Первым пришёл с работы Усков. Едва войдя, он положил руку племяннику на лоб:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — Петя отвечал сконфуженно и старался не смотреть дяде в глаза. — А чего тут особенного? Ну, сходил и все…

— Показал бы я тебе «ничего особенного»! Очень уж ты храбришься, парень!..

Но, как ни строг был голос Ускова, чувствовалось, что он читает нотацию больше для порядка. Он даже сам не выдержал характера, этот строгий начальник партии 14-бис! Прервав на полуслове свою речь, он по-мужски неловко обнял Петю, прижал его к себе и похлопал смущённого, покрасневшего паренька по спине.

— Молодец, Петя! Молодец! Другого слова не скажешь!

Однако он прибавил с явно напускной строгостью и другое:

— Но чтобы больше, это всё-таки не повторялось! Ясно?

— Ясно, дядя Вася! Тут пришли и остальные.

— Знаешь, Петя, как рубали? Борис вот подсчитал, что если так дело пойдёт, то дней через сорок птенчики вылетят из своего гнёзда.

Любимов говорил уверенно, в приподнятом тоне И — ни слова о ночном происшествии! Только когда поужинали и Петя с Борисом вышли из помещения, чтобы посмотреть, пришли ли Дик и Лас, Борис сказал:

— Вот что, Петя, в другой раз ты хоть меня извещай о такого рода делах. Вдвоём бы оно веселей все же! Ладно?

— Ладно. А знаешь, как ночью в пещере страшно? Да ещё вдобавок, когда ты один. Прямо жуть.

— Ну, а там, за кратером, как?

— Холодно. В ущелье лежит снег. Он ещё и не начинал таять. Я все думаю, отпустит меня одного Василий Михайлович или нет? Неужели придётся ждать, пока проход станет шире? Ведь сколько времени уйдёт! Ты говоришь, сорок дней? А газы? Будут они ждать сорок дней?

— А ты пошёл бы один?

— Конечно, пошёл бы. Чего особенного? Дорогу я найду. Возьму с собой Каву, Туя, ружьё — и айда! Ну, сколько я буду в дороге? Дорогу я знаю, помню, как мы шли сюда.

— То было летом, Петя, а сейчас кругом снег, заблудишься.

— А карта на что? У Николая Никаноровича хороший абрис есть.

— Это-то верно..

— Вот я и решил: выйду на трассу, а там люди… Приведу людей, тогда эту скалу снесут в два мига. Сюда бы аммонала центнера два — и все. А то сиди и жди, когда газы нас всех передушат.

— Проклятый газ! — воскликнул Борис. — Ты знаешь, он уже далеко разошёлся по кратеру. Я сам чуть не попал. Заметь, он почти ничем не пахнет, а голову сразу мутит и спать хочется. А всё-таки жалко эту долину! Смотри, какой лес, луга! И все погибнет.

— Если привести сюда народ, то что-нибудь придумаем и все спасём. И Лас с Диком останутся в живых. Вот бы их привезти к нам во Владивосток! Шуму было бы сколько…

Петя уже видел перед собой горбатые улицы своего родного города и толпы народа, и как он, Петя Одинцов, ведёт за собой на поводке смущённых необычной обстановкой Ласа и Дика, и как мама с любовью, опаской и восхищением смотрит на своего сына и его чудовищных зверей, и как бегут за ним толпы народа.

— Надо спасти их, Петро, и всё, что живёт в кратере. Л потом, ну, какой толк, если кратер станет безжизненным ущельем? Ведь пропадут все его богатства. Разве можно допустить это?

— Александр Алексеевич говорит, что, когда освоят здешние места, он организует в кратере такой совхоз, что все только ахнут. Распашет луга, настроит парников и теплиц, разведёт коров и свиней… Никто не поверит, что кругом мёртвый Север. Друзья помолчали.

— Воображаю, как в Хамадане беспокоятся!.. Верочка особенно. Шутка ли, почти год нет известий об отце…

— …и о Борисе Алексеевиче, — добавил Петя. Борис быстро взглянул на Петю, но промолчал: дерзкий мальчишка!

Дикие обитатели уже предприняли переселение: нижняя часть кратера постепенно пустела. Ушли медведи, бараны, лисы и зайцы, уползли выдры, перелетели птицы. Мамонты заметно волновались и на целые дни уходили в верхнюю часть кратера. Весь животный мир почувствовал приближение опасных газов.

Как-то Петя забрался на скалу, высоко подымавшуюся над лесом. Отсюда было хорошо видно кругом. Зеленое море растительности уже заполнило весь нижний кратер. Но в юго-западной стороне его желтело страшное пятно. Будто здесь бушевал пожар и все сжёг. Деревья ещё сохраняли зелёный лист на верхушках, но нижние ветки, кусты и травы были мертвы. Грустью веяло от мёртвого пространства. У Пети сжалось сердце Неужели весь этот чудесный мирок, затерянный в диких северных горах, погибнет? Нет, нельзя этого допустить! Надо наглухо замуровать подземные ходы, по которым просачивается газ. Но времени нет… Надо спешить, надо сперва спасаться самим. Успеют ли они? Один только человек в состоянии выйти из кратера, спасти людей и животных и всю эту пышную природу. И этот человек — он, Петя Одинцов.

С решимостью в сердце, с загоревшимися глазами сбежал он со скалы и помчался домой.

— Дядя Вася! Товарищи!.. — выпалил он, едва увидев своих. — Разрешите мне немедленно отправиться в путь. Я был сейчас на западной стороне. Газ наступает Вы не успеете пробиться, если не придёт помощь. А я приведу сюда людей, вот увидите… Я совсем уже здоров и легко пройду весь путь. Вы мне только дайте с собой Каву и Туя, и вот увидите, самое большее через полмесяца сюда придут люди и спасут и вас и весь кратер. Ну, разрешите мне…

Молчаливым раздумьем встретили разведчики слова Пети. Отпустить мальчика — значит рисковать его жизнью. Но и сказать ему «нет» тоже нельзя. Здесь всех ждёт гибель…

Как же быть, что ответить Пете?

Ждали, что скажет Усков: он был не только начальником партии, он заменял Пете отца.

— Ты настоящий комсомолец, Петя, — сказал Василий Михайлович после долгого раздумья. — Как мне ни страшно… В общем, ты пойдёшь, иного выхода у нас пет…

…Лука Лукич не отходил от печки. Уже громоздились горы булочек, галет и печений; уже пропахли жареным мясом все уголки дома и поредели запасы продуктов в кладовой Сперанского, а Хватай-Муха все пёк, жарил и варил. Могло показаться, что повар готовит провиант для роты, уходящей в дальний поход.

Собаки, почуяв необычное, вертелись около Пети. Их кормили теперь усиленно. Туй так разжирел, что Борис сказал с опаской:

— Раскормили… Он теперь в щель, пожалуй, не пролезет.

Петя проводил все время с Любимовым. Проводник давал ему наставления и проверял его знания:

— Предположим, у тебя нет компаса, ты его потерял. Куда пойдёшь?

— Ночью в сторону, противоположную Полярной звезде, на юг. Днём определю по стволу дерева: мох на коре смотрит на север.

— А сейчас весна, какой там мох? Как определишь по стланику?

— Стланик растёт только на южных склонах. А потом, вы говорили, что днём на припёке у стланика движение соков начинается по южной стороне ствола Так?

— Хорошо! Правильно! А вот скажи, на чём переплывёшь речку?

— Два бревна связать лозой. А лучше три бревна и хворост сверху.

— Как спать будешь?

— В мешке. А прежде подгребу снег на ветреную сторону. Согрею землю костром, накрою ветками

— А если леса нет?

— Зароюсь в мешке в снег вместе с собаками.

— Сейчас март, снег блестит. Ты знаешь, что ослепнуть можешь?

— Буду смотреть только на чёрные предметы: деревья, кусты, воду, себе на ноги. Завяжу глаза тёмным платком.

— Чем бить по медведю?

— Они сейчас только проснулись. Если их не трогать, они зла не причинят. От медведицы уйду. При необходимости — буду бить пулей Жакана в грудь, когда зверь станет на дыбы.

— А если встретишь рысь? Или росомаху?

— Я с рысью знаком и повадки её знаю. Она человека боится, на неё смело глядеть надо.

— В наледях разберёшься?

— Вы же учили: крутой берег неопасен, на пологом ходи по верху сугробов, впадин избегай, с лыж не сходи…

Ладный вещевой мешок сшил Сперанский. Там были даже на всякий случай отделения для лечебных трав, и, конечно, не пустые. Лыжами занялись Орочко с Борисом. Низ обтянули шкурой нерпы, из которой был сшит пиджак Хватай-Мухи. Такие лыжи на подъёме не скользят назад против шерсти и не облипают на мокром снегу. Кожаные крепления подогнали под Петины большие кирзовые сапоги; внутрь сапог положили стельки из пуха — надёжную защиту от самого жестокого мороза.

Усков засел с Петей за карту, где на белом пятне уже пестрели линии пройденных ими дорог.

— Маршрут запоминай, чтобы он в голове у тебя был: это важнее всего. Мало ли что с картой может случиться. Иди по компасу, старайся придерживаться наших прежних троп. Там ты всюду найдёшь знаки Николая Никаноровича — на деревьях зарубки крестом Ищи их, это хороший ориентир. Ты идёшь в такое время, когда, возможно, уже начнётся разлив рек. По долинам не ходи, они коварны, держись нижних склонов сопок. Если все пойдёт хорошо, ты скоро выйдешь в долину Бешеной реки. Оттуда смело направляйся прями на юг, через перевалы, и обязательно выйдешь на трассу. В Хамадане добивайся личного разговора с управляющим трестом. Вот тебе письмо. Береги его пуще глаза. Здесь все данные о результатах разведки и о кратере Эршота. В чужие руки письмо попасть не должно. Помни это! Кстати, куда ты его спрячешь?

— В шапку. Вот сюда, в подкладку. Самое удобное место.

— Хорошо. Возьми несколько вот этих камушков и самородков, покажи в тресте. Там поймут… Старайся обходить всякое зверьё. Не связывайся зря ни с волками, ни с медведями. И помни хорошенько, что в тайге человек иной раз бывает опаснее зверя. Не каждому встречному доверяйся. И на всякий случай, кроме ружья, возьми с собой вот это…

Он вынул из кармана и передал Пете пистолет и несколько обойм с патронами, Петя даже покраснел: ему доверяют такое оружие!

— Потренируйся с ним денёк и спрячь. Лучшее место — задний карман брюк. Он там и не мешает и в глаза никому не бросится. Нож у тебя есть?

— Кинжал. Борис его сейчас оттачивает.

Настал день, когда Петя уходил в опасный и далёкий путь.

Сияло солнце. Зелень уже пышно распустилась. В кратере стояла настоящая весна, пели птицы, зеленели высокие травы.

А Петя уходил в холодные края. Он надел ватник и полушубок, меховую шапку и большие кирзовые сапоги. Вскинул на спину туго набитый мешок. Ружьё, кинжал, топорик, лыжи. Кажется, все…

— Сядем на прощание.

Тяжела минута расставания. С волнением смотрел Петя на строгое лицо Ускова, на отечески добрых Любимова и Сперанского, на взволнованного агронома и бодрящегося Бориса, на обвисшие усы загрустившего Хватай-Мухи, Как хотелось ему приободрить их всех, сказать, что все будет хорошо и скоро он вернётся сюда с людьми. Но он боялся, что у него у самого задрожит голос.

Все по очереди поцеловали Петю, крепко пожали ему руку и пожелали счастливого пути.

Потом пошли в пещеру.

Здесь Петя сбросил с себя свой громоздкий багаж и полез в щель. Затем он в несколько приёмов перетащил при помощи верёвки свои вещи и долго одевался по ту сторону скалы. Все молча ждали. Наконец он свистнул и позвал к себе собак.

Кава и Туй, понукаемые Любимовым, распластались и, повизгивая от страха перед неизвестной темнотой, полезли на голос Пети. Вот они уже там.

— Ухожу! — слышно было из щели. — Ждите меня скоро обратно! Счастливо оставаться!

— Счастливого пути и доброго здоровья! Потом стало тихо-тихо. Люди долго молчали Кто-то вздохнул.

— Ну что ж, товарищи, пора за работу, — сказал Усков.

И ломы застучали по камню.