Кэд удивился, как выдержал все это и не лишился рассудка. Команда местной службы безопасности извлекла Бесс из машины и доставила в травматологическое отделение ближайшей больницы. Она была в состоянии комы, с внутренними повреждениями и потеряла много крови. Врач делал все, что возможно, но уверенности в том, что она выживет, не было. Последствия комы непредсказуемы, и в этом случае медицина просто бессильна. Одна надежда на Господа Бога.

Кэд сидел в отделении реанимации, в комнате ожидания, когда там появились его мать и Гэсси.

— Ей лучше? — спросила бледная, встревоженная Гэсси.

— Нет, — коротко ответил Кэд, даже не взглянув на нее.

— Как это случилось? — спросила Гэсси, не надеясь на ответ. — Авария? Но Бесс осторожно водила машину. Я даже не знала, что у нее есть автомобиль. — Гэсси закрыла лицо руками и разрыдалась. — Бедная девочка…

— Все будет хорошо, — ласково проговорила Элайз и обратилась к сыну: — Неужели ничего нельзя сделать?

Он покачал головой, избегая взгляда матери, чтобы она не видела, как сильно он страдает, но та сразу все поняла, потому что хорошо знала своего сына.

— Не понимаю, — каким-то глухим голосом проговорила Гэсси, — зачем ей понадобилось куда-то ехать поздно вечером. Она никогда не покидала дом по вечерам, даже с мужчинами…

Кэд посмотрел на Гэсси с плохо скрываемой яростью:

— В самом деле? Но в Лэриете вы говорили совсем другое! — грубо напомнил ей Кэд, слишком потрясенный, чтобы думать о ее материнских чувствах, если вообще они у нее были. — Вы говорили, что она близка с Райкером.

Гэсси посмотрела на него красными, распухшими от слез глазами, чувствуя на себе пристальный взгляд Элайз.

— Мне казалось, что рано или поздно это случится, — запинаясь возразила она. — Ведь мы не виделись с ней несколько недель. Мало ли что могло за это время произойти. — Она скрипнула зубами. — Ладно, я солгала в надежде, что вы наконец оставите ее в покое. Уж если кто ей и не пара, так это вы. К несчастью, она вас любит, — виноватым тоном бормотала Гэсси. — Готова целовать ваши следы, а вы топчете ее чувства, и она просто не в силах терпеть ваш несносный характер.

— Я не слепой, — бросил Кэд, выразительно взглянув на Гэсси, и снова отвел глаза.

Гэсси перестала шмыгать носом и какое-то время смотрела на искаженное лицо Кэда. Значит, он беспокоится о Бесс. Ненависть никогда не позволяла ей задумываться о его чувствах.

В этот момент он стал ей почти симпатичен. Почти. Но сколько вражды, сколько злобы было между ними все эти годы! Она не стала отрицать, что в тот день была с его отцом, скрыв от него и Элайз страшную правду, которая явилась бы ударом и для него, и для его матери.

— Я подумал, что она на содержании у Райкера, — процедил Кэд сквозь зубы. — Роскошная квартира, песцовый жакет…

Гэсси вздохнула:

— Нет у нее никакого песцового жакета…

— Есть. Я видел его собственными глазами, когда случайно встретил на улице.

— Она собиралась вернуть его в магазин. После того как выгнала меня из квартиры, — добавила Гэсси, заливаясь краской. — Поэтому я и уехала на Ямайку. Мне просто некуда было деваться. Теперь у Бесс хорошая работа, и при желании она могла бы купить себе песцовый жакет, но меня содержать наотрез отказалась. Не могла же я вечно пользоваться гостеприимством друзей. И если бы не Элайз… — Гэсси и мать Кэда обменялись долгим, спокойным взглядом. — Я никогда не забуду того, что сделала для меня ваша мать, Кэд. Хотя знаю, что не заслужила это.

Кэд во все глаза смотрел на Гэсси, чувствуя, как от лица отхлынула кровь. Значит, он напрасно обвинил Бесс, причинил ей боль, не имея на то никаких оснований. Это из-за него она попала в аварию, и если умрет, виноват будет он один. И все его проклятая ревность, спровоцированная Гэсси. Бесс честно трудилась, зарабатывая себе на жизнь, чтобы не зависеть от деспотичной матери.

— Вы были у нее, не правда ли? — спросила вдруг Гэсси.

— Да, и все из-за вас, — огрызнулся Кэд, похолодев от ужаса при мысли о содеянном. — Из-за вашей лжи о Райкере.

Глаза Гэсси наполнились слезами.

— Я хотела защитить Бесс. А может быть, и себя тоже, — с несчастным видом проговорила она. — Бесс думала, что любит вас, и я поняла, что потеряю ее навсегда, если она будет с вами.

Кэд опустил глаза на свои запыленные башмаки. Сейчас не время копаться в прошлом, думал он. К тому же Гэсси права. Из ненависти к ней он сделал бы все, чтобы разлучить ее с дочерью. Но теперь, черт возьми, у него не осталось ни единого шанса на совместную жизнь с Бесс. После всего, что он ей наговорил, она и смотреть на него не захочет. Так что в случившемся виновата не только Гэсси, но и он сам. Он всегда плохо думал о Бесс, прислушивался к сплетням о ней. И Бесс в этом не раз его упрекала. Кэд стал жертвой собственной ревности. Он без конца обвинял Бесс в том, чего она никогда не совершала, не давая ей возможности хоть слово сказать в свое оправдание. И вот теперь она лежит на больничной койке и одному Богу известно, выживет ли, а если умрет, в этом будет виноват он. Гэсси вырыла яму, а он толкнул в нее Бесс. Кэд застонал, обхватив голову руками.

— Она поправится, — тихо сказала Элайз, ласково погладив сына по голове. — Мы не должны терять надежды.

— Я одна во всем виновата, — всхлипнула Гэсси. — Мучила ее своими прихотями и капризами, была просто невыносимой. Надеялась, что она заменит мне Фрэнка.

Кэд молчал, глядя прямо перед собой, охваченный воспоминаниями. Вот Бесс бежит ему навстречу, смеющаяся, жаждущая его поцелуев. Она выздоровеет, он должен на это надеяться, не то сойдет с ума.

В ушах до сих пор звучали обидные слова, которые он, разъяренный, бросал ей, разрывая ее сердце на части, грубо требуя, чтобы она отдалась ему, как продажная женщина, без любви и каких бы то ни было обязательств с его стороны. И это при том, что она была последним человеком на свете, которому он хотел бы причинить боль. Он испугал ее своей агрессивностью, и она в панике убежала. Но сколько нежности было в их поцелуях и ласках до того, как она вырвалась из его объятий. К этому моменту они шли долгие годы, и наконец их мечта стала реальностью. Но Бесс не поняла этого. И вместо того чтобы посмеяться над всеми его оскорблениями, приняла их на веру, убежденная в том, что он и в самом деле не любит ее и хочет только развлечься. Он не успел открыть ей душу, она испугалась и убежала. А он очертя голову пустился за ней в погоню, не думая о последствиях, опасаясь, как бы с ней чего-нибудь не случилось… И вот случилось.

Элайз не могла без боли смотреть на искаженное мукой лицо сына.

— Есть здесь поблизости церковь? — спросила она. — Пойдемте, дорогая, поищем. — Она коснулась руки Гэсси. — А ты, Кэд?

— Я останусь, буду ждать сообщений о состоянии Бесс. — Он не сказал, что уже помолился и продолжает взывать к Богу. Жизнь без Бесс потеряла бы для него всякий смысл. Он не знал, сможет ли жить без нее.

Ее любовь каким-то непостижимым образом вселяла в него надежду. Придавала силы, очищала душу. И сейчас он напоминал потерявший управление дрейфующий корабль. Кэд годами старался превратить Лэриет в процветающее ранчо, в надежде, что когда-нибудь здесь поселится Бесс. Никакая женщина не заняла ее места в его сердце, хотя все это время он не жил монахом. Среди нескольких женщин, с которыми Кэд сходился, одной удалось вскружить ему голову, но дальше постели дело не пошло. Под маской красоты скрывалась злая, развратная кокетка, которой нравилось менять мужчин. Кэду это было противно, и он даже бровью не повел, когда она его покинула.

Кэд с нетерпением поглядывал на место дежурной сестры. Он уже выкурил целую пачку сигарет и понимал, что нужно остановиться, иначе замучает кашель. Однако сейчас сигареты могла заменить только кварта крепкого кентуккского виски. Но Кэд не стал бы напиваться, если бы даже знал, что сердце его разорвется от горя.

Кэд устало смотрел в окно и вздыхал. Ни матери, ни Гэсси он не рассказал подробностей случившегося, не в силах признаться в том, что это он виновник несчастья. «А что, если Бесс останется калекой?» — с ужасом думал он. Врач говорил о каких-то внутренних повреждениях и большой потере крови, но видя, в каком состоянии Кэд, заверил его в том, что Бесс поправится.

— Простите, — услышал Кэд и, обернувшись, увидел улыбающуюся медсестру. — Она зовет Кэда. Это, случайно, не вы?

У Кэда подпрыгнуло сердце. Она зовет его! Впервые за все это время в сердце затеплилась надежда.

— Да, это я.

Он погасил в пепельнице сигарету и последовал за сестрой в отделение реанимации, где в небольшой палате лежала Бесс. Над ней жужжали, гудели и пищали многочисленные замысловатые приборы, а трубку, которая при поступлении Бесс в больницу была вставлена в рот, теперь подвели к носу. Бесс уже открыла глаза, лицо, все в синяках и кровоподтеках, покрывала смертельная бледность.

— Бесс! — прошептал Кэд. — Как ты, дорогая?

Бесс попыталась собраться с мыслями, но мешало головокружение. «Я должна быть мертва», — думала девушка. Но здесь Кэд. У него вид умирающего, и он называет ее дорогой.

— Кэд? — прошептала она.

— Да, я здесь, — ответил он, задыхаясь от волнения.

— Две минуты, — предупредила сестра. — Ее нельзя утомлять.

Кэд кивнул и, подойдя ближе, прикоснулся к щеке Бесс.

— Прости меня. О Боже, дорогая, я так сожалею…

«Наверняка я мертва, — говорила себе Бесс, — или мне это снится». Она умудрилась поднять руку и потрогала смуглую щеку Кэда.

— Со мной все в порядке, — прошептала Бесс, с трудом различая его лицо, одурманенная лекарствами. — Кэд, все будет хорошо. Я не… не виню тебя.

Мысль о том, что даже в этом своем состоянии Бесс не хочет причинять ему боль, была просто невыносима, и глаза его наполнились слезами. О, как он ненавидел себя сейчас и за эти слезы, и за свою вину перед Бесс. Но ничего, буквально ничего не мог с собой поделать. Он взял руку Бесс и поцеловал ладонь.

Она крепко обвила его пальцы своими.

— Я умираю, да? — прошептала она. — Ты… ты для меня все, Кэд…

Она снова впала в забытье. Он подхватил обеими руками соскользнувшую с его щеки руку Бесс и осторожно коснулся губами ее пересохших губ.

— И ты для меня тоже, моя маленькая, — прошептал он, убитый горем. — Ради Бога, не умирай!

Но Бесс уже не слышала его. А если и слышала, то не осознавала смысла его слов. Весь остаток дня она провела в полудреме, лишь порой смутно различая голоса матери и Кэда, среди целой череды видений и образов, не дававших ей покоя.

Кэд своим самообладанием старался поддерживать Гэсси и мать и ни словом не обмолвился о причине несчастья, хотя женщинам было ясно, что Кэд как-то причастен к случившемуся. Гэсси предпочитала не думать об этом, радуясь, что жизнь дочери в безопасности. Однако у Элайз тревога не проходила. Она видела, что Кэд сам не свой и явно что-то скрывает.

Пока Гэсси была у Бесс, Элайз с Кэдом пошли в больничный кафетерий и сели за угловой столик, чтобы спокойно поговорить. Движение в коридоре не прекращалось. Мимо проходили посетители и медики, звучали сигналы внутренней связи и звонки, вызывавшие сестер, слышались тихие разговоры за небольшими белыми столиками.

— Расскажи мне, как это произошло? — мягко произнесла Элайз, с жалостью глядя на Кэда своими черными глазами. — Я не скажу Гэсси ни слова, но кому-то ты должен излить душу.

Кэд закурил, бросив вызывающий взгляд на сидевшего рядом мужчину, судя по его реакции некурящего, и повернулся к матери.

— Я рассказал ей о Гэсси и папе, наслушавшись вранья Гэсси, обвинил в близости с Джорданом Райкером, — тихим голосом начал Кэд. — И оскорбленная до глубины души, не желая видеть меня, она убежала из квартиры. — Кэд с отвращением посмотрел на свою сигарету. — Не знаю, зачем я курю? Иногда я думаю, что назло некурящим. — Он бросил окурок в пепельницу и, подавшись всем телом вперед, обеими руками обхватил чашку. — Я пытался вытащить ее из машины, но не смог, — продолжал он.

Элайз так хотелось обнять Кэда, как бывало в детстве, и не отпускать, пока у него не пройдет боль. Но теперь он был взрослым мужчиной, не склонным к сентиментальности. Таким его воспитал отец, сдержанный, даже суровый, умевший скрывать свои чувства.

— Что тебе сказала Гэсси о Бесс?

— Что она влюблена в Джордана Райкера, богатого бизнесмена из Сан-Антонио. — Кэд горько улыбнулся. — Она переехала в новую, более дорогую квартиру и не выказала особой радости при встрече со мной. А до этого, как назло, я встретил ее на улице с песцовым жакетом в руках, когда шел на деловой завтрак, и оскорбил, заподозрив, что она на содержании у этого Райкера. — Его боль передалась Элайз.

— Неужели ты думаешь, что она могла на это пойти?

— В какой-то момент мне так показалось, — признался он. — Со времени переезда в Сан-Антонио она очень переменилась. Я слышал, что Райкер пользуется у женщин успехом. А я, мне казалось, не очень-то ее вдохновлял, — добавил он с горечью. — И когда она увидела меня с женой моего делового партнера, не где-нибудь, а просто на улице, я повел себя так, будто пришел на свидание. И все из-за этого чертового жакета. Я не мог примириться с мыслью, что она принадлежит другому, и выказал ей свое полное безразличие и презрение. — Словно не замечая реакции матери, Кэд уставился на свой кофе. — Потом появилась Гэсси, и ее болтовня лишь укрепила меня в моих подозрениях. Тогда я решил сам во всем убедиться и отправился к Бесс.

— И устроил ей скандал?

— Да. Правда, на этот раз она попыталась опровергнуть мои обвинения, доказать мне, что я заблуждаюсь. Бесс уже не та робкая, безответная девочка, которой была раньше. Она обрела уверенность в себе и стала самостоятельной. Но я довел ее до отчаяния.

Кэд изо всех сил сжал ладонями чашку.

— Не передать словами, что со мной творилось, когда я понял, что вылетевшая из-за угла машина сейчас врежется в машину Бесс. — Кэд содрогнулся и закрыл глаза, живо представив себе, как все это было. — А потом я, бессильный что-нибудь сделать, дожидался «скорой помощи» и спасательной команды, глядя, как Бесс, зажатая словно тисками в машине, истекает кровью. — Кэд отпил из чашки кофе. — Я думал, что потерял ее.

— Все будет хорошо, — улыбнулась Элайз. — Бесс поправится. Теперь ты знаешь, что она тебя ни в чем не винит, ведь она сама тебе об этом сказала.

— И все-таки меня одолевают сомнения. Может быть, она так сказала под воздействием лекарства? Но если даже это так, сам я не могу не считать себя виновным. Гэсси права. Бесс слишком изнеженная для такого, как я. Но другим я не стану. Мне нужна сильная женщина.

— Я любила твоего отца, Кэд, — возразила Элайз, — несмотря на его тяжелый характер. Да, он порой причинял мне боль… и эта единственная связь… перед самой его смертью, — проговорила она с мукой в глазах. — И все-таки я любила его, и он тоже меня любил, хоть и по-своему. Наш брак не был похож на современный. Коулмен не менял скатерти, не мыл посуду, в общем, не помогал мне по дому. — Она тихо рассмеялась. — Я и представить себе не могла ничего подобного. Но он заботился обо мне и о вас, мальчишках, обеспечивал нас всем необходимым, и меня вполне устраивала такая жизнь, ничего другого я не хотела.

— Тогда было другое время, — возразил Кэд, — а сейчас это невозможно. И я не стал бы ставить жизнь Бесс под удар.

— Если она тебя любит и ты готов взять на себя заботу о ней, пусть все идет своим чередом.

— Это не так просто. — Кэд допил кофе. — Она девушка из высшего общества. Привыкла к богатству и светской жизни, а что могу дать ей я? Зато Райкер сможет удовлетворить любое ее желание.

— Ты в этом уверен? — спросила Элайз. — Но Бесс не кажется мне меркантильной.

— Чего не скажешь о ее матери, — заявил Кэд. — Вы лучше кого бы то ни было знаете Гэсси. Она ни за что не оставит в покое Бесс. Никогда. Посмотрели бы вы, какой несчастной выглядела Бесс, когда я потребовал, чтобы она забрала Гэсси к себе. Я ведь не знал, что она ее выгнала. — Его слова потрясли Элайз. Кэд бросил на нее взгляд и сказал: — Я не хотел, чтобы Гэсси жила в Лэриете, и вам это было известно.

— Не отрицаю. Но ей некуда было деваться. Вернуться к Бесс она не могла, но я не сказала тебе об этом. — Элайз повертела в руках носовой платок. — Гэсси, в сущности, неплохая женщина, Кэд, — снова заговорила она, рискуя разозлить сына. — Во многом она такая, какой ее сделала жизнь. Я не держу на нее зла, хотя одно время сильно страдала. Но Коулмена уже нет, а месть — это пустая трата сил. До самой смерти твоего отца мы с Бесс были близкими подругами. К тому же, Кэд, мы верующие. И наш долг прощать. Сейчас, как никто другой, ты должен это понимать.

Кэд взглянул на мать:

— Как вы можете защищать ее?

Элайз подняла глаза.

— Я считаю несправедливым обвинять ее в смерти Коулмена, — сказала она. — Ведь никто из нас ни разу не поинтересовался ее мнением на этот счет. Мы осудили ее на основании известных нам фактов.

— Это было ясно как день!..

— Нет. — Элайз положила руку на руку сына. — Мы любили Коулмена. И его смерть явилась для нас тяжелым ударом. Когда-нибудь я спрошу Гэсси, что она об этом думает. Нельзя носить в себе ненависть, Кэд.

— Я и не пытаюсь. Просто не хочу видеть Гэсси.

— Допустим. Но в настоящий момент у нас просто нет выбора, разве не так? Бесс не может одна жить в квартире, на помощь Гэсси ей рассчитывать не приходится. Стоит ей приехать в Сан-Антонио, как она снова начнет транжирить деньги, а Бесс будет получать счета и хвататься за голову. — Глаза Элайз лукаво блеснули.

Кэд неожиданно для самого себя рассмеялся:

— Пожалуй, вы правы и, насколько я понимаю, хотите забрать обеих в Лэриет?

Элайз улыбнулась:

— Я охотно забочусь о людях. Мечтала стать медицинской сестрой, но мой отец и слышать об этом не хотел. Женщине, говорил он, не пристало работать, особенно медсестрой, когда приходится мыть мужчин в ванне.

Теперь уже и в глазах Кэда затанцевали смешинки.

— Представляю себе, как бы вы мыли в ванне отца, — заметил он иронически.

Элайз слегка покраснела и опустила глаза, как застенчивая девушка.

— Ты не поверишь, но я ни разу не видела твоего отца голым. В наше время раскованность — так, кажется, это называют? — была не в моде. Не то что теперь.

— Раскованность присуща городским мужчинам, — сухо заметил Кэд. — Я же по-прежнему старомоден. Чего не скажешь о Роберте и Греге. Грег говорил вам, что хочет сойтись с Дженифер до свадьбы?

Элайз поморщилась:

— Да, говорил. Но я не одобряю его намерений.

— Я тоже, не знаю только, как этому помешать, разве что запереть его в коптильне? Но ему уже стукнуло двадцать пять.

Элайз кивнула:

— Они помолвлены, очень любят друг друга и собираются пожениться. — Она пожала плечами. — Мир изменился.

— Но не в лучшую сторону, — подхватил Кэд. — Впрочем, это скорее всего неизбежно. В бурные двадцатые годы казалось, что молодое поколение шагает прямо в ад. Пьянство, распущенность, курящие женщины. — Он усмехнулся. — Но потом пришли тридцатые годы, за ними сороковые, и все вернулось к раннему викторианству.

— Что правда, то правда, — согласилась Элайз, улыбаясь собственным воспоминаниям. — Помню, как за несколько лет до твоего рождения примерила слаксы. Что тут было! Коулмен велел мне их немедленно снять и строго отчитал, сказав, что носить штаны женщине не пристало.

Кэд бросил взгляд на ее бежевый брючный костюм и сказал:

— Если бы он увидел вас сейчас, перевернулся бы в гробу.

— С возрастом он стал более терпимым, и я уже могла носить брюки. — Элайз устремила взор вдаль. — Мне так его недостает, Кэд…

— Хватит об этом. А то расплачетесь, и люди подумают, что это я вас довел до слез.

Она откинулась на стуле и рассмеялась:

— Хорошо бы ты всегда так заботился обо мне…

— А я и забочусь, только никогда об этом не говорю. — Он улыбнулся.

— Дела важнее слов, разве не так? — Она ласково коснулась его руки. — Ты уделяешь мне слишком много внимания. Надеюсь, ты не хочешь остаться холостяком, поскольку можешь быть очень счастлив в семейной жизни. Все у тебя для этого есть. Женись, сынок, я просто мечтаю о внуках.

Кэд сжал лежавшую на его руке руку матери.

— Вот рассчитаюсь с долгами, тогда и подумаю о женитьбе.

— Не тяни с этим, — сказала Элайз.

Кэд кивнул, и мысли его перешли на Бесс. Она сказала, что в нем смысл ее жизни. Хотелось верить, что она не бредила. Слишком много препятствий у них на пути, но Кэд сделает все, чтобы преодолеть их.

Последующие два дня Бесс то приходила в себя, то снова впадала в забытье. Кэду пришлось на какое-то время уехать, передать Роберту управление ранчо и поручить Грегу провести одну деловую встречу, чтобы потом можно было надолго задержаться в Сан-Антонио. К его удивлению, Гэсси тоже осталась здесь, как, разумеется, и Элайз. Кэд снял в ближайшем мотеле, в нескольких минутах ходьбы от больницы, две комнаты, для себя и для матери.

На третий день Бесс перевели в одноместную палату. Бесс лежала, не переставая думать о страховке. Кэд сидел рядом, не спуская с нее глаз.

— Я получила страховку, — сказала она, — но ее хватит, чтобы покрыть всего восемь процентов расходов на лечение. Просто не знаю, что делать.

— То же, что делают все, — подумав, ответил Кэд. — Уплатишь очередной взнос. Не думаешь же ты, что, покупая скот, я плачу наличными?

— Именно так я и думала, — призналась Бесс. Ее покрытое синяками лицо все еще было распухшим, к тому же сильно болели ребра. Давали себя знать и швы на животе, но она пока не спрашивала об их происхождении, просто не было сил. Скорее всего у нее было какое-то внутреннее повреждение.

Кэд выглядел осунувшимся и изнуренным. Он почти все время оставался у ее постели, и это удивляло девушку, поскольку чувствовала она себя намного лучше. Его мрачный вид не располагал к разговору. Он сидел молча, следя за тем, как входили и выходили из палаты сестры и няньки. Оба они хорошо понимали, что явилось причиной постигшего Бесс несчастья. Кэд оскорбил ее и, будучи человеком ответственным, испытывал угрызения совести. Он обвинил ее во всех смертных грехах, и она в панике убежала, вскочила в машину и попала в аварию.

— Вы с Гэсси пока поживете у нас в Лэриете, — вдруг сказал он. — Не то Гэсси, как говорит моя мать, наймет поваров-диетологов, чтобы готовили еду, и не позднее чем через неделю ты обанкротишься.

Бесс устало вздохнула.

— Твоя мама права, — согласилась она без улыбки, подняв глаза на Кэда. — Но я не хочу тебя обременять, — добавила она тихо. — У тебя и без нас хватает хлопот. К тому же я знаю, как ты относишься к Гэсси. — Она опустила глаза. — И ко мне тоже.

Внутри у Кэда все сжалось при воспоминании о том, как он бросал в лицо Бесс несправедливые обвинения. Но он подавил волнение и очень спокойно сказал:

— Я ничего не делаю против собственного желания и, если бы захотел, нашел бы повод оставить тебя в Сан-Антонио.

На лице Бесс отразилось страдание, и Кэду стало жаль ее. Жалость усугублялась чувством вины. Словно прочитав его мысли, Бесс сказала:

— Ты ни в чем не виноват, Кэд. Не нужно было, как какой-нибудь психопатке, мчаться в машине неизвестно куда.

Кэд скользнул взглядом по ее лицу.

— Я сам не знаю, как зашел так далеко. Но поверь, никогда бы не взял тебя силой.

Легкий румянец появился на щеках Бесс при воспоминании о том вечере.

Кэд подошел к окну и, сунув руки в карманы своих серых слаксов, сказал:

— Что случилось, то случилось. И теперь уже ничего не исправить. Но я могу поселить тебя в своем доме и заботиться о тебе и о Гэсси, пока ты полностью не поправишься. Это мой долг.

Бесс хотелось отказаться от предложения Кэда, но она не могла себе этого позволить, лишь вздохнула и опустила глаза. Слава Богу, он не понял, что все еще небезразличен ей. Это был ее запасной козырь.

— Я высоко ценю твое благородство, — проговорила она, — но не стану смущать тебя и демонстрировать свою преданность до гроба.

Дыхание Кэда участилось. Он хотел ей сказать, что ему не нужны никакие демонстрации, что он был бы счастлив, если бы она по-прежнему искала встреч с ним. Но на этот раз он причинил ей слишком сильную боль, да и различие между ними пока сохранялось. Так что не следовало спешить.

— Я встретил в коридоре твоего доктора, — заметил он, чтобы прервать молчание. — Он сказал, что, если твое состояние будет и дальше улучшаться, тебя выпишут в пятницу, предварительно сняв швы. А через две недели я привезу тебя сюда на обследование.

— А когда я смогу вернуться к работе?

— Не раньше чем разрешит доктор.

Он не смог сдержать раздражения, подумала Бесс. И неудивительно. Ведь ему придется терпеть в доме ее и Гэсси вдобавок ко всем остальным неприятностям.

— Попробую поговорить с Джулией, попрошу дать мне работу на то время, пока я буду находиться в твоем доме, — сказала Бесс. — У меня в квартире есть все необходимое для рекламы. Охотно уплачу тебе арендную плату за себя и за маму…

Он буркнул что-то себе под нос, явно нелестное для Бесс, и уже громче добавил:

— Никогда больше не предлагай мне денег.

Бесс почувствовала, как от лица отхлынула кровь.

— Почему? — спросила она. — Не потому ли, что я получаю их от своего богатого любовника, как ты считаешь?

Кэд во все глаза смотрел на Бесс.

— Гэсси призналась, что несколько преувеличила, — проговорил он, — а я слишком болезненно отреагировал на ее слова.

— Как мило с твоей стороны признать это, — заметила девушка более язвительно, чем ей хотелось бы. — Но лучше поздно, чем никогда. Я не собиралась тебе ничего объяснять, думай что хочешь. И в Лэриет не поеду. Буду с мамой в своей квартире. Можешь радоваться, — добавила она с деланной улыбкой. — Ведь именно для этого ты явился ко мне с визитом — потребовать, чтобы я забрала мать к себе.

Кэд отошел от кровати, не вынимая рук из карманов слаксов, и его черные волосы сверкнули под светом потолочной лампы, как вороново крыло в лучах солнца.

— Не только для этого я пришел к тебе, — тихо возразил Кэд. — Но сейчас не время вдаваться в подробности.

— Это правда… то, что вы рассказали мне о маме… и о вашем отце?

— Спроси у Гэсси, Бесс, — бросил Кэд. — Как говорит моя мать, надо выслушать обе стороны. Я никогда не говорил об этом с Гэсси, просто исхожу из факта, который видел собственными глазами.

— В это трудно поверить. Гэсси любила моего отца.

Кэд остановился в нескольких шагах от кровати, какое-то время внимательно смотрел на Бесс, потом сказал:

— Поняла ли ты наконец, что любовь и страсть не одно и то же?

Бесс сверкнула глазами на Кэда:

— Тебе виднее.

Кэд вскинул бровь:

— О страсти я кое-что знаю. Любовь же совершенно другой зверь.

Бесс судорожно вцепилась в простыню и отвела глаза.

— Подумать только! Любовь ты сравниваешь со зверем… — пробормотала она.

— Как появился в твоей жизни Райкер? — спросил Кэд, надеясь застать ее врасплох своим вопросом.

Бесс подняла глаза:

— Что тебе за дело до Джордана Райкера! Ведь я тебе не подхожу, ты без конца мне это твердишь. Я, по-твоему, ни на что не гожусь, разве что для забавы, и в один прекрасный день могу оторвать от себя Гэсси и выбросить вон.

Кэд рассмеялся, хотя ничего смешного не нашел в словах Бесс, однако они затронули какие-то струны его души, и у него вырвался восторженный возглас:

— Я продал бы Гэсси за два цента то, что ты сейчас сказала.

— Вот и продай, — в тон ему с иронией ответила она. — Мне теперь все равно. Моя жизнь на исходе.

— Ничего подобного, — решительно запротестовал Кэд. — Ты не должна сдаваться, когда наконец обрела независимость.

— Тебе-то что до этого? — запальчиво спросила Бесс, метнув на Кэда молнии своими карими глазами. — Если бы даже тебе подали меня с гарниром из картофеля фри под соусом тартар, ты и тогда отказался бы!

У Кэда засверкали глаза.

— Ты перешла в наступление? Что же, это прекрасно! — сказал он и уже тише, прочувствованным голосом добавил: — Такая ты мне нравишься.

Бесс вспыхнула, но глаз не опустила.

— А ты мне никогда не нравился. Почему бы тебе не вернуться домой и не заняться, скажем, клеймением телят?

— Я не могу оставить мать с Гэсси, — отвечал он. — Гэсси заставит ее подписывать векселя на норковые шубы и роскошные автомобили. Она ей очень сочувствует.

— А ты, разумеется, нет, — заметила Бесс.

— Мне нечего возразить, — согласился он.

— Кто-нибудь звонил мне? — поинтересовалась Бесс.

— Райкер звонил, спрашивал, не нужно ли тебе чего-нибудь, — ответил Кэд с каменным лицом, вспомнив, что ему говорила Гэсси.

— Как это мило с его стороны, — с улыбкой проговорила Бесс. — Мужчина обязан заботиться о своей содержанке.

— О, дьявол, прекрати! — пробормотал Кэд. Он отошел от кровати и буквально рвал и метал. — Еще звонила какая-то Джулия.

— Это моя начальница, — объяснила Бесс.

— Женщина-менеджер? — Кэд взглянул на Бесс.

— Представь себе! Женщины умеют читать, писать, даже разбираются в математике, — заметила Бесс, — и могут управлять конторами, если представляется шанс.

Кэд вскинул брови:

— А разве я сказал, что не могут? Боже мой, я-то уж знаю, что могут делать женщины. Лучшего финансового менеджера, чем моя мать, я просто не видел. Она вполне способна управлять каким-нибудь чертовым акционерным обществом, только мешает ее доброта. Она пожалеет любого неудачника и отдаст ему все до последнего цента.

Он снова уселся в кресло рядом с кроватью и обвел взглядом Бесс, исхудавшую, в хлопчатобумажном больничном халате, с лицом, покрытым кровоподтеками. Выглядела она просто ужасно, но, слава Богу, была жива.

— Чем ты занимаешься в рекламном агентстве? — спросил Кэд.

— Сначала делала эскизы, — улыбнулась Бесс, заметив любопытство в его глазах, — то есть оригиналы для печатания рекламных плакатов, буклетов и другой продукции. А сейчас сама разрабатываю идеи и готовлю некоторые авторские материалы. Одна из моих реклам будет использована в общенациональной кампании по распространению продукции фирмы шампуней.

— Что же, поздравляю. — Кэд закинул ногу на ногу. — Тебе нравится твоя работа?

— Очень. И мои коллеги тоже.

— В том числе Райкер? — поддел ее Кэд, насмешливо улыбнувшись.

— Мистер Райкер не работает в нашем офисе, но он принадлежит ему, а Джулия им управляет. Офис мистера Райкера где-то в центре города.

— Но ты с ним встречаешься? — допытывался Кэд.

— Какое это имеет значение? — упрямо ответила она. — Ты сделал все, чтобы я держалась от тебя подальше, так не все ли тебе равно, с кем я встречаюсь?

Кэд поднялся и походил по палате, с трудом преодолевая беспокойство и раздражение.

— Да, я боролся со своими чувствами, — признался Кэд, бросив взгляд в окно. — Слишком долго боролся. И возможно, совершил ошибку. Но ты была тогда такой юной, такой изнеженной. В то время ты не прожила бы в Лэриете и недели. — Он повернулся к Бесс, пытливо глядя на нее. — Теперь ты повзрослела, но еще полна иллюзий в отношении меня. Я вовсе не герой из сказки. Я человек суровый, жесткий, а характер у меня бешеный. Мне нужна тигрица, а не воробышек.

— А та брюнетка — тигрица? — вкрадчиво спросила Бесс. — Или она тоже тебе не подошла?

Он склонился к Бесс, блеснув глазами. Значит, она ревнует его? Что же, он не станет пока выводить ее из заблуждения.

— Я не собираюсь обсуждать своих женщин, даже своих братьев, и уж тем более тебя.

Бесс отвела глаза, к горлу подступил комок.

— А я не собираюсь обсуждать своих мужчин, поэтому не задавай мне больше наводящих вопросов о Джордане Райкере.

— Договорились. Ни слова больше о твоих мужчинах, — согласился Кэд с подчеркнутой небрежностью и добавил: — Единственное, чего я хочу, это помочь тебе выздороветь.

— Благодарю тебя. Постараюсь в этом преуспеть.

Кэд пошел к двери, с трудом сдерживая улыбку. Ему нравилось, что Бесс стала смелее, решительнее. Нравилось, как она разговаривала с ним, нравились нотки ревности в ее голосе и глаза, метавшие молнии. Все это волновало Кэда, но он надеялся, что Бесс не дойдет до крайности.

— Ты уже уходишь? — весело спросила Бесс и добавила: — Передай братьям мои наилучшие пожелания.

Уже стоя в дверях, Кэд повернулся к Бесс, и глаза его сузились.

— Грег помолвлен с Дженифер Барнс, — сказал он, — и я был бы тебе очень признателен, если бы ты не трогала его.

Ага! Значит, это Кэда задело? Что же, прекрасно!

— Я не собираюсь соперничать с Дженифер, — сказала Бесс. — А вот Роберт совсем одинок, и мне хотелось бы поговорить с ним. Надеюсь, ты не будешь возражать?

Не проронив больше ни слова, с затаившейся в глазах яростью Кэд покинул палату. Мысль о таком неожиданном повороте событий преследовала его до конца дня. Роберт был не только свободен, но и любил поволочиться за женщинами, а Бесс ему давно нравилась. И теперь, когда у Бесс были все основания превратить жизнь Кэда в сущий ад, могла сложиться поистине дьявольская ситуация. Лучшей мести, чем связаться с его собственным братом, Бесс не могла бы придумать.

В тот день Кэд больше не появился в палате у Бесс, предоставив заботу о ней Гэсси и Элайз.

Они вышли из палаты уже после ужина, когда пришел врач. Долгий разговор с ним поверг девушку в шок. Она поначалу отказывалась верить его словам, а потом разразилась слезами.

— Очень сожалею, — сказал доктор, ласково похлопывая ее по плечу, — но всегда лучше знать правду. Не отчаивайтесь. Существуют другие пути…

— Я видела на животе швы, но не думала, что травма настолько серьезна, — говорила Бесс сквозь рыдания.

— Я не сразу сказал вам об этом, ждал, пока вы окрепнете, — продолжал доктор. В тихом голосе этого рослого пожилого человека звучала забота. — Верьте, мы сделали все, что смогли. — Доктор помолчал. — Тут вас навещает мужчина, он буквально не отходит от вашей постели, и если вы близки, то должны все ему рассказать.

— Мы не близки, — прошептала Бесс, прикрыв глаза. — И никогда не будем близки. Он просто друг, и все.

— Мисс Сэмсон, вы можете выйти замуж, — мягко уговаривал ее доктор. — Поэтому не нужно отчаиваться.

— О нет, теперь все кончено, — прошептала Бесс.

— Но когда вы выйдете замуж, сможете взять ребенка на воспитание.

Кэд ни за что бы на это не согласился, думала Бесс, уж она-то его хорошо знала. Он мечтал о наследниках, сыновьях, к которым перейдет Лэриет. Родных сыновьях, а не приемных. И Бесс так хотелось родить ему этих сыновей! Но теперь об этом и думать нечего. И вообще о Кэде надо забыть, особенно после того, что он ей наговорил в тот ужасный вечер. Он прямо сказал, что она не годится ему в жены, только в любовницы. Но если бы даже она заставила его поверить в то, что вполне готова к тяжелой жизни на ранчо, невозможность иметь детей встала бы каменной стеной между ними.

Бесс подняла на доктора полные слез глаза.

— Значит, нет никакой надежды на то, что я смогу когда-нибудь родить?

— Видите ли, один яичник вам удалили, а второй поврежден. Однако полностью исключить зачатие нельзя, особенно если вы выйдете за мужчину с могучей потенцией. На моей памяти много чудес, все в руках Божьих. Но надо приготовиться к худшему.

— Я понимаю. — У Бесс затеплилась крохотная надежда. И она даже улыбнулась доктору. — Спасибо за то, что сказали мне правду.

— Правда всегда лучше лжи. Я еще осмотрю вас. А теперь постарайтесь уснуть.

— Постараюсь. — Бесс проводила доктора взглядом, и, когда осталась одна, ей показалось, что стены палаты со всех сторон сдавили ее. Ей стало страшно, хотелось кому-нибудь излить душу, но она не знала кому. Кэд был последний человек, которому она могла бы все рассказать.