Дома Тавров прикинул план беседы с Мамедовым. Да чего там продумывать? Так: кидать фразы, следить за реакцией. На случай осложнений есть электрошокер «Каракурт», да Ковригин обещал, что ребята-оперативники будут начеку.
Тавров сел к компьютеру и открыл файлы с дневником брата Пабло.
* * *
«Спустя месяц после беседы с пастором Краузе брат Пабло уже плыл на пароходе в Аргентину. Он размышлял о плане действий. Очевидно, что те, кто делал ставку на Перона и сеньориту Дуарте, очень торопились, чтобы удержать ситуацию под контролем. Нет никаких сомнений, что сразу же после убийства пастора Упита ожерелье отправилось в Аргентину. Во всяком случае, по прибытии в Барселону брат Пабло получил информацию от братьев доминиканцев: уже в августе того же года искомое ожерелье видели на сеньорите Дуарте.
В том же августе 1945 года аргентинские военные были вынуждены отменить чрезвычайное положение, а в сентябре в Буэнос-Айресе полмиллиона человек прошли по улицам с требованиями соблюдения прав человека и демократических свобод. Хунта утратила прежнее единодушие, в обществе и даже в среде военных возникла оппозиция к правящему режиму, на что власти ответили массовыми арестами. В такой обстановке полковник Перон понял, что настал час решительно заявить о себе. Выступив по радио, он призвал рабочих к «решительным действиям». Ответ его бывших товарищей по военной хунте последовал незамедлительно: Перон был арестован, ему предъявили обвинение в подстрекательстве общественных беспорядков.
Свидетели драматического ареста Перона утверждали, что его верная подруга Эва Дуарте, защищая возлюбленного, отчаянно дралась с солдатами, осыпая их ругательствами и проклятиями. Сам же полковник демонстративно не оказал сопротивления. Вскоре Эвита с помощью профсоюзов организовала огромный митинг в поддержку Перона, быстро переросший в массовые беспорядки, продолжавшиеся двое суток. Давление на власть оказало действие: Перон вышел на свободу. Он получил ореол «мученика» и блестящие перспективы занять первый пост в государстве. А сеньорита Дуарте получила реальный шанс стать как главной женщиной самого многообещающего политика страны, так и главной женщиной всей Аргентины!
Прибыв в Буэнос-Айрес, брат Пабло занял должность помощника эконома дома архиепископа Буэнос-Айреса. Эконом весьма учтиво встретил Чрезвычайного инквизитора и заверил, что должность помощника эконома совсем не обременительна, зато позволяет разъезжать по всей стране и не требует отбывать присутственное время в кабинете.
Брат Пабло начал изыскивать способы приблизиться к сеньорите Дуарте. Но это было нелегко: к этому времени начал зарождаться настоящий культ Эвиты, ставшей официальной женой народного вождя полковника Перона.
Во время президентской кампании в 1946 году Эвита активно поддерживала своего мужа и в своих радиопередачах призывала бедняков к восстанию. Хотя Эва на волне успеха своей радиопередачи стала весьма богатой женщиной, она не упускала случая подчеркнуть, что росла в бедности и потому всегда солидарна с низшими слоями общества. В условиях мирового увлечения социалистическими идеями это встречало поддержку не только у бедноты, но и в других слоях общества.
4 июня 1946 года Перона избрали двадцать девятым президентом Аргентины. Он тщательно заботился об имидже независимого политика, служащего только интересам народа Аргентины. Поскольку Латинская Америка традиционно считалась сферой интересов США, через день после вступления в должность Перон установил дипломатические отношения с СССР. Его подчеркнуто независимая внешняя политика была нацелена на расширение влияния Аргентины на Американском континенте.
Вторая мировая война и германские инвестиции в «запасной аэродром нацизма» обогатили страну. Аргентинский бизнес процветал, а в банках накопились огромные суммы денег. Президент Хуан Перон убеждал общество в скором и полном процветании страны.
Аргентинское правительство, не дожидаясь окончания срока концессии, выкупило у англичан железные дороги и телефонную сеть, провело национализацию Центрального банка. Был принят первый план пятилетнего экономического развития, в рамках которого построили ряд государственных предприятий и шоссейных дорог. Перон начал проводить протекционистскую политику в отношении национального капитала, инициировал активную колонизацию пустующих земель.
Считая профсоюзы своей самой надежной опорой, Перон улучшил благосостояние рабочего класса: повысил рабочим заработную плату, ввел всеобщее пенсионное обеспечение, запретил детский труд, открыл дома отдыха для рабочих. И, разумеется, взял под полный контроль Всеобщую конфедерацию труда, насчитывавшую в своих рядах почти три миллиона человек. Профсоюзы, пытавшиеся сохранить свою независимость, были ликвидированы.
Никто не ожидал от аргентинского военного такой независимой социально ориентированной политики, больно бьющей по интересам крупных помещиков и промышленников. «Это все колдовство Кобылы!» – злобно комментировали недруги очередную социальную инициативу Перона. За выступавшие верхние зубы и худощавый овал лица недоброжелатели Эвиты прозвали ее Кобылой.
Зная о растущей оппозиции среди бывших хозяев страны, Перон прекрасно понимал, что без организации единомышленников ему вряд ли удастся осуществить великие преобразования в стране.
Поэтому в 1947 году президент Аргентины, вдохновленный опытом и идеями вышедшего из среды социалистов Муссолини, создал Хустисиалистскую (Перонистскую) партию, название которой происходит от испанского слова justicia – «справедливость». Хустисиалистская партия изначально была задумана не как партия, а как широкое движение, представляющее интересы всего народа. В нее были включены Всеобщая конфедерация трудящихся, женские и молодежные организации. Официальной государственной идеологией стал перонизм, – своеобразная аргентинская модель социализма, но не на основе заумных теорий Маркса, а базирующаяся на близких и понятных народным массам идеях справедливости. Перон пообещал найти средний путь между коммунизмом и капитализмом, который позволит развить промышленное производство, преобразовать систему образования и социального обеспечения на основе повышения значения государства в обществе и экономике.
Главную силу движения перонистов составили рабочие и переселенцы из обнищавших деревень, в поисках работы наводнившие аргентинские города, в первую очередь Буэнос-Айрес. Богачи презрительно называли эту армию голодранцев «дескамисадос» – «безрубашечники». И именно на дескамисадос делали ставку в борьбе с оппозицией Перон и его жена Эва.
Партийная идеология сводилась к представлению о том, что буржуазный демократизм, выражавшийся в борьбе за голоса избирателей нескольких политических партий, отжил свое и интересы различных слоев общества должны перестать противоречить друг другу, а гармонично сосуществовать. По сути, эта калька с высказываний Гитлера, но в сочетании с обещаниями «всеобщего процветания», а главное – обаянием самой личности Перона и его супруги породила эпоху невиданного народного энтузиазма.
Венцом всей деятельности Перона стала принятая в марте 1949 года новая конституция, пришедшая на смену просуществовавшей почти сто лет предыдущей либеральной конституции. Роль президента страны существенно возросла, фактически расширившись до диктаторских масштабов. Он получил неограниченное право переизбрания на должность, право на приостановление действия конституции и право объявлять незаконной деятельность любой партии и организации.
Используя популистскую риторику, Перон должен был проводить соответствующую экономическую политику, отвечавшую народным чаяниям. Он дал профсоюзам право на заключение с работодателями коллективных договоров, включил в конституцию страны трудовое законодательство. Но Перон, в отличие от советских руководителей, не стал полностью ликвидировать рыночные отношения. Он просто их поставил под жесткий государственный контроль, диктуя свои правила игры. Таким образом, социалистический характер политики Перона был несомненен, что усиливало ненависть к нему и Эвите реакционных слоев.
Опираясь на бедноту, Перон тем не менее не забывает о накоплении личных богатств. Особое место в накоплении состояния занимал личный фонд Эвы Перон, который позже стали называть «крупнейшим в истории взяточным фондом». Деньги в фонд взыскивались с бизнесменов и землевладельцев в «добровольно-принудительном» порядке. На эти деньги проводились широко разрекламированные благотворительные акции и кампании, а также удовлетворялись растущие потребности четы Перон: по оценкам экспертов, через фонд Эва и Хуан Перон лично присвоили не менее ста миллионов долларов. Впрочем, идея с фондом не была нова: на память сразу приходят «Фонд Адольфа Гитлера» и «Клуб друзей рейхсфюрера СС», являвшиеся насосами по перекачке денег от все менее и менее добровольных пожертвователей в разбухшие структуры гитлеровской партии и СС. Чувствовалась твердая рука нацистских консультантов!
После того как Перон победил на выборах и стал президентом, Эва сразу же стала играть одну из главных ролей в правительстве, хотя официально не занимала никакого поста. Она основала «Благотворительный фонд Эвы Перон» для помощи бедным и с 1949 года оказалась фактически самым влиятельным и популярным человеком в Аргентине. Эвита стремительно превратилась в культовую личность, ее популярность поддерживалась и пропагандой: буквально на каждом шагу встечалось ее имя и плакаты с портретом. Тем не менее она никогда не стремилась затмить своего мужа. В личной жизни у четы Перон не все протекало гладко, а главное – не было детей, что давало почву для многочисленных сплетен. Бедняки Эвиту буквально обожествляли, богачи ненавидели лютой ненавистью. Ненависть подпитывалась и пережитками: в то время в Аргентине женщины еще не имели права голосовать, и в 1951 году это право было им дано – благодаря Эвите.
Брат Пабло решил, что подобраться вплотную к Эве Перон лучше всего получится через ее благотворительный фонд. Он сумел организовать взносы от клерикалов в фонд Эвы Перон. Налаживание связи с клерикалами для президента Перона было важным моментом: брат Пабло удостоился личной аудиенции Эвиты, которая поблагодарила его за усилия по помощи ее фонду. Но брат Пабло почти не слышал, что говорила ему жена президента: под завязанным с кокетливой небрежностью на шее Эвиты платком просматривалось золотое ожерелье с жемчужинами. Первый шаг в нужном направлении был сделан!
Войдя в ближний круг Эвиты, брат Пабло увидел ее естественной. С людьми из ближнего круга Эва вела себя непринужденно, словно по-прежнему была юной девочкой из сомнительных кабаков. Вначале брата Пабло шокировали ее откровенные высказывания. Когда брат Пабло попробовал однажды поговорить с ней о ее миссии в истории Аргентины, она совершенно серьезно сказала:
– Управлять страной – это все равно что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные – всего лишь статисты.
– Я не сомневаюсь в вашей энергии, сеньора Перон, – осторожно заметил брат Пабло, – но президент иногда выглядит очень усталым и не всегда действует с требуемой решительностью.
– Ерунда! – рассмеялась Эвита. – Когда Перон выдыхается, я возвращаю ему бодрость одним прикосновением к яйцам! Ой, простите, святой отец!
Тем не менее Эвита стала крупнейшим в истории Аргентины реформатором. Ее железная воля и решительность стояли выше культивируемого врагами образа «амбициозной стервы». Она демонстративно пеклась об интересах бедняков – ведь совсем недавно она принадлежала к их числу, – потому и обрела поистине всенародную любовь. Тысячи бедняков приходили к ней из затерянных в джунглях аргентинских деревень. Эвита раздавала им горы имущества: от платьев и мелких вещей до денег и городских квартир. У бедняков отчаянное положение с гигиеной? И Эвита организует мытье чумазых обитателей трущоб в пятидесяти роскошных ванных комнатах президентского дворца. У бездомных девушек нет приданого и возможности выйти замуж? И она в массовом порядке выдает девушек замуж, организуя коллективные свадьбы, на которых сама произносит поздравительные речи.
С 1945-го по 1952 год Эва Перон раздала две с половиной тысячи домов и квартир, три с половиной тысячи стипендий и семь тысяч восемьсот раз стала крестной матерью. Она принимала людей во Всеобщей конфедерации труда, очередь огибала два квартала, места в ней занимали с семи утра. Эва не раз объехала всю Аргентину: раздавала деньги жертвам железнодорожных катастроф, открывала сельские школы. Она на равных разговаривала с президентом США и папой римским… Неудивительно, что еще при жизни в народе ее стали считать святой.
Ее рабочий день начинался с поездки по самым фешенебельным кварталам Буэнос-Айреса. Ранним утром на полной скорости она проносилась по тихим сонным улочкам, ревя мотором и отчаянно сигналя: пусть ее ненавистницы, жены богачей, попадают от ужаса со своих кроватей! В богатых семействах ее считали бесцеремонно влезшей в политику наглой шлюхой и называли не только Кобылой, но и Кукарачей, что на уличном сленге означает «вагина». И еще упрекали в роскоши: дескать, точно подсчитано, что Эвите принадлежит 1200 золотых и серебряных брошей, 756 золотых украшений и 650 других ювелирных изделий, а ее меха не помещаются в гардеробах президентского дворца. И уж совсем невероятное: что на ее рабочем столе стоят стеклянные сосуды с плавающими в формалине половыми органами расстрелянных по ее приказу политических противников.
В 1950 году Эва ездила в Европу, где встречалась со многими руководителями государств, включая Франсиско Франко. Целью ее визита было создание положительного образа режима Перона, который в послевоенной Европе, далекой от специфики Латинской Америки, начали воспринимать как фашистский. Брат Пабло добился права сопровождать ее в этой поездке. К этому времени он знал многое об Эвите, но больше это была коллекция слухов, распространяемых ее врагами.
Недоброжелатели утверждали, что Эва начала свою карьеру в Буэнос-Айресе в качестве рядовой проститутки. Кстати, став женой президента страны, она пыталась легализовать проституцию в Аргентине, но все же маловероятно, что она когда-то работала на улице. Да, она позировала для порнографических изданий, которые позже по ее приказу были собраны и уничтожены. Встречались мужчины, похвалявшиеся, что были любовниками Эвы и что она была «очень хороша на коленях», а жадный чувственный язык делал ее великолепной исполнительницей феллатио. Разумеется, в подавляющем большинстве случаев это было типичное для жителей южных стран, не имеющее реальных основ бахвальство, но усердие очернителей дало свои плоды: даже после замужества Эва так и не смогла окончательно избавиться от ярлыка потаскушки. Для брата Пабло было настоящим шоком, когда, сопровождая Эву Перон во время официального визита в Италию он стал очевидцем безобразной провокации. Эва ехала в открытом автомобиле по улицам Милана вместе с отставным адмиралом. Услышав крики разгневанной толпы, Эва возмущенно сказала своему спутнику: «Вы слышите? Они меня называют шлюхой!» Старый морской волк невозмутимо ответил ей: «Я их прекрасно понимаю, мадам! Я не был в море уже пятнадцать лет, а меня по-прежнему называют адмиралом».
В 1951 году Эвита попыталась узаконить свою власть и выдвинула свою кандидатуру на пост вице-президента. Этот шаг вызвал бурный протест со стороны военных, под давлением которых Хуану Перону пришлось отклонить ее кандидатуру. Правда, после инаугурации Перона в июне 1952 года его жене был дан символический титул духовного лидера нации.
Брат Пабло надеялся, что, установив тесные дружеские отношения с Эвитой, ему удастся убедить ее передать ожерелье церкви: например, в качестве пожертвования. Но внезапно его расчеты спутала смертельная болезнь Эвиты. Рак матки. Когда факт смертельной болезни стало невозможно скрывать, это всколыхнуло всю страну.
Ненависть к Эвите со стороны аргентинской аристократии ярко проявилась именно в это время: когда она мучительно умирала от рака, в богатых кварталах пили за ее скорейшую кончину. Даже на стене дома напротив президентского дворца появилась огромная надпись: «Да здравствует рак!»
В народе же известие о смертельной болезни Эвиты породило настоящий массовый психоз. В надежде спасти ее люди мучили себя до полусмерти, практически ежедневно совершая ради нее и посвящая ей самые невероятные рекорды. Один танцор танцевал танго без перерыва 127 часов, пока не упал без сознания. Знаменитый бильярдист сделал подряд 1500 ударов кием. Две пожилые женщины ползали на коленях вокруг центральной площади Буэнос-Айреса в течение пяти часов, до тех пор, пока одна из них не раздробила себе колено. Грузчики устанавливали рекорды в поднятии тяжестей, а повара – в приготовлении пищи. И все – ради выздоровления обожаемой Эвиты!
Повсеместно воздвигались алтари, на которых постоянно горели свечи и стояли портреты Эвиты. Люди сутками простаивали перед ними, молясь за нее. А вечером ее портреты выносили из домов на свежий воздух, чтобы Эвита могла подышать прохладой. Из разных мест приходили сообщения, что люди видели вокруг головы Эвиты на ее изображениях сияющий нимб.
Эвита умирала долго и мучительно. Она похудела, словно узник нацистского концлагеря, и в последние месяцы весила всего 33 килограмма. Но Перон продолжал страстно любить ее: он приказал, чтобы все, кто общается с Эвитой, скрывали от нее неизлечимость болезни. А чтобы она не могла увидеть объективных данных о катастрофической потере веса, весы в президентском дворце переделали так, что они показывали всегда один и тот же вес, близкий к нормальному. Радиоприемники во дворце отключили.
Брат Пабло был одним из немногих, кто до самой смерти Эвиты был вхож к ней. Он должен был уговорить ее расстаться с ожерельем, но не мог: он уже поддался тому колдовскому обаянию, которым были охвачены почти все жители Аргентины, кроме кучки олигархов. Наконец брат Пабло решился завести речь о судьбе ожерелья, но Эвита мягко, но решительно прервала его:
– Президент всегда любил, когда я надевала это ожерелье. Я хочу, чтобы меня с этим ожерельем похоронили.
Брат Пабло не нашел сил возразить. Но он твердо решил, что если пока еще живая Эвита не желает расстаться с ожерельем, то ему придется снять его с мертвого тела.
Когда 26 июля 1952 года Эвита в возрасте тридцати трех лет скончалась, население Аргентины ожидало неминуемого конца света. На похороны всенародной любимицы пришли миллионы. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к ее гробу. Каждый день находился безутешный горемыка, пытавшийся покончить с собой у ее тела. Наемные рабочие и крестьяне в разных концах страны видели ее лицо в небе. Тысячи бедных людей по призыву Перона писали ей письма на адрес дворца и получали в ответ надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба». Каждый вечер, вплоть до падения казавшейся незыблемой власти Перона, на радио прерывалась любая передача и печальный торжественный голос сообщал:
– Сейчас 8 часов 25 минут. Время, когда Эвита Перон стала бессмертной…
Тринадцать дней ее тело лежало в стеклянном гробу, и вся страна прощалась с ним. Работавший с телом врач Педро Ара совершил невозможное: Эвита лежала в гробу словно живая, ее глаза не смыкались, губы оставались алыми и улыбающимися, а кожа сохранила живой оттенок. Она выглядела гораздо живее, чем в последние месяцы жизни.
После официального прощания доктору Педро Аре было поручено окончательно мумифицировать тело Эвиты.
Брат Пабло пришел в лабораторию доктора поздно ночью, когда там больше никого не было.
– Доктор! – решительно заявил он. – Я должен забрать ожерелье сеньориты Перон!
– Это невозможно! – столь же решительно ответил доктор. Вместо ответа брат Пабло достал револьвер и нацелил его на доктора.
– Я не уйду отсюда без ожерелья! – заявил брат Пабло. В ответ доктор Ара расхохотался.
– Если на похоронах генерал не обнаружит ожерелья, то он прикончит меня! – заявил доктор. – Так что можете стрелять, святой отец!
Брат Пабло опустил револьвер, его решимость улетучилась. Он не мог убить! Доктор Ара увидел его замешательство. Он подошел к цинковому столу и сорвал простыню с тела. Тело было готово к работе: с него сняли платье, и та, которой продолжали поклоняться аргентинцы, лежала на столе совершенно обнаженная. Маленькие груди, которые так возбуждали Перона, полноватые бедра и шрам от операции по удалению аппендикса. И на шее – ожерелье. То самое: золотые цветки папируса, чередующиеся с жемчужинами.
– Я забальзамирую тело и уложу его в гроб с этим ожерельем, – сказал доктор Ара, с восхищением проводя по обнаженному бедру Эвиты. – Ожерелье прекрасно и достойно этого восхитительного тела, не правда ли?
Брат Пабло вздрогнул: столько неподдельного восхищения, граничащего с плохо скрываемым сладострастием, звучало в голосе доктора.
Реакция брата Пабло не укрылась от доктора Ары: он набросил простыню на тело и сухо добавил:
– Ее похоронят с этим ожерельем. А дальше – можете его забрать. Но не раньше!
Брат Пабло понял: это его поражение. Он не мог убить доктора Ару. Он спрятал револьвер под одежду и ушел. Если бы он знал, к чему приведет его нежелание нарушить заповедь «не убий», то он принял бы другое решение. Но тогда он еще не был готов к хладнокровному убийству.
* * *
Доктор Ара работал над телом Эвиты целый год и создал шедевр мумификационного искусства. Брат Пабло подкупил охранника лаборатории, и тот рассказывал ему странные вещи: что на полках лаборатории вместо колб с растворами стояли ежедневно меняющиеся охапки свежих цветов; что старый доктор, приходя в лабораторию, часами гладил распростертое на цинковом столе тело и покрывал его горячими поцелуями, а несколько раз даже ложился на него; что он долго безотрывно смотрел в мертвые зрачки Эвиты, шепча ей на ухо признания в любви.
Эвиту похоронили в часовне с хрустальным гробом, где каждый мог видеть шедевр мумификационного искусства доктора Ары. И постоянно к часовне стояла длинная очередь съезжавшихся со всей страны почитателей культа Эвиты. Но пролежала она там недолго: в 1955 году в результате заговора военных президент Хуан Перон был свергнут и выслан из страны. Статуи Эвиты по всей стране были сняты с пьедесталов, разбиты вдребезги, а за демонстрацию ее портрета в общественном месте новая власть угрожала суровыми карами. Военная хунта опасалась, что имя и тело Эвиты станут символами, вокруг которых объединится народное сопротивление. Поэтому решено было похитить мумию Эвиты и навсегда скрыть ее от людских глаз. Ответственное задание было поручено шефу армейской разведки полковнику Карлосу Эугенио де Моори Кенигу.
24 ноября 1955 года подчиненные де Моори Кенига выкрали тело Эвиты из штаб-квартиры сторонников свергнутого Перона. Офицеры не могли удержаться от искушения рассмотреть тело: его выложили из гроба на стол и сорвали одежду.
Испанский бальзамировщик доктор Педро Ара поработал на славу, Перон не зря заплатил ему сто тысяч долларов: казалось, что Эвита спит и на ее висках пульсируют голубые жилки. Более того, словно в ответ на комментарий одного из присутствовавших офицеров «наконец Кобыла издохла!» у ноздрей покойницы вдруг возникло голубоватое сияние!
Доктор Ара поспешил успокоить офицеров: теперь в жилах Сеньоры течет коктейль из химикатов, некоторые не вполне понятные науке реакции неизбежны. Это его личный шедевр: если бы господа соблаговолили взглянуть на рентгеновские снимки, то убедились бы в том, что все внутренние органы на месте, а такого не удавалось ни тем, кто мумифицировал фараонов, ни даже русским ученым, сохранившим тело Ленина! Сеньора абсолютно нетленна: пройдут века, а она будет все так же прекрасна… Ему удалось создать произведение искусства, и он хотел бы знать, что новое правительство страны собирается сделать с телом.
При слове «нетленна» офицеры с усмешками переглянулись, а на последний вопрос испанца никто не ответил. И так все очевидно: Эве Перон предстояло исчезнуть без следа навсегда, у нее не должно быть ни надгробного памятника, ни места погребения. Ни пирса, с которого бы сбросили на морское дно залитый цементом труп, ни лесной опушки, где бы развеяли пепел: тайное всегда становится явным, и туда, где упокоятся ее останки, простолюдины пойдут молиться.
Путчисты знали, что им грозит: землей с могилы начали бы торговать по всей стране, матери давали бы ее с питьем больным детям и молили бы Сеньору о чуде. Поэтому мумия Эвиты стала государственной тайной: ее положили в простой сосновый гроб, поставили в контейнер и отвезли в надежное место до принятия окончательного решения: как избавиться от представлявшей реальную угрозу власти военной хунты мумии.
Мумию пытались прятать на армейских складах и в укромных уголках военных баз. Но, к ужасу охранников, возле дверей тайного помещения вскоре неизменно появлялись цветы и горящие свечи. В армии оставалось слишком много сторонников Перона.
Тогда отчаявшийся шеф армейской разведки приказал поставить ящик с мумией посреди своего рабочего кабинета. Оставаясь по вечерам после работы один, де Моори Кениг против своей воли открывал ящик и подолгу разглядывал мумию. В конце концов он с ужасом осознал, что в нем разгорелась страсть к мертвой жене поверженного политического врага. Не зная, как побороть патологическое чувство, полковник среди ночи вызвал по тревоге взвод охраны и приказал оторопевшим солдатам… изнасиловать мумию. Но мумифицированное тело неожиданно для невольных некрофилов оказалось твердым, как камень, и раздвинуть ему ноги, не расколов его на части, оказалось невозможно. Тогда солдаты по приказу обезумевшего полковника и следуя его примеру один за другим помочились на труп.
Но интересно то, что никто так и не посмел снять ожерелье с обнаженного и подвергшегося надругательствам тела: как будто его и не было.
Брат Пабло пришел к полковнику де Моори Кенигу, чтобы убедить его отдать ожерелье. Полковник охотно продемонстрировал, что ожерелье еще на месте, но не позволил забрать его.
– Я все время докладываю генералу Арамбуру о необходимости скорейшего решения вопроса, но не похоже, чтобы кто-либо собирался его решать, – раздраженно сообщил полковник. – А тайная организация перонистов следит за нами и ждет малейшей возможности выкрасть тело. Мне прислали анонимное письмо, в котором предупреждают, что если тело Эвиты будет повреждено или пропадет хотя бы волос, то я и моя семья будут уничтожены. Поэтому я не могу позволить вам забрать ожерелье.
Брат Пабло попросил устроить ему аудиенцию у главы военной хунты генерала Арамбуру и, получив обещание полковника, ушел. Через неделю брат Пабло наконец попал в кабинет Арамбуру и изложил ему свой план. Столь опасную для военной хунты мумию Эвиты надлежит тайно вывезти за пределы Аргентины, отпеть по-христиански и похоронить. Генералу Арамбуру понравился план, и окрыленный брат Пабло отправился в Ватикан, дабы заручиться поддержкой капитула ордена доминиканцев и убедить самого понтифика дать согласие на тайное захоронение мумии. Если ожерелье будет захоронено вместе с мумией в соответствии с обрядом, то оно больше никому не сможет причинить вреда!
Тем временем, осознав, что он близок к окончательному безумию, полковник де Моори Кениг приказал перевезти ящик с мумией к одному из своих подчиненных, майору Арандия. И тут случилось то, о чем в буэнос-айресских казармах до сих пор рассказывают страшные сказки.
Выбор на майора пал не случайно: он был честным служакой, верил в бога, был предан непосредственному начальству, нежно любил жену и, как и положено доброму христианину, от души ненавидел Перона вместе с его Кобылой. Спрятать тело в своем доме он предложил сам: уж там-то новые идолопоклонники до него не доберутся – ведь у особнячка были чересчур узкие двери и лестницы, похитить тело быстро и незаметно никак не удастся. Контейнер с гробом не входил ни в окна, ни в двери, а гроб было невозможно пронести по узкой лестнице. Поэтому ночью тело вынули из гроба и, завернутое в полотнище, отнесли в кабинет хозяина. Затем гроб разобрали и собрали снова, поставив посреди кабинета и уложив туда мумию Эвиты.
С тех пор жена майора потеряла покой и сон.
Бедная женщина не могла понять, что, собственно говоря, происходит: к ней в дом принесли какой-то ящик, около которого с оружием наготове днюет и ночует ее кроткий муж. Арандия осунулся, побледнел, стал рассеянным и нервным, на втором этаже начали раздаваться какие-то странные шорохи. Служанка рассказала его жене о том, что в ящике, который хозяин поставил в кабинете, лежит огромная, похожая на спящую женщину кукла. Бедняжка решила, что ее муж стал извращенцем, и решила докопаться до правды любой ценой.
Как-то вечером она поднялась наверх и подняла крышку гроба. Задремавший в своей спальне Арандия услышал шорох, ворвался в кабинет и разрядил в склонившуюся над заветным ящиком фигуру всю обойму двадцатизарядного «маузера». Его жена скончалась на месте: вскрытие показало, что она была беременна. Несчастный майор пошел под военный трибунал.
Больше среди офицеров желающих принять у себя в доме мумию не нашлось, и полковник де Моори Кениг уговорил спрятать мумию бывшего офицера разведки, уволенного за какие-то прегрешения со службы и работавшего киномехаником в кинотеатре. Видимо, ему пообещали восстановление на службе или, как минимум, военную пенсию. Во всяком случае, он дал согласие, и однажды вечером солдаты принесли и поставили посреди единственной комнаты убогого жилища бывшего офицера большой длинный ящик. Восьмилетняя дочь полюбопытствовала, что в этом ящике, и отец ей ответил: «Кукла, это просто кукла в человеческий рост».
Когда он ушел на работу в кинотеатр, девочка не смогла устоять перед искушением и открыла ящик. Кукла была босая, одетая во все белое, и от нее исходил легкий запах лаванды. О том, что перед ней было тело Эвиты Перон, девочка догадалась лишь много лет спустя. А тогда коротавшая долгие вечера в одиночестве девочка причесывала своей мертвой подружке волосы, красила губы и пересказывала содержание фильмов, на которые иногда брал ее с собой отец.
Между тем усилия брата Пабло дали результат: сам понтифик дал разрешение на тайный вывоз мумии в Италию с целью ее отпевания и погребения. Полковник де Моори Кениг с облегчением передал мумию сопровождающим груз монахам-доминиканцам во главе с братом Пабло. Брат Пабло открыл крышку ящика и убедился, что ожерелье на месте. Его ликованию не было предела! В апреле 1957 года мумия Эвиты была переправлена из Аргентины в Италию на корабле «Граф Бьянка» по документам умершей итальянки, некой Марии Маджи Маджистрис, и под этим именем тайно отпета и погребена в Милане. Брат Пабло с превеликой радостью сдал свою тетрадь в секретный архив монастыря Святой Сабины, сложив тем самым с себя обязанности Чрезвычайного инквизитора, и вернулся в Испанию.
Однажды осенним утром 1970 года брат Пабло получил бандероль, адресованную лично ему. Вскрыв пакет, он обомлел: там лежала его тетрадь. Та самая тетрадь Чрезвычайного инквизитора».