Отряд тети Эммы петлял по сырому подземному лабиринту уже час. Ведомые Генагогом горгульи ворчали, нервно косились на рогатого проводника, выцарапывали на развилках метки, чтобы окончательно не заблудиться. Они некомфортно чувствовали себя в тесных туннелях: приходилось сжимать крылья, чтобы не покалечить их о выступающие из стен камни, корни и арматуру.

Когда беса-Сусанина уже собирались пустить на корм, он, наконец, вывел колонну в подвал моховского бастиона. Катакомбы здесь были чуть цивилизованней: гранитная отделка, приличная вентиляция, полдюжины сороковаттных факелов.

Но дальше нужно было пройти по совсем узкому ходу.

— Тесновато, — прикинула тетя Эмма, глядя на заколоченную деревянную дверь, перегораживающую ход. Распорядилась: — Отряд, слушай мою команду! Со мной идет небольшая штурмовая группа, остальным — вернуться на поверхность и передать сотникам, чтобы вели к стенам замка основные силы. Если мы не откроем ворота через час, начинайте штурм. Кхе-кхе… Все ясно? Передайте дальше по цепочке.

Горгульи зашуршали крыльями, загомонили. Перегруппировавшись, часть серокрылых полезла обратно в катакомбы, а штурмовики стали разминаться перед боем.

— Так, с войском разобрались, — хрипло сказала тетя Эмма. Повернулась к Степану и Куклюмберу: — Вы — со мной. Возьмите в арсенальной тележке какое-нибудь оружие… Нет, Степан, мухобойка на этот раз не поможет, прихвати что-нибудь посерьезней. О, япона сковородка, глянь-ка на животное — суетится. Бери пример!

Куклюмбер уже пререкался с горгульями. Они топорщили крылья, но бобер был напорист. Он уперся хвостом в железный бортик повозки и стал таскать из-под брезента оружие.

На полу быстро росла куча железок. Два шестиствольных пулемета, десяток динамитных шашек, снайперская винтовка, цинковый ящик с патронами, ружье для подводной охоты, манок для уток и двустволка…

— Перед употреблением встряхнуть? — поинтересовался бобер, вытаскивая литровую бутыль с нитроглицерином.

Горгульи замерли.

— Да шучу я, боже ж ты мой, — вздохнул Куклюмбер. — Складывается такое впечатление, что в этом унылом мире я один чувством юмора обладаю.

После этого он попросил у фуражиров еще несколько мелочей: пару ПЗРК, десантный катер «Лебедь», две реактивные системы залпового огня «Град», боевую разведывательную машину «Рысь», штурмовой «Тиф» и набор фирменных авторучек с логотипом флага их дивизии.

Выслушав заказ, завскладом проклекотала что-то и расправила крылья. Несколько горгулий отделились от штурмовой группы и подскочили к бобру.

Тот вопросительно посмотрел на них и ехидно уточнил:

— Что, неужели авторучек совсем не осталось?

Горгульи взяли Куклюмбера в кольцо и приготовились к проведению короткой воспитательной операции в полевых условиях, но ловкое животное проскользнуло между лапами у одной из них и спряталось за журналистом.

Степан вздохнул, глядя на него, и взял автомат Калашникова. Повертел оружие в руках, попробовал ход предохранителя и опустил опасную штуковину дулом вниз.

— Коммандос, блин, — прокомментировал бобер, лихо закладывая двустволку на плечо. — Бросил бы хоть свою шлепалку.

С любимой мухобойкой Степан расставаться не собирался. Он демонстративно заткнул ее за пояс и обернулся в ожидании приказов.

Тетя Эмма кивнула журналисту и посмотрела на Генагога, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Поманила беса пальцем.

— Как зовут?

— Генагог, а что, собственно…

— Звание! Должность!

— Сержант! Командир третьего патрульного отряда белорусской дивизии!

— Отныне — рядовой. Советник по ориентированию на местности. Вопросы?

— Не, я все понимаю, но с какого перепугу я понижен?

— Здесь другой род войск.

— А как же…

— Разговорчики, боец. С нами пойдешь. Покажешь, где у Моха спальня.

— Чего? — недоуменно пробормотал бес. — Да не знаю я, где у него будуар! Что я — был там, что ли? Жив буду, я честный натурал в третьем поколении!

Генагог произвел мужественный тычок рогами в воздух и напряг бицепсы.

— Ладно, верю. Ну что, жиголо краснорожий, — главком недобро нахмурилась, — будешь помогать партии или вернешься в стан врага народа, поджав хвост?

— А протестовать против гнета тоталитаризма мне по должности, случайно, не положено? — с надеждой вскинул голову Генагог. — Демонстрацию устроить или митинг на худой конец?

Тетя Эмма задумалась. Почесала когтем в затылке и решила:

— Нет, кхе-кхе… Никак нельзя. Сейчас военное положение, поэтому всякого рода выступления временно отменяются. Ну, так что, будем способствовать воцарению мира во всем мире?

— Будем, — пробурчал Генагог. — К своим мне все равно теперь дорога заказана.

Тетя Эмма отобрала двух матерых вояк из штурм-группы и немедленно присвоила им офицерские звания. Звездочки тут же обмыли «Джонни Уокером». Разжалованный бес, глядя на ритуал, совсем поник.

— Э! Я тоже хочу погоны! — вскинулся было Куклюмбер, но Степан легонько ткнул его прикладом, и бобер заткнулся.

Тетя Эмма резким ударом крыла выбила заколоченную дверь вместе с удерживающим ее с противоположной стороны стулом. Доски с треском полетели в глубь коридора.

— За мной, — сурово приказала горгулья и двинулась в воняющий затхлостью проход. — Эх, япона сковородка! Разнесем эту дыру к бесам собачьим. Извини, Генагог… Разворошим гнездовище разврата на хре… кхе… Хренов ларингит!

Степан осторожно пошел за предводительницей. За ним поспешили бобер, с натугой волокущий тачку с оружием, горгульи и рядовой Генагог.

«Кому рассказать… — подумал Степан, сжимая рукоять автомата. — Вламываюсь в румынский замок через подземелье в окружении бобра, беса и горгульи. Генрих Карлович от зависти лопнул бы… Интересно, жив ли он?»

Первая серьезная заварушка случилась на нижнем этаже замка. Куклюмбер, завидев патрульный отряд бесов между колоннами, воинственно брякнулся на пол и подтянул к себе тележку с оружием. Один пулемет у него сразу же отобрала тетя Эмма. Она сосчитала противников и пошла молотить длинными очередями.

От оглушительного грохота Степан аж присел. Гильзы полетели в сторону струей, пороховая гарь ударила в нос, а бесы тут же нырнули за колонны. Пули превратили облицовочный камень в крошево.

— Кто ж так из тяжелого оружия лупит… Нежнее надо, ласковее, — проворчал Куклюмбер и начал поливать неприятеля из второго шестиствольника, уперевшись в паркет хвостом, чтобы мощная отдача не впечатала его в противоположную стену.

Степан покрутил в руках автомат, с криком высадил длинную предупредительную очередь в воздух. Пули срикошетили от потолка и чуть было не положили штурм-группу. Обойма опустела. Но журналиста уже охватил азарт, и недовольный клекот горгулий его не волновал. Это редкое чувство вседозволенности посещало его нечасто, но уж если случалось попасть во власть горячих эмоций, то море становилось ему по колено.

Степан отбросил автомат в сторону, выхватил из чехла закаленную в боях мухобойку и ринулся в атаку, перебегая от колонны к колонне.

Сзади раздался вопль тети Эммы:

— Прекратить огонь! Идиот на стрельбище!

Генагог выставил перед собой трезубец и бросился на помощь Степану. Но, добежав до первой колонны, он зажмурился и помотал рогатой башкой:

— Не могу! Сородичей моих ведь крошите! Приглянулся ты мне, Степан! И за жизнь поболтать с тобой забавно, и рок-н-ролл взлабнуть, но не могу я бесов бить…

— Жди тут! — успокоил его Степан.

Выскочил из-за колонны и с размаху впаял мухобойкой по лбу первому попавшемуся под руку краснорожему. Тот отшатнулся и моментально оказался в цепких когтях горгулий.

Снова захлопали выстрелы, коротко громыхнул шестиствольник, и очередь вспорола плиты рядом со Степаном. Несколько бесов пустились наутек, остальные задрали руки и сдались.

Куклюмбер плеснул нитроглицерина в чудом уцелевший средневековый кувшин и с воплем «Контрольная!» швырнул сосуд вдогонку улепетывающим бесам. За колонной шарахнуло так, что мебель в следующей комнате превратилась в щепу, а гигантская люстра грохнулась на пол.

Цоканье копыт отступающих рогатиков стихло. Генагог обреченно вздохнул. Степану были понятны его душевные терзания: режим режимом, а против родичей выступать — всегда противно.

Первый бой остался за отрядом тети Эммы. Главком распорядилась насчет пленных и подошла к журналисту. Строго зыркнула на него сверху вниз:

— И часто ты так в лобовую атаку ходишь?

— Как? — насупился Степан, потирая ушибленный локоть.

— Самоубийственно, — сказала горгулья.

— Если честно, редко, — признался он. — Вообще-то я уравновешенный.

— Угу, я видела, — нахмурилась тетя Эмма. — Еще раз увижу — сама пришибу. Так, кхе-кхе… Первый бой без потерь.

Штурмовые горгульи в предвкушении дальнейших схваток потягивали из фляжек виски и топорщили крылья.

— Как вы думаете, а Мох уже знает, что мы здесь? — виновато подал голос Степан.

— Не, он ничего не слышал. Мы ж почти не шумели, — саркастически заметил бобер, стряхивая с шерсти пыль. От животного несло дикой смесью чеснока и порохового дыма. — Где же вампиры? Я что, зря натёрся?

Тетя Эмма перезарядила в пулемете ленту и хмыкнула:

— Терпение, мой четвероногий. Замок окружен, и Мох наверняка понял, что слинять по-тихому хрен… кхе-пчхи! По-тихому у Моха свинтить теперь хрен получится. Сейчас он вампиров и пустит в ход, чтоб прорвать кольцо. Вот с ними, Степан, твоя мухобойка уж точно не поможет. Там близкий контакт чреват… кхе-кхе… заражением. Ясно?

— Ага, — послушно сказал Степан и поднял с пола автомат. Кое-как перезарядил магазин. — Ну что, когда выступаем?

— Покурим и сразу выступим… — сказала тетя Эмма и меланхолично глянула в узкую прорезь готического окна.

— Вы курите? — удивился журналист.

Горгулья глотнула «Джонни Уокера» и посмотрела на него. В ее старческом взоре была странная смесь упрека и сочувствия.

— С тех пор, как меня стал мучать этот х… хренов ларингит, — тетя Эмма с досадой сплюнула на пол, — я не сделала ни единой затяжки.

— Зачем же тогда сейчас опять начинать? — непонимающе спросил журналист.

— Ты толстокожий болван! — грубо вмешался в разговор Куклюмбер. — Неужели непонятно, что фраза про перекур была сказана для романтики! Война и пушки, гром и море и что-то там… бла-бла-бла-блум… на просторе… Тоньше должна быть душевная организация, тоньше. — Он сокрушенно покачал головой и добавил: — А ведь совсем недавно так классно лабал на гитаре…

Тетя Эмма впервые за все время с момента знакомства с бобром посмотрела на него с благодарностью.

А Степан, как ни старался, так и не сумел понять, какая романтика может быть в страшных, кровавых сражениях и при чем здесь перекур. Он решил пока не забивать этим голову. Одернул жилетку, вытер платком лоб и приготовился идти дальше.

Тетя Эмма спросила у разжалованного беса, куда двигать дальше. Апартаменты Моха, по утверждению Генагога, находились на верхнем этаже замка.

Выход к винтовой лестнице находился в конце коридора. На подъеме, как и предполагалось, штурмовую группу тети Эммы ждали новые неприятности.

Как только горгульи высунулись из коридора, с верхних площадок в них полетели светошумовые гранаты. Приходилось двигаться парами: один бежит по ступенькам, второй прикрывает. Степан шел с Куклюмбером. Он строго-настрого запретил бобру использовать в качестве инструмента прикрытия шестиствольник, и тому пришлось, скрепя сердце, переключиться на динамитные шашки.

Бобер ловко поджигал фитили и швырял динамит вверх. Медленно, но верно путь становился свободней.

На площадке второго этажа в ляжку тете Эмме воткнулся минитрезубец, и Степан услышал, как главком ругается. Он невольно приподнял брови и передернул плечами от высокохудожественной матерной тирады. Зато Куклюмбер с Генагогом посмотрели на пожилую горгулью с чисто мужским уважением.

Вытащив из ноги мини-трезубец, по форме напоминающий обыкновенную столовую вилку, тетя Эмма приказала двум горгульям изловить «козла рогатого», который посмел садануть в нее исподтишка. Через минуту серокрылые штурмовики приволокли мелкого бесенка с винтовкой, к которой на манер «оптики» была примотана подзорная труба.

— Я штукатур, — с готовностью выдал пострел.

— Легенда не принимается… — зловеще прошипела тетя Эмма.

И весь отряд увидел, что значит, в буквальном смысле, затолкать вилку в попу. На какой-то миг Степану даже стало жаль подлого снайпера, которому неслыханно повезло, что главком проявила снисходительность и заколотила снаряд неглубоко и ручкой вперед.

Завершив экзекуцию, тетя Эмма отпустила раскорячившегося бесенка, предварительно конфисковав у него винтовку. И скомандовала продолжать подъем.

На третьем этаже до Степана донесся взволнованный голос Моха. Глава Ордена обещал своим рыцарям открутить уши, если они срочно не предпримут решительные меры для ликвидации сил вторжения.

— Мы идем, злодей! — выкрикнул журналист, задрав голову, и в который раз подивился собственной храбрости.

— Трепещи, двуликий анус! — дерзко добавил Куклюмбер.

Через перила неуклюже перегнулся Мох, кое-как прицелился и бросил вниз гранату. Но не тут-то было! Куклюмбер как заправский бейсболист метко отпулил ее взмахом хвоста. «Лимонка» отрикошетила от перил и рванула где-то наверху. Посыпались щепки и пласты штукатурки. Пыльное облако повисло над ступенями.

— А можно я этому пухлому тоже вилку засуну? — проорал оглушенный Куклюмбер. — Только на этот раз обязательно зубьями вперед!

Тетя Эмма ловко приложила очередного рогатика о ступеньку и хрипло сказала:

— Всему свое время, чесночная грядка.

— Я гроза современного вампиризма… — надулся бобер и помахал хвостом, который натирал с особой тщательностью. — Во, видала!

— Видала. Только с вампирами промашка вышла — нет их. Вхолостую ты, видать, натёрся.

В дальнем конце бокового коридора показался один из рыцарей Ордена. Он, демонстративно царапая мечом стену, двинулся на Степана. Разгоряченный схваткой, журналист отбросил автомат.

— Опять, — вздохнула тетя Эмма за плечом и развернулась, чтобы подстраховать. — Началось в колхозе утро.

Не сводя глаз с противника, Степан медленно закатал рукава рубашки по локоть. Приосанился.

— Давай, — поманил он рыцаря пальцем. — Наступай.

Тот что-то пробормотал по-французски и в пару скачков очутился рядом с журналистом. Степан, свирепея от собственной наглости, боднул рыцаря темечком в пузо, довесил нехилую пощечину, а затем, крепко зажмурившись, принялся выламывать толстый палец на огромной руке.

Рыцарь засопел.

— Кончай уже с ним церемониться, — бросил на ходу Куклюмбер. — Бей по коленке и догоняй.

Степан нагнулся и шлепнул рыцаря ладонью по ноге. Тот засопел еще яростнее.

— Да не так, рестлер! Смотри!

Отдуваясь, бобер подбежал к остолбеневшему рыцарю и со всей дури вмазал ему прикладом двустволки точно под коленную чашечку. Тот охнул, схватился за ногу и осел.

— Всему учить надо, — обронил Куклюмбер. — Хвост при коварном ударе по мениску противника нужно держать под углом сорок пять градусов… Усек?

Степан поглядел на отползающего рыцаря. Спросил:

— А если хвоста нет?

— Тогда этот прием не используй, — крикнул Куклюмбер. — За мной! Наверху, кажется, новая драка! Слышишь, как горгульи заклекотали!

У двери, ведущей в моховские апартаменты, действительно завязалась нешуточная схватка. Расклад сил был равный, патроны у обеих сторон подошли к концу, и соперники сошлись врукопашную.

Не успел Степан толком сориентироваться, как один проворный бесенок изловчился и дал ему пинка. Журналист погнался за ним, но мелкий рогатик стал носиться вокруг фонтана, красовавшегося посреди приемной. Степан сделал круга три, придерживаясь за мраморный борт, и понял, что его начинает мутить.

Остановился, перевел дух.

Тетя Эмма сражалась умело и цинично. Глядя на очередную жертву, промеж булок которой торчали зубья вилки, Степан только покачал головой и искренне посочувствовал раскорячившемуся бесу.

Мох, как и положено мерзкому, трусливому злодею, укрылся в своей спальне за тяжелой дверью.

Адъютанты периодически докладывали через слуховое окно, как развивается битва. Когда стало ясно, что храбрости его прихвостням явно не хватает и штурм-группа тети Эммы откровенно гоняет бесов по приемной, нервы у главы Ордена не выдержали.

Мох перешел к угрозам.

— Между прочим, Смерть уже в пути, и она всех вас убьет! — крикнул он в замочную скважину.

Степан подкрался к двери, достал из кармана зубочистку и ткнул ей в скважину. Судя по сдавленному воплю, укол достиг цели.

— В губу-то за что, ирод? — пробубнил из-за двери Мох.

— За Братство! — отозвался Степан.

— Предатель лысый! — подхватил Куклюмбер. — Плохиш!

— А с говорящими бобрами я вообще не разговариваю, — проворчал Мох из спальни. — И учти, у меня есть ультразвуковой свисток!

— Собак пугай, — огрызнулся бобер.

Деморализованный неприятель бежал. Бесы сигали из узких окон, ныряли под обеденный стол, карабкались по колоннам на потолок, прикидывались мертвыми…

Слинять через лестницу было проблематично: ее охранял Степан с боевой мухобойкой. Нечисть пряталась, проявляя чудеса смекалки. Несколько оборотней даже нырнули в фонтан и попытались перекинуться в сомов, но Куклюмбер с ружьем для подводной охоты был тут как тут. Он щелкнул взводным механизмом, направил гарпун на пловцов и быстро вывел их на чистую воду…

Когда все пленные были связаны и обездвижены, тетя Эмма разрешила штурмовикам передохнуть, а сама подошла к двери в спальню, послушала и, поняв, что Мох надежно запер себя, развалилась в шикарном кресле.

— Выходи, кхе-кхе… — посоветовала горгулья. — Бесы твои сдались. Хорош кочевряжиться, злодей.

— Не выйду, — отозвался Мох. — Адъютант мне ничего не доложил о капитуляции.

— Правильно, — согласилась тетя Эмма. — Он сам капитулировал.

— Врешь! — срывающимся голосом крикнул Мох.

— Конечно, не вру, — обиделась горгулия, — Я ж не ты, йоптыть. В общем, на раздумия у тя… кхе-кхе… две минуты. Потом начну дверь ломать.

— Тоже мне, напугала! — приободрился Мох. — Она у меня бронированная наглухо и темной магией заряжена под завязку. Земным оружием ее не взять!

— Погодь, — спокойно сказала тетя Эмма. Повернулась к Куклюмберу и спросила: — Слышь, ароматная гроза вампиров, у нас заряды к противотанковому есть?

— Три штуки.

— Шарахни, бобр, будь так добр.

Бобер с готовностью зарядил гранатомет и, выждав, пока горгульи спрячутся за колоннами, выстрелил в дверь.

Громыхнуло так, что Степану показалось, будто перепонки в ушах лопнули. Град осколков посек стены, оставшиеся после боя стекла разлетелись вдребезги, с потолка посыпалась штукатурка.

Дверь и стена спальни остались целы и невредимы.

— Смотри-ка, не врет, — хмыкнула тетя Эмма, ковыряя когтем в ухе и возвращаясь в кресло. — Слушай, партизан, а из какого-такого материала твоя дверка сделана?

— Не знаю, — гаркнул Мох из спальни. — Расшумелись-то… А если бы и знал, все равно бы не сказал. Офигенно дорогой материал, наверное. Смерть из своих адских кладовых выписывала. У нее там полно всяких полезных штуковин.

— Короче, надо будет… — тетя Эмма не закончила фразу. Задумчиво посмотрела на Куклюмбера. Уточнила: — А неземного оружия у нас, случаем, не завалялось? Ты… кхе-кхе… не спрашивал у фуражиров?

— Да вот как-то не подумал, — проворчал тот.

— Так-так-так, у рядового Генагога надо бы поинтересоваться, — решила тетя Эмма и огляделась. — А где же он, наш гид-консультант? Неужто сбежал? А… — махнула она крылом, — ну и ладно. Пусть дезертирует. Все равно бес от драки не получал никакого удовольствия. Может, у них надпочечники адреналин не вырабатывают?

— Вырабатывают, — раздался голос Генагога из-за портьеры. — Только толку от этого никакого. У нас, бесов, это абсолютно нейтральный гормон.

— Может, выйдешь? — спросила тетя Эмма.

— Хрена два. Не могу я больше смотреть, как вы моих сородичей глушите, ей-чёрту.

— Уже не глушим. Повязали всех давно.

— Серьезно?

— Да.

Из-за портьеры сначала показались два рога, а потом и все рыло Генагога. Он покрутил пятаком, внимательно осмотрел помещение и только после этого вылез полностью.

У Степана отлегло от сердца. Журналист уже решил было, что бес, которому он симпатизировал, исчез навсегда, прибитый штурмовиками.

— Слышал, о чем тут речь шла? — спросила тетя Эмма у Генагога.

— Урывками, но суть уловил, — ответил он. — Помочь, увы, ничем не могу. В арсенале отрядов оперативного реагирования бесов внеземного оружия нет. Одни трезубцы да серные мины. Ну и лягаемся мы больно, это даже в местной прессе отметили.

— Зашибись, — с облегчением выдохнул Мох за дверью.

Генагог нахмурился и громко выкрикнул в сторону спальни:

— Между прочим, мне очень хочется кое-кому натереть лысый череп столярной шкуркой! Позер и тиран!

— Если кому-то, конечно, интересно, — сообщил Мох из-за двери, — сдаваться я не собираюсь. А скоро Смерть придет, и тогда кранты вам всем.

— Да мы поняли уже, — зевнула тетя Эмма. — Сиди там пока, думай о вечном.

— И не подумаю! — внезапно вскинулся Мох, и из-за двери донесся стук каблуков. Видимо, на нервах он принялся расхаживать туда-сюда.

— Можешь не думать, твое дело, — буднично согласилась горгулья. — Главное, займись чем-нибудь и не мешай соображать другим.

— А чего там соображать, — язвительно донеслось из-за двери. — Сказано же: ни одно оружие планеты это заколдованное дерево не возьмет. Так что ни вы меня, ни я вас. Как там это называется по-умному: пат, что ли?

— Это называется: тебе конец, жертва катаклизма!

Степан вздрогнул. Уверенный голос с хрипотцой он узнал бы среди сотен других, среди тысяч. Боясь поверить собственным ушам, журналист обернулся.

На подоконнике стоял Кулио. Лучи заходящего солнца пробивались через разбитое окно и подсвечивали его фигуру. Вид у шефа был крайне помпезный.

— Яб-ба… — родил, наконец, Куклюмбер.

Кулио постоял еще немного в той же позе, явно наслаждаясь произведенным эффектом, затем легко спрыгнул с подоконника и повернулся к двери в спальню. Вкрадчиво сказал:

— Ку-ку. Заперся?

— Наглухо, — подтвердила тетя Эмма. Смущенно добавила: — Ты бы… кхе-кхе… поздоровался, что ли, для начала, щеголь.

— Привет, теть Эмм, — подмигнул Кулио.

— Вискарь будешь?

— Пригублю.

Кулио подхватил из ее когтей бутылку и смочил губы.

— Я… б-ба… — снова выдавил Куклюмбер. — Я… б-балдею.

— Кулио! — воскликнул Степан и собрался обнять шефа, но бобер придержал его лапой.

Степан непонимающе посмотрел на Куклюмбера.

— Да ты чего? — громким шепотом сказал тот. — Забыл, как этот блудный космонавт нас кинул?

Горделивая осанка Кулио пропала. Он ссутулился и сунул руки в карманы, сделав вид, что не слышал бобровых реплик.

— Докладывай, где шлялся, — подбодрила его тетя Эмма, покровительственно почесав Куклюмбера за ухом.

— Только учти, что верить мы тебе будем очень не сразу, — ввинтил бобер, немного оттаявший под нежными когтями главкома.

Кулио совсем сник. Вздохнул и вымолвил:

— Простите меня.

Уперся взглядом в поцарапанный паркет.

— Да конечно прощ… — начал было Степан, но Куклюмбер толкнул его лапой в ногу.

— Это всё? — язвительно поинтересовался бобер у бывшего хозяина. — Куда же делось твое хваленое красноречие? На какой из планет ты его оставил, а? Или, может, ты потерял его тогда, в кафе? Вместе с совестью?

Повисла тишина, рвущая нервы почище пушечной канонады. Через несколько секунд за дверью шмыгнул носом Мох.

— Давай уж, — махнула крылом тетя Эмма. — Расскажи, какой ты подлец и негодяй.

— Это и так все знают, — не унимался Куклюмбер. — Но ты все равно говори: слушать такое — сплошное удовольствие.

Горгульи-штурмовики заклекотали.

— Простите меня, — еще тише повторил Кулио. — Я был полным идиотом. Я даже не знаю, как еще себя назвать…

— Подсказать? — услужливо вставил бобер.

— А может, это была темная магия Шу? Он мне в последнее время постоянно какие-то таблетки в щи подбрасывал, — поднял голову Кулио.

— Не прикидывайся! Антипохмелин он тебе подбрасывал, — разошелся Куклюмбер. — С Шу мы потом разберемся, а ты давай, валяй, дальше самоуничижайся! Мне это как бальзам на душу.

Кулио проглотил и эту обиду. Он собрался сказать что-то еще в свое оправдание, но тут его перебила тетя Эмма:

— Погоди-ка, погоди-ка, касатик… А как, кхе-кхе, ты на окошко забрался-то? Здесь не первый этаж все-таки.

— На гравилете, — ответил Кулио. — Я ж вас спасать прилетел. И Моха заодно поколотить! Как по телику увидал, что замок с этим негодяем штурмуют, так сразу и…

— Ха-ха-ха! — заржал Куклюмбер. — Посмотрите-ка только на него: спасать он нас прилетел! Какое самопожертвование…

— Жало вырву, — оборвал его Кулио, быстро возвращаясь к своему обычному наглому тону. — Я не для того на Землю вернулся, чтобы твою педагогику выслушивать, шкура! Я людей спасать прилетел! Вдуплил?

— О, узнаю старину Кулио, — мудро улыбнулась тетя Эмма. — А то последние пять минут он больше напоминал мне соплю в скафандре.

— Не дождешься, — огрызнулся шеф.

— Шарман, — рассмеялась тетя Эмма.

— На самом деле, — признался Кулио, — ваш прием с некоторой натяжкой можно назвать радушным. Когда я сунулся к Викингу с Киборгом, чуть дрыном по шее не огреб.

— Чуть подробнее расскажи, — попросил Степан, доставая ручку и блокнот, — а то у меня репортаж куцый получится.

Кулио обвел всех присутствующих взглядом и уловил, что от него ждут истории. Не стал выпендриваться.

— Мох, ты там крепко засел? — уточнил он.

— Щипцами не вырвешь, — заверил глава Ордена из-за двери. — Не томи уже, что там было-то?

И Кулио рассказал о том, что с ним произошло после распада Братства.

А Степан, жалея, что Викинг раздолбал его диктофон, законспектировал историю так подробно, как успел…