Сегодня мы празднуем Новый День Господень; лучше же сказать — совершаем обновление нового Дня Господня. Наше слово ставит своей задачей, насколько это позволит время, несколько глубже изложить вашей любви тайну Дня Господняго. И хотя эта тайна велика и возвышенна, и поэтому не всем легко доступна, однако достоит воздать благодарение Господу всего, по Которому и день этот так называется, Который, благодаря Своему пришествию во плоти, открыл, для верою приступающих, такие вещи, которые, можно сказать, превосходят и ум и слово. Следите все внимательно за сущностью говоримого; потому что если кто и не сможет понять всего, однако и из малого поймет всеобщее значение, ибо учение Духа подобно свету. Итак, Бог в шесть дней, не только создав весь этот чувственный мир и украсив его, но и единого, составленного из чувственного и духовного элементов, живого человека создав и оживотворив и даровав ему власть над живыми существами и растениями на земле, в седьмой день почил от всех Своих трудов, как научил нас Моисей, последующий созерцатель, бывшего задолго до него, сотворения мира, а лучше сказать — Дух Святый, Который человеколюбиво чрез его уста возвестил нашим устам и душам. Но и «благословил, говорится, Бог день седьмый, и освятил его» (Быт. 2:3). Почему же этот день, в который Он ничего не творил, Он и благословил, и освятил, а не первый, который как будто более превосходный? Почему же только об этом дне так сказал Моисей, а не о первом, в который Бог из ничего произвел вселенную и новым светом осиял ее, хотя еще не установил соответствующий порядок, по чину и виду возводя все. А если не этот, то почему же тогда не последующий за сим день, в который Он утвердил и распростер сию великую полость, имею в виду вокруг нас сущее небо, а после первого — оное второе (небо)? Почему же, в свою очередь, не день, сущий после сего, или последующие, в течение которых земля, после того как воды отступили, стала существовать и восприняла весь свой порядок и украшение, вложенные и свойственные ей, и небо получило два великих светила на подобие неких глаз, и из вод, по повелению Божиему, появились птицы и водяные животные по роду своему?
Но оставив и это, спросим: почему же, более прочих, Бог не благословил шестый день, в который вывел из земли не только живую душу пресмыкающихся и четвероногих, но и явил достойное дело Своего совета, все возглавив в его лице, сочетавая в одно чувственное и духовное, дело единственное и величайшее, потому что по благодати оно Его Самого запечатлело в себе, и есть по образу и подобию Его созданное и знающее Его живое существо, именно — на земле явил человека? Почему же не этот день Он благословил и освятил, а именно — седьмой день, который был днем бездеятельности?
Желая же дать объяснение и разрешить затруднение, мне особенно необходимо, по причине пребывания среди моих слушателей более ученых, сначала опровергнуть неправые воззрения. Так как имеются такие, которые считают, что самое число («7») священно: таковы Иосиф (Флавий) и Филон и другие, которые подобно им не признают, что Бог родился, ни то, что Дева родила, и которые считают, что самое число, как таковое, обладает божественным качеством; потому что они не могут представить себе, что Дева родила без брачных уз, безсеменно и безболезненно. И утверждая, что на основании сей священности цифры «семь», единственный из дней, седьмой, получил божественное благословение, они также ошибаются не только в отношении понятия о Боге, но и разрушают и понятие самого седьмого дня, потому что всякое число производится (рождается) от единства, и поскольку «семь» является числом, то, следовательно, и оно не непроизводное. Но ни от чего иного, говорят, как от единства производится множественность; а нерожденный не есть тот, кто — от множества, но который ни от кого не рождается, каковым качеством цифра «семь» не обладает.
Далее следует рассуждение в духе философии того времени о понятии производных, производящих и непроизводных цифр, которое здесь опускаем, ввиду его специфичности и трудности для понимания современного читателя. Затем Святитель указывает на то, что не может противоречить на возражения, показывающие, что цифра «семь», взятая только как отвлеченная цифра, сама по себе ничем не священна — держащиеся подобного мнения прибегают к фазам луны, связанным с чередованием седмиц — и в связи с этим говорит следующее: что если на этом основании они считают цифру «семь» священной, то, надо сказать, что другие цифры отнюдь не уступают ей и среди них особенно начальная, потому что и весь этот чувственный мир един, и едино все небо, или не больше двух, и одно солнце в мире, и одна луна, чтобы не сказать, что все сочетается в Едином, Сущем прежде всего и чрез все, Сущем над всем — Боге, Которого, как истинно Единого, все возвещает. Если же вселенная, представляющая звездную окружность и каждый из полюсов, замкнута в круге, а круг состоит из двух начал: точки и линии, и ничего не могло бы быть вне этих двух начал, особенно же из разряда чувственного мира, то, следовательно, и цифра «два» является наиболее применительной и необходимейшей для мира. Поскольку же во всем наблюдается не только линия, но и плоскость, то, следовательно, и число «три» должно пользоваться равной честью по этой же причине; а уж о других почетных сторонах сего числа не буду говорить. Поскольку же каждое из вышереченного не только есть круг, но и — твердь и сфера, а это не может существовать кроме четырех (эоментов?), потому что, помимо всего иного, их требует сама необходимость, то разве и цифра «четыре» не будет ли среди почетных чисел? Кроме того, по иным причинам, и цифра «пять» не должна не пользоваться уважением; но особенно среди прочих — число «шесть», ибо оно преимущественно пред другими, составляющими его частями, является первым в числе совершенных чисел, потому что все (творение мира) было завершено шестым по числу днем.
Так что, на основании сего вытекает, что почитающие число «семь», сами себя обманывают, в сущности почитая не только цифру «семь», но просто всякую цифру: потому что каждая из них в равной мере обладает достаточными основаниями для уважения. А так как поскольку число, вместе со всем существующим, было создано Богом, а все созданное Богом прекрасно, и весьма прекрасно, как Сам Творец засвидетельствовал чрез Моисея, то если бы кто взял какую угодно цифру и внимательно изучил, то он нашел бы, что она прекрасна и «добра зело» и сама по себе и по иным причинам, чудесно представляя нечто, чему соответствует. Однако, ни один из дней, взятый по своему числу, не является превосходящим другой, в этом отношении, потому что Моисей не говорит, что цифра какого–либо из дней была похвалена Богом, но дела совершенные Им в каждый из дней были увенчаны похвалою; следовательно, и седьмой день достоин был похвалы не ради своего числа (но для этого было иное основание). Так что мы указываем причину, почему Бог нарочито благословил его и освятил, взяв начало из самых слов Моисея, именно: «Яко почи, — говорит он, — Бог в день седьмый от всех дел Своих, яже сотвори» (Быт. 2:2). Затем присовокупляя: «И благословил Бог день седмый, и освяти его», сразу же указывает на причину благословения, повторяя то же самое: «Яко почи Бог от всех дел Своих, яже начат творити» (ст. 3). Следовательно, есть такие дела Божия, которые Он не начинал творить , и творя которые не почил, как и Сам Господь открыл нам, говоря: «Отец Мой доселе делает, и Аз делаю» (Ин. 4:17).
Итак, Бог желая нам дать посильное ведение таковых именно дел, и показать, что именно их должно искать более, нежели всего чувственного, седьмой день, в который почил от творения чувственного мира, благословил и освятил, как некое возвращение, путем упокоения, от нижнего мира (тон каато) к тому, который принадлежит лучшей и сверхмирной сфере. Потому что, сказать словами великого Дионисия: Бог, по преизбытку благости, бывает вне Самого Себя, и вследствие сбережения всех свойств к сему во всем возвращается, согласно могущей перемещаться (экстатикин) сверхсущественной силе, которая и по существу имеет статистический характер (анэкфититон) Его Самого; сошедши же человеколюбиво, насколько Он пожелал и насколько была в том необходимость, и сей наш чувственный мир создав в шесть дней, в седьмой — на свойственную Ему высоту, которую, однако, и не оставлял, Он, как это отвечало Божеству, возвратился (в Себя), и покой того дня более благословенным показал, научая и нас желать восходить, насколько возможно, в оный покой, который заключается в нашем умном созерцании, и чрез него в восхождении нашей мысли к Богу. К сему покою и Апостол ясно побуждает; потому что представив слова – сказанные Богом чрез Псалмопевца о народе Иудейском, именно: «Яко кляхся во гневе Моем, аще внидут в покой Мой» (Пс. 94:11), — он затем прибавляет: «Рече негде о седмом (дне) сице: и почи Бог в день седмый от всех дел Своих» (Мф. 4:4). И несколько дальше: «Потщимся убо и мы внити во оный покой» (ст. 11); потому что тот, кто войдет, и сам почиет от своих трудов, как — Бог от Своих. Но желаете ли узнать более ясно, в чем заключается этот покой и каким образом в него войдем? — Если мы усвоим те Божественные дела, которые, будучи безначальными, не могут характеризоваться, как «начатые», но которые ничего не имеют с чувственным миром ; итак, если мы усвоим эти дета, то еще более уясним значение сего покоя и вхождения в него. Какие же это дела? — Пусть поможет нам в сем деле Псалмопевец, пишущий так о Боге: «Дела рук Его истина и суд» (Пс. 110:7). Значит, дело Божие не имеющее конца заключается в ведении всего существующего и в предведении будущего, которое если бы кто назвал «Истиною», не погрешил бы в наименовании, Дело Божие безначальное и нескончаемое есть суждение и предведение; потому что все существующее и прежде своего существования нуждалось в божественном предведении и суждении, чтобы могло придти в бытие; и после осуществления — дабы оно со временем не погибло, но, в одном случае, со временем изменилось бы для своей или универсальной пользы, или, в другом случае, пребывало бы неизменным. Безначальное дело Божие заключается в внимании Себе; ибо безначально Он был подвигнут к самосозерцанию. Воистину, кто, здраво исследуя, мог бы привести многое, относящееся к сему. И каждый из нас, братие, уклоняясь от приземляющих и весьма мучащих забот и соответственных им дел, да представит свой слух, внимая учению Духа; прежде всего, он будет похвален Господом, Который Марфу, заботящуюся о многом, хотя Ее забота и была о Нем, не одобрил; «Мария же», говорит, которая сидела возле и внимала словам учения, «благую часть избра, яже не отъимется от нея» (Лк. 10:42).
Видишь ли дело не имеющее упокоения? А затем, восприемлющий в уме сии слова учения Духа и упражняющий в них ум, и в разуме души предпочитающий их всякой иной страсти и земному помыслу, и вследствие сего и сам проявляющий заботу о своей жизни, чтобы спастись, и сам возымеет дело, именно Истину и суждение, в своем сердце, как говорит Псалмопевец Пророк, «глаголя Истину». Когда же и от всякого рассуждения, хотя бы оно было и доброе, отведешь твой ум и весь соберешь его в самого себя, достигая это путем упорного внимания и непрестанной молитвы, то тогда, таким образом, внидешь и ты в божественный покой и улучишь благословение седьмого дня, пребывая в самосозерцании, и чрез самосозерцание возводим будучи к Богозрению. Ибо, говорят, что исход (результат) молитвы заключается в восхищении души к Богу. Эта одна из причин благословения данного седьмому дню, которую и Моисей в законе являя, установил седьмой день праздновать; но бездействие относится к предметам телесного пользования, для души же приличествует деятельность.
Опять же, Составивший вселенную в шесть дней, предвидел и склонность человека к худшему, и, вследствие сего, обращение его к земле, и даже до ада падение и заключение в нем, и — чрез человека — всего мира сего обветшание и приведете в упадок, а также — имеющее наступить обновление их, вследствие (или «чрез») Его вочеловечения. Это обновление произошло сошествием, чрез смерть, во ад воплотившегося Бога и обетованного им в Субботу воззвания там душ; и это, вот, дело седьмого дня Он предвидел; и потому–то, вероятно, этот единственный день удостоил благословения. Но это, вот, втайне было уготовано в седьмой день, т. е. в Субботу, а было явлено и все совершенным образом завершено в восьмой день, день Владычняго Воскресения; посему этот день знаменательно и называется нами «Господним Днем». Как пятница является по отношению к субботе, так суббота — по отношению к Господнему Дню, который явно превосходит ее, как завершение и истина превосходят начало и образ и тень. Такое превосходство и святость Господняго Дня проистекает вследствие благословенного завершения дела в этот день и ожидаемого в сей день всеобщего воскресения и совершенного вхождения достойных в божественный покой и возрождения всего мира.
Так что, сколько бы доводов ни приводил кто, почитая субботу, это же, с прибавлением, будет относиться и по отношению к восьмому дню: потому что этот день является законченностью (или «совершенством») субботнего дня. Почитание сего восьмого дня, т. е. Господняго Дня, и Моисей прикровенно ввел; ибо Юбилейный Год, который был им узаконен и наименован «Годом Отпущения», не был относящимся к числу, по закону численным седмицам, лет, но был после их всех, и был восьмым, возвещающимся по прошествии последних сих лет; это же самое Моисей делает и в седмицах недель. Но таким образом Законодатель не только прикровенно ввел почитание восьмого дня, который мы и называем Господним Днем (т. е. воскресеньем), как день освященный Воскресением Господним, но и повелел сочетать его с празднеством, которое наименовал «Днем Труб», и именует его «исходным», т. е. как бы границей и пределом всех празднеств. Этим ясно показывает, что и восьмой день должен быть называем нами «святым», предвозвещающим как бы божественное и всеславное и священное достоинство Господняго Дня, имеющее наступить после того, как все ветхозаветное минует. Таким образом и он по той причине почитал седьмой день, что он приводит к истинно честному восьмому дню; и как данный чрез него Закон заслуживает уважения, как приводящий ко Христу, так и седьмой день заслуживает почитания, как приводящий к восьмому дню, в который произошло Господне Воскресение, ибо и оно было восьмым; потому что, как после седьми дней, восьмой идет по счету, так, исследуя, ты найдешь, что после седьмого из всех от века повествуемых воскресений, Воскресение Господне было восьмым по счету ; таким образом, не только в восьмой день оно совершилось, но и восьмым числится после тех, которые ему предшествовали; но оно же — и первое, имеющее непосредственное отношение к ожидаемому восстанию во Христе всех, лучше же сказать — воскресение, по причине которого и Христос — начаток усопших и перворожденный из мертвых — славится. Таким же образом Господень День является не только восьмым днем, вследствие того, что он числится восьмым после предшествующих ему дней, но в то же время он является и первым днем по отношению к тем дням, которые следуют за ним; это для того, чтобы, таким образом, одновременно был первым и последним тот самый день, который мы, вот, называем «Господним», Моисей же наименовал его не «первым», а — «единым», как весьма превосходящий по своему значению иные дни, и являющийся началом будущего века, единого и невечернего (бесконечного) Дня.
Да будет наглядно видно превосходство Господняго Дня над иными праздничными днями еще и на таком основании: всякий иной день, обходя течение года, приносит с собою праздник один раз в год. Господень же (воскресный) день, каждый месяц четыре раза приносит нам, чрез непрерывное периодическое следование в течение всего года, делая нам его, воистину, «годом отпущения» и годом «приятным Богу». Посему устанавливая нам праздновать этот день по прошествии каждой миновавшей седмицы, Господь явился сначала Ученикам, собранным в доме, в то время как Фомы не было с ними, и представил Себя живым, мир даровав им, и чрез Свое дуновение, обновляя оное первое, в начале мира данное человеку Богом, дуновение, даровал благодать Божественного Духа, влагая в них божественную силу вязать и разрешать грехи, делая их участниками власти, сущей на небе, говоря им: «Приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им: и имже держите, держатся» (Ин. 20:23).
Итак, эту силу и благодать даровал Господь, явившись в самый день Своего Воскресения, то есть, конечно, в Господень День; затем, по истечении промежуточных седми дней, а это сказать — в Господень (воскресный) День, который мы как раз сегодня совершаем — опять таким же образом является, и в этом же доме, Сам обновляя празднование это и приводя к вере сомневающегося Фому; ибо, согласно возлюбленному Евангелисту Спасителеву и Ученику: «По днех осмих паки бяху внутрь ученицы, и Фома с ними. Прииде же Иисус дверем затворенным, и ста посреде их, и рече: мир вам». Видите, что в Господень (воскресный) День происходило и собрание Учеников Христовых, и пришествие к ним Господа? — Потому что это был Господень (воскресный) День, когда в первый раз Он явился им собранным, и опять по прошествии седми дней, когда был День Господень, Он является им собранным. Церковь Христова непрестанно возъизображает сии священные собрания, совершая богослужения, особенно в воскресные дни, когда мы бываем вместе с вами и говорим вам общие начала, относящиеся к делу спасения и побуждаем вас к благочестию и к благочестивой жизни. Поэтому пусть никто, по нерадению или всегдашней заботе о земном, не оставляет сих воскресных, священных и от Бога преданных собраний, чтобы не случилось, будучи справедливо оставленным Богом, выстрадать нечто подобное тому, что приключилось Фоме, коль такой человек придет не во–время; и если бы однажды и случилось, будучи чрезмерно занятым, ему не придти, то пусть после уже воздаст долг, принося себя Христовой Церкви, чтобы не остаться ему неключиму; душою болезнуя неверием, сказывающимся в делах или словах, и, однако, не приходя во врачебницу Христову и не допуская священное лечение, как божественный Фома , потому что существуют, да, существуют не только мысли и слова, но и дела, как проявления веры, ибо говорится: «Покажи ми веру от дел твоих» (Иак. 2:18), и у кого нет наличия их, тот, будучи, конечно, далек от Церкви Христовой и предав всего себя суете, имеет свою веру мертвой, или лучше сказать — не имеет никакой веры, сам вследствие греха став мертвецом.
Некоторые недоумевают, каким образом Христос, будучи одеян в плоть, вошел «дверем заключенным»; но по–видимому такие люди не знают, как духовное соображать с духовным и друг чрез друга познавать сие, как говорит божественный Апостол (1 Кор. 2:13). Ибо если Он не нарушил ложесна по плоти родившей Его Девы, отнюдь не развернув их, но в рождении сохранив неврежденными знамения девства, хотя тогда и был Он облечен в страстное и смертное тело, то что удивительного, если обессмертив воспринятое Им тело и обладая ныне бессмертной плотью, Он вошел при запертых дверях? Но когда Он уже обладал бессмертным и бесстрастным телом, то как Он мог в то же время иметь раны и пробитые места на руках и в боку? Ведь Евангелист повествует, что Господь сказал Фоме: «Принеси перст твой семо, и виждь руце Мои: и принеси руку твою, и вложи в ребра Моя: и не буди неверен, но верен». Итак, как это Он имел раны? — Ведь смертное и страстное тело не могло бы являть раны и пробитые места, и в то же время пребывать целым и здравым; но Он–то был силен явить, кому пожелал бы, вместе с бесстрастием и бессмертием тела и раны и язвы, которые Он раньше подъял, и при этом, чтобы это Его тело, нисколько не меньше пребывало бы бесстрастным и бессмертным. Из этого я также заключаю, что и те, кто пострадали за Христа, носят на своем теле раны в виде вечного украшения; потому что, как напр. оконные отверстия, хотя и ничем не способствуют солидности здания, однако являются не безобразящими его, но — необходимейшую утварью домов, впускающими внутрь свет и позволяющими живущим видеть то, что делается извне, — таким же образом, вот, и страдания на теле, перенесенные ради Христа, и следы оставленные ими, стали для возымевшего их как бы, окнами, пропускающими невечерний свет и, при сиянии оного света, познаются как дело божественной красоты, или, лучше сказать, — сияния, а не отражают неприглядность ран; не говоря уже о том, что они не идут в разрез с бесстрастием, но более принадлежат бессмертию.
Христово же тело имело внутри себя источник божественного света, откуда воссияв духовно просветило сомнящегося Фому, так что тотчас же совершенным образом богословствуя, он воскликнул: «Господь мой и Бог мой». Господь же ему сказал: «Яко видев Мя, веровал еси: блажени не видевшии, и веровавшии», показывая этим, что те, которые собственными очами взирали на славу (Его), ничем большим не обладают над теми, которые чрез них были приведены в веру в Него. Если же Он сказал не «имеющие уверовать», но — «уверовавшие», но это было сказано в божественном и предведящем значении Знающего все прежде совершения, для которого будущее является как бы уже происшедшим. Мне сейчас пришла в голову мысль, которую я раскрою вашей любви. — Видя, что когда Фома отсутствовал, он был неверным, а когда сошелся с уверовашими, то уже отнюдь не погрешил в вере, мне пришло на ум, что и грешный человек, если бы только убежал от общения с дурными и обратился бы к праведным, то уже никогда бы не погрешил в праведности и, благодаря ей, в деле спасения своей души. Это, как мне думается, хочет сказать и Псалмопевец Пророк, ублажающий того, кто уклоняется от соседения и сшествия с Дурными людьми. И иной Пророк: «Не буди говоря со многими со злой целью»; и — автор Притч: «В соборищи грешных возгорится огнь; ходяй (же) с премудрыми премуд будет» (Сир. 16:7; Притч. 13:21).
Итак, братие, будем сходиться и часто отдавать себя Божией Церкви: потому что всякий истинно благочестивый ревностно отдает себя ей и неуклонно пребывает в ней; и когда каждый из вас входить в нее, пусть берет пример с более благочестивых; а их возможно узнать по одному их виду — в молчании и в молитве сосредоточии. Итак, пусть он обратит внимание на более благочестивых и гораздо более иных боящихся Господа, и вручив себя им, да держится их и вместе с ними да предстоит Богу; и когда выйдет после отпуста, то поскольку это — Господень День, то от всякого земного дела будучи свободен — ради Господа, по Которому и день сей так назван, пусть со тщанием ищет: нет ли кого подражающего тем Апостолам, который, как бы замкнувшись вполне, пребывает ждущим Господа — чрез молитву в тишине и псалмопении и чрез иной соответствующий сему образ жизни. Пусть и он присоединится к такому человеку, и с верою войдет в его келлию, как бы в некое небесное место, имеющее внутри освящающую силу Духа; и пусть сядет рядом с обитателем и пребывает с ним насколько возможно долго; и да беседует с ним о Боге и о божественных вещах, вопрошая и со смирением поучаясь, и молитвою призывая себе помощь: потому что прекрасно знаю, что и к нему, так поступающему, невидимо приидет Христос, и внутренний мир подаст размышляющему таким образом и приложит к вере и придаст непоколебимость (стиригмон), и в свое время сочетает со избранными во Царствии Небесном, что да будет всем нам получить в Самом, ныне нас ради умершем и воскресшем, и затем со славою имеющим придти Царе веков Христе: ибо Ему подобает слава во веки веков. Аминь.