На второй день пребывания в кардиологическом отделении Норин окончательно пришла в себя и сразу же вспомнила про котенка, брошенного в пустой квартире. Но заглянувший к ней Брэд успокоил ее:

— Твоя киска уже успела стать местной знаменитостью, она поселилась у доктора Кортеро.

Норин не поверила его словам.

— У Рамона?

— Точно. Можешь представить такое? Я-то думал, он терпеть не может животных.

— Я тоже так считала.

— Теперь он только и говорит об этой кошке, о ее игрушках и проказах. Она даже спит вместе с ним.

— Ты дразнишь меня, да?

— Спроси у него сама, — ответил Брэд серьезно.

Вечером мисс Плимм ушла в кафетерий ужинать, и Норин осталась одна, полностью предоставленная самой себе. Воспоминания о прошлом настолько овладели ею, что она даже не услышала, как в палату вошел Рамон. Он склонился к ней со стетоскопом, и в этот момент она вздрогнула, будто ошпаренная.

— Спокойно, не надо так волноваться, — произнес он строго, прикладывая холодный кусочек металла к ее груди, едва прикрытой больничным халатом. — Дыши нормально.

Однако это не так уж просто сделать, когда его лицо почти что рядом! Норин отвела взгляд. Смотреть на него — какая это мука!

Рамон закончил прослушивание и отошел в сторону.

— Я в порядке, — заявила Норин, по-прежнему не глядя на него.

— Да, знаю. — Рамон опустил руки в карманы. — Как аппетит?

— Ем все, что дают.

— Разве? — возразил он. — Ты ешь только суп и желе, а так нельзя. Организму нужны протеины.

— Мне достаточно, — сердито буркнула Норин. — В меня больше не влезает. Лучше скажи, как моя киска?

Он улыбнулся, и хитрые огоньки сверкнули в его глазах.

— Ест за двоих.

— Спасибо, что присматриваешь за ней. — Норин принялась разглядывать пуговицы на его пиджаке.

— С ней никаких хлопот.

— Что-то не верится, ведь ты не любишь животных. — «И меня тоже», — добавила она про себя.

Рамон нахмурился: наверное, она еще не пришла в себя после наркоза. Он обожает животных, только никогда не мог позволить себе завести кого-нибудь — не хотел привязываться, да и квартира не слишком удобна для кошек и собак.

— Боль прошла? — он решил переменить тему.

— Я в порядке, — снова произнесла Норин. Району не хотелось уходить, но разговор не клеился, и Норин упорно избегала смотреть на него. Найдя повод остаться, он решил проверить трубки капельницы и взял Норин за запястье.

— Ты постоянно пользуешься кремом, да? — заметил он, проводя по ее руке большим пальцем. — Такая мягкая кожа…

Не поднимая глаз, Норин выдернула руку.

— Я не белоручка, я привыкла работать.

— Знаю, Норин.

Рамон редко обращался к ней по имени — всегда старался этого избегать. Ему, вероятно, не приходит в голову, как он ее мучает! Норин закрыла глаза, моля Бога, чтобы он наконец ушел, оставил ее в покое.

— Я загляну к тебе попозже.

— Спасибо, но нет необходимости. Мисс Плимм хорошо справляется.

Держит дистанцию! — разозлился Рамон.

— Может, мне лучше препоручить тебя Джону? — спросил он, упоминая своего помощника.

— Да, лучше… Если, конечно, ты не против. — В ее голосе звучали ледяные нотки.

В ответ он в бешенстве хлопнул дверью и ушел.

Норин с облегчением вздохнула. Еще несколько дней — и ее выпишут. Она устроится на работу в какую-нибудь больницу в пригороде, где Рамона и в помине не будет, и заживет на полную катушку. У нее будет новая работа, новая одежда, новая квартира — одним словом, новая жизнь. Она теперь сильная и здоровая и может смело строить планы на будущее!

Ничего не подозревая о дальнейших планах Норин, Рамон вернулся с работы домой чернее тучи. Он никак не мог смириться с тем, что Норин не нуждается в нем, в его визитах, в его заботе. Он спас ей жизнь — а она…

Он плеснул себе виски и плюхнулся в кресло. Котенок, как всегда, крутился у ног.

— Ну, хоть ты рад меня видеть, — Рамон задумчиво гладил его по спинке.

Его единственный собеседник по вечерам, котенок заставлял задуматься об упущенных возможностях, о потерях. Теперь после работы он возвращается в пустую квартиру, где царит гробовая тишина. А при жизни Изадоры их дом был полон людей, шума и веселья — она любила вечеринки и с удовольствием их устраивала. Каждая минута покоя и тишины казалась тогда роскошью — Изадора терпеть не могла, когда он читал. Ему вдруг пришло в голову, что она собирала вокруг себя так много народа, чтобы скрыть пустоту их совместной жизни. Изадора не любила животных, не любила детей. И он, боготворя жену, отказался от своей мечты о большой семье.

Изадора терпеть не могла Норин, которую все признали виновной в ее смерти. И только теперь Рамон почувствовал, что он близок к тому, чтобы принять правду. Виновато трагическое стечение обстоятельств. У Норин случился сердечный приступ, а ни он, ни Кенсингтоны не дали ей ни слова произнести в свое оправдание. Они так легко во всем ее обвинили, выбросили из своего круга и два долгих года наказывали за то, в чем не было ее вины. Не удивительно, что теперь она не нуждается в их помощи.

Из его груди вырвался громкий стон. Да как он мог быть таким бессердечным?! Как мог счесть ее хладнокровной убийцей?! Он виноват не меньше Норин. Даже больше. Он бросил Изадору, считая, что в ее состоянии противопоказаны перелеты, но лишь сейчас он честно себе признался, что просто не хотел брать жену с собой.

Их сказочный брак пошел прахом. Они с Изадорой только и делали, что ругались, особенно в день его отъезда. Его отсутствие еще больше, чем отсутствие Норин, послужило причиной смерти Изадоры.

Если бы теперь можно было что-либо изменить! Например, немного облегчить жизнь Норин. Он поговорит с Кенсингтонами, они тоже причинили ей столько зла. Необходимо это исправить. Пока не поздно.

На следующий день Норин уже три раза прошла по коридору отделения, опираясь на руку Брэда и смеясь над своей слабостью и головокружением. Она не сомневалась, что ей осталось провести в больнице лишь несколько дней — и эта радостная мысль отражалась у нее на лице.

Так продолжалось, пока они не встретили вышедшего на дежурство Рамона. Улыбка Норин сразу же поблекла, взгляд погрустнел, и она, сосредоточенно разглядывая паркет, еще крепче схватила Брэда за руку.

— Отлично, — произнес Рамон, не обращая внимания на ее реакцию. — Ходить очень полезно, и чем чаще, тем лучше. Так ты быстрее поправишься.

— Сегодня мы уже гуляем, — похвастался Брэд. — Ей намного лучше.

— Да, вижу.

— Пойдем дальше, — попросила Норин своего спутника. — Мне трудно стоять.

— Брэд, тебя ждут в триста десятой палате, — раздался голос санитарки. — Мистер Шарп жалуется на работу дыхательного аппарата.

— Я сменю тебя, — предложил Рамон, делая шаг вперед. — Проведай своего пациента.

— Да, сэр. — И Брэд виновато посмотрел на Норин, которая выглядела так, будто ей предстоял путь на гильотину.

— Ты не умрешь, если дотронешься до меня, — саркастически заметил Рамон, протягивая девушке руку. — Давай, пойдем.

И они не спеша продолжили путь до палаты. Потом он помог ей снять тапочки и лечь в постель.

— А ты еще не спросила, как дела у твоей киски.

— Она в порядке?

— Все отлично. И я к ней уже привык.

— В мире много бездомных котят, — буркнула Норин сухо.

— А я-то надеялся, что у меня будет возможность ее навещать.

Норин подняла глаза — холодный, отсутствующий, ничего не выражающий взгляд.

— Вряд ли.

— И теперь всегда так будет? — спросил он шепотом.

— Не понимаю, о чем ты.

— Понимаешь, — так же тихо раздался его голос. — Господи, да неужели тебе никогда не приходило в голову, что я выясню, что произошло на самом деле? Я пережил шок, когда узнал, что с тобой случился сердечный приступ и только из-за этого Изадора осталась одна…

— Мне-то приходило в голову, но ты не хотел выслушать меня. Никто не позволил мне и слова сказать. Два долгих года ко мне относились как к убийце. Думаешь, это легко забыть?

— Нет, — отчеканил Рамон. — Прости меня, — добавил он тихо. — Конечно, произошло слишком многое, чтобы только извинением стереть из памяти последние два года, но мне действительно жаль. Если это поможет.

Норин устало закрыла глаза, по щекам у нее текли слезы.

— Ты не знал, — глухо произнесла она. — И никто не знал. Да какая теперь разница! — вырвалось у нее вдруг. — Изадора умерла! И все по моей вине! Я должна была постараться убедить врачей, что мне нужно домой!

Каждое слово, будто стальное лезвие кинжала, вонзалось в сердце Рамона.

— Норин! — воскликнул он. — Зачем ты так говоришь?

В этот момент распахнулась дверь, и на пороге возник Брэд, одарив Рамона обвиняющим взглядом.

— Пора перестать ее мучить, с нее достаточно!

— Да, — засуетился Рамон. — Я велю принести обезболивающее. Уговори ее поесть. — И с этими словами он вышел.

Брэд молча протянул Норин носовой платок.

Рамон брел по коридору словно в тумане. Слезы Норин… Тот факт, что она плачет по его вине, причинял ему нестерпимую боль. Кажется, только сейчас он понял, какой длинный путь ему предстоит — путь к ее доверию.

На следующее утро Норин тактично отказалась от помощи мисс Плимм. Она не собирается быть в чем-либо обязанной Рамону.

С таким настроением она ждала дня выписки. Каково же было ее удивление, когда при выходе из отделения она столкнулась с Кенсинггонами. Норин холодно взглянула на них, даже не пытаясь изобразить на лице радость от встречи.

— Рамон сказал, что тебя сегодня выписывают… — начал Хол.

— Да, я возвращаюсь домой, — бросила она сухо. — Зачем вы здесь?

Дядя, кажется, удивился вопросу.

— Ты ведь перенесла серьезную операцию.

— Мы были в отъезде, — подключилась к разговору Мэри. — И вернулись только сегодня. Если бы мы знали, мы бы…

— Зачем притворяться? — зло произнесла Норин. — Вы просто отдали визит вежливости. Никто не будет шептаться у вас за спиной. А теперь, если вы не против, я поеду домой, а то я себя еще не очень хорошо чувствую.

— Ты можешь пожить в своей старой комнате, — предложила Мэри. — Мы наймем сиделку…

— Я возвращаюсь к себе.

— Но ты же живешь одна, — возразил Хол. — Ты не можешь быть предоставленной самой себе.

— Я годами была предоставлена самой себе. — Несмотря на удивление на их лицах, ни голос, ни взгляд Норин ничего не выражали, только полное безразличие и холодность. — И мне так лучше. — Она кивнула сопровождавшему ее санитару, и они направились к лифту. — Спасибо, что приехали сюда, — добавила Норин, даже не взглянув в сторону Кенсингтонов.

Обиженные и не ожидавшие такого приема, они стояли не шевелясь. Мэри и Хол рассчитывали, что Норин с радостью примет их заботу, но их встретила не та тихая, покорная, стеснительная девочка, которую много лет назад они привели в свой дом.

— Рамон предупреждал, что она изменилась, — сказала Мэри мужу. — Наверное, всему виной боль и обида. Мы относились к ней очень плохо.

— Все трое, — согласился тот тихо. — Если бы мы только выслушали, когда она хотела все объяснить… У меня ужасное чувство — Норин могла умереть, а мы бы и не знали.

— Она вернется к нам.

Хол лишь сухо усмехнулся в ответ и сунул руки в карманы.

— Ты уверена? Ладно, пойдем перекусим что-нибудь.

Мэри взяла мужа под руку, и они направились к лифту. Лишь двери закрылись за Норин, навстречу им из служебного отделения, одетый в дорогой костюм, выскочил Рамон.

— Где она? — бросил он на бегу.

— Уехала вниз, к такси, — хмуро пояснил Хол. — Даже не стала с нами разговаривать.

— Такси? — не произнеся больше ни слова, Рамон на ходу впрыгнул в лифт. Внизу он крикнул санитару: — Джек, забудь про такси, я сам отвезу ее домой.

— Да, сэр. — И санитар помог усадить раздраженную, сопротивляющуюся Норин в машину Рамона.

— Я хочу ехать на такси! — возмущалась она.

— Поедешь туда, куда скажут! — рявкнул он в ответ и направил машину за больничные ворота по переулку, ведущему к шоссе.

— Но не с тобой!

— Держи себя в руках, — прошептал Рамон, — злость не пойдет тебе на пользу.

Норин была в бешенстве. Она прислонилась к спинке сиденья, закрыв глаза и стараясь побороть приступ головокружения и гнева. Ну и утро выдалось!

— Это ты их прислал? — нарушила она молчание, когда машина неслась по шоссе.

— Кенсингтонов? Нет. Я знал, что они возвращаются сегодня, и позвонил им, рассказав об операции. Они были в шоке.

— Да что ты?

Он внимательнее посмотрел на нее.

— Ты казалась здоровой, когда жила дома.

— Дома у меня там никогда не было. — Норин смотрела в окно.

— Просто ты всегда сливалась там с мебелью…

— Конечно, — девушка тихо вздохнула. — Я и была частью интерьера. Одним словом, прожила в тени. Но теперь этому пришел конец. Когда поправлюсь, уеду работать за границу. Начну новую жизнь.

Сердце Рамона упало в пятки. Он и представить не мог, что она уедет из города. Этого ему никак не хотелось.

— Никуда ты не денешься в ближайшие три месяца, — произнес он спокойно. — Я приложил немало усилий, чтобы поставить тебя на ноги, и не позволю все испортить.

— Три месяца я буду делать то, что мне скажут, а потом — то, что захочу.

— Тебе нужны регулярные осмотры, — продолжал он приводить аргументы. — Придется принимать лекарства для разжижения крови, следить за сердечной деятельностью. Лечение нужно держать под контролем.

— Я найду хорошего врача. Воцарилось молчание.

Несколько минут спустя Рамон затормозил около своего дома, сигналя швейцару, чтобы тот открыл дверь. Выйдя из машины, он, не произнеся ни единого слова, подхватил на руки Норин, ее сумочку и вошел внутрь.

— Что… что… ты делаешь? — вскрикнула она, вырываясь.

— Успокойся. — Он продолжал идти, на ходу поясняя швейцару: — Мою кузину только что выписали после операции на сердце, она поживет у меня, пока не будет в состоянии заботиться о себе сама.

— Правильное решение, сэр, — улыбнулся швейцар и нажал кнопку. Двери лифта открылись, и они зашли в него.

Норин с трудом сдерживала слезы. Беспомощная, она повисла на руках у Рамона, чувствуя пряный аромат его дорогого одеколона. Девушке хотелось верить, что происходящее не имеет к ней никакого отношения.

Когда они вошли в квартиру, Рамон отнес ее в комнату для гостей и аккуратно опустил на кровать.

— Полежи пока. — Он поправил подушки. И исчез за дверью, вернувшись через секунду с графином сока, стаканом, ее лекарствами и котенком, который тут же взгромоздился Норин на колени и довольно замурлыкал.

— Маленькая моя киса, — сквозь слезы бормотала Норин, поглаживая мягкую шерстку.

— Она не даст тебе скучать, пока я не вернусь. У меня еще обход, но я буду дома, как только смогу. А так, если что, вот телефон. Срочно позвони вниз. И еще я постараюсь поскорее вызвать мисс Плимм, — добавил он.

— Я тут не останусь.

— Но ты же не можешь находиться одна, — возразил Рамон. — Я рассчитывал, что ты отправишься к Кенсингтонам.

— Я не согласилась, а теперь получилось еще хуже!.. — Слезы все сильнее и сильнее жгли ей глаза, из горла рвались рыдания. — Господи, ну почему… почему я не могла поехать домой?!

Обходы, пациенты, дежурства — все ушло на второй план. Рамон опустился на кровать и, нежно обняв, прижимал Норин к себе, пока она плакала.