До поздней ночи шла перевязка раненых, тут же производились неотложные операции. Более легких раненых немедленно эвакуировали на континент в самолетах. Тяжелых оставляли на месте. Уже светало, когда кончилась напряженная работа, и Электра ушла в каюту для отдыха. Она была совершенно разбита и, не раздеваясь, легла на койку. Ею овладела полудремота-полубред, как часто бывает с людьми, измученными физически и морально. Страшная картина гибели воздушной эскадры беспрестанно возникала в ее памяти. К этому жуткому образу примешивалась мысль о дальнейшей судьбе войны — торжество американцев казалось неизбежным. Разлука с Владимирам также огорчала Электру. Она не видела его уже около двух недель и даже не знала, где он. Кончив свою работу, он улетел в Женеву, в главный штаб, и с тех пор от него не было известий. Впрочем, он предупредил, что ему не удастся ни писать, ни телефонировать, прежде чем он окончательно выполнит порученное ему важное задание.

Только часов в восемь утра Электра, наконец, уснула по-настоящему и проспала около двух часов глубоким крепким сном без сновидений. Этот сон значительно освежил и успокоил ее. Выйдя в общую каюту, она застала товарищей за завтраком. Лица у всех были напряжены и серьезны. Говорили, что вчерашняя атака была подготовительной и демонстративной. На сегодня ожидалось грандиозное решительное сражение. Впрочем, наверняка никто ничего не знал. Однако, уже к полудню слухи подтвердились. Госпиталь был опять передвинут ближе к фронту, а раненые все сняты и эвакуированы на восток. К двум часам явился колоссальный воздушный флот. Около тридцати тысяч гидропланов усеяли все небо. Это была величественная, изумительная картина. Среди неприятельского морского флота стало заметно некоторое беспокойство. Было ясно, что впервые за все время войны двинуты в дело главные советские силы. Однако, воздушный флот не проявлял никакой активности. Как выяснилось позже, его появление было только демонстрацией, чтобы хотя на короткое время отвлечь внимание противника в ложную сторону.

Прошло около часу, и работники госпиталя, наблюдавшие в бинокли, стали недоумевать. В это время на горизонте далеко позади них показалось черное облачко. Сергей Львович первый заметил его и обратил внимание товарищей на его необыкновенно быстрое движение. Не прошло и двадцати минут, как облачко приняло вполне определенные очертания дирижабля, мчавшегося к фронту. Он все время снижался и, когда пролетал над госпиталем, отчетливо был слышен гул его моторов.

Дирижабль приблизился к неприятельскому флоту и стал маневрировать, ежеминутно меняя направление и высоту. Вдруг от него протянулся широкий ярко-оранжевый луч, отчетливо видимый даже при солнечном свете. Луч уперся в крупнейший из неприятельских броненосцев. И в ту же секунду — быстрее, чем можно было уследить глазами за этим зрелищем — огромный броненосец, разрезанный поперек, стал погружаться серединой в воду. Корма и нос начали быстро подниматься. Страшная суета поднялась на палубе. А оранжевый луч уже разрезал следующее судно, и там стало твориться то же. В течение четверти часа на том месте, где стоял могущественный флот, осталась только куча плавающих и погружающихся обломков да тысячи тонущих людей.

Рядом с Электрой стоял Сергей Львович. Он сказал медленно:

— Оранжевый луч Владимира Полевого.

— Полевого? — воскликнула Электра, схвати» его за руку. — Там, на дирижабле, Полевой? Откуда вы знаете?

Начальник госпиталя неторопливо ответил:

— Об изобретении Полевого три дня назад было сообщено всем командирам и начальникам частой о предписанием никому не говорить о нем, прежде чем оно будет пущено в ход.

Ряд чувств, быстро сменявшихся, вихрем налетел на Электру.

Сперва ею овладела гордость своим возлюбленным и радость, что он здесь, что она скоро увидит его. Эта личная радость перешла в чувство радости от победы. Значит, конец испытаниям, конец войне, казавшейся безнадежной.

Тем временем дирижабль Полевого приблизился в плотине. Оранжевый луч уперся в нее. В бинокль ясно было видно, что он прорезал ее насквозь. Дирижабль стал медленно двигаться, расширяя щель лучом.

Электрой овладел экстаз. На ее глазах происходило уничтожение страшной плотины. Через какие-нибудь полчаса или час это чудовищное сооружение перестанет существовать. Конец борьбы стал ощутительно близок.

Вдруг дирижабль остановился. Электра сначала не заметила этого. Но ее опять вывел из задумчивости голос Сергея Львовича. Теперь он звучал тревожно:

— Опять волны.

Повидимому, американцам удалось испортить электромагнитными волнами мотор дирижабля. Он не двигался с места и, меняя направление луча, старался расширить щель в плотине. Однако, ясно было, что всю плотину можно разрушить только двигаясь вдоль нее.

Электра подумала, что теперь будет лучше всего, если удастся отбуксировать дирижабль в тыл, исправить моторы и потом возобновить работу с лучом.

В это время со стороны неприятеля к дирижаблю Полевого приблизился самолет. На нем, невидимому, был установлен огнемет, так как струя горящей жидкости, бледная под ярким солнцем, брызнула в дирижабль. В ту же секунду американский самолет, разрезанный оранжевым лучом, камнем упал в море. И тотчас же дирижабль Полевого вспыхнул ярким пламенем.

Электра сразу, казалось не поняла, в чем дело, и стояла без движения, с широко раскрытыми глазами. Вдруг она испустила душу раздирающий крик и стала падать. Сергей Львович едва успел поддержать ее. Она была без сознания.

Дирижабль Полевого плыл, как огромный воздушный костер. К нему летела на помощь стая самолетов. Но из-за страшного жара даже близко нельзя было подойти. Еще несколько минут — и все было кончено: только крупные хлопья пепла да куски обугленного дерева плавали на поверхности воды.

Сергей Львович с помощью Коммунара перенес Электру, все еще не приходившую в себя, в каюту и бережно уложил ее на койку.