Человеческий организм удивительно сложен.

Помимо известных органов, довольно хорошо изученных анатомами, физиологами и практическими деятелями медицины, полагающими, что они проникли в самую суть вещей, поскольку знают роль каждого органа и его функцию, - помимо всего этого, в живых организмах есть нечто такое, что до сих пор ускользает от всевидящего ока науки, и оно, это нечто, может совершенно неожиданно нарушить закономерный ход жизни и поставить в тупик самый светлый медицинский ум.

История врачевания полна подобными неожиданностями.

Относительно здоровый человек вдруг в одно мгновение может проститься с жизнью, и только патологоанатом обнаружит у него серьезное поражение, обычно задолго дающее о себе знать всяческими симптомами. Или наоборот, приговоренный к смерти, обреченный человек начинает, смущая врачей, поправляться и выходит из клиники, чтобы жить, на удивление всем, еще многие-многие годы. Между этими крайними полюсами лежит множество самых удивительных сюрпризов. Какое-нибудь потрясение, незаметное для окружающих, перечеркивает ожидаемый ход событий и заставляет потом говорить о чуде; даже средства вовсе противопоказанные иногда совершают с человеческим организмом казусы, результатом которых оказывается полное обновление.

Медики, обладающие аналитическим умом, заводят при этом речь о волевом импульсе, нервной системе, психофизиологии и о скрытых резервах организма. Помимо всего прочего, такие из ряда вон выходящие факты только подчеркивают скромность наших теперешних познаний в области живого.

Ласкар Долли поправился. Он поднялся с постели вопреки прогнозу таких знающих его врачей, как Полина Долли и Памела Гривс, которые в один голос говорили Карелу, что Ласкар очень и очень плох, что сердце и сосуды у него поражены и трудно рассчитывать на какое-либо серьезное улучшение. Тем более в этом возрасте…

Каким-то нечеловеческим усилием воли он связал в крепкий узел свои расшатанные нервы, словно бы поставил их по стойке «смирно», и организм его, расслабленный и подавленный болезнью, нашел в себе новые силы. Все сразу прошло бесследно - и боли, и слабость, и чувство обреченности, которое, хочешь не хочешь, а пригибает больного к земле.

После того, как Ласкар встал и беседовал в саду с Антоном Сарджи, он больше не ложился в постель. Напряженная работа в течение двух часов, потом разговор с Карелом тоже не помешали ему. Он еще раз, уже с Памелой, выходил в сад и долго сидел на свежем воздухе, чувствуя себя окрепшим и сильным.

А еще через день, уверовав в свои силы, Ласкар отправился в институт. Решительность, написанная на его лице, просто удивляла Памелу. Она сочла за лучшее не нарушать хода событий, только позвонила Полине и попросила ее последить за Ласкаром на работе.

Появление Ласкара Долли в мастерских института вызвало нескрываемую радость мастера и его помощников. Без своего шефа Антон Сарджи чувствовал себя не совсем уверенно. Теперь они могли взяться за сложное дело с полной уверенностью в успехе.

Маленький коллектив ученых и техников, подобранных для работы над электронной машиной, с веселым оживлением продолжал свою деятельность. Ласкар Долли ходил по мастерской, заложив руки за спину, давал точные указания, иногда сам становился на сборку или уходил в свой остекленный со всех сторон кабинет, где и проводил несколько минут в раздумье над решением тех или иных задач. Просветленное и очень довольное лицо шефа являлось лучшим документом о состоянии его здоровья. Он перестал хмуриться, на щеках у него иногда появлялся румянец. В эти дни он забыл вкус нитроглицерина.

Увидев его в институте деятельным и веселым, Карел восторженно поднял вверх руки: теперь дело пойдет!

- Сколько времени займет сборка? - спросил он, подавляя в то же время вполне понятное желание справиться о здоровье брата.

- Месяц. От силы сорок дней,-ответил Ласкар.- Так мы договорились. Если, конечно, я не подведу своих друзей.

Старый Антон Сарджи устало выпрямился. Прогудело его философическое изречение:

- Все зреет во времени, одно проистекает из другого. Прошлое забыто Ласкаром Долли. А от настоящего ниточка тянется в будущее. Мы уже там, сударь, в будущем…

Карел с нескрываемым интересом посмотрел на философа. Какой смысл вложил в эти слова старик с голым черепом?

- Я тебя тоже порадую, - сказал Карел брату.- Три обезьянки прошли через трудный порог довольно успешно. Пожалуй, даже лучше, чем кролики. Полина придумала одно хорошее средство. Ей удалось снять чрезмерную нагрузку с сердца подопытных животных.

Ласкар казался совершенно довольным. Все шло, как и было задумано. Он не задержит развитие опыта, Карел может не сомневаться.

Ближе к вечеру в институт позвонила Памела.

- Ты задерживаешься? - спросила она. - А как самочувствие? Пожалуйста, не уставай. Очень прошу тебя делать перерывы хоть на десять минут ежечасно.

Ласкар довольно бодро сказал:

- Не .напоминай об этом. И не скучай. Все хорошо.

- Когда ты будешь дома? - в голосе Памелы прозвенело странное напряжение. Вероятно, она все-таки нервничала, боялась за него.

Он подумал и ответил:

- Я, пожалуй, поеду ночевать к Карелу. Давно не был у них. Может быть, и ты подъедешь?

Нет, она не могла. Он ехать, конечно, может. Только она просила не утомлять себя. И слушать Полину.

Через минуту она вызвала Ласкара снова. И, запинаясь от волнения, сказала:

- Я отпущу прислугу. Если тебе никто не ответит на звонки, пожалуйста, не волнуйся. Быть может, я выйду погулять.

- Хорошо, хорошо, - растроганно ответил Ласкар. Он еще никак не мог привыкнуть к такой заботе о нем.

Положив трубку, Памела устало опустила руки и расслабленно склонилась на стул. Как трудно лгать! И кому?..

Весь этот разговор был связан с грядущими событиями. Хеллер мог нагрянуть с часу на час. Последнее его письмо было ужасающе дерзким. Он уже не просил, а грозил. Памела знала, что Хеллер способен явиться сюда и рассказать. Почему она сама не может открыться Ласкару? Почему? «Поздно теперь, - глотая слезы, думала она. - Зло непоправимо».

Памела не ошиблась. Хеллер приехал. Он позвонил ей домой и спросил:

- У вас все готово?

Она не ответила. Тогда он сказал:

- Я иду к вам, доктор Гривс.

Поздним вечером братья Долли вышли от Карела и не торопясь двинулись по улице. Дела остались позади. Можно было позволить себе небольшой отдых.

На улицах города цвели каштаны. Крупные белые соцветья, как фонарики, разукрасили кроны деревьев. Ветер набрасывал запах белой акации. Пряные цветы ее свисали из-за решеток ограды. Плоские кроны пиний и острые пики кипарисов не шевелились. Деревья спали. Земля, море, небо - все разнеженно молчало, отходя ко сну. Редкие прохожие шли медленно, беспричинно останавливались и улыбались своим мыслям. Весна…

Карел потихоньку насвистывал песенку. Ласкар шел молча, заложив руки за спину. Он всецело отдался отдыху, - тем немногочисленным минутам жизни, когда ни о чем не думается, а на губах блуждает улыбка.

Они подходили к дому Ласкара. Карел вдруг оборвал пение и спросил:

- Памела не ждет нас?

- Она хотела пойти погулять.

- Может, вернемся?

- Все равно мне надо зайти. Хоть ненадолго. Я забыл книгу, она нужна мне.

В это время дверь открылась и на ступеньках крыльца возникла фигура чужого человека. Под желтым светом фонаря стоял Хеллер.

Карел успел прислониться к забору и увлек за собой Ласкара. Тот еще ничего не заметил. Карел поднес палец к губам: ни звука. Ласкар нахмурился. Роль Пинкертона ему не нравилась.

Хеллер обернулся к дверям. В ту же секунду вышла Памела. У нее в руке был чемоданчик.

Памела прикрыла дверь, свободной рукой поправила шляпку.

- Возьмите, - произнесла она и протянула чемоданчик Хеллеру. - Я сейчас вернусь.

Он проворно принял поклажу и спустился на несколько ступенек вниз. Скоро появилась Памела, заперла двери, несколько секунд постояла в нерешительности.

Потом они быстро пошли по улице.

Ласкар рванулся за ними.

- Тише, - сказал Карел и удержал брата.

- Что происходит? - с плохо скрытым страхом спросил Ласкар и тяжело задышал.

- Она действует смело, - сказал Карел.

- Я не понимаю, что происходит, - повторил Ласкар.

- Немного терпения…

Братья продолжали идти, не теряя из виду Хеллера и Памелу. Они направлялись к вокзалу. Карел вспомнил: поезд в Урдон отправляется в четверть первого. Все ясно, Памела выполнила задание и теперь возвращается восвояси. Бедный Ласкар!

Хеллер не вошел в вокзал. Он остановился возле скамейки на привокзальном сквере. Ласкар и Карел тихо стали за широким кустом жимолости.

- Лучше, если вы сходите за билетами, - сказал Хеллер своей спутнице.

- Хорошо, - покорно согласилась она.

Карел колебался, он не знал, что делать. Обратиться к властям, задержать их? Самое простое… Но ведь тогда возникнет скандал и станут известными факты, которые они скрывают из самых лучших побуждений. И в то же время он понимал, что Памела покидает их не с пустыми руками. Впрочем… Он один знал, что находится в багаже Памелы. Не очень дорогое приобретение, если, конечно, она не опередила его.

В это время Хеллер подозрительно огляделся.

- Подождите, - сказал он Памеле.

Но он не успел сделать и двух шагов.

- Одну минуту, - произнес Карел и вышел из-за куста, отстраняя брата.

Памела стояла, окаменев. Она закрыла лицо. Хеллер отшатнулся, но Карел уже был рядом с ним. Последовал молниеносный удар в челюсть, и Хеллер повалился на подстриженный куст, не успев даже крикнуть. Он тут же вскочил и напрямик, через свежеразделанную клумбу, бросился к вокзалу. Шляпа его осталась лежать на дорожке.

- Мерзавец! - сказал, стиснув зубы, Карел.

Ласкар наступил на шляпу своего бывшего друга, и она сплющилась на сыром песке.

Памела стояла не шевелясь.

Карел резко спросил ее:

- Бежите, сударыня?

Она молчала.

- Вы обокрали нас?

Карел подошел к ней вплотную, но Памела смотрела не на него, а на Ласкара. Она, вероятно, и не слышала Карела, и не видела его.

- Отвечайте! - крикнул Карел.

- Ты шпионка, Памела, - скорее удивленно, чем рассерженно произнес Ласкар. Он еще не верил, не хотел верить. - Как могла ты… После всего…

В темноте никто не заметил, как судорожно дергались ее губы.

Только белело фарфоровое лицо и странно вспыхивали глаза.

- Ласкар… - с трогательной просьбой очень тихо сказала она сквозь слезы. - Ласкар!..

- Что вы украли? - все еще пытаясь вытянуть что-нибудь из Памелы, проговорил Карел. - Схему? Расчеты? Верните их немедленно!

Но он видел, что в руках у нее ничего не было. Чемоданчик исчез вместе с Хеллером.

- Ласкар, прости меня, - едва слышно шептала она. - Я не могла, я не хотела… Прости меня.

- К черту! - крикнул Карел. - Отправляйтесь за своим хозяином, мадам. Вы отработали свои деньги, Хеллер будет доволен вами. Ну!..

Карел едва не ударил ее. Весь дрожа от ярости, он повернулся, крепко взял под руку молчаливого, подавленного брата и пошел вместе с ним прочь.

Памела все стояла.

Карел почувствовал, как нервная дрожь бьет Ласкара. Он крепче сжал его руку.

- Спокойно, Ласкар, спокойно.

Рука брата медленно опустилась в карман, и первая за всю неделю таблетка нитроглицерина исчезла под языком.

- Ко мне? - спросил Карел таким тоном, словно ничего не произошло.

- Домой, - ответил он.

Они больше не говорили о Памеле. Только сейчас Ласкар понял, что она давно была сообщницей Хеллера. Удалось ли ей выкрасть самое существенное? )та мысль не давала ему покоя.

А Карел думал о том, как перенесет и перенесет ли Ласкар всю эту страшную историю.

Он остался у брата. Ласкар ходил по кабинету, заложив руки за спину. Лицо у него стало похоже на маску. Крупные морщины прорезали лоб, уголки рта опустились.

- Будешь спать? - спросил Карел.

Он покачал головой. Через минуту заговорил, отвечая, видимо, на свою собственную мысль:

- Хеллер, гнусная личность. И она… Как можно?

Тогда Карел пошел в другую комнату и позвонил жене.

- Я сейчас приеду, - сказала Полина, выслушав его.

Карел не знал, о чем говорить с братом, видел, как потрясен и растерян Ласкар, силился и не мог ни утешить, ни отвлечь его от тяжелых мыслей. Хоть бы скорее приехала Полина!

- Я очень виноват перед тобой, - сказал Ласкар, останавливаясь против брата. - Ты догадывался, предупреждал.

- Стоит ли говорить? Что сделано, того не вернешь.

- Но как не видел я? - не слушая брата, продолжал Ласкар. - Любопытство Памелы говорило о многом. Ослеплен, а теперь и унижен… Где предел человеческой подлости?

И через минуту новый вопрос:

Как ты думаешь, что взяла она, чем порадовала своего хозяина?

Схема. Твои расчеты. Все, что было у тебя. И все равно я убежден, что Хеллер не справится. Он просто не поймет, запутается.

- Зато он теперь точно знает о замысле. А это - многое. Если не справится с проблемой сам, то постарается помешать тебе. Такова логика подлецов: ни себе, ни людям.

- Есть и положительная сторона в сегодняшней истории, - сказал Карел. - Мы очистились, если можно так выразиться. Шпион исчез. Другого не будет.

Ласкар промолчал. Любовь тоже исчезла. Над ней надругались. Этого Карел не принимает в расчет.

Хлопнула дверь. Слава богу, Полина.

Она вошла с приветливой улыбкой доброй феи. Оглядев братьев, сказала:

- У вас злые и воинственные лица. Я знаю, что вы рассержены, угнетены и, конечно, голодны. Позвольте, я начну с последнего…

Полина побежала в кухню и через несколько минут вернулась с подносом.

- Давайте хоть кофе. Ласкар, берите. Карел… Я тоже за компанию с вами выпью чашечку. Вот эту, Ласкар. Сахар? Печенье надо? Ну, ладно, можно и так.

Ласкар механически глотал горячий кофе, смотрел куда-то в угол. Перед взором стояла растерянная, жалкая в своем падении, но все-таки близкая ему Памела. Несмотря ни на что, он ее любил.

Поставив чашку, Ласкар вздохнул. Через минуту он устало повесил голову.

- Пересядьте, пожалуйста, - сказала Полина и сделала знак мужу. Карел поднял обвисшее тело брата и усадил его на кровать. Он уже спал.

Они раздели его и уложили.

- Что с ним? - спросил Карел. - Сразу так…

- Я дала ему большую дозу снотворного. Вместе с кофе. Это единственное, чем можно помочь. Иначе он не уснул бы. В его теперешнем состоянии бессонная ночь способна породить самую нелепую логику и сделать ее убедительной, даже если она чудовищно страшна. Опасно для психики. Лучше спать вот так.

Утром он встанет посвежевшим и все, что сейчас кажется ужасным, при солнце будет выглядеть совсем не так.

- У меня очень умная жена, - почтительно, с оттенком гордости, произнес Карел.

- Я посижу и уйду. Ты останься с ним.

- Об этом я как раз думал.

- Вот и славно. А я поеду в лабораторию.

Полипа ушла. В комнатах стало тихо-тихо. Карел ходил из кабинета в спальню, выходил на террасу, спускался в сад.

Город спал, весь мир спал, шла глубокая ночь, а он все ходил и ходил, останавливался, думал. События минувших часов проносились перед ним, он переживал их еще и еще раз.

Как все это могло произойти? И что теперь будет, какими осложнениями грозит ему вмешательство Ганса Хеллера? Несомненно одно: он завидует им и стремится во что бы то ни стало перехватить инициативу. Ласкар прав. Если у Хеллера ничего не получится, - а Карел знал об этом лучше других, - то браварский биолог, озлобленный неудачей, пойдет на все, чтобы помешать Карелу решить великую загадку.

В большой и преступной игре, которую затеял Хеллер, судьба отдельных личностей ничего не значит. С необыкновенной легкостью Хеллер зачеркнул свою многолетнюю дружбу с Ласкаром, пошел на величайшую подлость, подсунув ему доктора Гривс, на чары которой он, несомненно, рассчитывал. Он поставил на карту и здоровье Ласкара, и его жизнь. Еще неизвестно, что станет с братом завтра и не сляжет ли он после нервного потрясения на долгие-долгие месяцы.

А судьба Памелы Гривс?

Карел холодно усмехнулся. Положение ее пела видное. Месяц-другой Хеллер будет носиться с пей, ублажать все прихоти молодой женщины, оплачивать вексель, выданный за украденные тайны. А потом? Едва он разберется в неполной схеме и фальшивом электронном устройстве, как сразу же поймет, что его обошли, обманули, что для успеха недостает очень существенных деталей, и, конечно, обвинит во всем свою сообщницу Памелу Гривс. Шпионка останется за бортом. Может быть, он снова пошлет ее в Санта-Рок, к физику Ласкару Долли? Или прямо к нему в лабораторию? Как бы там ни случилось, он. Карел Долли, не завидует ей. Ну что ж. Такова судьба многих исполнителей злого умысла. Пусть переживет все это, узнает, как выражаются москвичи, почем фунт лиха!

Карел не пожалеет ее.

Рассуждая таким образом, Карел прошел в кабинет брата и остановился у письменного стола. В глаза ему бросился лист бумаги. На нем крупно было написано несколько фраз.

Он взял лист, прочел:

«Дорогой друг. Я покидаю тебя. Не могу оставаться рядом с тобой, недостойна тебя. Я запуталась, я в паутине. Иного выхода нет, уезжаю. Прости меня, Ласкар! Люблю тебя, всегда люблю. Прости, если можешь. Памела».

Карел прочел раз, другой. Недоверчиво усмехнулся, перевернул лист, посмотрел с обратной стороны, словно надеясь найти там ответ на свои недоуменные вопросы. Положил письмо на место. Пусть прочитает. Может быть, это поможет Ласкару.

Что-то вроде жалости шевельнулось в ожесточившемся сердце. У нее не было иного выхода… Выбрала самый страшный, обокрала и уехала! Она запуталась, она в паутине… Смотрите-ка, запуталась! Впрочем… Карел вспомнил ее бледное лицо, судорожно сведенные губы. Это не лицо эгоистки, добившейся своего. Скорее, жалкое лицо несчастья. Запуталась… Возможно и так.

Памела Гривс действительно запуталась.

В вагоне поезда, уносившего ее из Силурии, от любимого человека, которому она принесла большие страдания, Памела поняла свое незавидное положение с полной силой.

Одинокая, оскорбленная и несчастная, она ехала к человеку, которого люто ненавидела. Слава богу, что его не было сейчас близко! Хеллер как исчез на при-вокзальной площади, так и не показывался больше. Но он, конечно, ехал этим же поездом, он просто нарочно скрывался от нее. Что ожидает Памелу? Вероятно, она снова будет служить Хеллеру, начнет прежнюю свою работу в лаборатории, может быть, он предложит ей сотрудничество в новом предприятии, которое развернет, опираясь на добытые ею документы. И ей останется только одно: работать и не ожидать никаких радостей. Жить, как и прежде, в одиночестве, без любимого человека, без надежды па лучшее. А дальше?

Не хотелось и думать, что станет дальше.

Все было бы не так, откройся она Ласкару сразу, когда Хеллер шантажировал ее письмом. Не хватило воли, испугалась. Ласкар простил бы ее, и доктор Гривс носила бы теперь фамилию Долли. Памела Долли… Об этом можно только мечтать.

Поезд резво рассекал черную ночь, подвигаясь к границам Браварии. Пассажиры дремали. Памела сидела, откинувшись на спинку дивана. Спать она не могла.

Дверь в купе оставалась открытой. Поэтому, когда Ганс Хеллер осторожно прошел по коридору, Памела сразу заметила его.

- Слушайте, Хеллер, - холодно сказала она ему в спину.

Он дернулся и остановился, не оборачиваясь. «Как преступник», - подумала она, отметив движение биолога, которым он прятал от нее чемоданчик.

- Я как раз ищу вас, - ответил Хеллер, оборачиваясь. - Успокоились?

- А вы? Где вы были?

- Эти молодчики способны на преступление, - сказал он и, понизив голос, добавил: - видели, как Долли ударил меня?

Хеллер потер распухший подбородок.

- Если бы это случилось не в чужом городе… - с угрозой произнес он.

- Потерпевшие не мы, - сказала она примирительно. - Поэтому они вправе…

- Не будем вспоминать, - по-хозяйски приказал он и устало привалился к спинке. - Что было, то прошло. Впереди у нас много работы, доктор Гривс..

- У нас?

- Я считаю вас своей ближайшей сотрудницей,- Хеллер говорил, не глядя на нее. Чемоданчик он крепко прижал к себе обеими руками.

- Спасибо, - чуть слышно сказала она.

Наступило долгое молчание. Не хотелось говорить.

Да и не было, собственно, о чем говорить. Сообщники - и только.

Громыхал на стрелках поезд, за окнами проносилась тьма, изредка прорезанная мгновенно исчезающими огнями. Кто-то тихо вздыхал во сне. Памела притихла и тоже закрыла глаза.

Хеллер мечтал.

Теперь он хотел во что бы то ни стало отделаться от Памелы. Она свою работу выполнила, свидетели неприглядной истории ему не нужны. Хеллер на верном пути и всю свою энергию уже направил на опыты, перехваченные у Карела Долли. Памелу надо удалить без шума, спокойно и чисто. Взять у нее последние материалы и помахать на прощанье ручкой. А чтобы не вздумала шантажировать и угрожать, пообещать ей что-нибудь в недалеком (а еще лучше в далеком) будущем. После этого, очистив поле деятельности, можно углубиться в работу и набирать темпы, темпы и темпы, обогнать Долли, вырвать у силурийцев приоритет и все связанные с ним блага, предстать перед миром в качестве первооткрывателя, прославив себя на веки вечные. Выигрыш во времени у него налицо. Братья Долли ломали себе голову над расчетами электронного устройства, а он получил эти расчеты готовенькими и опять выигрывает, опять опережает. Как только ему удастся провести первый практический опыт хотя бы с обезьяной, он не станет делать повторных, он сразу объявит миру об открытии и пусть кто-нибудь посмеет тогда оспаривать у него право исключительной заслуги перед человечеством.

Судьба до сих пор не улыбалась ему; кто-то из соотечественников даже назвал в свое время Хеллера завистливым неудачником. Действительно, он что-то слишком часто спотыкался на кочковатой дороге в науку. У него явно не получалось ничего путного в работе по задержке процесса старения; не вышли опыты и с космическими лучами. Говорят, что виновата поспешность в эксперименте, неопределенность цели. Спорить он не собирался, доля истины в таких обвинениях, конечно, была. Но надо же ему когда-то выбираться в высшее общество, чтобы греться в лучах славы и ворочать настоящими деньгами! Пора, очень пора.

Могут сказать, что он поступает нечестно, используя такие приемы, за которые бьют. Но кто об этом узнает? Памелу он не берет во внимание, он недолго подержит ее возле себя и постарается отправить подальше, нейтрализовать. А других свидетелей нет. И вообще, все средства хороши, когда перед тобой крупная цель. Пройдет год, от силы два года, и все удивленно ахнут, услышав, что сделал для человечества и для науки «неудачник» Хеллер. А что будет именно так, можно не сомневаться. Раз уж Хеллер взялся, он не отступит.

В полумраке Хеллеру вдруг показалось, что кто-то берет у него из рук чемоданчик. Он испуганно открыл глаза. Сердце забилось по-сумасшедшему. Страх… В купе все спали. Памела сидела с закрытыми глазами. Веки у нее были мокрые. Плакала. Глупая, слабая женщина. О чем плакать?.. Ласкар? Другой найдется.

Он покрепче прижал к себе добытые такой ценой документы, улыбнулся и опять задремал. Поезд подходил к его городу - столице Браварии - Урдону.