Чудаки

Ко мне подходили и спрашивали, почему я дружу с этим «уродцем». Но они ведь совсем его не знают. Знали бы — не обзывались.

А я всегда отвечала:

— Потому что он хороший! И не называйте его так.

Ксимена Ван как-то сказала:

— Ты святая, Джун! Я бы так не смогла.

— Да что тут такого? — Я искренне ее не понимала.

— Тебя мистер Попкинс попросил с ним дружить? — поинтересовалась Шарлотта Коуди.

— Нет. Я сама захотела, — ответила я.

Кто бы мог подумать, что наши обеды с Августом Пулманом никому не дадут покоя? Все вели себя так, будто я ежедневно совершала подвиг. Какие чудаки, даже удивительно.

Я к нему подсела, потому что мне стало его жалко. Только представьте: первый день в новой школе, и вот он сидит за столом совсем один — мальчик с такой невообразимой внешностью. Никто с ним не разговаривает. Все на него пялятся. Девочки за моим столом о нем шушукаются. Он не был единственным новичком в школе Бичера, но он был единственным, о ком все говорили. Джулиан дал ему кличку Зомби, и с тех пор все его так и звали: «Ну, ты уже видел Зомби?» Такие вещи распространяются мгновенно. И Август это знал. Новичкам и так тяжело, даже если у тебя нормальное лицо. А представьте, каково с лицом ненормальным?

Так что я взяла и села с ним рядом. Вот, собственно, и всё. Когда же наконец все вокруг перестанут охать, ахать и делать из меня героиню?

Он просто мальчик. На вид самый странный из всех, кого я встречала. Но просто мальчик.

 

«Чума»

Я, конечно, понимаю, что к лицу Августа надо привыкнуть. Мы уже сидим с ним две недели и, скажем так, он не самый аккуратный едок на свете. Но в остальном он очень даже милый. А еще вот что важно: мне его больше не жалко. Может, я и подсела к нему из жалости, но продолжаю сидеть совсем по другой причине. Я сижу рядом, потому что с ним легко и весело.

Что мне не нравится в пятом классе — это что многие делают вид, будто уже выросли из игр. На большой перемене им бы только «тусоваться» и «трепаться». А «треплются» они теперь исключительно о том, кто в кого влюбился и кто кому подмигнул. Августа все это не волнует. На большой перемене он с удовольствием играет в «квадрат», а я «квадрат» просто обожаю.

Так я и узнала про «чуму». Видимо, это развлечение они придумали себе еще в начале года. У любого, кто случайно дотронется до Августа, есть всего тридцать секунд, чтобы вымыть руки или найти дезинфицирующую жидкость, а не то он подхватит «чуму». Точно не знаю, что случится, если ты все-таки заразился. Никто пока не «заболел», потому что никто не дотрагивался до Августа и до тех вещей, к которым он прикоснулся.

Я узнала об этом, когда Майя Марковиц призналась, почему она не хочет с нами играть в «квадрат» на большой перемене — она не хотела подцепить «чуму». Я спросила: «Какую чуму?» Вот она мне и объяснила. Я сказала Майе, что они ведут себя тупо, и она даже согласилась, но по-прежнему старалась не касаться мяча, который отбивал Август.

 

Вечеринка

Вот это да! Саванна пригласила меня на хэллоуинскую вечеринку!

Саванна, наверное, самая популярная девочка в школе. Она нравится всем мальчикам. Все девочки хотят с ней дружить. У нее первой в нашей параллели появился настоящий «парень», какой-то шестиклассник из соседней школы. Хотя она его уже бросила и теперь встречается с Генри Джоплином, что даже логично, потому что они оба выглядят совсем по-взрослому.

В общем я не из ее компании, но она меня почему-то позвала, и это очень круто. Когда я сказала Саванне, что получила ее приглашение и обязательно приду, она вроде бы даже обрадовалась, хотя тут же сообщила, что вечеринка только для своих и чтобы я не хвасталась всем подряд. Майю, например, не позвали. Еще Саванна сказала, чтобы я не напяливала костюм, и хорошо, что сказала, потому что я бы, естественно, нарядилась. Не единорогом — его я сделала для хэллоуинского парада, — а готкой, я и в школу собиралась так явиться. Но на вечеринке Саванны даже такой скромный костюм был под запретом. Все бы отлично, но мне придется пропустить хэллоуинский парад и, получается, зря я корпела над единорогом. Эх, жаль, конечно, ну да ничего, переживу.

А дальше было так. Когда я пришла на вечеринку, Саванна встретила меня на пороге и первым делом спросила:

— Ой, а где же твой парень, Джун?

О чем это она?

— Ему ведь и маска на Хэллоуин не нужна! — добавила Саванна.

И я поняла, что она говорит об Августе.

— Он не мой парень, — сказала я.

— Да знаю, знаю. Шучу! — Она поцеловала меня в щеку (все девочки в ее кругу теперь целуются в щеку при встрече) и забросила мою куртку на вешалку в коридоре. Потом взяла меня за руку и повела по лестнице вниз, в подвал, где проходила вечеринка. Ее родителей нигде не было.

В комнате сидели человек пятнадцать: все — друзья Саванны и Джулиана. Думаю, теперь, когда некоторые из них стали друг с другом встречаться, они как бы слились в одну большую суперпопулярную компанию.

Я даже не догадывалась, что у нас в параллели уже столько парочек. То есть я знала про Саванну и Генри, но Ксимена и Майлз? Элли и Амос? Элли ведь почти такая же плоская, как я, — ни груди, ничего нет.

Ну, не важно. В общем, через пять минут надо мной уже нависали Генри и Саванна.

— Выкладывай-ка, почему ты якшаешься с Зомби, — прогудел Генри.

— Он не зомби, — засмеялась я, как будто они шутили. Я улыбалась, но мне было совсем не весело.

— Знаешь, Джун, — хихикнула Саванна, — с тобой многие бы дружили, если бы вы не были с ним не разлей вода. Скажу по секрету: ты нравишься Джулиану. Он хочет пригласить тебя на свидание!

— Что?

— А он тебе нравится? Как думаешь, он симпатичный?

— Хм… Думаю, да. Симпатичный.

— Ну так тебе надо выбрать, с кем общаться, — сказала Саванна. Она говорила со мной, как старшая сестра с младшей. — Ты всем нравишься, Джун. Все считают тебя очень милой и очень, очень хорошенькой. Ты точно могла бы подружиться с нами, если бы захотела, и поверь мне, в нашей параллели многие девочки только об этом и мечтают.

— Я знаю, — кивнула я. — Спасибо.

— Пожалуйста, — ответила она. — Так я скажу Джулиану, чтобы он к тебе подошел и вы бы поболтали?

Я обернулась туда, куда она показывала, и увидела Джулиана, который посматривал на нас.

— Э-э, вообще-то мне нужно в туалет. Он у вас где?

Я заперлась в туалете, позвонила маме и попросила забрать меня отсюда.

— Все хорошо? — встревожилась мама.

— Ага. Я просто не хочу тут дольше оставаться.

Больше мама вопросов не задавала — сказала, что будет через десять минут.

— Не звони в дверь, — попросила я. — Лучше набери меня, когда подъедешь.

Я проторчала в туалете до тех пор, пока мама не позвонила мне по телефону. Потом я прокралась наверх, взяла куртку и выскользнула на улицу.

Было только полдесятого вечера. Хэллоуинский парад на Эймсфорт-авеню в самом разгаре. Всюду огромные толпы. Все в костюмах. Скелеты. Пираты. Принцессы. Вампиры. Супергерои.

И ни одного единорога.

 

Ноябрь

На следующий день я наплела Саванне, что съела какое-то тухлое пирожное и мне стало плохо, а она мне поверила. По школе и в самом деле ходил кишечный вирус, так что соврала я правдоподобно.

А чтобы она больше не сводничала, я сказала, что втюрилась в другого, и попросила ее передать Джулиану, что у нас, увы, ничего не получится. Она, конечно, пыталась выведать, в кого я влюбилась, но я ответила: тайна.

После Хэллоуина Август пропустил несколько дней в школе, а когда вернулся, с ним точно было что-то не так. За обедом он был сам не свой! Почти все время молчал и смотрел в тарелку, когда я с ним разговаривала… Будто не хотел встречаться со мной взглядом.

В конце концов я не выдержала:

— Ави, что стряслось? Ты на меня злишься?

— Нет.

— Жалко, что ты заболел на Хэллоуин. Я по всей школе искала Бобу Фетта.

— Угу, заболел.

— Кишечный вирус?

— Похоже на то.

Он открыл книгу и уткнулся в нее. Не очень-то вежливо.

— Так здорово, что у нас будет Египетский музей! — сказала я. — Я ужасно волнуюсь, а ты?

Он помотал головой, изо рта полетели крошки. Я даже отвернулась, потому что жевал он так, будто нарочно старался есть попротивнее — рот набит, глаза прикрыты, — и я заражалась от него мрачным настроением.

— А что ты будешь делать для музея? — не сдавалась я.

Он пожал плечами, достал скомканную бумажку из кармана джинсов и щелчком перебросил ее ко мне.

Каждому в параллели достался какой-то древнеегипетский предмет или сооружение: мы должны были сами создать экспонаты для музея, который открывался у нас в школе на один день в декабре. Учителя написали названия на маленьких бумажках и положили их в круглый аквариум, а потом все пятиклассники собрались и по очереди тянули жребий.

Я развернула бумажку Ави.

— О, круть! — воскликнула я. Может, я немного и перестаралась с восторгами, но я же пыталась его взбодрить. — Ступенчатая пирамида в Саккаре!

— Ну да, — промычал он.

— А у меня Анубис, бог смерти.

— Это который с головой собаки?

— На самом деле он с головой шакала, — поправила я. — О, а хочешь мы будем вместе работать над экспонатами после школы? Например, у меня дома.

Он положил сэндвич на стол и откинулся на спинку стула. Даже не могу описать, как он на меня посмотрел.

— Знаешь, Джун, — произнес он. — Можешь больше не притворяться.

— Ты о чем?

— Тебе не обязательно со мной дружить. Я знаю, что тебя просил об этом мистер Попкинс.

— Да что за чушь ты мелешь?

— Никакую не чушь: можешь спокойно со мной не общаться. Я понимаю. Мистер Попкинс летом поговорил с вами и велел со мной дружить.

— Со мной он не говорил, Август.

— Говорил.

— Нет.

— Да.

— Не говорил! Клянусь! — Я подняла руки вверх, чтобы он видел, что я не скрещиваю пальцы. Он сразу же посмотрел вниз, мне на ноги, поэтому я сбросила угги: пусть видит, что пальцы на ногах я тоже не скрещиваю.

— На тебе колготки.

— Ты же видишь, что пальцы у меня не скрещены! — возмутилась я.

— Ну хорошо, хорошо. Зачем кричать-то?

— Понятно. Прости, пожалуйста.

— То-то же.

— Он что, правда с тобой не говорил?

— Ави!

— Все, больше не буду, извини.

Я бы еще долго на него злилась, но он рассказал мне о том, что случилось на Хэллоуин, и я уже не могла на него сердиться. В общем, он услышал, как Джек его предал. Теперь все понятно: и почему он мне грубил, и почему «проболел» несколько дней.

— Обещай, что никому не скажешь, — попросил он.

— Могила, — кивнула я. — Обещай, что больше не будешь себя со мной так вести.

— Честное слово, — сказал он.

И мы помирились.

 

Детям до шестнадцати смотреть запрещается

Я предупредила маму об Августе. Описала, как он выглядит. Я же знаю, что эмоции она скрывать не умеет, а Август сегодня первый раз придет к нам в гости. Я даже послала ей на работу письмо-напоминалку. Но, судя по тому, как у нее изменилось лицо, когда вечером она вернулась домой, я подготовила ее средненько. Она вошла, увидела Ави и застыла с открытым ртом.

Я тут же выпалила:

— Привет, мам, это Ави. Можно он останется у нас на ужин?

Она даже не сразу поняла, что именно я ей говорю, но в конце концов выдавила:

— Привет, Ави. Э-э… конечно, доченька. Если родители Ави разрешат.

На ее лице застыло выражение, с которым она смотрит новости про всякие ужасы.

Пока Ави звонил родителям, я ей прошептала:

— Мам, у тебя сейчас челюсть отвалится!

Мама прижала ладони к щекам, вдохнула, выдохнула и потом уже держалась получше. В общем, собралась и вела себя вполне мило.

Мы с Ави немного поработали над египетскими экспонатами, а когда устали, пошли отдыхать в гостиную. Ави рассматривал картины и фотографии над камином и увидел снимок меня с папой.

— Это твой папа?

— Ага.

— Я не знал, что ты… как это называется?

— Если политкорректно, то ребенок от межрасового брака.

— Точно. — Он снова поглядел на фотографию. — Твои родители развелись? Я его никогда не видел.

— Нет, — ответила я. — Он был сержантом морской пехоты. Погиб несколько лет назад.

— Ого! Я не знал.

Я протянула ему фотографию папы в форме.

— Ничего себе, сколько у него медалей.

— Он был что надо.

— Ох, Джун. Мне очень жаль.

— Да, без него плохо. Я по нему скучаю.

Он вернул мне фотографию:

— Понятно.

— А у тебя кто-нибудь умер? — спросила я.

— Только бабушка, но я не очень ее помню.

— Сочувствую.

Ави кивнул.

— Ты когда-нибудь думаешь про то, что случается с людьми, когда они умирают? — снова спросила я.

Он пожал плечами.

— Не особо. То есть, наверное, они попадают на небеса? Тогда моя бабушка сейчас там.

— А я много об этом думаю, — сказала я. — Я считаю, что после смерти души людей отправляются в рай, но только на время. Рай — это такое специальное место, где можно встретиться со своими друзьями и знакомыми, вспомнить старые добрые времена. Но потом души начинают размышлять о своей жизни на земле, о том, что они сделали хорошего и что плохого. А затем они опять рождаются в этом мире, совсем новыми младенцами.

— Зачем?

— Затем, что им дается возможность прожить следующую жизнь по-другому, — ответила я. — Шанс все исправить.

Он задумался, а потом уточнил:

— Как если ты завалил контрольную и тебе разрешают написать ее еще раз?

— В точку.

— Но когда они возвращаются, они же не выглядят так, как раньше? — поинтересовался он. — То есть внешность у них совсем другая, да?

— Ну да, — ответила я. — Душа остается прежней, но все остальное меняется.

— А что, мне нравится! — кивнул он. — Правда нравится, Джун. Значит, в следующей жизни мне не придется маяться с моей образиной.

Он показал на свое лицо и состроил такую забавную гримасу, что я рассмеялась.

— Наверное, не придется.

Он улыбнулся:

— Эй, а ведь я могу и красавчиком родиться. Только представь, а? Вернусь и буду супервысоким и суперсмазливым качком!

Я снова расхохоталась. Какой же он молодец! Не каждый умеет над собой иронизировать, и эта черта мне в Ави очень нравилась.

— Слушай, Ави, можно я кое о чем тебя спрошу?

— Давай.

Я молчала. Я уже давно хотела задать этот вопрос, но никак не решалась.

— Наверное, хочешь узнать, что у меня с лицом?

— Ага, наверное. Если, конечно, спрашивать об этом — нормально.

Он пожал плечами. Кажется, не разозлился и не обиделся. Фух, какое облегчение!

— А чего тут ненормального, — ответил он спокойно. — Главная штука называется челюстно-лицевой дизостоз — к слову, я целую вечность учился ее выговаривать. Но есть еще и вторая: ге-ми-фа-ци-альная микросомия — эту я и сейчас не могу выговорить. Они вроде как объединились и превратились в одну мегамутацию, которая такая редкая, что для нее даже нет названия. То есть не думай, что я хвастаюсь, но на самом деле я считаюсь чем-то вроде медицинского чуда.

Он улыбнулся.

— Это шутка. Можешь смеяться.

Я покачала головой.

— Ты смешной, Ави, — сказала я.

— Да, я такой, — ответил он гордо. — Я крутыш.

 

Египетский день

Весь месяц мы с Августом занимались вместе: после школы шли в гости то ко мне, то к нему. Пару раз родители Августа даже приглашали нас с мамой на ужин. И я как-то подслушала, что они собираются отправить маму на свидание с Беном, дядей Августа.

В «египетский день» мы все жутко нервничали. Накануне шел снег — не такой сильный, как перед Днем благодарения, но все равно, снег есть снег.

Спортивный зал превратился в огромный Египетский музей. Наши творения разместили на столах; рядом с каждым экспонатом стояла маленькая карточка с объяснением, что это такое. Большинство экспонатов удались, но, вот честное слово, наши с Августом были лучше всех. Моя скульптура Анубиса выглядела как настоящая, и я даже покрасила ее настоящей золотой краской. А Август построил свою ступенчатую пирамиду из кубиков сахара. Она была два фута в высоту, с основанием два на два фута, и он опрыскал ее из баллончика специальной краской, имитирующей песок. Просто блеск.

Мы все оделись в египетские костюмы. Кто-то нарядился археологом, похожим на Индиану Джонса. Кто-то — фараоном. Мы с Августом были мумиями: замотали лица бинтами и оставили только две маленькие дырочки для глаз и одну для рта.

Родители сначала топтались в коридоре перед спортзалом. Потом нам сказали, что музей открылся и каждый может провести своих взрослых; при этом свет в зале выключили, и мы должны были устроить им экскурсию с фонариками. Август и я водили наших мам вместе. Мы подходили к каждому экспонату, объясняя, что это такое, и шепотом отвечали на вопросы. А иногда, для пущего эффекта, держали фонарики под подбородком. Чей-то шепот из темноты, лучи мечутся по залу туда-сюда — все это было очень весело.

В какой-то момент я отбежала к питьевому фонтану. Чтобы попить, пришлось размотать лицо.

— Привет, Джун. Крутой костюм. — Ко мне подошел Джек. Он был одет как Рик О’Коннелл из «Мумии»: в белую рубашку и коричневые штаны с подтяжками.

— Спасибо.

— А вторая мумия — Август?

— Ага.

— Э-э… Слушай, ты, случайно, не знаешь, почему Август на меня злится?

— Угу.

— Угу — в смысле знаешь? Можешь мне сказать?

— Нет.

Он растерянно кивнул. Было видно, что он места себе не находит.

— Я обещала никому не говорить, — объяснила я.

— Так странно, — вздохнул он. — Я понятия не имею, почему он вдруг на меня взъелся. Ни малейшего. Может, хоть намекнешь?

Я обернулась: Август на другом конце зала разговаривал с нашими мамами. Нет, клятвы я не нарушу. Но и Джека мне жалко.

— Кровавый Крик, — прошептала я ему на ухо и сразу ушла.