Колю, привезенного в дом Всезнайгеля, незамедлительно уложили в кровать. Колдун обработал руку солдата особой мазью, пообещал, что к следующему утру все пройдет, если не напрягаться.

Парень постоянно порывался встать и что-нибудь делать, невзирая на боль в кисти. Принцесса сидела рядом, чуть ли не силой удерживая солдата на месте.

– Успокойся, Николас, – уговаривала она юношу бледного со взором горящим. – Тебе нужен отдых, твоей руке нужен покой… Посмотри, как опухла! И вообще, самое время почивать на лаврах.

Но рядовой Лавочкин не поддавался увещеваниям Катринель.

В гостиной неистовствовал Тилль. Весь остаток дня в дверь звонили, стучали, ломились дотошные посетители, непременно желавшие видеть рыцаря-победителя и лично засвидетельствовать свое восхищение. Гостиная и коридор были устланы цветами. Под окном кто-то пел Колины серенады, здравицы и прочую галиматью.

К вечеру не выдержал даже флегматичный Хайнц: стал покрикивать на публику. Слуге приходилось хуже всех. Он крутился между дверью и бушующим мудрецом.

Ужинать сели позже обычного.

– Поздравляю, Николас! – хозяин дома поднял бокал вина. – Сегодня вы ошеломили не только бедного графа. Признаюсь, я не видел ничего похожего, хотя смотрю турниры очень давно.

Придворный колдун, солдат и принцесса отлично посидели. Колина жажда деятельности прошла, он впал в некую благодушную вялость. Катринель радовалась тому, что парень вернулся почти невредимым. Тилль развлекался, шутя и плетя разные небылицы, но Лавочкин заметил: Всезнайгель потихоньку о чем-то размышляет.

Потом в дверь позвонили, и Хайнц принес записку. Хозяин прочитал.

– Я отбываю по срочному делу, – сказал он. – Продолжайте праздник без меня.

– Что-то случилось? – спросила принцесса.

– Ничего страшного, дела королевского сыска, – успокоил ее мудрец. – Должность придворного колдуна обязывает.

Он отсутствовал всю ночь, а ранним утром отправился во дворец.

Король Генрих еще спал.

– Как только его величество соизволят проснуться, передайте ему, что я имею сообщение государственной важности, – велел мудрец слуге короля и стал ждать.

Через час монарх пробудился. Получив известие о Тилле, велел звать его прямо в опочивальню.

Визитер имел честь видеть короля, нежащегося в постели. Слуги удалились.

– Ну, мудрейшество, ты наконец нашел Катринель? – нетерпеливо спросил Всезнайгеля король, не здороваясь.

– Доброе утро, ваше величество, – Тилль поклонился. – Мой разговор касается дел, более важных, чем поиски принцессы… Кстати, появилась довольно интересная зацепка. Но сначала позвольте о более значимом.

– Что может быть важнее? – спросил Генрих. – Война? Мор? Голод?

– Ни то, ни другое, ни третье. Дела еще хуже, – таинственно изрек Всезнайгель.

– Не томи!

– Речь идет об угрозе переворота.

– Что?! – король подскочил на кровати.

– Прошу вас, выслушайте внимательно. После вчерашней победы над вашим племянником барон Николас поистине стал фигурой общегосударственного масштаба. Мне могут возразить, дескать, популярный рыцарь – это игрок светского плана, кумир ради развлечения, но никак не политическая единица. Что ж, казалось бы, все верно. Но не в случае с Николасом Могучим. Здесь мы сталкиваемся с человеком, которого еще до попадания в рыцарскую обойму боготворило все королевство. Я имею в виду народ, простолюдинов. Случаи двухнедельной давности уже стали легендами. Где такое видано? Нигде.

– Ты не драматизируешь? – перебил Генрих.

– Отнюдь, ваше величество. Убитый великан, побежденный дракон, возвращение из логова злобных гномов, добытый одним ударом птицеящер… Это раз. Мимоходом сбитый с ног Вильгельм Патлатый, сраженный в невероятном прыжке граф Шроттмахер, фурор под балконами придворных дам… Это два. Вопрос: а что будет под номером три? Куда направится эта бьющая ключом энергия и удача? Между прочим, Николасу необычайно везет… Совершенно не ясно, почему спят ваши соглядатаи из особого королевского полка. Ведь в их обязанности входит пресечение подобных случаев нездоровой популярности.

– Хм, я давно недоволен особым полком и обязательно разберусь, отчего мне до сих пор не подали рапорт о Николасе. Ты уверен, что этот сельский паренек захочет трон?

– Барон молод. Злоумышленники обязательно постараются навешать на его юные уши отборной лапши. А если Николас пойдет на поводу у льстецов и провокаторов… Сейчас парень живет в моем доме, но рано или поздно он меня покинет. Тогда следить за ним будет некому.

– Вы предлагаете заточить его в острог? Или убить?

– Что вы, ваше величество! Такого никак нельзя допустить! – убежденно воскликнул Тилль. – Только представьте себе размеры народного негодования: «Где наш герой? Кто его убил?»

– А что делать, Всезнайгель?

– Я полагаю, его надо осторожно выслать за пределы королевства. С дипломатической миссией. А может, с военной.

– Отличная идея! Отправлю его в Черное королевство послом.

– Осмелюсь не согласиться, ваше величество, – задумчиво произнес Тилль. – По-моему, отправка в Черное королевство будет воспринята людьми как казнь. Давайте отошлем его не очень далеко, в сопредельное с нами государство, хотя бы в Наменлос. Пусть он приложит свои таланты к нашим не очень добрым соседям. А здесь, глядишь, забудут Николаса Могучего. Тут-то мы его и переведем поближе к Черному королевству.

Король помолчал, теребя одеяло. Проект придворного колдуна был интересен с нескольких сторон. И отсылка опасного барона, и возможность досадить упрямцу-соседу…

– Ты по обыкновению мудр, Всезнайгель. Подготовишь своего гостя к миссии?

– Более того, я провожу его до границы.

– Хорошо, побольше бы таких верных людей… Сегодня же издам указ. Завтра мальчонка должен выехать.

– Понял, ваше величество.

Тилль уже хотел откланяться, но король остановил его:

– Что с Катринель?

– Ах, с принцессой! Вчера в столице объявился провинциальный законник, некий Засудирен. Из Лохенберга. Законник изъял у пойманного на краже коня разбойника золотые вещи, а именно кольцо, самопрялку и мотовило. Исполняя ваш секретный приказ, Засудирен привез вещи на опознание. Ночью ваши сыщики разъехались с данными предметами по ювелирам, дабы те опознали, их ли это изделия. Думаю, скоро мы получим подтверждение.

– А преступник?

– Самому конокраду удалось бежать из тюрьмы Лохенберга, ваше величество. По словам законника, не обошлось без волшебства. Разумеется, я не поверил, обстоятельства побега будут расследованы. Опять-таки дело для ваших сыщиков из особого полка, они им и занялись.

– Ох уж этот особый полк…

– Кстати, вор сразу показал себя непростым типом.

– Хм, еще бы, с вещами Катринель!

– Не только. Странный разбойник зачем-то обряжался смертью и пугал народ в южных окрестностях Зачарованного леса. Засудирен считает, что возмутитель спокойствия – заговорщик. Получается, ваша невеста могла попасть в плен к изменникам. Вероятно, к изменникам-магам.

– Дункельонкель вернулся?!

– Нет, ваше величество, об этом я бы наверняка узнал.

– Ладно. Докладывай любые новости. Если есть заговор, я хочу, чтобы он был раскрыт!

На том и закончилась беседа с королем Генрихом. Монарх остался взволнованным, Всезнайгель отправился домой довольным.

Там его нетерпеливо ждали Коля и Катринель.

– Для беспокойства нет причин, – заявил Тилль. – Завтра мы отбываем к границе с Наменлосом. Так что готовьтесь. Кстати, сегодня во дворце шушукались, что граф Михаэль Шроттмахер проболеет недели две. Вы его, Николас, сильно зашибли. Не самое лучшее отношение к одному из ближайших наследников престола. Пойду, напишу письмо брату.

Перед рядовым Лавочкиным стояла задача, которую необходимо было решить перед отъездом: разыскать герольда графа Шроттмахера и получить плату за поединок – гарантированное возвращение домой, в полк. Коля намеревался потребовать своеобразную отсрочку выплаты.

«Вот отвезу Катринель в безопасное место, и можно двигать на Родину», – думал парень.

Он вышел на Зеленый рынок, спросил у прохожих дорогу к усадьбе Шроттмахера. Подойдя к дому Михаэля, Коля в нерешительности остановился. Как себя повести? Что люди скажут о человеке, пришедшем к герольду своего вчерашнего противника? Не будет ли это оскорблением чести графа?

– А мне какая разница? – буркнул солдат и постучался.

Дверь отворил старый слуга.

– Добрый день, – поздоровался Коля. – Мне бы…

– Здравствуйте, барон, – склонил седую голову слуга. – Граф ждет вас.

Парень немало удивился, но отступать было поздно.

Шроттмахер сидел в кресле, укрытый одеялом и пледом. Благородное лицо графа было болезненно бледным и слегка отекшим.

– А, Николас, – тихо начал Михаэль. – Спасибо, что зашли. Рад вам. Располагайтесь.

Солдат сел в кресло напротив графа. Тот продолжил:

– Извините, что не встаю. Ума не приложу, где вы научились такому приему… Но еще больше меня беспокоит другое. Что за колдуны вам помогают?

– Вы же знаете, граф, волшебство на турнирной площади невозможно, – Коля слегка растерялся.

– Я не о турнире, – Михаэль поморщился, чуть изменяя позу. – Я о своем герольде, о Клаусе.

– Что с ним?

– Это я у вас хотел спросить.

Парень непонимающе смотрел на графа.

– Наверное, вы действительно ни при чем… – после недолгого раздумья сказал Шроттмахер. – Вчера Клаус прямо здесь, на моих глазах, превратился в курицу. Представьте себе, вот он, Клаус, и вдруг – хлоп! – нет его, а есть гора одежды и кудахчущая под ней испуганная рябая несушка.

– Не может быть! – выпалил Коля.

– Слово дворянина, – с достоинством произнес граф. – Извольте убедиться сами, он в соседней комнате.

Лавочкин прошел к закрытой двери, распахнул ее и увидел на столе большую клетку, в которой сидела курица. Увидев Колю, она заволновалась, раскудахталась, стала жаться к дальней от солдата стенке.

– Смотрите-ка, он вас узнал! – воскликнул Михаэль.

Парень отошел в глубь спальни графа, надеясь, что птица успокоится. Но курица громко раскудахталась. Шроттмахер позвал слугу.

– Что с ней? С ним… – сипло спросил граф у старика.

– Смею заметить, господин, обычно они так кричат, когда несутся.

– Ты хочешь сказать, дурья башка, что бедняга Клаус сейчас снесет яйцо?!

– Простите, я не знаю о намерениях… господина герольда, но куры кудахчут громко и часто именно, когда…

Птица вдруг замолкла на несколько мгновений, и люди услышали подозрительный стук о прутья клетки.

– Пойди, посмотри, – велел слуге граф.

Старик приблизился к клетке, обернулся к хозяину и Коле.

– Так и есть, господин граф, снес… ла, – развел он руками. – Но не простое яичко…

– Золотое, что ли? – усмехнулся и снова сморщился от боли Михаэль.

– Да…

– Неси сюда, обормот! Шутить вздумал?

Слуга открыл дверцу, вытащил яйцо и снова запер клетку. Поднес «улов» Шроттмахеру.

На ладони старика лежало золотое яйцо с выдавленной на нем надписью: «Клятвопреступник».

Коля обалдел.

– Граф, – сказал он. – Я брал с вашего герольда клятву о том, что в обмен на мое согласие участвовать в поединке ваша сторона предоставляет мне способ вернуться на Родину, в мой мир… Если он соврет, то пусть станет Курочкой Рябой.

– Полно вам, барон, – скривился Михаэль. – Я вам сейчас поклянусь, что я женщина. Смотрите: клянусь, что я женщина, иначе быть мне конем! Ну, иго-го?

– Я, честно говоря, шутил над вашим Клаусом… Значит, про могущественного колдуна, который вернет меня домой, он соврал…

– Уважаемый Николас, я приношу свои извинения, – граф с сожалением покачал головой. – Клаус делился со мной вчера, здесь, после боя, что за ложь он вам продал. Я без всяких шуток признаюсь: у меня нет знакомых могущественных колдунов. И мне жаль… Я так хотел этого поединка. Как мальчишка. Вот он и соврал.

Солдат с грустью поглядел на Михаэля, потом на курицу.

– До свидания, граф. Я должен идти. Поправляйтесь скорее.

Слуга проводил парня к выходу. Шроттмахер чувствовал себя обманщиком.

Лавочкин брел к Зеленому рынку, печально повесив голову. Картинка получалась препоганейшая. В начале куриной истории Коля растерялся, но стоило Михаэлю обмолвиться, что он знал об обещании Клауса, и до парня мгновенно дошло: граф и его герольд придумали и разыграли для него спектакль с рябой курицей и якобы золотым яйцом. За простачка держали. Думали, он поверит в их сказочку. Ну, что ж… Не впервые люди отказываются платить по счетам. Бог им судья. Теперь вся надежда на Всезнайгеля.

«А я-то раскатал губищу, – горько усмехался солдат. – Попросить об отсрочке хотел. Лох, чистой воды лох»…

Желая хоть немного взбодриться, парень отправился к лавке Йорингеля.

Скорняк радостно поприветствовал делового партнера.

– Видите, Николас, мой листок? – чуть ли не кричал мастер, размахивая перед Колиным носом исписанной бумажкой. – Это заказы на остатки вашего птицеящера.

– Здорово, – проговорил солдат, пытаясь натянуть на лицо улыбку.

«Натягивай на чурбан улыбку или не натягивай, все равно чурбаном останется», – мысленно казнил себя парень.

– А это, – скорняк выложил на прилавок большой мешочек с талерами, – остаток моего долга. Господин Николас, мы с вами почти богатеи!

– Да-да, Йорингель, – пробубнил Коля. – Почти богатеи…

– У меня есть просьба… – начал мастер, но осекся. – У вас что-то случилось?

– Нет, Йорингель, не обращайте внимания. Временные трудности. Что за просьба?

Скорняк слегка стушевался, однако сказал:

– В общем, у клиентов сложилось ощущение, что мы с вами – постоянные партнеры. Мы говорим: «Кожаные изделия от Йорингеля», подразумеваем «От Николаса». Я подумал, а почему бы нам не остаться партнерами впредь?

– Я бы с радостью, только больше не охочусь.

– Вы не понимаете. Я имел в виду другое: пусть ваше имя останется на вывеске и ярлычках, а я стану отчислять вам долю. Например, талер с каждых двадцати. Еженедельно. Я не обману!

– А! Вот вы о чем! – воскликнул Коля. – Не возражаю. Конечно, я вам верю, и мастер вы замечательный. Я должен исчезнуть на неопределенное время. Если не объявлюсь в течение года, моя доля – ваша. По рукам?

– Естественно!

С этого дня барон Николас Могучий стал лицом и брэндом скорняцкой лавки Йорингеля.

Взяв мешок с причитающимися за птицеящера деньгами, солдат навестил игрушечника Ринкранка.

К Колиному удивлению, в палатку стояла очередь из пяти человек: три пацана, женщина и мужчина. Пока настоящий Николас беседовал с Ринкранком, каждый из покупателей взял по игрушечному. Маленькие Николасы стояли на прилавке плотными рядами, а остальные рыцари сиротливо притулились сбоку. Мастер ловко поставил на места купленных новые фигурки. Очень кстати: подбежала новая стайка детей, зазвенели талеры.

Ринкранк радовался жизни не меньше Йорингеля. В карман солдата перекочевал небольшой мешочек с его долей выручки.

– Как договаривались, по талеру с пяти, – пояснил мастер. – Другие игрушечники тоже стали тебя делать, но я был первый, ко мне идут лучше. Еще по городу бродит слух, что я делал свои фигурки прямо с тебя, а ведь так оно и есть! Вот народ и идет в мою палатку. Правда, я снизил цену до четырех талеров за штучку.

– Ринкранк, слушай, с сегодняшнего дня считай мою долю как один с двадцати, – предложил Коля. – Не возражай. Я уеду и могу не вернуться…

И солдат повторил те же условия, что предложил и Йорингелю.

Игрушечник был на седьмом небе.

Лавочкин же не был в сильном восторге. Да, он срубил кучу бабок и вообще проявил себя как опытный игрок в «Монополию». Но к радости добавились две ложки дегтя. Во-первых, позорное надувалово со стороны Клауса и графа. А во-вторых, рядовой никогда и не планировал заниматься бизнесом! Солдат испытывал чувство сродни стыду, хотя не объяснил бы внятно – перед кем и за что.

Не в деньгах счастье.

Слуга мудреца Хайнц встретил Лавочкина в прихожей и промолвил неизменно грустным тоном:

– Барон Николас, Тилль хочет вас принять в своем кабинете. А в гостиной жаждет встречи маркиза Знойненлибен. Она осведомлена о том, что мудрейший ждет вас, поэтому любезно согласилась скоротать свой досуг в одиночестве.

Парень занес деньги к себе в комнату и отправился на второй этаж.

Дверь кабинета была открыта. Здесь по-прежнему царил творческий беспорядок. Клюка, на которой обычно спала сова, пустовала. Всезнайгель сидел за центральным столом спиной к входу и писал.

– Закройте за собой дверь, Николас, и садитесь, – сказал он, не оборачиваясь.

Коля выполнил просьбу мудреца. Тилль отложил перо в сторону, сцепил пальцы.

– Ситуация меняется не в лучшую сторону, Николас… Мне тут сова на хвосте принесла, что вами интересуются на магическом уровне, – сообщил Всезнайгель. – Причем не самые хорошие люди. Был замечен ворон одной колдуньи. Ворон о вас вызнавал… Имя Хельги Страхолюдлих о чем-нибудь говорит?

– Только о том, что человеку не повезло с фамилией, – попробовал пошутить парень, но вышло кисловато, без искорки. – Никогда о такой не слышал.

– И хорошо, что не слышали. Плохо, что приходится о ней вспоминать. Хельга была соратницей мага, пытавшегося занять место короля Генриха. Редкая представительница дворянства в стане волшебников. Довольно сильная колдунья. Опасайтесь удара в спину.

– Ладно, – пожал плечами Коля.

– Эй, так дело не пойдет! Вас что-то гложет, – насторожился Всезнайгель. – Что случилось?

Солдат подумал-подумал да и решил для разнообразия рассказать Тиллю о сделке с Клаусом и розыгрыше с Курочкой Рябой. Парню было стыдно перед мудрецом за то, что не посоветовался, договариваясь о поединке. Захотелось пожаловаться, как его облапошили граф со слугой…

– Хм… Нехорошо получилось, – бесцветно произнес Тилль. – И вы отнюдь не молодец, Николас. Не верите мне, значит. Обидно! Но Клаус… Надо его за этот проступочек слегка наказать. Графа трогать не будем, вы его уже приложили… Посмотрим, что можно сделать.

Мудрец встал, выкопал из-под завалов зеркало. Не очень большое, с глянцевый журнал. В потемневшей резной раме.

Прислонив зеркало к штативу, Всезнайгель потер поверхность рукавом. Отражение кабинета и Тилля помутнело, поплыло…

– Сейчас мы его найдем и хорошенько испугаем, – пробормотал придворный колдун.

Коля глазел на зеркало.

– Покажи Клауса, герольда, – приказал волшебному предмету Тилль.

Муть растаяла, в зеркале появилось изображение клетки и сидящей в ней Курочки Рябы.

– Ух, ты… – выдохнул солдат.

Всезнайгель присвистнул.

С крайнего стола соскочил котел и заплясал к центру напольной пентаграммы.

– Тьфу, все время забываю! – раздраженно воскликнул мудрец. – Место!