К восьми часам утра на Московской собралось человек шестьсот. Подобного столпотворения мне не доводилось видеть со времен изменения демаркационной линии в районе Российской пять лет назад, когда возле ракеты-Маяка тоже образовалась едва ли не тысячная толпа. Но то было на поверхности, а здесь — под сводами станции — это выглядело куда внушительнее.

Включили основное освещение и установили два дополнительных прожектора на платформе, а вот костры до окончания церемонии жечь запретили. Вентиляция работала на полную катушку, но даже четыре гудящие установки не справлялись с перегонкой — воздух был тяжелый. Мощности не хватало.

Возле таможни стояли заградительные отряды из ополченцев и наемников, которые не давали смешаться гражданам Города с приглашенными дикими, дабы исключить лишние трения и недоразумения. Но, несмотря на это, нескольких особо ярых активистов, вздумавших намять друг другу бока, охранникам пришлось разнимать и выдворять прочь со станции.

Культисты во главе с МС Арсением устроились в центре зала, недалеко от перекрытой лестницы. Неугомонный рэпер проснулся спозаранку, расчесал кудри и принялся вдохновенно выкрикивать эпатажные лозунги да мотать своей авиаруной. Сочувствующих, разумеется, набралось порядочно. Кто-то даже притащил синее знамя с изображением «Союза» и размахивал им над головой, держа за длинное древко.

Натрикс с придворными лизоблюдами до поры до времени не казал носа из апартаментов. В семь, как и предписывалось, я зашел к нему в вертеп, получил четкое указание не пропадать из виду, когда начнется церемония, и на этом наше общение с серым кардиналом бункера Сталина завершилось.

Толкать торжественную речь должен был руководитель ЦД Савва Второй. Этот обрюзгший ипохондрик был показушной картонкой и никем более. За ним стояли такие, как Натрикс, в руках которых была сосредоточена настоящая власть. Агитаторы, тайные идеологи и подразделения военных сталкеров подчинялись тем, кто платил. А Натрикс имел возможность платить как никто другой.

После визита к старику я сразу же направился будить Ваксу, дабы предупредить его о готовящемся столкновении и настроить на серьезный лад. Нужно было, чтоб кто-то подстраховал меня, и напарника надежнее среди местных жуликов и спекулянтов вряд ли найти.

Я вовсе не собирался бездумно приносить в жертву ни Ваксу, ни себя самого, но за приоткрытой Евой завесой угадывалось манящее сияние тайны, и теперь оно не давало мне покоя — будоражило разум, поднимало в глубине души незнакомые чувства. Чем больше я думал о ячейке 7 А, тем сильнее хотелось узнать, что в ней.

Вытащив Ваксу на платформу, я напрямик сказал ему о возможной стычке.

— С чего ты взял, что будет драка? — спросил Вакса, с любопытством оглядывая оцепленный вагон и вгрызаясь в кусок вяленой свинины. — Прошто привежли всякое барахло на обмен. Уголь, пилюли…

— Прожуй сначала, — одернул я его. — Неизвестно, что там за барахло. Может, вагон тротилом набит.

Вакса перестал жевать и уставился на меня, как на великовозрастного дебила.

— Ориш, ты в твоем уме? Думаешь, туннель пять лет рашчищали, чтоб торжештвенно взорвать?

Я пожал плечами, про себя признавая, что, пожалуй, идея со взрывчаткой не лишена логических дыр. Но что же тогда в этом синем гробу с белой каемочкой? Уж явно не благотворительные подачки диким.

— Ночью куда шастал? — скабрезно ухмыльнулся Вакса, проглотив, наконец, мясо. — Я глаза продрал, а тебя нет. Ну я опять задрых, потом глядь: ты уже тут как здесь.

— Лишнее знание ухудшает пищеварение. Особенно в подростковом возрасте.

— Не, ну правда!

— Друзей навестить ходил.

Вакса ощерился пуще прежнего.

— Таких друзей — за хрен и в музей, — хамски заявил он. — К дикарке шастал, а?

— Ты бы свою любопышку закатал, а то к рельсе прилипнет, — сердито сказал я, тоже закусывая жесткой пересоленной свининой. — Послушай меня внимательно, Егор.

— Учить жизни будешь, лифчик-счастливчик?

— Не паясничай. Закрой рот и раздвинь шире лопухи — дело серьезное. — Я оглянулся по сторонам и понизил тон. — Тимофеича убрали. Натрикс задумал прорваться через границу и вторгнуться на территорию Безымянки. Захватить Гагаринскую или даже несколько следующих станций. Продавить оборону диких и оттеснить их в глубь зараженных земель.

Вакса больше не перебивал. Он ловил каждое мое слово, открыв рот и машинально теребя пуговицу на своей оранжевой безрукавке. Понимаю, не каждый день приходится узнавать о предстоящем вторжении.

— Но не все так просто, — продолжил я. — Предводитель Нарополя знает о планах бункерского командования и готовит контрудар. По ту сторону границы полно вооруженных ополченцев, готовых пустить кровь зажравшимся горожанам. Они хотят раздвинуть границы Безымянки.

— Будет настоящая мясорубка, — прошептал Вакса. В его голосе проклюнулась гремучая смесь любопытства, испуга и мальчишеского восторга.

— Боюсь, одним побоищем это не кончится, — предположил я. — Грядет затяжной конфликт.

Вакса потер фингал, и глаза его загорелись, словно он нажал на какую-то скрытую кнопку под кожей.

— Война?

— Рано делать выводы, — одернул я, не позволяя блеску в его расширенных зенках разгореться на полную мощность. — В любом случае, нас это не касается.

— Как так? — вскинулся Вакса. — Война всех касается! Я слыхал, как это бывает, не надо ля-ля. Вот дойдет дичье племя до Вокзальной, куда денешься? К мэргам в гнездовье попросишься переночевать?

Я строго посмотрел на него. А внутри, между тем, мерзкий голосок издевательски поинтересовался: «Не думаешь, что пацан прав, и пора наплевать на сомнительные тайны да поскорей уносить ноги?..»

Вакса так и не дождался ответа на свой риторический вопрос. Вместо этого я медленно и доходчиво проговорил:

— Во время церемонии мне нужно будет забрать из обменного стеллажа одну вещь. Так, чтобы никто не заметил. Я сделаю это сам, но будь готов прикрыть, если понадобится.

— Что за вещь?

— Скрипка музейная, — отрезал я и снова сдвинул брови. Ну не говорить же ему, в самом деле, что я сам понятия не имею, какую фиговину собираюсь воровать.

— На фиг тебе скрипка? — обалдел Вакса.

— Когда война кончится, буду по вечерам играть в туннелях увертюры. Для крыс.

Пацан некоторое время потрясенно таращился на меня, потом, наконец, его губы разъехались в улыбке.

— Не, ну серьезно, Орис! На фиг скрипка-то?

— Ты меня прикроешь или нет?

Вакса перестал лыбиться. Коротко кивнул.

— Спасибо. Главное, держись рядом со мной, что бы ни происходило. И вот еще что… — Я вздохнул, понимая, что, взяв с пацана обещание, фактически манипулирую им, использую в качестве живого щита. Не то чтобы на стороне ему было бы намного безопаснее, но авантюра, в которую я собрался ввязаться, предполагала большие риски. Мы условились встретиться с Евой в параллельном туннеле между Московской и Гагаринской, и Вакса должен об этом знать. Я решительно подбил черту: — Скорее всего, когда начнется заваруха, нам придется уйти на территорию Безымянки. На какое-то время.

— Орис, ты волшебных грибов объелся? — Кажется, теперь Вакса испугался не на шутку. Чтобы скрыть страх, он тут же выпалил: — Не, я не трус, но ты же какой-то отстой предлагаешь.

— Егор, я не могу указывать, как тебе поступить, — серьезно ответил я. — Я вообще не имею права просить тебя рисковать и, по здравому рассуждению, должен отправить домой на Вокзальную, подальше от того, что здесь произойдет. Но если отбросить сопливую мораль, то мы оба знаем, что безопасных мест ни тут, ни там, ни где-то еще не существует. Ну и… кроме тебя, я здесь никому не доверяю. Поэтому я спрошу просто: ты со мной?

— Про мораль я не понял, — честно признался Вакса и вновь потер фингал. — А так-то да — с тобой.

Я покивал, с какой-то мазохистской радостью мысленно проклял себя за цинизм по отношению к детям и постарался переключиться на проблемы насущные. Раз уж решил сунуться в серное полымя, значит, надо соответствовать статусу чёрта. Ева сказала, что постепенно я сумею утолить свой голод… Что ж, поглядим.

— Хватай рюкзак, проверь оружие и пошли, — скомандовал я. — Скоро начнется церемония.

На платформе яблоку негде было упасть. Пройти к таможне удалось лишь по краешку, рискуя сверзиться на расчищенные пути и словить плюху от охранников: им поступил приказ к рельсам никого не подпускать.

Я показал дипломатическую печать на жетоне, и мы протиснулись в спецзону для департаментских сотрудников. За цепью наемников уже толпились дикие. По ту сторону ограждения виднелось чистое пространство для наропольцев, но самих бугров еще заметно не было. Зато рядком стояли ящики, похожие на гробы, но с решетчатыми отверстиями в передней стенке. В них томились преступники, которым светила экстрадиция на территорию Города. Поодаль темнели четыре кубометровых пищевых контейнера и баллоны с артезианской водой.

Внимательно оглядевшись, я, наконец, заметил между колоннами меновое барахло ЦД. Коробки с медикаментами и хирургическим оборудованием, бочки с соляркой, фасованный уголь, поддон с упаковками респираторных патронов и одинокий дубовый стеллаж с кучей мелких ящичков. Он напомнил мне виденную однажды в разоренной библиотеке картотеку. Занятно. Стало быть, где-то среди этих ровных квадратиков приютилась и заветная ячейка 7А.

Эх, как же с виду все мило и по-соседски. Встреча дружественных народцев для обмена любезностями и полезностями. Прямо-таки межплеменная идиллия.

Только вот за красивой оберточной бумажкой — тротил, напичканный ржавыми гвоздями.

Гомон внезапно стих, толпа в центре станции расступилась.

На лестнице показался Натрикс со свитой. Позади старика всплыла, потрясая подбородками, грузная туша Саввы Второго. Начальника мучила одышка, ему явно не терпелось поскорее толкнуть дежурную речь и вернуться в уютный бункер Сталина. По всей видимости, этот разбухший гриб даже не предполагал, что мероприятие может закончиться бойней, и побаивался лишь того, как бы ритуал не отяготился досадными организационными накладками.

К тому времени, когда делегация заняла свои места на передней скамье, мы с Ваксой уже успели сместиться в сторону — поближе к стеллажу. Один из охранников метнул на нас подозрительный взгляд, но решил, видимо, что я слишком прилично одет для воришки, и потерял всякий интерес.

На стороне диких, между тем, тоже наметилось движение. В сопровождении личной охраны и троицы гопников, с которыми меня угораздило столкнуться утром на улице, к публике вышел Эрипио.

Я невольно стиснул зубы при виде этого щеголя.

Предводитель Нарополя был одет с иголочки, держался крайне высокомерно и не обращал внимания на оскорбительные реплики из толпы. Высокий, с массивными плечами и длинными русыми волосами, облаченный в кремовый брючный костюм и бежевые туфли, этот ухоженный павлин выглядел на фоне остальных людей так же уместно, как золотое колечко на фаланге грязного забулдыги. Но за внешним налетом франтовства скрывался человек не менее опасный, чем Натрикс. Эрипио не просто занимал официальный пост главы Нарополя, он контролировал несколько самых мощных организованных бандитских группировок. Агентурная сеть, раскинутая этим напомаженным типом, охватывала практически всю Безымянку и часть Города. Контрразведка ЦД периодически разоблачала крыс и стукачей, сливавших инфу на сторону. Адептов культа Космоса Эрипио тоже использовал в своих целях: верхушке Нарополя была выгодна ситуация, когда непросвещенные массы за призрачную возможность попасть в отряд ждущих готовы были не просто выполнять приказы, но идти на подлость, предательство и даже на братоубийство. Это у нас в Городе деятельность поборников и миссионеров более-менее контролировалась, а в бесконечных туннелях Безымянки поклонение Маяку зачастую доходило до крайней степени фанатизма.

Когда охрана угомонила особо ярых крикунов в толпе, Эрипио взошел на возвышение и остановился, положив руки на деревянную трибуну. Надменность так и сквозила в этом неприятном человеке. Разглядеть выражения его глаз отсюда было невозможно, но я почему-то был уверен, что они полны презрения.

Ревность тонким ледком схватила грудь изнутри, и хотя я понимал, что это коварное чувство здесь и сейчас явно лишнее, не в силах был ничего с ним поделать. Смотрел на бледные пальцы Эрипио и никак не мог отделаться от мысли, что они ласкали Еву. Мою Еву.

Натрикс отделился от свиты и услужливо помог Савве Второму взобраться по ступенькам к противоположной трибуне. Над пестрой массой горожан прошелестела волна снисходительных смешков: люди прекрасно сознавали, какую роль играет начальник Центрального департамента в этой кукольной постановке. Они делали скидку на то, что раз уж начальство взялось ломать комедию под открытие туннеля, то пусть уж ломает ее до конца. Хотя бы не скучно будет.

Увы, жители подземной Самары заблуждались: на импровизированной сцене вместо водевиля грозила вот-вот развернуться трагедия.

— Внимание! — выкрикнул рыжий паренек, которому Сулико ночью надавал пинков. — Соблюдайте тишину!

— Сдристни, подсолнух, — посоветовали ему из гущи диких, вызвав взрыв хохота. — Обзор загораживаешь.

Паренек, раздувая от обиды ноздри и пыжась, отошел в сторону.

— Мне радостно приветствовать всех собравшихся на границе Города и Безымянки, — неожиданно приятным баритоном начал Савва Второй. Глубокий, требующий уважения голос никак не соответствовал его внешности. Натрикс не зря приволок сюда эту груду жира: первая же произнесенная начальником ЦД фраза заставила утихнуть толпу. Тяжко вздохнув, Савва продолжил: — Не всегда соседские отношения между нами были добрыми. Но любой из жителей помнит простое правило: не губи тепло, если только это не спасет твою жизнь. Есть хорошие люди, они чтят правило. Есть плохие — их поступки приносят вред, и рано или поздно преступники несут наказание.

Савва перевел дыхание, вытер пот со лба и глотнул воды из поданного стакана. Кинул взгляд на бумажку с текстом и промокнул платком уголки мелких глазок.

— Так сложилось, что мы живем на разных территориях, — сказал он. — Но пусть сегодняшнее утро останется в памяти потомков как переломное. Открывая туннель здесь, на Московской, мы делаем первый шаг к объединению. Говорить об отмене пограничного контроля, запрета на свободную миграцию и таможенных пошлин, разумеется, рано, но восстановление рельсового сообщения между Городом и Безымянкой внушает определенные надежды.

Толпа вновь потихоньку загудела. Пришло время заканчивать официоз, пока гомон не перерос в гвалт. Народу нужна четко отмеренная порция демагогии. А потом, как водится, подавай хлеба и зрелищ.

Эрипио чутко уловил изменение в настрое масс и предложил перейти к основной части церемонии.

— С позволения коллег из ЦД, — вальяжно облокотившись на свою трибуну, провозгласил он, — хочу сделать то, ради чего мы здесь собрались. Раскромсать красную ленту и отворить заслонку.

— Раскромсать! — тут же подхватили из толпы.

— Отворяй ворота!

— И консервы гони! Вон сколько заначили! Делись давай!

По указанию Натрикса рыжий таможенник поднес один конец церемониальной ленты Савве, а другой перекинул через ограждение, где прихвостни Эрипио ловко подхватили атласную ткань.

Савва Второй торжественно чикнул портняжными ножницами, и две алые змейки скользнули вниз.

Эрипио предпочел воспользоваться ножом.

Когда лента была торжественно покромсана, наемники отступили назад, и заслонка поползла в сторону. Металлические полозья заскрежетали, тяжелая армированная плита под напором пятерых крепких парней из заставной охраны медленно, но верно заняла предусмотренную нишу в тюбинге. И публика увидела освещенный метров на двадцать вглубь туннель со свежеуложенными шпалами, от которых пахло креозотом. Работники даже не поленились подвесить на кронштейн исправный светофор — яркий зеленый кругляш замер возле стены в ожидании.

Путь между Безымянкой и Городом был открыт.

— Ура… — прилетело с противоположного края платформы.

И через мгновение одинокий несмелый выкрик принес за собой настоящую лавину из сотен голосов.

— Р-р-ра-а-а! А-а-а! Ур-ра-а!

Своды Московской содрогнулись от единодушного вопля, вырвавшегося из глоток людей, ожидавших этого момента несколько лет. На минуту толпа забыла о харчах и воде, о показушной передаче преступников, о ядовитых замечаниях в адрес начальства. На короткое время люди почувствовали единую волну, подъем, нечто общее, ворвавшееся в грудь и заставившее заголосить. Сосед обнял соседа, дикие рванулись вперед и чуть не снесли барьер в порыве пожать руки городским. Кто-то не удержал равновесия и сверзился на пути, за что тут же получил втык от наемников…

Нас с Ваксой едва не вынесли из огороженного пространства, но охранники сдержали натиск толпы, и мне удалось устоять на ногах.

Вот он, случай! Пока никто не смотрит в нашу сторону, можно подобраться к стеллажу. Через считанные секунды неразбериха кончится, и шанса может больше не быть. Сейчас или никогда.

Пригнувшись, я схватил Ваксу за рукав и дернул за собой. Возле желтых ограждений кавказец Сулико, облаченный уже не в кальсоны, как ночью, а в полевой комбез и броник, отвешивал зуботычины особо ушлым диким, норовящим под шумок переметнуться на территорию Города. Золотые зубы начальника таможни сверкнули прямо перед носом, но он, кажется, не обратил на меня внимания.

— Сюда! — позвал я отставшего Ваксу. Обогнул гранитную колонну и присел между коробками с пенициллином. Пацан змеей вильнул сквозь группу мутузящих друг дружку людей и брякнулся рядом. Я шепнул ему в самое ухо: — Следи, чтоб Натрикс или охрана не запалили.

Вакса кивнул и вывернул башку чуть ли не на сто восемьдесят градусов, чтоб видеть сутолоку у скамеек с цэдэшными буграми. Мне некогда было вникать, что там происходит: было бы глупо упустить единственную возможность подобраться к ящичкам.

От стеллажа меня отделяло метра два. Прожектор высвечивал переднюю стенку, и я принялся отыскивать взглядом ячейку 7 А. Ага, вот же она! Вторая снизу, почти угловая. Что ж, кажется, все складывается даже проще, чем я предполагал.

Один прыжок — и я возле заветной цели. Все, медлить нельзя.

Щурясь от слепящих лучей, я схватился за ручку и дернул ячейку на себя. Ноль эффекта. Ящичек не выдвинулся ни на миллиметр.

Ах ты ж рельсы-шпалы!

Все-таки никудышный из меня вор: ни опыта, ни интуиции. А ведь стоило заранее предусмотреть такой расклад.

На какой-то миг я растерялся, внутри затрепетало отчаяние, показалось, что все пропало, и захотелось убраться прочь из пятна света. Куда угодно, только подальше от назойливого прожектора. И чем скорее, тем лучше.

Усилием воли удалось прогнать оторопь. Не время паниковать! Совсем не время!

Повернувшись к свету спиной, я нащупал в сумке нож. Выдернул его из чехла, сунул острие в щель между ящичками и с силой провернул. Стеллаж был хоть и дубовый, но древний и отсыревший. Дерево не выдержало, и большая щепа отслоилась под натиском лезвия. Закрепляя успех, я ковырнул еще глубже, но едва не попал впросак: нож чуть не засел между ячейками. Я дернул его на себя и по инерции сел на пол.

Секунды капали. Тягуче, неотвратимо. Спину пощипывало и жгло, будто не холодные лучи прожектора попадали на нее, а брызги горячей смолы. Я так и представлял себе картину: Натрикс медленно поворачивается и видит, как «трепач» гаденько копошится у менового товара…

— Грибы расписные! — шикнул Вакса, подскакивая ко мне и заставляя невольно вздрогнуть. — Ну что ж ты возишься, как парась с сиськой?

— Поговори мне еще, — огрызнулся я и подковырнул ножом оголившуюся «собачку».

Хлипкий замочек со щелчком открылся. Ячейка вывалилась наружу. Я подхватил ее и живо откатился в сторону. В голове промелькнула мысль: «Если б совковая гэбня хранила архивы в несгораемом сейфе, а не в этой рухляди, шиш бы такой фокус прокатил…»

Оказавшись в тени колонны, я воровато огляделся по сторонам и вытряхнул содержимое ящичка в сумку. Там были какие-то картонки, запаянные в полиэтилен, и два ключа причудливой формы. Сердце колотилось в груди, как взбесившаяся летучая мышь, кровь стучала в висках, дыхание никак не желало восстанавливаться — словно километровый кросс выдал, удирая от голодного мутанта, а не два метра прополз. Картонки, надо же… Из-за этого хлама я шкурой рисковал? Ладно, разбираться будем позже, сейчас нужно возвращаться к таможне: возня там вроде бы поутихла.

Мы с Ваксой отряхнулись и вышли из-за колонны. Волнение улеглось, но чувствовалось, как кратковременный восторг постепенно перерастает в напряженное ожидание. В толпе диких появилось больше вооруженных ополченцев, и некоторые держались группами по двое-трое, а не поодиночке. Наемники опустили щитки шлемов и плотнее сомкнули ряды возле ограждения. Оружие поднимать они не спешили, но то и дело поглядывали назад, словно ждали сигнала к штурму от городских заправил. Савва Второй заметно нервничал, Натрикс деловито ходил между скамеек и отдавал распоряжения. Эрипио с тремя лизоблюдами стоял по ту сторону барьера, окруженный кольцом охранников.

Он улыбался, но было видно, что предводитель диких собран и напряжен.

Вовсе не нужно было обладать особой чуткостью, чтобы понимать: стихийная радость прошла, и теперь конфликта не миновать. Вопрос заключался лишь в том, что послужит сигналом к началу вооруженного столкновения. Люди стали понемногу отступать от желтых барьеров, рядом с которыми валялись обрывки атласной ленты.

— Мы привезли меновой товар, — не переставая казенно улыбаться, провозгласил Эрипио. — Преступников, за поимку которых назначена награда, воду, складские харчи. Что у вас?

Натрикс вышел вперед, более уже не считая необходимым ломать комедию и выпускать на сцену болванчика Савву. На сухом лице старика не читалось никаких эмоций.

— Лекарства, топливо, архив, — сказал он, указывая на сложенные коробки. — Все здесь, как договаривались.

Эрипио сделал знак своим людям быть начеку и выступил вперед. Он прошел сквозь цепь расступившихся наемников и остановился у колонны. Все замерли в ожидании, что же произойдет дальше. Вакса с интересом наблюдал за сивым предводителем, а у меня со дна души тихонько всплывало нечто удивительное. То ли предчувствие, то ли осколки воспоминаний, то ли тот самый голод, о котором говорила Ева. Чем ближе находился ко мне этот человек, тем явственнее я ощущал трепетание морозного язычка где-то под сердцем.

И это уже была не просто ревность. Нет. Эрипио пробуждал во мне что-то совсем иное — чужеродное, первобытное, пугающее.

Предводитель осмотрел бочки и мешки, обошел поддон с медикаментами и задержался у стеллажа. Улыбка слетела с красивого лица. Он резко обернулся и вытаращился на Натрикса с яростью. Процедил сквозь зубы:

— Издеваешься?

Толпа застыла. Притихли даже самые рьяные выскочки и отъявленные хамы.

Матерый интриган Натрикс на миг опешил. Правильно: старик рассчитывал нанести удар исподтишка, после меновой сделки, а тут вдруг что-то пошло не так. Но нервы у этого бункерского зубра были стальные, поэтому уже спустя секунду он взял себя в руки. Поправил очочки и поинтересовался:

— В чем дело, любезный?

— Протри лупы! — пророкотал Эрипио, тыча пальцем в щербатое место на стеллаже. — Здесь не все!

Я машинально сделал шаг назад и осторожно потянул за собой Ваксу. Он хотел было высвободить рукав, но перехватил мой испепеляющий взгляд и повиновался.

— Кажется, сейчас начнется, — шепнул я. — Держись рядом.

Натрикс непонимающе посмотрел на отсутствующий ящичек и развел руками:

— Возможно, затерялся при перевозке.

Эрипио, который резонно полагал, что бункерская морда ему нагло врет, начал окончательно терять контроль. Предводителю было невдомек, что Натрикс не знает, насколько ценно содержимое ящичка.

Напряжение достигло апогея.

Эрипио судорожно одернул полы пиджака и тихо потребовал:

— Верни ячейку, падла.

Натрикс, даром что особист, не отреагировал на оскорбление. Он какое-то время глядел на взбешенного Эрипио с таким отрешенным видом, будто перемножал в уме два трехзначных числа. Потом вздохнул, повернулся к прожектору и приказал неприметному человечку, которого против света практически не было видно:

— Запускайте излучатели. На семь герц и сто тридцать децибел. Давление увеличивайте до двух сотен. Частоту гоняйте от шести до дюжины.

Толпа по инерции еще некоторое время молчала. Небрежно оброненные слова не сразу добрались до сознания людей: они словно бы втекли в уши и заполнили вязким гелем череп.

— Излучатели? — тупо переспросил Вакса, поворачиваясь ко мне. — Какие излучатели?

С дальнего конца платформы донесся металлический лязг, заурчал дизельный тягач. Клацнуло.

Натрикс вдруг оказался рядом.

— Не лезь вперед вагона, трепач! Ты мне…

Договорить старик не успел.

Его голова резко мотнулась в сторону, изящные очочки хрустнули и полетели по высокой дуге над обалдевшими людьми, а стоявший позади Вакса с недоумением посмотрел на свою жилетку, которая окропилась кровавыми брызгами.

— Ложись! — рявкнул я, бросаясь на пол и увлекая Ваксу за собой.

Выстрелы снайпера захлопали из глубины станции. Цепь наемников сомкнулась, и я краем глаза заметил, как Эрипио, замешкавшись, упал на пути. Раздались крики, толпа пришла в движение.

Рядом с нами упал МС Арсений, грязно ругаясь и растирая ушибленное плечо. Драгоценную авиаруну творец религиозного рэпа так и не бросил. На редкость упертый тип.

Мы с Ваксой, не вставая с четверенек, поползли к краю перрона. Нужно было срочно выбраться из центра давки, но при этом не высовываться, чтоб не стать очередной жертвой снайпера.

— Куда? — прикрывая голову от снующих ног, просипел Вакса.

— В туннель! — крикнул я и оттолкнул от себя грузного Савву Второго, который оказался брошен на растерзание толпы. — Надо под платформой уходить!

Спрыгивая на рельсы, я не уследил за тылом и получил оглушающий удар по затылку. Вспышка боли ослепила, колени подогнулись, перед глазами поплыли радужные кляксы. Я вцепился в контактный рельс и едва не словил по башке второй раз от кого-то из жителей. Повезло. Я успел увернуться, но равновесия не удержал: плюхнулся на все четыре мосла и раскорячился посреди путей — аккурат над желобом между шпалами.

Вакса помог мне подняться. Я встряхнул головой и поморгал. Сотрясения вроде нет, и то хорошо.

Рука сама потянулась к кобуре. Я достал «Стечкин» и передернул затвор, вгоняя патрон в ствол. Все, шутки кончились — чтобы не сдохнуть, придется бороться за свою жизнь.

— Орис! Берегись!

Я рефлекторно отпрыгнул в сторону Около дюжины горожан во весь опор неслись прочь от центра станции к туннелю, не замечая ничего на своем пути. Когда группа, поравнялась с нами, один растрепанный мужик кувыркнулся и остался лежать с простреленной грудью. Но остальные не обратили никакого внимания на погибшего. Молодая девчонка споткнулась о тело, упала, расцарапав коленки в кровь, поднялась и бросилась наутек с вытаращенными глазами.

Безудержный страх гнал людей, словно стадо антилоп.

— Башка трещит… — пожаловался Вакса, держась за виски и щуря глаз, под которым темнел фингал. — Видно, мозги мне все ж тряхнули, когда в рыло дали…

Я нахмурился, глядя в спину улепетывающим в зев туннеля горожанам. Что-то показалось мне странным… Минуту назад было четкое понимание того, что нужно делать, а теперь соображалось явно туговато. Черепушку будто вскрыли и окатили серое вещество липким сиропом.

Мысли разбегались, как перепуганные насекомые. Будто кто-то невидимый нас гнал. Кто?

Я собрался, глубоко вдохнул и резко выдохнул. Заставил себя не думать о пустяках, сосредоточился на основных событиях.

Так, уже лучше.

Щелкнув флажком предохранителя, я обернулся. В этот же момент вспыхнул яркий свет, заставив зажмуриться. Проклятье! Выставив руку вперед, я дважды нажал на спусковой крючок. Отдача толкнула в ладонь, грохот выстрелов болезненно отозвался эхом в голове, но поток света чуть потускнел.

Нечто большое продолжало приближаться, и я не сразу смог разобраться — что именно. А когда удалось, прикрывшись рукавом, вглядеться в монолитный силуэт на фоне сияния, сердце ёкнуло.

Вагон, который ночью пригнали на Московскую, надвигался, словно гигантское животное. Разгоняемый тягачом, он постепенно набирал скорость. Колеса ритмично постукивали на стыках, быстрее и быстрее, наподобие счетчика Гейгера, почуявшего радиацию. Пять фар все еще норовили ослепить.

Но пугала не сама стальная махина.

Стекол в кабине машиниста не было. Вместо них из оконных проемов торчали две металлические «тарелки» с углублениями и резонаторными решетками по центру. Я готов был поклясться, что ночью, когда впервые увидел вагон, этих штуковин не было.

Вот, стало быть, о каких излучателях упоминал Натрикс! Если предположить, что салон вагона набит усилителями и аккумуляторами, то мощности, пожалуй, должно хватить для создания сильного направленного низкочастотного излучения. А ведь инфразвук определенных частот угнетающе воздействует на центральную нервную систему, путает сознание, вызывает безотчетный страх.

«Не лезь вперед вагона, трепач…» — отозвалось в памяти.

Превозмогая растущую боль в висках, я потряс за плечо согнувшегося в три погибели Ваксу и заставил его посмотреть мне в глаза. В мечущемся взгляде пацана читался животный ужас, губы дрожали. На молодой, восприимчивый организм низкочастотные колебания производили просто убийственный эффект.

— Нужно уходить. Срочно! — приказал я и потащил его прочь от приближающегося вагона.

— Ж-жутики касие… — пробормотал Вакса, путаясь в буквах и спотыкаясь через шаг. — Блин, язык завлетается…

— Замолкни и пригнись, — посоветовал я, чувствуя, как теряю способность здраво рассуждать. Пульсирующая боль уже долбила по мозгам, как молоток путевого обходчика, и, чтобы ей сопротивляться, я собрал остатки воли в кулак. — Нужно… до туннеля добежать. Вакса! Не отставай!

Выстрелы на платформе гремели все чаще. На фоне одиночных пистолетных хлопков прорезались трескучие голоса автоматического оружия. Пальба перемежалась истошными воплями раненых. Конфликт развивался.

Уже вбегая в сумрак перегона, я мельком обратил внимание на куски церемониальной ленты, валяющиеся на рельсах. Мятая атласная ткань рваной россыпью устилала вход в туннель.

Зеленый блик светофора сменился на зловещее красное мерцание.

Исторический рубеж пройден. Граница между Городом и Безымянкой меняла очертания под грохот выстрелов и крики умирающих людей.

Перед глазами мельтешили шпалы, Вакса еле двигал ноги, и его приходилось тащить за собой силой. В башке шумело. Тиканье стальных колес долбило подобно громовым раскатам. Казалось, что вагон готов нагнать нас в любой момент и придавить своей исполинской тушей. На самом деле расстояние до него было еще порядочное — метров десять. Просто резкий свет, бьющий со спины, и низкочастотные акустические волны делали свое дело: вгоняли в панику и заставляли драпать без оглядки. Звук излучателей не воспринимался на слух, но от этого не становился менее опасным.

Возле заслонки копошились с полдюжины диких, среди которых я приметил одного из свиты Эрипио. Хлебопашец, вроде бы так звали этого недоноска. Он проводил меня пустым взглядом: видно, сейчас и без того не шибко мощный интеллект гопника был окончательно подавлен инфразвуком. Ну и ладно… Овощу — овощное.

Возле стрелки нас обогнал Сулико, потерявший свой бронежилет и оружие. От былой уверенности в матером начальнике таможни ничего не осталось. Он несся на всех парах прочь от вагона, выкрикивал ругательства на родном горском наречии и размахивал волосатыми ручищами так, что едва не снес меня.

Терпеть боль в черепе стало уже почти невозможно. Я еле переставлял ноги, а Вакса висел на мне практически без сил и волочился следом на остаточных рефлексах.

В какой-то момент я чуть было не обронил сумку, но успел подхватить и с усилием перекинул лямку через плечо. Чёрт, тяжело-то как… Только бы дотянуть до бокового прохода и уйти на параллельные пути. Там поганый неслышимый звук будет уже не так страшен… Там ждет Ева…

Еще шаг. И еще. Вагон норовит придавить металлическим брюхом… Чушь. Это лишь иллюзия… Он только-только въезжает в туннель, а мы уже углубились на добрые полсотни метров…

Где же долбаный служебный коридор? А вдруг я его пропустил впопыхах?

Мысль заставила меня остановиться, как вкопанного. Вакса по инерции сделал еще пару шагов и повис на моей руке, пробормотав:

— Машка раскалывается… Тьфу… Башка…

Я, напрягшись и морща лоб, лихорадочно соображал. Если мы пропустили боковой коридор, то надо срочно бежать обратно, иначе вагон перекроет туннель и останется отступать только вглубь, а это — катастрофа. Но в случае, если пресловутый коридор впереди, мы, рванув назад, потеряем уйму времени и рискуем попасть под колеса.

На принятие решения ушла секунда.

Технические коридоры находятся ближе к началу туннеля, чем мы. Значит — назад.

Взвалив Ваксу на спину, я рывками двинулся в обратном направлении, навстречу слепящим лучам. Изо всех сил напрягая мышцы, мне удалось вернуться на десяток метров и разглядеть в стене проход, который я не заметил раньше. Осталось лишь взобраться на невысокий пандус и втащить постанывающего Ваксу.

Как же ломит башку! Такое ощущение, что мозг вот-вот вскипит и брызнет через ноздри…

Я забросил сумку в коридор, уперся ладонями и залез на пандус. Вакса, потеряв опору, чуть не грохнулся на рельсы перед поездом, но я успел схватить его за грудки и втянуть за собой. Многострадальная жилетка затрещала по швам, но выдержала.

Я пинками вогнал пацана в коридор и сам ввалился следом. За спиной раздался гул проезжающего вагона, и стало ясно, что мы были на волосок от гибели.

Зато, как только железный гроб со злосчастными мембранами прогромыхал и ушел в сторону Гагаринской, меня отпустило. Боль начала понемногу спадать, и способность трезво мыслить вернулась.

Вакса тоже начал приходить в себя. Он заворочался на влажном кафеле и приподнялся. Потряс бритой черепушкой:

— Что это было?

— Низкочастотный звук. Можешь идти?

— Кажись, могу… Я ничего не слышал… Какой еще звук?

— Вредный и противный, — отрезал я. Устраивать лекцию о психотропных средствах подавления сейчас не улыбалось. — Вставай.

Вакса поднялся и ощупал тело на предмет повреждений. Довольно хмыкнул, поправил лямки рюкзака. Надо же, не потерял шмотьё, пока драпали.

В глубине коридора виднелась комнатка, где горела лампочка. Скорее всего, там был проход на параллельный путь. На пороге этой каптёрки валялась моя сумка, которую я, не рассчитав силу, метнул от души. Она расстегнулась, и содержимое вывалилось на пыльный пол.

Я нагнулся, чтобы собрать разбросанные вещи, и застыл. Бывает так, что чуешь присутствие человека, не видя его и не слыша. Интуитивно.

В помещении был кто-то еще.

Стараясь не делать резких движений, я повернул голову и уперся взглядом в рослую фигуру, стоящую против света. Человек не двигался, но внимательно наблюдал за мной. Знакомый, очень знакомый силуэт…

— Кажется, ты прихватил мои вещички, фраер, — произнес он, и я моментально узнал насмешливый голос. Эрипио. — Ошибся ящичком, да?

Он сделал шаг, целясь наступить на одну из картонок, запаянных в полиэтилен, но я машинально выхватил ее из-под подошвы и отполз.

Эрипио остановился.

Показушные у него туфельки: замшевые, на каблуках, с виду крепкие, но до чего же неудобные. В таких колодках по катакомбам особенно не побегаешь. Щеголя, наверное, постоянно на «телеге» возят, раз он может себе позволить такую обувь.

Эрипио слегка наклонился и прищурился:

— Офонарел, крыса?

— Сам крыса!

Я хотел было подняться, но получил такой зверский удар ногой под дых, что на какое-то время потерял связь с реальностью.

Вокруг вспыхнула звенящая пустота. Проваливаясь в бездну, я почувствовал кружение и рвотный позыв. В хороводе неясных образов проступили два светлых пятна, постепенно принявшие форму дурацких замшевых туфель…

…Когда предметы и контуры комнаты вновь проступили сквозь кровавую муть, я понял, что стою и держу предводителя Нарополя на мушке. «Стечкин» ходил в руке ходуном, колени дрожали, грудину будто бы вывернули наизнанку, под нижней челюстью неприятно сочилось.

Вот те на. И когда только я успел сориентироваться?

— Орис… — позвала взявшаяся откуда-то Ева.

Слова прозвенели эхом в опустевшей голове.

Ева стояла метрах в двух слева, а из противоположного коридора торчала довольная рожа Ваксы. Было понятно, что пацана забавляет происходящее, несмотря на то, что ситуация сложилась крайне опасная. Эрипио сверлил меня исподлобья ненавидящим взглядом, под носом у него темнела тонкая струйка крови.

Я что же, получается, врезал этому пижону по харе?

Ни черта не помню. Провал.

— Щенок, — процедил Эрипио, — верни мои вещи!

— Утихни, — хрипло, не узнавая свой голос, проговорил я. Внутри все дрожало, какая-то до предела сжатая пружина готова была в любой момент распрямиться. — Медленно повернись и иди в туннель.

— Полюбасику, жаба! Вали! — подхватил вконец осмелевший Вакса.

Эрипио, однако, не отреагировал на мой приказ, а на понты пацана и вовсе не обратил внимания. Все-таки выдержка у хозяина Безымянки была что надо.

— Тебя, кажется, зовут Орис, — негромко произнес он скорее с утвердительной интонацией, чем с вопросительной. Приподнял верхнюю губу и усмехнулся, едва заметно кивнув в сторону Евы: — Ну что… Орис… нравится перчить мою малинку?

— Я не твоя, — холодно ответила та.

— Заткнись, мразь двуличная, — обронил Эрипио.

Пружину сорвало.

Я резко подался вперед и нанес таранящий удар подошвой берца ему в живот, заставив охнуть и сложиться пополам. После этого с размаху врезал рукоятью пистолета сбоку по скуле, пустив кровавые брызги, и, схватив за длинные космы, добавил коленом в ухо. Противно хрустнуло.

Хоть предводитель диких и был гораздо крупнее меня, но такого напора он явно не ожидал. Не сумев удержать равновесие, Эрипио отступил на несколько шагов, и его повело в сторону. Ориентация была потеряна. Закрепляя успех, я с разбегу всадил ему вдогонку обидный пинок, выставляя из комнаты.

Вакса еле успел увернуться от пролетевшего мимо тела. Он проводил нагруженного по самые брови мерзавца презрительным взором, присвистнул и показал мне большой палец.

Ева некоторое время не двигалась с места, а потом, что-то решив про себя, подошла и посмотрела в упор. Меня все еще трясло от выброса адреналина, поэтому я слабо соображал, чего она хочет.

Так мы стояли секунд пять.

Наконец она сняла перчатку, и теплая ладонь коснулась моей щеки. Успокаивая, возвращая бултыхающееся в груди сердце к обычному ритму.

Знакомый запах мускуса приятно защекотал ноздри.

— Только что ты нажил себе самого опасного врага, какого только можно представить, — тихо сказала она. — Добей его.

Я сглотнул и накрыл ее ладонь своей. Пальцы все еще подрагивали, но силы возвращались. Кровь тугими толчками наполняла артерии, в районе солнечного сплетения бесновался морозный язычок, отбитые ребра уже почти не саднили.

— Я не воин, я переговорщик.

— Тогда тебе придется бежать из насиженного гнезда. Бежать без оглядки.

Красная лента была порвана в клочья. Внутренний зверь вырвался на свободу, получил кусок добычи и хищно оскалился. Довольно заурчал, утоляя голод… Слова упали с сухих губ сами собой:

— А может, я этого и хочу… Убежать отсюда подальше.