КАДР ПЯТЫЙ
Бодряки и молоток
— Стоят?
— Стоят.
Прошла минута. Лишь масляный обогреватель своим пощелкиванием нарушал тишину в кабинете Мелкумовой.
— Стоят? — вновь удрученно поинтересовался Феченко, выкладывая на столике замысловатую каббалистическую фигуру из сигарет.
— Стоят, — констатировал Шуров, глянув в окно. — По ноздри уже снегом занесло, а они все плакатиками машут.
— Ну и чудесно. — Двухметровый бородач вдруг шарахнул пепельницей по подлокотнику. — Я скоро сдохну без мяса.
— Оль, принеси ему соевых консервов каких-нибудь, что ли! — нервно покусывая губы, бросила Вика. — Он меня с ума сведет быстрее любого пикета.
— У меня от сои мигрень, — плаксиво заявил Феченко, аккуратно останавливая в дверях Ольгу Панкратову, собравшуюся выполнить просьбу главреда. — Мне мясо нужно.
— Шурова съешь.
— Он костлявый… И брыкаться будет.
Куцый день подходил к концу. Крошечное зимнее солнышко бросало последние лучики сквозь двойные стекла, готовясь слинять за горизонт. Шпиль гостиницы «Украина» поигрывал оранжевыми бликами далеко внизу, временами закрываемый густыми, зловеще подсвеченными клубами дыма — наверное, бодряки опять устроили пожарище на площади Европы. Что на этот раз, интересно, спалили? Огромный муляж С-визора из папье-маше?..
Рысцов вздохнул и плотнее укутался в дубленку. Отопление в здании отключили еще несколько дней назад, и помещения мигом промерзли; хорошо хоть электричество не стали отрубать. Правительству — по фигу. Конечно, у них своих дел хватает…
Движение так называемых бодряков — борцов за бодрость — возникло через неделю после того, как СМИ официально объявили о существовании сшизов. Эти полоумные отчего-то возомнили, что во всех грехах С-пространства виноваты люди, которые годами потешали их, выдумывая небывалые развлечения, программы, шоу и передачи. Уроды. Сначала пугливые были, по углам жались, всякую гадость на стенках домов рисовали и псевдоофициальные писульки в разные инстанции рассылали. А теперь, спустя полтора месяца, освоились и оборзели вконец: вот уже в течение двух суток пикетируют здания всех С-каналов, не позволяя сотрудникам ни войти, ни выйти. И главное, ментам — до лампочки. Им сверху была дана команда сохранять нейтралитет, видите ли. А то, что здесь человецы с голоду сдохнуть могут — это проблемы самих человецев. Хорошо, что вчера на работу заявились только самые настырные и живучие…
Трель мобильника заставила вздрогнуть всех. Валера поднес телефон к уху:
— Да.
— Хрен на, — весело гаркнула трубка голосом Андрона. — Как дела у смелых панфиловцев?
— Чего тебе? — зло спросил Рысцов.
— Да вот думаю, может, вам пару ящиков тушенки сбросить в качестве гуманитарки?
— Отвали, скотина.
— Бравируешь?.. — Петровский сыто посопел. — Ладно, хорош горделиво пузо выпячивать. Там женщины с беременными детьми есть?
Валера покосился на жалобно теребящего бороду Феченко. Хмыкнул:
— Ну да, Есть… одно такое.
— Эвакуировать будем?
— Слушай, Андрон, чего тебе надо?
— Сколько кроме тебя там… панфиловцев?
— Четверо.
— Через полчаса поднимайтесь на крышу, я вертолет пришлю. Надеюсь, там паратруперы ваших бодряков еще не высадились?
— Ты серьезно?
— Собирайте свои манатки…
* * *
Довольно бубня что-то про натуральные белки, Феченко выбрался на засыпанную снегом площадку и поправил вязаную шапку.
— Ну и где твоя служба коно… тьфу!.. киноспасения? — поинтересовался Шуров, осторожно подходя к ограждению и заглядывая вниз.
— Ух ты! Артемий! Почему всего один вопрос? Ты заболел, что ли? — удивилась Вика.
— Замерз, — сердито отрезал худощавый пиарщик.
— Знаете что, коллеги, — неожиданно подала голос Оля. — А давайте плюнем на голову этим бодрякам!
Феченко, не раздумывая, хрюкнул носом, собирая солидную харчу, и выстрелил далеко за парапет. После чего еще сильнее надвинул шапку на уши.
Вика сначала строго фыркнула, а через мгновение громко рассмеялась.
— Ну и леший с ними… — стуча зубами, крикнула она. — Правильно, Ольга! Вот ваши сновидения! Ловите!
Мелкумова засеменила к краю здания и неумело сплюнула, обрызгав Шурова. Тот, в свою очередь, тоже заржал и обнял за плечи Панкратову.
— Давай, идейная вдохновительница расправы над идиотами, — торжественно провозгласил он. — Харкнем залпом!
Ольга радостно забулькала слюной, и они вместе с Артемом плюнули вдаль. Капельки, подсвеченные закатным солнцем, красненькими искорками унеслись прочь.
— Ясно. — Рысцов ошалело смотрел на коллективное безумие сподвижников. — Вы совсем сбрендили…
Шуров уже делал попытки слепить снежок из рыхлого снега, когда издали донесся стрекот вертолета.
Как потерявшиеся полярники, все принялись прыгать и размахивать руками при виде приближающегося геликоптера. Машина описала круг над небоскребом и, зависнув на несколько секунд, плавно опустилась, подняв с крыши настоящее ледяное торнадо. Пятеро задубевших на двадцатиградусном морозе людей буквально засыпались в протопленный салон, отфыркиваясь и растирая носы.
Пилот оглянулся и, удостоверившись, что дверь задраена, поднял брюхатую железную стрекозу в воздух.
* * *
— Актера нужно держать одной рукой за сердце, а другой за яйца, — прогремел Андрон Петровский, подвигав кожей на голове, отчего голубая шляпа ковбойского фасона заерзала в такт словам.
— Я и старался… — вяло отмахнулся низкорослый режиссер Митрий Митин, поправив очки.
— Посмотри на Копельникова! — не унимался белозубый «папа». — Что его в жизни беспокоит? Миокард и гениталии. А почему? Думаешь, из-за предынфарктного состояния или какого-нибудь простатита? Хрен на руль! Все благодаря тому, что я обеими руками крепко ухватил Роденьку за нужные места!
— Не виноват я, что Палин не согласился! — взвился Митин. — Два с четвертью миллиона ему, зажравшемуся кобелю, предлагали…
— Значит, надо было три с четвертью сулить!
— Ага. Тогда б ты первый меня на операторском кране вздернул?
— Тоже верно. — Андрон выгнул правую бровь. — Но ты ищи, ищи. Изобретай методы какие-нибудь новые… Привыкли, дармоеды, шлюшонок халявных драть…
— Да я женат, опомнись! — попытался возразить очкастый режиссер.
Петровский медленно повернулся к нему, навис, как Годзилла над васильком, и, бешено выпучив глаза, по слогам проорал на весь павильон:
— Вер-ни Па-ли-на, муд-ло!
Митина отнесло к горстке техников из его съемочной группы. Он достал салфеточку, затравленно протер линзы и обернулся. Взвизгнул, срывая злость:
— Чего уставились?! Идите аппаратуру в фуры грузите, болваны! Сейчас поедем панораму зимнего Подмосковья делать!
— Мы же сегодня собирались в студии работать… — робко напомнил один из них.
— Сегодня мы будем снимать Подмосковье, — утробным голосом прорычал Митин. — Ночное, неуютное, студеное Подмосковье.
Техники угрюмо потянулись в соседнее помещение готовиться к выезду. Митрий Тимурович всегда был невыносим после втыка от «папы». Но суммы гонораров лечили любые психологические травмы служебного персонала.
— Ого, стойкие оловянные панфиловцы пожаловали! Как самочувствие? — заревел Андрон, пожимая руку появившемуся в дверях Рысцову. — Проходите, проходите! Да тут и дамы!
— Чего это ты разлюбезничался? — подозрительно спросил Валера, оглядывая безупречные зубы гения freak-режиссуры.
— Друзьям же принято помогать! — ответил Петровский, умудряясь при этом подхватить шубы Вики и Оли одновременно. — Польщен визитом, проходите вон по тому коридорчику в мою каморку. Закусим, коньячком погреемся. Меня зовут Андрон!
— Ольга, — чуть смущенно улыбнулась Панкратова. — Я много о вас слышала.
— Ерунда, — барственно отмахнулся «папа». — В основном бравада. А вы, надо полагать, Виктория?
— Можно просто Вика, — сказала Мелкумова, позволяя ему поцеловать ручку.
Рысцов представил Андрону остальных, и все скопом двинулись в хозяйский кабинет. Шуров с интересом оглядывал творческий беспорядок кулуаров киномира, а Феченко старательно распутывал намокшую шевелюру.
— А вы упорные, друзья мои. Я бы даже сказал принципиальные, — сообщил Петровский, распахивая дверь в свои владения. — Прямо борцы за идею… Располагайтесь, места всем хватит! Бар там, возле телевизора. Я сейчас закажу что-нибудь пожевать. Никто не против?
— Нет-нет, — быстро вставил Феченко. — Будьте любезны мясца…
— О, никаких проблем. Баранинки? Или свининки? А может, рыбку погрызем?
— Баранинки бы… — еле слышно буркнул бородатый замредактора по культуре. — Со свининкой.
Рысцов отвел Петровского чуть в сторону и, растерянно потрогав старый шрам над левым ухом, поинтересовался:
— Андрюш, я что-то никак не просеку, где подвох?
— Какой подвох, дружище? — практически натурально возмутился гений freak-режиссуры.
— Этого я и не могу пока понять…
Андрон с хрустом потянулся, перекатив мышцы под свитером, и похлопал Валеру по спине:
— Давай-ка сейчас сядем, пригубим стаканчик-другой «Бифитера» и все обсудим.
— У нас канал в тартарары летит! — поворачиваясь к нему лицом, выпалил Рысцов. — Из помещения выживают в прямом смысле слова, эфир перекрыли, финансы утекают тугим ручьем! Вдобавок еще эти бодряки озверели вконец!.. А ты — «Бифитер» жрать!
— Валера, — не переставая улыбаться, сказал Петровский, — именно об этом я и хотел с вами поговорить. Не сочти меня бессердечной тварью, но я ждал. Ждал, пока останутся самые твердолобые из вас. В данном случае, кстати, это, комплимент. Иди садись, я сейчас жратвы закажу, а то ваш обрусевший Джеймс Хетфилд загнется.
* * *
— …Но это же незаконно, — хмуро сказала Мелкумова, покручивая тонюсенькую сигаретку в пальцах. — Нас буквально через пару дней вычислят.
— Вика, ей-богу, мне иногда кажется, что ваш с виду прогрессивный С-канал живет по меркам коммунизма, — решительно выставив вперед гигантские ладони, провозгласил Андрон. — Я занимаюсь киноиндустрией не первый год. Знаете, что такое закон? Бравада. Чистой воды. Хлыст, которым стегают по гузну немощных, чтобы быдлу спокойнее жилось. Посмотрите вокруг. Где он — этот dura lex sed lex? Чуть паранойя с пресловутыми сшизами показала свой носик из-под воды, как все власть имущие скуксились и стали забрасывать дерьмом вас — дарящих им бескрайний мир С-пространства.
Рысцов сидел чернее тучи. Ополовиненный стакан с джином стоял перед ним, маяча границей между дерзкой явью и мягким опьянением сна. То, что предложил Петровский, было безумством. С другой стороны, произошедшие в последнее время с ним самим события тоже граничили с умопомешательством. Он терялся. Он путал жизни, размеченные зеленым огоньком С-визора. Он никому не мог об этом рассказать.
Он… боялся стать изгоем.
— Реально ли это? Хватит ли сил? Что мы можем сделать впятером? — как обычно, выдал три вопроса Шуров, глядя захмелевшим взором на Андрона.
— Во-первых, вшестером, — поправил Петровский. — А во-вторых, за шестым, то есть за мной, стоит такая мощь, которой ты никогда не видел. Порядок ее исчисления восходит к девяти нулям. В евро. Хватит, чтобы не только построить студию, но и обклеить ее стены крупными банкнотами.
— Называя такие цифры, посвящая нас в ход собственных дел… вы не боитесь, что эта информация уйдет на сторону? — негромко поинтересовался Феченко.
Все повернулись к бородатому исполину. Такого пощечного вопроса от него никто не ожидал. Но Андрон уже спустя секунду понимающе закивал голубой шляпой. И вкрадчиво произнес:
— Я, Дима, не боюсь ничего и никого… Кроме сшизов.
От его тихого голоса по спине Валеры чиркнул стекловидный жгутик озноба.
— И сколько же, по вашим данным, сейчас этих… ненормальных разгуливает? — не унимался Феченко.
— Трудно сказать, сведения противоречивы, — развел руками Петровский. — По официальным сводкам, в России задержаны семь человек. Да это вы и сами, уверен, знаете. Вон Копельников мой под подписку о невыезде и невыходе в С-пространство отпущен, к примеру. А вообще в мире, полагаю, около 90 человек, у нас в стране — 15-20. Плюс нельзя отбрасывать процент латентных сшизов.
— А какова будет концепция канала, который вы хотите помочь нам организовать, целевая аудитория? — встряла наконец в разговор Ольга Панкратова, поправив маленькие очки в золотой оправе.
— Это уже ваша забота, дорогие мои. Вы — профессионалы в этой области.
Мелкумова встала. Глядя в стол, резюмировала:
— Надеюсь, что выражу общее мнение. Уважаемый Андрон, мы в общих чертах уяснили суть данного предложения. Сколько времени вы можете дать на размышление?
Гений freak-режиссуры тоже поднялся, становясь почти на две головы выше Вики:
— Давайте договоримся следующим образом. Вы все занимаетесь своими делами, обдумываете мой вариант. А послезавтра в восемь утра те из вас, кто решит сотрудничать, пусть приходят ко мне на студию. Сюда. Соберите личные вещи, только самое необходимое, остальное — моя забота. Родственникам и друзьям скажите, что уезжаете в длительную командировку куда-нибудь… ну я не знаю… в Танзанию, что будете им периодически позванивать. А те, кто не захочет принимать участия в нашем проекте, живите спокойно, как раньше. Надеюсь, однако, что ни одно слово, произнесенное в этом кабинете сегодня вечером, не покинет его пределов. Таким образом, выбор за вами. Условия приемлемы?
Все согласно кивнули, а Феченко буркнул себе в бороду: «Вполне».
— Вот и отлично, друзья мои! — провозгласил Андрон, щелкая по своей голубой шляпе. — Кстати, если вдруг у кого-то возникнет желание остаться у меня в гостях — милости прошу!
* * *
Ольга уехала к Вике, пригласившей ее переночевать. Феченко, Шуров и Рысцов сели в машину, предложенную Петровским, и попросили водителя отвезти их в «Хард-рок кафе» на Арбате, но на полпути замредактора по культуре передумал и вышел возле «Курской», сославшись на усталость и почечные колики.
Через несколько минут, поблагодарив шофера, Артем с Валерой выбрались на занесенную бураном площадь перед МИДом и неторопливо двинулись в сторону Арбата, кутаясь в дубленки.
Молчали. Размышляли каждый о своем…
С начала этой, черт бы ее побрал, кутерьмы вокруг С-видения прошло чуть больше двух месяцев, а все вокруг уже успело перевернуться с ног на голову. Америка со своими вечными псевдомиротворческими инстинктами и длинным звездно-полосатым носом пыталась навести порядок в С-пространстве, вербуя арестованных за незаконное вмешательство в сценарии сшизов и заставляя их работать на себя, Европа и Китай тоже не щелкали клювом: закрыли доступ в свои С-секторы всем иностранным реципиентам. А вот непредсказуемая Швейцария, наоборот, принялась инвестировать бешеные суммы в раскрутку собственных горнолыжных курортов. В снах, естественно.
Ну а в России, по старой доброй традиции, в считанные недели наступило нечто, напоминающее анархию. Нет, конечно, президент не распускал Думу, правительство в очередном порядке выдумывало все новые законопроекты, силовые структуры и спецслужбы работали в усиленном режиме, но что можно было поделать с растущим количеством бодряков? Они не устраивали бесчинств, не занимались членовредительством или вандализмом… Так, сожгут какой-нибудь символ С-видения или бутафорское чучело Морфея четвертуют где-нибудь прилюдно. В государственных масштабах — ерунда. Но количество каналов, транслирующих С-формат, снизилось практически на порядок, а вот число людей, готовых платить бабки за их просмотр, как ни странно, возросло. Наступало состояние «холодной войны», где власть мудро отошла приставными шагами в сторонку, бочком так, бочком, и приняла четко нейтральную позицию. Силы же народа тихонечко, но неукротимо сосредотачивались в двух лагерях: сторонников прогресса С-пространства и бодряков. Первые утверждали, что возникновение феномена сшизов — это лишь очередной виток развития перспективной отрасли индустрии развлечений, после которой С-видение выйдет на новую ступень и потащит за собой все человечество. Вторые упорно предсказывали изысканную версию конца света. Противостояние этих радикальных групп в основном не доходило до открытых столкновений, ограничиваясь взаимными плевками и угрозами, и потому с каждым днем становилось все опаснее.
Меж тем виновники всего сыр-бора — сшизы — вообще оказались в подвешенном состоянии. С одной стороны, официально они были вне закона, то есть людям, обнаружившим у себя какие-либо отклонения, предписывалось добровольно обратиться в СКС — Службу Контроля Сна при ФСБ РФ. Там они должны были встать на учет, пройти специальное тестирование, по результатам которого им присваивалась категория заболевания синдромом Макушика — от первой, самой сильной, которая пока ни разу не была зарегистрирована, до десятой, обладатели коей едва могли отступить от сценарных рамок и то после пробуждения выглядели так, словно всю ночь таскали на горбу бульдозер. После чего волонтеры, по задумке, подписывали соглашение, в соответствии с которым принимали на себя обязательства не пользоваться услугами С-видения. Понятно, что таких идиотов, за мизерным исключением, не было. С другой стороны, наказание за выявление способностей сшиза без факта нанесения человеком сколько-нибудь значимого вреда для С-пространства и обыкновенных его посетителей предусматривало лишь небольшой штраф и принудительное лишение пользования услугами С-видения. А что еще мог выдумать Минюст? Не расстреливать же, в самом деле, людей за то, что они не такие, как все?.. Тем более что за все это время имел место только один действительно серьезный инцидент, когда какой-то психопат из Дагестана взорвал себя в С-пространстве прямо возле Кремля. Около тридцати даже не успевших толком испугаться реципиентов вышвырнуло сэйф-системой в явь, а самого горе-ваххабита буквально через десять минут федералы накрыли на подмосковной даче возле Жуковского в состоянии глубокого шока. Ему были предъявлены обвинения по статье 205 УК РФ «Терроризм» и по 105-й «Умышленное убийство». Но в Верховный суд тут же поступила апелляция ввиду отсутствия состава преступления. Ведь в реальности никто не пострадал. Тяжба затянулась, и сейчас Дума рассматривала несколько проектов законов «О преступлениях в С-пространстве», что вызывало явное неодобрение профессиональных юристов и смешанные реакции руководителей бодряков…
Государство запутывалось все больше. Народ понимал все меньше. С-каналы вымирали один за другим, а желающих воспользоваться их услугами только прибавлялось. Ситуация накалилась до предела. Политологи, аналитики, политтехнологи и С-психологи предсказывали черт-те что. Одно предсказание было другого краше: массовый С-психоз, смена государственного строя, даже гражданская война и дестабилизация мировой экономики…
К слову, об экономике. Котировка акций С-каналов на мировом фондовом рынке вела себя крайне безобразно. То их цена падала до плинтуса, то взлетала в поднебесье, и никто не мог ничего с этим поделать: всякий новый прогноз, как правило, себя не оправдывал. Такой нестабильности на крупнейших биржах не было, пожалуй, никогда за всю историю их существования. Ситуация усугублялась тем, что многие государства полностью ушли в кокон и блокировали свои внутренние рынки для иностранных инвестиций. Например, из Японии не было никаких достоверных вестей уже около месяца, она полностью закрыла въезд на свою территорию журналистам и возвела вокруг себя стену так называемого «информационного нуля».
Некоторые люди наживали на «гулянии» котировок невообразимые богатства, а другие теряли все до последней квартиры, машины и любовницы. Ходили слухи, что кое-кто из миллиардеров приглашал к себе на работу способных сшизов и те за огромное вознаграждение выполняли разного рода заказы в С-пространстве. Но это пока оставалось на уровне сплетен и баек, потому как поймать таких профи еще никому не удавалось. А если вдруг и получалось выудить одного — двух, то огласке эти случаи, бесспорно, не предавались. Возможно, спецслужбы просто-напросто ставили этих ловкачей перед необходимостью работать на государство…
— Ты куда собрался? — окликнул Шуров Валеру, заставив того вздрогнуть и оторваться от своих невеселых мыслей.
— Я… — Рысцов огляделся и понял, что прошел мимо «Хард-рок кафе». — Задумался малость.
— Ну пойдем, пойдем, — улыбнулся Артем, поднимаясь на крыльцо. — Нужно развеяться. Я не знаю… давай с девчонками молодыми познакомимся, что ли?
— Думаешь, стоит? Может, просто напиться? Светлые химеры им не разрушим? — гнусно осклабившись, съерничал Рысцов, стряхивая хлопья снега с воротника.
— Как бы нам чего не разрушили… старпер нашелся.
В холле кафе было шумно и бестолково, как в любом заведении подобного рода. Приятели прошли на второй этаж и заняли каким-то чудом оставшийся свободным столик в дальнем от сцены углу. Потрясая сугробами дубленок, они разоблачились и с одновременным выдохом сели. Музыка пока не громыхала — видимо, у выступающих групп был пересменок.
Официантка попалась понятливая и не стала надоедать, нависая над душой, а лишь с устало-миловидной улыбкой положила на столик два меню и ретировалась, качнув бедрами.
— Так, — протянул Артем, пристально изучая строки под заголовком «Пиво». — Эрзац, эрзац… Сплошной эрзац.
— Чего? — Рысцов с тревогой глянул на него и грубо уточнил. В рифму.
— Темнота! — заржав, выдавил Шуров, — Эрзац — это синоним слова «суррогат». Так вот, пиво тут — полный эрзац. Стало быть, поступило предложение…
— Ясно. Пить водку, — закончил за него Валера.
Шуров отложил меню в сторону и глубокомысленно подытожил:
— Приятно иметь дело с человеком, который умеет обойтись без дискуссий. Последнее, между прочим, искусство.
— Ясно, — снова неопределенно сказал Рысцов.
Через минуту вернулась устало-улыбчивая официантка. Они заказали графин «Финляндии» — как ни странно, за все годы существования этой марки производители не скурвились и продолжали гнать более чем приемлемый продукт, — два салата «Цезарь» с курицей, банку моченых огурцов и томатный сок.
— Только огурчики принесите именно в банке, — поучительно подняв палец, наказал Шуров девушке. — Желательно в трехлитровой. И не какие-нибудь там маринованные «маде ин Булгариа», а моченые. По-английски это звучит: pickled cucumbers, — зачем-то перевел он.
— Андрон бы сейчас сказал, что ты бравируешь, — усмехнулся Рысцов, когда официантка ушла выполнять их извращенные прихоти.
— Кстати, об Андроне… — сказал Артем, разглаживая черные волосы и поправляя пробор. — Что ты думаешь насчет его затеи? Реально? Согласишься?
Бросив на стол сдавленную в недрах кармана джинсов пачку дешевого «Союза-Аполлона», Валера насупился. Пожевал губами и попросил:
— Я вот что предлагаю: давай сегодня не будем эту тему трогать… Тем, ей-богу, так надоело все! В печенках сидит! Давай завтра поговорим, а?
— Завтра?.. — мерзопакостно скривился Артем. — Лично я не далее как сегодня собираюсь налакаться и обтрахаться до такой степени, чтобы завтра ощутить всю прелесть моторной афазии. Хотя бы в течение первой половины дня. Но идею забить нынче большой костыль на данную тему — одобряю… Боже мой, Валерий Степанович, что ты за экскременты куришь… Хочешь, сто евро на сигареты подарю? А сто десять? Или… двести?
Рысцов сверкнул зажигалкой, затянулся. С наслаждением просипел:
— «Аполлон» я курил, еще когда в органах работал. Ностальгия временами прошибает. А евры оставь себе. На шлюх.
— Ну ты и животное, — презрительно сморщился Шуров. — Я же хочу честной любви, а не продажного секса.
Валера прыснул со смеху и нечаянно обдал тугой вонючей струей дыма подошедшую официантку, отчего бедняжка чуть не выронила поднос.
— Извините, пожалуйста… — подняв красные от неспокойного сна глаза на симпатичную девушку, сказал, он. Ткнул пальцем в Шурова и, давясь очередным приступом хохота, выцедил: — Он захотел честной любви…
— Что-нибудь еще? — не реагируя на паясничание клиента, уточнила она.
— Нет-нет, спасибо, — страшным голосом сказал Артем. — Быть может, только пулемет «Вулкан» с заряженной лентой…
Официантка вежливо кивнула, давая понять, что оценила блестящий юмор молодых людей, и вильнула бедрами, исчезая за спиной неуверенно танцующего посетителя, которому не было абсолютно никакого дела, что музыка еще не звучит.
Шуров разлил по первой, трагически поджав губы и всем видом показывая другу, что до сих пор считает его животным.
— Ладно, Тема, — Рысцов перестал лыбиться и поднял стопку, — за сны.
Артем вздохнул, тоже взялся тремя пальцами за стекло, стирая испарину. И тихо подтвердил тост:
— За сны…
Сцена разразилась оглушительным вступлением ударника, предвещая долгий и тяжелый рок…
— Глянь, какие цыпы-ляли! — насытившись, Шуров мотнул головой в сторону столика, за которым студентки пили шампанское и хохотали над чем-то своим. Курс второй, не выше.
— Педофил, — откликнулся Валера, выковыривая сухарик с чесноком из дебрей листьев салата.
— А ты — болван, — сказал Артем, наполняя стопки. — В такие годы девушки только кажутся недотрогами, строят из себя целомудренных… А затащишь в постель, она тебя ногами задушит, оседлает и поскачет до утра. Главная опасность среди них — лесбы. Сами мужиков терпеть не могут и подружкам мозги компостируют. Несут шовинизм в массы, дуры.
Приятели выпили по третьей и извлекли из банки полдюжины ароматных огурцов. Рысцов нацепил один на вилку, понюхал пупырчатый бок овоща и с удовольствием захрустел, покосившись в сторону молоденьких «цып-ляль». Пятеро. По мордашкам трое кое-как вытягивают на четверку с минусом, одна вовсе не удалась — прыщавость, заметная даже в переливах светомузыки, заслуживает лишь «гуся». А вот последняя мадамочка — на твердую пятерку: кожа чистая, губки пистолетиком, в глазах — о чудо! — мелькает зародыш интеллекта. Да и одета вроде бы со вкусом.
— Ого-го! Что-то я почувствовал, как ты заблагоухал тестостероном… — вкрадчиво сообщил Шуров, нагибаясь к уху Валеры. — Прямо в нос благовоние бьет.
— Идиот! — рассмеялся Рысцов.
Выпив четвертую рюмку, приятели с удивлением обнаружили, что графин пуст. Причин могло быть две: либо сосуд слишком мал, либо стопки велики. А вывод напрашивался только один: нужно было заказать еще.
— Я мигом. — Шуров бодро вскочил и скрылся за танцующей компанией.
— Тут же официанты есть… — запоздало сказал Рысцов ему вслед.
Хмель ласково погладил по обоим полушариям мозга, и Валера выбил из пачки очередную сигарету. «Ничего это не экскременты», — понюхав фильтр, пробубнил он вслух и прикурил.
Мысли немного смешались, и среди этой сутолоки случайных размышлений стали все чаще попадаться типы без пригласительного билета. Они, каким-то образом миновав контроль, растворялись в толпе и темными пятнами бродили из одного конца черепа в другой, изредка пугая обычных его посетителей. Эти мысли пришли оттуда, из мира снов. Они и сами были снами — непохожими на остальных, чужими, полупрозрачными, подчас молчаливыми до омерзения…
Пепел упал на вторую фалангу большого пальца. Рысцов матюгнулся и машинально всплеснул рукой. Но боли не было, ведь это — лишь столбик остывшего пепла… Черт, нервы…
Шуров, немыслимым образом прижав локтем к боку новый запотевший графин, покачивал черной челкой, улыбался и усердно проповедовал что-то пятерым студенткам. Судя по их горящим глазкам и смущенному хихиканью, проповедь была с толикой похабности. Ловелас чертов! Ведь только за водкой собирался!
Артем наконец закончил говорить, повернулся и бесцеремонно показал пальцем на Валеру. Девушки разом повернули головки за его указующим перстом и с интересом уставились на объект демонстрирования, заулыбались, задвигали плечиками.
— Ты что им наплел? — сердито спросил Рысцов, когда гонец за спиртным вернулся на свое место.
— Ничего особенного… — отмахнулся Шуров, выдирая стеклянную крышечку и булькая по стопкам. — Я их пригласил к нам за столик. Они сейчас носики попудрят и придут.
— Ясно. — Валера обреченно опрокинул рюмку себе в глотку.
— Только я тебя умоляю, не кури эту гадость при дамах!
— Да что вы, что вы! Исключительно кальян с мальдивскими глюкогенами!..
Через минуту, перешептываясь и подталкивая друг друга, студентки подошли к их столику. Правда, всего трое — та, что по оценочной шкале Рысцова тянула на пятерку, и пара четверок. Что ж, не худший вариант, в конце концов…
— Привет, — сказала «пятерка», одергивая темно-коричневый свитерок. — Нас Артем пригласил.
— Присаживайтесь, конечно. — Валера встал и неуклюже пододвинул стулья. — Давайте знакомиться.
— Меня Настя зовут.
— А меня…
— Я знаю — Валера. Артем про вас уже рассказал. Рысцов резанул злобным взглядом поперек лица приятеля и убрал «Союз-Аполлон» в карман. «Четверки» оказались Милой и Наташей. Они сели и принялись попивать принесенные с собой коктейли, не прекращая хихикать и перешептываться.
— Скажите, вот вы работали стриптизером в Амстердаме, — положив подбородок на ладошки, поинтересовалась Настя. — В современной Европе сейчас многое изменилось? Ну, после того, как вся эта абракадабра с С-видением началась?
— Я не работал стриптизером, — выцедил Валера, пиная под столом Шурова. — Меньше слушайте этого… болтуна.
— Зря вы скромничаете, — хитро прищурившись, сказала Настя. — Я считаю, что нельзя стыдиться своей профессии.
— Я и не стыжусь. Только вот стриптизером никогда не доводилось быть.
Девушка сложила губы пистолетиком и вдруг рассмеялась. Без издевки, открыто и заразительно.
— Ну не хотите рассказывать и не надо! — сказала она. — А вы тут водку пьете, да?
— Вроде того, — набычившись, ответил Рысцов.
— Фу, ну ты и бука… — Настя жеманно сморщила носик. — Нальешь?
Это терпкое «ты», как ни странно, приятно защекотало его где-то в районе солнечного сплетения, и Валера, беспардонно взяв шуровскую рюмку, наполнил ее до краев. Вот так, назло всем.
— О, как щедро!
— За что пить будем? — спросил он.
— А за что предложишь?
— Просто так можно? А то всякая банальщина типа «за знакомство» надоела!
— Давай!
Они чокнулись и выпили. Шуров удивленно уставился на Рысцова, а Наташа с Милой привычно захихикали, посасывая свои коктейли.
— Еще? — предложил Валера, глядя только на миловидную визави.
— Еще. — Глазки у Насти заблестели, щеки порозовели.
Чокнулись. Выпили.
— Пригласишь меня на медленный танец? — прокашлявшись, поинтересовалась она.
— Приглашу, — не раздумывая, выпалил он.
— Так в чем дело?..
Рысцов вдруг сквозь подступившую смесь возбуждения и опьянения осознал, что музыканты сейчас как раз играют медленную композицию. С шумом отодвинув стул, он схватил вскрикнувшую Настю за руку и привлек к себе. Сброшенная неловким движением вилка чуть было не воткнулась Артему в ботинок. Скрипучее ругательство осталось где-то в стороне…
— Стриптизер, тоже мне… — прошептала девушка на ухо Валере, чувствуя, как его руки крепко сдавили ей бедра.
«Такой можно даже и пятерку с плюсом поставить», — подумал он, вдыхая приятный аромат духов, смешанный с запахом молодой самки, который нельзя спутать ни с чем иным.
— Ты учишься? — спросил Рысцов, чтобы не молчать, как кретин.
— Да, — чуть отстраняясь, ответила Настя. — В кульке.
— Это что за такое? — нетрезво скуксившись, осведомился Валера.
— Университет культуры и искусств, темнота!
— Вон оно как бывает…
Губы девушки ответили на поцелуй мгновенно, и страстная парочка даже остановилась, чтобы посмаковать приятное обоим ощущение первой близости. Башня у Рысцова неторопливо и целенаправленно перекашивалась.
— Поехали ко мне, — сипло сказал он, оторвавшись наконец от теплых Настиных губ.
— Я… не могу… — запинаясь, ответила она. — Девчонкам обещала, что с ними сегодня побуду. Стипуху отмечаем…
— Ну так бери своих девчонок, и поехали! Я здесь недалеко живу! — громко прошептал Валера, отпуская ее и разворачиваясь к столу.
Он наполнил стопки и сунул одну из них ей в руку, нечаянно плеснув на свитерок. Нахмурился и принялся стряхивать капли, чувствуя под пальцами полнейшее отсутствие лифчика.
Выпили…
* * *
Перед тем как покинуть кафе, Шуров, стреляя короткими очередями по три вопроса, долго выяснял у официантки, почему в представленном счете салат «Цезарь» и кусочки курицы находятся в разных строчках? В конце концов наглец показал ей язык, оставил гору чаевых и, чуть не опрокинув вешалку с ворохом чужой одежды, высыпался наружу вслед за остальными, нецензурно понося беспощадный декабрьский мороз.
— Вал-лера, — кося одним глазом, обратился он к другу. — Нам противопоказано долго находиться в условиях минус-совой температуры… Это может отрицательно с-сказаться на состоянии отрезвения… То есть… э-э… опьян-нения.
— Правильно, — уважительно мотнул головой Рысцов, придерживаясь одной рукой за Настю, а второй делая попытки извлечь пачку «Аполлона». — Машину лови. Девушки-красавицы, пользяюсь… пользуясь случаем, имею непреодолимое желание пригласить всех к себе на вечерний чай.
— Спасибо, Валерий, — сказала пухленькая Наташа, деликатно снимая с себя Артема. — Нам пора, к сессии готовиться надо.
— Ой-ой-ой… — гадко пропищал Шуров, балансируя руками. — У нас, между прочим, тоже дел по горло! Но находим, между прочим, время расслабиться с божьей помощью… Меж-жду прочим…
— Настя, пойдем, — неуверенно тронула подругу за плечо Мила, самая трезвая из присутствующих.
— Да ладно тебе, — расплывчато отозвалась Настя. — Завтра все равно к третьей паре только…
— Ну я даже не знаю… — с напускной задумчивостью проговорила Наташа.
Эта йота сомнения в ее голосе послужила для приятелей сигналом, словно выстрел из стартового пистолета. Артем тут же бросился ловить машину, а Рысцов зашептал что-то невнятное Насте на ушко, пьяно ухмыляясь.
Заплатив таксисту втройне, Шуров уговорил шофера везти всех сразу, но Мила решительно отказалась, и поэтому в «Волгу» пришлось утрамбовываться всего лишь вшестером, По дороге Артем решительно попросил остановиться возле супермаркета «Седьмой континент» и уже через несколько минут впихнул в салон три пакета с выпивкой и закуской. Рысцов, посадив — если, конечно, такую конфигурацию тела можно окрестить подобным деепричастием — Настю к себе на колени, вероломно проник к ней под свитер и принялся изучать студенческие прелести. Рядом сопели, сплющившись, прыщавая Леля и не шибко разговорчивая Катя. Шуров же с довольно габаритной Наташей неизвестным науке способом уместились на переднем сиденье…
— Вот это шарлам-балам… — только и смогла промолвить консьержка тетя Люба, глядя на процессию во главе с Рысцовым, втянутую с улицы теплым воздухом подъезда.
— Теть Люб, все будет отлично. Без эксцессов, — успокоил ее Валера, вваливаясь в застекленную будочку и пытаясь обнять офигевшую старуху.
— Иди, Валерий Степанович, господь с тобой! — брезгливо отмахнулась она от облака перегара. — А с виду такой милый…
— Так, передовикак… э-э… пе-ре-до-ви-кам производства — презент от партии! — зычно провозгласил Шуров, вручая тете Любе сломанную в трех местах шоколадку. Он приложил указательный палец к раскрасневшемуся носу и заговорщицки добавил: — Только тс-с-с.
В квартире Рысцов, то и дело вскидывая брови и хмурясь, попытался навести порядок. Но хмель уже цепко держал его за мозг, размазывая координацию опорно-двигательного аппарата и понижая точность хватательных процессов, поэтому экспресс-уборка закончилась после первой расколоченной вдребезги чашки и просыпанного на пол сахара.
— Комната у меня одна, поэтому спать будем по очереди, — топорно пошутил Валера и, заметив, что никому, кроме него, не смешно, добавил: — Зато кухня большая. Но микроволновка не работает… Что ты там набрал, Тема?
— Ну, здесь… — Шуров, путаясь в целлофанках, рылся в пакетах. Наконец он торжествующе извлек литровую бутыль и громогласно объявил: — Водка!
— А что-нибудь полегче найдется? — проворковала Наташа.
— Неженка? Выпендриваешься? Шампусик подойдет? — спросил Артем, щипая ее за попу.
Девушка завизжала и отшлепала негодника по блудливым рукам. Катя с Лелей уже колдовали возле плиты — после коммунальной кухни общаги с заляпанными томатной пастой и кровью стенами здесь они почувствовали себя в раю. Настя юркнула в ванную, обозвав Рысцова «гнусным развратником» и наотрез отказавшись взять его с собой. Через минуту оттуда послышался шелест воды и довольное фырканье.
Валера четко решил, что приготовление пищи никоим образом не может состояться без употребления «по маленькой» и, не встретив протеста, разлил в железные стопки, щедро окропив не первой свежести скатерть. Девушки согласились, что для начала можно и водочки пригубить, и дружно звякнули, чокаясь. После этого Шуров, изодрав пальцы, откупорил шампанское и без лишних комментариев приложился прямо из горла. Процедуру повторили Наташка с Лелей, а педантичная Катя молча налила себе в фужер.
Рысцов нетвердой поступью проследовал в комнату и, раскидав стопку дисков, нашел что-то нейтрально-танцевальное… Хлопнули еще по стопке, и Шуров, скинув с себя рубашку, принялся танцевать. Пламенное поглаживание собственной волосатой груди и хаотичное разбрасывание в разные стороны всех конечностей танцем можно было окрестить, конечно, с большой натяжкой, но Наташа тут же осоловело повела глазами и присоединилась, прихлопывая себя по внушительным ягодицам. Леля с Катей зашептались о чем-то, снова заняв стратегическую позицию у плиты. Закурили.
Угрюмо покосившись на запертую дверь ванной, Рысцов уселся на табурет и махом ополовинил оставшийся объем водки. Его передернуло, из глаз брызнули слезы. Нашарив упаковку крабовых палочек, он разорвал полиэтилен и затолкал в рот сразу четыре штуки. Прожевывая красно-белое мясо, почувствовал, как жжение в горле утихает, а шум в черепе становится все сильнее, компетентно сообщая, что чрезмерное употребление все-таки вредит…
Размноженная физиономия Шурова мелькала по всей кухне, задорно кривя рот и выкрикивая: «Эх, На-таха, поддай ж-жару!» Казалось, даже стены раздвинулись, освободив дополнительное пространство для танца живота, к которому вскоре присоединились и Леля с Катей. Почему-то приторно запахло марихуаной, и видимость ухудшилась…
Дальнейшее Валера помнил дырявыми кусками, каждый последующий из которых становился все более куцым…
Мутный силуэт Насти подходит к нему, замотанный словно мумия во что-то белое и ворсистое. «Полотенце!» — озаренный догадкой, орет Рысцов, сдирает белесую материю с ее тела и торжественно подбрасывает вверх. Силуэт зачем-то разражается воплями, в которых сознание вычленяет нотки негодования, и щека вспыхивает жгучей болью…
…Он обнаруживает, что наг. Сидит посреди комнаты, опершись на то и дело бессильно подламывающиеся руки, и несильно сжимает коленями Настину голову… внизу живота — неторопливо гаснет очень приятное ощущение…
…что-то холодное врезается в затылок. Хочется выругаться и прекратить это, но язык не повинуется ему и совершенно нет сил. Перед глазами концентрическими кругами расплываются какие-то радужные волны — из темного пятна по светлой поверхности. На секунду приходит понимание, что это сток ванной, размеченный на четыре части пластмассовым перекрестьем… Где-то в отдалении слышится хлопок закрывающейся двери, и этот противный звук отдается в желудке, заставляя его вывернуться омерзительным потоком…
…праздничные пузырьки смешно лопаются на голом предплечье… Рядом — переплетение тел, в котором видны три женские груди и черная шевелюра с пробором посередине… из этого бесстыжего клубка торчит рука и поливает Рысцова пивом из двухлитровой баклажки без этикетки…
…дрель. Кто-то хватает его за плечи и зверски дергает. Он просеивает между пальцев воздух в тщетной попытке удержать равновесие и падает…
* * *
Калейдоскоп кошмарных галлюцинаций, полный меняющихся уродливых лиц и оскалов, тихонько сменялся колючими ощущениями реальности…
Рысцов очнулся от невыносимого зуда в шее. Не открывая глаз, повернул голову и застонал от дикой боли — стрельнуло по всему позвоночнику до самого копчика. Он перевернулся на спину и приподнял веки… «ОТК-6524-89» — надпись была выведена черной краской на выпуклом фанерном квадрате. Он снова захлопнул глаза. В голове будто разворачивался танковый корпус, громыхая гусеницами и брызжа во все стороны соляркой… От проплывшего в памяти слова «солярка» Валеру чуть не вырвало, и он глубоко задышал, сдерживая бульканье в пищеводе.
Спустя пять мучительных минут им было выяснено следующее: надпись на фанере принадлежит днищу старого стула, сам он пришел в себя под данным стулом, из одежды на теле присутствуют только носки и розовый бюстгальтер, туго замотанный вокруг левого бицепса, вокруг воняет прокисшим пивом, Шуров лежит неподалеку вперемежку с двумя одеялами и тремя женщинами…
— Ар-г-х… — попытался позвать Рысцов, медленно выбираясь из-под стула. Закашлялся до хрипоты и, прочистив горло, повторил: — Артем…
Ответа не последовало. Он поднялся на ноги, придерживаясь за край журнального столика, замызганного чем-то липким, и осмотрел комнату, старательно фокусируя взгляд.
Такого Валера не видел со дня обмывания своих капитанских погон в ментовке. Да и тогда, помнится, зрелище утреннего разгрома внушало побольше оптимизма… Теперь — лишь скепсис.
На свободных от тел и одежды участках пола стояли граненые стаканы — штук десять, — каждый из которых был украшен компакт-диском с выломанным сектором. На манер дольки лимона. Взяв один из них дрожащими пальцами, он прочел: «Великие композиторы. Более шестнадцати часов музыки». У кого-то нездоровая фантазия, однако… Кресло, заляпанное бурыми пятнами, показывало языки поролона и кренилось на один угол по причине сломанной ножки; системный блок компьютера помигивал красным огоньком и жалобно шуршал кулером блока питания, а отключенный интерфейсный кабель монитора был завязан на узел «булинь»; на кровати отсутствовал матрац, обнажая проломленную в центре деревянную поверхность; неизвестно откуда взявшиеся воздушные шарики разноцветными каплями пристали к потолку, обрамляя люстру, на железном изгибе которой одиноко висел использованный презерватив; возле двери на балкон валялась дешевая гитара явно не местного происхождения. Апофеозом панорамы была коряво выведенная красным маркером надпись на плоском стекле будильника: «Время — по Гринвичу».
Стало быть, в Москве сейчас… два часа дня.
Подойдя к узлу из человеческих туловищ, в середине которого в позе ушуиста-имбецила, по-детски выпятив губы, возлежал Шуров, Рысцов вгляделся в помятые лица. Насти среди них не было. Может, на кухне?..
«Нет уж, — мысленно отогнал он мимолетное желание удостовериться в этом. — Вида кухни я сейчас не вынесу…»
И тут взор Валеры упал на С-визор… точнее — на его труп. Темно-каштанового цвета пластик недавно приобретенной «Соньки» последней модели был буквально раскрошен, обнажая окоченевшие внутренности. Несколько раскуроченных микросхем валялись возле изголовья кровати. Матерь божья! Он же почти четыре штуки стоит!..
Сдерживая нахлынувшую ярость, Рысцов присел на корточки рядом с Шуровым, чуть не блеванув от резкого движения, и тряхнул того за плечо.
— Эй! Подъем! — крикнул он. — Тема, кто С-визор расколотил?
Артем забормотал что-то во сне, пуская пузыри и строя кислые рожи.
— Шуров, твою мать! Вставай! — заорал Валера.
Из-под волосатой руки выглянуло недовольное личико Наташи, хлопнуло короткими ресничками и снова спряталось: Леля, Катя и Артем не отреагировали. Рысцов, чувствуя, что сатанеет, принялся довольно грубо извлекать Шурова из комка плоти и одеял. Тот вначале не подавал признаков жизни, но в какой-то момент вдруг заметался, сноровисто вывернулся из захвата и сел, непонимающе уставившись на озверевшего приятеля.
— Чо? — спустя десять секунд выдавил он, по очереди протерев правым кулаком опухшие глаза.
— Через плечо! — рявкнул Валера. — Кто С-визор мой изуродовал?!
Шуров, все еще слабо контактируя с внешним миром, мотнул головой и, ойкнув от пертурбации мозга в черепе, снова тупо вылупился на Валеру.
— Я сейчас тебе… — Далее Рысцов в абсолютно нелитературной форме перечислил число и степень увечий, которые он готов был нанести другу. Основная их часть затрагивала генитально-половые участки организма.
— Чего ты ругаешься так некрасиво… — борясь с подступающей икотой, промямлил Артем, и в его матово-серых зрачках наконец затеплилось осмысление происходящего. — Ты сам прибор разрушил, придурок…
— Чего?! Да я… — Валера даже задохнулся от гнева, не находя слов.
— Чего-чего! — гнусаво выкрикнул Шуров, совершая замысловатые движения онемевшей левой рукой. — Не знаю, что на тебя нашло… Схватил молоток и давай хреначить! Я насилу инструмент у тебя отобрал, чуть думалки не лишился — это ж надо было так махать! Прямо монах шаолиньский какой-то… — Артем злобно глянул на него исподлобья. — Иди, если не веришь, отпечатки пальцев сними. Я под ванну от греха подальше твою кувалдочку заныкал.
Вот те на. Рысцов обескураженно посмотрел сначала на Шурова, потом на кусочки микросхем возле кровати и наконец на свои ладони… Инстинктивно спрятал их за спину, будто сам испугался. Напрягся, сглотнул, медленно проговорил:
— Я это… действо как-нибудь комментировал?
— Да конечно, жди… — развел руки Шуров, левая все еще плохо его слушалась. — Если б хоть что-то сказал, я мог бы на бесшабашность списать или на шутку нескладную. А то с цементной физией как пошел молотить! Словно вселился кто в тебя! Девки визжат, грохот несусветный! Я, честно говоря, всерьез испугался. С тобой все в порядке? Чего это ты разошелся? Вообще ничего не помнишь?
— Ни черта. Вакуум.
— А, ну тогда ладно. — Артем заметно расслабился и внезапно оглушительно хрюкнул. — Ох ты, епть… Коли ни фига не помнишь, значит, обыкновенная белая горячка. Delirium tremens. He бери в голову, хотя, конечно, за аппарат обидно — дорогой был… У меня один приятель есть, так он однажды нарезался до такой степени, что к нему пришла настоящая, как сам утверждает, белка. Крупная, говорит, такая, с человека ростом. На лыжах, с рюкзаком. И они с этой белкой-переростком полтора часа разговаривали о туризме… Так что ты, получается, еще не безнадежен.
Рысцов попытался пригладить торчащие в разные стороны волосы и тихо сказал:
— Да уж…
— Как ты с Настей-то развлекся? Я тебе говорил, что такие молоденькие — самый сок? Теперь веришь? — шепотом поинтересовался Шуров, косясь на устало посапывающих девушек за своей спиной.
— Да какой там… — досадливо отмахнулся Валера. — Говорю ж, не помню толком ничего.
— Дурень ты, совсем от женщин отвык! — поучительно сказал Шуров, поддевая пальцем бюстгальтер на бицепсе Рысцова. — Кто ж до такого ватерпаса напивается… Э-эх… дружинник.
— Прибраться надо. Чуток. — Валера вдруг напружил щеки, покраснел и прыснул со смеху, заваливаясь на спину. Поборов удушливый спазм в горле и судорожными глотками затолкав обратно опаляющие пищевод всплески желудочного сока, он просипел: — Кажется, Тема, наши студентки опоздали к третьей паре!
