Бакалар, Мексика, 1 Ноября, 1934

Почему этот мужчина… голый?

Ошеломленная двадцатиоднолетняя Маргарет О'Хара, распластавшись на спине, наблюдала за голым мужчиной, который стоял к ней спиной в проветриваемом доке и вытирался. Ее восприятие, сначала немного расплывчатое, сосредоточилось на чем-то остром будто мачете: головная боль была подобна ножевой ране.

Да. Голый. Правда-правда. Голый. Ей еще никогда не приходилось видеть такого большого, хорошо сложенного мужчину с шикарной задницей. Он был накаченным, сильно загорелым и достоин того, чтобы его образ запечатлели в мраморной скульптуре. Может и двух, а может и пяти. Жаль, что она была художником.

Погодите-ка. «Где, поперёк меня сосиску, я?» Лишь глазами Маргарет могла двигать и не испытывать боли. Она огляделась: джунгли, грязь, озеро. Ладно.

«Я лежу у озера».

Это хорошо. Она узнала местность. Вроде того.

«Я рядом с деревенским причалом?»

Судя по тому, что она заметила периферийным зрением — нет, у того причала был навес.

Тогда где?

Она попыталась поднять ноющую голову, но в награду получила лишь боль в висках.

Ох-ох-ох. Пришлось медленно выдохнуть, чтобы боль отпустила.

«Всё нормально. Расслабься и подумай. Что произошло? Что произошло? Что произошло? И кто этот мистер Сочные Булочки?»

В голове был липкий серый туман, но Маргарет вспомнила, что тем утром плавала. Может, она упала с причала и едва не утонула в озере, а мистер Сочные Булочки спас её?

Или нет.

Одежда была сухой, кроме тех мест, где пропиталась потом. Вообще, если подумать, она чувствовала себя, как влажный пирог: мокрая внизу и сухая сверху с корочкой из-за солнца. Не помогало и то, что кто-то — может этот мужчина? — положил ей под голову тёплый плед. Господи, он кололся.

Она приказала руке подняться — что было невероятно болезненно — и почесать за ухом. Её пальцы коснулись мягких, шелковистых волосков импровизированной подушки.

Как странно. Люди в этой местности не носили норки.

Норковая подушка мурлыкнула.

Мэгги вскочила с травы и отпрыгнула на несколько футов к ближайшему дереву, за которое ухватилась.

— Я-я-я-ягуар!

Чёрная кошка с блестящей шерстью сдвинула лапу и просто смотрела на Мэгги. Её глаза были похожи на два огромных блюдца лаймового-изумрудного цвета. А потом эта хреновина улыбнулась ей, как Чеширский кот. Чертовски тревожно.

— Ты! Кошка! — выкрикнул мужчина, который несся по причалу, и от каждого его тяжёлого шага деревянные доски громко скрипели. — Уходи! И не возвращайся, пока не позову.

Мэгги стоило бы испугаться тембра, но богатый мужской голос унял головную боль.

— Мряур? — кошка… Говорила?

«Должно быть, у меня слуховые галлюцинации», — подумала Мэгги, смотря на то, как глаза кошки меняются с человеческих на кошачьи и обратно.

— Делай, как говорят, — обратился человек к кошке, — или сделка отменяется.

Черная кошка зашипела, взмахнула длинным хвостом и исчезла в тени густой травы, окружающую небольшую поляну у озера.

«Как странно, нужно убираться отсюда».

Мэгги, шатаясь, развернулась, чтобы укрыться в другом кусте.

— Куда это ты собралась? — глубокий, богатый голос опутал её разум тянучками карамели и экзотическими специями. Прежде чем она могла проговорить хоть слово, голова закружилась, а тело ослабло. Её подхватили сильными руками и прижали к дереву.

— Закрой глаза и дыши.

Она вдруг захотела сделать именно это. И только это. Голос мужчины… убеждал.

Когда Мэгги втянула густой, влажный, тропический воздух, потерянные воспоминания вернулись. Как она сюда попала?

Она вспомнила, как искала путь к руинам, где проводил свои дни её отец. «Маленький Кинична» — или младший дом солнца — как он его называл, стал самой большой находкой в его карьере, благодаря которой его имя вписали в археологические словари. По иронии судьбы, эта полуразрушенная и исторически неинтересная куча щебня была открыта много лет назад, но когда коллега её отца попросил расшифровать гравюры на редкой черной нефритовой скрижали, отец понял, что перед ним древняя карта сокровищ Майя, что на ней указано направление к скрытой зале под «Маленьким Киничном».

— Тебе легче, открой глаза, — приказал мужчина хриплым голосом.

Она воспользовалась моментом и прислушалась к своему телу.

Удивительно. Боль ушла. На самом деле, Мэгги чувствовала эйфорию и лёгкое покалывание. Особенно там, где мужчина её касался. Может, ещё и в паре других мест. 

«Маргарет О'Хара! Ты распутница!»

Она открыла глаза и встретилась с, прожигающим насквозь, взглядом ледяных, бирюзовых глаз, которые находились в дюймах от неё, и в их глубинах плескалось неприкрытое, первобытное желание.

Ерунда какая! Мэгги запрокинула голову и ударилась о ствол.

— Ай! Отлично! Сзади теперь есть такая же, как и спереди шишка.

Невероятный мужчина выпрямился, возвышаясь над ней, словно многовековой дуб, но не отвёл взгляда. Ну, по крайней мере, между их лицами теперь социально приемлемое расстояние. Хотя нельзя того же сказать про их тела. Жар его вздымающейся груди просачивался в Мэгги. И к счастью — или, к сожалению?.. а, может, магически, так как она не представляла, когда он успел их натянуть? — он был одет лишь в тонкие льняные брюки. Нет. Определённо, к счастью. Момент и так неловкий, а если бы мужчина был голым и таращился вот так, как сейчас: молчаливо и с подозрением… Он продолжал изучать её своими невероятными, бирюзовыми глазами, обрамлёнными густыми чёрными ресницами.

«Почему он так на меня смотрит?»

Может, думает, что из огромной шишки на лбу вот-вот появится вторая голова?

— Что произошло? — наконец, спросила она.

— Вопросы здесь задаю я, — возразил он. — Женщина, кто ты?

Не такого ответа она ожидала.

— Голубчик. Я заблудилась в джунглях с полуобнажённым грубияном.

— Грубияном? — Он удивлённо выгнул тёмные брови и сложил руки — под кожей цвета молочного шоколада бугрились бесконечные, тугие мышцы — на широкой груди. Мэгги отметила каждую деталь невероятного на вид мужчины, словно записывала в журнал артефакты: длинные, влажные, блестящие волосы цвета полуночи; невероятно широкие плечи; под бронзовой кожей шеи вились мышцы и натянутые сухожилия; греховно вылепленный живот, разделенный на округлые маленькие прямоугольники, которые напоминали поднос с кубиками льда — необычное новое изобретение. Господи, ей так не хватало льда.

Но какими бы ни были впечатляющие грубые, высеченные мужские черты, именно рост больше всего сбивал с толку. В этой части света люди не отличались высокорослостью. На самом деле, со своих метр семьдесят, она сантиметров на пятнадцать возвышалась над всеми мужчинами из деревни. А её отец, доктор О'Хара, на целых тридцать. Нет. Этот гигант явно родом не из маленького сонного Бакалара или вообще с Юкатана. Но откуда тогда? Экзотические, этнически неоднозначные черты не давали подсказок. Он мог быть и марокканским греческим испанцем и скандинавским гималайским казахом. Хм-м-м-м.

— Да, грубияном, или предпочитаете хам? А может, дикарём? — произнесла она.

— Едва ли. Дикари не спасают женщин от опасностей. Они создают для них эти опасности.

Верно. А ещё у дикарей нет сексуального, экзотического акцента. Как у одного из голливудских друзей её родителей.

Вот в чём дело!

— Господи. Вы актёр, да?

Да. Да. Теперь всё встало на свои места. Жители деревни неделями говорили о съемочной группе. Все твердили на улице — ух, говорили на углу, рядом с вонючими ослами — что российский режиссёр снимал фильм о Чичен-Ице и ему нужны были образы исторических реконструкций в этом районе.

— А… Актёр? — На его суровом выражении появилась очаровательная улыбка, вдохновленная самим дьяволом. — Да.

Мэгги вздохнула.

— Это объясняет обученную кошку. Где группа? — она посмотрела через плечо.

— Группа. Э-э-э. — Он указал пальцем в неопределённую точку и опустил руку. — Через пару дней приедет.

— Вы вживаетесь в роль! Точно. — Мэгги слышала, как актёры вживаются в роль. Увлекательно. Конечно, актёрская игра никогда её не интересовала, как впрочем, и другие виды деятельности. Но родители настаивали заняться чем-то продуктивным. Потому что ходить на вечеринки и встречаться с известными, симпатичными мужчинами, на их взгляд, недостойное занятие, так что Маргарет занялась живописью. Они оказались правы, к слову. Ох, если бы только её дражайшая мама дожила до момента, когда Мэгги сказал бы ей об этом.

— И, — вновь заговорил мужчина, — ты скажешь мне кто ты?

Она протянула руку.

— Мисс Маргарет О'Хара из Лос-Анджелеса.

— Ты очень далеко от дома.

«Серьёзно?»

— Я здесь работаю с отцом. Он профессор и занимается… хм-м-м… исследованиями.

Одна малюсенькая ложь. Или две. Кто узнает-то? Честно говоря, её отец ничего не исследовал, а занимался тайными раскопками. А её «работа»? Яйца выеденного не стоит. Отец даже близко не подпускал её к строению со словами: «Здесь не место юным леди». Ну, юным леди не место и в разорённой революцией мексиканской деревне, где электричество — роскошь, как и кровати, и щипцы для завивки и благословенные кубики льда. И везде… абсолютно везде убогие, маленькие курятники со злодейскими курами. Эти пернатые бандиты на каждом углу оставляли свои кака-бомбы.

«Переживёшь. Есть вещи куда важнее».

— Что же, мисс Маргарет О'Хара из Лос-Анджелеса, рад с вами познакомиться. — Мужчина немного склонился и вложил в её свою огромную, грубую для актёра руку, после чего оставил поцелуй на тыльной стороне её ладони. Отчего по телу Мэгги пронёсся изящный поток жара, заставляя качнуться, но она подавила в себе этот прилив. Ого. От такого поцелуя женские кальсоны могли сгореть. Пуф! Пожар. И нет больше кальсон. Вот и всё.

Тепло ещё продолжало разливаться по телу.

«Прошу, тепло только не доберись до кальсон. Не доберись…»

Нахмурившись, он опустил её руку.

— Скажи же, что ты делала в джунглях.

— В джунглях?

— Ну да. Я в них тебя нашёл бессознательную. Босую. Совсем одну. Там много деревьев и опасных животных. — Он указал через плечо на густой лес, с деревьями, обвитыми виноградной лозой, где всё щебетало и щелкало обильной жизнью. — И они прямо за тобой, если забыла, как они выглядят.

— Да. Джунгли.

«Думай, думай, думай».

Она пошевелила голыми пальцами в мягкой траве и посмотрела в гипнотические бирюзовые озера глаз мужчины. Забавно, что они могли быть у него цвета той самой травы, а затем менялись на льдисто-голубой.

Лёгкий дневной ветерок кинул ей на лицо несколько темных прядей волос. Мэгги всё продолжала думать. Она убрала пряди и сосредоточилась на пятнах травы на подоле белого хлопкового платья. Проклятье. Ей так нравилось это платье, с вышитыми вручную красными цветами на подоле. Её отец подарил платье Мэгги вместе с красивым черным каменным кулоном, когда они приехали неделю назад. Он сказал, что это подарки в честь его находки. Всё было именно там, где он сказал, включая какое-то загадочное, бесценное сокровище, которое «изменит их жизни». Отец говорил, что очень хочет показать его Мэгги, когда придёт время.

— Я жду, — нетерпеливо протянул мужчина.

— Ждёшь. Ох, да, я была в джунглях потому что… — Она так и не придумала.

Страх. Да из-за страха она сглупила. Из-за недавней смерти матери, её захлестнули суровые эмоции. Мэгги боялась, что не сможет пережить прошлое. Опасалась посмотреть на настоящее. И страшилась, что будущее принесет только боль и страдания, потому что родные и близкие рано или поздно уйдут. Страх стал иррациональной опухолью, разъедавшей рациональный разум Мэгги. Именно поэтому, когда отец начал вести себя странно — и исчезать на несколько недель — бесцельно бормоча и став одержимым скрижалью, Мэгги приехала в Мексику. Она боялась, что отец мог исчезнуть в этой дикой земле, испариться и стать не чем иным, как коллекцией воспоминаний… как и мать. И сейчас она боялась, что её страхи оправдались, её отца не видели уже три дня. Но Маргарет не позволяла себе произнести вслух страшные, ужасающие слова.

— Потому что… Я художница! — ответила она. — Я отправилась на поиски новых пейзажей, обернулась, а потом гигантская кошка появилась из ниоткуда и погналась за мной. — Она потёрла шишку на лбу. — Я упала и ударилась головой. Тебе не посчастливилось найти мои сандалии.

У него задёргался глаз.

— На поиски новых пейзажей?

— Ты мне не веришь?

Он покачал головой и улыбнулся с лощеной завистью, присущей лишь звёздам Голливуда. Мэгги задумалась, встречал ли он когда-нибудь её мать, но тут же задвинула эту мысль. Она не хотела думать о матери, рана была ещё свежа.

— Нет, я тебе не верю, — сухо протянул он.

Какая наглость!

— Ты нашёл меня в джунглях, так? Я была без сознания? — она указала на шишку. — И разве я не заработала её?

— Да, но у меня подозрения, что ты что-то искала.

Наглый грубиян.

— Ну, было очень приятно, мистер… — Наглый Нудист? Мистер Безнравственные Булочки?

— Баклум Чаам.

Баклум? Какое странное… Ох! Это его роль.

— Конечно, Джо. От чего бы ты ни сходил с ума…

— Меня зовут не Джо, а Чаам. Я только что представился.

Маргарет моргнула. Он очень-очень вжился в роль.

— И уверяю, я не куда не сходил. И с разумом всё хорошо. — Он гордо вскинул голову

— Я… ох, неважно. Слушай, мистер Чаам, всё замечательно, но мне нужно идти. Отец, наверное, уже гадает, где я. — Она на это надеялась. Вполне вероятно, её отец мёртв. Или сильно ранен.

«Успокойся. Ты найдёшь руины. Найдёшь отца…»

Если бы она только настояла на том, чтобы он дал точные координаты местоположения раскопок. Но она послушалась отца, страшась его гнева, и осталась в деревне, проводя дни за рисованием, изучением испанского языка у местных детей или плаванием с подругой — женщиной по имени Итцель, которая не говорила по-английски.

— Хорошего тебе дня. — Она мило улыбнулась и повернулась к береговой линии.

Он её резко схватил и развернул обратно, затем запер руками в клетке своего тела, прижимая к удивительно твёрдой мужской груди. Его прикосновение мгновенно подпалило порох и…

Обожгло!

По телу пронеслась волна плотского жара.

«О, Господи! Бог ты мой!»

Маргарет ощутила, что покраснела до кончиков волос и покрылась бисеринками пота. Каждая мышца натянулась от беспощадного нескромного напряжения, словно веревки, закрепляющие огромный парус, который вёл её корабль к самому восхитительному берегу. А затем…

Блаженство.

Мэгги напряглась, цепляясь за бицепс мужчины, пока по телу прокатывался фейерверк удовольствия.

Господи. Она… Она только что?..

Он откашлялся.

— Было ли это так же хорошо, как выглядело?

Она преувеличенно тяжело вздохнула. Ну, что за болван?

— Ты не актёр, да? — спросила она, не скрывая дрожи в голосе.

Он покачал головой.

— Нет. И ты не человек.