Когда спустя месяц успокоившаяся Ника безмятежно гуляла с Володечкой во дворе дома, возле нее остановилась серая «девятка». Из окошка высунулась до тошноты знакомая рожа помощника Мартынова и оскалилась в щербатой улыбке.

– Про должок не забыла?

– Вас же всех убили! – вырвалось у Ники.

– Как видишь, не всех, – усмехнулся Щербатый. – В ментовке отсиделись. У нас свои менты есть, поняла? Так что в ментовку не обращайся, а собери денежки и сегодня вечером ровно в десять передай мне на этом месте. А не то сыночка твоего на куски порвем и шашлычок из него сделаем да тебя жрать заставим.

– Я не успею, – помертвевшими губами прошептала Ника.

– Неси что успеешь, а остальное на панели отработаешь! – заржал Щербатый и на прощание показал в окошко устрашающе блеснувшую финку.

Аркадий выслушал рыдающую Нику, молча достал из шкафа обрез и засунул его в карман куртки.

– Серый металлик, говоришь? – скупо осведомился он. – Ясно.

Он взял спортивную сумку, сунул туда с десяток потрепанных книжек-покетов.

– Вполне хватит, чтобы отвлечь внимание, – пояснил он.

Без пяти десять Аркадий вышел из квартиры с сумкой и обрезом во внутреннем кармане куртки. Ника ушла на кухню выпить чаю. Ее трясло, и она даже не могла налить кипятка в кружку. Она достала из шкафчика початую бутылку коньяка и отхлебнула прямо из горлышка. Ароматная огненная жидкость обожгла горло, но буквально через пару минут Нике полегчало, дрожь прошла. Не успела она поставить бутылку на стол, как зазвонил дверной звонок. Ника, вздрогнув, подошла к двери и осторожно посмотрела в глазок. Аркадий запретил ей подходить к двери, отвечать на звонки, но она не удержалась. За дверью стоял Аркадий. Ника распахнула дверь, и Аркадий буквально ввалился в прихожую. Ника заперла дверь и повернулась к Аркадию. Он сидел на полу, сжимая в руках обрез.

– Что? – прошептала Ника.

– Все, – шепотом ответил Аркадий. – Обоих.

Ника сходила на кухню и принесла коньяк. Аркадий жадно припал к горлышку губами. Когда ему полегчало, он сказал:

– Ничего не заподозрили. Я подошел, сказал, что от Вероники, принес деньги. Он открыл дверцу, а я обрез выхватил и… У них головы точно взорвались! Бах – один, бах – второй! Все лобовое стекло в кровище!

Он выпил еще коньяка.

– Хватит! – остановила его Ника. – Иди, мойся. А одежду надо выбросить, на ней наверняка следы крови.

– Подожди, потом! – прошептал Аркадий. Он обнял Нику, впился ей в губы жадным ртом и увлек на пол.

* * *

Все обошлось: милиция даже не приходила с опросом. Как позже выяснилось, какой-то случайный прохожий испугался выстрелов и кинулся бежать прочь от дома. Его видели целых три свидетеля и приняли за убийцу, а один даже уверял, что видел в руках у убегавшего ружье, но описать толком беглеца никто не смог. На убежавшего в подъезд Аркадия почему-то никто не обратил внимания.

Ника выбросила вещи Аркадия в мусорный бак, тщательно проверив карманы и даже подкладку: мало ли что. Обрез Аркадий тщательно протер и вместе с патронами спрятал на балконе: в случае чего сверток можно легко перебросить на соседский балкон, снизу даже никто и не заметит.

После этого случая Ника уверовала в свою звезду и, как по мановению волшебной палочки, вдруг как на дрожжах пошел заглохший было бизнес. Сначала она стала владелицей одного косметического салона, затем другого. Спустя два года Москву покрыла целая сеть салонов, а удачливой бизнесвумен наперебой предлагали долю в фирмах-производителях косметических средств, нуждавшихся в притоке капитала для расширения бизнеса в условиях процветания индустрии красоты.

Дела шли как по маслу, пока однажды вдруг Веронике не позвонил неизвестный.

– Госпожа Вероника Соколова? – спросил голос с явным иностранным акцентом.

– Да, слушаю вас, – осторожно ответила Вероника Павловна. – Но я вас не знаю. Чем обязана?

– Я понимаю, что все, что я вам скажу, может показаться вам странным. Но прошу вас меня выслушать!

– Я вас слушаю! – отозвалась Вероника Павловна, хотя первым ее желанием было нажать на кнопку отбоя.

– Я знаю, что вы владеете неким ожерельем с драгоценными камнями. Так вот: оно мне нужно!

Вероника Павловна не сразу поняла, о чем идет речь: собеседник говорил со странной интонацией, делая ударения невпопад – словно читал речь на незнакомом языке по шпаргалке. А как поняла, ее сердце вдруг учащенно забилось.

– Я не понимаю, о чем идет речь, – сухо ответила она.

– Я полагаю, что вы прекрасно понимаете, о чем идет речь, – после короткой паузы сообщил незнакомец, и вдруг Веронику Павловну осенило, что означают эти паузы: ее собеседник ведет синхронный перевод. Как ни странно, ее это успокоило: во всяком случае, это не происки конкурентов по бизнесу.

– Мне не нужно само ожерелье, мне нужно, чтобы вы пришли на встречу с ним. Пусть оно будет надето на вашей очаровательной шейке.

Вероника Павловна поняла: речь идет о том самом артефакте, про который она знала со слов бабушки Веты и про который и думать забыла. А сейчас вспомнила.

– Зачем вам это нужно? – спросила заинтригованная Вероника Павловна.

– Я должен заключить сделку по приобретению одного ценного предмета. Но его подлинность я могу установить только при помощи вашего ожерелья, – пояснил незнакомец.

– Каким же образом ожерелье поможет вам установить подлинность предмета? – с недоверием полюбопытствовала Вероника Павловна.

– Это уж вам не следует знать! – с коротким смешком отозвался незнакомец. – Условия следующие: я заплачу вам как за экспертные услуги десять процентов от стоимости предмета, что должно составить не менее пяти тысяч евро.

– Вы издеваетесь? – сухо осведомилась Вероника Павловна. – Мой телохранитель получает больше.

– Хорошо, пусть будет пятнадцать процентов, – тут же согласился незнакомец. – И всю вашу охрану можете взять с собой на встречу.

– А вы не боитесь, что после установления подлинности предмета я могу его просто перекупить у продавца? – с иронией поинтересовалась Вероника Павловна.

– Нет, не боюсь! – уверенно отозвался незнакомец. – Ни для вас, ни для кого-либо еще этот предмет не представляет особенной ценности. Обычный кусок железа, которому лет пятьсот, не в очень хорошем состоянии – такие можно найти в любом краеведческом музее или антикварной лавке по цене не более пяти-шести тысяч евро. Просто он очень нужен моему заказчику. Понимаете?

– Двадцать процентов, деньги сразу, и я прихожу на встречу с охраной, – не удержалась от искушения поторговаться Вероника Павловна. Однако незнакомец тоже оказался деловым человеком и после секундной паузы отозвался:

– Хорошо, но только в случае удачного исхода экспертизы. А в случае неудачного – пять процентов за беспокойство.

– А как же я узнаю, удачный исход или нет? – усмехнулась Вероника Павловна. – Все пройдет удачно, а вы скажете, что предмет фальшивый. Я же не знаю, как использовать ожерелье для индикации подлинности вашего предмета! Так что двадцать процентов в любом случае!

Видимо, с наличными деньгами у незнакомца дело обстояло не лучшим образом, потому что он после более длинной, чем предыдущая, паузы предложил:

– Половина суммы будет чеками «Америкэн экспресс».

– Без проблем, – согласилась Вероника Павловна.

* * *

Встреча произошла в люксе гостиницы «Арбат». Вероника Павловна приехала в сопровождении Лаврушина. В номере уже находились двое иностранцев, чем-то похожих друг на друга, только один был черноволосый, а другой практически лысый. Лысый выполнял функции переводчика: именно он разговаривал по телефону с Соколовой. Буквально через пару минут после Соколовой и Лаврушина в номер вошел русский со спортивной сумкой. Он с беспокойством оглядел четверку, оккупировавшую люкс, и лысый поспешил его успокоить:

– Не беспокойтесь, господин Шерхан! Это наши эксперты, о которых я вам говорил. Доставайте вашу вещь, и мы будем ее смотреть.

Шерхан открыл сумку и достал завернутый в бумагу большой наконечник копья. Черноволосый бережно принял наконечник в свои руки, внимательно осмотрел его, затем повернулся к Соколовой и что-то сказал ей, протягивая наконечник копья.

– Возьмите это и поднесите к своей груди, – предложил лысый. Соколова взяла наконечник обеими руками, с удивлением ощутив, что металл теплый. Она поднесла его к груди и, взглянув на черноволосого, отметила, что тот буквально впился взглядом в ее шею, обвитую ожерельем бабушки Веты. Лаврушин тоже посмотрел в том же направлении и не смог сдержать изумления, пробормотав:

– Елы-палы!

– Что? Что такое? – обеспокоенно поинтересовалась у него Вероника Павловна.

– Камень светится! – возбужденно сообщил ей Лаврушин. – Один из камней вашего ожерелья светится, словно под ним лампочку включили!

Вероника Павловна почувствовала легкое тепло на груди и поспешила отдать наконечник черноволосому. Он что-то сказал лысому, и тот обратился к Соколовой:

– Большое спасибо вам за помощь, господин Георгеску произведет расчет с вами немедленно.

Затем, повернувшись к Шерхану, он сказал:

– А с вами расчет будет произведен через неделю. Пока мы проедем в банк и произведем депонирование артефакта.

– Нет! – отказался Шерхан.

– Почему? – удивился лысый. – Это обычная практика в покупке ценных вещей.

– Нет! – упрямо повторил Шерхан. – Я эту штуку из рук не выпущу. Спать с ней буду в обнимку, а не выпущу. Неделя так неделя. Но копье я отдам только после того, как получу всю сумму наличными. Понятно?

Двое румын обменялись короткими репликами, и лысый сказал:

– Хорошо! Господин Георгеску согласен. Но он установит сам незаметную метку на наконечнике копья, чтобы нам не понадобилось больше привлекать экспертное ожерелье.

– Это сколько угодно! – с досадой повел плечом Шерхан. – Мы не жулики, но – пожалуйста!

Вероника Павловна, получив конверт с деньгами, не пересчитывая его содержимое, положила его в сумочку. Перехватив выжидающий взгляд обоих румын, поняла: делать ей здесь больше нечего. Она вышла из гостиницы и, усаживаясь в машину, коротко бросила Лаврушину:

– Проследи, когда эти двое румын уедут. И после этого устрой мне встречу с этим Шерханом.

– Будет сделано, Вероника Павловна! – наклонил голову Лаврушин.

* * *

На следующий день оба румына улетели из Москвы в Бухарест. Лаврушин выяснил, что это были румынский ученый Георгеску и румынский дипломат, сотрудник посольства в Москве Попеску. Он проводил их до аэропорта. Убедившись, что самолет с румынами взлетел, Лаврушин отправился на улицу Зорге, где перехватил вышедшего на улицу поразмяться Шерхана.

– Вероника Павловна хочет с вами встретиться, – сухо сообщил Лаврушин испуганному Шерхану. – И не беспокойтесь: с вами всего лишь хотят переговорить. Сейчас мы поедем в особняк Вероники Павловны, а затем я привезу вас обратно и высажу на этом самом месте.

* * *

Разумеется, Шерхан с радостью согласился продать Соколовой артефакт за сто тысяч евро наличными. Они договорились о месте встречи, и сделка была совершена утром того же дня, когда Шерхан должен был встретиться со мной, Мечиславом Булгариным, в ресторане «Елки-палки» на Серпуховской. Судя по всему – и как невероятно это ни звучит – на встречу он пришел с деньгами, переданными ему Соколовой. В таком случае деньги достались именно убийце: ведь у меня на глазах он забрал планшет Шерхана-Шергина.

А некоторое время спустя был убит в Бухаресте Георгеску, собравший деньги для расплаты с Шергиным и не подозревавший о том, что вожделенный артефакт уже продан Соколовой.

Соколова заполучила артефакт. И мы ждали, когда она расскажет, зачем он ей понадобился. Именно этот вопрос озвучил Тавров:

– Вероника Павловна, объясните нам: зачем вам понадобилось это копье, которое вы до того времени в глаза не видели?

– Как вам объяснить… – задумалась Соколова. – Я бы не сказала, что ничего не слышала об этом артефакте. Когда бабушка рассказывала мне о нашем древнем цыганском роде ремесленников, то постоянно подчеркивала важность ожерелья. Дескать, в ожерелье вмонтирован камень Удачи, который приносит счастье его обладателю. По преданию, его положила в могилу Влада Цепеша его безутешная возлюбленная, не пожелавшая себе счастья без любимого. Камень был вделан в какой-то из находившихся в могиле предметов. Туда же было положено копье Дракона, иначе говоря, копье Дракулы, дававшее победу в сражениях и удачу в управлении своему владельцу. Однако вскоре после похорон клан Дракулешти решил, что негоже оставлять столь важный артефакт покойнику, поскольку членам рода еще понадобятся удача и победа. Дескать, Владу Цепешу копье досталось от отца, и будет справедливо, если оно перейдет к сыну. Вскрывали могилу рабы-цыгане, служившие роду Дракулешти. Когда копье было изъято, цыганам велели заделать плиту в полу так, чтобы никто не догадался, что могила вскрывалась. Во избежание возможных надругательств над телом господаря Валахии от многочисленных врагов его перенесли из алтарной части к входу в храм. Поскольку работу цыган никто не контролировал, они не смогли избежать искушения завладеть камнем Удачи. Но поскольку они не знали, какой именно камень есть искомый, то аккуратно извлекли все камни из оправ предметов, находившихся в могиле: перстней, оружия.

– Не проще было забрать все сразу? – удивился Тавров. – Зачем такие сложности?

– Нельзя забирать предмет, являющийся личной собственностью покойного, – пояснила Вероника Павловна. – А вот часть предмета забрать можно. Не знаю деталей, но таково поверье. Я думаю, что мои цыганские предки в таких делах разбирались куда больше нас.

Хм! Резонно.

– А бабушка не рассказывала вам, куда делось копье? – поинтересовался я.

– Она сказала, что вскоре после изъятия копья из могилы клан Дракулешти передал его господарю Молдавии Стефану чел Маре, называемому у нас Стефаном Великим.

– Ага, а Стефан Великий передал копье в качестве приданого Елене Волошанке, – уяснил я. – Так копье попало в Москву. После своей опалы Елена сумела спрятать артефакт, и его нашли много позже. Теперь история копья более или менее ясна. Только не ясно, зачем оно понадобилось вам, Вероника Павловна! Для коллекции?

– Дело в том, что камень Удачи и копье Дракона, согласно легенде, взаимосвязаны, – ответила Соколова. – Два любящих и близких человека взаимно поддерживают друг друга. Речь идет, разумеется, необязательно о плотской любви, тут имеется в виду духовное единение. Это необязательно муж и жена, это могут быть сын и мать, отец и дочь – главное, чтобы они были дороги друг другу и готовы на самопожертвование ради дорогого человека. Поэтому, узнав в наконечнике копья, за которым так охотился Георгеску, то самое копье Дракона из бабушкиных рассказов, я не могла устоять.

– Вы хотели передать его Аркадию? – понимающе кивнул головой я.

– Нет, я хотела передать копье Дракона своему сыну Володе, – ответила Соколова. – В нем смысл моей жизни. Наше единение, единение камня Удачи и копья Дракона принесли бы ему успех и счастье в жизни.

– Хм… Однако жизнь Влада Цепеша я бы не назвал удачной и счастливой, – с сомнением заметил Тавров.

– Ну почему же?! – живо возразила Соколова. – До определенного момента его жизнь была вполне успешна и счастлива. Он вернул себе престол отца и даже в плену жил достойно вместе с любимой женой. В сражениях он был удачлив до определенного момента. Просто мы не знаем деталей этого момента: то ли у него случился разлад с любимым человеком, то ли копье было просто похищено.

– Примерно, как сейчас, – вполголоса заметил я, но Соколова услышала. Она опустила голову и еле слышно произнесла:

– Да, как сейчас.

– Значит, копье у вас действительно украли, – задумчиво произнес Тавров, потирая лоб пальцами.

– Наконец до вас дошел этот факт! – с раздражением заметил Аркадий. Он сидел рядом с Соколовой, крепко обняв ее, и поглаживал ее спину ладонью – словно ребенка успокаивал.

– Валерий Иванович, я предлагаю применить метод исключения, – решительно вмешался я. – Если вы поразмыслите, то придете к выводу, что в доме сейчас находится только один человек, который официально имел доступ во все помещения и имел возможность входить туда круглосуточно, включая подвал и комнату наблюдения.

– Да, – согласился Тавров, поняв мою мысль, и решительно поднялся со стула. – Что-то давно мы не видели нашего дорогого Викентия Аркадьевича!

* * *

Стараясь не шуметь, мы подошли к комнате дворецкого. Тавров осторожно взялся за ручку: дверь оказалась закрыта на замок. Тавров отошел назад, прикидывая, как бы половчее вскрыть дверь, но Аркадий опередил его, решительным ударом ноги выбив дверь.

В комнате никого не оказалось. Окно, невзирая на мороз, было открыто и оттуда тянуло ледяным воздухом. Аркадий высунулся в окно, осмотрелся и сказал:

– Так-так… Он ухитрился разбить камеру наблюдения, чтобы мы не заметили его ухода через окно на мониторе видеонаблюдения. Под окном большой сугроб, очень удачно для него. А машина его на месте, значит, пешком ушел.

– В окно он полез, опасаясь наткнуться на кого-нибудь из нас по дороге к выходу, – заметил Тавров. – А уж на улице он добрался до ворот, электронный ключ от калитки у него есть. Н-да… Выходит, упустили мы засланного казачка вместе с его добычей!

– Но как мы теперь расплатимся с похитителями? – застонал Аркадий, обхватив голову руками.

– Если это не спектакль с их стороны с целью извлечения дополнительной выгоды, то ситуация действительно тяжелая, – мрачно согласился Тавров. – Поэтому будем искать вашего засланного казачка Викентия и через него выходить на заказчика похищения копья Дракона. Однако популярная вещица оказалась!

* * *

Тавров немедленно связался с Бредниковым и вкратце рассказал ему о событиях сегодняшней ночи. Узнав новости, Бредников выругался смачно и так громко, что я услышал его голос, стоя рядом с Тавровым. Затем он велел нам дожидаться его приезда в особняке Соколовой.

В ожидании приезда следователя мы успели поспать и позавтракать, так что появившегося около часа дня Бредникова мы встретили достаточно бодрыми. Бредников допросил Аркадия и сказал:

– Дело осложнилось, конечно, но вашего дворецкого мы уже подали в розыск. Зато есть и светлое пятно. Вот, смотрите! Узнаете?

И Бредников протянул нам несколько фотографий. Там был изображен Лаврушин, но какой-то чудной.

– Господи! Где вы его нашли? – воскликнула Соколова.

– Нашли мы его в психиатрической лечебнице, – ответил Бредников.

– Как он туда попал?! – удивился Аркадий.

– В тот самый день, когда вас похитили, Лаврушина обнаружили в невменяемом состоянии, в трусах, майке и без документов в туалете аэропорта Домодедово. Поскольку о похищении никто ничего еще не знал, то его сочли чудом выжившей жертвой ограбления. В этом году уже был случай: нашли преступника, подпаивавшего попутчиков в электричках спиртным с нейролептиком. Многие от этого умирали, а те, кто умудрился выжить, потеряли память. Ну а как пришла ориентировка, один из охранников вспомнил, что похожего мужика выносили из туалета абсолютно невменяемым и отправили на «Скорой помощи». Вчера вечером Лаврушина удалось разыскать в Центральной областной психиатрической клинике на улице Восьмого марта. Жить он будет, но пока он даже не в состоянии вспомнить, как его зовут. Похоже, что ему в толпе в аэропорту вкололи сильный нейролептик, а когда он потерял сознание, похитители затащили его в туалет, сняли одежду с документами и мобильником и бросили в кабинке. Вот так!

– Слава богу, что живой! – с облегчением прокомментировала Соколова. – А что ничего пока не помнит… Так он все равно не может знать, где мой мальчик.

– Зато продвинулось дело с теми, кто следил одно время за особняком и вызвал подозрения Лаврушина, – с довольным видом сообщил Бредников. – Благодаря видеозаписям с дополнительных камер мы определили номера двух использовавшихся в слежке машин, нашли людей, на которых были оформлены доверенности на эти машины, и идентифицировали одного из этих таинственных наблюдателей. Это некий господин Бернудов Виссарион Прокофьевич, по профессии журналист. В узком кругу общин греко-католической церкви России он известен как Кавалер Рыцарского Креста Священной Стражи Голгофы. Это такой орден, созданный римским папой для католиков римского и византийского обрядов. Одна из машин, из которых велось наблюдение, принадлежит Бернудову. Мы взяли его в оборот, и он рассказал немало интересного. Честно говоря, многое из того, что он рассказал, звучит достаточно странно, поэтому я распорядился привезти господина Бернудова сюда. Вы сможете задать ему вопросы, которые, возможно, и прояснят дело. Во всяком случае, дело о похищении Владимира Соколова начало поворачиваться неожиданной стороной.

* * *

Спустя час милицейская машина доставила в особняк Соколовой невысокого, толстого и очень испуганного шатена: это и был господин Бернудов. Войдя в гостиную в сопровождении милицейского сержанта, он, запинаясь, поздоровался и замер в дверях, хотя наручников на нем не наблюдалось и сопровождающий сержант никак его не ограничивал.

– Сержант, свободны, – сказал Бредников и предложил Бернудову садиться.

– Итак, господин Бернудов! – громко и внушительно начал Бредников. – Вы находитесь в доме женщины, у которой похитили ребенка. Между тем видеокамеры наблюдения зафиксировали, как вы на протяжении длительного времени вместе со своими подельниками вели наблюдение за этим домом. Я уже объяснял всю щекотливость вашего положения, поэтому спасти вас может только полная искренность. Вы поняли?

– Да, да! – закивал Бернудов, нервно потирая руки. – Я понимаю!

– Тогда начните с главного: с чего вдруг вы принялись следить за домом госпожи Соколовой? – предложил Бредников.

– В середине прошлого года в Москву прибыл некий господин Фридрих Пихлер, иезуит из «Руссикума», – начал давать показания Бернудов.

– Откуда? – не понял я.

– Из «Руссикума», – пояснил Бернудов и, видя наше непонимание, решил объяснить подробнее. – В 1925 году по распоряжению Папы Пия ХI был создан Русский отдел в Конгрегации восточных церквей. Его возглавил французский иезуит Д’Эрбиньи. С 1929 года отдел стал называться колледжем «Руссикум». Он готовил католических священников для тайной работы в Советском Союзе. Они изучали русский язык и русскую литературу, православные обряды и старославянские песнопения, но самое главное – готовили себя к подвигу во имя Веры! Они точно знали, что если их схватят в СССР, то ничем, кроме молитв, Ватикан не сможет им помочь. И они мужественно шли на это! Первый и единственный десант иезуитов чекисты арестовали с потрясающей быстротой – скорее всего, благодаря внедренному в «Руссикум» или даже в Конгрегацию восточных церквей агенту. Двое иезуитов были расстреляны, двое умерли, а семь исчезли в архипелаге ГУЛАГ. Сумел выжить чудом лишь один из посланных, священник Пьетро Леони, вернувшийся в Рим после многих лет заключения в сталинских лагерях.

– Все это интересно, – недовольно поморщился Тавров. – Но какое отношение это имеет к вам?

– Самое прямое! – заверил Бернудов. – «Руссикум» существует и поныне. Это старинное здание в самом центре Рима. Стены колледжа украшают картины, изображающие церкви Пскова, Новгорода, Ростова Великого, Суздаля, Москвы. И даже столовая там расписана в традиционном русском стиле! В глубине здания расположена православная церковь с традиционным восточноправославным иконостасом, и службы там производятся строго по византийскому обряду.

– Короче, настоящая Русь-матушка под управлением иезуитов! – не удержался я от саркастического замечания.

– Зря вы так! – кротко заметил Бернудов. – Они стремятся воссоединить разъединенные христианские церкви в рамках экуменического движения…

– Но под неизменным руководством римского понтифика! – на этот раз съехидничал Аркадий.

– Но ведь римский папа занимает совершенно законным образом престол Святого Петра! – возразил Бернудов. – Христос поручил создать церковь именно апостолу Петру, сказав ему: «И я говорю тебе: ты – Петр, что означает «камень», и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее; И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах». Рим – это первые христиане, которых с таким аппетитом ели львы; это катакомбы, где тайно совершали первые богослужения и хоронили святых, и папа римский, преемник апостола Петра…

– Господа! – решительно прервал завязавшуюся было дискуссию Бредников. – Давайте оставим ваши религиозные споры до лучших времен. А лучшие времена настанут, когда мы вернем похищенного подростка. Ближе к делу, господин Бернудов! Так зачем прибыл к вам иезуит Фридрих Пихлер?

– Пихлер прибыл не просто так, а с письмом из секретариата высокопреосвященнейшего Петра, управляющего Бессарабской митрополией Румынской Православной Церкви, архипастыря нашего Ордена Братства Креста Господня – Священной Стражи Голгофы, – пояснил Бернудов. – В письме предписывалось Наместнику Братства, Капитулу Ордена и всем Орденским Кавалерам оказывать всяческое содействие брату Пихлеру в его трудах, ибо все, что он делает, делается ради торжества дела Христова.

– Это понятно… А что он хотел от вас конкретно? – задал вопрос Бредников.

– Он хотел, чтобы мы, Кавалеры Ордена, равно и как члены римско-католических и греко-католических общин оказали ему помощь в поиске одного весьма важного артефакта. Брат Пихлер называл его копье Дракона, или копье Дракулы, он говорил, что это одно и то же.

– И зачем Пихлеру и его ордену иезуитов было нужно это копье? – спросил Бредников.

– Я не знаю! – недоуменно пожал плечами Бернудов. – Правда! Я, разумеется, предупредил его, что мораль христианина не позволяет мне участвовать в противозаконных мероприятиях, но брат Пихлер заверил меня, что речь пойдет о простом содействии в возвращении некогда принадлежавшего Римско-католической церкви ее законного имущества.

– Копье Дракулы является законным имуществом Римско-католической церкви? – удивился Бредников. – Из чего это следует?

– Я не знаю! – развел руками Бернудов. – Как мне сказали, так я и передаю. Уверяю вас: хоть я и следил за этим домом и его обитателями по просьбе брата Пихлера, но в моих действиях не было ничего противозаконного, уверяю вас!

– Не горячитесь, господин Бернудов! – мягко одернул я не в меру разгорячившегося оратора. – У нас нет оснований вам не верить. Более того, и ваш следователь, господин Бредников, вам тоже верит – иначе бы вы сидели сейчас в наручниках, а разговор проходил бы в следственном изоляторе.

Не бог весть какой аргумент, но он подействовал: Бернудов успокоился и продолжил рассказ.

– Я и еще несколько человек следили за домом по поручению брата Пихлера. Мы должны были сопровождать его обитателей и снимать все на видео. А потом вдруг все закончилось: брат Пихлер поблагодарил нас за помощь и уехал. Больше я его не видел.

– Скажите, а вы видели, как брат Пихлер встречался с кем-нибудь из обитателей этого дома? – спросил Бредников, и я затаил дыхание: подошло время откровения, момента истины.

– Нет, не припомню, – поколебавшись, ответил Бернудов, но Бредникова это не смутило. Он тут же выложил на стол пачку фотографий и потребовал:

– Скажите, кого из этих людей вы хоть раз видели вместе с Пихлером?

– Вот… вот, пожалуй, этого, – сказал Бернудов, откладывая фотографию.

– А при каких обстоятельствах?

– Я сидел в машине вместе с Пихлером и вел наблюдение за домом Соколовой. И вдруг этот тип вышел из дома и прошел в переулок. А Пихлер вышел из машины и пошел следом за ним. Но он точно пошел именно за ним и был весьма озабочен. А вернулся очень радостный!

– Оно и понятно! – многозначительно улыбнулся Бредников и показал всем нам фотографию, отобранную Бернудовым. На ней был изображен дворецкий этого особняка Викентий Аркадьевич Мурлов.

– Сейчас в самый раз устроить вам, господин Бернудов, очную ставку с господином Пихлером, но есть одно «но»…

И Бредников сделал эффектную паузу.

– Я понимаю, что очень сложно будет устроить очную ставку с гражданином Ватикана, – согласился Бернудов. – Все-таки суверенное государство…

– Да, разумеется, мы не можем послать войска НАТО, чтобы пренебречь суверенитетом общепризнанного государства, – с издевкой заметил Бредников. – Но тем не менее мы можем привлечь к даче показаний любого иностранного гражданина, пребывающего на территории России, если, разумеется, у него нет дипломатического паспорта. И тут наблюдается счастливое стечение обстоятельств: господин Пихлер уже неделю пребывает в Москве, причем под своей настоящей фамилией и без всякого дипломатического паспорта. Проживает он в гостинице «Балчуг-Кемпински», и очную ставку с ним мы можем вам устроить в любой момент. Но мы немного подождем до тех пор, пока господин Пихлер не вознамерится покинуть пределы России. А пока мы ведем за ним плотное наблюдение. Не исключено, что наш дорогой Викентий Аркадьевич решится выйти с ним на связь: тогда может получиться прелюбопытнейшая ситуация!

– Пихлер в Москве? – потерянно пролепетал Бернудов.

– Да, это факт. А что вас смущает? – с подозрением посмотрел на него Бредников.

– Да нет, ничего! – испугался Бернудов.

– Ну и хорошо, – миролюбиво заметил Бредников. – Подождем.

Сержант увел Бернудова. Когда за ними закрылась дверь, я спросил Бредникова:

– А почему вы так уверены, что беглый дворецкий выйдет на контакт с Пихлером?

– Викентий Аркадьевич не матерый террорист, у него нет ни явочных квартир, ни каналов ухода, ни даже набора фальшивых паспортов, – ответил Бредников. – Раз после исчезновения копья он оставался в доме, значит, он получил еще не все деньги. Скорее всего, он даже не успел еще передать артефакт Пихлеру. Потому Пихлер и сидит в гостинице как привязанный! А Викентий Аркадьевич вынес копье из дома, спрятал его в надежном месте, а затем вернулся в дом – опасался длительным отсутствием навлечь на себя подозрения. Я думаю, что он должен объявиться в самое ближайшее время, поскольку на дно ложиться Викентию Аркадьевичу смысла нет: он не уголовник с кучей связей и способностью к уличным грабежам, если ему вдруг понадобятся деньги. Нет! Ему надо избавиться от артефакта, получить деньги, паспорт на новое имя и валить за границу. И в этом ему может помочь только Пихлер!

* * *

Бредников оказался прав: мы не успели закончить ужин, как зазвонил телефон Бредникова. Тот выслушал сообщение и коротко бросил:

– Как только он войдет в номер, берите не мешкая. А я уже еду!

Бредников торопливо поднялся из-за стола, пряча телефон в карман.

– Похожий на Викентия Аркадьевича человек вошел в отель «Балчуг-Кемпински», – возбужденно сообщил он нам. – Я приказал задержать его и Пихлера. Полагаю, что мы получим исчерпывающий набор доказательств преступной деятельности Пихлера и его сообщников!

– Нам бы копье получить, чтобы обменять его на Володю, – сухо заметил Вахрушин. Бредников не ответил и быстрым шагом вышел из помещения.