Есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный; один свойствен, так сказать, начинающим быть благочестивыми, другой же есть страх святых, пришедших в меру совершенной любви. Например, кто исполняет волю Божию по страху мук, тот ещё новоначальный, ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя Его, собственно, для того, чтобы благоугодить Ему; он знает, в чём состоит существенное добро и познал, что значит быть с Богом. Такой-то имеет истинную любовь, которую святой апостол называет совершенною. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо такой человек боится Бога и исполняет волю Божию уже не по страху наказания, уже не для того, чтобы избежать мучений, — но потому что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться её. И этот совершенный страх, рождающийся от такой любви, изгоняет первоначальный страх — потому-то апостол и говорит: совершенная любовь изгоняет страх.

Если человек уклоняется от зла по страху наказания, как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало-помалу начинает, как наёмник, надеяться на некоторое воздаяние за своё благое делание. Ибо, когда он постоянно будет избегать зла, как мы сказали, из страха, подобно рабу, и делать благое в надежде награды подобно наёмнику, — то, пребывая по благодати Божией во благом и соразмерно этому соединяясь с Богом, он получает вкус благого и начинает понимать, в чём истинное добро, и уже не хочет разлучаться с ним.