На этот раз Ласкару Долли не повезло. Он продолжал прихварывать, не выходил из дома, больше лежал. Болезнь есть болезнь, ничего не поделаешь.
По утрам он чувствовал себя прекрасно. Сердце билось ровно и сильно, никаких болей. Ласкар вставал, потягивался.
вслушивался в глухое биение сердца. Все в порядке, а что касается небольшой слабости… Ну, это он просто залежался. Со всеми бывает.
Обманувшись, он садился к столу и начинал работать. Проходил час, другой, притаившаяся болезнь потихоньку начинала сжимать сердце. Ласкар бледнел и, виновато улыбаясь, пробирался к постели. Все. Никакой работы. Покой и лекарства. Дела и заботы снова отодвигались, он закрывал глаза и лежал, лежал, стараясь ни о чем не думать.
Стараться, конечно, можно. Например, если считать до тысячи и обратно. Но вот ни о чем не думать просто невозможно.
Чаще всего он думал о своей неладной судьбе и непременно связывал ее с судьбой открытия, сделанного в лаборатории брата.
Теперь уже можно было говорить об открытии: в этот последний месяц Карел и Полина поставили все точки над «и». Проблема решена. Дело за ее практическим выполнением, а если говорить точнее - за ним самим, за его электронным устройством.
Постельный режим никак не устраивал Ласкара. Впрочем, найдется ли хоть один человек, который добровольно согласится на такую вот домашнюю изоляцию? Все планы у него полетели к дьяволу. Уж на что Карел выдержанный человек, но и он едва скрывал досаду. Ведь они уже давно должны были начать сборку кибернетического устройства. Но как ее начнешь, когда главному конструктору и теоретику Ласкару Долли с трудом удается посидеть за письменным столом час-другой в день. Конечно, кое-что делается и за этот час-другой, но поначалу будто бы простой эксперимент разросся и стал настолько значительным, что потребовал новых длительных усилий. Работа урывками никого не устраивала. Вот если бы встать, поехать в лабораторию и с головой уйти в разрешение сложнейших задач! О своем институте он уже и не думал. Только бы помочь брату!..
Рано или поздно он все же встанет. А пока надо довольствоваться тем, что имеешь. Урезанная логика.
В передней раздался звонок. Ласкар оживился.
Это, конечно, Карел. Он обещал сегодня быть. Так и есть, его голос.
С завидной бодростью, розовощекий, улыбчивый, Карел вошел в комнату, пропахшую лекарствами и старыми книгами.
- О, ты выглядишь героем, Ласкар! - выкрикнул он прямо с порога. - Смотри-ка, и не стыдно тебе с такой свежей физиономией продавливать подушки! Куда только смотрит Памела? Тебя можно посылать колоть дрова…
Ласкар прекрасно понимал притворство брата, но ему было приятно слышать такие слова. Может, и впрямь дело идет на поправку. Однако здравый смысл тут же брал свое, Ласкар хмурился и смущенно покашливал.
- Будет, будет тебе. Я-то знаю. Садись, говори, что там у вас.
Карел начал рыться в своей разбухшей папке.
- Купель испытывали снова. Это уже в девятый раз. Все отлично. Мы закончили еще один опыт на кроликах. Помнишь, я тебе обещал? На, смотри. Ты поймешь без пояснений.
Он протянул пачку фотографий.
- Пожалуйста, по порядку. Дата на оборотной стороне.
Глаза Ласкара загорелись любопытством.
- Эдит? - спросил он, посмотрев на первую карточку.
- Она. Накануне эксперимента.
- А это когда? И кто?
- Тоже она. Ты ведь давно не видел се. Я нарочно не показывал. Эдит спустя три месяца после эксперимента.
- Черт возьми, Карел!
- Смотри дальше, - сказал Карел.
- Ну, а здесь тоже Эдит?
- Да.
Он отложил фотографии, закрыл глаза. Снова открыл их, сказал:
- Знаешь, трудно поверить. Молодой крольчонок. За восемь месяцев…
- Вот какая разительная перемена. К сожалению, подобное чудо нас уже не устраивает.
Ласкар не понял. Тогда Карел объяснил подробнее:
- Все дело в темпе жизни. Мы чего-то не доглядели, и жизнь в обратную сторону пошла быстрее, чем хотелось. Крольчиха Эдит за восемь месяцев успела проскочить около трех лет жизни в переводе на нормальную.
Ласкар смотрел на брата во все глаза. До сих пор он об этом не слышал.
- Значит, не только направление, но и темп жизни тоже в руках экспериментатора?
- Это так.
- Ты уверен?
- Почти. - Карел помолчал. - Почти. По скоро появится и полная уверенность.
Ласкар снова зашелестел фотографиями. Вот он, номер девятый. Взлохмаченный старец со слезящимися глазами и унылой мордочкой. Индивидуум па пороге смерти. Сколько ему оставалось жить? Полгода, год? А рядом другое фото. На нем гладкошерстный молодой кролик с живыми блестящими глазками; под его свежей шерстью угадывались тугие напряженные мышцы. Сбоку рукой Полины написано: «Номер девять. Через шесть месяцев после эксперимента».
- Мы его вытащили, можно сказать, с того света, - пояснил Карел, перехватив вопрошающий взгляд Ласкара. - Помнишь, когда случилась ночная тревога? У него уже наметился пикнозис ядер в клетках. А сейчас, как видишь, жив и здоров.
- А этот? - Ласкар взял из пачки новую фотографию.
- Одиннадцатый номер. Наш мучитель. Тогда, па пороге смерти, он прошел дальше своих собратьев, у него па какое-то время уже было парализовано деление клеток. А когда мы его вытащили, он начал жить в обратном направлении со скоростью примерно один к пяти.
На карточке был изображен кролик с глупой мордочкой малыша. Кажется, он только недавно вошел в жизнь. Тело крольчонка покрывал нежный красивый пух. Ласкар перевел взгляд на соседнее фото. Тот же одиннадцатый… Этот старый сморщенный экземпляр!
- Трудно поверить, - шепотом произнес он, сравнивая оба фото.
- Мне самому трудно, - сказал Карел. - И тем не менее…
- Куда приведет животных новая скоростная жизнь?
- Пока не знаю. Вероятно, все же к смерти. Нельзя без конца жить, это очевидно. Маятник качается в обе стороны. Но он остановится.
- Вероятно, много зависит от темпа жизни.
- Это так. Придется поработать. Именно здесь я вижу новую загадку. Она возникла перед нами совсем неожиданно, осложнив всю проблему.
Ласкар положил фотографии и устало лег на подушки. Слишком сильное впечатление. Будь рядом с ним не Карел, а кто-нибудь другой, он никогда бы не поверил. Уж очень все фантастично, неправдоподобно. Но он знал работу от начала до конца, он следил за перипетиями необычного эксперимента несколько лет. Более того, именно он, Ласкар Долли, предложил брату после московского опыта с Зорькой начать работу на ослабленных, подведенных к порогу смерти животных. И вот результат.
Карел и Полина проделали невероятно сложный и трудный эксперимент. Они разработали удивительную схему воздействия на организм, опробовали ее над сотнями животных, прошли через неудачи и срывы и в конце концов подобрались вплотную к главной загадке жизни. Живые кролики свидетельствовали о проникновении в глубь тайны. Исследователи перешагнули через неведомый порог н вошли в дверь, куда до сих пор не мог проникнуть Разум человека. Теперь мысль экспериментатора осветила самый загадочный уголок жизни. Заманчиво й страшно.
Карел собрал и спрятал фотографии. Он встал и, заложив руки за спину, принялся ходить по кабинету. Ласкар лежал в постели серьезный и сосредоточенный.
- Я сделал заказ на партию обезьян, - сказал Карел.
- А не рано?
- Пора. Не могу топтаться на месте.
- Я виноват в промедлении, - печально сказал физик.
Карел не ответил. Если бы у них действовала электронная машина! Последнюю загадку - темп второй жизни, так же как и преодоление рискованного порога между жизнью и смертью, невозможно решить без такой машины. Мозг человека не в силах подметить и зафиксировать мгновенные изменения в организме подопытного животного. А без этого нечего и думать перенести блестящий результат, который достигнут с кроликами, па человеческий организм. Слишком огромный риск!
Вероятно, об этом же думал и Ласкар, молчаливо переживавший свою беспомощность. Как побороть болезнь и преодолеть проклятую слабость, откуда найти силы, чтобы встать, поехать в лабораторию, с головой уйти в работу? Ведь наступает последний раунд. Если они соберут задуманный и теоретически уже решенный электронный вычислитель, впрягут его в работу, тогда… Что тогда, Ласкар не хотел и думать. Но с этим «тогда» он связывал очень много - и судьбу биологической науки, и свою собственную судьбу.
- Пожалуйста, позови сегодня ко мне Антона Сарджи, - попросил Ласкар.
Карел резко остановился.
- Этого я не сделаю.
- Тогда мне придется самому поехать к нему.
Карел подошел и присел на кровать.
- Слушай, ты и так обессилен, зачем еще одно напряжение? Посмотри на себя.
- Когда ты появился, то говорил что-то другое насчет моего вида.
- Прости меня, но я не хочу, чтобы из-за моей бестактности…
- Речь идет о более серьезном, - об открытии необыкновенной важности, о повороте в биологии, а не о нас с тобой.
- Я боюсь за тебя.
- Буду осторожен. Я сделаю самые необходимые указания, и Сарджи примется за сборку. Право же, это не так трудно. Зато мы выиграем время. И когда я подымусь окончательно, половина дела будет уже сделанной.
Карел кусал губы. Он не смотрел на Ласкара.
- Ну?
- Хорошо, я приглашу Сарджи. Если только не будет возражать Памела.
- Я сам поговорю с ней.
Карел положил свою руку на исхудавшую руку брата.
- А когда ты поговоришь с ней о главном?
Задавая этот вопрос, Карел выполнял просьбу
жены. Полина уже несколько раз напоминала ему… Она все время удивлялась, почему Ласкар и Памела не женятся? Ведь уже не было никаких препятствий к этому. Хеллер уехал, даже не попрощавшись, Памела получила от него уведомление о расчете, она осталась в Силурии рядом с любимым человеком. И тем не менее…
- Я говорил не раз.
- Что она?
- Странно, но Памела уходит от прямого ответа. Словно боится. Не знаю, что думать. Она очень изменилась, замкнулась, похудела. Часто отлучается, нервничает. А я не нахожу в себе воли, чтобы потребовать объяснения. Вот так и тянется.
- Она дома?
- Нет, ушла.
- Может быть, попросить Полину?
- Это лишнее.
- Как знаешь.
Памела Гривс сдержала слово, которое дала своему шефу. Уже через два дня после того, как младший Долли вернул Ласкару техническую схему, без которой физик не мог работать, она улучила момент, вытащила документ из стола и в течение нескольких часов переписала его. Положить папку на место было делом совсем уж легким.
Через некоторое время бумаги оказались у Хеллера.
О, как он обрадовался! Как благодарил Памелу! Еще раз поклялся, что не потребует от нее ничего больше, заверил в своей вечной дружбе и даже сказал, что теперь они в расчете: услуга за услугу.
Вскоре он уехал. А Памела мучилась: преступление, совершенное перед близкими ей людьми, не давало покоя. Состояние Памелы можно было определить одним словом: растерянность. Она не знала, как ей дальше жить.
Когда обрадованный Хеллер исчез, она сочла, что победила. Счастье ее осталось при ней. Здоровье Ласкара не пострадало. Не это ли главное, если говорить о жизни? Ведь техническая схема - всего лишь схема. Вряд ли Хеллер сумеет что-либо сделать, он не обладает даром гениальности, как Карел Долли. Задача эта превышает его возможности. Но она не додумала мысль до конца, и это была ее вторая ошибка.
Хеллер действительно скоро понял, что заполучил далеко не все для развития успеха. Конечно, и схемы достаточно, чтобы понять, насколько велики перспективы опыта, который проводит Карел Долли. Кое-что он мог сделать сразу - и не замедлил сделать, поставив у себя в лаборатории сложные эксперименты. Но Хеллеру не было дальше хода, а он хотел, непременно хотел идти по этому пути дальше - так далеко, чтобы оставить позади конкурентов. Для этого нужны были новые сведения. А получить их можно было только через Памелу Гривс.
Сказав «а», она должна была сказать и «б». Болото всегда засасывает. Очень скоро Памела узнала об этом не из теории, а на собственном опыте.
Пришло одно письмо, второе. Их приносили какие-то незнакомые люди. Хеллер сперва просил, а потом стал требовать от Памелы новых сведений, он хотел уточнить детали и уже без всяких уверток предлагал ей вытягивать данные, «нужные для проверки эксперимента», - как писал он в одном из писем.
Памела не ответила на письма. Тогда он пригрозил выслать на имя Ласкара копию украденной схемы. В бешенстве Памела отправила ему письмо с довольно длинным набором таких выражений, которые в литературе в общем-то встречаются очень редко. Хеллер проглотил их и снова вежливо, но твердо попросил «столь необходимые ему сведения».
Затем он начал действовать через своего приятеля пастора в городе Санта-Рок. Святой отец пригласил Памелу к себе.
- Я не хочу неволить вас, дочь моя, - сказал он со скрытой угрозой, - но позвольте мне на правах духовника сказать, что слишком уж часто допускаете вы поступки, порочащие христианина. Нет, нет, выслушайте меня, а уж потом будете возражать. Вы живете с человеком, чья мораль очень далека от христианской веры. Это уже большой грех. Ваше двусмысленное положение стало известным в городе. Не нора ли задуматься над этим?
- Что мне делать, отец? - спросила Памела.
- Может быть, вам лучше уехать. Порвать греховные связи и вернуться на прежнее место в Браварию.
- К кому я поеду? У меня никого там нет. Я лишилась работы…
- Могу заверить, что Ганс Хеллер примет вас с раскрытыми объятиями. Вы нужны ему. Особенно теперь, когда Хеллер налаживает очень серьезные исследования.
- Он ничего не говорил мне… - сказала Памела в полной растерянности.
- Зато беседовал со мной. Вернитесь, сбросьте с себя всю грязь ваших отношений с Долли, порвите любовные связи. И если вы приедете к Хеллеру не с пустыми руками, он сделает для вас все, что в его силах.
«Не с пустыми руками!» Разговор с пастором принес Памеле новые страдания. Она поняла, что духовник, как и Хеллер, требует совершить еще одну подлость и оправдывает ее по-своему.
Памела пыталась отмалчиваться, но скоро она получила еще одно письмо. Хеллер, уже не стесняясь, писал:
«Я жду вас к себе в самое ближайшее время. Все мы будем рады вашему приезду. Надеюсь, вы захватите с собой тщательно переписанные расчеты. Сделать это вам нетрудно. В первую очередь нам надо иметь данные об электронном вычислителе, который конструирует, если я не ошибаюсь, Ласкар Долли. Все материалы у него, то есть у вас под рукой. В случае отказа или задержки, я вынужден буду приехать за расчетами сам. Признаюсь, мне очень не хочется делать вам неприятность, но вы толкаете меня на это».
Никогда еще жизнь Памелы не была такой мучительной.
По утрам она молча перекладывала на столе у Ласкара книги, тетради, записи и никак не могла отделаться от неприятных, страшных мыслей. Бумаги, бумаги, бесконечные бумаги, исписанные формулами и цифрами… Наверное, те самые, что нужны Хеллеру. Без них он не сможет ничего сделать. А с ними? Да, конечно, он наладит работу. И она, Памела Гривс, против своей воли помогает подлецу, предает близких людей, которые приняли ее в свой круг, предает свою любовь. Как это ужасно! Но что делать, если попалась, как муха в паутину…
Ласкар лежал молча, не сводил печально изумленных глаз с Памелы. Ее замкнутость стала уже постоянной. Новое качество, вдруг завладевшее молодой женщиной. Сколько раз он пытался вызвать ее на откровенный разговор! Все напрасно.
Не удержавшись от соблазна, Памела попробовала прочитать листки. Ласкар видел это, ее любопытство было необъяснимым. Наконец он спросил:
- Что там, Памела?
Голос у него был мягкий, добрый.
- Попались па глаза твои записи. Это что за формулы?
- Ты не поймешь. Детали опыта.
Она вдруг повернулась и с каким-то отчаянием тряхнула головой.
- Я не пойму! А может быть, вы с Карелом не хотите, чтобы я поняла? Боитесь меня? Это отвратительно,
Ласкар! Неужели ты не понимаешь, какое оскорбительное чувство - недоверие!
- Что ты, Памела! Кто это не доверяет тебе? Ты все знаешь…
- Я ничего не знаю. Но я хочу, чтобы вы работали быстрей. Слишком уж медленно вы обдумываете свои гипотезы, настолько медленно, что невольно думаешь о дубле: какой-нибудь ловкач перехватит идею…
- Какой-нибудь? Кого ты имеешь в виду?
Она устало отмахнулась.
- Я никого не имею в виду. Я высказала свое мнение - и только.
Этот мимолетно вспыхнувший разговор имел свои последствия. Ласкар впервые почувствовал что-то вроде подозрения. Почему она торопит их? Уж не знает ли Памела что-нибудь о Хеллере? Может быть, он опередил братьев Долли? Но даже в этом Ласкар не видел ничего плохого - пусть окажется впереди Хеллер. Все равно выиграет наука, человечество. Впрочем, как и с каких позиций смотреть? Ведь Хеллер может использовать преимущество и в личных целях. Откуда, собственно, эти мысли о преимуществе? Сам Хеллер ничего не сделает, это он точно знает. Но если ему помогут…
Помогут… Помогут… Есть только один человек - Памела. Но как совместить ее любовь с самым низким предательством - вот этого Ласкар понять не мог хотя бы потому, что сам был глубоко порядочным человеком.
Памела вышла. А Ласкар подумал, что осторожность все-таки не помешает. Может быть, Карел и прав, не доверяя ей. Как скверно! А самое главное - это собственная медлительность. Болезнь, будь она проклята!
Он начал одеваться. К черту постельный режим! Сердце? Если оно не дает ему покоя и в кровати, то какой смысл?.. Все его упрекают - и Карел, и Памела. Они правы. Сейчас только за ним дело. Только за ним!
В соседней комнате послышался густой голос Сарджи. Ну вот, очень кстати.
Сарджи вошел без стука и удивленно остановился у двери.
- Сударь, рад видеть вас за рабочим столом, - прогудел он. - А мне сказали, что вы лежите. Значит, дело на поправку? Очень приятно. Очень рад за вас.
Ласкар пожал протянутую руку.
- У меня серьезное дело для вас, Сарджи.
- Я весь внимание, сударь.
Вошла Памела, с упреком поглядела на Ласкара и села в уголке кабинета. Она не участвовала в разговоре, но этот человек интересовал ее, и Памела стала разглядывать гостя.
Природа имела достаточно времени для того, чтобы отшлифовать мастера и, надо сказать, потрудилась над ним на совесть. Годы сделали с Антоном Сарджи примерно то же, что делают хозяйки с дичью, купленной к обеду: выщипали и соскоблили его старческую голову так, что на ней не осталось решительно ничего, даже пуха. Полированный череп Сарджи, казалось, мог звенеть от легкого прикосновения, а блестел он, словно начищенная каска воина. Время пощадило только одну деталь на лице - это брови. Они были целехоньки и выглядели достаточно свежо, напоминая скорее молодецкие усы. Хозяин их холил и даже красил. На выбритом лице Сарджи черные брови выглядели так же странно, как борода у женщины. Сарджи прекрасно научился командовать своими бровями. Они у него двигались как живые - вверх, вниз, становились под углом друг к другу, и в зависимости от их положения менялось выражение его лица. Брови являлись самой заметной деталью в облике старика.
Лицо Сарджи было несколько вытянуто вперед, оно удивляло своей худобой и поражало какой-то неистребимой энергией. Резец времени выцарапал из-под кожи все мясо до последней унции. Сухой пергамент плотно оклеил кости, вдавился на висках, углубил по сторонам тонкого рта синеватые впадины, заострил нос, который еще больше устремился вперед, придавая лицу человека удивительное сходство с птичьей головой. Во всем этом, если угодно, не было ничего удивительного: Антону Сарджи шел семьдесят восьмой год. Столь почтительный возраст неизбежно накладывает свою страшную печать на человека, и надо только удивляться, как в этом высоком, усохшем до карикатурности костлявом теле все еще сохранялась удивительная энергия и цепкий ум, позволяющие ему до сих пор работать над самыми сложными механизмами.
Глаза мастера по электронным установкам оставались зоркими, быстрыми, они почти скрывались под набрякшими веками, и только вглядевшись, можно было различить их цвет, напоминающий южное небо в жару, когда, опаленное зноем, оно утрачивает свою голубизну и выцветает почти до белизны.
Памела рассматривала старика с каким-то болезненным интересом, скорее как врач. Она удивилась, заметив в этом бренном теле так много энергии, но все еще не могла понять, что полезное способен сделать для Ласкара этот старец.
Ласкар начал разговор издалека, он вспомнил что-то такое о статье Понтекорво в новейшем физическом журнале и никак не мог заставить себя начать говорить о деле, ради которого явился мастер. Сарджи спокойно слушал его и ждал. Брови у него шевелились, глаза пытливо смотрели на собеседника. Карел предупреждал его, что нужно быть осторожным.
Выждав несколько минут, Сарджи сказал:
- Мы с вами преступники, сударь. Сидим в душной комнате, а за стенами дома бушует весна. Кислород буквально заливает весь город, но до пас - увы!- не доходит. Давайте-ка оставим на несколько минут наш деловой разговор, выйдем в сад, прихватим в свои легкие по парочке галлонов озона, а потом вернемся и начнем работать с новыми силами.
Ласкар посмотрел на Памелу. Она кивнула.
- Ты бледен. Раз уж встал, пройдись до беседки, посидите там.
- Вы умная женщина, - сказал Сарджи и приподнял концы бровей, изобразив на лице благородное восхищение.
Особняк старшего Долли с небольшим садиком позади заметно выделялся среди окружающих домов. Он стоял на краю террасы. У границы сада местность обрывалась круто вниз. Отсюда открывался прекрасный вид на море и горы.
Море лежало во всю ширину горизонта и радостно сияло, впитывая в свою бездонную голубизну солнечный свет. На него нельзя было долго смотреть - так ярко и нестерпимо светилось оно. Желтая полоска пляжа окаймляла полукружье бухты, зеленые берега с кружевными плоскими пиниями на утесах брали его в рамку, и вся картина казалась удивительно цветистой, будто была нарисована художником, постигшим тайну неповторимых по колориту красок.
По другую сторону, за зелеными, красными, белыми крышами городских кварталов, за круглыми мавританскими башенками особняков и островерхой готикой храмов очень близко и круто подымались горы. Солнце щедро заливало буковые и дубовые леса, по склонам гор лучи изумрудно светились на ярких полянках, покрытых молодой травой, скользили выше, туда, где в мрачных камнях и в крутобоких ущельях еще лежал грязно-серый снег, последний приют убежавшей зимы. Горы млели под солнцем, на их склонах дрожал синий теплый воздух.
Сквозь жаркое дыхание теплых берегов изредка прорывался влажный аромат моря. Свежая зелень близких кипарисов шелестела, где-то цвел миндаль, и его горьковатый запах щекотал ноздри.
Ласкар дышал глубоко и сильно. Щеки его зарумянились.
Солнце заигрывало даже с голым черепом Сарджи. Старик блаженно потирал сухими холодноватыми пальцами теплый затылок, жмурился и покряхтывал от удовольствия.
Они сели на скамью лицом к морю.
- Итак… - начал Сарджи.
- Нужно собрать сложную машину.
- Я готов.
- Вот начальная схема устройства. Она вам знакома.
Сарджи кивнул:
- Мы собирали примерно такую для главного щита фазотрона. Кажется, это было года три назад.
- Но здесь имеется и нечто новое. Искусственное сердце и легкие.
Сарджи долго разглядывал чертежи. Сказал:
- Без вашей помощи у меня не получится. Очень сложно.
- Начните пока с отдельных узлов. Монтировать окончательно будем вместе. Я очень тороплюсь, Сарджи. Мой брат не может дальше продолжать работу. Тупик.
- Машина для его опытов?
- Вам говорили?
- Карел рассказывал о проблеме вообще. - Сарджи изломал брови, лицо у него сразу приобрело игривое выражение, губы раздвинулись, и он улыбнулся. - Вот если удастся! Еще поживем на этом свете, а? Смотрите, сударь, как хороша наша земля, да еще весной! Чудо… Кому же хочется раньше времени покидать ее?
- Вы поняли меня? - переспросил Ласкар, слишком озабоченный предстоящей работой, чтобы разделять его радости. - Узлы номер два, тридцать три, сто восемь. Их можно начинать немедленно.
- Соберу без задержки, сударь. Когда вас ждать?
- Пока не знаю. Если вам будет непонятна та или иная схема, приходите ко мне, будем решать вместе. Я всегда…
Он осекся. По дорожке шла Памела. Сарджи вздохнул.
- Я принесла тебе накидку, - сказала Памела.- Господин Сарджи одет тепло, а ты… Ветер с моря. Надень, пожалуйста. Вот так.
Она заботливо укутала Долли и, отойдя в сторону, загляделась на далекое море.
Сарджи покачал головой.
- Вам повезло, Ласкар.
- Я тоже так думаю, Сарджи. Идемте. Иначе Памела уведет нас силой. Злоупотреблять кислородом тоже не следует.
Когда они все трое поднялись в дом п Сарджи откланялся, Памела спросила:
- Он согласился?
- Конечно. Завтра я передам ему все материалы.
А она подумала: что ей делать, когда явится Хеллер?..
Позже пришел Карел. Он долго сидел у брата. Памела не знала, о чем они говорили. Но когда биолог ушел, на столе все так же лежала коричневая папка с расчетами.
Ласкар Долли не заметил того, что сделал Карел. Биолог положил в свой портфель листки с расчетами из коричневой папки, а в нее вложил другие - очень похожие, но далеко не те. Необходимая предосторожность - и только. Карел сам передаст Антону Сарджи материал, столь нужный для сборки. А любопытным достаточно и других, фальшивых.
Карел и не подозревал, сколько событий в дальнейшем вызовет этот чисто детективный ход.