если она не вернется на съемки, Боб Делани больше никогда не будет с ним разговаривать. Правда, свой процент от фильма Френч все равно получит. Он тяжело вздохнул. Нет, не привык он так вести дела. А кроме того, ему нравится Боб Делани. Пожалуй, даже больше, чем «Дон Джованни» в «Ковент-Гарден».

Он уселся поудобнее на своем неудобном золоченом стуле.

— А теперь я расскажу тебе кое-что о твоем увольнении. Может быть, после этого ты будешь по-другому относиться к Бобу Делани.

В течение двадцати минут он рассказывал Рэчел о том, как глава студии «Магнум» пытался заменить ее своей подружкой и как Бобу Делани удалось нарушить его планы.

— Он, знаешь ли, вовсе не обязан был это делать. Любой другой голливудский продюсер на его месте без звука отдал бы твою роль Жизель. Как я слышал, она довольно способная актриса. А Дэн Кейзер оказался бы в этом случае в неоплатном долгу у Боба.

— Почему же он это сделал? Что его заставило?

Некоторое время Френч молчал.

— Может быть, ты ему нравишься. А может, ему не понравилось то, что Клаудиа попыталась вмешаться в его дела.

— Клаудиа?! А она какое имеет к этому отношение?

Френч усмехнулся:

— А ты и не знала? Клаудиа тебя выдала. Сообщила кое-кому, что у тебя нет опыта работы в кино. Эта небольшая информация могла бы тебя погубить, не вмешайся Боб.

Рэчел не могла поверить.

— Но ведь Клаудиа — мой друг.

На другом конце трубки вздохнули.

— У женщин, подобных Клаудии, не может быть друзей. Она тебя использовала. В тех условиях ты оказалась для нее подходящим компаньоном. Но не думаешь же ты, что ваша дружба продолжилась бы и после возвращения в Лос-Анджелес?

Рэчел все еще не верила.

— Тогда почему она устроила мне прослушивание на Бродвее? Она ведь не обязана была это делать.

— Правильно, не обязана. Но для нее это не составило труда. И потом, она, наверное, все-таки чувствовала вину перед тобой. Послушай, Рэчел, а что, если бы тебе не дали эту роль? Ведь Клаудиа договорилась лишь о прослушивании. Это и я мог бы для тебя сделать. Ты сама получила роль, не забывай об этом. Тебя взяли на роль Лили благодаря таланту и решимости. Клаудиа тут ни при чем.

Последовало молчание. Рэчел напряженно думала.

— Но зачем ей понадобилось избавляться от меня? Она ведь ничего против меня не имела.

— Она — нет. Это Жизель захотела отобрать у тебя роль. А Клаудиа и Жизель — давние приятельницы. Клаудиа рассчитала, что для нее выгоднее помочь Жизель, чем тебе.

Рэчел, у себя в номере в отеле «Роялтон», почувствовала страшную тоску. Несмотря на разницу в положении, она привязалась к Клаудии. Она ей доверяла. Похоже, что в этом мире никому нельзя доверять.

— Кто вам об этом рассказал?

Френч откашлялся.

— Боб Делани. Когда прилетал в Лондон. Бедняга достаточно долго жил с этим. Кейзер приказал ему заменить тебя на Жизель уже несколько недель назад.

— Ах, черт! Вот, значит, почему он мне ничего не сказал. Он надеялся, что сможет это остановить. Что же мне теперь делать?

— Ты это о чем?

— О Бобе, конечно. Я ведь его послала. После всего, что он для меня сделал…

Десмонд взглянул на часы. В «Ковент-Гарден», наверное, уже заканчивается первый акт. Если поторопиться, он еще успеет до перерыва.

— На твоем месте я бы попытался разыскать Боба и извинился перед ним, сегодня же вечером. У тебя еще есть время закончить съемки, прежде чем вы начнете репетировать пьесу.

— Но где, где я его найду?

— Спокойно. У меня есть план. Приезжая в Нью-Йорк, Боб всегда заходит выпить в бар своего отца, в Грэмерси-парк. Он бывает там практически каждый вечер, примерно в шесть. Кстати, этот бар носит имя Делани.

— Как мне его найти?

— Минутку. — Френч порылся в ящике стола, вынул записную книжку. — Бар «Делани» находится на углу Второй и Западной одиннадцатой. Да, Рэчел, сделай мне одолжение, не появляйся перед ним в своих старых джинсах. Постарайся произвести впечатление.

— Но у меня здесь ничего нет, — с сомнением проговорила Рэчел. — Придется пойти в магазин.

— Ну, так пойди в магазин и купи. При том, что тебе платят за «Покинутых», ты вполне можешь себе это позволить.

Пятую авеню Рэчел почти пробежала. Начала с «Блумингдэйлз», где купила пару огромных золотых колец в уши. Однако все остальное показалось ей либо чересчур элегантным, либо чересчур невыразительным, либо слишком уж официальным.

Дальше она помчалась к Саксу и попала в разгар рекламной распродажи детских игрушек. По всем этажам магазина бродили малыши с огромными пакетами и воздушными шарами, повсюду встречались персонажи Уолта Диснея: Микки-Маус и семь гномов. У Рэчел не хватило духу спросить, где находится отдел готового платья.

Тогда она решила попытать счастья в «Бергдорфе». Там продавали одежду от Ральфа Лорена, в стиле «сельская пастушка»: длинные широкие юбки и узкие короткие жакеты с множеством серебряных пряжек. Будь Рэчел американкой, она бы, наверное, купила все это, не задумываясь. Но она не ощущала себя американкой, а в этой одежде — еще меньше, чем в своей собственной. Нехотя она сняла мексиканский пояс, расстегнула юбку. Снова влезла в свои старые джинсы и, внезапно почувствовав страшную усталость, побрела в отдел Сен-Лоран. Часы показывали четверть пятого, а ей удалось купить лишь пару золотых серег.

Она припомнила времена своих провинциальных гастролей. Времена безденежья. Каждый раз, приезжая в другой город, она обходила магазины и примеряла одежду. В те дни, когда не было денег, все, казалось, ей шло, все было впору. Теперь у нее куча денег, но она не может ничего выбрать. Чем больше дорогих туалетов она просматривала, тем больше расстраивалась. Все они предназначались для шикарных дам, выглядели роскошно, спору нет, но ни в одном из них не ощущалось сексуальной привлекательности.

Без пятнадцати пять она вышла из «Бергдорфа». Попробовать еще один магазин? Ну а если и там ничего — придется идти просить прощения у Боба в старых джинсах.

Приняв это решение, она сразу почувствовала себя лучше. Достала путеводитель, пробежала глазами перечень магазинов и остановилась на заведении Генри Бендела, как раз за углом. Через три минуты она вошла в магазин и ощутила, как поднимается настроение. Этот магазин выглядел не таким солидным, как предыдущие, более молодежным. Рэчел прошла в отдел нижнего белья. Здесь на специальной витрине висели образцы всех видов трусиков, которые имелись в продаже: невероятно тонкие бикини из атласа, шелка, кружев. Рэчел купила три пары трусиков, все черные, бюстгальтер и еще пояс с резинками. С трудом подавила улыбку. Она ведь собирается лишь попросить прощения, не так ли? И вообще, Боб Делани сохранил ей работу, а не жизнь.

Отдел готового платья состоял как бы из нескольких самостоятельных маленьких магазинчиков. В одном висели платья восточного типа. Не ее стиль. В другом — коллекция закройщика из Мэна. Опять не то: слишком напоминает Западное побережье. В соседнем секторе продавалась одежда из кожи — пальто, жакеты, брюки, длинные расклешенные юбки. Все они выглядели великолепно. Рэчел машинально повернулась, чтобы уйти. Ей это всегда очень нравилось, но… не по карману. Так что лучше уж не расстраиваться понапрасну.

Однако в следующий момент она повернула обратно. Какого черта, она же теперь играет на Бродвее и может позволить себе все что захочет.

Через десять минут она выбрала пару облегающих брюк светло-шоколадного цвета и шифоновую блузку. А к брюкам длинный жакет — просто не смогла устоять перед таким искушением. Надев жакет, она обнаружила, что изнутри он проложен мягким мехом нутрии, тоже коричневого цвета. Ну все, плакала ее трехмесячная зарплата. Но вспомнив слова Десмонда Френча, Рэчел приободрилась и с высоко поднятой головой вышла из примерочной.

Из зеркала напротив на нее смотрела незнакомая женщина. Она-то привыкла видеть себя либо в джинсах, либо в театральном облачении. Но это… Так выглядят модели на глянцевых обложках журналов. В таком виде она, конечно же, убедит Делани простить ее.

Часы показывали половину шестого. Портье в отеле говорил, что в это время дня до Грэмерси-парк можно доехать минут за сорок. Рэчел знаком подозвала продавщицу:

— Вы принимаете карточки «Америкэн экспресс»?

Девушка кивнула.

— Тогда я беру это.

— Как, все?!

— Да, все, что на мне надето. С одним условием: не заставляйте меня сейчас все это снимать. У меня срочная встреча, успею только поймать такси и доехать до места.

Через четверть часа Рэчел сидела в такси в своем новом шоколадно-коричневом костюме и шифоновой блузке, в ушах — новые золотые серьги, на ногах — сапожки под цвет костюма, купленные уже на выходе из магазина.

К бару «Делани» она подъехала ровно в шесть. Она ожидала увидеть пивнушку из тех, что попроще, рассчитанную на рабочих или водителей такси. Однако это оказалось очень приятное заведение. В такие кафе обычно приходят целыми семьями, поужинать на скорую руку после рабочего дня; влюбленные заходят сюда выпить перед обедом. Солидная стойка из дубового дерева, лампы под шелковыми абажурами, официантки в клетчатых передничках.

Похоже, шесть часов вечера — здесь самое горячее время, решила Рэчел. Кафе было переполнено, все столики заняты, к стойке не пробиться. «Для начала выпьем чего-нибудь, — подумала она, — а потом можно будет осмотреться».

Пробираясь к стойке, она услышала, как кто-то произнес ее имя. Голос, без сомнения, принадлежал Бобу Делани. С чувством огромного облегчения Рэчел направилась к нему, и… облегчения как не бывало: рядом с Бобом, по-хозяйски держа его под руку, стояла девушка. Прическа — только что от парикмахера. Провела там, должно быть, не меньше чем полдня. Эту стрижку ввела в моду Фарра Фосетт — этакая элегантная небрежность, поэтический беспорядок. Рэчел знала, какими трудами он достигается: каждая якобы небрежно выбившаяся прядка тщательно взбивается и фиксируется лаком. Рэчел возненавидела девушку с первого взгляда. Та с нескрываемым любопытством осмотрела ее с головы до ног и обернулась к Бобу:

— Кто эта красотка?

Его, казалось, все это очень забавляло.

— Кэролайн, позволь представить тебе Рэчел Келлер. Еще два часа назад она была одной из звезд в моем фильме. Потом она меня бросила. Но я не держу зла. Рэчел, заказать тебе что-нибудь выпить?

— Нет, позвольте лучше я сама.

Прежде чем он успел возразить, она подозвала бармена и заказала еще по одной для Делани и его девушки. Себе она попросила принести пива, однако в последнюю минуту передумала.

— Виски здесь подают?

— Только ирландское.

— Подойдет. Большую порцию, льда не нужно.

Делани отошел от своей блондинки.

— Чему я обязан?

Рэчел выпрямилась.

— Я разговаривала с Десмондом, — тихо произнесла она. — Он рассказал, что вы для меня сделали. Поэтому я решила разыскать вас и принести извинения.

Он ухмыльнулся:

— А за что именно? За то, что бросила работу, или за то, что отказалась пообедать со мной сегодня вечером?

Блондинка внимательно прислушивалась.

— Я думала, ты меня пригласил на обед. Про нее ты ни слова не говорил.

Делани легонько обнял ее за плечи.

— Тебя, тебя, моя радость. У дамы, которая пьет ирландское виски, сегодня другие планы на вечер.

Рэчел почувствовала себя очень неуютно.

— Послушайте, я не собираюсь отнимать у вас время. Просто… если вы еще не нашли мне замену, я бы хотела получить свою роль обратно.

Делани сделал глоток.

— Я подумаю об этом. Я остановился в отеле «Плаза», пробуду в Нью-Йорке до завтрашнего дня.

Позвони мне, тогда и поговорим. — Он взглянул на часы. — Дорогая, нам пора. Меня люди будут ждать, не хочу опаздывать. — Он поцеловал Рэчел в щеку и встал. — Спасибо за угощение. Желаю приятно провести вечер.

С этими словами он взял Кэролайн под руку и повел к выходу.

Рэчел повернулась к стойке бара, чувствуя, как изнутри поднимается отчаяние. Она его искала, так хотела объясниться, а он не дал ей возможности. Взглянула в зеркало, висевшее позади стойки. Какая блестящая, какая привлекательная женщина. Ну просто картинка из модного журнала. И все впустую. С тем же успехом могла бы явиться сюда и в джинсах. Она залпом осушила стакан. Может, заказать еще? Потом вспомнила, что бар принадлежит отцу Боба. Ну нет, сегодня она уже сваляла дурака перед одним из Делани. Совсем не обязательно выставлять себя на посмешище перед всей семьей.

Целых пятнадцать минут она не могла поймать такси. Еще полчаса потратила на дорогу в потоке машин. Когда подъехала к отелю, наступило время обеда. Пойти в кафе напротив, поесть стейк? Нет… Сейчас ей хочется только выпить, и в полном одиночестве, чтобы никто ее не видел. Она быстро направилась к бару отеля.

В баре царил полумрак, но отнюдь не для интима, а для того, чтобы скрыть потрескавшуюся краску на стенах. Эта обстановка вполне соответствовала настроению Рэчел. Уж если катиться на дно, так по крайней мере без свидетелей.

Она прошла к стойке, заказала ирландского виски. В баре, кроме нее, сидел лишь один посетитель. Сейчас он легкой походкой приближался к ней.

— Ты твердо решила сегодня напиться? Или, может быть, сначала пообедаем?

Она резко обернулась. Перед ней стоял БобДелани.

— Как это так? — пробормотала она в растерянности. — У вас же свидание…

— Точно. Было свидание. Но она меня послала. Решила, что между мной и тобой что-то есть, а она всего лишь замена, на худой конец. Сказала, что ее это не устраивает.

— А вы что ей ответили?

— Правду. Я действительно пригласил ее на безрыбье.

— По-моему, это жестоко…

— А жизнь вообще жестокая штука. И потом, я слишком долго тебя догонял, чтобы опять терять время.

Ей вспомнился тот вечер, когда они в первый раз обедали вместе. «Значит, я была права, — подумала Рэчел, — он собирается говорить не только о работе».

— Ты сегодня обедала? — услышала она его голос.

— Кажется, нет.

Он улыбался:

— Если тебя это интересует, у меня заказан столик в ресторане «Четыре времени года». Можем пойти туда.

Она взглянула на него из-под ресниц:

— Меня это интересует.

В таком ресторане Рэчел еще не бывала. Винтовая лестница вела в главный зал, полутемный и, тем не менее, очень импозантный, переполненный важными людьми, обсуждавшими дела. Боб назвал свое имя метрдотелю и обернулся к Рэчел:

— Не беспокойся, здесь мы обедать не будем. Он повел ее по коридору, обшитому дубовыми панелями, потом под арку, и они оказались у продолговатого изогнутого лазурно-голубого бассейна, вокруг которого стояли столики. За ними сидели люди, обедали. Рэчел была потрясена.

— Ты часто здесь бываешь?

Он кивнул:

— Когда есть что праздновать.

О чем это он? Неужели о ней? Рэчел почувствовала себя польщенной.

Они сели за столик. Боб заказал устрицы и бифштекс с кровью. Рэчел упрекнула его в кровожадности, на что он, смеясь, ответил, что все ирландцы таковы, поэтому ей остается только смириться.

Принесли заказ. Рэчел неожиданно почувствовала зверский аппетит. За едой она рассказывала Бобу о пьесе, на роль в которой только что пробовалась. Оказалось, что Боб когда-то работал с Роз Эндрюс. Почти весь обед они проговорили о Роз, о будущем спектакле, о возможностях, открывающихся перед Рэчел на Бродвее.

Со стороны могло бы показаться, что это обычный обед с мужчиной, который решил ее побаловать. Однако в какой-то момент Рэчел взглянула ему в глаза и почувствовала, что пропала. В конце концов, она не выдержала и задала вопрос, который давно ее мучил:

— Тогда на Бали, после первого нашего вечера… почему ты стал избегать меня?

Он искоса взглянул на нее.

— Но ведь ты сама сказала, что скорее застрелишься, чем заведешь роман с продюсером.

— Сначала ты заявил, что скорее застрелишься, чем опять женишься на актрисе. Вообще, насколько я могу припомнить, ты очень оскорбительно отзывался об актрисах.

Он положил ладонь на ее руку.

— Это было до того, как я в тебя влюбился.

Она опустила глаза.

— Я и понятия не имела…

— Не хитри, ты все прекрасно понимала. А с какой стати я стал бы гонять по всему свету, чтобы отвоевать твою роль? Если уж это не доказательство любви, то… я не знаю.

На секунду она увидела его глазами посторонней женщины: блестящий продюсер, влиятельный человек, один из голливудского «ближнего круга». И такой человек не пожалел ни сил, ни времени, рискнул вызвать неудовольствие всемогущего главы студии «Магнум», только чтобы сохранить ей работу. Внутри у нее как будто ослабла какая-то тугая пружина. Она столько времени сдерживала свои эмоции. С самого разрыва с Ричардом. Теперь в этом больше нет необходимости. Теперь она может любить, не стесняясь и не сдерживая чувств, потому что ее тоже любят.

Она оглядела сверкающий бассейн, ресторанный зал, свежие цветы на столиках, шикарных ньюйоркцев. Хорошо бы сейчас оказаться совсем в другом месте.

Боб, по-видимому, прочел ее мысли. Подозвал официанта, попросил счет. Что же он собирается делать теперь? Поведет ее в ночной клуб или, может быть, в какой-нибудь бар?

— Ты где остановился? — нервничая, спросила Рэчел.

— Там же, где и ты.

Он повез ее к себе, в отель «Плаза». Пока поднимались в лифте, она не решалась посмотреть ему в глаза. Как глупо, она же не зеленая девчонка. Рэчел припомнила, как вела себя с другими мужчинами, какой была уверенной и всезнающей. Что же с ней сейчас?

Лифт остановился на девятнадцатом этаже. Номер-люкс с огромной гостиной ее буквально потряс. Все это время она старалась забыть о том, что рядом с ней продюсер из Голливуда. Видела только человека… мужчину.

Он не предложил ей выпить. Даже осмотреться как следует не дал. Просто заключил в объятия и стал целовать, быстрыми, влажными поцелуями, которые становились все более продолжительными и страстными. Рэчел ощущала, как пульсирует жилка у нее на шее. В эту минуту она желала его так, как никогда и никого на свете.

На секунду она отстранилась от него.

— На мне слишком много надето.

Он стал расстегивать ей блузку, жадно ощупывая гладкую теплую кожу.

— А вот бюстгальтера на тебе нет!

Она рассмеялась, прижала его к себе. Он с лихорадочной поспешностью скинул пиджак.

Стоя в этой просторной гостиной, они раздевали друг друга. Рэчел сняла с него рубашку. Боб расстегнул на ней брюки, снял блузку. Наконец, остались только трусики. Он медленно провел руками по ее телу, задержался на груди, потом на изгибе талии, на шелковом треугольничке внизу. Осторожно спустил эту последнюю завесу.

Рэчел ожидала, что будет испытывать смущение, однако, когда он поднял ее на руки и понес в спальню, чувствовала лишь бешеный прилив желания. Ей хотелось ощущать его как можно ближе, теснее, внутри себя… Она открылась ему вся. Как слепые, они тянулись друг к другу. Чувствовать, осязать, пробовать друг друга на вкус. Она держала его в своих руках, напрягшегося, твердого как камень. Он раздвинул ей ноги и вошел в нее с такой силой, что дыхание перехватило. Непроизвольно она двигалась в такт его движениям, как будто знала его всю жизнь. Его плоть была ее плотью, его сердце — ее сердцем, его оргазм — ее оргазмом.

Они заснули, не разжимая объятий. В эту ночь они несколько раз засыпали и просыпались, и снова любили друга, и засыпали иногда, не успев оторваться друг от друга.

Проснувшись наутро, Рэчел поняла, что не хочет расставаться с Бобом Делани. Никогда.