Я бросился к Кавецкому. Очевидно, он потерял сознание: уж больно силен был удар затылком о ступеньку. Я пытался нащупать пульс на сонной артерии, но от волнения пальцы не чувствовали ничего.

– Оставь, Слава! – сказал Тавров. – Он мертв!

– Да, он здорово приложился затылком, но мне кажется, что он просто потерял сознание, – возразил я. – Надо немедленно вызвать «Скорую помощь»!

– Он был мертв еще до того, как упал затылком на ступеньку, – возразил Тавров и откинул полу пиджака Кавецкого. На светлой рубашке под пиджаком расплывалось кровавое пятно.

– Две пули в область сердца, – констатировал Тавров. – Как же мы прокололись, Слава! Надо звонить Стрельцову.

Тавров достал мобильник и воскликнул с досадой:

– Вот елки зеленые! Нет сети! Не подвал, а подземелье ведьм какое-то! Сколько времени осталось до назначенной встречи?

– Четырнадцать минут, – ответил я, взглянув на часы.

– Давай попробуем открыть дверь, – предложил Тавров. Мы немедленно попробовали реализовать задуманное, но дверь не поддавалась: создавалось впечатление, что она заблокирована снаружи чем-то очень тяжелым.

– Безнадежно! – оценил ситуацию Тавров и скомандовал: – Слава! Бегом обратно! Надо предупредить Стрельцова!

Никогда в жизни я так быстро не бегал, как по этому пахнущему крысами и плесенью полутемному коридору, – даже армейские будни отдыхают! Выбравшись из подвала, Тавров снова схватился за мобильник.

– Есть контакт! Слава богу! Стрельцов! Слушай внимательно и действуй по обстановке. Главное: Кавецкого не будет, он убит! Что значит «кем»?! Я за тебя убийцу искать должен?! Ты Руслана не упусти, как только появится, так бери его сразу, иначе мы больше его никогда не увидим. Все! Я на связи.

Тавров дал отбой и, усевшись на ступеньке, мрачно уставился невидящим взором в пространство.

– Как же мы прокололись, Слава! Как же мы прокололись!

– Идемте посмотрим на место преступления с другой, так сказать, стороны, – предложил я. – Найдем снаружи выход из подвала дома номер восемь по Волхонке.

– Опасно, там сейчас Стрельцов проводит задержание Руслана, – возразил Тавров.

– Господь с вами, Валерий Иванович! – воскликнул я. – Да не придет Руслан в кафе! Неужели вы не поняли? Это была ловушка. Он просто хотел убить Кавецкого как опасного свидетеля. Наверняка Руслан вычислил путь, которым Кавецкий вынес похищенный манускрипт, и ждал его на выходе.

– Но ему нужен законный хозяин «Хроники Драгута», – возразил Тавров. – Руслан должен был вначале получить имя и адрес Цветкова, а затем уж ликвидировать Кавецкого. Нелогично как-то получается.

– Валерий Иванович! Все получается логично, если предположить, что это изначально была ловушка для Кавецкого, – настаивал я. – Что может быть только в одном случае: Руслан уже знает имя и адрес Цветкова!

– В таком случае нужно срочно встретиться с Цветковым, – сделал вывод Тавров. – Хотя бы для того, чтобы предупредить его об опасности. Хоть он и отставной офицер ГРУ, но этот Руслан явно тоже не пальцем делан.

– Надо поговорить со Стрельцовым насчет организации засады у Цветкова, – предложил я. – По сути, это единственный реальный шанс поймать Руслана и его бандитов.

– Боюсь, что после сегодняшнего Стрельцов не воспримет наши идеи, – вздохнул Тавров.

* * *

Тавров оказался прав: Стрельцов впал в ярость, увидев труп Кавецкого, и слышать не желал о взятии под наблюдение дома Цветкова.

– А если Цветкова все-таки угрохают, то с меня голову снимут! – орал Стрельцов. – Зачем вас понесло в этот проклятый подвал?! А если бы этот Руслан гранату в дверь бросил? Сейчас три трупа было бы вместо одного!

Мы с Тавровым лишь молча курили. Немного успокоившись, Стрельцов сказал:

– Очевидно, что Руслан знал про подземный ход и рассчитывал, что Кавецкий им воспользуется, чтобы его отсутствия на работе никто не заметил. Руслан ждал его на выходе и, как только Кавецкий открыл дверь, тут же выстрелил из пистолета ему в грудь дважды, а затем сбросил полупустую бочку с краской по ступенькам и заблокировал дверь из подвала. Не думаю, чтобы он подозревал, что Кавецкий не один: просто хотел, чтобы его тело не сразу нашли, а бочку не так легко поднять обратно по ступенькам. Прятать тело у него явно времени не было. Что еще? Гильзы от пистолета нашли, будем ждать заключения баллистиков: может, ствол всплывет. Насчет Цветкова: надо срочно выяснить его местонахождение и убедить его, чтобы он на время куда-нибудь уехал. А использовать его в качестве приманки я не могу: я следователь, а не охотник.

Теперь насчет вашего друга, – обратился ко мне Стрельцов. – Пусть возвращается в Россию, я лично встречу его в аэропорту, он даст необходимые показания, и я отпущу его под подписку о невыезде. Большего я сделать, увы, не могу: Кавецкий мертв, чистосердечное признание он так и не написал, а ваша диктофонная запись сделана с нарушением законных процедур. Так что придется снимать показания с вас как свидетелей и еще куча всякого… Господи! Ну зачем вы полезли в этот чертов подвал?! Если бы Руслан попробовал убрать Кавецкого на улице или в кафе, то мы бы его сразу взяли! И уж в любом случае я имел бы собственноручное признание Кавецкого.

Стрельцов повернулся к Таврову и с горечью добавил:

– Эх, Валерий Иванович! От вас я такого не ожидал. Прошу вас, больше никакой инициативы!

– Тогда я тебя предупреждаю: я лично найду Цветкова и предупрежу о грозящей ему опасности, – заявил Тавров. – Брать надо эту компанию, пока она дел не натворила. А ты…

– А я что?! – огрызнулся Стрельцов. – Я не понимаю? Только вы вон с Кавецким так мне помогли, что теперь полгода отписываться буду! Однако если кто-нибудь вас наймет для обеспечения личной безопасности Цветкова, то в таком случае мое мнение не имеет значения. Короче, Валерий Иванович: я вам обещаю полное содействие в рамках закона, но под монастырь меня не подводите!

– Будем считать, что договорились, – подытожил Тавров и подмигнул мне: – Слава! Наймешь старого сыщика за десятку?

– Без проблем, – понимающе кивнул я.

* * *

Мы с Тавровым сидели в том самом кафе «У Кремля», до которого так и не дошел Кавецкий. Пиво и еда для центра были на удивление дешевы. Мы пили нефильтрованное пиво, ели шашлык и обсуждали события.

– Как бы нам этого Руслана опередить? Он знает адрес Цветкова, а мы пока нет, – с досадой заметил я. – И сколько времени мы потратим на его поиски? И с чего начнем?

– Я думаю, начать надо вот с чего: позвонить Цветкову и договориться с ним о скорой встрече, – предложил Тавров, сосредоточенно вынимая зубочистку из упаковки.

– Шутка, что ли? – недовольно осведомился я. – Или у вас действительно есть номер телефона Цветкова?

– Пока там Стрельцов на нас орал, я просмотрел содержимое папки «Контакты» в мобильнике Кавецкого и нашел там два телефона: один обозначен буквой «П», но он совпадает с последним вызовом Кавецкого, а последний, кому звонил Кавецкий, это Руслан.

– Да, он же при нас звонил, – согласился я. – А как он обозначил телефон Цветкова, вы уже догадались?

– Сразу же, – самодовольно улыбнулся Тавров. – Он в контактах так и был обозначен: «Цветков».

* * *

Да, все-таки Тавров умеет иногда быть удивительно пронырливым: он успел достать из кармана Кавецкого мобильник, просмотреть «контакты» и «вызовы», скопировать к себе в мобильник номера интересующих его телефонов и сунуть обратно в карман Кавецкому. И все это практически на глазах у Стрельцова!

Есть нечто такое, что роднит нарушителей закона с его стражами. Это в общем неуловимо, но часто проявляется в деталях. Пока я, потягивая пиво, размышлял о единстве противоположностей, Тавров достал мобильник и вызвал нужный номер.

– Господин Цветков? Вас беспокоит Тавров Валерий Иванович, частный детектив. Ваш телефон мне дал Вениамин Аркадьевич Кавецкий. Помните такого? Да, именно из Государственной библиотеки. Так вот, сегодня Кавецкий трагически погиб, и в связи с этим я хотел бы задать вам несколько вопросов: вдруг у вас есть на них исчерпывающие ответы. Готовы? Очень вам признателен! А как до вас добраться? Угу… Понял!

– Ну что? Когда? – спросил я с нетерпением.

– Он не назначил дня, а лишь сказал, что в ближайшие дни все время будет дома. Когда мы сядем в электричку, то позвоним ему, и он нас встретит на машине в Удельной.

* * *

Утром мы с Тавровым встретились на станции метро «Выхино» и сели в электричку. Тавров, едва плюхнувшись на сиденье, позвонил Цветкову.

– Мы в Выхино, едем на электричке. Так, перейти на другую сторону… Что?! Да, я понял.

Тавров положил мобильник в карман и озадаченно поглядел на меня.

– Он сказал, что нам надо выйти на платформу, перейти на другую сторону, и там мы сразу увидим его машину.

– И какая у него машина?

– Он сказал, что БРДМ, – неуверенно ответил Тавров.

– Не понял! – удивился я. – БРДМ – это боевая разведывательно-дозорная машина.

– Да, он так и сказал, – кивнул Тавров. – Это его машина.

Ничего себе! Достойно отставного полковника ГРУ. Или это армейский юмор?

Однако, выйдя в Удельной, я сразу узрел знакомый силуэт боевой машины в камуфляжной раскраске. Пулеметы, правда, с нее были сняты, но в остальном это действительно была БРДМ. Правда, с правой стороны была сделана довольно большая дверь, позволяющая легко проникнуть внутрь.

Едва мы подошли к машине, как дверь открылась и оттуда высунулся человек в камуфляже. Он махнул нам рукой и крикнул:

– Залезайте, не стесняйтесь!

Внутри был оборудован вполне приличный салон с роскошными кожаными креслами. Салон был обит толстым ковролином, и лишь приборная доска сохранила свой армейский зеленый цвет.

– Однако! – не удержался я от возгласа. – И как же это вам удалось? Я слышал, что в Украине продают расконсервированные демилитаризованные БРДМ тысяч за восемь-десять баксов, но у нас в России такого еще не видел.

– Подарок коллег на юбилей, – пояснил Цветков.

– А как ГАИ на это смотрит? – поинтересовался Тавров.

– Нормально, – многозначительно улыбнулся Цветков. – С точки зрения закона это обычный автомобиль-амфибия повышенной проходимости. И не более того!

– И как? Довольны? – продолжал расспрашивать я.

– На охоту или рыбалку ездить самое милое дело, – ответил Цветков. – Разумеется, пришлось потратиться, чтобы облагородить и приспособить его для гражданских целей. Видите: в корпусе вырезали дверь, подняли крышу до уровня башни, чтобы головами не биться, люк установили. Ну и поставили автомобильные кресла, тройную шумоизоляцию салона, разные электронные радости: телевизор, автомагнитолу, навигатор. Даже кондиционер есть! Так что комфорта не меньше, чем в любой приличной легковушке. А все преимущества военной машины остались: плавает, десять километров в час по водной глади; сто километров в час на шоссе; лебедка; колеса четыре на четыре; проходимость высочайшая; колеса с подкачкой, выдерживают до 17 пулевых пробоин. Кстати, броня и бронированные шторки окон остались. Чудо, а не техника!

Рассказывая о своей стальной лошадке, Цветков довез нас до утопающей в зелени деревянной двухэтажной дачи старомодного стиля: большая застекленная веранда и башенка с островерхой крышей. Остановившись во дворе, Цветков предложил:

– Заходите в дом, располагайтесь. А я пока машину в гараж поставлю.

В качестве гаража Цветков использовал старый бревенчатый сарай, примыкающий к дому. Когда он открыл двери сарая, то я успел заметить, что они изнутри обиты железом. Поднявшись на веранду, я обратил внимание, что двери, ведущие в дом, также обиты железом, а на окнах нижнего этажа прочные решетки. Да, просто так отставного полковника не возьмешь! А он не боится, что деревянное строение легко подпалить?

Цветков, открывая нам дверь – видимо, из гаража в дом вел отдельный проход, – сказал, словно угадав мои мысли:

– Здесь я еще ничего не успел сделать по своему вкусу. Да и дом деревянный не для меня. Хотел вначале продать эту рухлядь, а потом передумал. Лучше продам квартиру в Москве, буду здесь каменный дом ставить. Присаживайтесь! Сегодня тепло, можно и на веранде посидеть. Пиво? Квас? Или чего покрепче?

Цветков открыл старинный буфет, демонстрируя внушительный набор напитков.

– Кхе… – кашлянул Тавров и нерешительно заметил: – Да вроде как рановато для спиртного… Лучше чай или кофе.

– Как скажете! – с готовностью откликнулся Цветков и включил электрический чайник. – А к чайку можно и бутербродики с буженинкой. Исключительную купил буженинку, сетуньскую. Отведайте!

Испив чайку с бутербродами, Тавров приступил к изложению цели нашего визита. Он рассказал все подробно, начиная с исчезновения Игоря Русанова и заканчивая гибелью Кавецкого. Цветков внимательно слушал, не перебивая.

– Вы уверены, что пресловутый Руслан и его банда в ближайшее время выйдут на меня? – спросил он Таврова. Судя по тону, сам Цветков полагал вопрос риторическим, поэтому Тавров лишь кивнул в ответ.

– Скажите, а вы слышали что-нибудь раньше о ятагане Барбароссы? – поинтересовался я.

– Да, кое-что слышал, но не в связи с «Хроникой Драгута», – ответил Цветков. – Вижу, что вы всерьез интересуетесь этой историей. Мистическую предысторию ятагана вы уже знаете из тайных комментариев к «Хронике Драгута». Кстати, став владельцем «Хроники Драгута», я даже не подозревал о наличии там текста, сделанного невидимыми чернилами. Полагаю, что все предыдущие владельцы манускрипта тоже не знали об этом.

– А откуда тогда вы знаете о магических свойствах ятагана? – спросил я.

– Мне достался от тетушки наш семейный архив. Тетушка, как и моя матушка, происходила из графского рода Баранцовых. Естественно, в те годы не афишировали графское происхождение. Сын графа Баранцова женился на девушке, последней представительнице дворянского рода Донауровых. Она и принесла в семью Баранцовых архивы и реликвии, оставшиеся от Захария Петровича Донаурова. А тому семейные реликвии и архивы передала его хорошая знакомая, графиня Юлия Самойлова. Та последние годы жизни провела в Париже, где в то время Захарий Донауров был генеральным консулом России. Все мало-мальски ценное исчезло в годы революции и Гражданской войны, лишь чудом сохранился архив графини Самойловой. Там находились письма, адресованные графине ее родственниками и друзьями. Среди них были письма от деда Юлии графа Литты, от ее первого мужа графа Самойлова, от ее интимного друга живописца Карла Брюллова и многих других интересных людей. Большая часть писем написана на французском языке, как это было принято в обществе девятнадцатого века. Собственно, и французский язык я выучил, побуждаемый страстным желанием узнать содержание этих писем. После смерти тетушки я просмотрел архив и, к своему глубокому сожалению, не нашел некоторых весьма важных и интересных писем. Так вот: в одном из писем графа Юлия Помпеевича Литты к своей внучке я и встретил упоминание о ятагане и его мистических свойствах. Кстати, а что вы знаете о личности графа Литты?

– Это был один из мальтийских рыцарей, обеспечивших избрание императора Павла Великим магистром Мальтийского ордена, – вспомнил я. – За это он был хорошо вознагражден Павлом.

– Литта и до того был богатым человеком, так что дело было вовсе не в жажде материальных ценностей, – возразил Цветков. – Юлий Литта один из немногих приближенных Екатерины Великой, который умудрился стать приближенным Павла.

– Вот как? – удивился я. – Но Павел ненавидел окружение своей матери.

– Юлий Помпеевич Литта вообще уникальная личность, – сообщил Цветков. – Я расскажу о нем поподробнее, поскольку именно по его инициативе заварилась вся эта каша с ятаганом. Официальная его биография интересна сама по себе. Родился в семье миланских аристократов, отец – генеральный комиссар австрийской армии. Образование Юлий Литта получил в иезуитском колледже, прекрасно знал историю, литературу, философию. В семнадцать лет вступил в Орден Леванта и Пелопоннеса, проявив себя отличным моряком, вследствие чего быстро стал командором, получив под командование галеру Мальтийского ордена. Когда Литте было двадцать четыре года, Великий магистр Мальтийского ордена Эммануэль де Роган-Польдюк отправил его в Италию якобы для инспекции владений Ломбардского приората Мальтийского ордена. На самом деле в Италии Литта вел тайные переговоры – Роган не хотел ссориться с извечным союзником Турции Францией – с эмиссарами российской императрицы Екатерины Великой о совместной борьбе с турками. По его инициативе русские получили подробнейшие лоции Средиземного моря, и, кроме того, орден согласился помочь кадрами опытных моряков, имеющих богатый опыт плавания в Средиземноморье. Именно Литту в ответ на просьбу Екатерины «прислать сведущего в морском деле человека» Роган отправил в Россию, рекомендовав его как человека, «снискавшего всеобщую славу и уважение». Литта поехал в Россию с радостью: дело в том, что он был пылко влюблен в графиню Екатерину Скавронскую, вдову российского посланника в Неаполитанском королевстве, – он познакомился с ней в Неаполе. После смерти мужа графиня возвратилась в Санкт-Петербург, и Литта с нетерпением ждал встречи с возлюбленной.

– Губа не дура у графа! – с иронией заметил я. – Ведь Скавронская от мужа унаследовала огромные богатства, поскольку тот был родственником жены Петра Великого, Екатерины Скавронской.

– Я читал письма Литты, так что поверьте мне, что это была настоящая любовь, – не согласился со мной Цветков. – Но вернемся к теме. Итак, в начале января 1789 года двадцатишестилетний Юлий Литта прибыл в Санкт-Петербург, а уже через два месяца государыня подписала указ о принятии «мальтийского кавалера и тамошнего флота капитан-командира Джулио Литты на русскую службу с чином капитана 1-го ранга, с пожалованием капитаном генерал-майорского ранга». Так удачливый Литта стал самым молодым генералом в истории Российской империи. Разумеется, в этом не было его личной заслуги: Екатерина таким образом стремилась укрепить наметившийся союз с Мальтийским орденом. Хотя нельзя отрицать тот несомненный факт, что сам Литта сумел привлечь внимание государыни и произвести нужное впечатление на петербургское общество. И не мудрено: как писали мемуаристы, «его богатырский рост, мужественная осанка и привлекательная, многообещающая физиономия сразу склоняли всех в его пользу».

– И что же, новоиспеченный генерал оправдал высочайшее доверие? – полюбопытствовал Тавров. Судя по всему, он не любил выскочек.

– Это как сказать… Литта прекрасно решал организационные вопросы, обучал личный состав, обеспечивал ремонт и снабжение. Русский галерный флот, где одним из отрядов командовал Литта, выиграл первую битву со шведским флотом под Роченсальмом.

– Первую? А как насчет второй?

– А вот вторую русский флот проиграл, – с сожалением отозвался Цветков. – Впрочем, вина за это полностью лежит на командующем флотом принце Нассау-Зиген. Но, как заместитель командующего, Литта взял на себя ответственность за проигранное сражение и подал в отставку. Покорить сердце неприступной графини Скавронской даже такому видному мужчине не удалось, и, потерпев унизительные поражения как на военном, так и на любовном фронтах, Литта уехал в Италию. Многие полагали, что на этом карьера Литты завершилась. Но спустя два года Литта вернулся в Россию в качестве полномочного посланника Мальтийского ордена. Ему было поручено вернуть ордену пожертвованное рыцарям покойным князем Острожским богатейшее имение, на которое наложили жадную лапу вечно охочие до чужого добра польские магнаты.

– Да, мой предок, польский дворянин Тадеуш – он же Фаддей – Булгарин был лишен отцовского имения польскими магнатами, – вспомнил я. – Пока отец Тадеуша сражался за независимость Польши, «настоящие патриоты Речи Посполитой» набивали свои карманы.

– Обратись в Страсбургский суд, – с иронией посоветовал Тавров.

– Хорошая мысль! – одобрил я. – На досуге займусь.

– Да, польские магнаты обычно не упускали своего, – согласился Цветков. – Но тут их интриги не сработали: Литте удалось очаровать императора Павла, и тот не только вернул ордену доходы Острожского приората, но даже увеличил их более чем в два раза!

– Однако пронырливый был тип, – проворчал Тавров.

– Тут дело не только в личном обаянии графа Литты, якобы сыгравшего на романтическом преклонении Павла перед традициями рыцарства, которые олицетворял Мальтийский орден, – заметил Цветков. – Казнь короля Людовика Шестнадцатого превратила заурядную французскую заварушку в угрозу всем европейским монархиям. Многими умами овладела идея объединения католических и православных государей против безбожных якобинцев. Не случайно посольство возглавил Литта, брат которого был приближенным римского папы Пия Шестого. Кстати, Пий Шестой тоже происходил из итальянской аристократии. Действительной целью посольства Литты было выяснение условий объединения православного российского императора с католическими государями Европы в священной войне против турок и якобинцев. Переговоры шли почти четыре года, пока летом 1798 года огромный французский флот не захватил Мальту. Великий магистр ордена фон Гомпеш, располагавший всего тремястами тридцатью двумя рыцарями – из которых было двести французов, в большинстве своем отказавшихся сражаться с французской армией, и лишенный поддержки населения, был вынужден капитулировать. Как и положено «революционной армии», французы немедленно приступили к массовым грабежам. Разграбив все, что только можно: от дворца Великого магистра и собора Святого Иоанна до дворянских особняков мальтийской знати, французы вывезли с Мальты баснословные богатства. Мальтийцы потом скрупулезно подсчитали ущерб: на двадцать семь миллионов двести тридцать девять тысяч пятьсот двадцать мальтийских лир золота, серебра, драгоценностей и девятьсот семьдесят две тысячи восемьсот сорок редких книг.

– Ого! – присвистнул Тавров. – И сколько это на современные деньги?

– Более восьмидесяти миллионов долларов, – ответил Цветков.

Однако, французская революция оказалась довольно успешным финансовым предприятием!

– Но вернемся к тому времени, – продолжил Цветков. – Помимо серебра и злата, Мальтийский орден располагал всемирно известными и почитаемыми в христианском мире реликвиями. После изгнания с Мальты большинство приоратов – с завуалированного одобрения преемника Пия Шестого папы Пия Седьмого – избрали Великим магистром ордена императора Павла Первого. Рыцари при помощи русского флота рассчитывали вернуть Мальту, а русский флот в случае победы над французами получал великолепную, отлично укрепленную базу в Средиземном море. Фон Гомпеш переслал через Литту Павлу те реликвии, которые ему удалось вывезти с Мальты: часть правой руки Иоанна Крестителя, фрагмент голгофского креста и икону Богоматери Филермо, по преданию написанную самим евангелистом Лукой. Литта принял российское подданство, стал дважды графом – итальянским и российским – и дважды командором, поскольку уже имел сицилийское командорство. Кроме того, он стал шефом гвардейского кавалергардского полка, созданного императором для личной охраны. Павел готовился к походу на Мальту, однако обеспокоенные усилением России англичане в 1800 году захватили Мальту и отказались возвращать Павлу его законное владение. Возмущенный британским коварством Павел собрался принять адекватные меры вплоть до союза с Наполеоном против Англии. Англичане обеспокоились, и 11 марта 1801 года император Павел был убит заговорщиками в Михайловском замке. Как знать: не были ли усилия заговорщиков оплачены британским золотом?

– Все это интересно, но какова судьба ятагана? – напомнил Тавров.

– Я как раз перехожу к этой теме, – ответил Цветков. – Дело в том, что Литта был заранее осведомлен о планах Наполеона по захвату Мальты. Еще осенью 1797 года на острове появились агенты Наполеона: француз Пуссельг и мальтиец Винченцо Барабара, тайно обследовавшие с помощью французского консула Карюсона состояние военных укреплений Валлетты и Мдины. А в апреле 1798 года Директория санкционировала захват Мальты, обосновав это «угрозой оккупации Мальты враждебной Франции страной». Литта явно был посвящен в тайну ятагана и прекрасно знал, где он находится. Надо полагать, именно в период с апреля по май верные ему рыцари тайно вскрыли саркофаг в крипте собора Святого Иоанна и переправили хранившийся там ятаган Барбароссы в Санкт-Петербург. Хотя вполне возможно, что капитул ордена, обеспокоенный тревожной обстановкой, заранее решил переместить ятаган в христианскую страну, которая заведомо не будет покорена мусульманами или не вступит с ними в союз. Такой страной могли быть только Австрия или Россия. Скорее всего, из-за своей удаленности – а также, видимо, и потому, что в отличие от европейцев среди русских в то время практически не было ренегатов – орден избрал для хранения ценнейшего артефакта Россию. Императора Павла, пока он не станет Великим магистром, в тайну артефакта решили не посвящать, и Литта стал кем-то вроде орденского хранителя артефакта. Скорее всего, именно так, поскольку удача повернулась лицом к Литте именно после второго его возвращения в Россию. Дальнейшая судьба ятагана тесно связана с судьбой самого графа Литты.

Цветков, разгоряченный повествованием, снова предложил нам пива, и на этот раз мы не отказались. Попивая «Арсенальное традиционное», мы слушали захватывающую историю графа Литты и ятагана Барбароссы.

– Литта так и не передал ятаган Павлу, скорее всего потому, что еще за пару лет до гибели Павла, вследствие интриг Ростопчина, Литта был удален от двора, и хотя вскоре император вернул его в Санкт-Петербург, прежней близости между ними уже не было. В 1817 году император Александр Первый окончательно свернул деятельность Мальтийского ордена в России. Но граф Литта к этому времени уже давно занимался лишь семейными делами: еще папа Пий Шестой снял с него обет безбрачия, даваемый всеми мальтийскими рыцарями. Юлию Помпеевичу наконец удалось покорить сердце графини Скавронской. Законными наследниками граф так и не обзавелся, но имел незаконнорожденных сына и дочь от француженки, о которых заботился и которым завещал часть своего состояния. Но любимым чадом графа была дочь его падчерицы Юлия. Падчерица Литты графиня Мария фон дер Пален была дочерью Скавронской, но многие считали, что Юлия фон дер Пален на самом деле была дочерью самого Юлия Помпеевича, а Мария за графа фон дер Палена вышла лишь для того, чтобы узаконить рождение дочери. Когда Юлии было пять лет, Мария развелась с фон дер Паленом, уехала в Париж и вышла замуж за русского генерала Ожаровского. Юлия фон дер Пален была красавицей брюнеткой, богатой невестой, и в двадцать пять лет ее выдали замуж за флигель-адъютанта императора, капитана лейб-гвардии Преображенского полка графа Николая Александровича Самойлова. Вот тут и обнаруживается след ятагана в переписке графа Литты и Юлии Самойловой!