Карел Долли на пресс-конференцию не явился.
Когда в лабораторию к назначенному часу подошла группа репортеров, им пришлось порядком подождать. Вскоре они имели честь увидеть супругу биолога Полину Долли и познакомиться с ней. Приумолкшие при виде молодой и красивой женщины газетчики сгрудились ближе, и кто-то, уже не выдержав, щелкнул затвором фотоаппарата. Полина поморщилась.
- Господа, - вежливо сказала она.- Карел Долли просит извинить его. Он сегодня весь день занят в лаборатории. Но он желает выполнить свое слово. Он поручил мне раздать для газет вот это исчерпывающее сообщение и надеется, что содержание его вполне вас устроит.
- Чем занят Карел Долли? - спросил самый нетерпеливый из газетчиков.
Полина не успела ответить, как со всех сторон автоматными очередями посыпались вопросы:
- Он признается, что вылечил Сантоса?
- Ваша роль в опытах биолога?
- Почему с вами нет Ласкара Долли?
- Кто финансирует лабораторию?
- Правда ли, что для опытов вы берете трупы из морга и оживляете их?
- Ваша национальность?
- Известно ли вам, что инженер Сантос - коммунист?
- Каковы планы Карела Долли?
Страсти быстро разгорались, блицы фоторепортеров непрерывно освещали комнату. Полина с пачкой бумаг в руках стояла в крикливой толпе и молчала.
Можно ли отвечать сразу на десять вопросов? Ее спокойное лицо и выдержка сделали свое дело. Стало тише, но не настолько, чтобы она могла говорить.
- Мы слушаем вас, сударыня, - сказали в толпе.
- Я не могу кричать, как вы, - ответила она.
- Тише! - громко произнес кто-то.
И едва стих шум, Полина Долли сказала:
- Вы тратите время попусту, господа. Отвечать на ваши вопросы я не имею полномочий. Да это и не нужно. Потрудитесь получить сообщение для печати. Надеюсь, в нем вы найдете кое-что интересное. Но, повторяю, это все, что мне поручено передать для вас.
На сей раз ей не пришлось повторять просьбу. Десятки рук потянулись к Полине. В комнате стало совсем тихо, теперь слышался только шелест переворачиваемых страниц. Затем кто-то из репортеров сорвался с места и прытко выбежал за порог. Дверь хлопнула, как ракетница на старте у бегунов. Все разом бросились к выходу - и комната опустела.
Удивительный документ силурийские газеты напечатали на первых полосах, сняв или потеснив все другие сообщения. Набранный крупным шрифтом, снабженный огромными, броскими заголовками, текст бросался в глаза и ошеломлял читателя. Некоторым газетам удалось напечатать портрет Полины Долли, «жены и соратницы Карела Долли, виднейшего биолога нашего времени».
Сообщение называлось: «Опыты по продлению человеческой жизни».
Авторы сообщения, кратко коснувшись истории своих работ, заявляли о том, что нм удалось, после многих лет труда, найти способы изменения структуры белковых молекул, составляющих клетки живого организма, и путем сложного воздействия на обмен веществ ослабленных организмов повернуть ход развития жизни в другую сторону - от старости к постепенному омоложению организма. Таким образом, реально достигнута возможность для человека прожить каждую фазу жизни два раза, иметь две жизни, общая протяженность которых должна значительно превышать сто лет.
Авторы не скрывали серьезного недостатка в проделанной работе и заявляли, что вторая жизнь идет несколько быстрее первой, иногда даже в три раза скорей, и пока что у них нет еще верного способа снизить эту скорость до нормальной.
В сообщении подчеркивалось значение последних достижений в биологии, физике и биологической химии, без объединения которых не была бы возможной и последняя их работа.
«Мы особенно должны подчеркнуть большую роль для наших опытов только что родившихся наук, связанных с изучением условий в космосе. В первую очередь это касается материалов по изучению активных частиц в космосе и стратосфере, которые полностью или частично использованы нами в опытах. Положительные результаты эксперимента стали возможны на стыке многих паук, тесное содружество которых как нельзя лучше отвечает самым сложным вопросам современности».
Затем следовал обширный раздел об изменениях в организме подопытных животных - мышей, кроликов, собак, обезьян и выводы, которые позволили перейти к экспериментам с людьми.
В сообщении назывались имена Антона Сарджи и Ласкара Долли, которые сами причастны к проведению сложного эксперимента и которые первыми, невзирая на опасность, предложили себя в качестве подопытных объектов. Далее сообщались фамилии еще семи человек, добровольно согласившихся на опыт, и указывалось, что все они перед тем, как прийти в лабораторию, стояли на пороге смерти, что подтверждается медицинским обследованием в канун опыта. К счастью, - писали авторы, - все до одного опыты оказались удачно законченными и все люди живут сейчас второй жизнью и чувствуют себя хорошо. Особенно быстро молодеют те из них, кто подвергся операции первыми, в частности Антон Сарджи.
«Мы обращаемся в соответствующие институты Академии наук с просьбой проверить оборудование нашей лаборатории, схему опытов, взять под наблюдение людей, уже прошедших операцию. Контроль ученых необходим, чтобы избежать кривотолков и подтвердить перед миром истину, что наконец-то разрешена одна из самых сложных загадок природы - управление жизнью живого организма».
«Мы твердо помним о том, что «знание не есть благо, если оно не находится в руках тех, кто достаточно мудр, чтобы употреблять его во благо». Поэтому мы не склонны сейчас или в ближайшее время предавать гласности все сокровенные тайны достигнутого. Мы будем хранить эту тайну до тех пор, пока не удастся создать национальные, а затем и всемирную организацию, способную беспристрастно разбираться среди многих кандидатов на продление жизни и давать вторую жизнь только достойным, кто своей первой жизнью заслужил благодарность и уважение человечества».
Под сообщением стояли три подписи: Полина Долли, Карел Долли, Ласкар Долли.
Реакция людей на появление этого сообщения оказалась несколько иной, чем в Урдоне после известного выступления Хеллера. Его интервью с первой до последней строки попахивало дешевой сенсацией, ловкой подделкой под науку. Да и само имя урдонского биолога ничего не говорило людям. Естественно, что хеллеровское сообщение вызвало ажиотаж главным образом среди обывателей, любителей пошуметь вообще по любому поводу.
В Санта-Рок дело обстояло совсем иначе.
Сообщение, написанное в сдержанном, деловом тоне, подкрепленное фактами, фамилиями людей, искренним признанием авторов в трудностях, которые они преодолели и которые нм еще предстоит одолеть, наконец, взволнованная концовка, свидетельствующая о том, что авторы уже сейчас озабочены судьбой своего открытия, - все это производило впечатление серьезности, объективности, сушей правды.
Люди всех возрастов и сословий читали сообщение раз, другой, третий, задумывались, пожимали плечами, говорили: «Невероятно!», «Фантастично!» И снова углублялись в чтение, пытаясь постигнуть суть дела. Не взрыв необузданного восторга, не бунт страстен, а стремление понять случившееся - вот что было характерно для поведения людей в первые часы после выхода вечерних газет. Радио торжественно И строго передало строки сообщения. Мир как-то затих, взволнованный и ошеломленный. Все другие новости забылись, все споры притихли. Люди искали общения друг с другом, собирались группами, высказывали в разговоре самые разноречивые взгляды и с нетерпением ожидали новых вестей или даже слухов.
Особенно много надежд появилось у старых людей, для которых открытие Долли могло стать избавлением. В госпиталях, больницах, домах презрения нарастало волнение: здесь лежали самые нетерпеливые. Их чувства можно было понять. Смерть собирала среди них обильную жатву. Неужели нашлась наконец рука Сильного, кто способен отвести от старых людей угрозу смерти?
В крупнейших городах Европы выступили по радио видные деятели науки. Они высказывались осторожно, но в речах их сквозило желание верить. Имя авторов открытия и сами факты обязывали к уважению. Ученые заканчивали свои выступления призывом к спокойствию и к самой серьезной проверке действительного положения.
Ждали, что скажут власти.
Премьер-министр Силурии подписал и опубликовал декрет о срочной проверке деятельности лаборатории Долли. По городу ходили слухи, что в частном разговоре с Карелом Долли генерал поздравил биолога и его друзей с успехом и сказал, что он распорядился выделить специальную охрану для лаборатории и что правительство рассмотрит вопрос о финансировании научных работ. Как бы там ни повернулось дело, а порядок - прежде всего.
Премьер сделал своевременный и необходимый ход. К наступлению ночи улицы Санта-Рок, ведущие к лаборатории, были уже переполнены народом. Всем хотелось взглянуть если не на авторов чудесного открытия, то хотя бы на помещение, где делают чудо. Толпа стеной стояла против лаборатории, гудела, колыхалась, ждала. Два ряда гвардейцев перед домом сдерживали натиск людей, с трудом сохраняя узкий проход к двери. Сотрудники лаборатории были блокированы в своем помещении.
Памела непрерывно звонила из дома Ласкару. Он как ушел в лабораторию еще вчера днем, так и не появлялся. Памела уже знала о сенсационном заявлении, она обрадовалась этой победе, а через минуту ей стало страшно.
- Что мне делать, Ласкар? - спрашивала она.- Ты приедешь домой или я сама?..
- Спокойно, Памела. Еще несколько часов.
- Часов? Каждую минуту может что-то случиться. Я приеду к вам, в такое время я не могу оставаться одна.
- Ни в коем случае! - Ласкар боялся за нее. - Ни в коем случае! Тебя задавят. Я запрещаю выходить из дома, слышишь? Сиди и звони мне, когда хочешь, но не выходи.
- Я не нахожу места, - плакалась она в трубку. - Сюда непрерывно звонят, спрашивают тебя, ищут. Что отвечать?
- Совсем не отвечай. Только когда позвоню я…
- Постарайся приехать хоть на несколько минут!
Он бормотал какие-то извинения и все время просил Памелу успокоиться, быть благоразумной. Он боялся за нее не меньше, чем она за него. Не далее как неделю назад Памела стала женой Ласкара Долли. Когда он напомнил Памеле о давно сделанном предложении, она просто сказала:
- Ты знаешь, как я люблю тебя.
- Но почему тогда?.. -нерешительно спросил он.
- Я была недостойна тебя, слишком запуталась и не знала, останусь ли жива. Все это прошло. И если ты хочешь…
В этот же день к своему имени Памела добавила фамилию мужа: Памела Долли.
Оторвавшись от телефона, Памела ушла в спальню, бросилась на диван и вдруг отчетливо вспомнила крикливую толпу перед своей урдонской квартирой, и ей начинало казаться, что «там» уже громят лабораторию. ее муж беспомощно исчезает в толпе, как в водовороте. Она вскочила, с лихорадочной быстротой набрала номер и раз, и другой, и третий, без конца, пока не втиснулась среди прерывистых гудков «занято» и опять позвала Ласкара, просила Данца и Полипу немедленно позвать его, не верила их словам о том, что он работает, и не успокоилась, пока не добилась своего.
Ласкар не выдержал:
- Я сейчас попробую пробраться домой, - сказал он.
- Нет, нет, нет! - закричала Памела. - Не выходи, они задушат тебя!
- Но ты же сама…
- Пожалуйста, не выходи. Я ничего не хочу. Оставайся там, только звони мне хотя бы изредка. Мне достаточно слышать твой голос, чтобы избавиться от страха.
- Все хорошо, Памела. Толпа ведет себя прилично. Люди просто стоят, не знаю зачем. Возле лаборатории охрана. Мы работаем с комиссией из Академии.
- Ночь… Какая комиссия?
- Так получилось. Сейчас привезли Монтекки, Зуро… Никак не разыщут Сарджи. Куда пропал мой друг, прямо ума не приложу!
Их прервали. Металлический голос телефонистки произнес:
- Разъединяю для разговора с Москвой.
Это друзья Карела и Полины по институту пробились сквозь телефонную сутолоку.
- Горячо поздравляем и обнимаем вас, дорогие товарищи, - говорили они. Голос неузнаваемо изменялся усилителями. - Рады за успех, желаем творческих удач!
После Москвы дали Варшаву. Полина подбежала к телефону. Она слушала родную речь, радовалась и… плакала.
Телефон звонил непрерывно.
Из разных городов мира с Карелом говорили знакомые и совсем незнакомые биологи, физики требовали Ласкара, чтобы узнать какие-нибудь подробности. То и дело сквозь толпу прорывались на мотоциклах почтальоны, в приемной лаборатории росла груда писем и телеграмм. Их уже не успевали прочитывать, просто складывали в ящики до более спокойных времен. Львиную долю корреспонденции составляли просьбы старых и больных людей, которые предлагали себя в качестве подопытных. За несколько часов о лаборатории Долли узнали миллионы людей во всех частях света.
Мочь прошла в волнении, сутолоке, она была до самого утра наполнена звонками, разговорами, спорами и суетой.
Утром первой вышла католическая газета. Она была целиком посвящена событиям минувших суток. Портреты Полины, Карела и Ласкара Долли, статьи медиков и физиков, рассуждения людей с улицы - мешанина взглядов и суждений наполняла ее страницы. Газета изо всех сил старалась казаться объективной, но не удержалась от соблазна влить в общечеловеческое торжество каплю яда.
Она писала:
«Прошедшей ночью мы были свидетелями непрерывного потока поздравлений в адрес биологов. Мы склонны думать, что это преждевременные восторги. Опыт нуждается в серьезной проверке. Нас не может не насторожить и еще одно довольно странное обстоятельство. Речь идет о политической окраске научной работы биологов. Посудите сами. Случайно ли среди первых исцеленных оказался испанский коммунист Мигуэль Сантос, ныне находящийся в Болгарии? Случайно ли Карел Долли и его супруга, уроженка Варшавы, долгое время провели в Советском Союзе? Случайно ли этой ночью Карел Долли вел пространный разговор с Москвой, а его супруга Полина Сокольская связывалась с коммунистической Варшавой? И нет ли в словах сообщения по поводу выбора кандидатов на исцеление от старости особой пристрастности, от которой очень уж попахивает левой пропагандой?»
Газетный выпад прошел поначалу незамеченным. Карел только усмехнулся. Он сказал:
- Во всяком случае, ни автор статьи, ни редактор не станут кандидатами на исцеление. Дураков ни при каких обстоятельствах мы обслуживать не будем. Мир и так переполнен ими.
Вскоре пришла телеграмма-молния из Варны. Мигуэль писал:
«Ваше сообщение вызвало чувство гордости за человеческий гений. Здоров, продолжаю работать, благодарю, обнимаю. Да здравствует жизнь!
Мигуэль Сантос».
Комиссия ученых тем временем продолжала работу. Очень подробно и тщательно члены комиссии опрашивали Монтекки, Зуро и других пациентов лаборатории. Осмотрели животных, подвергшихся операции, проверили записи, сличили фотографии, познакомились с оборудованием. Карел и его помощники охотно отвечали на все вопросы. Л их оказалось великое множество.
Утром сквозь непоредевшую толпу пробрался автомобиль полиции. Он доставил Антона Сарджн. С ним вместе приехала незнакомая женщина. Сарджи держал ее за руку. Он был возбужден, подвижен, глаза у него блестели, щеки сохраняли здоровый румянец.
- Ты где пропадал, друг мой? - спросил Ласкар, переводя взгляд со спутницы на Антона и обратно. Он недоумевал. - Ночью люди нашего возраста спят, а ты…
- Сначала познакомься, Ласкар. И поздравь меня. Это моя невеста, - совершенно серьезно сказал Сарджи. - Дело в том, что вчера у пас была помолвка. Вот почему я сделал исключение из правил, и никто не мог отыскать меня. Я тоже искал вас, чтобы пригласить на торжество, и не мог дозвониться. Что тут происходит, хотел бы я знать?
- Ты удивляешь меня, - пробормотал физик, пожимая руку женщине. - Она знает?
- О, конечно. Я рассказал. Мы все обсудили, даже возраст. Видишь ли, ей сейчас тридцать восемь. Через десять лет мы станем почти ровесниками. Кажется, так. Ты правильно подсчитала, Каролина?
Каролина производила впечатление доброй, спокойной, пожалуй, только немного грустной женщины. Она улыбнулась и сказала вполне серьезно, обращаясь к Ласкару:
- А потом вы, сударь, сделаете так, чтобы Антон начал жить еще раз, уже вперед, как живут все люди.
- Потом? Когда потом? Когда ему стукнет тридцать восемь?
- Нет, лучше, когда тридцать. Или тридцать пять…
Мужчины дружно засмеялись. Каролина потупилась.
- Як вашим услугам, господа, - произнес Сарджи, появляясь перед членами комиссии.
Осматривали его особенно долго и внимательно. Полина принесла папку с медицинскими документами, кардиограммы, рентгеновские снимки.
- Сколько вам лет? - спросил у Сарджи один из членов комиссии, врач-геронтолог.
- Год назад было семьдесят семь.
- Значит, семьдесят восемь?
- По нашему счету Антону Сарджи сейчас около семидесяти четырех, - сказал Карел. - Сарджи живет второй жизнью в три раза быстрее обычного.
- Это значит, что еще через год ему станет семьдесят один? - иронически улыбаясь, уточнил врач.
- Вы совершенно правы, - спокойно ответил Карел.
- А через десять лет?
- Он станет мужчиной средних лет.
- И затем?..
- Я еще не заглядывал так далеко, коллега. Вероятно, где-то его ждет конец, как и всех нас. Смерть не снимешь со счета. Убить смерть нельзя. Отодвинуть - вполне можно.
- Вы слышите, Сарджи? - спросил геронтолог.
- Я знаю о своей судьбе так же хорошо, как это объяснил сейчас Карел.
- Вы добровольно согласились на опыт?
- Представьте себе, сударь, согласился. Жить еще целую жизнь, ощущать себя помолодевшим, это намного лучше, чем протянуть пять-шесть лет дряхлым старцем. Вы не согласны со мной? Вам ведь тоже за шестьдесят? Что, если Карел предложит вам?..
- Не знаю. Не думал. Собственно говоря, отчего же… И все-таки…
Вопрос застал его врасплох, он сразу запутался. А Сарджи смеялся, довольный собой, и подмигивал Каролине.
Веселый, деятельный, без видимых признаков глубокой старости, Антон Сарджи выглядел да и вел себя превосходно. Семьдесят восемь? Самый отчаянный пессимист не мог бы дать ему столько. Сарджи знал это и радовался. Вот так, господа профессора!
Начался новый день. Солнце поднялось выше гор. над морем колыхнулся и поплыл туман. Дымились мокрые от росы разноцветные крыши города, на улицах сильней запахло цветами и теплым асфальтом. С первым лучом солнца к лаборатории потянулись новые люди, очень много людей. Они вонзались в толпу, стоявшую тут всю ночь, раздвигали ее, протискивались вперед и останавливались плотно один возле другого, образуя бесконечную черно-серую волнистую плоскость из шляп и беретов. Над толпой подымался табачный дым.
- Чего они ждут? - спросил председатель академической комиссии, выглянув на улицу.
- Чуда, - ответил Сарджи. - Немедленного чуда, чтобы увидеть его своими глазами и поверить.
- Нам тоже хочется видеть своими глазами, - сказал председатель. - Я понимаю, как это любопытно и сложно.
Толпа вдруг колыхнулась, зашумела. В ней возникло движение. Отчаянно работая локтями и плечами, к дверям лаборатории пробивалась группа здоровых мужчин.
- Делегация! Пропустите делегацию! - громко и внушительно выкрикивал идущий впереди. - Прошу посторониться, пропустите, пропустите, - повторял он и, не надеясь на силу голоса, ловко работал плечами, как таран расталкивая волнующуюся толпу.
- Кто? Зачем? Куда они, кто такие? - раздавались гневные крики, но делегаты медленно и точно прокладывали себе путь к входным дверям, пока не остановились перед цепью гвардейцев.
- Петиция для Карела Долли, - громко произнес передний и вынул бумагу.
- Алло, Карел Долли! - закричал он, и все, кто стоял за ним, вдруг начали скандировать: «Ка-рел-Дол-ли! Ка-рел-Дол-ли!..» Улица подхватила слова и через десять секунд в тысячи глоток уже завороженно вопила: «Ка-рел-Дол-ли! Ка-рел-Дол-ли!..»
- Придется выйти, - сказал Карел и стащил с плеч халат.
Его появление в открытых дверях заметили только передние ряды. «Ти-ше! Ти-ше!» - закричали они. Все смолкло.
- Кто меня зовет? - спросил Карел, щурясь на солнце.
- Я зову, - крикнул человек с бумагой в руке и нырнул между солдатами. - Я зову, у меня петиция.
Он отдал бумагу, пробурчал: «чуть не раздавили» и, виновато улыбаясь, стал смотреть, как биолог читает текст петиции.
- Читайте вслух, - сказал он, и тотчас же все за кричали: «Вслух, вслух, мы хотим все знать!»
- «Рабочие заводов Юрако, - громко прочел Карел, - приветствуют братьев Долли и Полину Долли и желают нм успеха в благородном труде. Рабочие верят ученым н радуются достигнутому. Митинг союза металлистов обращается к ученым с просьбой - вернуть к жизни лидера нашего союза Берта Гешшонека, чье здоровье опасно подорвано. Он честный человек, он отдал пятьдесят лет жизни заводу и своим братьям по классу. Он нуждается в помощи. Подписано выборными от завода». Дальше следует очень много подписей…
Едва он замолчал, как над толпой словно взрыв раздались крики:
- Берту - вторую жизнь!
- Спасите Гешшонека!
- Верните здоровье Берту!
- Да здравствует Долли!
Карел слушал, вертел в руках бумагу.
- Где больной? - спросил он делегата.
- Мы привезли его сюда. Он в машине, там, на площади.
- Несите, - решительно произнес Карел и поднял руку.
- Он берет нашего Гешшонека! - загремел делегат. - Ур-ра Карелу Долли!
В дальнем конце улицы над толпой появились носилки, покрытые белым. Люди притихли. Из рук в руки, наклоняясь в разные стороны, как лодка в волнах, поплыл Гешшонек над головами людей, все ближе и ближе, пока не достиг заветных дверей. Четыре гвардейца приняли носилки из рук рабочих, чтобы нести в дом.
- Давай, Берт, не бойся! - сказал делегат, склонившись над больным. - Этот Карел свои парень, он живо поставит тебя на ноги!
Гешшонека унесли.
- Карел, а вдруг он безнадежен? - тихо спросила Полина, показывая па больного.
- Я не мог отказать, - так же тихо ответил он. - Такой взрыв надежды…
- Вы всерьез беретесь за больного? - вмешался в разговор доктор из комиссии.
- Разумеется. Мы вместе с вами осмотрим Гешшонека. Вы соблаговолите присутствовать на всех фазах опыта. Вот вам случай убедиться еще раз в реальности эксперимента. Но вам придется пробыть здесь не меньше недели.
- Я буду счастлив пробыть здесь и месяц.
Врачи окружили больного.
- Что с вами, Гешшонек? - спросила Полина.
- Слабость… Слабость…
- Сколько вам лет?
- Шестьдесят восемь.
- Он самый известный человек в городе, - сказал Сарджи. - Лидер рабочих. Прекрасный сталевар.
- В палату! - приказал Карел. - Скажите офицеру охраны, пусть он оповестит: Гешшонек пробудет в лаборатории длительное время. Мы его поставим на ноги.
К вечеру толпа поредела: жара после полудня усилилась и разогнала любопытствующих. Но вдоль тротуара от самого входа выстроилась длиннейшая очередь. Все старые и больные остались. Никакие уговоры не действовали, они не расходились. Они жаждали исцеления. Карелу передали толстую пачку листов - список. В нем значилась тысяча триста семьдесят одна фамилия.
После десяти, когда окончательно спала жара и очередь улеглась вдоль садовой ограды, опять возникло волнение. Люди вдруг вскочили, закричали, столпились у входа. Они увидели, как подъехала большая машина. Из нее вышел властный старик и двинулся к входу.
- Куда? - закричали в очереди. Передние сдвинулись и прикрыли собой вход в лабораторию.
Старик не отвечал. Кто-то сказал с испугом:
- Да это Шерер! Сам Шерер…
- Какой еще Шерер?
- Посторонитесь. Это Шерер, владелец заводов, глава компании.
Толпа неохотно расступилась. Старик шагнул к двери, смело открыл ее. И нос к носу столкнулся с Карелом.
- Хелло, Долли? - сказал он деловым тоном. - Я узнал вас по газетным снимкам.
- Чем обязан? - сухо спросил Карел.
- Закройте дверь, - приказал посетитель, но увидев, что биолог не трогается с места, повернулся н сам прикрыл ее. - Может быть, пройдем в кабинет?
Но Карел не выразил желания идти в кабинет. Он стоял и загораживал дорогу.
- Говорите, - тоном приказа ответил он.
- Моя фамилия Шерер. Отто Шерер. Урдон - Санта-Рок, химические заводы. Пластмасса, волокно.
- Ну?..
- Моя чековая книжка в вашем распоряжении. - Он выхватил из кармана книжку и помахал ею. - Я готов хоть сейчас, Долли…
- Не понимаю вас.
- Хочу лечь в вашу клинику.
- Зачем?
- На операцию. Пятьсот тысяч, и давайте начнем сегодня.
- Нет.
- Семьсот!
- Я не работаю за деньги, Шерер, - резко сказал Карел. Лицо его стало непреклонным.
- Но как же? Вы нуждаетесь в деньгах, это всем известно. Бизнес сам идет вам в руки. Вы деловой человек и отказываетесь от денег!
- У меня нет времени объяснять вам положение.
- Миллион! Вы должны понять, у меня крупное производство, страшно много дел. У меня, наконец, молодая подруга! Я должен быть сильным и молодым, Долли!
- Еще раз повторяю, Шерер…
За дверьми волновались люди. Шум нарастал. Лицо Шерера пошло пятнами, глаза стали кроткими, умоляющими.
- Доктор Долли, прошу вас… Два миллиона! Разорюсь, но…
Карел предупредительно открыл дверь. Он едва сдерживал себя. Этот старик пришел покупать себе молодость!
- Прошу вас, Шерер…
Сникнув, как-то согнувшись, старый делец вышел, растолкал людей и сел в машину, сильно хлопнув дверцей. Взгляд, которым он окинул лабораторию, не предвещал добра.
Теперь можно было ехать домой.
Ласкар благополучно миновал успокоившуюся очередь, обманул бдительность фоторепортеров, дежуривших на другой стороне улицы, разыскал машину и быстро доехал до своего дома.
Прислуга долго возилась с замками и цепочками, пока открыла дверь: хозяйка приказала строго охранять вход. В комнатах было тихо. Ласкар заглянул к Памеле. Она спала, не раздеваясь. Бедняжка! Он ти-хо подошел к ней и поправил подушку. Памела сразу открыла глаза и вскочила.
- Ты?!
Она обняла его и успокоенно вздохнула.
- Видишь, все благополучно, - сказал Ласкар.
- А комиссия?
- У нее нет оснований для недоверия.
- Значит, Карел все им рассказывает и показывает?
Ласкар замялся.
- Нет, не все, - признался он. - Далеко не все.
Памела сказала с чувством:
- Я очень боялась. Ведь если хоть один чужой узнает тайну обновления организмов, ее узнают и те, кому не положено знать.
- Ты имеешь в виду Хеллера?
- И его тоже. В первую очередь. Ты ничего не знаешь о нем?
- Нет. Он даже не откликнулся на наше сообщение.
Памела задумалась, лицо ее стало озабоченным.
- Хеллер еще покажет зубы, поверь мне, - сказала она.
- Поздно, он вышел из игры.
- Не думаю, - со скрытым значением отозвалась она.
- Его друг пастор Ликор через свою газету сеет подозрения, он обвиняет нас в пристрастии к левым силам.
- Вот видишь. Тут рука Хеллера.
- Ядовитые зубы бессильны. Такой подъем, такая благожелательность! - Ласкар был настроен очень благодушно. - Даже наш премьер поздравил Карела и распорядился выставить охрану. Что может сделать Хеллер? Его роль сыграна, аплодисментов не последовало.
- И все-таки… - Памеле очень хотелось, чтобы Ласкар сам не забывал об опасности и внушил чувство настороженности Карелу.
- Я понимаю тебя, - согласился Ласкар. - Брат не позволит застать себя врасплох.
Не зажигая света, они сидели в комнате, радостно взволнованные, счастливые оттого, что стали близкими, оценили друг друга и уже не мыслили себе, как это можно жить в разных мирах, если все их чувства и желания стали одинаковыми, и они находят особую прелесть не в том, чтобы раздувать огонь противоречии, а в том, чтобы уступать друг другу, проявлять терпимость и дружбу даже там, где их наклонности и характеры не совпадают. Памела думала обо всем этом с тихой радостью, считая, что счастьем своим она всецело обязана доброте и отзывчивости мужа. Ласкар размышлял о том же, по приходил к иному выводу. «Видно, - думал он, - для таких женщин, как Памела, истинное счастье становится возможным лишь после серьезных и тяжких испытаний, которые подносит нм жизнь». Как бы там ни было, но он считал себя одним из счастливейших людей на свете. Радость жизни, так долго ускользавшая от него, пришла в его дом, вошла в него. Любимая жена, успех в их совместной с Карелом работе, гуманнее которой нет ничего па свете, - ну что еще надо человеку?
Перед сном Памела включила радио. Хотелось знать, как о них говорят в мире. Наверное, и Ласкару будет приятно услышать.
Она не угадала. Музыка только заполняла паузы, все остальное время станции передавали известия из столицы Силурии. Мир, ошеломленный первым сообщением, требовал, жаждал этих новостей. Общим достоянием людей стали все подробности обследования лаборатории, история с Гешшонеком, очереди у входа в лабораторию. Передали интервью с Мануэлем Сантосом; затем очень занятный репортаж из дома старого огородника Монтекки, приемные дети которого воспользовались микрофоном главным образом для рекламы своей спаржи; говорили о близкой свадьбе Сарджи и Каролины.
Вдруг Памела вскочила и бросилась к приемнику. Начали передавать статью Ганса Хеллера из Урдона.
- Сделай погромче, - попросил Ласкар.
У Памелы загорелись глаза. Как она ненавидела этот голос!
Хеллер пространно рассказывал об истории борьбы со старостью. Он отдал должное братьям Долли. Он не забыл упомянуть и о собственном вкладе в биологическую тайну. Словом, он был предельно объективен до тех пор, пока не дошел до причин неудачи в своей лаборатории. А дальше…
Ласкар вскочил и с горестью сказал:
- И я считал его своим другом! Ханжа! Мерзкий плут, затесавшийся в науку.
Хеллер говорил:
«Вместе с моими сотрудниками я проделал, параллельно с силурийскими биологами, весь путь к тайне и дошел до порога познания жизни и смерти. Цель была близка. Она находилась рядом. Еще шаг, и мы могли бы достигнуть ее. Но в этот очень трудный, я бы сказал, поворотный момент в своей жизни, я остановился и прислушался к голосу совести и разума. Есть нечто большее для человека и христианина, нежели стремление к познанию природы и к личной славе. Речь идет о морали, о совести и вере. Я спросил себя, не является ли мой дерзкий путь в науке вызовом Богу, Деве Марии и устоям церкви, воспитавшей нас, католиков, в духе скромности, уважения к религии и почитания святых тайн? «Богу - богово». Слишком дерзким и сверхъестественным показалась мне попытка человека вторгнуться в область бытия, извечно принадлежащего Всевышнему. По своей ли совести или по наитию свыше, но я не мог этого сделать, не осквернив веры и почтения к церкви. Людям не дано замахиваться на святыню рождения и смерти, ибо там их ждет не радость, а погибель.
Пусть гордецы от науки назовут меня отступником, но я не позволил себе идти дальше по избранному пути. Я вовремя остановился. Достигнутого мной довольно для облегчения участи людей, чей жизненный путь подходит к предначертанному концу. Я всегда помогал и буду помогать им лечить болезни и недуги, пороки старости, но по соображениям христианской морали я не берусь за страшную для человечества попытку посягнуть на самые главные законы бытия, на жизнь и смерть,
Примяв такое решение, я почувствовал огромное облегчение.
И если силурийские биологи, вопреки морали христиан, все же переступили запретный порог, это не делает им чести, как людям и как верующим. Становится понятным всем известный атеизм Полины, Карела и Ласкара Долли, их пристрастие к веяниям, идущим из Москвы и Варшавы, их крайние левые убеждения, с которыми все мы познакомились, прочитав сообщение, наконец, их предвзятая практика, во время которой они подвергли исцелению только тех людей, жизнь которых так или иначе связана с коммунизмом или со взглядами, близкими к нему.
Смрадное облако безбожия и вольнодумия, опасность которых постоянно грозит Западу, - вот что окутывает сейчас лабораторию силурийских биологов, своими работами бросивших вызов христианству и церкви».
После выступления Ганса Хеллера комментариев не последовало. Началась музыка. Лицо у Памелы горело. Ласкар не сказал больше ни слова. Он ушел в кабинет и тщетно пытался вызвать по телефону Карела. Наконец он услышал голос брата. Спросил:
- Как тебе речь Хеллера?
- Иного я не ожидал. Он провоцирует беспорядки.
Какой негодяй! Это называется «не мытьем, так катаньем». Возбудить подозрение, восстановить против пас обывателей, натравить церковь… План очень опасный. Будем надеяться, что наша Академия даст ему отповедь. Как только комиссия опубликует свои выводы, я буду просить президента. Хеллер хочет помешать, это ясно. Будь начеку, Карел.
- Не беспокойся. И не расстраивайся. Ему ничего другого не остается, как только пакостить. Самая грязная работа.
Ласкар попрощался и положил трубку. Памела стояла в дверях.
- Ты устал и расстроен. Ложись спать.
- Нет, ты только представь себе!
Она зажала уши.
- Не хочу больше слышать о нем, прошу тебя…
Ласкар замолчал, он начал ходить по комнате из угла в угол. Лицо его стало жестким, решительным, он сжимал за спиной кулаки. Памела смотрела на него с гордой улыбкой. Какая перемена! Куда девались безвольные обвисшие щеки, жалкий, испуганный взгляд, нерешительная походка! Мужчина, которому призрак опасности придает смелость и мужество. Как она благодарна Карелу и Полипе, вернувшим его к деятельной жизни!
В утренних газетах Карел еще раз прочел статью Ганса Хеллера. Поскольку он был уже подготовлен, статья не оказала на него такого впечатляющего действия, как на брата, но и он встревожился. Последствия могли быть самыми неожиданными.
В этих же газетах Карел нашел небольшое сообщение, которое развеселило его.
Агентство Браварии сообщало:
«Бывший премьер республики господин Стэнриц до конца текущего месяца будет находиться в отпуске, предписанном врачами.
Свой отпуск он проведет не на курорте Каннаббия, как обычно, а в окрестностях силурийской столицы города Санта-Рок, где климат признан более удачным. Премьер-министр Силурии генерал Эллини любезно предоставил господину Стэнрицу свою виллу на берегу моря».
- Полина, посмотри, - смеясь, сказал он. - Нетрудно понять, где собака зарыта.
Она тоже рассмеялась. Все хотят быть молодыми!