Замок Хельги Страхолюдлих скрылся в густом тумане. Туман сыграл злую шутку с каретой графини и прапорщика: она угодила в яму. Яма была неглубокой, лошади не пострадали. Кучер улетел в кусты. Поцарапался да испугался.
Карета нырнула и перевернулась на бок. Палваныч приложился боком о стенку, а сверху на прапорщика навалилась Хельга. Колдунья была нетяжелой, но придавила больно. Ускорение, однако.
Выбравшись наружу, Дубовых вытянул из опрокинутого транспорта спутницу.
– Ну, блин, и дороги у вас, – прокряхтел Палваныч, потирая ушибленный бок. – Никакого планового ремонта.
– Товарищ прапорщик, – Хельга показала на яму, в которую угодила карета. – Да это же след Гроссмалыша.
– Циклопская морда! – Дубовых зло сплюнул. – Вот и твори добро после этого! Поневоле осатанеешь!
– Он не виноват, – сказала бывшая графиня.
– Это же дорога! Под ноги смотреть надо! Встречу, глаз натяну на… – прапорщик осекся – все-таки не на плацу. – Назад теперь топать за конями… Не на гужевых же ехать, и седел нету. А возвращаться плохая примета. Не будет дороги, блин.
Стонущая парочка и молчаливый исцарапанный кучер, ведущий кобылок, дошли обратно.
Подали лошадей.
Страхолюдлих переоделась в верховой костюм. Черные просторные брюки, жакет, берет, под который она спрятала собранные в узел волосы. Алый платок на шее. Черные сапоги.
Прапорщик залюбовался.
– Знаешь, Хельгуша, – сказал он. – Ты бы одевалась чуточку повеселее. Хотя бы в темно-синее, что ли. А то как на похоронах… И не такой бледненькой выглядеть будешь.
– Хорошо, товарищ прапорщик. Как прикажете. Я готова хоть обнаженной.
– Обнаженной? Перспективно. Но повременим.
На дороге, соединяющей Лохенберг и Стольноштадт, Палваныч и Хельга оказались только к полудню. Повернув к главному городу Вальденрайха, они сразу встретились с медленно катящейся телегой, запряженной парой лошадок. Лошадки показались прапорщику знакомыми. Узнал он и двух братьев, дремавших в телеге. (Надо сказать, что накануне они продали последний горшок и ехали с выручкой в родную деревню. Естественно, выпив по случаю удачной торговли.)
«Уж чему меня научил случай с треклятой телегой, – подумал Палваныч, – так тому, что любой добытый предмет нужно оборачивать в деньги, то есть подвергать продаже… А они, стало быть, продали черепки. Значит, у них что? Деньги!»
– Аршкопф, – тихо сказал Дубовых. – Слушай команду. Доставить с телеги деньги в мою седельную сумку – и вольно.
– Есть, товарищ прапорщик! – отозвался черт.
Один из братьев-горшечников сидел на мешочке с талерами – чтобы не украли. Аршкопф перерыл тент, лежавший за спинами мужичков. Пусто. Вывод – деньги у них.
– Эй, крестьяне! – пискнул черт. – Ну-ка быстро гоните монеты!
Братья проснулись, выпучили глаза. Затем кинулись в разные стороны. Рогатый подхватил мешочек и исчез.
Горшечники остановились шагах в тридцати от дороги. Лошади, почуявшие нечистую силу, пошли рысью. Тогда, не сговариваясь, мужички припустили за телегой.
– Несчастливые мы с тобой, – сказал один брат другому, уже сидя в телеге. – То смерть увидим, то черта…
– Дурак! – возразил ему второй. – Были бы несчастливыми, все закончилось бы на свидании со смертью.
Как видно, первый был явным пессимистом, а второй и вовсе дурачком.
Пополнивший кассу Палваныч почувствовал себя намного лучше. Такова была натура прапорщика – его любовь к деньгам была взаимной.
Он преисполнился надежд: «Еще чуть-чуть, и поймаю дезертира Табуреева, или кто он там по паспорту… Выбью из него признание, где ход домой спрятан… Ведь ежу ясно – не случайно он сюда скакнул, гаденыш! Вон, шуплец, „дедами“ недобитый, оказывается, он кто. Барон!!! Как времена изменились, ядреный гриб… Двадцать лет назад его бы так за эти аристократические штучки отутюжили – родная, мать ее, мать не узнала бы!.. Но я еще до него доберусь, спущу трое шкур…»
Рядом с Палванычем ехала графиня Страхолюдлих. Она смотрела на профиль прапорщика и любовалась.
Любовь Хельги к Палванычу была порочна, несчастна и… благородна. Порочна, потому что она видела в нем Повелителя Тьмы. Несчастна, потому что сердце прапорщика ей не принадлежало. А благородна, потому что Хельга положила на алтарь своих чувств все – в том числе деньги, имущество и собственную душу.
Так и ехали они, каждый со своими мыслями, мечтами и страстями.
Когда до столицы оставалось около часа пути, ворон полетел на разведку.
За очередным холмом Палваныча и Хельгу остановили дозорные: трое солдат и один боец особого королевского полка. Страхолюдлих сразу отличила его по темно-коричневой форме.
– Господа, куда путь держите?
– В столицу, – буркнул прапорщик.
– Разрешите узнать цель.
– Разрешаю.
– Э… – боец особого полка удивился.
Он привык к тому, что каждый норовит ему угодить.
– Ну и какова цель вашего визита в Стольноштадт?
– «Ну и», «ну и»… Хренуи! – взревел Палваныч.
В нем пробудилась чисто военная злость старшего по званию, которому грубит младший. Сколько раз, гуляя по городку Подмосковинску (извините, название изменено в целях сохранения государственной тайны), Дубовых останавливал зеленых солдатиков и самозабвенно их песочил.
– Как ты, рядовая морда, говоришь со старшим по званию?! Перед тобой непосредственно прапорщик ракетных войск, ядрена бомба! А ну живо доложи, кто такой. Сегодня же полковник будет знать о твоем хамстве.
Боец отступил на шаг от лошади Палваныча, встал по стойке «смирно».
– Рядовой Фриц, господин-простите-не-разобрал-звания!
Очевидно, у солдат имеются особые рефлексы, срабатывающие на старшие по званию раздражители.
– Фриц?! – не унимался прапорщик Дубовых. – Били наши отцы и деды вас, били, и вот он ты в обратный зад! Ну-ка, Хейердал тебя утопи, упал и, соответственно, отжался!
Солдат не посмел перечить. Он, грешным делом, решил, что это некий разведчик из старой гвардии, ровесник и знакомец самого Хельмута Шпикунднюхеля.
Натешившись, прапорщик скомандовал: «Закончить упражнение». Буркнул привычное: «Ну, смотри у меня» – и в сопровождении графини продолжил движение к столице конным порядком.
Дама в очередной раз убедилась в силе Мастера. А тот бормотал под нос:
– Ну, ты глянь, Фриц… Нет, конечно, я в чем-то перегнул через палку… Он ведь, скорее всего, не виноват… Они далеко не все, чтобы сразу… Но если бы его звали Адольф, я бы рубанул!
Прапорщик замолчал, качая головой и грозя кулаком неведомым супостатам.
– Эх, Хельгуша, – вздохнул Палваныч, когда напуганные дозорные скрылись из вида. – Наука утверждает, что если ты злишься, то надо посчитать до десяти, и гневное состояние организма пройдет…
– Правда?
– Точно так. Только эти лысые очкастые черти в белых халатах не учитывают армейской специфики. Нам для полного успокоения необходимо считать как минимум до пятидесяти. А чтобы счет задаром не расхалявился, мы заставляем рядовых делать отжимания. Так сказать, совмещаем полезное с приятным.
Прапорщик и ведьма въехали в Стольноштадт под вечер. Направили коней к дому Всезнайгеля. Вскоре вернулась Хельгина птица.
Ворон сел на плечо хозяйки и тихо прокаркал:
– Бар-р-рон уехал в др-р-ругую стр-р-рану. Наменлос. Вчер-р-ра ут-р-ром. Всезнайгель с ним.
– Спасибо, Вран, – проговорила Страхолюдлих. – Лети, шпионь дальше. Узнай, зачем и надолго ли отбыл Николас.
Птица вспорхнула и скрылась.
– Поедем за дезертиром, – сказал прапорщик, играя желваками.
– Тотчас же?
– Нет, завтра. У тебя тут есть нора – расквартироваться?
– Когда-то была… И кое-кто мне ответит за то, что ее не стало…
Бывшая аристократка играла желваками ничуть не хуже прапорщика.
Решили скоротать ночь на постоялом дворе.
У входа в трапезную Палваныч столкнулся с длинным мужичком в белом парике.
– Куда прешь, жердь гражданская? – прорычал прапорщик.
Одного взгляда было достаточно, чтобы признать в долговязом неуклюжем мужчине законника Засудирена. Палваныч отвернулся и зашагал к прилавку.
На счастье беглого конокрада, Засудирен был в глубоком расстройстве. Он приехал в столицу с разными вестями. Одна хорошая – обнаружен след принцессы. Другая плохая – заговорщик сбежал. Законника допросили, изъяли золотые вещицы, пригрозили расследованием на предмет халатности или даже пособничества изменнику. В довершение велели сидеть в столице и ждать. В любой момент дня и ночи вызывали на дополнительные беседы. Засудирен несколько дней торчал в гостинице между койкой и трапезной. Постепенно ему становилось тоскливо. Дабы развеяться, он начал писать стихи и пить пиво.
Знал бы бедняга законник, что несколько секунд назад столкнулся с источником своих бед! Но провалившийся в омут горя Засудирен шел, словно узник, потерявший волю и интерес к окружающему. Его ждала снятая за казенный счет маленькая вонючая комнатка – похуже иной камеры.
Прапорщик и графиня сели за столик в самом дальнем углу.
– Ах, Хельга, – просипел Дубовых. – Я сейчас снова чуть в тюрьму не угодил. Видела долговязого комика в парике? Прокурор, между прочим. Еле ноги унес.
– Хочешь, я отомщу? – спросила колдунья.
– Отставить, – с теплом в голосе приказал Палваныч. – Он же не виноват, что удод. У него работа такая. Типа волк – санитар леса.
Поужинав, путники заперлись в комнате.
Палваныч сразу улегся, а Хельга, помня о запланированной сходке своего ордена, бродила по комнате. Она не могла справиться с волнением: нынче это сборище колдунов и ведьм наконец-то перестанет быть жалким. Цель! Вот что превращает яйцо в курицу, животное в человека, мальчика в юношу, девушку в женщину…
Хельга подошла к окну, вглядываясь в черное небо.
– Чего шаришься? – недовольно пробубнил Дубовых.
– Товарищ прапорщик, мне нужна метла.
– Потерпи до утра. Рынок закрыт. И черт знает, где ее взять в темное время суток, – отмахнулся сонный Палваныч, отворачиваясь к стенке.
Мгновенно явился Аршкопф с метлой в мохнатых руках.
– Благодарю! – прошептала напуганная появлением черта графиня.
– Угу, – пробормотал прапорщик, не открывая глаз, – все вам подсказывай… Ладно, вольно, разойтись…
Палваныч уснул.
Аршкопф, исполняя команду, исчез. Хельга подхватила падающую метлу. Отличная, новая. Палка кривовата, но так даже удобнее. Ведьма прошептала заклинание полета. Метла дрогнула. Можно было стартовать.
Отворив окно, графиня села на метлу и вылетела на улицу. Сделала несколько пробных виражей и направилась к месту встречи.
Между двумя холмами, на поляне, освещенной пятью большими кострами, уже толпилось черное воинство. Пять или шесть ведьм кружили в воздухе. Выше парили три ворона – колдуны, приглядывающие за окрестностями. Потихоньку слетались опаздывающие.
Собралось десятка три приспешников темного ордена.
Графиня приземлилась чуть в стороне. Встала на небольшое возвышение.
– Приветствую вас, армия товарища прапорщика!
– Здравия желаем, товарищ Страхолюдлих! – ответили колдуны и ведьмы.
Они отлично усвоили уроки строевой дисциплины, которые преподал им Палваныч на последнем шабаше.
– Настало время показать нашему непосредственному командиру, что его люди чего-то стоят! – продолжила Хельга. – Сейчас товарищ прапорщик ищет Николаса Могучего – своего солдата, самовольно покинувшего нашего Мастера!
– Смерть предателю! – заорали участники ордена.
Ведьмы потрясали поднятыми над головами метлами, колдуны – сжатыми кулаками.
– Не спешите! Он нужен Повелителю живым! Схватить и бросить его к ногам товарища прапорщика – вот наша главная боевая задача!
– Где он? Где он?
– Он едет в Наменлос! Ищите, хватайте! Но будьте осторожны – с ним Всезнайгель!
Тут участники митинга услышали громкий свист и принялись озираться. Они увидели приближавшихся бойцов особого королевского полка.
– Вы поняли приказ? – прокричала Хельга.
– Да!
– Тогда – уходим!
Сотворив ослепительно яркую вспышку над головами соратников, Страхолюдлих вскочила на метлу и устремилась вверх. Ведьмы последовали ее примеру.
Колдунам требовалось больше времени, чтобы обернуться воронами. Несколько ведьм проделали отвлекающие маневры, пуляя в бойцов королевского полка световыми вспышками.
У каждого солдата было по паре арбалетов, метательные ножи и мечи. Ослепленные магическими огнями, они лупанули наобум из арбалетов, не причинив заговорщикам ни малейшего вреда. Затем в ход пошли метательные ножи. К радости нападавших, один нож попал в ворона. Птица упала наземь и превратилась в колдуна.
Бойцы посчитали задачу выполненной.
Дело в том, что солдатам особого полка поставили четкую боевую задачу: захватить хоть одного заговорщика, у которого предполагалось выведать планы ордена.
Обступив колдуна, бойцы поняли, что пленный с ножом в груди много не расскажет.
– Чего вы добиваетесь? – проорал, склонившись над колдуном, старшина.
– Наша цель – Николас Могучий… – прохрипел заговорщик. – Слава Повелителю!..
Тут колдун испустил дух.
Так орден понес первую потерю.
Никто не заметил, как арбалетная стрела, потерявшая убойную силу, угодила в бок сове Тилля. Та вскрикнула и полетела к дому.
Менее чем через час после ночной стычки Хельмуту Шпикунднюхелю доложили последние слова пленника. Глава сыска с удовлетворением пробормотал:
– Все сходится… Николас и Всезнайгель – предатели… Ну, барон! Ну, повелитель!..
Позже, к утру, пришли с докладами наблюдатели. Все твердили об одном: участники колдовской своры в полном составе, правда, разными дорогами, движутся к границе с Наменлосом.
– Почему?! – Шпикунднюхель отчаянно тер виски, пытаясь понять происходящее. – Может, они развернутся и пойдут открытым фронтом с бароном-выскочкой во главе? Глупо… Хотя кто их знает? А может, их цель не король Генрих, не Вальденрайх?.. Наменлос! Вот их цель.
Хельмут стал ходить между столом и дверью.
– Пора Генриху узнать, что творится в королевстве. Утром – к нему.
Зашел секретарь.
– Господин Шпикунднюхель! Дозорные сообщили, придворный колдун в городе!